Глава 1
Москва-Чулманск. Валерий Глухов
Везет не утопленным дуракам, а тому, кто везет. И наоборот. Осталось понять, что обидней: покрываться мхом, радуясь, что под тебя не течет и над тобой не каплет, или смело двигаться в сторону поставленной цели, дабы обнаружить, что целью была собственная задница, на которую ты и привез тележку неприятностей.
Можно считать, что сам виноват. Не изучил все плоскости ситуации. Пренебрег родственными мелочами. Несколько раз подряд хватался за первую удобную возможность. Отправил Костика, а не Славу, который, вы не поверите, повдумчивей.
Но вины никакой не было. То есть по большому счету, перед богом там, УК и прочими малоактуальными пока мелочами вина была – куда без нее. Но каждое действие Валерия было обоснованным, грамотным и соответствовало обстоятельствам. Другое дело, что обстоятельства раз за разом переворачивались пятками вверх. Кто ж знал, что именно в этом Мухосранске все будет так серьезно. К тому же Костик всегда справлялся без затей. А предугадать появление сторонней силы было невозможно.
Не бывает у нас пришельцев.
А в Чулманске, оказывается, бывают. И перед нами, товарищи, стоит боевая задача выяснить, откуда они пришли и как их проводить обратно. Так, чтобы больше не приходили.
И задача, и сам выход на сцену новой силы стали очевидными не сразу. Хотя Костика Валерий как раз сразу хватился. Даже до того, как возникла необходимость хвататься. И за телефон, и за ствол. Тревога непонятного происхождения вылупилась где-то за левым виском и болталась там, отвлекая и раздражая.
Договаривались, что Костик отчитывается дважды в сутки. Тревога всплыла вечером, когда Костик доложился, что идет на работу. Холодно будет, спросил Валерий. Не исключено, легко ответил Костик, и тут же продемонстрировал, что его хваленая эмпатия, на которой, собственно, и держалась костикова карьера, штатно срабатывает и при телефонном общении. Не беспокойтесь, босс, пожалуйста, сказал он, сам не замерзну. Тут тепло, я одет и это, руками буду размахивать. Да и некому тут морозить, ей-богу. А наш звонарь, уточнил Валерий, хотя спросить хотел совсем не об этом, а о чем, и сам толком не понимал. А наш звонарь упылил – и не видно. Вы уж его сами там поищите, пожалуйста. Валерий хотел было уточнить, где и как искать, но вовремя спохватился и попрощался, удержавшись даже от пожеланий. Не полагалось им пожеланий. Примета плохая.
Валерий честно пытался понять, почему беспокоится. Причины не было. Было ощущение как в кинотеатре после кино, когда свет уже зажегся, ты встаешь и под титры вместе со всеми семенишь из зала, и на самом выходе обнаруживаешь, что титры уступили место эпилогу, который выворачивает наизнанку всю концовку фильма – а тебя уже из зала вытолкнули, и вернуться нельзя. Звонок следака из Чулманска был нелепым прицепчиком к проходной, косячной, но завершенной довольно изящно операции. Ею можно было гордиться – пусть даже не хвастаясь. Хотелось бы гордиться и дальше. Но место гордости слишком уверенно заняла дурная маета.
Валерий с трудом сдержался вечером и ночью – но сдержался, не позвонил. Отвлекать нельзя, дергать некрасиво. Костик сам позвонит в назначенное время.
Костик сам не позвонил. Ни в назначенное, ни в резервное время – в 9.09. Такое случалось и, что важнее, было предусмотрено регламентом, но к половине десятого Валерий все равно собрался поднять режим «звездочки» на оранжевый уровень. И тут Костик позвонил. Вернее, все-таки не Костик. С его телефона.
– Ну что там? – спросил Валерий, не дав трубке пропеть вторую трель.
– Давай следующего, – ответил незнакомый голос со спокойной усмешкой.
– Что? – не понял Валерий, с трудом перестраиваясь, оскалился и жестко предложил: – Представься.
В трубке молчали.
– Дружок, ты представляешь, кому звонишь? – поинтересовался Валерий, разом успокоившись и тыкая кнопку общей тревоги на резервном телефоне.
Собеседник хмыкнул и отрубился.
Валерий, держа трубку на весу, вызвонил с другого аппарата технарей и велел засечь точку, из которой происходил звонок, а затем не слезать с пассивного сигнала. Собеседник дерзкий, а такие часто простыми бывают. Попробуем узнать, где именно он бывает простым, да хоть сложным, и где останавливается.
Технари попросили двадцать минут, Валерий дал десять и откинулся на спинку кресла. Десятиминутную готовность подразумевала и общая тревога. Было немного времени, чтобы прикинуть вводную и первые конкретные шаги. А также вздохнуть с облегчением, пока никто не видит.
Понятно было, что с Костей все плохо, и с Чулманском в целом – тоже. Зато наступила ясность: тревога была обоснованной, зря к ней не прислушался, а теперь вот буду слушать в оба уха, и отыграем, что возможно. По Чулманску, в смысле. По Костику-то, похоже, отыгрывать нечего.
«Звездочка» откликнулась в штатные пять минут. Славе с Мишей Валерий назначил встречу для целеуказаний в соседнем «Джимми» через час. Эдик не поспевал – он все-таки застрял под Владимиром, теперь спешно сворачивал программу, но при самых попутных вписывался к полднику. Вот ты и попал, сказал ему Валерий. Поездом поедешь. В офис заедь, чемоданчик забери, я подготовлю.
Возить чемоданчик самолетом не следовало, а переть в Чулманск без него не стоило – тем более при нынешних мутных видах. Костик вот пустой полетел – и где теперь Костик. Правда, зная Костика, Валерий совсем истово в чистоту его намерений и багажа не верил, но это дело прошлое. А наше дело настоящее и правое. Вот и займем наши правые.
Пока ребята не подтянулись, Валерий успел сделать несколько звонков, которые ничего не прояснили, но запустили механизм предельного поиска Костика и связанных с ним обстоятельств и сил. Техников он выслушал по дороге в «Джимми».
Славка уже ждал и даже жрал – какой-то сложносочиненный салат угрожающего вида. У самого Славки вид был тоже угрожающим, но это, Валерий знал, от голода. Накидается – подобреет. Миша прибыл за полминуты до назначенного срока. Одет он был не по погоде тонко и ярко. По-рабочему. Не из дома выдернулся.
Пока не сделали заказ – Славка могучий, Миша символический, Валерий средневзвешенный, – говорили о погоде, как и положено свежевстретившимся москвичам. Продолжение попало в тон.
– Костика, короче, зафрозили, – сказал Валерий и внимательно осмотрел публику.
Славка явно хотел переспросить, но, наученный однажды, заворочался, увлеченно сжевал последний прилипший к вилке лепесток и запил морковным фрешем. Миша внимал. Валерий пояснил:
– Зафрозили, по ходу, напрочь.
Миша продолжал внимать. Слава аккуратно положил вилку и, глотнув, спросил:
– Подробности есть?
Валерий кивнул. Ребята все-таки учились. Когда в Ростове случайные армяне зафрозили Пашу – по-глупому, – Славка, который с Пашей всегда собачился и пару раз пытался подраться, устроил натуральную истерику, а потом чуть не сорвал акцию возмездия намерением присылать очередному армянину отрезанный фрагмент предыдущего армянина или толкнуть перед согнанными в сарайчик хачами прощальную речь с объяснением, за что именно им предстоит гореть заживо. Валерий тогда чуть не вальнул Славку на месте, чисто из принципа и закаливания стальной дисциплины ради. Ибо какая разница, что именно говорить трупам.
Разница, оказывается, была – один из хачей умудрился выжить, вернее, пожить, и даже чуть дольше, чем обычно позволяет жить человеку сгорание девяноста процентов кожи. Гортань у него тоже сгорела, но хач сумел, тем не менее, вышептаться следакам. И большое спасибо Валере, а не Славке, что после этого следаки вспахали весь тихий Дон в поисках русских националистов, очищающих священную землю от кавказской саранчи, а вовсе не заезжих мстителей за несдержанного командированного. Совсем нерусского командированного, кстати – папа у Паши был ассириец, а мама, по иронии судьбы, – армянка.
– Без подробностей пока. Официально и данных никаких нет, ни в сводке, нигде. Но Костик на связь дублем не вышел, а с его трубы мне дерзкий один позвонил, – объяснил Валерий и вкратце пересказал таймлайнинг Кости, примечательные моменты разговора и данные техников – вернее, почти полное отсутствие данных. Сигнал Костиного телефона погас в 9.32 – сразу после звонка Валерию – но последняя засечка указывала на Чулманск. Его пределов тот, кто забрал аппарат у Костика, еще не покинул. Ну и Костик тоже. Помимо логики это подтверждалось сигналом маячка.
Будь на месте Костика Славка, большой любитель действовать вне контроля и ходить на операции без обязательной сбруи, Валерий мог бы в последнем выводе и усомниться. Но Костик был дисциплинирован и вменяем. Нет оснований сомневаться, что маячок сигналит из его каблука, который ненужно украшает стылую ногу Костика, а не грустит в тумбочке съемной квартиры. Конечно, ничто не мешало каблуку грустить в тумбочке вместе с Костиком, но это уже детали, на которые Валера отвлекаться не собирался и подчиненным не позволял.
– А есть идеи, кто? – спросил Миша, дождавшись, пока официант разгрузится, осведомится о дополнительных желаниях компании и с достоинством удалится.
– Ну какие идеи, если ничего не знаем пока.
– Инновачечная, – уверенно сказал Славка, а Миша кивнул.
– Не торопимся, – предупредил Валерий, углубляясь в стручки фасоли.
Парни словили интонацию, переглянулись, а Славка с легким звоном уронил вилку с ножом в тарелку – уже опустевшую, кстати. Шарят все-таки.
Валерий наколол на вилку стручок поизящней, неторопливо закинул его в рот и прожевал, как бы не глядя на народ. Народ безмолвствовал. Из последних сил. Это хорошо.
Валерий глотнул водички и все-таки объяснил:
– Ну да, звонил уже.
Сделал паузу. Ребята не повелись. Кремни. Валерий продолжил:
– Не, говорят, не мы, говорят, какой Чулманск, говорят, первый раз слышим, говорят.
– А глазки хитрые-хитрые, – предположил Славка.
– По голосу не поймешь, а формально не придерешься. Не светились они в Чулманске. И Костика подрубать им себе дороже.
– Левый Костика не подрубил бы, – заметил Миша. – В коленках бы лопнул. Это ведь Костик.
– Паша тоже был не это самое, – напомнил Валерий. Миша пожал плечами, Славка скривился, но промолчал. – Ладно, по своим каналам пробейте, кто что слышал или даже нюхал. На форсаже, но без фанатизма. Времени чуть, через… так, ох, скоро уже – в четыре, короче, вылетаем.
– Пустые, что ли? – удивился Славка.
– Железо Эдик завтра подвезет.
– Не повезло Эдику, – с удовольствием сказал Миша.
Славка покосился на него неодобрительно и спросил:
– Ну все, бежим?
Зря косился, между прочим. Эдику действительно не повезло. В этом Славка убедился лично – на следующее же утро на Чулманском железнодорожном вокзале. Валерий с невезучестью согласился и смирился. И велел Славке, рвавшемуся в бой с кентами, принявшими Эдика вместе с железом, остыть, дурь из башки выбросить, голые ручки свои засунуть поглубже в карманы и проследить, куда кенты Эдика привезут. А заодно выяснить, чьей невинной жертвой пал Эдик – бдительной проводницы, склочного попутчика или мегаоперации ЛОВД.
Славка проследил и выяснил.
Кенты привезли Эдика в следственный комитет. А главного кента Славка не без труда, но узнал. И стало понятно, что железная дорога, вся и со всеми креозотными атрибутами, ни при чем. Главным кентом был юный алкаш-дознаватель, неудачливый кавалер девочки Юли из Сочи.
Глава 2
Чулманск. Артем Терлеев
– Артем, ты что творишь? – спросил Газизов, едва Артем прикрыл за собой дверь.
Артем молча смотрел на начальство, дожидаясь объяснений. Объяснения могли быть самыми разнообразными и выдержанными в палитре, потрясающей обилием красок и тонов. В этот раз Газизов казался усталым и неспособным на калечащие проявления. Но Артем знал, что расслабляться не стоит. Даже с учетом предельной усталости. Расслабишься – не осилишь. Костей не соберешь.
– Звонят мне высокопоставленные товарищи разные, «соседи» звонят, из администрации звонят, из Москвы звонят, вопросы задают, на ковер зовут, любовь разную обещают, – почти растерянным голосом пожаловался Газизов. – Ты садись, садись. Говорят: следственный комитет превысил, следственный комитет вторгся, следственный комитет устроил тридцать седьмой год. А я, понимаешь, и не в курсе, чего я за тридцать седьмой устроил. У меня вообще честный, как это, шаббат и «Рубин» по телеку.
Он хмыкнул и посмотрел на Артема, севшего по стойке смирно, чтобы не вырубиться. Руки на папочке, папочка на коленях. Если откинуться на спинку стула или коснуться головой стенки, брык и уснешь. Адреналин откипел и высох, оставив после себя пустую вялость.
– Я, главное, думаю себе: сейчас на работу съезжу, Терлеева приглашу… – говорил Газизов, будто устало баюкал. – Он мне все объяснит… Мы высокопоставленных этих на другое место поставим… А Терлеев не идет!
Артем и к рявканью был готов, в принципе, но все равно вздрогнул. Газизов подырявил его жгучими черными дулами и гаркнул снова, обозначив удар кулаком по столу:
– А Терлеев занят слишком, чтобы к начальству ходить! У него, значит, полный шаббат и дела поважнее! Он, значит, у нас важняк, а не тихий скромный дознаватель с выговором!
Обычно Артем такие напоминания сносил с трудом – уж кто-то, а Газизов лучше всех знал цену и выговору, и заминке с произведением Артема в полноценные следаки. И лично уговаривал Артема не уходить, усердно, оба раза. И все равно время от времени напоминал. Ну язык вот такой поганый, не лучшее, но распространенное свойство начальствующего состава. Но в этот раз Газизов мог даже настоящий и самый стыдный Артемов секрет пересказывать в гнусных подробностях. Победители не ведутся.
Артем был победитель.
Он дождался, пока начальство проорется, отдышится и задаст наконец вопрос, действительно требующий ответа. Дождался – и ответил:
– ОПС разматывал.
– Какую ОПС? – не понял Газизов. – Я тебя спрашиваю, ты чем весь день… А. ОПС, значит. Ты в детство впал, Артем Александрович?
– Нет.
– А по-моему, да. Ты не ОПС занимаешься, осмелюсь напомнить, а хозделами. Конкретно – чего там Неушев на «Потребтехнике» натворил. Так?
– Так. Хозделами занимаюсь, Неушев натворил ничего себе…
Газизов смотрел на него, не отрываясь. Артем не сбился:
–… Но статьи там придумывать придется. Налоги и зарплату платил до последнего, денег не тырил, правила особо не нарушал.
– И довел завод до банкротства.
Артем помолчал и размеренно заговорил:
– В ходе оперативной проверки обстоятельств, ставших причиной кризисной ситуации на ЗАО «Потребтехника», документарного подтверждения преступного умысла со стороны владельцев и руководства предприятия не обнаружено, как и признаков состава преступления в целом.
Газизов наклонил голову и стал похож на умного ротвейлера. Умного. Но ротвейлера. Артем вздохнул и продолжил:
– Финансовая деятельность предприятия соответствовала хозяйственной, необоснованных и рискованных операций руководство не проводило, платежи в бюджет, поставщикам, персоналу и по прочим обязательствам происходили в срок и в полном объеме. Ситуация резко изменилась в октябре, когда сменилось руководство финансовой дирекции. Прикомандированный замфиндиректора Филатов стал и. о. вместо заболевшей Шамайко. По имеющимся данным, нашедшим документарное подтверждение, именно распоряжения Филатова целенаправленно и в кратчайшие сроки завели «Потребтехнику» под предбанкрот. Кроме того…
– Это что за данные такие?
Артем протянул папочку. Газизов взял, положил ее перед собой, не раскрывая, и попросил:
– Давай своими словами.
Артем, глядя перед собой, продолжил гнать сукно:
– Кроме того, по информации, требующей дополнительной проверки, значительная часть налоговой задолженности образовалась искусственным образом, в результате незачета налоговыми органами части платежей, произведенных заводом.
– Это как?
– Возврат в связи с якобы неправильным оформлением документов, компьютерные сбои, зачисление получаемых сумм в качестве штрафов и пеней по вновь образовавшимся долгам, в результате чего задолженность по основным платежам продолжала расти. При этом все искусственно образовавшиеся долги немедленно обрастали новыми штрафами и пенями. Эти обстоятельства с одновременным арестом Неушева по совершенно другому делу позволили мгновенно завершить перевод завода в иные руки.
Даже про «совершенно другое дело» Артему удалось сказать совершенно ровным тоном.
Газизов поерзал, раскрыл папочку, тут же закрыл ее и воскликнул:
– Слушай, ну так ведь не бывает.
Артем смотрел на него, почти не моргая. Поскольку от дальнейших выкриков начальство воздержалось, Артем, помедлив, продолжил:
– По имеющейся информации, по аналогичной схеме в течение текущего года произошла смена владельцев четырех заводов того же профиля, что и «Потребтехника» – в Самарской, Ростовской, Кировской и Челябинской областях. Везде новым владельцем стала ОМГ. Везде за пару месяцев до смены владельца в финслужбу прикомандировывался Эдуард Геннадьевич Филатов.
– Ох ты ж еж на жабе, – сказал Газизов с выражением. – А от кого он прикомандирован был? От профильного министерства – ну, кто там – Минприбор какой-нибудь?
– От ФСБ.
– Как?
– От местного управления, – уточнил Артем, отлепляясь от сукна. Кажется, он уже мог и имел основания говорить по-человечески.
– А жаба аж жужжит, – завершил все-таки Газизов любимую мудрость, откидываясь на спинку кресла. – А я, главное, понять не могу: чего они вола-то за хвост, и чего Викулов так страстно в трубку дышит. Так это у «соседей» операция, выходит, а мы в нее нестрижеными руками…
– Операция – возможно, но не у них. От Филатова они отреклись.
– В смысле?
– В прямом, как апостол Петр.
– Артем, я человек глубоко неверующий и нерусский. Ты бы со мной попроще как, а?
– Ну куда проще. Я им звоню, представляюсь, спрашиваю: кто посылал? Они тык, мык, менжуются чего-то. Я говорю: а посылали вообще, нет? Они снова тык, мык.
– Кто конкретно? – спросил Газизов, прищурясь.
– Такие Салимов и Медведев, потом еще Красненков был – это когда я уже приехал.
– Ты еще и приехал, – сказал Газизов горько.
– Ну а как еще? Приехал – они дурака включили. Айда бегать, какими-то бумажками прикрываться, оперативная необходимость, то-се. Я говорю – фигня, у меня самого такой необходимости полный пиджак, вы нормальную бумажку покажите. Тут как раз Красненков подтянулся, айда наезжать. А я тупо на своем. Ну, они и скисли. Все вопросы к Ибрагимову, говорят.
– Айдар Халимычу? – уточнил Газизов.
– Ага. А он в отпуске, говорят. А сами мы, говорят, знать ничего не знаем ни про какого Филатова. И даже сомневаемся, что он может иметь к нам отношение, говорят. Я говорю: то есть он не под вашей защитой? Они опять тык, мык. Я говорю – ну, как надумаете чего, свистите. Будем базы сверять. И пошел.
– То есть у тебя натурально есть доказательная база? Не слухи там или что, а показания и документы?
Артем показал на папочку. Газизов снова открыл и закрыл ее, не заглянув. Он, мучительно подумав, спросил:
– Это. Возвращаясь к нашим бардакам: что ты, значит, делал-то сегодня? Ну и всю неделю, пока шлялся, а Новикова несчастная тебя покрывала почем зря?
Артем снова показал на папочку.
– Хорош уже дирижировать, почитаю, почитаю. Я-то грешным делом подозревал, что ты в запой, значит… Ты своими словами пока, в темпе.
Артем, не обращая внимания на косяки про запой, покорно и размеренно перечислил:
– Я съездил в Кировскую область, провел ряд бесед и получил ряд документов по поводу смены собственника Даровского завода «Вятспецмеханика». Там есть четкие признаки рейдерского захвата, ключевую роль в котором играл гражданин Филатов. Потом вернулся, получил оперативную информацию о прибытии гражданина Филатова в Чулманск и задержал его для беседы.
– Все-таки ты, – сказал Газизов. – Я тут час рассказываю, что ни про какого Филатова не знаю и все такое, а ты его в кровавых застенках, значит… Блин, Терлеев, я тебе что-то плохое когда сделал, что ли?
Артем покрутил головой. Возражать было нельзя. Пусть еще разок проорется. Газизов не проорался, а с полминуты горько спрашивал, что ж за подставы поганые и откуда молодежь такая берется. Полгода назад Артем непременно подсказал бы, что из одного примерно места, но сейчас молчал. Пока Газизов не сказал:
– Короче, сталинский палач, бери своего драгоценного рейдера, целуй в уста сахарные и выпускай с извинениями.
– Почему?
– Руководство советует.
– Не приказывает?
– Артем Саныч, это такое руководство, которому приказывать ни на фиг не сдалось. Советская власть была такая однажды, не слыхал?
– Слыхал. Была да сплыла.
– Не, не сплыла. Она к ним уплыла. Так что при всем моем к тебе уважении… А, кстати. Как узнал-то, что Филатов приезжает?
– Шепнули, – сказал Артем, не вдаваясь в подробности, в которых сам еще толком не разобрался. Надо все-таки выяснить, что это за Никулин такой, чего он бриллиантовые наводки бросает мелкоперому провинциалу то сам, то через помощника, и почему у помощника голос и интонации напоминают никулинские до степени смешения.
– А чего ради он опять?.. – начал Газизов и решительно себя оборвал: – Да без разницы, в общем. Короче, при всем моем уважении, любви и, откровенно признаюсь, зависти к тонкому слуху – хорошо поработал, молодец, но засуетился и попер не туда. Давай, выпускай Филатова.
Артем кивнул и быстро посмотрел на часы, украшавшие хрустальный Биг Бен на столе Газизова. Эксперты должны уже были успеть. Артем устало спросил:
– Чемодан ему отдавать?
– Какой чемодан? А. Ну само собой, если его. Так. Сядь.
Артем снова сел. Газизов рассмотрел его невозмутимость и жалобно поинтересовался:
– Вот почему надо мной все издеваются? Ведь не просто так про чемодан спросил, да? Что там, герыч? Инструкции муллы Омара с автографом? Пять кило тротила?
Артем пожал плечом и сказал:
– Да какое там. «Стечкин», два «глока», «беретта», «Драгунов», разная оптика к нему. Глушаки. И патроны, конечно.
Газизов откинулся на спинку и сказал что-то длинное. Артем ждал. Газизов, покивав, спросил:
– Засвеченное?
– Ну вот сейчас ребята пробивают – я потому и не хотел к вам заходить, пока результата…
– Заткнись, – сказал Газизов, поднял трубку и велел срочно соединить с Реутовым. Артем дождался, пока Газизов, дорычав, брякнет трубку на рычаги, и спросил:
– А если стволы незасвеченные – отпускать?
– Заткнись, – повторил Газизов и уставился на дверь.
Артем не успел узнать, способен ли в нынешнем состоянии на истерический смех, позыв к которому неожиданно ощутил где-то под ушами. Реутов прибежал с лысиной цвета зари, – газизовский рык действовал на эту лысину с потрясающей стабильностью и точностью до полулюмьера. И тон у руководителя службы экспертов-криминалистов был привычно оскорбленным. Он сообщил, что все стволы чистые, кроме одного «глока». Его пулю в прошлом году вытащили из головы кавказского авторитета, легшего почти со всей бригадой в любимом санатории под Пермью.
Глава 3
Чулманск. Леонид Соболев
Ибрагимов задрал голову и с треском потер под небритой челюстью. Тут он словно впервые заметил в углу собственного кабинета форточку, встал так, что кресло отъехало к стенке, и побрел эту форточку открывать, попутно уронив мышку от компьютера, стул и папку с документами. Папку Ибрагимов поднял и сунул в стол, остальное перешагнул и загремел форточкой. Выдернул ее, как кольцо из «лимонки», подышал несколько секунд и побрел обратно, в меру сил ликвидируя нанесенный интерьеру ущерб. Вернее, модернизируя его. За Ибрагимовым текла острая свежесть какого-то особого свойства – речная, что ли. Соболеву захотелось сбегать за шапкой или прикрыть лысину ладошкой. Это Кама, напомнил он себе, чуть нахохлился и продолжил вежливо улыбаться.
В кабинете Ибрагимова не было жарко, но маневры с окном объяснялись не желанием хозяина еще потянуть вола за ноздрю или там сделать постылого гостя остылым. Ибрагимова в самом деле давил душняк. Видимо, он успел привыкнуть к другим условиям, а отвыкать пришлось в экстренном режиме. Лицо и руки у Ибрагимова были неровно красными и в чешуйках, ладонь – корявой и горячей, глаза чуть слезились, а одет он был примерно как Леонов в «Мимино» – в ватно-брезентовые латы, из-под верхней кромки которых высовывалась невероятная клетчатая фланель, а из-под нижней – кожаные мокасины. Кабинетная обувь. Сапоги где-то в углу спрятались.
С полыньи мужика сняли, подумал Соболев с сочувствием. Сам он ни рыбалкой, ни охотой сроду не увлекался, но любил родного дядьку Владлена, который любил зимнюю рыбалку, лишился через эту любовь нескольких пальцев, жены и способности жить без разведенного спирта, но в этом году, мать жаловалась, уже испетлял пол-Яхромы. Дядька Владлен был хороший. Дядька Ибрагимов, возможно, тоже. Вот и проверим.
Хороший дядька Ибрагимов со второй попытки втиснулся брезентовым изобилием в убегающее кресло, убедился, что Соболев по-прежнему ждет ответа, и пробормотал с неприязнью:
– Что уж вы, сговорились все сегодня, что ли. Сперва соплячок этот, теперь вот Москва пожаловала опять.
– Какой соплячок?
Ибрагимов махнул рукой и оживился:
– Слушайте, а вы уже приходили, так? В понедельник, да, я как раз в отпуск…
Он показал рукой на штаны и сильно расстроился. Собрался, посмотрел на Соболева выжидательно. Соболев тоже посмотрел на Ибрагимова выжидательно. Ибрагимов сказал:
– Успели ведь домой обернуться, и снова… Не хочу показаться невежливым – но чего так зачастили-то к нам?
– Вот, проверить как раз, – душевно объяснил Соболев. – Так все-таки? Вы человека прикомандировали, человек поработал, откомандировался – и где он?
Ибрагимов побарабанил сизыми ногтями по столу, посмотрел в окно, потом, кажется, хотел в очередной раз потребовать для изучения удостоверение подозрительно молодого, красивого и блестящего майора Матвеева и его же командировочное предписание, требовавшее оказывать содействие и все такое, вздохнул и сказал:
– Я выполнял распоряжение.
– Так, – сказал Соболев. – И что?
– И то. Распоряжение касалось прикомандированного человека, он приехал, я прикрыл. Вопрос снят?
– Этот – да. Распоряжение можно посмотреть?
– Нельзя.
Соболев поднял брови. Ибрагимов нехотя пояснил:
– Устное.
– Устное. Так. Чье?
Ибрагимов улыбнулся. Соболев улыбнулся в ответ и продолжил:
– Уровень хотя бы для начала. Республика, округ?
Ибрагимов посмотрел в один угол, в другой, развернулся к форточке и длинно показал сквозь нее пальцем.
Соболев, который прилетел как раз с той примерно стороны, хотел брякнуть что-нибудь про европейских хозяев, но, учитывая ситуацию и обстановку, воздержался. Он пошарил по карманам, вытащил блокнот, написал на чистой страничке «Фамилия?» и толкнул блокнот Ибрагимову.
Ибрагимов, не тронув блокнота и почти не взглянув на него, взял чистый листок из лотка, в котором ничего, кроме стопки чистых листов, и не было, положил перед собой, насмешливо бормоча «Вот все вам скажи – уж извините, как-нибудь без меня попробуйте», написал карандашом короткую фамилию и тюкнул по ней пальцами, даже не переворачивая. Соболев дедуктивно догадался, что в ФСБ, как и в СВР, учат быстро читать вверх тормашками. А Ибрагимов уже сложил бумажку и сунул ее в очень внутренний клетчатый карман.
Соболев кивнул и спросил на всякий случай:
– Рапорт там, отмашка об окончании, просто спасибо – чего-нибудь было?
Ибрагимов сказал с ухмылкой:
– Да вы как будто сами не из Москвы.
– Спасибо, – сказал Соболев, вставая. – Рапорт не обещаю, но отмашку постараюсь дать.
– Ага, – сказал Ибрагимов, не меняя кривизны ухмылки.
– Честно. На следующей неделе просто непременно, – зачем-то добавил Соболев.
Чтобы себя расстроить, не иначе. Еще раз пожал горячую-корявую и пошел к двери, стараясь не торопиться, но поскорее вывести затылок из Заполярья. Кабинет совсем простыл. Вот дурак, подумал Соболев, выскальзывая в теплую приемную, дубака нагнал, теперь костры для сугрева палит. Лишь вдеваясь в пальто, Соболев сообразил, что Ибрагимов жжет бумажку из кармана, едва дождавшись, пока гость откланяется.
Ох какие тут все бдительные и осторожные, подумал Соболев третий раз за день.
Припев пришлось повторять и пятый раз, и шестой. Когда снова вернулся в отдел кадров «Потребтехники» и попытался как бы между прочим отыскать бывшего зама по безопасности Захарова. А потом – сильно потом, даже вспоминать не хочется, насколько сильно, – когда найденный Захаров развернул богатую палитру настороженной подозрительности, смешанной с профессиональной паранойей и немножко старческим маразмом.
Захарову было за шестьдесят, выглядел он на полтинник, а опыта накопил как за пару веков. Разного опыта – забалтывания, отпирательства, кидания камней по кустам, вульгарного кидания, оперативного прикрытия и припудривания крупных мозговых скоплений. Навыки он применял умело, щедро и поставленным голосом радиодиктора из детства. Нормальный человек на месте Соболева на двадцатой минуте общения взвыл бы и сбежал прочь из хорошо отремонтированной кухни, в которой дурящее молчание, декорированное непонятными фразами, удачно дополнялось запахами кофе, копченостей и аптеки, образуя гармоничную атмосферу, несовместимую с человеческим существованием. Захаров, впрочем, был в этой атмосфере владыка и доминатор. Он неторопливо и бесшумно перемещался из угла в угол, помешивая источники новых запахов в джезвах и колбах, задавал короткие вопросы и немотивированно разражался бесконечными историями из странной жизни. Бесконечными в прямом смысле: всякий рассказ о контрабанде мазута в Финляндию или переписывании овечьего поголовья в ногайских районах Астраханской области обрывался, едва могучая вступительная часть переходила в подобие действия – и перетекал в запев совершенно новой истории.
Соболев был тренированный, терпеливый и зам целого Егорова – но и он через полчаса всерьез начал прикидывать сценарии, которые позволят Захарова сперва заткнуть, а потом разговорить строго на заданную тему. В сценариях фигурировали джезвы, колбы, ножи и немножечко чайная ложечка. Соболев поспешно положил ее и сказал:
– Нет, по Москве автожиры как такси не запускают и, наверное, не будут в обозримом. Но я на самом деле хотел про Филатова узнать, помните его – Эдуард такой Геннадьевич, в финдирекции был недолго?
– Филатов, стало быть, – сказал Захаров значительно.
Полчаса назад Соболев обрадовался бы и приготовился внимать. А теперь он был обученный. И не ошибся.
– Я в этой связи и подумал, что он родственник даже, – продолжил Захаров как по писаному. – Хотя Филатов, понятно, нередкая фамилия, как Захаров, ха-ха, понимаете. Но он и похож был немного. Оказалось, нет, не родственник. С тем-то Филатовым мы при исключительных обстоятельствах познакомились – почему я автожир и вспомнил. Это, если не ошибаюсь, конец восьмидесятых был, Горный Алтай – не тот, что Барнаул, а республика такая, слышали? Тогда-то еще малая авиация не передохла, как сейчас, до любого района по воздуху добраться можно было. А все равно решили авожиры развивать – ну и послали меня, стало быть, посмотреть, что там наэкспериментировали местные товарищи. А я тогда… Вам неинтересно, Денис Валерьевич?
Соболев улыбнулся и сказал:
– Юрий Петрович, вы человек огромных знаний и опыта, рассказываете тоже здорово. Я бы ваши воспоминания с наслаждением почитал, для души чисто. Только я сейчас ведь не по душу, простите за каламбур, пришел, я на работе. Узкие задачи решаю – и чего-то у меня не получается пока.
– А работа, вы считаете, к душе не относится?
Соболев вздохнул.
– Юрий Петрович, я не сомневаюсь, что вы мне сейчас что угодно докажете – и про душу, и про работу. Сдаюсь. Согласен со всем, что скажете.
– Напрасно, молодой человек, – сказал Захаров каким-то другим тоном и сел по другую сторону стола. – Сдаваться нельзя. Даже в шутку. Это слово в принципе говорить нельзя, понимаете?
Соболев смотрел на него.
– Понимаете, – сказал Захаров. – Или поймете. Тоже неплохо. Стало быть, Филатов Эдуард Геннадьевич, тридцать два года, образование высшее, степень MBA, прописка московская, разведен, детей нет, работает якобы в компании «Финансы и аудит», прикомандирован УФСБ – это вы все знаете, конечно. Что прописка левая и компании такой нет, тоже знаете, так? Ну, это для вас нормально, полагаю.
Соболев снисходительно усмехнулся и ничего не сказал. Захаров продолжил:
– Концы искать было себе дороже, и Неушев запретил: говорит, Петрович, не будем давать повод. Как будто им повод нужен был. Ладно. Ребята знакомые в комитете ничего толком не сказали. Намекнули, что проект не их, но на особом контроле. Я особо и не копал, так, попросил своих слегка держать руку на пульсе – ну, как со всеми новичками на матфинответственных должностях. Сказали, все в ажуре, спец сильный, дебиторку нам подчистил, налоговую отчетность помог на какую-то систему перевести – не знаю уж, зачем, но все в восторге были. Не командированный, а мечта поэта, спасибо товарищу Дзержинскому.
– Но? – предположил Соболев.
– Что но? Никаких но. Доработал и ушел. Две проверки проводили – и когда Шамайко слегла, и когда задолженности эти всплыли. Ничего, ноль. Шамайко сама заболела – вирус, что ли, а зам у нее как раз в отпуске был, таком, что дозвониться не могли. Ну а Филатов же формально полноценный замфиндира – вот его и сделали и. о. Тут как раз дырка эта в отчетности вскрылась. Он к Неушеву пришел. Неушев сказал: исправляйте. Все на уши встали, айда резервы изыскивать, денег невероятное количество пришлось подогнать…
– На взятки, что ли?
– Да какие взятки? Пени, штрафы, увеличение налогооблагаемой базы, какие-то сборы еще там по социалке. Ну и взятки, да. Это не слишком существенно. Неушев сумел вернуть ситуацию в рабочее русло, разрулил, как это сейчас говорится. И тут дело из района наверх забрали – даже не в республику, а на некий особый контроль. Филатова тут же откомандировали. Я даже подумал, чтобы из-под общего удара вывести. Это, стало быть, двадцать третьего было. А двадцать пятого вот все это у Неушевых случилось.
– Что случилось, как вы думаете? – осторожно спросил Соболев.
Захаров мелко потряс головой, развел руками и вздохнул.
– Там ужас какой-то. Неушев не мог – это бесспорно. Он и не пил практически, и с женой у него нормально было. Не скажу, чтобы прямо идеальная семья, вроде холодно там уже все стало, но в рамках держались, не придерешься. Еще и с молодушкой… Тут все решили, конечно, что вся история – подстава. Особенно когда новые хозяева пришли – ну, народ же тоже не дурак. Без всяких «qui prodest» понятно, сколько дважды два будет. И я тоже решил, что подстава. К Неушеву пробился, говорю: держись, всех порвем, до президента дойду, да хоть до ООН. А он убитый такой, тихий, маленький даже. Говорит: уймись, Петрович. На мне, говорит, грех, мне и отвечать.
– В смысле? – спросил Соболев, выпрямляясь. – Он вам прямо признался, что убил, что ли?
– За что купил, – сказал Захаров хмуро. – Он же объяснять не стал, а придумывать мне, ну… Неинтересно. Вот я и унялся.
– Тем более, что новое руководство… – предположил Соболев.
– Да новое руководство как раз вокруг скакало: останьтесь, Юрий Петрович, научите, Юрий Петрович, вы же государственный человек, Юрий Петрович.
– А вы не государственный? – не удержался Соболев.
– Самый что ни на есть. Пенсию вот получаю, повышенную. Сказать сколько?
– Ой не надо. А то не рискну дожить до такого-то счастья.
Чтобы Захаров не выступил с развернутым прогнозом на эту тему, Соболев поспешно спросил:
– А Шамайко-то почему копали? Основания были?
– Неушев велел. И сразу – ну, у нас порядок такой. И когда налоговые проблемы всплыли. Очень уж интересное совпадение.
– Да уж. И ничего?
– Вообще.
– А где она сейчас? Шамайко, в смысле?
Захаров пожал плечами и сказал:
– Не на заводе точно.
– А жива, здорова?
– Да что ей, – начал Захаров и остановился. – Надо же. А я действительно не знаю – и узнавать не стал… А она ж на работу так и не вышла. Так, услышал, что все с ней в порядке, и успокоился. Еще осадочек остался, что от тех ложечек. Анекдот знаете про ложечки?
Соболев кивнул и спросил:
– А кто сказал, не помните? Ну, что с Шамайко все в порядке?
– Ну, Филатов, собственно… – Захаров запнулся и тут же с облегчением продолжил: – А. Еще малой этот, из СКР. Так что нормально.
– Какой малой?
– Ну, дознаватель. Терлеев Артем, молодой пацан, но злой. Далеко пойдет. Когда по Неушеву команда «фас» пошла, «кони» со всех сторон под завод подкопались. Терлееву как раз экономическую сторону поручили – он и зарылся. Меня просто задолбал, прошу прощения, раз пять приезжал, звонил каждый день. Ну, у него личные мотивы, понятно. Но меру тоже знать надо. Вчера вон опять позвонил.
– А какие личные мотивы, Юрий Петрович?
Захаров удивился.
– Ну здрасьте. Большакова, которая якобы с Неушевым была, молодушка та – она ж Терлеева как раз подружка бывшая. Там у них до свадьбы без малого дошло. А потом раз – и Неушев. Но это как раз брехня все, я вам ответственно говорю.
– Так у Терлеева, получается, личная заинтересованность, – задумчиво сказал Соболев. – Как же его могли на дело поставить?
– Формально там соприкосновений нет. Он же не Неушева копает, а завод. Потом, «Потребтехника» – это такая штука, которая в Чулманске всех касается. Поди найди лично незаинтересованного. Или отец работает, или брат, или сам так или иначе связан. Градообразующее, одно слово.
– Ага. А чего Терлеев вам звонит-то? Вчера, например?
– Да ну, ерунда какая-то, – Захаров слегка завелся, но не по соболевскому поводу – видать, молодой злой пацан реально его утомил. – Про Даровский спрашивал, это в Кировской области, там заводик есть, формально к нашему управлению относился, но мы головное предприятие всю жизнь были, а там так, семечки с изюмом. Слышал ли я чего, говорил ли чего Неушев, были ли связи. Еще про это, Неккерман, что ли, – ну бред, словом. И к Филатову, паразит, не пригласил.
Соболев остро понял, что надо что-то сказать или сделать, но смог только улыбнуться. Этого хватило. Захаров торжествующе заявил:
– А вы думали, ваши тайны прямо такие непроницаемые? Мне про то, что Филатова приняли, еще утром шепнули. Вот так-то. Теперь сижу, жду сладкого свиданья. Вы-то пригласите, нет?
Соболев сказал, стараясь не прятать взгляд:
– Ну, мы же из другой компании. Но чем могу – посодействую. Юрий Петрович, спасибо вам огромное.
Надо было срочно бежать, но Захаров опять наладил режим репейника, немного перестроив его с бессмысленного нарратива на бестолковую въедливость. Вставая вслед за гостем, он уточнил, из какого тот управления-то будет, «Э» или «О», но более чем удовлетворился ответным мычанием и телячьим взглядом, как бы намекающим на то, что правдивый ответ сокрушит Вселенную, начиная с хорошо отделанной и забавно пропахшей кухни. В прихожей Захаров, стиснув на прощанье ладонь гостя, спросил:
– Денис Валерьевич, вас как на самом деле звать-то?
– Ю-урий Петрович, ну вы даете, – сообщил Соболев с легким возмущением, еще раз блеснул телячьим глазом и удрал.
Вечер он посвятил общению в родном и двоюродном кругу. Обильней всего досталось Андрюхе Федотову из группы взаимодействия, который должен был выяснить все, что «соседи» и «кони» готовы рассказать про жизнь, судьбу и стремления Артема Терлеева, обстоятельства и детали задержания Эдуарда Филатова, дела, связанные с «Потребтехникой», а также с аналогичными заводами в других городах страны. Андрюха побурчал, но смирился – в конце концов, это была его работа, причем не самая пыльная. Веером запросы швырять – это не лысину в поле морозить.
Звонок Цехмайстренко Соболев оставил на сладкое. Сладкое вышло обильным. Распоряжение найти и раскрутить Шамайко открыло в Цехмайстренко лингвистические бездны, о которых Соболев не подозревал. Вынырнув и с наслаждением отфыркавшись, Соболев сказал:
– Ну извини, извини. Тебе же это проще – да и фамилия обязывает.
И отрубился, весело улыбаясь.
Первые ответы от Андрюхи пришли после ужина. Изучив их, Соболев пришел в полное душевное равновесие и наконец-то почувствовал себя хозяином положения. Тема складывалась и срасталась – причем всеми свободными концами. Может, и впрямь шансец у нас с тобой есть, далекий американский друг, подумал Соболев.
Впервые за две недели он мгновенно уснул, выдрыхся, как перекормленный младенец, восстал по будильнику свежим, уверенным и готовым к битве. Готовность пригодилась не сразу.
Глава 4
Чулманск. Михаил Шелехов
Тотальная мобилизация оборвала провода и убила будки. Из клинической смерти проводную связь пока вытягивали экономные провайдеры, пожарные сигнализации с вохрами и болтливые пенсионерки, неспособные отказаться от квартирных телефонов. А вот телефонные будки потеряли смысл, как и их умершие в младенчестве родственники – двухкопеечная монета и специальный жетон из пластмассы или полосатого металла. А ведь, если вдуматься в слово, будки должны быть и должны будить. Чувства добрые, сонных школьников и всё, до чего дотянутся.
Ни до чего будки больше не дотягивались. В лучшем случае стояли памятниками ушедшей эпохе, техническому прогрессу и государственному подходу к инвестициям, которые, ей-богу, лучше б потырили.
Памятники были распространенными и действующими – в основном. Это удобно. А будили они Мишу. Вернее, он сам себя будил во исполнение волшебных боссовых пожеланий – и брел сквозь серовато-синий мороз, скрип и играющее перед лицом облако к алому таксофону, ссутулившемуся в двух кварталах от точки. Это удобно, да.
Звонить источникам с мобильного или квартирного телефона не следовало – да и не было такой возможности. Зачуханная квартира, снятая вчера Славкой на две недели, сроду не знала радости обладания проводной связью. А мобилы «звездочка» включала два раза в день, утром и вечером, на пятнадцать минут, и не с родными симками. Был у босса пунктик по поводу связи – почти смешной. Но большинство боссовых пунктиков было вылеплено из спекшейся крови, так что Миша, например, не смеялся, а исполнял. Мерцающий режим, кстати, не спасал батарейки мобил от интенсивной разрядки – что-то неладное творилось в Чулманске с сигналом сотовых операторов. Всех без исключения.
Колпак таксофона был предсказуемо занесен снегом, но вокруг особых сугробов не наблюдалось, а пятачок, предназначенный для говорящего, и вовсе выглядел расчищенным либо утоптанным. Маиша присмотрелся, хмыкнул и подумал, что лунатизму покорны все возрасты и сословья. Аккуратно отпечатал подошву в полушаге от пятачка, присел и потратил пару секунд на сравнительный анализ.
Лунатизм из диагноза следовало вычеркнуть, вписав вместо него застенчивую понтоватость. Типа Мишиной, например. Миша купил зимние ботинки Frye этой весной в Торонто, поведясь на ряд соображений по поводу утепленности и водонепроницаемости обуви, ее грубоватого шарма, скидки удивительных размеров и гарантированного отсутствия досады в связи с тем, что сволочь Славка в пародийном раже урвал себе такие же. Урвать ему было негде: по причинам, о которых не принято говорить, в англосаксонские владения Славка был невыездной, а на доступных ему пространствах марка не встречалась. К Мишиному удовольствию, это была не только Славкина беда. Так что ботинки носились в охотку, грели, не жали и вызывали зависть знатоков при равнодушии лохов.
Отпечатки у ботинок тоже были неброскими, но приметными, с пятью крестами при заостренных концах. И их было много – кто-то подошел к таксофону по той же тропке, что и Миша, усердно потоптался и ушел обратно. Сперва Миша подумал, что сам каким-то чудом наследил накануне – мимо проходил и забыл, например. Не бывает, но вдруг. Потом Славку заподозрил – что он Мишины ботинки стащил и, болтая в них ступнями, как языком в колоколе, играл тут ночью в паранормальное явление. Тоже не бывает, но тоже вдруг. Не, не вдруг. Размер не совпадал. У Миши сорок третий, а тут максимум сорок один с половиной, мальчик с пальчиком. Как у Славки примерно. Или Славка все-таки ботинки через интернет купил? Черт. При чем тут Славка. Сферический продвинутый чулманец купил через интернет симпатичные ботинки, после чего не мог удержаться от ночного похода на таксофон. Нормально. Зато не придется еще три квартала по дубаку к следующему таксофону семенить – этот, вопреки опасениям, работает. Если, конечно, проклятый конкурент не из спортивного интереса утаптывал тут снег подошвами повышенной сцепляемости.
Не из спортивного. Трубка, давящая холодом даже сквозь перчатки и шапку, ныла безнадежно, но громко. Миша поежился, прищурился, вставил карту, огляделся, невнимательно соображая, куда, интересно, мог уйти проклятый конкурент и можно ли его найти чисто с целью полюбоваться, набрал по памяти номер, выслушал ответ, нажал несколько кнопок, первые по памяти, далее в ответ на вопросы, и спросил:
– Ну какие там новости?
И забыл про отпечатки, конкурента и иные забавности, не связанные с работой.
На обратном пути следовало купить шоколада и моркови, но Миша на это забил. За виском заколотились часики, как при всяком всасывании в цейтнот, но Миша зашел в «Перекресток», чтобы ритуально осмотреть траверзы. Он даже купил батон, непригодный для «звездочкиного» питания в принципе – а на кассе долгую секунду не понимал, почему ему не хватает рук для пакета. Да потому что в левой руке телефонная карта зажата, которую он из таксофона вытащить не забыл, а сбросить забыл. Миша машинально сунул карту в карман пальто, подцепил пакет и пошел. На точку пошел – ибо траверзы были чисты, а хронометр в голове стал слышным, кажется, даже кассирше.
В зачуханную квартиру Миша вошел через девятнадцать минут после того, как повесил трубку. Босс уже заварил волшебный свой чай и заставил Славку накрыть на зачуханный стол. Славка, естественно, подчинился и, естественно, впал от этого и от запрета курить в тихое раздражение, которое и на сей раз вылил в нестандартную форму. В чашку соковыжималки он ее вылил. А соковыжималку, местного производства, купил вечером, с вызывающим видом – и после подъема, пока Миша собирался, Славка угрюмо читал инструкцию, время от времени принимаясь чем-то жужжать. Чтение пошло впрок. Соковыжималка стояла возле зачуханной раковины, окруженная десятком пластиковых стаканов и адским сборищем недочищенных и недорезанных фруктов и овощей. Были там выдавленный лимон, по паре картофельных и яблочных бочков, несколько апельсинов, свекла, красная луковица, бананы и фейхоа с авокадо. Словом, все, что можно, кроме мандаринов, конечно. А мощно затоварившийся вчера Славка с крайне гадливым видом брал очередной стакан, отхлебывал из него, не меняясь в лице, ставил стакан на место, мучительно глотал, закрывал глаза, через пару секунд скорбно открывал их и тянулся за следующим стаканом.
Босс не обращал на Славку внимания. Он изящно, нога на ногу, сидел на зачуханном диване и время от времени принимался ласкать экран планшета.
Миша тоже постарался на Славку внимания не обращать. Почти получилось. Успел раздеться, сесть за стол и шлепнуть на него отчаянно хрустящий с мороза пакет.
– А морковка? – спросил Славка, разжмурившись в очередной раз.
– Не купил.
Славка пожал плечом и сделал крупный глоток.
Босс отложил планшет и сказал:
– Так.
Миша кивнул и коротко доложил:
– По Костику глухо, в сводках нет ни фига, правда, есть два похожих трупа, через час будет яснее, я перезвоню. С одним еще и по засечке звонка тебе, Валер, почти совпадение – но там стройка, как бы Костику нефиг было делать, так что загадочно все. Ждем. Девчонки неушевские нигде не светились, заяв от них и про них не было – ну и на звонки они отвечают, мы вчера еще убедились, да. На заводе тоже без динамики, от новой команды претензий нет. Дело Неушева в суд уходит на следующей неделе, там уже все, в принципе готово, сегодня-завтра на окончательное утверждение идет, но прокурор и так от следаков не вылазит, всё должно быть без сюрпризов. Во вторник продление ареста.
– Так, – снова сказал босс, а Славка, как и ожидалось, не выдержал:
– Это все зашибись, а с Эдиком-то что?
Нетерпеливый у нас Славик и не слишком дисциплинированный.
– С Эдиком у нас, Славик, все сложно, – с выражением ответил Миша. – Эдик у нас, Славик, принят по делу о преднамеренном банкротстве «Потребтехники» и был бы допрошен в качестве свидетеля. Но при нем, Славик, нашли чемодан с железом – и теперь он фигурант нового дела, по которому фиг соскочишь.
– Ну, не совсем уж фиг… – начал босс.
Славка перебил:
– А что сразу Славик, я не понял? У тебя предъява, что ли? Из цикла я Эдика сдал типа, или просто потерпевший где-то, ты, Мишенька, это имеешь в виду? – спросил Славка, растопыривая локти.
– Так, – сказал босс уже другим тоном.
Миша тоже растопырил локти, вставая, и объяснил:
– Я, Славик, имею в виду – как и босс, по ходу, – что само по себе железо ни разу ни фига не значит, и человека можно хоть с базукой принять – и отпустить, потому что базука она животное чистое и нарезка с нее нигде не всплывает. А со стволами, Славик, есть такая маза, что они паленые бывают. И тогда не соскочишь, потому что колокольчик по системе бренчит – динь-динь.
Славка опять зажмурился, тут же распахнул глаза и рот, но босс опередил:
– Слава, жди. Миша, толком – какие паленые. Чистые же стволы.
Миша сухо объяснил:
– На «глоке» из чемодана висит Рома Камский. В Перми такой был однажды, не помните?
Босс выругался и встал, глядя на Славку. Тот мазнул глазами по полу, соображая, и твердо сказал:
– Хрень, я пулю забрал, там навылет было.
Босс разъехался пальцами по зачуханному столу, как по планшету, и вкрадчиво сказал:
– Слава, а ты влегкую свою пулю от не своей отличаешь?
– Да ё, а ты не отличаешь, что ли? Да там ни у кого таких же не было, – воскликнул Славка и замолчал, бледнея.
– У Пашки была, – обвинительно сказал Миша.
Славка задрал голову. Он уже все понял. Чего там было понимать-то.
– И как раз Пашкин «глок» мы там сбросили, – все-таки сказал задумчиво босс и сел, глядя сквозь зачуханные шторы.
Славка, матерясь, смахнул весь витаминный парад в раковину и уперся руками в зачуханную столешницу. А к Мише с боссом, получается, повернулся спиной. Покорно так и показательно. Рисовщик, хотел сказать Миша, я тебе в Перми жизнь спас, а ты мне затылок подставляешь, хотел сказать он, а нефиг было с двух рук сандалить, Юньфат недоделанный, хотел сказать он, и куда мы теперь голые, хоть перочинные ножики в «Канцтоварах» покупай, хотел сказать он. Но сказал:
– Вот примерно так.
Через несколько секунд Славка спросил, не оборачиваясь:
– И что делать?
Босс снова повозил пальцами по зачуханному столу и сказал, все так же уставившись в затянутое окно:
– Ну, два богатых варианта есть. Чистить с Эдиком и чистить без Эдика. По ходу посмотрим. Блин, как все ловко начиналось-то, и как…
Он оборвал себя, оглядел остатки «звездочки» и сказал:
– Чистить, короче, всяко придется. На нас по щелчку выйдут – Эдик-то долго не продержится.
– А если продержится? – глухо спросил Славка.
– А если продержится, а мы его не вытащим, будет плохой прецедент. Ладно. Адвокат уже приступает, какое-то время у нас будет. Слав, хорош страдать, садись. Думать надо. С чаем это легче, с шоколадом тем более.
– Я шоколад не купил, – сказал Миша холодно.
Шоколадка, как всегда, нашлась у Славки.
Глава 5
Чулманск. Артем Терлеев
– А я повторяю, что мой доверитель не уполномочил меня раскрывать эту информацию, – сказал Мезенский, снисходительно улыбаясь.
Новикова откинулась на спинку стула и посмотрела на Артема. Артем пожал плечами: ты следак, ты и разбирайся. Новикова повернулась к адвокату, улыбаясь сладко, как кайман. Артем извинился и вышел. Он и впрямь не знал, как и чем давить на строптивого адвоката, но решил не зарываться. Справки-то навести можно.
Когда Артем вернулся в кабинет Новиковой, адвокат уже испарился, оставив после себя запах одеколона и почему-то влажной шерсти, ощутимый даже в стандартной новиковской атмосфере школьного туалета дискотечным вечером, восстановившейся, очевидно, едва гость откланялся. Баран как есть, мельком подумал Артем и сообщил:
– Короче, особых концов на него нет. У нас не светился, но по республике и округу мужчина заметный. Защищает, как правило, папиков по уголовке – чиновников, депутатов, буржуев из крутых фирм. Изнасилования, убийства по неосторожности, связи с ОПС. Хозяйственными делами вроде неизвестен.
– Любопытно, что ужас, – сказала Новикова, бычкуя сигарету и немедленно подпаливая следующую. – И что, сильно успешный мужчина?
Артем пожал плечами.
– Ну, как все. Когда дают – успешный. Ушлый – это по-любому. Под следаков копает, кстати.
Новикова кивнула, щурясь от дыма. Хотя ей, скорее, от свежего воздуха следовало щуриться и падать, выдирая ключицы куцыми ногтями. И все-таки уточнила:
– Примеры есть?
– Булатов.
Новикова выпрямилась.
– Булатов? Так это он, этот шибзд, Булатова закрыл?
– Ему в основном по делу Хайрутдинова предъявили, а дело как раз Мезенский этот дербанил, – сказал Артем. – Ну, и, по ходу, барабанил в прокуратуру. Те вцепились. И все, нет Булатова.
Новикова высадила остаток сигареты в одну затяжку, вдавила фильтр в пепельницу, пошарила в пачке, ругнулась, смяла ее, выбросила и полезла в сумочку за новой.
– А остановился он где? – поинтересовалась Новикова как бы между прочим.
Артем развеселился:
– Ну ты, мать, даешь. Совращать его пойдешь или белого кидать?
Новикова замерла, закатила глаза и сказала, вернувшись к шуршанию целлофаном:
– Вот дурак же ты, Терлеев, а.
Артем подождал, понял, что продолжения не будет, и поинтересовался:
– А зачем тебе тогда где он живет?
Новикова закурила, отвернулась к экрану, повозила мышкой и деятельно защелкала клавишами. Артем уже решил сказать что-нибудь обидное и уйти, когда почти любимая руководительница пробормотала, не отрываясь от компьютера:
– Ну, на всякий случай – это во-первых… Прозвонить, кто ему жилье оплатил – во-вторых… Может, так узнаем. А то девочку строит: доверитель не велел… Кто велел, не скажу… Кому хочу, тому даю… Тайный какой нашелся.
Новикова повысила голос, но тут же взяла себя в руки и вернулась к бубнилову:
– Ну и в-главных еще такая вещь: он же кому-то отчитываться должен. С доверителем встретился, теперь расскажет, что видел, что слышал, какие виды. Может, по телефону, а может… Кому-то ведь Филатов чумаданчик вез, сюда вез. Понимаешь уже?
– Да уж. Слушай, так он, может, на отчет и дернул? Надо было Ильдарику свистнуть, чтобы он его прямо отсюда и повел.
Теперь Новикова оторвалась от экрана, сделала особенно глубокую затяжку и пустила в сторону Артема длинное густое облако.
– Да, – сказал Артем подавленно. – Сморозил, виноват. Не повторится.
– Прям, – откликнулась Новикова и вернулась к экрану.
Артем взялся за ручку, но все-таки решил мстительно осведомиться:
– Много лайков?
– Тебе и не снилось, – отрезала Новикова. – Ты лучше скажи, с камерами что?
– Хожу, ищу. Пока по нулям: у этих записи не хранятся, у тех в другую сторону повернуто, но намеки какие-то есть.
– Намеки у него. А бабай этот, Захаров, он реально дурак или говорить не хочет?
– Или и то, и другое. Не дурак, ясно дело. Дурака включает, это да, хоть два «Оскара» давай – но я не всосу, отчего. По ходу, опасается, что я под Неушева рою.
– Ну, можно понять. Хорошо, сама с ним попробую. Шамайко на завтра вызвана?
– Да, на полдевятого.
– Вот ты зверь.
– А я при чем? Я предлагал в одиннадцать, она говорит: тогда уж лучше с утра. Ныла, что ножка болит, машинка не ездит. Но как я сказал, что с радостью экипаж за ней пришлю, ее приотпустило сразу.
– Молодец. Чего мне дрыхнуть, в самом деле. А сегодня чем порадуешь?
Артем вытащил телефон и выразительно посмотрел на экранчик с часами.
Новикова, утонув в дисплее, пробурчала:
– Терлеев, тебе-то «Оскар» точно не светит, сильно так не старайся. Я ж вижу, копаешь. Чего копаешь?
Артем еще раз посмотрел на часы и спросил:
– Ты до скольки сегодня?
Новикова задрала брови, тут же поперхнулась дымом и уточнила сквозь кашель:
– Ресторан, найт клаб?
Артем хотел остроумно пошутить про то, что пепельницу себе он в любом магазине за куда меньшие деньги купит, но опять некстати вспомнил Юльку, а потом вспомнил, что летом Новикова всерьез уходила с работы, а итоге ушла от мужа. Он постарался улыбнуться и сказал:
– Природа подскажет. Через час здесь еще будешь?
– И через два, и через три, – грустно сказала Новикова. – Выходные же не кончились еще.
– Попробую успеть, – сказал Артем и пошел.
Вернулся он через четыре часа. Новикова сидела, подперев щеку кулаком, и даже не курила. Кабинетик был проветрен до студеного хруста в углах.
– Можно? – уточнил Артем с сомнением.
Новикова выпрямилась, заморгала и сказала:
– Давай. Рассказывай.
И Артем рассказал, стараясь не обращать внимания на то, как Новикова нашаривает сигареты, скривившись, бросает их в нижний ящик, а потом, забывшись, хлопает по стопкам бумаг и по очереди открывает все ящики, начиная с верхнего – пока не находит свое вонючее счастье и не возвращает кабинету привычные вид, вкус и цвет.
– Короче, штука такая. Филатов вез железо не себе или, допустим, не только себе – это понятно. Местным – может быть, но тоже вряд ли, тут свои каналы. Наши стволы подгоняют из Казани и Ижевска, Кавказ почти не в счет, импорт до сих пор таскают менты, ЧОПы и дальнобойщики, да там и объемы с гулькин копчик, понты в основном. То есть, скорее всего, Филатов сумочку таким же, как он, гастролерам вез. Почему один все тащил – потому что они не могли. Раз не могли, значит, их досматривали. Следовательно, самолет. Пока все логично, так? Резонно предположить, что самолет из Москвы – раз Филатов оттуда прибыл. Но я на всякий случай затребовал пассажиров по всем рейсам – их, слава богу, в Байтаково шиш да маленько. Две компании ежедневно, одна – три раза в неделю, еще одна еженедельно.
– «Чулман»?
– Ну да. С ней как раз больше всего мороки было – сперва кричали, что у нас нет никакого юридического права в их документацию лезть, потом никак собрать не могли. Я так понял, у них в отчетности полный бардак, вот они и всполошились. Надо шепнуть Косареву, чтоб их пожмакал, кстати.
– Шепну, шепну. Не отвлекайся. Ну собрал ты данные, и что это тебе дало? Проверял всех, кто вчера прибыл? А если не вчера, а сегодня или позавчера?
– Обижаете, Елена Николаевна. Я же… А, ты Косареву не прямо сейчас шепни, чуть попозже, а то поймут, что от меня наводка. Неудобно будет. Ну вот, что дало. А вот что дало. Я же данные за полгода собрал. И сравнил списки пассажиров, которые прибыли в последние три дня, со списком прибывших в октябре.
– То есть ты все-таки свою идею не бросил.
– Да как ее теперь бросишь.
– Так. И сколько совпадений? Полторы сотни?
– Кстати, да, в районе. Сто сорок, что ли. Если тупо убрать местных – по номерам паспортов, – остается двадцать семь.
– Много.
– Много. Если сравнить со списком пассажиров Москва-Ростов в июне-июле, остаются три совпадения.
– Прекрасно. То есть…
– Если сравнивать со списком пассажиров Москва-Сызрань в апреле-мае, остаются три совпадения. Если сравнивать со списком пассажиров Москва-Челябинск в феврале, остаются три совпадения. Если сравнивать со списком пассажиров Москва-Пермь в прошлом году, остаются три совпадения.
– Мамочка.
– Это один и тот же список, Лена. Глухов Валерий Николаевич, Забыхин Вячеслав Евгеньевич, Шелехов Михаил Юрьевич. Паспорта московские, мужчины чистые – не светились и в базах нет.
– Погоди. Погоди. Ростов – это Аккермановка, я поняла, а Сызрань?
– Сызрань в семидесяти километрах от Кашпирска, а от Самары почти триста получается. Поэтому в Кашпирск все через Сызрань летают. Челябинск – Катавский, ну ты понимаешь.
– А Даровской твой любимый?
– А в Даровской мой любимый фиг долетишь – туда если из Москвы, проще от Нижнего на паровозе. Можно на тачке. Я вот с другого направления попробовал.
– Да уж. Что говорят-то?
– Говорят, починили, приезжай, забирай. Тут вот закончу, поеду – и прощай, зарплата. Ну, сам виноват.
– Погоди рыдать, может, Газизов компенсирует.
– Газизов-то? Он да, он компенсирует. И еще свою служебную подарит, базару нет.
– Погоди рыдать, говорю. А Нижний не пробился?
– Так до Нижнего им из Москвы проще – «Сапсан» там, да хоть любой паровоз. Или на машине, например. Загрузились в джип или пару джипов, приехали, поплясали, уехали.
– Приехали, поплясали, уехали. И так они втроем и плясали – это, выходит, каждые два месяца?
– Ну, почему втроем и каждые два. Филатов еще был. И еще Яковлев такой Константин Алексеевич и Осипов такой Павел Ананьевич. Их, правда, обоих в октябре здесь не было, а Осипов вообще умер в конце июня от сердечного приступа, в Ростове как раз.
– Перепил, поди. А второй, как его, Яковлев?
– Он, я не исключаю, тоже перепил, но не до смерти. В октябре его здесь не было, зато на сей раз… А, забыл сказать, они не всегда одним рейсом, иногда россыпью прибывали. Но всегда в течение дня, максимум двух-трех. А Яковлев на сей раз раньше всех прибыл, во вторник еще.
– Сюда прибыл? В Чулманск?
– Ну да. А остальные двадцать девятого, одним рейсом. Прикольно, да?
– Мамочка. Прикольно, что ужас. Терлеев, ты все эти данные за сегодня собрал?
– Кое-что вчера заказал, но в основном да, за сегодня. Но на самом деле я дурью маялся. Надо было с Сочи начинать. Они в Сочи все были, когда я там, блин, путешествовал. И улетели вместе с Юлькой. Вернее, она сюда улетела, а они в Москву – но потом вот и сюда добрались. Яковлева я там не помню, а остальных вполне.
– С Юлькой, которой.. То есть… Так же не бывает.
– Ну да. Я и сам так думал. Они сюда приехали, не все сразу, россыпью – и через несколько дней Боровицкое случилось. А теперь они снова приехали. И к чему-то готовятся.
– Терлеев. К чему они готовятся? Кто они такие вообще?
– Лен, ну кто. Упыри. Подробности последуют. Запросы я раскидал уже, завтра ты тоже Газизова попроси, чтобы уровень повыше. Толку не будет – так хоть оценим, с какого уровня нас посылать станут.
– Если будут. Терлеев, а тебе сегодня прокуратура или еще кто звонил?
– Нет, кстати.
– И мне нет. Удивительно. А, воскресенье ведь, все правильно. Черт, и эти кончились. У тебя нет случайно?
– Смешно. Да, удивительно. Хотя нет. Сейчас звонить уже без мазы. Сейчас по-другому решать будут.
– Артем, – сказал Новикова, замолчала, с тоской глядя в пустую пачку, поправила гладкую прическу и все-таки спросила: – Во что мы влезли, а?
– Скоро узнаем, – ответил Артем.