Алиса пришла на остановку раньше и теперь делала вид, что ожидание ее не утомляет. И сама себе не верила. Это все глупо. Пошло. Банально. Зачем она вообще на это согласилась? Почему она не может себе позволить просто делать так, как ей очень хочется? Это же элементарно. Иди к черту. Простая фраза. Она произносила ее множество раз. Может, следует добавить немного экспрессии? Например, уточнить, кто еще должен пойти. Вместе с ним. И навсегда, навсегда оставить ее в покое и вернуть ей хотя бы часть утраченного достоинство.
Ведь было же у Алисы достоинство. Она прекрасно это помнит. И ей было с ним хорошо. Прекрасно ей было. Не нужно было подставлять плечо, щеку и остальные половины тела для ударов или опоры.
Сергей подошел сзади. Она вздрогнула, когда он обнял ее, зарылся носом в волосы и оттуда сообщил:
— Ты прекрасно пахнешь. Удивительный запах, я не могу без него жить.
— Это тубероза. В составе духов. Наверное.
Получается, Алиса. Давай, быстро говори фразу, распрямляй, наконец, плечи и уходи отсюда. Вовсе он не самый лучший на свете. И уж, конечно, не единственный. Ты все это придумала. Сначала придумала, а потом еще и внушила себе для убедительности. Зря. Зачем? Кому это нужно? Доказать себе, что ты обычная женщина. Как все. Можешь превращаться из Алисы в такое унылое и зависимое существо. Прекрасно. Ты это себе доказала и хватит, хватит. Уходи. Только сначала сообщи ему, куда он должен пойти.
— Ну, при чем тут тубероза, глупенькая?
***
Ангелина беспорядочно металась по квартире. Она то складывала вещи в большой чемодан, то выкидывала их на кровать. Все никак не могла решить, что еще нужно брать и честно ли это по отношению к мужу.
Николай стоял тут же, в центре бардака:
— Куда ты собралась? Нашла себе другого мужика? Прекрасно, кто он?
— Никакого мужика я себе не находила, если тебя это утешит.
— Я тебе не верю! Я давно подозревал, что ты мне изменяешь, и Аглая тоже говорила…
— Что? — Ангелина замерла с кашемировым свитером в руках, он был небесно-голубого цвета и очень подходил к ее любимым брюкам, хотя он надела его всего однажды в салон красоты. — Что сказала тебе Аглая? Что я тебе изменяю?
— Нет, — признался Николай. — Она просто говорила, что ты можешь, если… Да это не важно! Аглая тоже может ошибаться!
— Да ну? И когда ты это понял? Только что? А что тебе говорила Аглая по поводу твоей любовницы?
— Слушай, ну мы же давно вместе! При чем тут любовницы. И слово такое ужасное. Ну и что, что у меня были… Это же не то! Мы же с тобой прекрасно жили и я не понимаю, что тебя вдруг перестало устраивать? Я даю тебе денег на твои все вот эти наряды! Которые ты сейчас, между прочим, собираешься забирать.
— Ну хочешь, я тебе их оставлю? Только твоей рыжей они не подойдут. У нее намного больше… Хм. У нее немного другой размер. И ростом, кажется, она немного ниже.
— Геля, прекрати! Не нужны никому твои вещи.
— Ну и прекрасно. — Ангелина остановилась и посмотрела на мужа. — Тогда я их заберу. Частично. Так много мне теперь вряд ли понадобится. Но все-таки в чем-то нужно ходить. Например, на работу.
— На работу? — Николай рассмеялся. — Какая работа, Геля?! Ты не работала ни дня в своей жизни! Ни дня!
— Да, но это не означает, что я не смогу. Уверена, я справлюсь.
Телефон зазвонил в руке Николая, он поморщился, прошел в сторону кухни и ответил:
— Да. Нет. Занят. Да. Хорошо, буду.
Он вернулся в спальню. Ангелина продолжала вываливать вещи, брать, вертеть в руках и раскладывать по кучам. Одну из куч она собиралась взять с собой. В новую жизнь. Ей было страшно. Нет, не так: ей было очень страшно, но она знала точно, что оставаться с мужем не станет.
— Геля! Ну что это? Ты решила раз в десять лет устроить женскую истерику? Хорошо. Пусть. Сними себе номер в какой-нибудь гостинице. Поживи. Подумай. Помни, я тебя жду всегда. Мне сейчас нужно уходить, там у нас какие-то проблемы. С персоналом. Звони, если что.
— Непременно. Пока. Там, в морозилке твои любимые фаршированные перцы. Уже нафаршированные и запеченные. Только разогреть. Больше я ничего не готовила. Прости.
— Господи! Ты поэтому? Тебе надоело быть домашней хозяйкой? Ну, давай ужинать в ресторанах. Давай я куплю тебе какой-нибудь салон красоты. Почувствуешь себя бизнес-леди.
Николай подошел к жене, поцеловал в щеку и ушел.
Ангелина автоматически открыла дверь, и ей удавалось некоторое время игнорировать бесконечные вопросы Евгении.
— А ты что это? Куда? Сбегаешь? Ха-ха. Нет, что, правда? Куда? А муж в курсе? Ха-ха! Слушай, ты вообще что? Не разговариваешь со мной? Обиделась? Конечно, я не думаю, что ты сбегаешь, просто не понимаю, что ты мечешься. Мы кофе выпьем?
— Так, — сказала Ангелина и снова выложила из чемодана платье, которое купила последним. — Если хочешь кофе — иди и свари. И мне тоже. Я занята.
Евгения пожала плечами. Она была в очередном плюшевом костюме. На это раз он был болотного цвета с яркими желтыми вставками по замку и на карманах. Колени брюк привычно вздувались, а на локтях намечались традиционные потертости- там цвет был не совсем болотный.
Через полчаса Ангелина сидела с Евгенией на кухне и обводила привычную обстановку взглядом, решая, что кухня была неплохо оборудована. Здесь она провела много часов, с удовольствием занимаясь приготовлением бешамели, лазаньи, паэльи и просто запекала картошку в фольге с беконом и сыром. Только сейчас Ангелина поняла, что любила готовить. Еще и потому, что сейчас в шкафах она оставляла специальную сковороду для гриля, например. У нее был любимый кухонный комбайн, она долго выбирала его, ей даже пришлось поругаться с Колей потому, что первые пять версий ее не устраивали.
— Так куда ты собираешься-то? Вся в мыле вон. Я чего пришла-то. Моя дочь чуть обратно не сошлась со своим придурком. Я ей говорю: давай, может, он и поменялся. А сама-то думаю, чего там меняться? Он же ее бил. Ты представь, на всю бошку раненый. Как все эти военные. У него и папаша такой же был. Главное, сидит сам рядом с чайником — у них такой, электрический. И говорит своей жене, чтобы налила ему чай! Прикинь? Ну, поверни краник, не обломаешься. Нет! Эта подскакивала, пакетик положит, водой зальет, перед ним поставит еще и сахару положит и размешает. Офигеть!
— Точно.
— Ну и вот. Он и решил к ней вернуться, его турнула та тетка, а он же еще моей писал вечно, что вот она гулящая, бездельница и вечно с претензиями, а вот есть на свете хорошие женщины, любящие, ласковые. Говорит, любит его сильно…
— А зачем?
— Что — зачем?
— Ну, зачем он это все твоей дочери писал?
— А вот поди ты, разбери! Никак не мог успокоиться, видно, обидела она его. Это же она ушла. Я ее забирала прям от него! Вся в синячищах! Сама ребенка на руках держит, а этот ее бьет, она и увернуться не может.
Телефон Ангелины, который она сложила тут же, на кухонном столе среди кофейных чашек, которые сегодня она не мыла, просто доставала чистые снова и снова, завибрировал и пополз к краю стола. Ангелина посмотрела на светящийся экран, дернула плечом и открыла сообщение.
— Что там тебе пишут? — спросила Евгения.
— Да вот, мой муж тоже, как ваш герой, сообщает мне, что я неблагодарная сволочь. Гулящая к тому же.
— Прямо так и пишет? А чего это вдруг?
— Я от него ухожу. А пишет не прямо так. Хуже пишет. Матом. Так что я не буду тебе прямо цитировать, прости.
— А чего? Уходишь? Или он тебя тоже бьет?! А то я тогда заметила, вроде, у тебя ссадины были. Это Колька твой, что ли?
Ангелина даже не стала уточнять, когда именно заметила ссадины внимательная соседка. Они и так слишком долго пили кофе, нужно было собрать еще кое-какие вещи. Или, наоборот, разобрать. Она хотела уйти как-то так, чтобы не пришлось вызывать грузовую машину, ведь там, куда она собиралась, ее вообще могли не ждать. А в гостиницу с большим багажом она тоже не хотела.
Вообще такое мероприятие лучше было проворачивать в несколько этапов. Снять заблаговременно камеру хранения, сгрузить туда основные вещи, чтобы уже уходить только с небольшой сумкой. Как это принято: зубная щетка, телефон, паспорт, кошелек. Но Ангелина все время, которое планировала потратить на сборы, употребила на метания и сомнения. Стоит ли уходить от Николая и удобно ли брать вещи, которые не совсем ее собственность. Ведь совместно нажитое имущество, строго говоря, было приобретено на деньги мужа. И сейчас, Ангелина это точно знала, он начнет вести бухгалтерию.
Телефон снова завибрировал. На это раз Николай писал жене, чтобы она не делал глупостей, что им нужно просто поговорить, выяснить все между собой, бросить любовников и опять зажить счастливой семьей. Может быть, по совету Аглаи, даже завести ребенка. Или двух. Но это, конечно, зависит от желания Ангелины.
— Чего? Опять обзывается?
— Теперь — нет. Говорит, чтобы не уходила.
— Ну, так а ты что? Если он тебя не бьет, то и не надо уходить. Что такого? Ты переживаешь, что он загулял? Ну, так он же не собирался к ней уходить, вот и ты не дергайся. Придумала тоже от мужа уходить. Да и куда ты пойдешь, ты же даже без работы! Или…
Евгения даже перестала жевать вафлю, которую до того аккуратно отмачивала в кофе и смачно всасывала, прихлебывая из чашки.
— Или ты того… К хахалю уходишь?
Телефон опять завибрировал. Ангелине показалось, что несколько нервно. Наверное, сейчас муж будет рассказывать, что подобрал ее на улице, и что без него она вернется туда же. Она почти угадала, муж писал ей, что она уже никому не нужна, и если она рассчитывает найти кого-то богаче, то у нее ничего не выйдет, тем более, с ее темпераментом, точнее, его отсутствием, рассчитывать на то, что она устроится с комфортом, не придется. Что она вообще-то и ему не нужна, потому что от кресла больше пользы в смысле душевной теплоты, но он готов, однажды взявши на себя обязательства, и дальше с честью их нести.
Ангелина фыркнула и решила не отвечать. Ни соседке, ни мужу.
Оба не были этим удовлетворены. Николай продолжил эпистолярную атаку, рассказал довольно подробно, сколько средств вложил в Ангелину, предположив, что она могла бы быть благодарной и не портить ему настроение накануне важных переговоров. Потом снова стал сообщать, что у него не было никаких других женщин, все это клевета, что он собирался счастливо встречать старость в ее обществе, и чтобы она прекратила.
Лучше закажи себе новые украшения, советовал муж. Или сумку. Или что-то еще. Хотя бы сделай себе татуировку, продолжал он. Даже выслал ей несколько игривых эскизов.
Евгения тоже продолжала допытываться, куда собирается уходить Ангелина, и что же теперь делать ей, Евгении, которая только здесь и могла перевести дыхание, утомленная обществом так внезапно вернувшихся дочери и внука.
— Мне же, стыдно сказать, со своим приходится встречаться в съемных номерах разных. Квартирах на час, и все такое. Там же, знаешь, как-то не слишком. Хоть у тебя, думала, буду отдыхать от этого гвалта. Дочери моей, поди ж ты, не нравится, как мой разговаривает. Ну какое ей дело?! А она теперь считает, что с этого все и начинается, как у них-то было. Тоже все красиво ухаживал, не показывал своего характера до свадьбы, а потом началось. Все это: «быстро давай», и остальное. А потом и бить стал. Поколачивать. Ну, и она считает, что мой тоже… Начнет бить. А разве меня так уж побьешь, это же сколько силы надо, да и вообще.
— Слушай, мне пора, — сказала Ангелина. — А то вернется Коля и начнется светопреставление. Мне не хочется его встречать. Так что я поеду. О! А можно я часть вещей у тебя оставлю? Передержать? Потом заберу?
Евгения нехотя согласилась, ведь и так не развернешься у нее, дочь навезла шмоток, да еще внук завалил все роботами да пистолетами. Но ей было интересно, куда же все-таки уходит Ангелина, и она была уверена, что еще немного — и она дожмет соседку, та ей все и расскажет. Ей же придется вернуться за вещами, там она и…
***
Беременна! Она беременна. София постоянно проговаривала эту фразу, но не могла в это поверить. Как это могло случиться? Как? Нет, не в смысле процесса, тут все более или менее ясно. Как такое могло произойти? Почему? За что?
От постоянного повторения ничего не менялось. Иногда она проговаривала это вслух, но все равно не могла, да и не хотела верить. Потому что этого не может быть.
— Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, — сказала она и добавила. — Капец! Да как так?!
Капец был абсолютно реальным и традиционно алел двумя полосками на специально обработанной картонке. Сомнений не было. Можно было, конечно, срочно делать узи и сдавать анализ крови, но зачем?
Значит, ребенок будет. Или что? Что на это скажет Николай? Он вообще догадывается о том, что происходит? И как жить дальше?
— Что ты собираешься делать?
— Рожать. Наверное.
София хотела стукнуть племянницу, но передумала. Беременных не бьют, им оказывают всякие знаки внимания, переживают по поводу качества пищи и создают вокруг радужную атмосферу, чтобы непременно было хорошее настроение и курс на позитив.
Софии не хотелось никакого курса. Ей хотелось бить и причинять другой разнообразный физический урон. Снести голову. Будет ли это уроном, вот в чем вопрос.
— Как ты вообще смеешь мне об этом говорить? Мне?
— Ну а что, — усмехнулась девушка. — Ты же у нас за старшую. Вот я и сообщаю. И вообще, кто тебе мешал залететь от него первой? Ах, да! Ответственность за меня! Комплекс вины. Ну и катись отсюда вместе с комплексом. Я дождусь папашку здесь. Клевая квартирка. Это ты покупала занавески? Они ужасные.
— Ты вообще понимаешь, что и кому ты говоришь?
София сжимала кулаки. Потом она подошла к шкафу с посудой, достала с полки бокалы для мартини и поставила на стол.
— Вещички собираешь? Правильно. Думаю, Колька способен обновить тут все. Потому что обстановочка тут ужасная. Ты что тут устроила? Будуар? Уютное гнездышко? А меня в этом гнездышке ты где планировала селить?
— Послушай, ты взрослая. И можешь сама себя обеспечивать. Я посадила тебя на свою шею, ты ни в одном месте не продержалась дольше двух недель! Из универа тебя выперли, и ты что? Рассчитывала на моей шее до пенсии просидеть?
— До твоей пенсии я бы не дожила. Ты же вообще ничего мне не разрешала! Я сидела дома и подчеркивала красным маркером объявления о работе! Ты мне даже интернет отрубила, жадная скотина. И что, ты думала, меня это устраивает? Как видишь, я в состоянии сама позаботиться о себе. Уверена, что Колян не станет отрубать мне связь с миром и не будет пилить каждый день на тему того, что мне пора на работу. Жена-то его не работает. И прекрасно выглядит, он не жалеет на нее денег, сразу видно.
— Да почему ты решила опять решить все за мой счет?!
— София, ты тупая, что ли? Мне твой счет теперь до лампочки. У меня скоро будет свой счет. Мне его откроет твой любовник. Или правильно говорить «наш». Да что ты вцепилась в эти бокалы? Забирай их отсюда и вали.
София читала про то, как перед глазами обрушивается красная пелена, но всегда считала, что это всего лишь метафора. Красивая фраза, не имеющая к действительности никакого отношения. Но сейчас она увидела эту самую пелену, и поняла, что это не выдумки, только когда услышала, как Яна взвизгнула:
— Ай! Ты что, больная? А если бы ты этим долбанным бокалом попала мне в голову? Истеричка!
София выдохнула и запустила в племянницу следующим бокалом. Они падали на пол, некоторые разлетались на мелкие осколки, а некоторые так и оставались целыми. Тут много посуды, и теперь вся эта посуда не имеет ко мне никакого отношения, так что мне не жаль перебить тут все, решила София. Она открыла дверцы кухонного шкафа и достала красивую салатницу.
— Ты сдурела? Ты и ее сейчас в меня запустишь?
Яна вскочила с дивана и отбежала, стараясь укрыться за его спинкой. Вдруг она стала смеяться:
— Идиотка! Дура! Да что ты можешь? Даже мужика, у которого уже есть одна официальная подстилка, ты не в силах удовлетворить. Давай, разнеси тут все. Мне же лучше. Не забудь потом вымести пол, неудачница!
София метнула вазу в плазменную панель, ваза неловко отскочила от монитора, оставив на нем паутину трещин, и разбилась.
— Ничего я не собираюсь здесь убирать!
В замочной скважине завозился ключ.
— А вот и он, герой не твоего романа. Так и быть, прощайся. Можешь даже переспать с ним в качестве утешения. Вообще-то, между нами, девочками, за то, как он это делает, можно потерпеть то, что его накрывает, да? У вас тоже было в туалете торгового центра, тетечка? — перешла на шепот Яна.
София сжала зубы и кулаки. Ей хотелось схватить нож и попробовать запустить в племянницу ножом. Кто вообще придумал, что она должна быть в ответе за ненормальную девицу, которая всего на четыре года младше? И зачем она тащила ее все это время?
Николай вошел в комнату и замер. Улыбка все еще оставалась на его лице, но он быстро оценил обстановку и стал продвигаться в сторону Софии.
— Солнышко, это не то, что ты подумала. Эта малолетка… Между нами ничего не было. Просто однажды я подвез ее, ну она и решила…
— Она беременна от тебя! Эта малолетка! И ты не мог выбрать какую-нибудь другую? Не мою племянницу?!
— Что?
— Да, милый, знакомься, это моя тетя. Тетя София. Скоро вы будете родственниками.
— Это бред. Софочка, солнышко, это бред. Я эту девицу вижу второй раз в жизни. Подумаешь, однажды я привел ее сюда, но она сама попросила! Умирающей прикинулась.
— Оригинальный способ оживления ты выбрал!
София с сожалением поняла, что все. Больше она не станет швырять предметы. Запал ушел. Оказывается, состояние аффекта, которое было ей раньше незнакомо, длится очень короткое время. Мысль о том, что было бы неплохо втащить этой парочке от души, не окончательно покинула ее, но уже не была так реальна, не манила и не давала сил для воплощения. Она прекрасно понимала, что без аффекта вряд ли справится с обоими.
— Разбирайтесь сами, — сказала она и направилась к выходу.
Николай нагнал ее в два шага и сильно прижал к себе.
— Моя любимая девочка! Ну, прости меня! Я тебе обещаю, нет, клянусь, что больше даже не посмотрю ни на какую другую женщину. Я не могу без тебя жить. И ты, ты тоже не можешь! Помнишь, что говорила Аглая? Мы связаны! Между нами астрологическая связь.
— Нет между нами никакой связи, Николай! Яна беременна от тебя!
— Да, милый. Ты же хотел ребенка, правда? А твоя мерзкая жена все никак не решалась. А эта дура, — она кивнула на Софию. — Не могла зачинать во грехе, — Яна рассмеялась.
— Пошла вон отсюда, проститутка! Я ничего не желаю знать о твоей беременности! Ты или придумала все — не знаю, на что ты рассчитывала, или пытаешься повесить на меня своего ребенка от какого-нибудь молокососа вроде тебя.
— Оу! Раз мы перешли на такие интимные метафоры… Разве тебя не устраивало, милый, как я…
— Заткнись! И убирайся отсюда!
— Отпусти меня, я хочу уйти!
— Я тебя не отпущу! Солнышко, но это точно не мой ребенок. Она все это придумала. Может быть, даже, просто чтобы позлить тебя. Ты правда ее тетя?
— Да, моя старшая сестра погибла. Вместе с мужем. В автокатастрофе. Яна осталась и я решила, что должна… Это не важно! Она беременна от тебя. Думаю, она не стала бы выдумывать. Отпусти меня!
София попыталась вывернуться, но Николай сжал ее сильней.
— Ты же понимаешь, что она ничего для меня не значит?! Я люблю только тебя. И ты тоже, тоже любишь меня! Куда ты собралась? Ну, хочешь, давай, разнеси тут все. Перебей всю посуду. Только не уходи.
— Это все очень мило, но утомительно, — сказала Яна, вышла из-за дивана и села на него, закинув ногу на ногу. — Все эти признания и остальное. Но, милый, тебе лучше ее отпустить. Я прекрасно знаю свою тетю. Она тебя не простит. А я, ты же знаешь, очень быстро всему учусь. Еще немного — и тебе действительно не нужно будет даже смотреть на других женщин. Отпусти ее. Я в благодарность снова… как ты там сказала? Молокососка? Ну, не молоко, конечно… Давай. Мы все тут теряем время.
Николай выпустил Софию и метнулся к Яне. Он накинулся на девушку и попытался придушить ее, и Софии пришлось оттаскивать Николая от отбивающейся Яны. В пылу схватки София получила от кого-то из них удар в нос, у нее моментально пошла кровь, Николай сбросил Яну на пол, пнул и кинулся к Софии.
— Тебе больно, милая? Давай вызовем скорою? Как тебе помочь?
— Оставь меня в покое!
София бросилась в ванную. Кровотечение остановилось довольно быстро, но нос ужасно болел, и под глазами намечались синяки. Ей не хотелось выходить в комнату. Она боялась. Николай при ней пинал другую женщину! Теперь София поняла, как ощущается еще одно выражение, о котором до этого она только читала. Животный ужас. Она поняла, что никогда больше не хочет видеть этого мужчину, и ей нужно срочно, даже если и обманом, выбираться отсюда. Хорошо бы и Янку вытащить, ведь если Николай продолжит ее избивать… Думать об этом не хотелось. София сосчитала до ста, прислушалась к звукам из комнаты. Там все затихло. Она решилась выйти из ванной.
Яна снова сидела на диване и улыбалась. Николай стоял возле раковины, как только дверь ванной открылась, он кинулся к Софии.
— С тобой все в порядке? Может, все-таки отвезти тебя к врачу?
— А он у нас страстный мачо, оказывается, да, тетечка?
— Со мной все в порядке. Мне лучше уйти. Пожалуйста, — сказала София, глядя в глаза Николаю. — Я сама поеду в больницу. Не переживай.
— Давай, удачи! — попрощалась Яна.
— Ты бы тоже шла уже отсюда, — сказала София.
— Не беспокойся, тетечка, Коленька больше не будет меня бить. Правда, милый?
Николай напрягся, и София схватила его за руку:
— Пожалуйста, не трогай ее! Ты же видишь, она просто малолетняя дурочка!
— Хорошо, я не стану ее трогать. Но тогда пусть она уходит, а я сам отвезу тебя в больницу.
София кивнула. Она попробует сбежать от него в больнице, а сейчас ей просто страшно злить мужчину, способного ударить беременную девушку.
Яна поднялась с дивана.
— Я правильно понимаю, Коленька, от ребенка ты решил отказаться? Как ты думаешь, что на это скажет твоя жена? А твои любимые инвесторы? Так, так… Руки убери от меня. Я ведь и эти побои могу зафиксировать в милицейском участке. Ты бы лучше не ссорился со мной, а приглядывал нам с ребенком удобную квартирку. Можно где-нибудь у моря. Пока, тетечка Софочка. Надеюсь, не увидимся больше.
***
— Ну и что мне теперь делать? Что мне делать?
— Послушай, Коля, я понятия не имею, что тебе делать. Более того, я не хочу и не могу тебе помогать.
Николай ходил по комнате Аглаи. Она сидела на диване и раскладывала красивые цветные карты на журнальном столике.
— Почему?! Почему вы не хотите?! Вы же обещали!
Аглая прекратила раскладывать карты и посмотрела в окно. Под ним, прямо на паркете, солнечный поток высвечивал квадрат, который казалось, плавился. Над полом плавно кружили пылинки. Аглая знала, что разговор будет трудным, но не хотела этого. Прямо сейчас она бы предпочла просто отключить телефон, сменить номер, а еще переехать. Но все это было слишком сложно. И вряд ли бы помогло.
Угрызения совести совсем ее не терзали. Николай не был ей противен, и ей не было жаль его. Она вообще не испытывала никаких чувств. Просто он ей мешал. У нее были планы, он больше в них не вписывался, а сбежать, оставив его в смятении, она не могла. Не хватало девичьего задора, чтобы так спешно срываться с места.
— Ничего я не обещала.
— Ну, как же?! — Николай перестал мерить комнату шагами и встал над Аглаей, широко расставив ноги и скрестив руки.
— Расслабься, милый. На меня эти угрожающие позиции, которые ты подцепил из популярной психологии, не действуют. Что там у тебя такого случилось? Бабы переругались, жена ушла. Из ассоциации выперли. Ну и что?
— Как это — что? Что же мне теперь делать? Вы же понимаете, что в век информационных технологий мое реноме… Пострадает! Мне уже пришлось дать два интервью и один мой комментарий, по телефону. Его переврали и опубликовали на самом известном новостном сайте. И это накануне проведения конференции!
— Ты сам виноват. Я тебе что говорила?
— Что?
— Не заигрывайся, вот что! Юпитер расширяет черные качества твоей Луны. Она у тебя в Близнецах, из прошлой жизни у тебя тяга к мошенничеству. Обманщик, вор, игрок, мошенник — вот кем ты был. И задача твоя — научиться быть партнером, научиться честно взаимодействовать с людьми.
— При чем тут это?
— Ты думаешь, Коленька, ты будешь гулять от жены, обманывать еще и любовницу, обещая ей чуть ли не вечную любовь и верность, утаивать доходы от партнеров, и все они будут это терпеть? Молиться на тебя и верить? Да, я говорила, что у тебя хорошо подвешен язык, и ты сможешь любого заговорить. Заговорить, Николай! Уговорить, соблазнить. Разве я говорила: обманывай, и ничего не будет? Нет! Чего же ты хочешь от меня?
— Слушайте, я понимаю, что с ассоциацией вы ничего сделать не сможете. Но вы же в силах поговорить с Софией? И Ангелиной?
— Конечно, в силах. Более того, если они обратятся ко мне, я непременно с ними поговорю. Но ты-то тут при чем?
— Как это — при чем? Как это? Это же я их привел! Я! Фактически, я лично доставил вам на дом двух клиентов!
— Ты был в этом лично заинтересован, мой мальчик. Не надо сейчас играть в благодетеля. Меня не поймать на твою Венеру с Меркурием. Уходи, Коля. Сейчас ко мне должны прийти. Я ничем не могу тебе помочь.
— Вы что-то знаете. Да? Вы знали? Что эта проклятая Яна — племянница Софии? Да? У моей жены любовник? София хочет заложить меня Стасику? Вы понимаете, как я попал? Ребенок этот, все эти разборки в ассоциации, конференция на грани провала! Если София хоть что-то скажет, то я могу вообще лишиться всех своих инвесторов!
— Что ты кричишь, я не понимаю? Что ты кричишь здесь, когда тебе сейчас нужно идти и уговаривать Софию? Вот с ней, кстати, может быть, еще что-то выйдет. Она действительно очень привязана к тебе, зависима. А с Яной… Ты же сам виноват! Зачем тебе еще и эта девица была нужна? Надо же, племянница. Я думала, сестра. Иждивенка. За нее можешь не переживать. Она тебе, конечно, нервы помотает. Но, скорее всего, никакого ребенка нет.
— Как это — нет? Как это — скорее всего?!
Аглая поморщилась и снова стала перекладывать карты на столе.
— Это вам карты сказали?
— Это я тебе говорю. Ты бы прекратил нависать надо мной. Ручки бы подобрал, яхонтовый.
— А если я ее приведу? Вы сможете по карте точно сказать?
— Что сказать?
— Беременна она или нет? От меня или нет?
— Коля! Отведи ее на узи! И уходи.
Николай сел в кресло и закрыл руками лицо. Аглая вздохнула и ушла в кухню.
— Кофе будешь? — спросила она оттуда.
— Да как я могу пить кофе в таком напряженном состоянии?!
— А ты расслабься, — посоветовала Аглая, выглянув из кухни. — Никто не будет за тебя решать твои проблемы. И я тебе ничего подобного не обещала. И быть тебе родной матерью не собираюсь. Ты сам во всем виноват.
Николай вдруг ощутил приступ ярости. Он с рычанием смахнул со стола все карты, перевернул его и ушел, задев Аглаю так, что она чуть не потерла равновесие.
Аглая присела на краешек стула, потом посмотрела в корзинку, где спала Алиса, и пожаловалась спящей крысе:
— Представляешь? Вот что мне приходится терпеть. А за что?
Крыса не реагировала на речь хозяйки.
— Да, Алиска, ты права. Я сама во всем виновата. И теток его жаль очень.
Крыса продолжала спать.
— Нет, что ты! — сказала ей Аглая. — Та, что пыталась тебя отравить — не в счет. Ее не жаль. Хотя без нее сейчас было бы немного скучно, не находишь?
Алиса мерно дышала и не собиралась вступать в переговоры с Аглаей.
— Разбудить бы тебя сейчас. И вывести на прогулку. Но у меня еще дела.
***
Ангелина долго звонила в дверь. Потом еще постучала, и уже совсем было собралась уходить, как ей открыли. Она вдруг ощутила спазм в горле. Почему вообще она решила, что ее примут, и куда она пойдет, если нет? Ангелина подняла глаза и спросила:
— Можно?
— Ты что же? От мужа ко мне ушла?
Ангелина промолчала.
— Ну проходи, раз пришла.
В квартире привычно вразнобой шумели многочисленные часы. Под их успокаивающий стрекот Ангелина приняла трудное решение.
— Помните, вы говорили, что у меня есть способности?
— Не помню. Разве упомнишь, детка, все, что я говорила? Слишком много людей.
— Вы сейчас врете. Зачем? И почему вы уверяете, что не пользуетесь мобильным телефоном и компьютером?
— Чего это я вру? — усмехнулась Аглая.
— Вот и я спрашиваю: чего? Есть у вас и компьютер, и телефон. Я видела зарядный шнур еще в самый первый раз. И сегодня он торчит из розетки. Не успели убрать, да?
— Ну надо же! Твой муж был здесь полчаса назад, но никаких шнуров не заметил. Хотя что это я? Восходящий узел в Рыбах — это тебе от прошлой жизни осталось умение соединять мелкие детали, собирать мозаику, паззлы. Интуицию тебе надо развивать, и мистику не отрицать. А ты все шнуры рассматриваешь.
— И одежда. Аглая, вы же ее заказываете по интернету!
— Допустим. И что?
— Карты вы, скорее всего, тоже составляете при помощи программы. Но зачем-то морочите голову вашим клиентам. Зачем?
— Никому я ничего не морочу. Твой муж сам виноват. Ему же непременно аутентичность подавай! Вот и пришлось… А другим клиентам я вообще никогда не говорила, как я рассчитываю карты. Неинтересно это. Важнее то, что я по этой карте им говорю. Ну и раз ты такая умная, скажи, почему ты не пошла к этому своему Славке. Он бы тебя принял, это очевидно.
Ангелина посмотрела на Аглаю, опустила голову и провела пальцем по узору на кухонной скатерти.
— Ничего не очевидно. Да и не хочу я к нему. Или что? Вы тоже думаете, что я без мужика пропаду и сама никогда себя содержать не смогу? У вас же получается!
— Откуда ты знаешь? Может, я на содержании. Или замужем.
— Боже мой, Аглая! Опять вы морочите мне голову!
— Ладно. Давай попробуем. Только у меня мало времени. Пара месяцев. Так что учись хорошо. Сейчас придет женщина, будешь сидеть с нами. Слушай и запоминай!
Ангелина закивала. Она даже не могла надеяться, что все сложится так удачно.
***
Женщину звали Аглая. У нее был угрожающий маникюр и добрые глаза. Так показалось Алисе. Она то и дело пыталась поправить волосы, и каждый раз с удивлением натыкалась на короткий ежик. Надо же, удивлялась она. Ах, да, она же их протестно состригла, вспоминала она и успокаивалась.
Ходить по незнакомцам в таком нестабильном, угнетенном состоянии — крайне опасно, вяло думала Алиса и шла за Аглаей. Зачем-то она согласилась на кофе. Наверное, из благодарности.
Аглая быстро успокоила их обеих: парикмахера и Алису. Потому что увидев себя в зеркале после того, как ее постригли, Алиса, конечно, разрыдалась. Аглая оказалась рядом, быстро сунула ей в руки платок, быстро велела принести воды парикмахеру, заставила выпить, несмотря на стук и монотонные повторения про то, что она сама просила покороче и про то, что она ее отговаривала, а теперь ей влетит, непременно влетит от старшей.
— Ничего тебе не влетит, успокойся и пей! — командовала Аглая. — Она не из-за прически плачет, разве ты не видишь. Любовь свою оплакивает. Несчастливую.
Алиса выла в кресле, на нее косились другие парикмахеры и посетители салона.
— Он сказала, что это не поменяет наших отношений, — выла она, протягивая гласные. — Сказал, пешка становится королевой. А я не хочу! Не хочу быть пешкой.
— Конечно, не хочешь. А королевой — хочешь? — спросила Аглая.
— Я не хочу, я замуж за него хочу. Детей рожать. Борщи варить. И что там еще положено? — рыдала Алиса.
— Ты вот что, хватит пугать людей. Рыдать хочешь — вставай и уходим. Я тебе кофе сварю, расскажешь, что и как. Я тут недалеко живу. Слышишь? Тебя как зовут? Меня — Аглая.
В квартире у Аглаи было очень много книг и картин. Она сразу провела девушку в комнату, велев не разуваться. Алиса уже окончательно пришла в себя, и ей мучительно хотелось домой. Надо было вспомнить, как положено вести себя в таких случаях. Поблагодарить, развернуться и уйти?
— И что ты будешь делать дома? — оглянувшись, спросила Аглая? — Звонить своему Сергею? Умолять его жениться на тебе, а не на ней? Плакать? Родителей пугать своим видом? Или что? Просто запрешься в своей комнате, решив непременно умереть от голода?
— Я не…
— Проходи, садись, — велела Аглая. — Сейчас я сварю кофе, а ты мне все расскажешь. И я тебе потом тоже расскажу. Что было, что будет, ну и так далее. Ты в каком месяце родилась? В ноябре?
— Да, а что?
***
— Ну вот. А потом оказалось, что она астролог. Я стала ходить к ней, учиться, потом она стала направлять ко мне некоторых клиентов. А потом — купила себе домик на море и переехала. Алиска, проснулась, наконец? Давай-ка ужинать.
— А потом? — спросила Ангелина.
— Потом… потом мне позвонил Сергей. Ночью. Сказал, что он самый счастливый на свете человек, что у него родился сын, представляешь, Алиска, а ты не верила, сын! Прямо вот минуту назад, сказал, что он слышал его крик. И что ему так хорошо, что он может мне позвонить… Я зачем-то засекла время. И составила карту. Первая карта на твоего мужа была составлена в день его рождения. Все эти годы я думала, что ненавижу его. Его и его отца. А сейчас… Я просто хочу на море. Так что ты появилась вовремя.
— А почему вы не сказали, что вы Алиса? Боялись, что Кулагин вас узнает?
— Да нет! Просто после того, как Аглая оставила меня здесь, ее клиенты упорно называли меня Аглаей. Ну и повелось.
— Вот я бы никогда ничего такого не подумала. Вы создаете впечатление абсолютно рациональной женщины. И разве дети отвечают за грехи отцов?
— Нет. Не отвечают, конечно. Но у меня была цель, мне было интересно. Планировать, осуществлять. А потом я устала. Знаешь, твой муж… Все эти женщины, махинации. Он же сам себе устраивал именно ту жизнь, которую я планировала создать искусственно. Мне даже приходилось его вытаскивать. Зачем мне это?
— Слушайте, а кто все-таки напал на меня в подъезде?
— Не могу тебе точно сказать, хотя, конечно, догадываюсь. Вот и Алисочка моя от него же пострадала. Хотя, вернее сказать, от нее.
— Баба?! Так это за Кулагина, что ли? А что она тогда шипела про, то что вы паучиха? Я думала, конкуренты ваши.
— Да уж. Какие конкуренты.
— Аглая… Или Алиса? В общем, тезку-то вы свою заберете? Я животных — не очень.
Ангелина покосилась на крысу, которая терзала кусок колбасы. Вид у нее был довольный. Ангелина не слишком хорошо понимала, как можно держать крысу рядом с едой, и все время отодвигалась от угла, рядом с которым стояла Алисина корзинка.
— Конечно, заберу! Девочку мою дорогую! И лучше, все-таки, Алиса. Надо мне привыкать. Или отвыкать? Так, допивай свой чай и пойдем, будем тебе постельное место обустраивать. Славка-то звонил?
Ангелина повела плечами, встала, выплеснула остатки чая из чашки и стала мыть посуду.
— Мне-то ты, конечно, можешь плечом делать, но встретиться с ним тебе все равно придется. Какой срок-то уже?
— Откуда вы знаете? — обернулась Ангелина.
— Так не зря же мне люди деньги платят! Я же понимаю. В людях. И в звездах немного. Пятый дом у тебя большой. Вообще, нужно с твоей картой поработать.
— А что с моей картой?
— Уж больно интересная. Ты чего это вдруг решила ко мне, да еще и в ученицы?
— Не знаю… Мне когда плечо вывихнули, я почти ничего не могла делать по дому. Даже готовить. И стала читать разное в интернете. Программы посмотрела бесплатные по составлению натальных карт, всякое такое… И мне показалось…
— Понятно.
***
Oblako_pamyati.livejournal.com
Люби и делай, что хочешь. Фраза приписывается Августину Блаженному. Когда-то она очень сильно меня впечатлила. Почти пятнадцать лет назад на семинаре по философии эта фраза появилась в моей жизни. Тогда возникли две трактовки фразы: первая, девичья, о том, что пребывая в любви невозможно сделать ничего плохого, поэтому можно делать что угодно. Вторая — мужская. Сказал «люблю» — делай. Сказал: «Люблю, не могу, прыгну с пятого этажа» — иди и прыгай.
Мне больше понравилась мужская. Разумеется. В этом возрасте, когда тебе почти двадцать, так приятно быть немного мужчиной. Все женское кажется слабым, недочеловеческим, все эти кружева и розовые сердечки. Носить брюки, пить коньяк без лимона, не закусывая, не запивая. Курить с шиком. Не верить в любовь. Не хотеть семью. Быть выше. И прыгать. И ждать, что прыгнут, если уж обещают. Требовать. Быть жестокой, смеяться над.
Теперь я тоже вспоминаю эту фразу. Вчера. Внезапно вспомнила. А она ведь вовсе не об этом. Нет в ней никакого романтизма. Никакой идеализации любви как явления. Она про то, что делать надо с любовью. Жарить яичницу, рыть траншею, делать массаж шейно-воротниковой зоны, варить кофе. Все, все делать с любовью. И с желанием. Любить и делать. Что хочешь. Привет, Августин. Встретимся еще через пятнадцать лет с новой трактовкой.