Лавиния знала, что не забудет эту сцену до конца своих дней. Они сидели вокруг стола в библиотеке — Дэниел, Шарлотта, Джонатан, сэр Тимоти и мистер Маллинсон. Лицо Шарлотты, по контрасту с ее черным строгим платьем и гладко зачесанными назад черными волосами, казалось особенно бледным. Щеки мистера Маллинсона розовели в лучах света, падавшего от лампы. В нем не осталось и следа мрачности, отличавшем его на кладбище. Без сомнения, сцены, подобные нынешней, были для него чем-то привычным и даже заурядным. Однако он поднял удивленные глаза на Лавинию, когда та вручила ему сложенный лист бумаги.

Шарлотта, начавшая было бранить Лавинию за ее бесцеремонное вторжение, внезапно замолчала. Теперь на Лавинию уставились все.

В глазах Шарлотты появился страх. Он был столь же несомненен, как если бы она вдруг закричала. Бледнее ее лицо стать уже не могло, но оно как-то заострилось и от него словно совсем отхлынула кровь.

Лавиния пытливо вгляделась в лица остальных. Кто еще был испуган?

С радостью она отметила для себя, что Дэниел не испугался. У него был просто удивленный и заинтересованный вид. Сэр Тимоти тоже выглядел всего лишь раздраженным, потому что он, как всегда, куда-то подевал свои очки и не мог отчетливо видеть ее и понять, что происходит.

Джонатан? Он смотрел на Лавинию с каким-то странным дерзким вызовом. На этот раз он не улыбался; что именно он чувствовал в этот момент, она совершенно не понимала.

Те несколько минут, в течение которых мистер Маллинсон изучал врученный Лавинией документ, показались неимоверно долгими.

Наконец мистер Маллинсон медленно произнес:

— Произошло нечто совершенно неожиданное. Но данный документ, по всей видимости, вполне законен.

Шарлотта спросила замирающим голосом:

— Что это такое?

Мистер Маллинсон откашлялся и торжественно возвестил:

— Я держу в руках документ, который, по всей видимости, полностью аннулирует завещание, которое я составил для покойной. Позднее юная леди, без сомнения, подробнее расскажет нам об обстоятельствах, при которых это произошло, а до тех пор вы, вероятно, хотели бы узнать содержание документа.

Сэр Тимоти с удовольствием произнес:

— Старая дама под конец-таки выкинула номер, да? Не могу сказать, чтобы это меня удивило. По-моему, иностранцы вконец ее испортили. Она научилась у них пользоваться окольными путями. Ну что ж, Маллинсон, продолжайте, расскажите нам, о чем там говорится.

Мистер Маллинсон снова торжественно откашлялся.

— Завещательница заявляет, что она желает оставить все свое состояние своей внучатой племяннице Флоре, «которая, по всей видимости, относилась ко мне с любовью». — Мистер Маллинсон брюзгливо наморщился. — Документ написан не совсем по форме, но все необходимые требования в нем, по всей видимости, соблюдены. Так же как и в предыдущем завещании, я назван в качестве исполнителя и доверенного лица, документ должным образом подписан, заверен свидетелями и датирован. Так что мы должны признать его законным.

Шарлотта наклонилась вперед, глядя на него неверящими глазами:

— Но это невозможно!

Однако Дэниел улыбнулся с явным удовольствием.

— Флора — наследница! Вот так сюрприз! Шарлотта, со стороны твоей тетки это был необыкновенно разумный и верный поступок. Она, без сомнения, боялась, что Флора навсегда останется больна. Не правда ли, мисс Херст? Почему бы вам не присесть и не рассказать нам, как все было?

— Эту бумагу надо порвать! — вырвалось у Шарлотты. — Она не может считаться законной. Написано все на какой-то линованной бумаге! Да Боже мой, это похоже на шалость ребенка. Мистер Маллинсон, неужели вы признаете, что такая вздорная бумажка может быть принята судом всерьез.

Мистер Маллинсон, сощурив глаза, поглядел на Шарлотту.

— Я согласен с тем, что документ написан непрофессионально. Вообще-то говоря, когда речь идет о состоянии такого масштаба, как состояние контессы, это, конечно, смешно. Все мои статьи и условия здесь решаются одним махом. Но боюсь, его юридическая сила неоспорима. Вы вполне можете проконсультироваться с кем-нибудь другим, миссис Мерион, — добавил он уже более официальным тоном.

— Так я и сделаю, — пообещала Шарлотта. — Можете не сомневаться. Я не верю в то, что моя тетка вообще подписывала эту бумагу. Как вы можете доказать, что это ее подпись?

Тут Джонатан впервые издал какой-то звук, весьма похожий на сдавленный смех — этакий внезапно оборванный саркастический хохоток. Но ведь он смеялся всегда и надо всем, ибо слезы были ему неведомы. Теперь этим смехом выражал он даже свое разочарование, когда лишился своей доли в наследстве тетки. Ведь после столь усиленного внимания, которое он ей оказывал, это должно было явиться для него горьким разочарованием.

— Что ты хочешь сказать, моя дорогая? — Дэниел не смеялся. Голос его был резок. — Что этот документ фальшивый?

— Да, — заявила Шарлотта. — Мы все знаем, какие чувства испытывает мисс Херст к Флоре. Да и действительно ли это — чувства к Флоре? Может, она рассчитывает прилепиться к Флоре на всю жизнь, замечательно уйти таким образом от всех проблем, встающих перед женщиной, у которой ни гроша за душой.

— Шарлотта! Замолчи!

— А как еще ты можешь это объяснить! — в ярости вскричала Шарлотта. — Мы находимся в Виндзоре — так удобно: дома нас нет! И вот мою бедную тетушку, слабую и немощную, обводят вокруг пальца. Я прекрасно все это себе представляю. Ее всячески настраивают против моего дорогого Тедди и непрерывно твердят о том, как замечательна, мужественна и беспомощна Флора. И затем происходит вот это! — Она вытянула дрожащий палец в сторону пораженного мистера Маллинсона. — Может, документ и не подделка, но он результат недопустимых уговоров, и я это докажу.

— Шарлотта, — тяжело роняя слова, произнес Дэниел. — Они оба твои дети: и Флора, и Эдвард. Если уж да то пошло, почему ты не беспокоишься за Саймона, о котором в завещании вообще не упоминается.

— Потому что у Саймона будет Винтервуд. Разве ему этого недостаточно? Флора выйдет замуж. А что будет с Тедди? Почему он должен остаться без гроша? Неужели это единственное вознаграждение, которое я получаю за то, что доставила эту надоедливую старую женщину сюда? После всех обещаний, которые она мне надавала...

Мистер Маллинсон барабанил пальцами по столу:

— Простите меня, миссис Мерион. Но я вынужден попросить вас помолчать. Тогда, быть может, мисс Херст расскажет нам, как все это случилось.

Шарлотта откинулась на спинку кресла.

Казалось, она вот-вот потеряет сознание: лицо у нее угрожающе побелело, а безумные глаза с пугающей ненавистью остановились на Лавинии.

Лавиния сама с трудом удерживалась, чтобы не заговорить. Чтобы унять гнев, она крепко стиснула руки. Как смеет Шарлотта разговаривать с ней подобным образом?!

— Рассказывать особенно нечего. Леди Тэймсон среди ночи позвонила в колокольчик и потребовала, чтобы Элиза и я пришли к ней и сделали для нее это. Я не знаю, как давно мысль изменить завещание зрела в ее голове. Без сомнения, решение леди вовсе не было продиктовано тем, что Флора будто бы пыталась расположить ее в свою пользу. Более того, я постоянно бранила Флору за ее грубость. Я думаю, ей не хотелось проникаться любовью к леди Тэймсон потому, что она знала, что старая дама должна в скором времени умереть.

— Избавьте нас от вашей философии, мисс Херст, — ядовито промолвила Шарлотта.

— Я просто объясняю, как между леди Тэймсон и Флорой возникло чувство взаимной привязанности, — сказала Лавиния, стараясь сохранить спокойствие. — Боюсь, что к Эдварду леди Тэймсон подобных чувств совсем не питала. В тот вечер даже имел место один неприятный эпизод. Возможно, она вспомнила о нем, когда настаивала на аннулировании своего прежнего завещания. Она сказала, что от него в выигрыше был бы Эдвард.

— Эдвард и его мать, — поправил мистер Маллинсон. — Половина должна была быть положена на специальный счет в пользу мальчика, а миссис Мерион... впрочем, теперь это уже принадлежит истории. Продолжайте, мисс Херст. Эта драматическая сцена происходила посреди ночи? Но почему вы ничего не сказали? Почему новое завещание не было отправлено на хранение мне?

— По требованию леди Тэймсон, оно должно было сохраняться в тайне. Она просила и Элизу, и меня ничего не говорить. Позвольте мне сказать, что Элизу не следует винить ни в чем; что же касается меня, то я просто выполняла волю умирающей женщины, и, естественно, эта воля была для меня священной. — Лавиния вздернула подбородок. Она оглядела сидевших за столом, благодаря небеса за то, что в ее теперешнем волнении все лица расплывались перед ней в одно сплошное пятно. Нервы ее были напряжены до предела. — Я не собираюсь отрицать, что очень рада за Флору. Но заверяю вас, решение леди Тэймсон было совершенно самостоятельным. Я не имею к нему решительно никакого отношения. Смею только надеяться, что эти деньги принесут Флоре счастье. А теперь, если позволите, я уйду — мне надо упаковать свои вещи. Я уеду отсюда рано утром. Была бы очень признательна, если мне разрешат воспользоваться экипажем, чтобы добраться до железнодорожной станции, но если это окажется не совсем удобным для вас, я могу дойти до деревни пешком и нанять какую-нибудь повозку там.

Дэниел вскочил.

— Мисс Херст, что вы говорите, что это за глупости, черт побери?

Душа ее уже не способна была вместить в себя груз новых переживаний. Она не видела ужаса, неверия, боли, выразившихся на его лице. Боль?! Она холодно ответила:

— Вряд ли вы ожидаете, что я останусь в доме, где ко мне относятся с подозрением, мистер Мерион. На этот раз, может быть, вы все-таки посчитаетесь с моими чувствами.

С этими словами она повернулась и вышла из комнаты со все еще высоко вскинутой головой и лицом, горящим от гнева. Она удалилась со всей поспешностью, какую только могла себе позволить, не роняя при этом достоинства, однако недостаточно быстро, чтобы избежать совершенно неуместного восхищения Джонатона Пита.

— Браво, мисс Херст! Браво!

Встревоженная Элиза ждала ее наверху.

— Ну как, это было ужасно, мисс?

— Кошмарно, Элиза, но теперь все кончилось. И вас никто ни в чем винить не будет. Мистер Маллинсон говорит, что завещание в полном порядке, так что Флора получит свое наследство. Нам остается только порадоваться этому.

— Но у вас такой расстроенный вид. Что они вам сказали?

— Неважно, Элиза. Вы не пойдете со мной помочь мне уложить мои вещи?

— Неужели они вас уволили?! — вскричала Элиза.

— Нет, но я заявила о своем уходе. Не огорчайтесь так, глупое вы существо. Этого следовало ожидать.

Элиза ломала руки.

— Вы сделали только то, что вас попросили. Как они могут винить вас? Если они в здравом уме...

— В здравом уме? — резко переспросила Лавиния. — Ну разумеется!

— У меня иной раз возникали опасения насчет хозяйки. Сколько уже лет с ней случаются эти приступы ярости — хуже, чем у мисс Флоры. У хозяина бывает иногда такой встревоженный вид, у меня за него просто сердце кровью обливается. Берта говорит, — Элиза быстро оглянулась вокруг и понизила голос, — она от него на ключ запирается. С тех самых пор, как родился Мистер Эдвард...

— Пойдемте, помогите мне уложиться, — быстро проговорила Лавиния. Только занявшись каким-нибудь делом, она могла помешать себе слушать со слишком жадным вниманием, задавать вопросы и вообще вести себя не лучше любой сплетничающей прислуги.

— О мисс! — Элиза вернулась к непосредственно стоявшей перед ними проблеме. — У мисс Флоры сердце разорвется от горя. А ведь с вашим появлением здесь ей стало намного лучше! Вы даже не представляете себе. Мы с Бертой как-то говорили, что с год не слышно было, чтобы она хоть раз засмеялась. Никакие деньги на свете не возместят для нее разлуку с людьми, которых она любит. За одну неделю лишиться и вас, и миледи. Не знаю, мисс. Может быть, вы еще переду, маете?

— И чтобы меня называли воровкой, а то и кем-то похуже?!

— Мы все знаем, вы настоящая леди, мисс. Но ваш уход отбросит Флору в прежнее состояние. И это сейчас, когда она начала двигать пальцами ног и все прочее. — Элиза была слишком деликатна, чтобы обвинить Лавинию в трусости или эгоизме. — Конечно, это не мое дело. Скажу только, что мне тоже будет вас не хватать.

Лавиния резко ее оборвала:

— Не льстите мне, Элиза. Это совершенно бесполезно. Вы очень плохо представляете себе ситуацию. Мне необходимо уйти.

Когда она уже почти уложила свои скромные вещи — тут были простенькие рубашки и нижние юбки, отделкой мало отличавшиеся от белья прислуги во избежание нареканий со стороны прачек, ее воскресные башмачки на пуговках, ее жалкое синее шелковое платье, дневник, ключ от которого она носила на шее, хотя записей в нем, сделанных в минуты, когда чувства переполняли ее сердце, было совсем немного, — вошла Элиза с недошитым шелковым платьем.

Она приложила его к Лавинии со словами;

— Цвет очень идет вам, мисс. Удачно выбран. У мисс Флоры есть вкус, ничего не скажешь. Она так будет разочарована, не увидев вас в этом платье, — ведь это ее подарок.

— Элиза, прекратите, я вам говорю!

Элиза смотрела на нее круглыми от удивления глазами.

— Я не хотела вас огорчать, мисс.

— Нет конечно, вы хотели всего лишь поглубже догнать гвоздь мне в сердце.

— Простите меня, мисс. Право, я очень сожалею, вероятно, и я долго здесь не останусь.

Лавиния была так удивлена, что на минуту позабыла о жалости к самой себе.

— Вы собираетесь уйти? У вас есть на примете другое место?

— Нет, но после всего... если взять то и другое и сложить вместе...

— Вас никто ни в чем не обвинит, Элиза. Я об этом позаботилась.

— Нет. Дело не в этом. Имеются и другие обстоятельства. Должна сказать, я просто не знаю, что делать.

— Вы чего-то боитесь, Элиза?

Элиза бросила на нее быстрый взгляд и опустила глаза.

— Мне нечего бояться. Просто дело в том...

Она неожиданно начала плакать, утирая глаза фартуком.

— По правде говоря, я тоскую по миледи.

В таком виде и застала их миссис О'Шонесси: Элиза все еще хлюпала носом, а Лавиния с сосредоточенным лицом запирала свой чемодан.

— Хозяин хочет видеть вас в желтой гостиной, мисс Херст. Вы можете прийти немедленно?

— Конечно, миссис О'Шонесси. С вашей стороны очень любезно лично прийти, чтобы сообщить мне об этом.

Миссис О'Шонесси никогда не высказывалась вслух ни в пользу Лавинии, ни против нее. Она с достоинством хранила нейтральное молчание. Однако в данный момент в ее голосе звучали едва уловимые нотки сочувствия:

— Чем меньше слуг узнает об этом, тем лучше. Вам впоследствии будет от этого легче.

— Впоследствии? Что вы имеете в виду?

— Разумеется, то время, когда вы вновь приступите к своим обязанностям.

Лавиния не стала никак комментировать это заявление. Она вежливо осведомилась, как сейчас чувствует себя миссис Мерион, поскольку она была несколько взволнована и возбуждена. Не началась ли головная боль?

Миссис О'Шонесси выглядела очень озабоченной.

— Послали за доктором. Я слышала, она в полной прострации. Сейчас с ней сидит Берта. Конечно, этот срыв вполне естествен. Она была слишком уж спокойной со времени кончины бедной леди Тэймсон. Но чтение завещания всегда труднее всего переносить. Так, бывало, говорила моя мать. Впечатление такое, будто усопшие снова говорят с вами — это тяжелейшее потрясение. Но мне не следует стоять тут и болтать. Хозяин ждет.

Дэниел умно поступил, выбрав для встречи с ней желтую гостиную. Он знал, что это ее любимая комната. Быть может, в этой уютной и интимной обстановке они смогут расстаться, не испытывая враждебных чувств друг к другу.

Он стоял спиной к камину. Она думала, он, возможно, будет сердиться, или попытается в чем-то ее убеждать, или проявит холодность и отчужденность. Она не ожидала этой спокойной грусти. Сначала он просто смотрел на нее, не приглашая сесть. Потом, слегка вздохнув, сказал:

— Я думал, мы друзья.

Это была нечестная попытка ослабить ее решимость. Она отказалась поддаться ей.

— Ваша жена произнесла непозволительные слова. Как я могу после этого остаться?

— Неужели гордость такая уж важная вещь, мисс Херст?

— Вы хотите сказать, что в моем положении это роскошь?

— Не извращайте мои слова. Вы прекрасно знаете, что я не это имел в виду.

Лавиния крепко вцепилась в край стола. Нельзя позволить себе дрожать. Она не должна слишком сильно покраснеть и показать, насколько она взволнована.

— В таком случае вы, может быть, объясните, что именно вы имели в виду.

— Мисс Херст, я не могу удержать вас здесь против вашей воли Хотя мне бы очень этого хотелось. Но давайте проясним два обстоятельства. Что вы намерены делать в случае своего ухода отсюда? И что будет делать без вас Флора?

У нее не было ответа ни на тот, ни на другой вопрос, он это знал. Тем не менее вид у него был отнюдь не торжествующий. Он продолжал смотреть на нее прежним спокойным печальным взором.

— Если Флоре не почудилось, что пальцы у нее сегодня зашевелились, то вполне возможно, она поправится. Но состояние ее, как вы, вероятно, понимаете, связано с нервами. Врачи называют это истерией. Она, похоже, очень медленно от нее избавляется — исключительно благодаря вам, мисс Херст.

Она попробовала что-то возразить, но он только отмахнулся:

— Я не пытаюсь повлиять на вас. Я просто констатирую факт. Если сейчас в состоянии Флоры произойдет ухудшение, то ее выздоровление затянется надолго, а возможно, и вообще не состоится. И этого никакие деньги бабушки компенсировать не смогут.

— Вы предполагаете, что в случае моего ухода в состоянии Флоры наступит такое ухудшение? — официальным тоном осведомилась Лавиния.

— Я не предполагаю, я высказываю твердое убеждение. Хоть это грустно, но такова правда. Я понимаю, что возлагать это бремя на ваши плечи несправедливо, но скажите мне, мисс Херст, — (она никуда не могла скрыться от его темных серьезных глаз), — неужели ваша гордость важнее шанса на выздоровление Флоры?

— Если вы так ставите вопрос, — сердито сказала Лавиния, — конечно нет. Но не преувеличиваете ли вы?

— Нет.

— Поставьте себя на мое место, мистер Мерион. Как могли бы вы остаться в доме человека, который вас ненавидит и испытывает к вам отвращение?

— Если вы имеете в виду Шарлотту, это не совсем так. Я признаю, в данный момент она очень на вас сердита. Не знаю точно, что именно внушила ей тетка, когда мы были у нее в Венеции, но она, по-видимому, преисполнилась надежд заполучить большое состояние Для Эдварда. Конечно, мальчик не останется без гроша, но Винтервуд не перейдет к нему по наследству, и это Страшно мучит мою жену. Пожалуй, несчастье состоит в том, что Эдварда она любит больше остальных своих детей. Однако, когда она придет в более спокойное состояние, она поймет, что никакой вашей вины в это нет. У нее бывают такие вот эмоциональные бури.

Он определил состояние Шарлотты в сдержанных выражениях, но по его сумрачному лицу можно было заподозрить, что тревога его гораздо серьезнее. Элиза сказала, что хозяйка запирает свою дверь на ключ. Шарлотта по ночам заливается хохотом. Волнение ее достигает такой силы, что она валится с ног...

— Сам я страшно рад за Флору. Старая леди приняла превосходное решение. Хотя, должен признаться, я надеюсь, что состояние не слишком велико. В этом случае оно могло бы оказаться для девочки столь же тяжким бременем, как и в том случае, если бы оно оказалось незначительным.

— А как же с новым крылом дома, которое вы надеялись построить? — не удержалась от вопроса Лавиния.

Дэниел пожал плечами.

— Придется с этим подождать. — Он бросил на Лавинию какой-то непонятный взгляд. — А вы думали, я тоже заключил в Венеции какую-то сделку?

— Строить планы вполне естественно.

— Ну что ж, спасибо вам за то, что вы, хоть и сомневаетесь, все же верите мне на слово. Но мы отдалились от темы. Если вы все-таки намерены нас покинуть, я закажу экипаж, который утром доставит вас в Дувр. Но куда вы отправитесь? Что вы будете делать?

— Разве, говоря об этом, мы также не отдаляемся от темы?

— Отнюдь. Это самое главное.

— Мистер Мерион, у вас достаточно собственных забот, чтобы не думать о моих.

Он внимательно смотрел на нее.

— Родители ваши умерли, средств у вас нет. Вы совершенно одиноки. И вот теперь собираетесь отдать себя на милость любых незнакомых людей, которые предложат вам средства к существованию. Я не могу этого допустить.

— Вы не можете этого допустить?

— Не могу, мисс Херст. Разве вы не поняли, что я сказал?

Лавиния почувствовала, как к щекам ее приливает кровь.

— Я думала, все дело... что вы… озабочены исключительно будущим Флоры.

— Не исключительно.

На это ей нечего было ответить. Она могла только смотреть на него.

— При других обстоятельствах... — начал он, но тут же оборвал себя. Пройдя через комнату к окну, он отчужденно сказал: — Естественно, я заботился бы о вашем благополучии, мисс Херст. Или, во всяком случае, мне бы хотелось быть в силах это делать. Если вы останетесь в Винтервуде, мне это будет значительно легче. Но я не стану вас уговаривать. И не стану напоминать о том, в каком состоянии будет Флора, когда узнает, что вы уехали.

— Вы не станете меня уговаривать! — сдавленным голосом воскликнула Лавиния. — Ведь каждое сказанное вами слово было не чем иным, как попыткой уговорить меня. Это нечестно! Страшно нечестно! Вы употребляете мягкие слова, которые, как вам прекрасно известно, действуют гораздо сильнее, нежели гнев. Вы знаете, что связываете меня по рукам и ногам. С каждым днем...

Теперь он не сводил с нее пристального взгляда; его темные глаза сверкали.

— С каждым днем?

— Эти узы становится все труднее порвать. Что я, в конце концов, буду делать? Скажите мне.

— Давайте будем жить день за днем, как Бог даст, мисс Херст. Давайте сосредотачивать свое внимание на каких-то серьезных мелочах. Прежде всего поднимитесь наверх и распакуйте свой чемодан. Потом вы помиритесь с моей женой. Вы убедитесь, что теперь она рассуждает вполне нормально и здраво. Я знаю, как проходят эти нервные кризисы. Она признает, что была к вам несправедлива. После этого... — теперь лицо его приняло задумчивое выражение; он явно приходил в веселое расположение духа, — вы осторожно проверите, может ли моя дочь повторить тот подвиг, который она совершила возле могилы. Если действительно впечатление будет такое, что пальцы ног у нее хоть сколько-нибудь начали двигаться, мы совершим экскурсию в Лондон, чтобы повидаться со специалистами, интересующимися ее случаем. Эта поездка вовсе не обязательно сведется только к хождению по врачам. Мы можем сделать покупки к Рождеству, посмотреть достопримечательности. Флору это развлечет, и, я надеюсь, вас тоже. Вы раньше видели все интересные места в Лондоне, мисс Херст?

На какое-то мгновение Лавиния испугалась, не слишком ли многое о ее прошлом успел узнать Дэниел, поэтому она не сразу позволила себе выразить радость по поводу его предложения.

— Я не настолько светская особа, мистер Мерион. Но эта экскурсия...

— Мы захватим с собой Элизу. Или Мэри. Моя жена не пожелает поехать. Она испытывает ужас перед приемными врачей, да и перед путешествиями в холодную погоду, когда рано темнеет. Ах, не смотрите так, мисс Херст! Это не взятка, рассчитанная на то, чтобы убедить вас остаться. Вы ведь уже приняли решение. Разве нет?

— Вы знаете, что приняла, — тихо сказала Лавиния.

Он взял ее за руку:

— Давайте жить день за днем, мисс Херст.

Теперь она твердо знала, что он вовсе не пытается ее использовать ради Флоры или ради кого бы то ни было другого. Он и раньше никогда ее не использовал — разве что в том смысле, что не хотел оставаться один, без нее. Она готова была поверить, что он чуть ли не любит ее. Она понимала: им обоим известно, что значит страдать, но страдания, на которые они идут, так похожи на величайшее счастье.