Оказывается, все это время я была мертвой. Так странно вдруг это понять. Когда я пыталась ожить, проснуться, стряхнуть с себя дурман, что-то внутри напоминало: нельзя! Если ты будешь жить, если ты жива, то он больше не будет виноват. Он тоже будет жить, а это неправильно, несправедливо!

Поэтому мне приходилось по кусочку, по капле выдавливать из себя остатки жизни. С ней ушла и та самая боль, разделившая мир. Это я, сама, решила, что все закончилось, и я умерла. Тогда мне показалось, что чем хуже будет и ему, тем быстрее я снова смогу жить. Дышать, двигаться, говорить, смеяться, радоваться и сочувствовать. И я обманула себя.

Я научилась дышать, двигаться и смеяться. Никто не догадывался, что я не живу. Что я умерла. Все верили мне.

И вот я получила возможность нанести ему последний, сокрушающий удар. Сломать жизнь тому, кто для него так важен. Женщину я не трогала. Женщина была случайной. Она и осталась случайной, хотя и жила рядом с ним. Таким же мертвым, как и я. Только меня убила обида, а его — вина. Моя обида была добра ко мне, я просто застыла. Зато я прекрасно выгляжу до сих пор, и мои глаза даже иногда блестят очень ярко — оттого, как в них плещутся эмоции. Его вина, вторая и неотъемлемая часть моей обиды, поела себя хуже. Я видела его. Он выглядит ужасно. Старый, сгорбленный, без блеска в глазах, погрязший в чувстве вины. От его осанки, которая тогда так пленила меня, не осталось и следа. Она вся ушла ко мне. Она держит мою обиду.

Но теперь мне все надоело. Я хочу жить. Пусть у меня больше не будет этой осанки, пусть я больше не буду выглядеть так хорошо, но я хочу перестать быть застывшей. И пусть уходит с миром тот, кого я хотела подчинить своей воле и сломить. Оказывается, это довольно легко. Но безрадостно.

Я прощаю его. Я забираю у него вину и отпускаю свою обиду. Наверное, кому-то они пригодятся больше, чем мне.

А меня ждет море… И умение сочувствовать.