Тоска накатывала на Ангелину волнами. Иногда ей приходилось долго себя уговаривать. Говорить, ну что ты, девочка. Все хорошо. Все живы, все хорошо. Близкие люди рядом с тобой. Не буквально, конечно. Но все же. Позвони и выяснится, что ни к чему эти волнения. Проталкивать воздух силой, замирать, отлавливать томление и ноющие ощущения по всему телу. Ну, что ты? Все хорошо, успокойся.
Тоска всегда появлялась, когда Ангелина незапланированно сталкивалась с чужой жизнью. Это всегда целый мир. Или вселенная. Там все, все другое. Незнакомое. Неловкое движение — и мир начинает рушиться. Другой, чужой. Ничего исправить нельзя, потому что там свои законы, которых Ангелина не знает.
Это всего лишь кафе, всего лишь официантка. Непонятно, что же происходит. Глупое сердце, думает Ангелина, только в такие моменты и понятно, что оно есть, и это не просто насос, не качает туда-сюда, а что-то там еще происходит. Оно что-то говорит, непонятное, на чужом языке постороннего мира.
Она бежала от тоски и мыслей о Славке. Все это глупости. Подумаешь. Так бывает иногда, когда есть двое взрослых разнополых людей и располагающая обстановка. Дома она все время помнила о том, что в шкафу поселился его свитер. Невозможное чувство. Ощущение чужого присутствия. Его присутствия. Сегодня утром они даже поругались с Кулагиным.
— Геля, что ты привязалась ко мне с этой кофтой?! Мне некогда развозить чужие вещи по хозяевам. Если бы Славка умирал и мерз без своей кофты, он бы сам ее забрал.
— Это свитер, — сказала Ангелина.
— А мне пофигу. Если тебе он так мешает, позвони ему, попроси его забрать. Отправь по почте или с курьером. Сама хоть раз попробуй разобраться с таким пустяком! Я же тебе не воспитатель в детском саду. Что ты вообще носишься с этим свитером?!
— Кулагин, как он вообще здесь оказался?
Николай длинно вздохнул и посмотрел на жену:
— Вместе со Славкой, Геля. Не думаешь же ты, что я тайком его выкрал, этот свитер, чтобы ты тут маялась догадками? Главное, чего ты привязалась-то? Ну, приходил Славка. Не любовницу же я сюда привел!
— А куда, кстати, ты водишь любовницу? — спросила Ангелина и пожалела в тут же минуту.
Николай стал немного багроветь лицом, ходить животом и вообще демонстрировать раздражение. Ей вовсе было неинтересно, куда он водит любовницу. Это вырвалось случайно, будто поддержание разговора на интересную собеседнику тему. Потому что ей-то точно было неинтересно про любовницу, ее волновал Славка. Что общего у них может быть в ее отсутствие? Зачем он приходил? Узнавать у Кулагина, не перестал ли он финансировать ее покупки? Какой еще был у него интерес? Ведь не стал бы он обсуждать с Кулагиным то, что произошло. Ангелина очень надеялась на это.
Не то чтобы она стала отпираться, если бы Кулагин выяснил, что она ему изменила. Возможно, это бы облегчило их расставание. Просто ей не хотелось думать о Славке плохо. А выдавать даму — последнее дело.
— Геля! Ну какая еще любовница?! Что за фантазии больные? Или что? Тебе тоже кто-то сказал, что я…
— Почему тоже? — удивилась Ангелина. — Нет, Кулагин. Про тебя мне никто ничего не говорит. Ты же не знакомишь меня со своим трудовым коллективом, на корпоративы не берешь. Вряд ли бы ты стал заводить любовницу где-то еще, не на работе.
Николай отвернулся от жены.
— Мне не интересно. Прости. Я не собиралась ловить тебя на слове. Просто мне непонятно, что тут делал Славка.
— Да ничего не делал! — сердился Кулагин. — Пришел. Говорит, слышал, что ты попала в больницу. Откуда бы, кстати, ты не знаешь? Ну вот. Может, говорит, надо чего? Навесить тебя хотел, но я не пустил. Ты тогда сказала, что никого не хочешь видеть, даже меня не пускала. Ну и мы посидели, выпили. Немного. А что?
— Да ничего. Просто интересно. Ты б ему кофту все же завез, а?
— Геля. Отстань, мне некогда. Не умрет твой Славка без этой кофты, да? Чего она тебе покоя не дает? Мешает — выброси. Скажешь, что не оставлял он тут ничего, если спросит. Привязалась. Проблем у тебя других нет. Хорошо живешь.
— Спасибо, благодетель, — сказала Ангелина.
— Тьфу ты! Я не про это сейчас. Слушай, ты после этого падения своего совсем расклеилась. Сходи, что ли, в салон, сделай себе маникюр. Или что?
Ангелина решила послушать Кулагина. Лишь бы не оставаться дома, наедине со свитером. Не вспоминать, не мечтать, не хотеть.
Зачем-то она послушала совета Евгении и пошла к ее мастеру. Это был параллельный мир. Во-первых, закуток, где делали маникюр и педикюр, находился в универмаге за многочисленными лавками с промтоварами. Женщина, к которой направила Евгения, была огромной. Она плавно двигалась, но никуда не спешила.
Ангелине пришлось минут пятнадцать наблюдать за тем, как женщина, последовательно меняя комбинации, распределяла в прозрачные емкости разноцветную соль для ванн, которую она потом ссыпала в таз, где Ангелина размачивала ноги.
Женщина аккуратно вскрывала коробки с солью, извлекала из картона полиэтиленовые пакеты, срезала верхушку. Она расставила по столу банки и стала засыпать, чередуя. На дно зеленую соль, потом розовую, потом синюю, желтую и белую. В другую банку на дно она сыпала белую соль. Ангелина сама увлеклась процессом. Прекрасно, когда человек никуда не спешит.
После смешивания солей в банке женщина, переваливаясь, подошла к Ангелине, заглянула в тазик, попросила ту побултыхать ногами в воде, пошла за инструментами, смазала руки кремом, надела резиновые перчатки, села на низкий стульчик, отдышалась, немного откинулась и велела:
— Ногу на подставку. С правой. Вот так ставьте, да.
Осмотрев Ангелинину ступню, женщина подвигала телом, устраиваясь поудобнее, и начала работать.
— Ногти надо бы отрастить, — сказала она. — Короткие. Некрасиво, — пояснила, не дождавшись никакой реакции от Ангелины.
— Я так привыкла, — сказала Ангелина и сама с удивлением услышала в оправдание в тоне.
— На руках — тоже? — нелюбезно сказала женщина.
— Ангелина протянула руки ей под нос. Было ужасно неловко. Они даже не представились друг другу. Записала ее Евгения. Сказала: пойдешь в универмаг, на третьем этаже после третьего поворота налево за бутиком со швабрами. Ангелина и пошла. Когда женщина подняла на нее глаза — она как раз собиралась вскрывать коробки с солью, — Ангелина сказала:
— Здравствуйте, меня Евгения записала.
— Что у вас?
— В каком смысле?
Женщина вздохнула:
— Маникюр? Педикюр? Наращивание? Гель? Коррекция?
— Маникюр и педикюр, — отчиталась Ангелина. — А это долго?
— Посмотрим, — сказала женщина.
Сейчас было странно спрашивать имя. Надо было узнать его у Евгении, но что уж теперь. Ангелина завозилась на стуле, послушно побултыхала левой ногой, оставшейся в тазу, и решила завести светскую беседу:
— На моих ногтях лак не держится совсем… Почему-то, — последнее она произнесла с вопросительной интонацией.
— Вам надо наращивание. Или гель. Будет держаться. И ногти отрастите. А то некрасиво.
— Гель у меня тоже не держится, — приободрилась Ангелина.
— Неправильно делали, наверное, — равнодушно сказала женщина и больно зацепила кожицу щипцами. Ангелина ойкнула.
Наверное, глупо вести светскую беседу в такой обстановке. Человек возится с ногами. Ногтями. Брррр. Ангелина иногда думала, что не смогла бы работать с людьми. Особенно в такой интимной обстановке. Надо как-то сжиться с постоянным столкновением с чужими волосами, ногтями, зубами. Запахами. Она потому почти никогда и не ходила в салоны. Не из-за собственной брезгливости, а щадя мастеров. Чтобы не нагружать их дополнительно еще и своим хитиновым покровом. Или как там все это называется? Наверняка им тоже неприятно. Вот и сейчас, когда женщина выстригает ей на ногах красоту, не стоит, видимо, делать вид, что они на равных сидят за чашкой чая и беседуют о курсе валют или погоде.
Женщина еще раз сообщила Ангелине, что у нее короткие ногти, когда приступила к маникюру.
— Поэтому у вас и гель не держится. Его же надо за что-то цеплять. А у вас ногтей нет. Вам только наращивание. Чтобы был приличный вид. И красиво.
— Спасибо, — сказала Ангелина, — В следующий раз. Непременно. Сколько я вам должна?
Домой не хотелось, и Ангелина решила зайти в кафе. Она прошлась по улице, пытаясь ощутить радость от того, что ей только что сделали маникюр и педикюр. Маленькие женские радости, плюс в копилку ухода за собой. Радость не откликалась.
В кафе на нее опять навалилась тоска. Через два столика сидела рыжая девушка, болтала ногой и говорила в телефон:
— Коля, ну что ты такое говоришь? Никого у меня нет! Ни с кем я не сплю! Просто Стас сказал, что нужно срочно обсудить конференцию. Да. Да, в кафе!
Рыжая девушка покачала еще и головой, закатила глаза, посмотрела на свои ногти, закусила губу.
— Пожалуйста! Я тебе прошу, не нужно мне звонить каждые пять минут! Чем меньше ты будешь меня отвлекать, тем быстрее мы закончим! Да, не рядом. Вышел. Не знаю, помыть руки? Не придумываю. Дать ему трубку? Мы в кафе! Ни в какой не в гостинице, ни в каком не в душе! Коля! Я не сплю с ним! Нет, и он со мной не спит тоже. Слушай, у тебя же там деловые переговоры! Я же не звоню тебе с проверками!
К столику рыжей девушки подошла официантка и вдруг усмехнулась недоброй усмешкой. Поставила чайник в опасной близости от края столика. Рыжая прикрыла трубку ладонью и обратилась к официантке:
— Зачем?
— Хватит орать на все кафе, — прошипела официантка. — Общественное место, здесь не выясняют, кто с кем спит. Или что? Рупор дать?
Рыжая отвернулась от официантки и в ее глазах Ангелина заметила блеснувшие слезы.
— Я здесь, — сказала она в трубку. — Слушаю тебя. Просто нам принесли чай. Боже, Коля, не придумывай ничего, пожалуйста. Мы всего лишь вышли пообедать. Да, вдвоем. Чтобы не терять время и обсудить детали за обедом. Только бизнес, никакой романтики. И секса!
Ангелина проследила взглядом за официанткой. По дороге от столика рыжей она успела поменять выражение лица, как маску сменила. Перед ней была молоденькая и приятная девушка.
— Вы уже выбрали? — спросила она, не глядя Ангелине в лицо. — Или вам предложить что-нибудь?
— Я буду капучино, — сказала Ангелина, и официантка вдруг вздрогнула. Ангелина посмотрела ей в лицо и не успела рассмотреть промелькнувшее выражение. Но испугалась.
Какие глупости, сказала она себе. Это мне мерещится от неловкости. Надо было спросить у Евгении имя мастера. И вот сейчас нужно просто разглядеть имя девушки-официантки на бейдже. Просто я одичала — так давно никуда не выходила.
Ангелина решила отвлечься и набрала сотовый мужа. Линия занята, сообщил ей механический голос. Ну и ладно. Я взрослая женщина. Самостоятельная. Быстро, пока не передумала, Ангелина набрала другой знакомый номер.
— Привет, — сказала она и постаралась проигнорировать наворачивающиеся слезы и унять сердцебиение и дрожь. — Как дела? Ты забыл у нас свой свитер.
***
София ощущала, как краснеет нос. И становится слишком влажным внутри. Сейчас абсолютно не романтично у нее потекут сопли.
Холодно было ужасно, она была не готова ни к чему подобному. Когда Николай позвонил и сказал, что они для всех в командировке, чтобы она быстро собрала малое количество вещей и настраивались на романтику, потому что «малыш, мы так часто ссоримся и так мало времени проводим вместе, нам надо сменить обстановку», она так и сделала. Сложила в сумку красивое белье. Пять наборов. Три платья, укомплектованную косметичку и зубную щетку.
Даже когда он стал подниматься в горы, она продолжала мечтать о красивом небольшом особняке среди сосен и елей. В воздухе пахнет озоном, внизу шумит горная река, у крыльца наливается земляника.
Немного отвлекал запах уксуса.
— Я буду кормить свою женщину мясом, — сообщил Николай.
И затем неоригинально, имитируя грузинский, вероятно, акцент, он поведал ей о том, что женщины и мясо две вещи несовместимые. Что мужчины вообще готовят лучше, и не только готовят. Что его дорогая маленькая девочка заслужила отдых на природе. Усыпил бдительность окончательно.
Когда он остановил машину прямо на какой-то поляне, София недоуменно огляделась. В пределах видимости никаких особняков не было. Земляники тоже.
— А где мы будем…
— Что? — игриво спросил Николай.
София посчитала до десяти и потом спросила:
— Что мы будем здесь делать?
— Как что? Ты будешь отдыхать, дышать свежим воздухом и ждать, когда я накормлю тебя шашлыком и печеной картошкой. Иди, гуляй.
Сначала София вполне успешно выполняла команду. Прошлась под соснами, понюхала воздух с запахом озона, пособирала шишки, поумилялась деловитым жукам в траве, послушала горную речку, спугнула пару птиц.
Ей надоело минут через пятнадцать. Николай безуспешно разводил костер, стрекотали насекомые, пищали комары, трава кололась, каблуки вязли в земле.
Радио в машине не ловило. Как только София нашла приличный диск, Николай попросил не садить аккумулятор и наслаждаться природой. София не хотела. Сдержавшись, она не стала спрашивать, когда будет готов шашлык, полезла в багажник, но никакой еды там не было. Была бутылка шампанского, которую она тут же отволокла Николаю. Когда он ее открыл, хлебнула из горла и спросила, нет ли еще какой-нибудь еды.
— Я привез тебя на природу. Расслабься. Отдохни. Хватит думать о еде, — сказал ей Николай и подпалил очередной кусок договора. Костер все не занимался.
— Может, сначала поджечь мангал? Хочешь, я его сама притащу сюда?
— Занимайся своими делами и не мешай мне!
София нашла в бардачке книгу по маркетингу и решила почитать. Сначала она устроилась на траве, отхлебывала шампанское и жевала травинку. Потом к ней приползли муравьи, стали кусать и норовили влезть под одежду. Вместе с книгой и шампанским она ушла в машину.
Примерно через час занялся небольшой огонь, и Николай решил разжечь мангал. От помощи он отказался. София устроилась на заднем сидении и попробовала уснуть. Шампанское бродило в животе и в голове. Хотелось есть.
Еще через час София вышла из машины.
— Может, тебе помочь? Нанизать мясо на шампуры?
— Я же тебе сказал: отдыхай! Что ты ко мне привязалась?
— Ужасно хочу есть, — сообщила София, подошла к Николаю и звонко поцеловала в щеку.
— Ты что? Напилась?
— Ничего я не напилась! Но шампанское кончилось. Слушай, а воды ты с собой не взял?
— Отстань!
Когда солнце скрылось за горой, резко похолодало. София пробовала двигаться, но это не помогало. От костра греться не получалось — платье не подпускало ее к огню слишком близко, искры летели во все стороны, одна немного прижгла ей нос.
В машине тоже стало холодно. Мясо уже пахло, но было жестким. София все равно съела сразу три куска и очень хвалила Николая. Нос покраснел, еще немного — и из него бы закапало.
— Поехали, — сказала она.
— Куда? — удивился Николай. — Разве мы не будем смотреть на звезды, сидя у костра?
— А где мы будем спать?
— В машине! Разве это не романтично?!
София чуть не разрыдалась. Романтично? Она замерзла, ею ужинали комары, она не чувствовала ног почти до самого основания. Романтично?
— Я не хочу в машине, — призналась она.
— Ладно, — согласился Николай. — Попробуем снять номер в гостинице. Здесь недалеко.
Номер! В гостинице! Вдруг там будет душ и горячая вода? И чайник! Теплое одеяло. Да мало ли прекрасных вещей может быть в гостинице!
— Ура! — запрыгала София. — Ты самый лучший! Самый-самый! Поехали скорей!
В гостинице пахло плесенью. Девушка за стойкой сообщила строгим голосом, что ужин закончился, и из съедобного они могут поесть орешки и чипсы. Запить пивом. Чай в номерах заваривать запрещено правилами пожарной безопасности.
— Тут же кругом горы, — обвела вокруг она широким жестом окрест, протянув букву «о».
София поскучнела, но спросила, есть ли теплые одеяла.
— В номере найдете. Если нет, спуститесь. Можно бы и позвонить, но, знаете, так оно вернее.
Николай склонился над стойкой и спросил интимным полушепотом:
— А фуникулеры еще того? Фуникулируют?
Девушка густо покраснела и покивала.
— Касса на выходе, — сообщила она, вручила ключ от номера и отвернулась.
— Зачем тебе фуникулеры?
— Софка, даже девушка поняла, зачем, — сказал Николай и укусил ее за мочку уха. Теперь покраснела уже София. Она не рассчитывала на продолжение романтической программы. Ей не хотелось в фуникулер, а хотелось в кровать, отогревать ноги и руки. Потом выпить чаю с орешками в баре и лечь спать. Но сказать все это Николаю она не решилась.
Зачем люди заводят любовниц? Особенно занятые деловые люди? Для ощущения праздника. Об этом всегда очень четко пишут не только в глянцевых журналах психологи с глянцевыми улыбками и очками в дорогой оправе. Об этом же сообщает и Лариса Гузеева в своей свадебной программе.
Назвалась, в общем, любимой женщиной — надо соответствовать. София была готова. Может быть, после фуникулеров, Коля поймет, что она женщина его жизни? И перестанет скучным тоном рассказывать ей про обязательства отдельно от любви? Любовью в его жизни была София, но он не мог позволить себе ее ежечасно. София ждала. Верила. Без веры ожидание не стоило того, нужно было прекращать эти метания между квартирами, заниматься работой, поменять, может, цвет волос, встретить другую любовь.
— Что ты сказала?
— Может, мне перекрасить волосы? Как ты думаешь, мне пойдет быть блондинкой?
— Я тебя брошу. Ой, шучу, конечно. Но мне так нравится твой рыжий! Зачем что-то менять? Смотри, народу почти нет! Отлично.
Они запрыгнули в фуникулер и Николай стал быстро раздевать Софию.
— О! Чулки! Это очень сексуально. Ты знаешь, я обожаю все вот это. Шпильки, стрелки на глазах, кружева на груди… У тебя есть кружева?
София поежилась.
— Как ты думаешь, нас видно из других кабинок? Которые навстречу едут?
— Плевать на них! Пусть завидуют. Скажи, у тебя был секс на высоте? Над уровнем моря?
Николай быстро снял с Софии платье и стал целовать шею.
— Девочка моя, как же я тебя люблю!
София замерла, а потом задрожала. Про холод она уже не вспоминала. Над уровнем моря, надо же. Как банально, наверное, заниматься этим в туалете самолета…
— Я очень люблю, когда ты так кричишь. Моя девочка. Давай, одевайся. Мы скоро уже приедем. Я засекал…
София судорожно сглотнула. Сил почти не осталось. Сейчас еще острее захотелось оказаться сначала под очень горячим душем, а потом в постели под теплым одеялом. Черт с ним, с чаем.
— Я никогда никуда тебя не отпущу. Ты всегда будешь только моей девочкой, да?
— А ты? — спросила София.
— Слушай, ну зачем ты все портишь?!
Они молчали весь путь от фуникулера до номера. София сразу ушла в душ и там набрала номер.
— Привет. Чем занимаешься?
— Ужинаю, а что? Ты где? Ждать тебя?
— Нет, я сегодня точно не приеду. Срочная командировка.
— А его жена знает, какая у вас срочная командировка?
— Прекрати! Ты выдумываешь всякие глупости! Завтра нужно будет отдать бабушке за мытье подъездов. Часов в восемь утра она приходит обычно. Деньги на тумбочке. Не забудь. И не надо ей хамить, хорошо?
— В восемь утра? Ты сошла с ума? Не собираюсь я ничего никому давать в такую рань. Надо будет — потом еще придут, а нет — сама приезжай из своей командировки и давай. Ты же и сейчас примерно этим занимаешься?
София нажала на отбой и слезы потекли из ее глаз. Что ей делать? Почему у нее все так хреново? Коля не собирается на ней жениться, дома невозможно стало жить, потому что она постоянно слушает о том, какая она шлюха.
Телефон зазвонил, и она уже совсем собралась сбросить вызов, а потом и вообще выключить его, но узнала номер.
— Привет, — сказал ей в ухо знакомый голос. — Ты занята?
— Ты что? Еще на работе, Стас? — удивилась она.
— Как ты догадалась?
— Ты всегда разговариваешь со мной вот этим своим вкрадчивым тоном, когда тебе срочно нужно что-то доделать и ты торчишь на работе. И забыл, наверное, о чем мы договорились на предварительных переговорах. Да?
— Вот за что я тебя люблю, Софик, так это за сообразительность твою, — обрадованно сообщил начальник. — Значит так, ты мне просто напомни, ты же все-все помнишь, мы уже обещали кому-то эксклюзив на освещение конференции? Интервью с топовыми спикерами и все такое? Обычный пакет, «золотой» что ли, как вы его с Колькой назвали?
— Нет, а ты что? Кому-то обещаешь?
— Тут такое дело… Девушка приходила, хвостом вертела. Говорит, сил нет моих никаких, хочу от вас всего, дорогой, Стас Игоревич, а я — что?
— Что ты? — улыбнулась София.
— Не обижать же девушку, да? Тем более, говорит, она работает сразу на несколько изданий. Говорит: зачем вам генеральный спонсор одно СМИ? Сплошные нестыковки, да и скучно читателям это. Вы, говорит, меня на пакет подпишите, а я все ровненько поделю между изданиями. Всем хорошо. Ты как думаешь?
— Я не знаю, — сказала София. — Она, кроме красоты, вообще чем отличается? Умом там, сообразительностью?
— София, душа моя, она вообще, между нами, не очень. Но дело ведь говорит. Помнишь, как мы в прошлый раз подписали деловую газету, а они половину материалов не выпустили? То места не было, то корреспондент заблудился и пошел в цирк про тигров писать? Так вот. А тут мы ей везде аккредитацию, а у нас по всем изданиям ровным слоем освещение, у всех эксклюзивная информация и прекрасно, трам-пам-пам.
— Если все так прекрасно, то чего ты мне-то звонишь, начальник?
— Я советуюсь. Ты же у нас отличаешься. Умом и сообразительностью.
София улыбнулась и сказала:
— Мне нравится идея, подписывай ее. Только смотри, чтобы потом на нас эти самые СМИ не обиделись.
— Вот спасибо тебе, добрый человек. Сейчас всем напишу. Про новые условия.
— Господи, Стас! Кроме тебя никто не работает в это время суток! Завтра напишем, домой иди! Тебя там кошка ждет. Герцогиня?
— Между прочим, Маркиза, — обиженно уточнил Стас. — Я вас познакомлю.
Из душа София вышла с улыбкой, она вспомнила, как много интересной работы ее ждет, и что так много еще предстоит сделать, и как они завтра сядут со Стасом и распишут планы, раскидают на бумаге всех по залам и конфернец-комнатам, проведут переговоры и соберут программы выступлений, а потом…
— Кто тебе звонил?
***
Они стояли у фонтана. Алиса пыталась поймать разноцветные капли, Сергей пытался поймать ее взгляд. Фонтан в форме одуванчика был ее самым любимым. Она помнила, как дедушка увозил ее из дома и они приезжали сюда. Он читал книги и курил, а Алиса бесконечно долго наблюдала за игрой света и бликами на воде.
Иногда она взбиралась дедушке на колени, и тогда он читал ей вслух с того места, до которого дочитал сам. Названия книг и авторов она не запоминала и теперь очень жалела об этом. Некоторые книги находили Алису и теми давними фразами, которые тогда произносил дедушка, словно приветствовали ее. Это было такой книжной тайной — узнать старую знакомую по отрывку, который звучал в Алисиной голове дедушкиным голосом. Она влюблялась в эти книги, хотя никогда не могла сказать точно, действительно ли она уже слышала эти слова или ей показалось.
Сергей позвонил ей вчера и сказал, что дико соскучился. Алиса не могла ответить ему тем же. Она едва научилась восстанавливаться, выстраивать себя заново, не ждать его, не мечтать о встрече, а чувствовать себя целой, уверенной и уравновешенной — без него.
Жила она в четком графике, задаваемым новой работой, и почти влюбилась.
Костя был полной Сергеевой противоположностью: всегда рядом, всегда там, где его легко найти, всегда готовый помочь и поддержать. Костя мало разговаривал, часто улыбался Алисе, всегда живо реагировал на любые ее просьбы, даже не озвученные или обращенные в пространство. Она кожей ощущала его молчаливую и деятельную поддержку.
Три дня назад он пригласил ее на обед и они чудесно провели время, несмотря на то, что к их столику постоянно подходили люди. Костя расспрашивал про ее поездку к морю, про семью, учебу, предпочтения в еде. Жареная картошка объединила их еще сильней, и они стали обсуждать секреты правильно приготовленной жареной картошки, коронного Алисиного блюда.
Алиса обо всем рассказывала взахлеб, словно боялась не успеть рассказать самое главное. Она все время нервничала, что они сидели в столовой, шикарно именовавшейся пресс-баром — к ним подошли, похоже, все работающие в этом здании люди. Они не замечали Алису и жарко приветствовали Костю. Особенно старались женщины. Эти игнорировали Алису с особым изяществом, и так щебетали, что Алиса с трудом удерживала рот закрытым: хотелось любоваться, улыбаться глупой улыбкой и соглашаться со всем, что они предлагали. Не ей.
Костя держался тоже, на его лице проступало недовольство, напряжение и растерянность.
— Зря мы пришли сюда, невозможно спокойно есть и беседовать.
— Ну что вы, Костя! Тут потрясающе! Они все такие красивые. И умные.
— Как ты это поняла?
— Так видно же!
— Ум?
— Ну… Мне кажется, здесь не могут работать глупые люди.
— Ты излишне романтизируешь явления.
— И вас здесь все знают! — с восхищением и завистью сказала Алиса.
— Скоро и тебя будут знать. На самом деле это довольно утомительно.
После этого обеда они почти не общались. Работы оказалось слишком много. Алиса уже вполне освоилась, к ней привыкли и часто нагружали дополнительно. Пользовались ее обязательностью и исполнительностью.
С Сергеем она столкнулась позавчера. Спустилась в пресс-бар, который от обычной столовой, какие точно были сначала в Алисиной школе, а потом и университете, отличался тем, что здесь можно было курить и выпить рюмку алкоголя. Этим пользовались круглосуточно, и запах крепких спиртных напитков и густой табачный дым не выветривался отсюда никогда.
Сюда стекались представители разных каналов и газет, чтобы обсудить коллег, здесь назначались собеседования, интервью, здесь сотрудники ведущих СМИ могли спокойно придумывать новые рубрики и программы за чашкой кофе с коньяком и сигаретой.
Алиса была влюблена в это место и любой перерыв использовала, чтобы сбежать сюда и понаблюдать.
Сергей сидел за одним из столиков и о чем-то оживленно беседовал с девушками из их редакции. Увидев Алису, он кивнул, быстро сказал что-то своим спутницам и подошел к ней.
— Я так давно тебя не видел, — сказал он и неожиданно кинулся обнимать ее, Алиса так опешила, что никак не отреагировала.
Из-за спины Сергея с ней поздоровался Костя. Она покраснела. Алиса не поняла, что именно поменялось в Костином лице, но почувствовала ужасную неловкость. И злость на Сергея.
— О! Константин! Сколько лет, сколько зим, — сказал Сергей, оторвавшись от Алисы. — Все ли у вас, батенька, благополучно?
— Вашими молитвами, дорогой Сергей. Что это вы тут наших девушек смущаете? Бросаетесь на них, дикий человек, житель гор.
— Это никакая не ваша девушка. А наоборот, наша.
— Не хочу прерывать ваш содержательный разговор, но я вообще-то сама по себе девушка. Ничья.
Алиса покраснела еще сильнее, потому что пока выговаривала фразу, два раза споткнулась, и голос ее не слушался, уходил в фальцет. Она развернулась и пошла прочь. Старалась, чтобы хоть походка была уверенной. Споткнулась она уже за дверями пресс-бара и чуть не расплакалась.
После этого случая Костя стал говорить ей «вы» и старательно избегал ситуаций, в которых они могли остаться наедине. Так что когда Сергей позвонил, она все еще была ужасно зла на него. Решила, что пора уже прояснить их отношения и согласилась на встречу.
Слова не находились. Она смотрела на любимый фонтан-одуванчик и жалела, что пришла.
— Алиса, ты всегда так себя ведешь! Шаг вперед, два назад!
— Я? — удивилась Алиса и посмотрела на Сергея.
Боже, ну какие еще уши, нос и глаза? Что она там нашла? Осанка? Осанка осталась, но весь вид! Опять что-то невообразимое на рубашке. Попугаи? Так мило, если бы он был экзальтированной дамой бальзаковского возраста. Но он же не дама. И не суслик, и имя у него есть, а она разучилась называть его по имени — Нюся постаралась.
— Ты ведешь себя, как собака на сене, — сказал Сергей. — Вот сейчас, например, я так рад, что встретил тебя! Соскучился. Не видел сто лет, еще этот твой побег на море. Почему ты не сказала, что вернулась, и что теперь работаешь в центре?
— Ты вообще нормальный? Ты мне звонил, спрашивал, когда я возвращаюсь, и что?
— Вообще я хотел тебя встретить, — признался Сергей. — У меня не получилось. Я же договорился с ребятами, с гитарами, выучили «Любовь на пятом этаже», отлично получалось. Но я не смог. Командировка срочная. Я уехала. Вернулся, а от тебя ни слова, ни звука.
— Ты всегда только планируешь. Только хочешь. Сделать то или это. Сюрприз, подарок. Все никак не получается. Никогда. Не судьба, да?
— Я думала об этом, — серьезно сказал Сергей. — На фатум похоже, правда?
— Какой к черту, фатум, — разозлилась Алиса. — При чем тут фатум? Ты просто не умеешь и не хочешь доводить начатое до конца, все бросаешь на полпути. Сколько раз ты собирался жениться, например?
— Я не собирался! Юля так думала, да. Но я-то не собирался. Она, кстати, вышла замуж. Скоро родит…
— Ты еще сейчас попереживай, что это мог быть твой ребенок!
— Ты напрасно иронизируешь, Алиса! Может, и мой. Она так быстро закрутила роман, когда мы расстались. И он собрался на ней жениться, выяснилось, что она уже ждет ребенка, а он… Понятно, в общем. Но я думаю, а вдруг…
— Я не хочу этого всего слышать! Я тебе кто? Сливной бак? Разбирайся сам со своими бабами и не лезь в мою жизнь! Я устала уже от этих твоих планов, которые есть только в твоей голове. Ты там что-то придумываешь, придумываешь, и оказывается, что я имею к этому какое-то отношение, потому что ты заявляешься на мою работу, объявляешь, что у тебя чуть ли не право собственности на меня! Кто вообще тебе позволил?!
— Алиса, если ты рассчитывала на отношения с Костей, то зря. Он женат. Ты не знала?
Алиса сглотнула и приказала себе не реветь, не рыдать тут перед Сергеем. Она подумает об этом позже.
— Я ни на что не рассчитывала, — соврала она, как ей показалось, довольно уверено. И правда, на что она могла рассчитывать? Сама все себе придумала точно также, как только что рассказывала про Сергея. Ничего и не было. Он ей улыбался, помогал, и однажды накормил обедом. Алиса подозревала, что пожалел, ведь пока что ей не хватало денег на обеды в пресс-баре.
— Но я не хочу, чтобы ты так себя вел! Не хватало еще слухов. Кстати, твои подружки теперь дружат против меня. После твоих заявлений. Ты все портишь, как только появляешься в моей жизни! У нас были нормальные рабочие отношения, а теперь они шепчутся за моей спиной и шипят как змеи.
Слезы подступили слишком близко.
***
Она слышала интерес. Всегда, даже когда его не обозначали, не улавливали, не понимали. Алгая точно знала: что-то будет. Один маленький шажок, внезапная улыбка, случайное совпадение — и все покатится с горы. Стремительно, захватывающе, на пейзажи времени не будет. Главное — не спугнуть, не сделать резкого движения, не замахнуться, как для удара.
Потом он написал вдруг. Спросил, где я в данный момент, я ответила. Вообще, когда все так тотально не клеится, когда срывается пять встреч подряд, начальство вызывает на ковер, коллеги закатывают глаза и хмыкают. Хочется только одного, не так ли? Вот я и пошла за этим одним. Заказала себе пятьдесят граммов, чтобы не осложнять. И тут он пишет.
Никого я видеть не хотела, вообще. Может это просто не мое место, но бывают такие ситуации в жизни — ипотека там, или болезнь тети. Хроническая. Один месяц простоя или просто поиска работы, без гарантии получить деньги — это катастрофа. Буквально. Но все равно я пришла. Может, вы мне скажете, стоит или нет.
Не то чтобы я верила в какие-то проклятия. Глупо. Но в людей я верю, у них не всегда намерения с помыслами чисты, и все такое. Здоровая конкуренция как жанр просто погибла. Не прижилась.
Может быть, есть средство? Не яды, разумеется, мы же не в готическом романе, чтобы… Хотя иногда думаю и об этом. Склоняюсь, что проще куда-то деть себя. Но обстоятельства. Кредит, допустим, и младшая сестра только поступила на платное.
Он? Приехал. Не знаю, зачем. Я не звала. Пошутила: не утешайте меня, говорю, мне слова не нужны. А он не знал этой песни. Глупо вышло. И серьезно совершенно сказал, что меня никто не утешает. Потому что я воин и вообще.
Отвлек. Спасибо. Но что это вообще было? Мне некогда этими глупостями заниматься, вести беседы, вздыхать, угадывать цитаты. У племянницы свадьба скоро, маме сказали, какую сумму готовить, мама в панике. Я даже простуду боюсь подхватить, потому что как мы тогда? Некогда болеть. Если бы я сейчас писала, я бы даже написала это в одно слово. Некогдаболеть.
Скажите, у меня это все написано? В этой вашей карте? Что я буду пахать, пока не сдохну, как та лошадь? Знаки? Какие еще знаки? Подумаешь, он мне пишет. Каждое утро. Что-то милое. Три раза привозил кофе в офис. Что он ко мне прицепился, вы скажите?
Да ничего подобного, что вы выдумываете? Никто уже так сложно не ухаживает, это же понятно. Если бы все было так, интерес и все такое, он бы так и сказал. Я? А что — я? Ну. Надо, конечно, реагировать. Как? Вы меня спрашиваете? А почему меня-то? Ну да, его тут нет. Не знаю, я не готова, кажется, реагировать. Пусть лучше так, да? Звонит. Можно я отвечу?
Вы знаете, мой начальник — просто ненормальный какой-то. Трудоголик! Это лечится? Даже в клуб я не могу спокойно сходить после работы. Почему? Потому что он мне звонит! Вы вообще представляете, как это, когда тебе в полночь звонит начальник? Говорит, вы не спите, Лизавета? Я прямо как в кино про эту, Миранду, что ли, Пристли.
И вот это постоянно. Лизавета одно, Лизавета другое. Главное, какая я ему Лизавета? Он выпендривается, не пойму? Старается меня уязвить? Показать мне место? Остальные? Кто? Ну, остальные Лизкой, там, Лизой.
Уехал, значит, в командировку. Прекрасно, думаю, выпью с девочками пива. Во дворе. С мальчиками еще. С медведями, цыганами. Все прилично, конечно. По привычке взяла с собой телефон. Зачем, спрашивается? Звонит. Вы, говорит, Лизавета, что себе думаете? Я выехал, а у меня с собой нет документов нужных! А при чем тут я? Я тут при чем?! Конечно, ни при чем, что вы. Я ему еще накануне все сложила, вот, говорю, Александр Сергеич, смешно, как Пушкин, да, все документы. Я распечатала в трех экземплярах. Вот флешка, там дубликат. Еще на почту вашу выслала на всякий случай. Нет, звонит!
Мне все говорят, что он прискребывается, потому что уволить хочет. Но он, вроде, наоборот, премию обещал. Я не понимаю, почему он мне звонит постоянно? Вызывает, таскает с собой? Чтобы я ему рассказывала, в каком отделении его портфеля нужные бумажки? Над ним все смеются уже. Я же не собака-поводырь! Он же взрослый мужик. Как-то справлялся без меня.
Ну, при чем тут это? Ну, нравится, конечно! Вам бы тоже, небось, понравился. Плечистый, улыбается хорошо. Премию обещает. Вообще умный мужик, но как ребенок. Звонит постоянно. Однажды я отключила на ночь телефон. И что? Утром под моим окном стоял. Вы, говорит, Лизавета, с ума сошли? Я чуть в милицию не пошел. Зачем, говорю, в милицию, что случилось? Пропало что-то опять? Документы? Деньги? Вы, говорит, пропали. Я звоню-звоню. Как жить так?
Да нет. Увольняться — не вариант. Потому что он с пришибью, конечно, но вообще нормальный мужик. Отпускает, если чего надо. Ну и вообще. Отгулы, отпуск, социальный пакет. Просто он звонит мне постоянно, даже в обед. Вы где, Лизавета, когда вернетесь. Я поначалу срывалась бегом. Прихожу, он такой: а, хорошо. Я говорю, сделать чего? Нет, говорит, не срочно. Нормальный вообще?
Зачем пришла? Не знаю. Слушайте, ну вот как быть-то? Просто все смеются надо мной. Ну, что у меня начальник самодур. А он же классный мужик. Нет, конечно, не женат. Когда не звонит? Бывает такое, когда мы, например, вместе. Не звонит. Теперь вот и обедать вместе ходим, а то же невозможно так жить. Да что вы такое говорите? Я ему совсем не подхожу, я же вам объясняю. Только в няньки. Вот опять! Звонит.
Мне предложили другую работу, а как раз накануне повесили на меня еще одно подразделение. Надоело, между прочим, что я им? За всех работать должен. Вроде все понятно. Надо уходить. Там перспективы, рост. Разное другое.
А я не знаю! Это подразделение, оно убыточное. Если сейчас уйти — это вроде как сдался, сдулся, не справился. Ответил на предложение отказом, засучил рукава, пошел разбираться. У них там бардак, но не потому даже, что все дебилы. Нормальные ребята. Просто слишком творческие. Где, говорю, у вас договоры. Они мне их весь день по ящикам собирали. Бардак.
Мне пишут, мол, мы вас подождем, раз вам приспичило напоследок спасти кого-то там, на прежнем месте. Ждем, пишут, надеемся и верим. Не увлекайтесь, пишут, быстро тумаков раздайте и айда к нам.
Ну уж, какие тумаки? Они все там, как есть, дети. Пишут мне тоже каждый день: а мы еще один договор нашли, а мы вот тут забыли расходы указать, а вот сейчас поступит платеж, вы нас не закрывайте. Просто, говорят, нам некогда всю эту бухгалтерию вести, мы тут работаем! Злился я ужасно. Особенно первые два дня. Детский сад! Потом понял: их никто не научил, как надо. Когда их собрали, перед ними не было задачи зарабатывать. Вот они и делали, что умели, наплевав на отчеты.
Мне пришлось у них неделю сидеть. Даже отобрать кресло у одной там. Она на табуретке примостилась, очень трогательно. Отдала мне это кресло с таким видом, знаете: господин назначил меня любимой женой. Ее, видимо за это, назначали главной по межгалактическим контактам. Бросили на амбразуру, замкнули на мне. Чтобы я другим не мешал работать, свалили на ее столик все документы, чеки, акты… любую документацию с начала времен. Мне сказали, мол, пользуйте, она у нас потом и будет за порядок отвечать, и забили на нас натуральным образом.
А эта пигалица, натурально, чуть не в обморок падает, когда я захожу. Но мне же нужно скорей. Так бы я, конечно, оставил ее в покое, пусть бы сама ковырялась во всем этом хаосе, потом бы отчиталась, и все дела. Но это сколько она там с непривычки копаться будет? Так что я_ как в свой кабинет, каждый день туда. Эти, значит, остальные, сами ее кинули, сами теперь издеваются, мол, вы птичку нашу не обижайте, она создание нежное, после ваших визитов всем коллективом ее откачиваем.
Слушайте, ну что мне делать? Мне некогда возиться. Я смотрю, она и задерживаться стала на работе, и на выходные приходит. Потому что я ей сказал: быстро делаем, некогда мне тут с вами. Она и старается. Я, понятно, спешу, хоть и ждут меня, но могут и перестать ждать, а ей-то за это ничего не полагается. С нее даже не все остальные обязанности трудовые сняли. Пришлось тоже ехать к ней на выходные. Жалко же!
Купил пиццу, что-то еще. Закусок. Не работает ничего рядом по выходным, только если чипсы или другой сухой корм. Зачем ей еще и здоровье грохать? Ну и пришел я, она опять стала в обморок валиться, еле откачал. Знаете, это не слишком приятно, когда такая реакция у молодой девушки, не так уж я ужасен, да? Ведь я смотрю, когда она забывает, что я тут в ее кресле сижу, она с остальными нормально общается, шутит, смеется, как положено. Флиртует даже с руководителем. А как вспомнит про меня, или я к ней с вопросом, краснее, бледнеет, заикается и того и гляди — сольется в туман.
И тут вдруг пишет мне письмо. Давайте, говорит, выпьем кофе. Что это? Как мне реагировать? А? Не знаю, что там, все еще ждут, наверное, но как же мне теперь уйти? Или, наоборот, уйти и потом на кофе? Проигнорировать? Строго отчитать? Господи, да что вы смеетесь-то?!
***
— Я не могу, Аглая, называть его Стасик. Он же не таракан!
— А кто тебя заставляет?
— Никто, просто все шушукаются противно. Что я влюбилась, что я одна из всех. Сам Стас говорит, что ему уже давно надоело быть Стасиком, спасибо мне говорит. Говорит, это все Колька придумал. Николай в смысле. Вам не кажется, что специально? Так у них, вроде, равные должности, но когда один — Стасик, главный всегда тот, кто Николай, да же? Иногда вообще Сергеевич.
Алина зашла перед работой, пожаловаться, посоветоваться. Николай раскачивал ее на эмоциональных качелях так, что она то и дело проваливалась в болезни. Особенно досаждал позвоночник.
— У меня жутко болит спина, просто трындец. Иногда думаю, заклинит и все. Я даже не разогнусь. Записалась к врачу, Коля меня отвез, держал за руку. И все время, что мы там были, пялился в свой проклятый телефон. Постоянно! Что мне делать, Аглая?
— А что нужно делать?
— Я не знаю, в этом вопрос! Ну, ты привез меня к врачу, настоящий благородный рыцарь, молодец. Ну оставь ты в покое свой долбанный телефон, да? Доиграй роль до конца. Но он говорит, что ты хочешь еще, я и так теряю тут время, в этой больнице, ненавижу такие места, тут рядом смерть. Нормально? Я прохожу обследование, волнуюсь, а он мало того, что поминутно что-то кому-то там строчит, звонит через каждые десять, выбегает, забегает, кричит, машет руками, ноль вообще внимания на меня. Так еще и про смерть.
Аглая слушала Алину не слишком внимательно и чувствовала легкие уколы совести по этому поводу. Она же сама, как недавно неизящно выразились, привязала к себе девочку. Она пришла за советом. Спросить не у ясеня, но у Юпитера. Ты сердишься, значит, ты сомневаешься. А она, Аглая, думает о том, как бы быстрее выправить Алисе паспорт.
— Ты будешь чай?
— Да, спасибо, — сказала Алина и перекинула волосы с одного плеча на другое. — Главное, это вообще не вовремя все. Со спиной. Так не хочется подвести Стаса. Он, говорит, я тебе сюда вызову реанимацию, чтобы, если что, тебя откачали на месте. Шутит. Говорит, что без меня никак. Между прочим, он тоже рвался отвезти меня в больницу. Мне даже показалось, что Коля именно поэтому со мной потащился. Не потому что хотел, а чтобы не Стас.
— Не все ли равно? Потащился же. Разве не это главное?
— Он тоже так говорит, — обиженно проговорила Алина и протянула руку за чашкой. — Молоко есть у вас? Жутко люблю чай с молоком. Ну и не тащился бы уже. Все это выглядит, как одолжение! Мне не нужны его одолжения!
Аглая усилием воли вернула себя на кухню. Девочке нужна помощь. В конце концов, она сама все это затеяла. Ей с этим и разбираться.
— А чего ты от него хочешь?
— Аглая, а вы как думаете, мне вообще стоит чего-то хотеть? Он же не разведется с этой своей немощной женой, да? Никогда?
— Почему с немощной?
Алина пожала плечами и кинула в чай две ложки сахара.
— Ну, какая нормальная женщина в современно мире будет сидеть дома и ждать, когда ее обеспечит муж? Хотя вы знаете, Аглая, он мне постоянно повторяет, что я бы без него пропала и ничего бы из меня не вышло, так и рыдала бы по лавочкам. Я ему верила, но теперь…
— Что?
— Стас все чаще стал ко мне обращаться. На равных, понимаете? И даже уже предлагает официально должность поменять. Я слышала, как они с Колей спорили по этому поводу. Выходит, я и без Коли могу? Может, он своей жене тоже сам это внушил? И она поверила?
Аглая закусила губу.
— И вот меня стало раздражать в Николае это его желание всем угодить, понравиться, быть полезным. Он так распыляется, как сорока: этому дала, этому дала. Все бросает, начинает новые проекты, Стасу приходится доделывать, теперь и мне тоже. И, главное, всегда с бабами! Предпочитает. Очаровывает. Галантный такой кавалер, они звонят потом, эти бабы и капризными голосами требуют только его, а нам работать надо!
— Ты прямо молодец. Все работаешь. Делаешь успехи.
— А Николай говорит, что я без него не справляюсь. У меня знаний недостаточно, опыта маловато. Зато он всегда уходит от конфликтов, оставляет нас со Стасом их разгребать. Аглая, мне все чаще кажется, что он не такой…
— Не такой?
— Не такой умный, как я думала. Не такой блистательный бизнесмен, как я считала. Я вижу столько огрехов в его работе. А когда я ему об этом говорю, он мне мстит. При всем коллективе унижает, каждый мой промах расписывает так, словно это риск чуть ли не банкротства для всей компании.
— А что Стас?
— Да ничего. Аглая, как мне быть? Мне все сложнее с ним работать, понимаете, Николай — молодец, правда. Он всегда ищет нестандартные пути, при этом хочет быть впереди все планеты. Но он слишком нервничает, когда это ему не удается.
— Это потому что у него Марс ретроградный. Ему важно упорно работать, быть самым лучшим, действовать своеобразно, оригинальничать. И не любит оказываться неправым.
— Вы когда все это начинаете, про Марс там, с Венерой, меня прямо отпускает. Он же неплохой человек, просто так встали звезды, да? Вы говорили, что у нас там много пересечений. Да и сам Николай все время твердит, что мы созданы друг для друга. Но я не создана жить в вечном любовном треугольнике, а теперь еще и на работе портятся отношения…
Аглая прекрасно помнила, что когда-то хотела все это использовать. Особенно то, что Близнецы в Пятом доме, а Марс — в Седьмом, когда увидела его в окно с Алиной впервые. Николай не мог пропустить возможность попробовать и с ней. Для него секс всегда был больше способом общения, поэтому так хотелось попробовать все. Тем более, Аглая сама толкала его на это. Тогда ей казалось, что через личную жизнь ей проще будет добиться своего. И она ошиблась. Как вообще ей пришло в голову использовать то, что и так заложено, что случится и без ее стараний. Жаль девочку. Если только Стас…
Как же она запуталась. И запутала все вокруг. Не пришла ли пора все обрубить? Перед самой собой она честна. Попробовала. Не вышло. Надо уходить прежде, чем случится несчастье. Двух отравлений и одного нападения вполне довольно. Ужасно, что страдают все, но как раз Николаю достаются лишь отголоски.
***
Oblako_pamyati.livejournal.com
Знаешь, хороших людей не так уж много.
Раньше я думала так о красивых.
А если совсем с начала, то и вовсе было не так. Мне казалось, что вокруг много хороших и красивых людей.
Потом красивые люди стали обижаться, что их ставят в одну линию с другими красивыми для меня людьми. Извини, конечно, говорили они мне. Но ты же не серьезно нас сравниваешь. У нее же нос огромный, шея короткая или ноги кривые. И лишний вес. Или, наоборот, недостаточный.
Ребра торчат неэстетично. Ты же несерьезно? Это просто такой благородный порыв? Да? Если ты серьезно, то меня это обидело. Если не серьезно, вероятно это обидело другого. Будь внимательнее, не сравнивай.
Потом хорошие люди стали говорить гадости друг про друга. Иногда походя и вроде неосознанно.
И что-то во мне перещелкнуло. Теперь для меня почти нет красивых и хороших людей.
Зато есть любовь. Никакая это не фигура речи, все так и случается. Например, я люблю Н, но он говорит «броюсь», осуждает Запад и не восхищается котятами. Вообще, он далек от всего этого: модных течений, изысканной речи, умиления животными. Откровенно говоря, выбирая между животными и своими близкими, он выбирает последних. Может даже отдать животное другим, если оно не угодило близким. Он ужасный человек. Отвратительный. Непривлекательный. Как можно все это? Но я все равно его люблю. Не поэтому. И, не как это водится в кругу возвышенных особ, вопреки. Просто люблю. Знаю все про политические взгляды, отсутствие гражданской позиции, равнодушие к живой природе. Знаю и люблю.
Откровенно говоря, даже и не в любви, наверное, дело. В разделении на «своих» и «чужих». Свой, он всегда хорош. Даже если подлец-человек. Или сволочь. Он свой. Значит, хороший! Вот тебе мое пузико, свой, чеши. А если пнет, ну так что же: свои всегда больше ранят, с близкого расстояния попасть проще. А чужие — просто плохи, без разбора. Если не пользоваться этим мерилом, жизнь усложняется.