В 80-90-х компанией Elektra управлял практичный мечтатель Боб Краснов. А еще Боб был классным специалистом по звукозаписи и бизнесменом, и он окружил себя командой людей, влюбленных в музыку. Между лейблами всегда было разделение — одни, вроде Рика Рубина, были творческими личностями и занимались своим делом из любви к музыке; другие же были крохоборами, которые пеклись лишь о том, чтобы лейбл зарабатывал побольше бабла. Мы переговорили с Metallica. Оказалось, что они очень довольны сотрудничеством с Elektra, так что недолго думая мы примкнули к ним. На наше шоу в Нью-Йорке в туре с Public Enemy пришли Боб и Стив Ралбовски, наш специалист по поиску и продвижению новых талантов. К этому времени мы уже решились уволить Джои, но не знали, как это сообщить лейблу, который собирался нам выделить аванс в размере 4 миллионов долларов. В итоге мы сказали Стиву, а тот — Бобу. Говорить, что мы не переживали о том, что новый вокалист в группе поставит крест на всей сделке, было бы большой ложью. Но Стив перезвонил и успокоил нас: «Если вы считаете, что благодаря этому ваша группа станет лучше, значит мы поддержим ваше решение».

Чего многие не понимают, так это того, что когда мы уволили Джои, он тоже получил свою долю от аванса Elektra — равную часть, как и все остальные. Все эти годы он работал так же усердно, как и мы, и гастролировал с нами на равных. Он сыграл значимую роль в успехе Anthrax, и был вокалистом группы, которая дошла до того, что сами Elektra хотели предложить нам огромную сумму денег. Само собой, мы считали, что он имел право на свою долю. Выбор времени для сделки с Elektra можно описать двумя словами — «горькая радость». Мой развод с Мардж приобретал все более уродливую форму, а ее адвокаты пытались урвать все, что только можно. Она понимала, что я получаю немало, и хотела сорвать неслабый куш. Поскольку официально мы не были разведены, я не мог снова жениться, что меня вполне устраивало, потому что хоть у нас с Дебби все вроде шло хорошо, я не был готов просить ее руки. Скоро эта ошибка еще напомнит о себе.

В Elektra у нас была отличная команда. Стив подписал на лейбл Soundgarden. В то время он был на передовой музыкального бизнеса. Говоря начистоту, Elektra подписали с нами контракт на фоне «Bring The Noise», пластинке не очень-то в духе нашего каталога. Они были рады, что у нас полно золотых пластинок, выпущенных на Island, и у нас есть преданные фэны, которые должны были помочь им окупить свои вложения, но для них «Bring The Noise» была новым и необычным проектом, к тому же эта пластинка получала самые восторженные отзывы ведущих рок-СМИ. Elektra были по-прежнему известны как «лейбл исполнителей», и хотели заполучить самые клевые, прогрессивные команды. С тех самых пор, как начали нас добиваться, Elektra поддержали наше убеждение, что запись кавер-версии на «Bring The Noise» — это революционный шаг. «Проклятье!» — воскликнул Стив, «будь у меня эта песня, вы бы продали свой альбом пятимиллионным тиражом. Island даже не поняли, ЧТО у них было в руках». Стив был знаком и с другой нашей музыкой. Боб — нет.

«Я не знаю ни одной вашей песни» — сказал Боб начистоту, подписывая с нами договор. «Но мои сотрудники говорят, что на сегодня вы лучшая группа в мире, и день ото дня становитесь только лучше, потому я и нанимаю этих людей».

Узнав, что Elektra поддерживают наше решение, мы тут же начали строить планы о поиске нового вокалиста. С самого начала мы знали, что нам нужен Джон Буш. Вне сомнения он был нашим кандидатом номер один. Да в принципе, больше никого и не было. Я полюбил голос Джона с первой же песни — это была «March Of The Saint» группы Armored Saint. Он напоминал мне тяжелую версию Джона Фогерти, а я всегда был большим фэном Creedence Clearwater Revival. У Буша неподвластный времени голос — больше роковый, нежели металический. Он мне всегда больше напоминал Пола Роджерса (Bad Company), чем Джеймса Хэтфилда. Его гроул был таким дерзким и грубым.

Перед выходом «Kill 'Em All» одно время Джеймс не хотел петь в Metallica, и он в самом деле просил Буша присоединиться к ним. Но Джон остался в Armored Saint, потому что у них тогда дела шли не хуже, чем у Metallica. Но я думаю об этом так: «Слава Богу, что Джон отказался». Но должен признать, это был бы весьма интересный эпизод сериала «Грань». Кто знает, смогли бы Metallica добиться такого ошеломительного успеха, стань Джон Буш их вокалистом?

Я не единственный, кто был восторженно настроен по поводу Джона. Все были единодушны в этом мнении. Он был как сексапильная телка, с которой все хотели перепихнуться. В мире метала он обладал всеобщим уважением и считался одним из лучших вокалистов. Еще в 1988-ом, когда у нас было собрание с Джои Белладонна по поводу его злоупотребления наркотиками и алкоголем, Чарли, Фрэнки, Дэнни и я единогласно решили, что если он не возьмет себя в руки, тогда мы попросим Джона присоединиться к нам.

В то же время мы хотели прикрыть тылы. Ну, это типа когда компания знает, кого хочет взять в свой штат, но все равно на всякий пожарный размещает объявление на сайте Monster.com. Мы прослушали своего старого приятеля, вокалиста Death Angel, Марка Осегуэда, обладавшего замечательным голосом, но как ни странно, у него оказался слишком металический голос. Еще мы попробовали парня из Mind Over Four, Спайка Ксавье. Чувак он был что надо, но не подходил Anthrax по духу. Позднее он снискал кое-какой успех с группой Corporate Avenger.

К счастью, мы заполучили своего первого кандидата, даже если это потребовало небольшого шантажа. В марте 1992-го Джонни Зи звякнул Джону Бушу. На секунду, Буш — умный парень, и был таким многие годы с тех самых пор, как последний раз говорил с Джонни, и он прекрасно знал, что у нас происходит. Так что он поднял трубку и сказал: «Здорово! Сколько лет, сколько зим. Интересно. Ты мне как-то звонил перед тем, как стать менеджером этой группы».

«Ага» — ответил Джонни. «Anthrax собираются приехать в Лос-Анджелес на репетицию. Они тут пишут новые песни, и очень хотели бы, чтобы ты пришел и поджемовал с ними».

Джон поблагодарил Джонни за то, что вспомнил о нем и сказал, что не хочет присоединяться к другой группе. Я еще тогда подумал: «Да ну на хрен! Он ни за что…» Ничего не имею против Armored Saint, но к 1992-ому им практически пришел конец, а мы находились на противоположной стороне спектра. Мы продолжали давить на Джонни, чтобы тот перезвонил Джону и попросил его просто прийти и послушать наши новые песни. Мы уже написали «Only» и «Room For One More», и хотели, чтобы Джон хотя бы послушал их перед тем, как отказываться от нашего предложения. Кроме того я хотел, чтобы Джон знал, что у нас пока нет ни текстов, ни мелодий, и мы хотим, чтобы он написал их вместе с нами, чего Джои никогда не делал. Мне больше не нужен был оратор. Я хотел найти вокалиста, который смог бы влиться в коллектив и сотрудничать с нами со всеми. И я хотел подчеркнуть Джону, что мы хотим, чтобы он стал полноценным членом Anthrax, а не просто наемным работником. После недолгих умасливаний Джон согласился присоединиться к нам в репетиционной студии. Мы поджемовали кое-какие вещи Sabbath и Priest. Мы даже немного поваляли дурака, исполняя U2 и Living Colour. А потом включили ему демки наших новых песен.

«Ух ты, звучит необычно» — отозвался Джон. «Это не трэш». Мы включили ему «Only», и он сказал: «Это песня очень объемная, гимнообразная и эпичная», а мы ему: «Ты нам нужен. На данный момент ты тот самый недостающий элемент пазла».

На случай, если бы Джон отказался к нам присоединиться, Джонни Зи провел открытое прослушивание в нью-йоркском клубе. У них была кавер-группа, которая выучила пятнадцать песен. Люди подходили к сцене и говорили, какую песню они хотят услышать. Джонни заснял на видеокассету всю сессию караоке и отправил нам пленки. Просто умора. За два — три часа приходил максимум один человек, который смог бы спеть в кавер-группе Anthrax, но, понятное дело, не в Anthrax. Если бы Джон Буш не присоединился к нам, нам бы пришлось переходить к плану Б, а именно — мне вместе с Фрэнки отвечать за вокал, а мы определенно этого не хотели.

После первой встречи с Джоном он перезвонил и сказал: «Хорошо, все будет круто».

Мы все искренне считали, что на тот момент Джон был самым подходящим голосом для Anthrax. Метал больше не состоял только из вокалистов, которые пели как Брюс Дикинсон. Эта музыка стала более неприглядной. Мы не хотели брать гроулера или того, кто будет кричать громче всех; нам был нужен вокалист, обладатель луженой глотки, но чтобы он пел так, словно готов надрать вам зад, если повстречается на дороге. Джон как раз был таким. Первое, что мы сделали вместе, это написали текст к песне «Only». Впоследствии конечный результат нас очень обрадовал. Никогда не думал, что мы сможем написать такую песню. Это был Anthrax, но уже совсем другой. Я смотрел в наше будущее с большим оптимизмом.

В той же мере, что я ощущал воодушевление по отношению к «Spreading The Disease» и «Among The Living», теперь у меня появилось совсем другое чувство. Мне было с кем работать, появился коллега-текстовик, который был со мной на одной волне. Мы целыми часами сидели у меня в Хантингтон-бич и обменивались идеями. Я давал ему набросок, а он его заканчивал. Он давал мне слова, а я их дописывал. Мы были как престарелая супружеская пара, где один заканчивает предложения за другого.

Возможность иметь соавтора сняла с меня огромную долю давления, и вместе с тем это было чертовски весело. Мне очень нравилось тусить с Джоном — другом и коллегой по группе. Я дружил с Чарли, Фрэнки и Денни, но вместе мы не тусили. А теперь у меня появился друг из Лос — Анджелеса, с которым я мог прошвырнуться по окрестным барам. Он был мне как брат. Я не мог чувствовать себя счастливее, прекрасно понимая, что мы приняли верное решение. Мы услышали, что у нас получается и подумали, что вот оно — звучание нового Anthrax! В какой-то момент Elektra спросили нас, не хотим ли мы сменить название группы, потому что когда мы включили им демки, они сказали: «Это просто офигенный материал! Это вы и в то же время не вы».

Мы понимали, что они имеют в виду, и думали так же, но никогда не думали о смене названия, ни секунды. С точки зрения маркетинга они знали, что с тех пор, как Сиэтл совершил прорыв, и появились альтернативные группы, может быть, они смогут продавать нас как что-то другое, неметалическое, если мы сменим название. Мы были категорически против. На наш взгляд, если бы мы сменили название, нам бы пришел конец. Фэны почувствовали бы, что их предали, и с нами было бы покончено.

Рабочий процесс записи «Sound Of White Noise» немного отличался от создания других альбомов Anthrax. Чарли написал почти 90 % музыки у себя в Нью-Йорке. В отсутствие меня на музыкальном полотне альбома, Фрэнки, который всегда хотел играть более значимую роль в группе, увидел для себя шанс. У него появились идеи и он поделился ими с нами. Некоторые из них были очень хороши, но это был не Anthrax. Чарли и я стояли на своем и нас вполне устраивало как создаются наши новые песни. Мы не Битлз. Мы не приходили на репетиции с уже готовыми песнями. Группа совместными усилиями работала над аранжировками, и все шло просто замечательно. Людям нравилась наша музыка, и каждая пластинка продавалась большим числом копий, чем предыдущая. Мы не хотели сильно отклоняться от формулы успеха.

Понятное дело, Фрэнки не нравилось, что мы не включали его в творческий процесс, и он даже грозился свалить, если мы не станем использовать его идеи. Фрэнки сыграл большую роль в написании мелодий. Ему пришла в голову музыка, которая к нам не приходила. Мы убедили его писать свои песни и продавать их другим людям или реализовать их в качестве стороннего проекта. Но он постоянно придерживался позиции «я свалю», подобной дулу пистолета, приставленного к нашим вискам, поэтому между ним и Чарли часто вспыхивали ссоры. Мы с Джоном по большей части их избегали, потому что занимались своим делом — то бишь, работали над текстами и вокалом, а еще летали туда-обратно между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком, чтобы координировать действия группы. Мы модернизировали студию в Йонкерсе после того пожара, и потом вернулись туда на запись. Половину оборудования мы разместили там же, а вторую половину в комнате для джемов. Помню, мы с Джоном неделями торчали в Нью-Йорке, но каждый день ездили в студию на поезде. Весь день мы записывались, а потом возвращались в город и тусили всю ночь. Через некоторое время мы начали сдавать квартиры в аренду на три-четыре месяца, так что нам не приходилось останавливаться в отелях. Нам нравилось жить на два побережья. В Нью-Йорке мы могли так же легко писать тексты, как и в Калифорнии. Потом, завершив большую часть работы, мы ехали в Йонкерс на репетиции. Это было лучшее из обоих миров, потому что какое-то время я мог проводить время с Дебби в Лос-Анджелесе, а потом мы с Джоном ехали в Нью-Йорк и куражились каждую ночь.

Он был холост, а будучи в Нью-Йорке, я вовсе не изнемогал от тоски по Дебби. Слишком уж много я тогда куролесил. Мы возвращались из студии в 8 вечера, принимали душ, что-то на скорую руку перекусывали и шли бухать аж до пяти утра следующего дня. Потом мы просыпались в час дня и ехали на поезде в Йонкерс. Так продолжалось много месяцев подряд. Первый раз в своей жизни я пил практически каждый день в течение нескольких месяцев. Как будто я наверстывал все те годы, в течение которых я не употреблял алкоголь. Мы пили пиво так, словно это был самый полезный напиток на свете, а его запасы грозили исчезновением. К тому времени, как добирались до студии, обычно мы уже были в жутком похмелье, но готовые к работе.

Конечно, не могу сказать, что так было всегда. Иногда у нас с концентрацией были большие проблемы, но никакой спешки и ограничений по срокам не было. Мы не считали, что должны постоянно иметь трезвую голову и предельную концентрацию. Мы хотели, чтобы процесс записи был более веселым и продуктивным. Наши пьянки с Джоном определенно подходили под первое.

Запись «Sound Of White Noise» мы завершили без лишней спешки, потому что для нас было важно сделать его идеальным. Чарли был немного разочарован, потому что он проделал большую часть тяжелой работы по части написания музыки, а мы в это время кутили как идиоты. Но даже притом, что я и Джон пребывали в жутком похмелье большую часть времени, проведенного в Нью-Йорке, мы куражились не 24 часа в сутки. И приезжая в Лос-Анджелес мы были решительны и целеустремлены. Что еще важнее, мы писали отличный материал.

Думаю, я заслужил свое право немного расслабиться и выпить, потому что именно благодаря мне наша фабрика оставалась на плаву все эти годы. И теперь я больше не хотел быть главным супервайзером. Но основная причина того, что я так много пил, в том, что я по-прежнему пытался пережить свой развод и справлялся со спадом других отношений, которые не должен был затевать вообще. Мой развод с Мардж высосал из меня почти все соки. Я потерял квартиру в Квинсе и большую сумму денег, а еще я был обязан несколько лет выплачивать алименты. Когда страсти улеглись, оказалось, что у меня даже нет своей ложки. И я начал все с чистого листа. В какой-то момент я попытался получить обратно коробки своих комиксов, которые никогда не брал в руки после нашего расставания с Мардж. Это была моя любимая коллекция комиксов Марвел серебряного века, все выпуски от самого начала до середины 80-х, эпохи «Невероятного Халка», «Тора», «Фантастической Четверки», «Человека-Паука», «Людей Икс», «Сорвиголовы» и других. Эти книги я собирал еще ребенком в конце 60-х. Это была не самая совершенная коллекция в своем первозданном виде, ведь большую их часть я читал и перечитывал. Потом я узнал, что отец Мардж положил их в камеру хранения и застраховал на большую сумму денег, и уже два года не оплачивал счета. Когда я позвонил в эту контору, сотрудник компании сообщил, что мне придется заплатить 20000 баксов, если я хочу вернуть их обратно. Я бы никак не смог достать такую сумму к нужному сроку, поэтому в конце концов эти комиксы попали в чужую коллекцию.

Это был очень гадкий поступок с его стороны, своеобразная месть за то, что я развелся с его дочерью. Коллекция стоила намного больше 20000 баксов, но меня волновала вовсе не рыночная стоимость комиксов, а сами комиксы. Они так долго были частью моей жизни, моей единственной связью с детством, а теперь их нет. Из-за этого я злился несколько месяцев, но потом смог идти дальше, потому что моя свобода тоже чего-то да стоила, а злость только тормозила меня. С другой стороны, иногда я замечаю книги, которые покупал в магазинах комиксов или в Интернете, и вижу, сколько они сейчас стоят, меня пробирает приступ смеха. Полоумного хохота. Как у Джокера…

Когда Джон присоединился к Anthrax, он так же, как и я находился в сложном эмоциональном состоянии. Он только что расстался с девушкой, с которой встречался больше пяти лет, и ему по-прежнему было тяжело. В некотором смысле, у нас было много общего. Он испытывал душевные треволнения, и у меня начиналась депрессия, поэтому большая часть «Sound Of White Noise» поднимала личные и внутренние темы. Я коснулся своего брака с Мардж на «State Of Euphoria» и «Persistence Of Time», но лишь чуть-чуть. Я не хотел обескураживать наших фэнов, и тогда мне было намного комфортнее писать о книгах комиксов, Стивене Кинге, отчасти об истории и политике. А теперь я хотел писать песни, которые были более личными, серьезными и настоящими.

Можно сказать, что работа с Джоном над «Room For One More», «Only», «Black Lodge» и «Invisible» носила терапевтический эффект. В каком-то смысле это было очищение души, потому что в нашей жизни было столько драматизма. 22 апреля 1992-го мы пошли на концерт Pantera и Skid Row в Фелт Форум в Нью-Йорке. Во время автопати я познакомился с Линн через общих знакомых. Мы начали общаться, то да се, и через несколько дней у нас возникла связь. Линн была связана с миром моды, и я начал ходить с ней в те клубы, где отрывались всякие знаменитости-то были модные и популярные заведения. Мы с Джоном сразу въехали в эту сцену. Каждую ночь мы ходили в бабские клубешники. Мы ходили за даром, нам не приходилось стоять в очереди и платить за напитки. Там было полно красивых девушек. Это были высокие, стройные, роскошные модели, а не наштукатуренные шлюховатые групи. Я такого никогда раньше не испытывал. Я просто с катушек съезжал и пошел ва-банк. У нас была такая дикая страсть с Линн, что я стал проводить больше времени в Нью-Йорке и не ехал домой.

Впрочем, с Линн я тоже не был моногамен. Да и как бы я смог? Вокруг было столько привлекательных женщин, а ей казалось было все равно. Я просто был счастливчиком, который имел возможность неслабо порезвиться. Но все же я по-прежнему был далек от людей вроде Себастьяна Баха и Брета Майклса, которые каждую ночь устраивали оргии с телками. Мне приходилось довольствоваться только одной за раз, но мне этого было вполне достаточно. Всегда оставалось время для чего-то большего. Да и потом, всегда рядом была Линн. Этот мир грез почти захлестнул мою жизнь.

Фактически живя с Линн в ее квартире в Нью-Йорке, я разговаривал с Дебби о покупке нашего дома. Опять-таки, девушка, с которой я был дома, понятия не имела, что происходит, когда я не с ней. У меня начало возникать сильное чувство дежавю, и я не хотел повторять ту же ошибку, что допустил с Мардж. Я не мог снова жить ложью. Но именно так я и делал, все время незаметно выскальзывая из дома в Калифорнии, чтобы найти платный телефон и позвонить Линн. В конце концов этот секрет стало тяжело утаивать, и я решил разорвать помолвку с Дебби и переехать к Линн.

Я рассказал Дебби, что у меня уже много месяцев есть связь, именно поэтому наши отношения и скатились в такое дерьмо. Я извинился и сказал, что больше не могу вести себя по отношению к ней так бессовестно. Это было несправедливо.

Она психанула, кричала и осыпала меня проклятьями. Дебби плакала и хлопала дверями, а потом орала на меня еще больше. Но каким-то образом за последние две недели моего пребывания дома мы все уладили. Я начал думать башкой, а не членом, и спросил себя: «Я правда хочу вернуться в Нью-Йорк и жить с этой сумасшедшей телкой-моделью?» Какими бы нестабильными у нас были отношения с Дебби, жизнь с Линн была просто пиздец. Она реально увлекалась коксом, таблетками и всяким прочим дерьмом, о котором я и понятия не имел. Я не принимал наркоту, только пил. Эта представление выходило даже за привычные рамки безумия, и я подумал: «Я правда хочу отделаться от того, что здесь творится, и кажется более надежным? Лучший ли это шаг из возможных? Может то, что происходит в Нью-Йорке всего лишь дело времени?»

Я решил, что отношения с Линн — это лишь способ избежать давления, под которым я находился, и возможность «сбросить напряжение» без всего того бремени, что сопровождает нормальные отношения. Чем больше я об этом думал, тем для меня было яснее, что я совершу большую ошибку, если у нас с Линн все зайдет всерьез. Поэтому вместо того, чтобы порвать с Дебби, я порвал с Линн.