Наступило рождественское утро. Дэниел прочитал молитвы, а потом один за другим стали подходить и получать свои подарки слуги. Все были взволнованы чудом, происшедшим с мисс Флорой. Джозеф, как обычно, снес ее вниз, но когда по ее приказу он поставил девочку посреди комнаты и она без всякой поддержки подошла на своих тоненьких неустойчивых ногах к инвалидной коляске, вокруг замелькали платки, прикладываемые к глазам, и послышались возгласы удивления по поводу свершившегося чуда.

Еще более трогательным был исполненный глубокого волнения голос, каким Дэниел произнес слова благодарения Господу за ее исцеление. На короткий миг странная туча, нависшая над Винтервудом, казалось, рассеялась и воцарилась спокойная радостная атмосфера. Лавиния избегала взглядов Джонатона. Благодаря этому ей почти удавалось убедить себя, что ничто не имеет значения, кроме выздоровления Флоры. Во всяком случае, это было самое главное, хотя она и не была настолько самоотверженной, чтобы считать свое собственное неопределенное будущее чем-то совсем неважным. По лицу ее было видно, что она провела ночь без сна, и Флора, при всей ее сосредоточенности на самой себе, пожелала знать, отчего она такая бледная.

— Вы не больны, мисс Херст? Не можете же вы заболеть, когда я так счастлива!

— Я слишком много думала о тебе и потому не могла заснуть. Вот! Ну, теперь ты довольна?

— Ах, под тем, что вы говорите, всегда скрываются Другие чувства. — Флора была слишком проницательна. И кроме того, сегодня утром она была возмутительно самодовольна. — Я думаю, вы все еще беспокоитесь, что больше не понадобитесь мне. Мне казалось, вчера вечером я дала вам все необходимые заверения. — Но после этого Флора утратила свою взрослость и опять стала ребенком. — Я снова смогу ездить верхом. Ну не чудесно ли это? Я попрошу папу найти нам двух хороших лошадей, чтобы вы всегда могли ездить вместе со мной. Вы ведь ездите верхом, мисс Херст?

— Да, мне случалось.

— Вам понадобится амазонка. Мы должны отправиться в Дувр...

— Флора! Перестань обращаться со мной как с куклой, которую можно одевать и с которой можно играть как тебе вздумается. Неужели ты не понимаешь, что ведешь себя со мной недопустимо покровительственно?

Эти слова вырвались у Лавинии сами собой, но, когда она увидела, как сморщилось личико Флоры, она тут же ощутила раскаяние.

— Прости. Мне не следовало это говорить.

— Да, не следовало. Вас наняли не для того, чтобы вы разговаривали со мной таким тоном.

— Но меня не нанимали и для того, чтобы я постоянно принимала от тебя подарки.

— Другие люди любят подарки. Почему вы не такая, как все?

— Другие люди... Это глупый разговор. Как хочешь, я — это я, а не «другие люди».

Флора дулась ровно пять минут. Потом она очень тихо сказала:

— Я не знала, что веду себя покровительственно.

— Тогда не будем больше об этом говорить. Запомни только, что амазонка мне не понадобится.

— Может, вы еще передумаете. — Увидев выражение лица Лавинии, Флора поспешно добавила: — Грешно ссориться на Рождество. Мы должны быть преисполнены чувства любви.

День начался так скверно, но все равно это был день Флоры, и сердца всех, казалось, действительно были преисполнены любви к ней. Шарлотта ее нежно поцеловала, сэр Тимоти сказал:

— Ей-Богу, Флора, поделись со мной своим секретом, и ко мне, возможно, вернется зрение.

На что Флора вполне серьезно ответила, что ему, быть может, следует обратить молитвы к бабушке Тэймсон.

— Да, ей-Богу, может, она и в самом деле вовсе не умерла. Звонить среди ночи в звонок. Ужасно странно!

Как и следовало ожидать, Джонатан Пит громко расхохотался. Однако чуть позднее он как-то вдруг утратил свою склонность разражаться по каждому поводу смехом.

Случилось это в тот момент, когда Дэниел раздавал за завтраком почту. Мешок с почтой был доставлен из деревни вчера вечером, но среди всеобщего волнения о нем забыли.

Сунув руки в мешок, Дэниел выгреб оттуда несколько писем.

— Вот, дорогая моя, письмо тебе — с иностранной аркой. — Он внимательно взглянул на конверт. — Италия. Венеция. Кто же это пишет тебе из Венеции?

Шарлотта вскрыла конверт, взглянула на письмо, и листок бумаги вылетел у нее из рук. Она побелела как полотно и не стала даже пытаться скрыть, что потрясена.

— В чем дело? — спросил Дэниел.

— Мама, в чем дело? — осведомилась Флора.

— Это... это письмо от бабушки Тэймсон, — еле выговорила Шарлотта. — Тут наверняка какая-то ошибка.

Дэниел удивленно воззрился на нее:

— Разумеется, ошибка. Мертвые не пишут писем. Ну-ка покажи мне. Я думаю, оно несколько месяцев провалялось на почте.

— Иностранная почта! — заявил сэр Тимоти таким тоном, как если бы этим было сказано все.

— Она пишет, что едет сюда, — срывающимся голосом произнесла Шарлотта. — Датировано прошлой неделей! Посмотри, Дэниел.

— «Двенадцатое декабря, — начал читать Дэниел. — Как я уже писала тебе в начале лета, я испытываю большое желание умереть в Англии и быть похороненной вместе с моим маленьким Томом. Теперь я уже наметила план своего путешествия и надеюсь в очень скором времени тебя увидеть, но умоляю, не создавай себе никаких трудностей из-за меня. Я приеду тихо, без всякой суеты. Прости, что не пишу более подробно. Силы покидают меня. Особенно слабеют мои руки. Так же умирал и мой бедный муж. Палаццо я запру. Розового купидона, который тебе так понравился, я привезу с собой. Остальные вещи слишком громоздки, чтобы брать их в дорогу. Прости за неразборчивый почерк. Я плохо владею своими руками. Твоя любящая тетка, Тэймсон Баррата».

Флора вдруг захныкала:

— Вы мне сказали, что бабушка Тэймсон умерла!

— Конечно, умерла! — яростно воскликнула Шарлотта. — Это письмо — обман. Ужасный, злой обман!

— Кто же мог это подстроить? — с искренним недоумением спросил Дэниел.

— Откуда я знаю? — Шарлотта в отчаянии ломала руки. — Единственное, что я твердо знаю, — оно не от тетки Тэймсон. Как оно может быть от нее? Что же она — встала со смертного одра? Вы же ее видели. Доктор Манроу, Джонатан... вы все ее видели!

— А что ты скажешь о почерке?

— Не знаю, что и сказать.

— Посмотри внимательнее.

Дэниел положил листок бумаги перед Шарлоттой, и она с каким-то непонятным сопротивлением уставилась на неуклюжие каракули. Джонатан смотрел на письмо через ее плечо. Он уже больше не смеялся. Его грубое, но все же по-своему красивое лицо стало безобразным. Лавиния поняла, что это безобразие скрывала только его постоянная веселость. Однако сейчас она увидела его таким, каким оно было на самом деле; то же напряжение, отразившееся на лице Шарлотты, придало ее красоте тревожную жутковатость. Эта парочка, племянник и племянница старой дамы, проживавшей в Венеции, были чрезвычайно взволнованы.

— Мне кажется, почерк похож. Я плохо помню такие вещи. Остальные письма от тети Тэймсон я уничтожила.

— А как насчет подписи на ее завещании? Вы видели, как оно составлялось, мисс Херст. Каково ваше мнение?

Наступил черед Лавинии внимательно приглядеться к черным каракулям. Она подняла глаза в глубочайшем недоумении.

— Почерк невероятно похож. Не сравнивая их, я бы сказала, что это писал один и тот же человек. Не могла ли контесса допустить ошибку в датах — может, она написала это письмо до вашего прибытия в Венецию? А потом, возможно, забыла отправить его. Быть может, кто-то случайно его нашел и отправил всего лишь неделю тому назад.

— Наверняка так оно и было, — с явным облегчением воскликнул Джонатан. — Можете положиться на здравый ум мисс Херст.

— Да, вероятно, так именно и было. — Шарлотта начала нервно смеяться. — О Господи, ну и перепугались же мы все.

— Значит, не правда, что бабушка Тэймсон жива? — просила Флора. — Это не она вчера вечером звонила в колокольчик?

— Мы вынуждены предположить, что это произошло нечаянно, — сказал Дэниел. — В противном случае мы имеем дело с любителем розыгрышей — как здесь, так в Венеции. Слишком невероятно, как по-вашему. Кстати, Шарлотта, а остался кто-нибудь жить в палаццо? Я так понял, что итальянская служанка собиралась ехать тотчас же вслед за нами.

— Фернанда? Да. Но после смерти тети Тэймсон дом должны были продать. Обо всем этом знает мистер Маллинсон. Я думаю, палаццо открыли для предполагаемых покупателей и таким образом было найдено письмо.

— Возможно. Возможно. — Дэниел все еще был не вполне удовлетворен. — Мы узнаем, что удалось сделать мистеру Маллинсону. Но дата на письме остается для меня непонятной. Двенадцатое декабря. Тринадцать дней назад. С чего это, объясни мне, ради Бога, твоя тетка, разум которой ничуть не был помрачен из-за ее болезни, решила датировать письмо, написанное в середине лета, декабрем?

— Старая дама была не в ладах с цифрами, — заявил Джонатан. — Это я точно знаю. Она не могла сложить два и два. Эдвард и то лучше считает.

— Сложение цифр не имеет никакого отношения к названию месяца, — холодно возразил Дэниел. Он пристально смотрел на Джонатона, видимо рассчитывая что-то прочитать на его лице.

— Когда разум мутится, одно с другим всегда кажется связанным. Это медицинский факт, наверняка вам известный.

— Все может быть. Но, что бы вы ни говорили, следует разобраться. Нам нужны факты, а не предположения.

Шарлотта вскочила:

— Что ты собираешься делать?

— Напишу Маллинсону. Посмотрю, может ли он пролить какой-нибудь свет на все это. Нет никаких сомнений в том, что письмо отправлено из Венеции. Но кем?

Впечатление было такое, будто Флора, высказав пожелание, чтобы леди Тэймсон была среди них и принимала участие в празднике, привела в действие какие-то неведомые силы. Старая дама вернулась, и тень ее словно призрак нависла над Рождеством.

За доктором Манроу послали, чтобы он осмотрел Флору и высказал свое суждение о решительном улучшении в ее состоянии. Преданный старик был счастлив и тронут до слез.

— Вот оно значит как, девчушечка! Ты совершила такое, что бессильны были для тебя сделать неповоротливые старые доктора. Как же это случилось, может, расскажешь мне?

— Хорошо. Бабушка Тэймсон позвонила в свой колокольчик, и я так испугалась, что сразу же вскочила на ноги.

— Ага! Да, шок мог привести к этому. Снял паралич, так сказать. Но что ты такое говоришь? Разве у старой леди был под руками послушный призрак, который мог схватить этот колокольчик?

— Это произошло случайно, доктор, — поспешно вмешалась Шарлотта. — Кто-то из прислуги уронил колокольчик, а теперь боится в этом признаться, потому что делать им в той комнате было нечего.

Доктор Манроу кивнул:

— В таком случае вам, я думаю, надо разыскать виновного, миссис Мерион, и наградить его медалью. Бедная леди Тэймсон. Она ведь уже три месяца как покоится в могиле.

Но так ли это было на самом деле? Загадочная тайна не только не разъяснилась, но запуталась еще больше после визита викария, мистера Клейтона. Он был чрезвычайно озадачен. Достав из кармана письмо, написанное такими же неуклюжими черными каракулями, что и письмо, полученное Шарлоттой, он сказал, что какая-то особа, подписавшаяся «контесса Тэймсон Баррата», наводит справки относительно могилы своего сына.

— Она пишет, что хотела бы быть похороненной вместе со своим сыном и намерена вернуться в Англию, чтобы провести свои последние дни на родине. Она интересуется, в каком состоянии могила. Ухаживают ли за ней надлежащим образом?

Шарлотта часто говорила о том, что Дэниел добился, чтобы после смерти старого мистера Манселла приход доверили слишком молодому викарию. Кстати, мистер Манселл наверняка помнил бы леди Тэймсон, когда та была еще просто Тэймсон Пит. Ясно, что юный мистер Клейтон был очень обеспокоен загадочным письмом.

— Вы должны мне сказать, сэр, кого я похоронил! Церковные книги должны содержаться в строгом порядке.

Дэниел оскорбленно выпрямился:

— Вы похоронили останки тетки моей жены. Кто еще это мог быть, по-вашему?

Шарлотта закатилась истерическим смехом, который тут же оборвался.

— Какой невероятно мрачный разговор! Согласитесь, мистер Клейтон, кто-кто, а я-то должна знать собственную тетку.

— Но письмо, миссис Мерион! Оно датировано всего четырнадцатью днями назад.

Хорошо еще, что при разговоре не было детей. Шарлотта и Дэниел принимали викария в библиотеке. Лавиния находилась там же. Ее попросили помочь написать письма по поводу этого странного инцидента, а когда пришел мистер Клейтон, предложили остаться. Ей самой хотелось убежать куда-нибудь от этой кладбищенской жути. Туча над Винтервудом рассеялась в это утро совсем ненадолго. Сейчас она давила вновь с такой тяжестью, что трудно было дышать. В сознании Лавинии мелькали странные бессвязные воспоминания. Незнакомая женщина, приходившая в дом, утверждавшая, что она давнишняя прислуга, и страшно удивившаяся, что ее не помнят. Леди Тэймсон, заявлявшая свойственным ей энергичным тоном: «Я выиграю. Я всегда выигрываю». Рассказ Элизы о том, как, умирая, старуха шарила в поисках распятия на груди, хотя никогда не признавалась в том, что она католичка. Кольца, слишком туго сидевшие на высохших пальцах. И ее хихикающий голос, говорящий, что жульничать дозволено всем — главное, чтобы тебя на этом не подловили.

Она слышала, как Дэниел сказал мистеру Клейтону, чтобы тот предоставил ему разобраться в этом деле и никому ничего не рассказывал.

— Боюсь, что это мистификация. Какой-то человек с очень нездоровой фантазией играет с нами мрачные шутки. Мы тоже сегодня утром получили письмо.

— Вы тоже! — викарий насторожился.

— Потому-то я и говорю, что это мистификация. Но я дознаюсь, что стоит за всем этим.

— В таком случае могилу не следует трогать?

— О Господи, конечно же нет! — вскричала Шарлотта. В ее голосе слышалось сильнейшее волнение. — К ней нельзя даже прикасаться. Дэниел! Скажи ему!

— О том, чтобы прикасаться к ней, не может быть и речи. В любом случае потребовалось бы разрешение министра внутренних дел. Оставьте письмо без внимания, мистер Клейтон, очень вас прошу. Этот неприятный инцидент будет расследован в ближайшие дни. Спасибо, что пришли к нам. Не желаете ли перед уходом рюмочку мадеры?

Лавиния припомнила, как она обследовала комнаты с покрытой чехлами мебелью в старом палаццо на Большом канале. Быть может, кто-то уже тогда скрывался в них и с тех пор живет в этом тихом запертом доме? Он терпеливо выждал момент, чтобы проделать жуткую шутку, которая, без сомнения, не была просто шуткой. Ясно было, что она приведет в отчаяние Шарлотту с ее крайне нервной натурой. Неожиданным, однако, было и то, что она расстроила также и племянника контессы. Хотя Лавиния считала, что у Джонатона нервы железные, он явно был потрясен таинственными письмами. Потрясен настолько, что во время ленча ни разу не посмотрел в ее сторону и ни словом не напомнил о своей угрозе разоблачить ее. Не стал он и разыскивать ее, чтобы потребовать ответа на свое предложение. Приведение приговора в исполнение было отсрочено. И за это она должна быть благодарна неведомому мистификатору.

Дэниел послал мистеру Маллинсону письмо, в котором просил срочно навести справки, кто имел доступ в палаццо в Венеции и не произошло ли там чего-либо необычного или странного. Он предполагал съездить в Лондон, но затем решил дождаться ответа от Маллинсона.

— Возможно, в результате я поеду не в Лондон, а в Венецию, — объявил он.

Шарлотта откинулась на спинку кресла:

— Выходит, ты принимаешь все это всерьез?

— Чем больше я об этом думаю, тем меньше мне все это нравится.

— Почему? — голос Шарлотты был почти не слышен.

— Шантаж — очень неприятное слово.

— Шантаж! — воскликнул Джонатан. — Объясните, что вы хотите сказать, Мерион.

Не обращая на него внимания, Дэниел продолжал разговор с Шарлоттой:

— Были у твоей тетки какие-либо другие родственники, кроме тебя и твоего кузена?

— Ты подразумеваешь кого-то, кто мог иметь виды на ее состояние? — слабым голосом спросила Шарлотта.

— Вот именно. В конце концов, ты вовсе не была Как уж близка к ней. Насколько я понимаю, она собиралась сделать тебя своей наследницей только потому, что ты взялась перевезти ее в Англию и ухаживать за ней до конца, а затем похоронить ее вместе с сыном. Мог существовать еще какой-то претендент на ее наследство, который оказался этим недоволен?

— Например, такой, как я? — грубо спросил Джонотан. — Только все дело в том, что я здесь и никак не мог править эти письма.

— Другой претендент, вроде твоего кузена, — продолжал Дэниел, по-прежнему обращаясь к Шарлотте. — Ведь ты познакомилась с Джонатоном только в Венеции. По-моему, вы раньше даже не знали о существовании друг друга. Не могло ли быть еще кого-то, кто находился бы в таком же положении? Вы должны знать об этом лучше, чем моя жена, Пит.

О Дэниеле и Джонатоне и прежде нельзя было сказать, чтобы между ними существовало взаимное расположение, теперь же они стали обращаться друг к другу холодно-официальным тоном. Теперь, похоже, было уже ни к чему изображать дружеские чувства, которых они не испытывали. Но почему? Лавиния не могла не признать, что слово «шантаж» как нельзя более подходило к Джонатону Питу раньше, но никак не в настоящий момент, ибо Джонатан потрясен ничуть не меньше Шарлотты. Она никогда не думала, что увидит на его дерзком лице страх.

— У старой дамы никаких других родственников не было, — категорическим тоном заявил он. — У Вилли Пита был только один брат — мой отец. Шарлотта знает ее родных по другой линии.

— Моя мать и еще одна сестра, которая умерла совсем молодой, — сказала Шарлотта. — Тетя Тэймсон была самая старшая. Никакого другого родственника быть не может, Дэниел. Право же, не может.

— Тогда это какой-то ее близкий друг, которого она обещала упомянуть в своем завещании, — упорно стоял на своем Дэниел.

— Когда мы приехали в Венецию, было не похоже на то, что около нее кто-то есть. Очевидно, она осталась совершенно одна, когда умерла ее компаньонка.

Шарлотту внезапно охватила сильная дрожь. Она сказала, что ей вспомнились те фантастические похороны, на которых они присутствовали. Затянутые черным гондолы на весело синеющей воде. Так все нелепо. Такой яркий солнечный свет и эти ослепительные белые памятники на кладбище... Неудивительно, что тетушка Тэймсон хотела умереть в Англии.

— Возможно, — задумчиво проронил Дэниел. — Ну что ж, придется ждать ответа Маллинсона. Мисс Херст, где дети?

— Мистер Буш занимается с ними в классной комнате.

— Флоре пора отдыхать. Ей надо быть очень осторожной и избегать перенапряжения. Не отходите от нее, мисс Херст.

Отдав этот короткий приказ, он вышел из комнаты Лавиния собрала свои письменные принадлежности и приготовилась последовать его примеру. Второпях она уронила перо и, повернувшись, чтобы подобрать его с полу, перехватила странный заговорщический взгляд, которым обменялись Шарлотта и Джонатан. В этом взгляде читались настороженность и страх. Они несомненно прекрасно понимали друг друга.

Лавиния была не из тех, кто подслушивает чужие разговоры, и ей подобное занятие претило. Но при создавшихся обстоятельствах оно было вполне оправданным.

Она сознательно оставила дверь неплотно прикрытой.

Шарлотта говорила тихо, и, к огорчению Лавинии, ее слова невозможно было расслышать. Однако то, что она сказала, видимо, потрясло Джонатона, потому что, забыв о всякой осторожности, он воскликнул:

— Вы хотите сказать, что вы этого не видели? Вы просто страшно глупы!

Через холл шел Джозеф, так что Лавиния не могла больше задерживаться. Что ей было делать с этой новой загадкой? Сообщить Дэниелу? Или же ничего не говорить и ждать, пока придет письмо от мистера Маллинсона?

Не говори ничего, устало подумала она про себя. И так она уже слишком часто бегала к нему со своими тревогами. Наверняка он знает, что между Шарлоттой и Джонатоном существует какое-то соглашение. Не слепец же он.

День был туманный, сырой, не подходящий для прогулок. Тем не менее Шарлотта заказала экипаж и укатила, никому не сказав, куда отправляется. По возвращении она не сразу вошла в дом. В своем длинном сером плаще и отделанной мехом шляпе она стала нервно прохаживаться по террасе. Мэри выглянула из окна и, увидев ее, заявила, что на хозяйку опять нашло такое состояние, когда она ни минуты не может оставаться в покое.

Берта говорит, она иной раз полночи ходит и мечется по комнате. Дело в том, что у нее нервы совсем расстроены. Они-то и не дают ей покоя. Да, поездка за границу не пошла ей на пользу. С тех пор с ней то и дело приключаются странные припадки.

Глядя на одинокую напряженную фигуру, Лавиния думала: вид у нее такой, словно что-то незримое неотступно преследует ее. В этот момент Шарлотта вдруг подняла глаза, как будто почувствовала, что за ней следят. Лавиния отпрянула. Однако в следующее мгновение она поняла, что Шарлотта смотрела не на ее окно, а на соседнее — окно бедной леди Тэймсон, как если бы ожидала увидеть в нем призрак.

Когда она спустилась к чаю, ее била дрожь. Она сказала, что ездила положить цветы на могилу тетки.

— Не стоит зимой ездить на кладбище. Там так холодно. — Ее трясло, и она протянула заметно дрожавшие руки к огню. — Так холодно!

Она попросила Лавинию разлить чай. Ей хотелось глотнуть горячего и прийти в себя, прежде чем явятся мужчины.

— Вы действительно думаете, что эти письма мистификация, мисс Херст?

— Я думаю, тут какая-то ошибка. Ничего другого быть не может.

— Но их автор знал, что мне нравится нефритовый купидон. Каким образом об этом мог знать кто-то еще, кроме моей тетки?

— Вы хотите сказать, что письма были написаны после вашего приезда в Венецию?

— Да, разве вы этого не поняли? Я до приезда туда никогда этого купидона не видела. Думаю, даже мой муж не заметил, насколько важна эта деталь.

— В таком случае кто-то наверняка разыгрывает странную шутку, — сказала Лавиния, совершенно сбитая с толку. — Если только...

— Если только что, мисс Херст?

— Если только вы привезли в Винтервуд вовсе не вашу тетку...

Раздался громкий треск, и тонкая чашечка с блюдцем из мейсенского фарфора разлетелись вдребезги, ударившись о камин. Все вокруг было забрызгано чаем.

Шарлотта вскочила, ломая руки:

— Позвоните, вызовите слуг, пусть уберут осколки. Какая, же я неловкая! У меня руки окоченели от холода. Где Дэниел? Где Джонатан? Ну где же Джонатан?

Вид у нее был такой, словно она ожидала, что Джонатан таинственным образом исчезнет. Но он все еще был тут. Именно в этот момент он вошел в комнату; по-видимому, к нему вернулась его прежняя самоуверенность.

— Я опоздал. Простите, — сказал он. Он принял из рук Лавинии чашку чаю. — Совсем забросил вас, мисс Херст. — Его глаза, по обыкновению многозначительно, посмотрели на нее. — Но, уверяю вас, это лишь временно. — От него исходил еле уловимый запах виски. Он не признавал таких вещей, как возложение цветов на могилы. Он побывал в деревенском трактире, чтобы укрепить свое мужество иным способом. Ему тоже необходимо было вытеснить из сознания мысли о таинственной женщине в Венеции — если только действительно существовала женщина, написавшая письма почерком той, что уже не было в живых.

Дэниел появился, уже когда чаепитие закончилось. Он был в одежде для верховой езды и также извинился за опоздание. Он сказал, что ездил в Дувр, чтобы лично отправить с поездом письмо мистеру Маллинсону. Он собирался сам поехать в Лондон, но боялся, что в связи с Рождеством старика могло не оказаться дома. Да и вообще — он обвел глазами комнату — в это время года он предпочитает не отлучаться из дома.

— Где Флора, мисс Херст?

— Она отдыхает, мистер Мерион. Ей все время хочется быть на ногах. Она не верит в происшедшее чудо, если не получает ежеминутного его подтверждения. Мэри поит ее чаем у нее в комнате.

— Дэниел, почему ты продолжаешь беспокоиться о Флоре? — раздраженно спросила Шарлотта. — Сейчас это уже ни к чему.

— Надеюсь, что так, — загадочно ответил Дэниел, посмотрев на нее долгим взглядом.

Будь у нее в руках чашка, она бы наверняка опять ее выронила, подумала Лавиния. Что-то произошло между нею и Дэниелом. Может, подозрение подтвердилось? Или, быть может, Дэниел с самого начала верил в ее догадку об опии в шоколаде Флоры?

— Шарлотта права, — вдруг заявил Джонатан. — Сдается мне, есть лица, о которых стоило бы потревожиться гораздо больше, чем о вашей избалованной дочери. — И тут он выдал свое сенсационное сообщение. — Поскольку это маленькое происшествие в Венеции, по всей видимости, волнует Шарлотту, как, впрочем, и меня, я решил отправиться туда и произвести кое-какие личные расследования.

Шарлотта вскочила.

— Вы едете в Венецию! Значит, вы полагаете, это не просто мистификация? — Голос ее постепенно стих.

— Скажем так: я не люблю, когда меня мистифицируют.