— Вы давно знакомы с Серегой?
Алиса улыбнулась своему отражению и повернулась к Светлане. Ей было приятно отвечать на этот вопрос, потому что в последнее время они так часто обсуждали это между собой.
— Слушай, фактически у нас отношения уже шесть лет. С перерывами. Так что хватит уже так себя вести, — говорил он, когда ему казалось, что Алиса капризничает и кокетничает просто так, из женской вредности.
— Семь.
***
Ангелина хватала то веник, то тряпки, то включала пылесос. Никак не могла понять, что же нужно делать. Ведь неловко, люди придут, а у нее тут… Грязь, пыль. Она совершенно запустила квартиру. Даже Кулагин, который сейчас вообще мало что замечал, сделал ей замечание. Сказал, что он никогда не требовал от нее, чтобы она непременно своими силами наводила чистоту, но предпочел бы иметь дом в порядке.
— Что ты мечешься-то? Что мечешься? Мельтешишь тут, суету разводишь! Сядь уже спокойно. Сейчас придет твоя бригада и все уберут. Ты им за что будешь деньги-то платить? — говорила Евгения. — За то, что сама перед их приходом уберешь? Что ты нервничаешь-то?
— Мне неудобно. Зря я все это затеяла, наверное. Что это такое — чужие люди придут, будут передвигать мои предметы, вещи трогать, наводить порядок? Глупо же!
— Ох ты! Ну надо же! А что такого-то, Анжелка? Ну придут, ну уберут. Ты же им деньги за это заплатила.
— Кулагин заплатил, его идея.
— Да разницы нет. Давай, может, я тебе кофе сварю? Как ты вообще? Чувствуешь себя? Болит еще?
Ангелина автоматически потерла челюсть. Боли отступили тогда, когда пообещал доктор. Сегодня она уже сама не верила в то, как лежала там, в подъезде, боялась пошевелиться, и сквозь ватный сон слышала о переломе. Челюсть ломают в драке, на ринге. Мужчины. Как она ее сломала — она до сих пор не понимала.
Неужели это сделала Аглая? Ведь именно она ей сказала, чтобы она берегла челюсть. А потом — вот что. Ангелина никому не говорила о своих подозрениях, но именно поэтому и отказалась писать заявление, сообщив, что упала сама, оступилась. Бывает.
Если это сделал кто-то другой, незнакомый, значит, что-то в ее жизни идет не так. Но почему, если это была Аглая, тот, кто ее толкнул, велел ей больше не ходить к ней. Лучше все-таки спросить у Аглаи напрямую.
Сегодня она еще получила от Аглаи странное письмо. Его доставили с курьером. Написано от руки. Развлекается, решила Ангелина, но удивилась содержанию. Аглая чуть не называла ее любимой девочкой, писала, что ей нужно скорее выходить из дома в общество, социализироваться, ссылалась на разные астрологические узлы, планеты и дома. Прости мать, велела ей Аглая в письме, откажись от рутины, она может погубить, скоро настанет время кардинально менять жизнь, и если она, Ангелина, не планирует спасать людей, то лучше рожать. Впрочем, призывала Аглая, надо мыслить шире, необязательно рожать от Кулагина. В любых обстоятельствах учись видеть учителя и духовного наставника, сообщала учила Аглая. Проблемы в браке — закономерны, и лучше искать коллектив. Люди окружение, уверяла Аглая, способны будут значительно улучшить жизнь Ангелины. Ангелина ничего не поняла и решила прочесть письмо еще раз позже.
Еще эта уборка. Кулагин последовательно пытался доказать ей, что она не справится. Что ей нужна помощь, вот и вызвал какую-то бригаду. Специалистов по клинингу, как он выразился. Сказал, что ей уже давно пора бросать свои привычки, учиться пользоваться специально обученными людьми, и подчеркнул, что все это стоит денег. И он прекрасно может все это позволить.
— Зачем ты тогда живешь со мной, Кулагин? Наймешь себе специальных людей, купишь машины. Будешь правильно питаться и сделаешься при этом свободным человеком. Или что? Ты боишься, что я без тебя помру?
— Ты говоришь глупости, Геля! Во-первых, куда ты пойдешь? Ты не работаешь и не работала. Все эти твои порывы стать самостоятельной, конечно, умиляют. Но это возрастное, пройдет. Кризис середины жизни, видимо. Успокойся и давай уже, приходи в себя. Падаешь на лестницах, ходишь потом как тень, ничего не хочешь. Это угнетает. Портит мою карму и вредит ауре!
— Меня толкнули, Кулагин. Толкнули. Я не падала сама. И я не знаю, кто это.
— Почему ты тогда не обращаешься в милицию?
— Зачем?
Дальше они не договорили. Кулагина срочно вызвали в офис, а она решила, что зря вообще затеяла этот разговор. К тому же она не знала, когда придет Славка. Они не договорились как следует, он мог прийти в любое время. Ангелина бы сбежала, оставив дежурить со свитером Евгению, но теперь, когда Николай затеял эту феерию с привлечением конторы клининговых услуг, она должна была быть дома.
Ангелина привычно уже вздрогнула от звонка и пошла открывать. За дверью стояли две девушки в косынках и с ведрами. За их спинами маячил Славка.
— Ну что, хозяйка, показывай фронт работ.
— Здравствуйте, — сказала Ангелина. — Проходите.
— Привет, — сказал Слава.
Ангелина кивнула ему и отвернулась.
Девушек почти с порога взяла в оборот Евгения, и в любой другой ситуации Ангелина была бы ей благодарна.
— Ангелина, — сказал Слава.
— Сейчас я достану твой свитер, я его убрала. Ты не возражаешь?
— Ангелина, что с тобой произошло? Что эта за история с больницей?
Ангелина почти полностью влезла в шкаф. Она уже давно, почти сразу, нашла пакет со свитером, но у нее дрожали руки, а лицо, по ощущениям, пылало. Как же ей выбираться из всей этой истории?
— Ой, здрасти, вам! Я так рада, что вы зашли, — сказала Евгения.
— Добрый день, Евгения. Я тоже очень рад, что зашел. Так что там было-то, Ангелина? Поговори со мной.
Ангелина подышала в шкафу на счет, зажмурилась, открыла глаза и вынырнула. Закрыла дверцу и проверила в зеркале: с лицом, несмотря на ощущения, все было в полном порядке.
— Да ничего не было, Слав.
— Как это? Как это?! Вы ее не слушайте, Слава, вы меня слушайте. Она шандарахнулась с лестницы, вывихнула челюсть… или даже переломала, ее без сознания отвезли в больницу, и если бы нее эта астрологиня, я бы так и не знала ничего. Она же нас к себе никого не пускала, представляете, Слава! А мы же не чужие люди!
— Как это — шандарахнулась?!
Ангелина совала ем в руки пакет со свитером, но он отталкивал его и все пытался взять ее за руку и посмотреть в лицо.
— Да просто упала, что вы все! Бывает так иногда. Люди падают. И ломают себе… всякое.
— Ну-ну, — сказал Слава, забрал у нее из рук пакет, приткнул на вешалку и решительно прошел на кухню.
Евгения и Ангелина пошли за ним. На кухне орудовали специалисты по клинингу.
— Мы тут быстро сейчас закончим, не переживайте, хозяйка. У нас тряпки с микрофиброй, не ветошью моем. Даже не надо наново вытирать. Один раз провел — и все.
— Вы мне тут своей микрофиброй не тычьте, — сказала Евгения, окончательно утвердившись в должности главной по уборке. — Я проверю, чтобы все блестело. И вообще, девочки, шли бы вы с комнат убирать. Кто же с кухни-то начинает? Вы бы еще с ванной начали! Кто вас учил убирать-то?
— Никто нас не учил! — обиженно сообщила одна из девиц. — А захотите деньги зарабатывать, сами и научитесь чему угодно. А вообще к нам ни у кого претензий не было. У нас все всегда чисто получается, мы на рынке не первый год! Пойдем, правда, в комнаты, — сказала она своей напарнице. — И давай-ка разделимся, чтобы быстрей. Нечего нам тут толпиться!
Ангелина насыпала в турку кофе и посмотрела на Славу. Он сидел за столом, сложив на него руки, и смотрел на свои пальцы.
— Слав, может, ты пойдешь, а? — спросила Ангелина. — Видишь, у нас тут уборка, а мы… Толпимся. Мешаем же, наверное, девушкам.
— Ничего, переживут. Правильно я говорю, Евгения?
Евгения старательно закивала и полезла в холодильник, доставать сыр, колбасу и батон.
— И я не уйду, пока ты мне все не расскажешь. Мы же не чужие люди, правильно я говорю, Евгения?
— Вот и я говорю, — согласилась та и стала ловко нарезать батон.
Ангелина вздохнула и залила кофе водой, поставила на тихий огонь и села к столу.
— Ничего захватывающего, — призналась она и рассказала, как упала и попала в больницу. — По-моему, меня кто-то толкнул. Хулиганы… хулиган.
Слава сжимал и разжимал кулаки, Евгения моргала и беззвучно открывала рот.
— Ты мужу говорила?
— Он знает, Слава, он забирал меня из больницы.
— Что толкнули, — зло сказал Слава.
— Нет. Да. Это неважно. Не думаю, что это серьезно.
— А что для тебя серьезно, Ангелина? — спросил Слава и посмотрел ей в глаза, она выдержала пару секунд и отвернулась.
— Слышь, хозяйка, а пылесос-то у вас есть? А то там такой коврище, нам тоже его вручную чистить?!
Евгения быстро и не слишком ловко стала выбираться из-за стола, и крикнула в сторону спальни:
— Может, я сейчас сама там все уберу, а вы пойдете? Только мне заплатите тогда!
Ангелина улыбнулась Славе, предлагая разделить. Он улыбнулся в ответ.
— Ангелина, теперь расскажи мне быстро, что происходит? Я тебя обидел?
Ангелина закусила губу. Как она могла объяснить ему, что он ее не обидел. Что дело не в том, что все это было несерьезным, просто случайностью, бывает, житейское дело. И она не могла, да и не хотела говорить, ничего не произошло, давай жить дальше как раньше, не забудь заказать мне новое платье, Кулагин переведет денег. Дело в том, что Ангелина сама не понимала, чего она хотела. И не могла делать вид, что ничего не произошло.
— Мне кажется, любые объяснения — пошлы и банальны. Зачем тебе все это: выяснять, разговаривать со мной? Ты же знаешь, что одно неверное слово — и я стану подозревать тебя в том, что ты испугался потери стабильного дохода. От моих заказов.
— Ты знаешь, что это не так.
— Знаю.
— Я не могу оставить тебя в покое, Ангелина. И мне важно, черт возьми, что происходит с тобой. И что ты думаешь, и что собираешься делать! Я… у меня не получается просто выкинуть все из головы, сделать вид, что ничего не было. Потому что было все, и я вспоминаю об этом каждый день! И я скучаю по тебе, и я хочу быть рядом. Каждый день я пытаюсь до тебя дозвониться, я даже приходил, но твой муж сказал, что ты в больнице и не желаешь никого видеть. Как я перепугался, Ангелина! Чего только не надумал!
Ангелина встала из-за стола и подошла к окну.
— Что я что? Резала вены, глотала таблетки, заматывала веревку на шее?
— Знаю, что это не похоже на тебя, и не льщу себе, если ты об этом. Но я не знал, что думать. Если бы не Евгения…
— Слава, я не знаю, что делать. И пока ты не затеял этот разговор… Можно было еще потянуть, ничего не решать, не менять, не признаваться, не произносить вслух. А теперь мы оба должны принимать какие-то решения, следовать им, озвучивать, формулировать, договариваться. А я не хочу.
Слава встал и подошел к Ангелине. Она почувствовала его спиной, кожей, кончиками волос. Закрыла глаза, и в горле защекотало, слова стали застревать, даже дышать она перестала. Она узнала его запах, она чувствовала, как стучит его сердце и шумит кровь. Быстро, ускоряясь, потому что ее собственная, похоже, застыла окончательно.
Он быстро развернул ее к себе и поцеловал. Похоже, именно это заставило ее кровь продолжить движение. Она задышала, в висках застучало.
— Я просто подожду, да? Я не знаю, чего ты боишься. И не понимаю, что ты переживаешь. Но я подожду. Когда ты будешь готова формулировать, принимать трудные решения и все остальное — позвони мне. Хорошо?
Ангелина открыла глаза и кивнула.
— Хозяйка, — заглянула в кухню одна из уборщиц. — Мы там пылесос так и не нашли. Ты тогда сама, да? Пропылесосишь потом. А так мы все убрали. Пыль, окна, полы. Только пылесоса не нашли. Да?
— Что? — не поняла Ангелина.
— Сама, говорю, тогда пропылесось. Есть у тебя пылесос-то?
Слава рассмеялся, поцеловал Ангелину в щеку и вышел из кухни. Ангелина услышала, как за ним закрылась дверь прихожей.
— Я тебе дам «сама», — прогремела из коридора Евгения. — Давай-ка свою микрофибру готовь и чисть ковер! Не нашла пылесоса, бери колотушку и иди во двор. Сама! Вам за что деньги платят?! А ты чего застыла? Не можешь сказать ей, где у вас пылесос? Или что? Сама хочешь? Так зачем вызывали этих?
Ангелина вышла в коридор. Пакет со свитером лежал там, куда приткнул его Слава.
***
Аглая плакала. Сначала она сдерживала слезы и только улыбалась, потом решила, что такие события редки и не стоит себе ничего запрещать.
Видимо, об этом принято говорить, что старая любовь не ржавеет. Они выпустили новый юбилейный альбом, собрались старым составом, вместе писали песни, накладывая на свой особенный стиль современные реалии. Ей было некогда, она как раз разрабатывала план-перехват, или как его назвать. И вовремя не послушала. Прошла мимо, не купила.
Вчера в такси, случайно совершенно, она услышала песню из этого альбома. Сначала поверить не могла: знакомые голоса, прежняя манера и незнакомый текст. Неужели есть записи, которых не слышала Аглая? Что-то из старого, неизданного? Нет, слова говорили ей о том, что песня написана недавно. Как же это прошло мимо?
Она специально поехала в самый крупный магазин
«Тихо под маской в дверь постучит любовь», — слушала Аглая, и кожа покрывалась мурашками, слезы уже стояли в глазах. «Только не спугни ее, держи ее», — слушала она еще. «На любой стороне земли тот, кто верит, и тот, кто ждет, не останется без любви, — обещали ей голоса. — Пусть минуты ведут отсчет». Зачем, думала Аглая, зачем они так со мной, ведь я же ничего такого не хотела, откуда опять этот зуд, сосущее ощущение там, в глубине, почему в глазах стоят слезы и хочется подпевать сразу припев?
«На любой стороне земли тот, кто верит и тот, кто ждет, не останется без любви, пусть минуты ведут отсчет, сердца стук не дает уснуть, капли воска, как млечный путь, и узор на стекле точь-в-точь, пусть все сбудется в эту ночь». Кожу стягивало знакомое и такое давнее чувство, которое через все поры, через мышцы, кровеносные сосуды, по каналам, по невидимым мелким внутренним проводам маленькими импульсами расходилось по всему телу.
И сразу, как всегда, как обычно, как только с ними, неплавный переход — и уже хочется приплясывать и улыбаться просто так, чтобы передать это настроение. Вынуть его из глубины — там еще много такой вот чистой, незамутненной радости от того, как хороша жизнь. Просто жизнь, не потому что в ней что-то есть. Нет никаких сложностей, есть только эмоции, и ими так просто управлять, так просто делить их со всеми — знакомыми, незнакомыми. Все, все равны, все братья и сестры, потому что на невероятной, скрытой для обычных серых будней, волне души они играют просто так. Для улыбки, для того, чтобы напомнить: жить — прекрасно.
И следующий трек — снова слезы. Ничего, ничего уже не успеть, не сделать правильно. Только смириться, только жить с этим, грустить о том, что все прошло и ничего уже не будет как прежде. Будет что-то другое, возможно, еще прекраснее, но того, давнего, юного, искрящегося, пьянящего не будет никогда. Снова слезы вставали в глазах у Аглаи, и тихими, светлыми, такими же, как эта грусть, каплями стекали по лицу, оставляя соленый, прозрачный, немного сияющий след.
Еще не высохли слезы, а они опять шутили, словно бы толкая ее под локоть тихонечко. «Ну, чего ты раскисла, это же все шутка! Жизнь такая шутка. Забавная, чаще несерьезная. Не нужно к ней относиться с пиететом. Как знаешь, конечно, старушка, но можно найти повод и посмеяться. Смешно же? Мы даже не сильно напрягались, чтобы придумать это. Потому что это везде вокруг. Просто оглянись. И пока жизнь не кончилась, все хорошо. Более или менее». Аглая покивала и сняла наушники, вытащила диск из проигрывателя и провела по картинке безымянным пальцем.
Диск она собиралась купить немедленно, уже развернулась к кассам, как вдруг какой-то мужчина кинулся к ней и обнял.
— Неужели это ты?!
Аглая напряглась. К подобным встречам не бываешь готов никогда, потому что придумываешь сценарии постоянно. Там могут фигурировать космические пришельцы, фотомодели и известные актеры, кофе на крышке рояля, коньяк у бассейна, но никогда они не воспроизводят реальность. Разве в собственной голове может появиться сюжет, в котором она, рыдающая, стоит с диском в руках, а он кидается ее обнимать? Все заготовленные фразы, отточенные годами повторений, выветрились из головы. Не получалось, как в мечтах, быть элегантной и язвительной.
— Я думал, что больше никогда тебя не увижу. Не могу поверить… Ты совсем не изменилась.
— Конечно, разве годы могут что-то поменять. Гравитация, стрессы и болезни.
Ты отвратительно выглядишь, хотела сказать Аглая, но не стала. Мелко, недостойно. Но как же не вовремя она его встретила. Нет, дело не в том, что она должна была сейчас быть в смокинге и с сигарой. Просто она привыкла думать, что тогда, давным-давно заговорила это мир. Теперь он живет в параллельном. Точно таком же, но ее там нет.
Есть один город, и те же улицы и дома, те же разрытые канавы, где в очередной раз ведутся сложные работы по укладке сверхновых бордюров, — все есть. А его — нет. Пусть будет его жена, дети, внуки, их общие знакомые, но без него. Она сама лично пересадила его в параллельную реальность со всеми проблемами, новыми детективами, семьей и общими знакомыми, только без нее.
Выходит, границы миров стираются со временем. Или ей просто стало не важно. Аглая отстранилась и улыбнулась, как обычно улыбалась своим клиентам на первой встрече.
— Ну-ну, что это за демонстративные объятия? Мы уже давно чужие люди, а современные тенденции утверждают уважение личных границ.
Аглая даже похвалила себя. Такая дурацкая фраза, такая веселая. Никаких эмоций в голосе. Легкий намек на юмор.
— Я очень рад тебя видеть, — он улыбался.
— Давай обойдемся без протокольной беседы. У каждого из нас своя жизнь, не нужно делать вид, что они могут как-то пересечься, да? Я пойду. Мне пора.
— Я все эти годы думал о тебе постоянно.
— Это льстит. Спасибо.
Аглая обошла его, словно он был шкафом, неодушевленным предметом, стойкой с дисками, скамейкой для чтения, и пошла к кассам.
Шум поднялся почти сразу:
— Что с вами?!
— Воды!
— Скорою вызывайте!
— Мужчина, вы меня слышите?
— Здесь есть доктор?
Кто-то тронул Аглаю за плечо, и она нехотя обернулась:
— Это же ваш знакомый, вы обнимались, я видела. Ему плохо. Вы знаете, куда его везти?
Аглая с тоской посмотрела на диск, но тут же упрекнула себя в черствости и развернулась. Она понятия не имела, куда его нужно везти, но когда она подошла, он все еще был без сознания. Тонкая душевная организация, подумала она и снова тут же отругала себя.
Ехать пришлось в больницу. По дороге она набрала номер, проигнорировав приветствия, сказала:
— Поезжай в пятую больницу, отцу плохо. Матери позвони сам.
— Не надо в больницу, — сказал мужчина и взял Аглаю за руку.
— Не трусь, это не больно, — ответила она. — Медицина шагнула далеко, теперь не обезболивают ударом по сусалам.
— Как же мне тебя не хватало, — сказал он и закрыл глаза, но руку не отпустил. — С кем ты разговаривала?
Аглая помолчала, потом отняла руку.
— Ты, давай, не умирай здесь. На моих руках. Без патетики, хорошо? У меня еще дела сегодня. Слышишь меня? Я доеду с тобой и все.
Он открыл глаза:
— Пожалуйста, не уходи. Ты мне нужна.
Аглая отвернулась и стала смотреть в окно. Зачем она вообще поехала с ним? Врачи сказали, что ничего опасного, но лучше не рисковать. Возраст, сказал фельдшер Аглае, лучше перестраховаться. Все проверим, все посмотрим и отпустим.
Но эта самая девушка, которая схватила ее за плечо, зачем-то затолкала ее сумку в неотложку, и ей было неудобно. Стыдно! В ее-то возрасте не все ли равно, что подумают случайные свидетели происшествия? Но вот она в машине, теперь от больницы придется вызывать такси, ждать. Возвращаться в магазин за диском. Или уже плюнуть на все и скачать? Пиратски ограбить любимых артистов?
Николаю она позвонила специально и очень надеялась, что он успеет доехать до больницы раньше машины скорой помощи, примет там своего отца, возьмет на себя. Ей не хотелось задерживаться в больнице. Возраст. В ее возрасте больницы уже рассказывают о смерти, а у нее еще много планов.
Николай ждал у входа. Рядом с ним стояла полная, не слишком нарядно одетая женщина. Аглая усмехнулась: вот кто выглядел точно так, как она представляла себе в мечтах. Неухоженная пожилая тетка, пучок волос невнятного цвета, линялое унылое платье, целлофановый пакетик. С тапочками и домашним трико, по всей вероятности. Если Сергею повезет, то еще и со свежим куриным бульоном.
Как только Аглае помогли выйти из машины — она старалась делать это как можно изящней — к ней подошел Николай.
— Аглая! Я ничего не понял, что случилось с папой? Откуда вы узнали?
— Вот видишь, товарищи врачи. Вот у них и спроси. А мне, извини, уже пора ехать. Привет семье.
Аглая быстро, максимально небрежной походкой ушла в сторону дороги. Решила, что вызовет такси с остановки — ждать в компании семьи пострадавшего у нее не было сил.
— Коля, что это за женщина? Ты ее знаешь?
— Мам, это Аглая, я тебе про нее рассказывал. Не понимаю, как она узнала. Она и про Гелю тоже первая узнала. Но она упала у нее в подъезде. А папа?
— Вот именно! Папа!
Женщина полезла в машину, но ее оттеснили доктора.
— Что вы? Куда? Больного сейчас перевезут в палату, идите в приемное отделение!
— Сережа, — сказала женщина, почти срываясь в крик. — Сережа, где ты был? Что это за женщина была с тобой?
— Где она? Где? — спросил Сергей и попытался подняться на носилках.
— Лежите спокойно, больной, — прикрикнули на него ребята из бригады.
— Что с ним? — спросил Николай.
— Вы, родственник, тоже пройдите в отделение. Там вам все скажут. Жив ваш папаша и ладно, что вы тут устраиваете сцены?
— Где она? — снова спросил Сергей, схватив сына за руку.
— Пап, ты что, знаешь Аглаю?
— Женщина, вы в порядке? — спросила Аглаю какая-то девушка. — Вы очень бледная. Из больницы, небось, сбежали?
— Сбежала, — призналась Аглая. — Рано мне еще в больницу. У меня дела. Спасибо. Я в порядке.
Аглая закрыла глаза, сделала глубокий вдох, задержала дыхание и выдохнула. Какая глупость это все. Какая ужасная глупость. Зачем она придумала этот план, отлавливала Николая? Что-то там соединяла, крутила карты, прикидывала болевые точки? Жизнь без нее, без Аглаи, прекрасно со всем справилась. Кому коллекции часов, а кому куриный бульон и тапочки. Хватит уже себя жалеть. И жить вопреки — тоже хватит. Нужно же когда-то уже и удовольствие начать получать. Мороженое съесть рядом с больницей. Закусить чипсами и запить пивом.
Ей казалось, что Николай похож на своего отца. Она видела в нем Сергея. Хотя никогда, даже примерно, не пыталась сделать его натальную карту, но читала Сергеевы качества в карте Николая. Бабник, вечно сомневается в себе, завоевывает людей, демонстрируя им свою полезность, третирует жену постоянными требованиями соответствовать, не может без клуба воздыхателей, атеист с тягой к мистике, не может быть партнером. Вот и чужой ребенок на подходе.
Она знала про него так много, но он ей был неинтересен. Она видела в нем отца. И ненавидела его в нем. Точнее, думала, что ненавидит. Думала, что управляет, манипулирует. А все это иллюзии и обман. Пора завязывать.
***
Конверт лежал на ее столе. Никто не знал, кто и когда его доставил. София вскрыла его и увидела письмо от Аглаи, написанное от руки. По форме и содержанию оно очень напоминало прощальное. Как странно, подумала София.
Похоже на напутствие: «Девочка, помни, что ты сама всегда прекрасно знаешь, что делать, чтобы нравиться людям. Верь себе и нравься, ты прирожденный лидер, хоть и неформальный. Ты умеешь ставить перед собой цели и добиваться их последовательно и решительно, не забывай об этом и пользуйся этим.
Не забывай ограничивать себя в еде при стрессах, не иди на компромиссы с собой и не ешь консервы, не ограничивайся одним источником доходов. Знай, что деньги легко приходят и уходят.
Ты слишком критична в делах любви, и это здорово. Не изменяй себе, меняй партнера при малейшем несоответствии. Он должен быть нежным, сдержанным и аккуратным, а еще выдерживать то, что ты стараешься скрывать ото всех: сильные чувства и влечение.
Прости себя, ты ничего не должна своим родным, кто бы они ни были. Они смогут помочь себе сами. Отпусти это, тогда в твоей жизни будет меньше тайн. Тебе и без этого достаточно интриг на работе. Совсем скоро у тебя будет новая должность и новые задачи, не бойся, ты справишься, социальный успех для тебя важен».
Аглая писала что-то еще, но София не могла сосредоточиться, потому что сегодня они должны были открывать конференцию, а Николая не было на месте.
— Софочка, — сказал Стас. — Тебе придется модерировать открытие. Николай в больнице, ничего серьезного, отца забрала скорая, просто профилактические процедуры, но он уже не успеет подготовиться. А ты у нас сама писала все речевки. Справишься.
— Нет. Я не могу. Нет. Стас, ты что? Я не могу! Нет. Давай ты!
— София, ну что ты как маленькая? Соберись! Я буду модерировать в соседнем зале. Без тебя мы не справимся!
София вскочила, схватила Стаса за руку и вывела в коридор.
— Слушай, я не могу. Посмотри на меня! Мне хотя бы переодеться нужно. Можем смотаться?
— Софка, ты отлично выглядишь, ничего не надо!
— Джинсы с майкой? Так я должна встречать гостей? Я же не собиралась туда. Мне и здесь бы хватило работы. В общем, Стас, или ты везешь меня переодеваться, или я ничего не модерирую.
— Вот за что я тебя люблю, красноречивая! Умеешь уговорить. Поехали быстро.
София даже не сразу поняла, что что-то не так. Она кинулась к шкафу и вывернула его наизнанку: единственное приличное платье она хранила для особых случаев. В нем она была на первом свидании с Николаем. Ей было немного стыдно, что она не звонила ему, ведь у него что-то случилось с отцом.
Платье нужно было подгладить, София спешила. Утюг нашелся не сразу, София то и дело выглядывала в окно — посмотреть, не уехал ли Стас.
— Ну что за глупости, конечно, он здесь! Без меня теперь ничего не начнется!
Странно, что утюг валялся на полу, а не в шкафу, где стоял обычно. София заглянула в шкаф и ойкнула. Шкаф был пуст. Она вернулась в свою комнату и проверила вещи: не было самых дорогих. Пропали все деньги, которые она откладывала, чтобы оплатить аренду квартиры, и еще на всякий случай. Там же она складывала деньги, которые собиралась потратить на языковые курсы. Когда София сложила все суммы, она чуть не закричала.
Пропали все украшения, кроме тех, что были на ней. Даже бриллиантовые серьги с кольцом, которые подарил ей Николай. Она специально засовывала их под матрац, чтобы ничего никому не объяснять. Ее кровать была разворочена, подушки валялись под ней. София сглотнула и затряслась.
Теперь, когда она перестала метаться по комнатам, она поняла, что все было перевернуто. Вещи валялись, словно кто-то в спешке что-то искал. Еще одна заначка была у них на кухне. Там они хранили деньги на продукты и на ежедневные расходы. В пачке из-под конфет. Она тоже была пуста.
Из мусорного ведра как попало торчали документы, которые она приносила домой, чтобы готовиться к конференции в любую свободную минуту. В коридоре были выпотрошены все три ее сумки, карманы курток вывернуты наизнанку. Не было шелкового шарфа, который ей подарили начальники после первого самостоятельного проекта.
София снова вернулась на кухню и зачем-то заглянула в холодильник. Там не хватало каких-то консервов и пропал подаренный ей алкоголь. Бред какой-то, решила она и кинулась снова в свою комнату. Компьютер был на месте. Хотя это была дорогая модель, Стас и Николай торжественно вручили ей его под роспись. Для мобильной реакции на поступающие вызовы — вот как они сказали, когда выбирали его и ставили на учет компании.
— Что за черт?
Деньги легко приходят и уходят, вспомнила она из письма Аглаи. Издевательство какое-то! Ничего легкого не было в том, как она зарабатывала деньги. Что же ей теперь делать? Кто мог их обокрасть? И откуда Аглая знала, что ее ограбят? Неужели это…
София вздрогнула, когда услышала стук в дверь.
— Можно? — спросил Стас.
— А? Ой, прости, я уже иду, — сказала София и пошла снова искать утюг.
— Ничего себе ты тут устроила, — сказал Стас.
— Это не я, — сказала София, и слезы сами побежали из глаз.
Стас замер посреди комнаты, потом подошел и обнял ее. Он слишком крепко прижал София и стал гладить по голове, как маленькую девочку. От этого София хотелось разрыдаться.
— Хочешь, давай отменим конференцию? Вызовем полицию, а там пусть Жанка отдувается. Она же хотела более тесный контакт со СМИ. Пусть получит. У нас же прописан в контракте форс-мажор. Ну, так это он, да же?
София отстранилась, вытерла слезы тыльной стороной ладони и улыбнулась.
— Фигушки! Я буду готова через пять минут. Только… Стас, ты не одолжишь мне денег до зарплаты? Все вынесли, представляешь?
— Конечно, — сказал он. — Давай, собирайся, я пока тут… приберу немного. Слушай, может быть, вызвать мастера, чтобы он поменял замок? Тебе не страшно будет сегодня сюда возвращаться.
София зарыдала снова. Она уронила платье и утюг на пол.
— Вот я идиот! Прости меня, моя хорошая. Я не буду больше.
София закрылась в ванной.
Стас поднял с пола платье и утюг, пристроился за кухонным столом, предварительно застелив его покрывалом, и стал гладить платье.
Открытие конференции прошло успешно. Стас подходил к ней каждый полчаса, сжимал руку, хлопал по плечу, приобнимал и хвалил.
— Без тебя бы ничего не вышло. Первый раз так гладко все проходит. Теперь мы точно станем первыми на рынке!
— Спасибо, что погладил платье, — сказала София.
Она старалась не думать о том, что кто-то устроил погром в ее квартире. Тем более, что она догадывалась, кто это был. Ведь из шкафа в той, другой комнате, пропали вообще все вещи. И сумка. Единственная их общая большая сумка пропала тоже. Ей хотелось, чтобы конференция не заканчивалась — возвращаться в квартиру было противно.
— Софка, а поехали знакомиться с Маркизой, — сказал Стас, когда они сели в его машину, проводив всех участников и гостей. — И это… У меня там комната свободная. А завтра поменяем тебе замки. А то мне за тебя страшно. Поехали?
София внимательно посмотрела в лицо Стаса.
— А скажи мне, тебе когда-нибудь ломали нос?
— Пару раз. В юности. А что? Ты сейчас хочешь? Сломать мне нос? Да я не в том смысле, Софка! Ну хочешь, давай просто снимем тебе номер в гостинице. Но не ходила бы ты сегодня к себе, чего-то мне неспокойно.
София улыбнулась.
— Поехали знакомиться с Маркизой.
Стас немного покачался в кресле, взялся за руль и, отвернувшись, спросил:
— Может быть, ты хочешь, чтобы мы позвонили Николаю?
София перестала улыбаться и посмотрела на профиль Стаса. Он побарабанил пальцами по рулю и развернулся к ней лицом.
— Но вообще я против ваших отношений, София.
— Я так поняла, к Маркизе вести меня ты передумал?
Стас хмыкнул и завел машину.
***
Oblako_pamyati.livejournal.com
Есть такое понятие в гештальт-подходе. Даже два понятия: фигура и фон. Фигура, разумеется, главная. Это когда есть какая-то потребность, неудовлетворенная, то она и становится такой фигурой. Все эти годы ты считала, я знаю, я сейчас не хочу озвучивать никаких цифр, так вот, — все эти годы фигурой была идея. Месть, реванш, восстановление гармонии и баланса.
Мне казалось, я контролирую процесс. Например, все, что раньше было фоном, наши песни, наши фразы, знакомые и знаковые места — все это стало для меня фигурой, а фоном шла моя жизнь, фиксируясь в редкие мгновения. Мы ходили в кино, тогда, сто лет назад. Кассиры предлагали последние места, я соглашалась, смеясь, потом мы обменивали билеты, потому что я забыла очки и ни черта не видела. Романтика, понимаешь, места для пар и поцелуев, когда кино — это повод. Фон. Не главное. Но мы решили смотреть внимательно, с третьего ряда, запоминали цитаты, разговаривали ими. Но кино все равно было фоном. Фоном, понимаешь.
Через много лет я опять увидела этот фильм, и он стал фигурой. Я забыла про все дела, села смотреть, вглядывалась в лица актеров, вслушивалась в интонации. Мне казалось, что если делать это как следует, рядом окажется он. Или хотя бы его образ в моей голове. Но он, образ, был фоном. Ничего не могло превратить его в фигуру, даже точно те же действия актеров!
Ко мне приходили люди. Сотни, тысячи. Приносили свои истории. Такие похожие и уникальные. И я принимала в них участие. Как бы я выжила иначе? Но я все думала, что это фон. Фон! Когда, наконец, план был готов, месть созрела, все фигуры были расставлены по местам — только двигай, я подумала: вот оно. Начинается. Проступает самое главное. Но в процессе, и это закономерно, моя дорогая, так учит и гештальт-подход, идея стала фоном. Фоном! Фигурой стали те самые люди, которые приходили ко мне. И их истории.
Хотела бы я пожалеть себя, посетовать, что потеряла столько времени, обманувшись. Ведь идея рассыпалась, месть не состоялась. Но вот как вышло. Все это время в моей жизни были события, люди. Я думала, фоном. Но нет. Фигурой.