Будь я трезв — всего этого могло и не быть. Но я был так же пьян, как и на свое восемнадцатилетние. В тот день я опрокинул столько стаканов водки Попов и апельсинового сока, что сбился со счета. Лучше просто сказать, что мой рассудок был безнадежно обдолбан. Я был фэном Нью-Йорк Янкиз с 11 лет. Батя отвел меня на первую игру в 1972-ом, и я постоянно следил за этой командой, даже когда они лажали. Так что когда мне выпал шанс попасть в парк, где у них проходили весенние сборы, Ледженс Филд в Тампе, Флорида, и забрать фирменный круг в качестве сувенира — перед таким сильным искушением я просто не мог устоять.

Я прилетел в Тампу 18 августа 1997-го, на гитарное шоу в Сороубред Мьюзик. Между выступлениями было полно времени, и я реально нажрался с Закком Уайлдом, а потом затусил со своим друганом Эдом, который приютил меня, пока я был во Флориде. Он был трезв, и я был с ним, моей подругой Анжелой и ее сестрой Хизер — их обеих я знал еще с конца 80-х. Они были единственными девушками, которые тогда ходили на шоу Anthrax. В два часа ночи мы проезжали стадион, и я заорал: «О, Боже, Ледженс Филд! Я прочел в газете, что здесь находится памятник Турману Мансону. Это же мой самый любимый игрок Янкиз!»

На светофоре горел красный, мы стояли, и я начал по тихой вылезать из тачки. «Эй, стой» — заорал мой кореш Эд. «Мы приедем завтра, когда он будет открыт для посещения. Поедем гулять, и ты сможешь его заценить».

В своей движимой эгоизмом дымке, которая и не думала проходить, я видел памятник из окна. Если бы он умел говорить, он бы назвал мое имя и пригласил меня к себе. Эд знал, что я был пьян в умат, поэтому он у себя нажал кнопку блокировки, которая заблокировала все двери в машине. Возможно с его стороны это и был хороший ход, но для меня ответа «нет» не существовало. Когда я был ребенком, и мама говорила, что мне запрещено то или другое, я или делал по-своему, или просто игнорировал ее. Когда все лейблы на планете в один голос заявили, что Anthrax — нерентабельная группа, я послал их на хуй. Когда все говорили, что группе пришел конец, потому что гранж и альтернативный рок убили метал, мы нашли способ выстоять. Слово «нет» отсутствовало в моем словарном запасе, поэтому подростком я заслужил прозвище Скотт «Нет» Иэн.

На обратном пути с Ледженс Филд я прикидывал, как бы мне вернуться на стадион, чтобы заценить памятник. Я решил, что когда приедем к Эду, мы попросим Хизер отвести нас обратно в парк. Она тоже не пила, но была более склонной к авантюрам, чем Эд.

Когда мы приехали к Эду, было далеко за 2:30 утра, и он сразу пошел спать. Я убедил Хизер, которая все равно ничего не делала, отвести нас в Ледженс Филд без ведома Эда. Она видела, как сильно я хотел ехать, поэтому согласилась нас отвести. Она припарковала машину у забора за стадионом и осталась внутри, а тем временем мы с Анжелой перелезли через ворота и ступили на землю. Я пошел прямо к памятнику. Он купался в серебряном лунном свете, придававшем Мансону лик божества. Теперь у него была частная аудиенция и он выглядел гораздо круче, чем выглядел бы днем при обычном свете с кучкой вытаращивших глаза туристов с камерами. Я был уверен, что Мансон почел бы за честь, что один из его самых преданных фэнов лез из кожи вон, чтобы разделить такое личное мгновение со своим героем и другом. Разумеется, я был пьян. Я сделал несколько фото, потом убедил Анжелу пойти со мной, чтобы заценить стадион.

Мы вышли и прошли по дорожке к пышному зеленому травянистому полю. Я стоял на основной базе и снимал себя в полосатой форме с битой в руках, нагоняя страху на Джима Палмера, питчера Ориолес. Я практически видел, как мяч покидает его мозолистую руку и устремляется к основной базе. Я размахнулся и попал в цель. Мяч пролетел мимо первого защитника Эдди Мюррея и устремился в дальнюю часть поля. Я побежал, без шуток. Я обежал базы вокруг и остановился на второй. Вот это сейв!

Я обежал вокруг поля с криком: «Потряяяяяс!» и уговорил Анжелу присоединиться ко мне, чтобы обежать базы. Мы бегали от базы к базе, смеясь как дети, и никто нас не мог остановить. Я обежал третью базу и сломя голову побежал на основную. Мне потребовалась минута, чтобы прийти в себя от этого потрясающего маневра. Я медленно встал и отряхнулся, а затем увидел фирменный круг. Он был сделан из твердой, тяжелой резины, и на нем красовался большой логотип Янкиз — бита с кепкой. Я подумал, что он мог бы круто смотреться в нашей студии в Йонкерс прямо перед всеми моими комбиками, и я записал бы все партии гитары, стоя на нем и демонстрируя свою верность Янкиз.

«Мне нужна эта штука» — пробормотал я, брызжа слюной, даже не подумав, как пронесу этот двухсотфутовый кусок резины в аэропорт и на самолет до Нью-Йорка. Я взял одну его сторону, но она была такой тяжелой, что я смог только оторвать ее часть от земли. Я попробовал его катить. Трава была влажной, ноги скользили, и я упал. После пары минут борьбы с этой штукой, у меня устали руки, я сдался и положил ее на место.

«Давай убираться отсюда» — сказал я. Мы уже возвращались, когда я заметил вдалеке мигающие полицейские огоньки там, где Хизер припарковала свою машину, ожидая нас. Я был так пьян, что не думал, что мы сделали что-то противозаконное. Не, ну правда, что мы сделали? Мы чуток обежали базы. Ничего не сломали. Я даже ничего не украл.

Тогда мне и в голову не пришло, что может нам стоило выбрать ДРУГОЙ путь, перелезть через ДРУГОЙ забор и убраться оттуда ко всем чертям. Но мы вышли прямо через парадный вход. Ворота, через которые мы перелезали, уже были открыты. Там стояли гольф-мобили, охранники и три полицейские машины. Хизер сидела у обочины. Мы вышли, я помахал ей рукой и сказал «Привет», широко улыбаясь. Коп схватил меня, швырнул на капот, заломил руки за спину и одел наручники. Второй остановил Анжелу и надел на нее наручники. Я был в шоке. Я спросил: «Какого черта?!»

«Закрой варежку» — рявкнул коп.

«А что я сделал?» — возразил я. «Я не сделал ничего такого».

Затем он бросил меня на обочину и сказал: «Да ладно? А как насчет незаконного проникновения, говнюк? А как насчет ограбления?»

«Ограбления? Какого ограбления? Я ничего не взял».

Затем один из копов сказал, что у них есть видео моей бессмысленной попытки украсть фирменный круг.

Во мне по-прежнему шумела пьяная удаль, поэтому я сказал: «Да, но я же не украл! Я оставил его там! Я выпишу вам чек, я дам вам денег. Скажите, сколько он стоит. Я прямо сейчас дам вам столько, сколько он стоит, и вы можете оставить его себе!»

Копы рассмеялись и ушли. Я сидел в наручниках совершенно обескураженный. Я посмотрел на Анжелу, она сказала только: «Бля, у нас большие проблемы».

Они не арестовали Хизер, потому что она не залезала в парк. Ее просто отпустили домой. Она сказала, что разбудит Эда, и они найдут нам адвоката. А потом уехала.

Мы с Анжелой сидели беспомощные, пока один из копов не подошел ко мне со словами: «Эй, а ты не тот парень из Anthrax?»

«Да, да, это я и есть!» Иногда неприятно, когда тебя узнают на людях. Это было послание свыше.

«Что происходит, чувак?» — спросил он.

Я сказал ему, что я безумный фэн Янкиз, тупо нажрался и захотел увидеть стадион, потому что слышал, что на его территории находится памятник Мансону. То да се, я решил обежать базы.

«Ты можешь как-нибудь меня вытащить из этой переделки? Меня ни разу в жизни не арестовывали».

Он сказал, что посмотрит, что можно сделать. Он поговорил с другими копами. Одна из машин уехала. Я подумал, что это добрый знак. Коп Anthrax о чем-то разговаривал с охранниками Ледженс Филд. Двадцать минут спустя парни из Ледженс уехали на своем гольф-мобиле. «Да!! Давай, коп Anthrax!» Я решил, что он вытащил нас из этого дерьма, и собирался отправить ему кучу мерча группы в благодарность. И тут охранники вернулись. Хороший коп подошел ко мне и сказал: «Ладно, у меня для тебя хорошая и плохая новость. С какой начать?»

«Давай с плохой».

«Я поговорил со своими приятелями офицерами, и они согласились отвезти тебя домой к другу. Им по правде нет дела. Меньше бумаг. Я сказал им, что ты парень из группы».

«И это плохие новости? Я могу быть свободен?»

«Нет» — объяснил он. «Охранник Ледженс Филд сказал, что им нужно созвониться с управляющим. Они не могут так оставить это дело».

Вот и плохие новости. Они позвонили владельцу Янкиз Джорджу Штейнбреннеру, который жил в Тампе. Было пять утра, и если вы знаете хоть что-то о Штейнбреннере, то вы должны знать, что у него репутация гребанного скряги. Не просто так его называли Генералом, Фюрером и Кайзером. У меня упало сердце. Я связался не с тем чуваком. Штейнбреннеру сообщили, что я гитарист популярной группы, просто совершил глупую выходку, и бывший владелец Янкиз ответил: «Да мне насрать, кто он. Он пойдет в тюрьму».

Я сказал копу Anthrax, в котором быстро терял веру: «Ладно, а какие тогда хорошие новости? Ты можешь нас где-нибудь высадить, и мы разрулим все позже?»

«Нет, не могу» — ответил он. «Все уже есть на бумаге. У меня будут большие проблемы. Охранники вызвали копов и написали заявление. Ты арестован».

До этого момента все казалось дурным сном, и вдруг, по мере того, как алкоголь начал выходить, я начал врубаться в реальность происходящего. Но я еще не услышал хорошую новость. Тогда-то коп объяснил, в чем мне повезло. Он должен был отвезти меня в центр и посадить в камеру с тридцатью маньяками — от убийц до насильников. По сути он говорил: «Ты и эта приятная молодая леди будете сидеть в клетке с матерыми преступниками, и скорее всего в конце концов вас трахнут в зад, если не повезет».

«Слушай, я не повезу тебя в центр» — сказал он. Так вот значит какой была хорошая новость. Он отвез нас в небольшой городок у черта на куличках — в двадцати пяти минутах езды от графства Хиллбери. По сути это был огромный вытрезвитель, где отсыпались те, кто управлял автомобилем в состоянии алкогольного опьянения. Это место напоминало столовую средней школы со столами и стульями и парочкой безобидного вида чуваков в отключке. Нас зарегистрировали, и как бы лучше ни было здесь по сравнению с городской тюрягой, это был отстой. Как только ты попадаешь в эту систему, ты теряешь все человеческое. Людям, работающим тут, насрать на тебя и на твою историю, и вполне справедливо. Может, если бы они были фэнами Anthrax, им было бы не насрать, но ни один из тех, с кем я говорил, не знал, кто такие Anthrax. Для них я был всего лишь очередным нарушителем порядка. Коп, который высадил нас, пожелал нам удачи и уехал.

Я сидел там какое-то время, потом меня отвели в офис, сняли отпечатки пальцев и сделали фото в профиль и анфас. Мне сказали раздеться и выдали оранжевую форму с надписью на спине «Тюрьма графства Хиллсбери». Анжеле выдали такую же, и с этого момента мы были предоставлены сами себе.

«Когда мне разрешат позвонить? Как внести залог? Что мне делать?» — спросил я. Тишина. Я не знал, что делать, со мной никто не разговаривал. Наконец, одна леди оказалась достаточно мила, что сказала: «Ты получишь свой телефонный звонок».

Она сказала, что в тюрьме есть телефон, которым заключенные могут воспользоваться в любое время, при условии, что звонок будет за счет получателя. Я поблагодарил ее за помощь. Я поклялся ей, что меня никогда не арестовывали, и я не был уродом. Я просто хотел вернуться домой. Но она уже сказала все, что хотела сказать. Она вела себя так, будто нарушила правила уже тем, что сказала хотя бы это.

Дело в том, что они слышат эту херню целыми днями напролет. Они не обращают на нее внимание. Я стал думать об Анжеле. Мне было не по себе, что я втянул ее в эту историю. Она ведь могла забить на Турмана Мансона, а теперь она сидит в тюрьме, потому что я идиот. Я все говорил ей: «Прости, прости». Она была спокойна. «Эй, меня же никто не заставлял» — сказала она. «Я тоже решила поноситься сломя голову как идиотка».

На часах уже было 6:30 утра, и я решил позвонить отцу. Еще до того, как он услышал мой голос, включился механический голос: «Вам звонит заключенный исправительного учреждения. Вы соглашаетесь на звонок согласно тарифу?» Я мог поклясться, что это известие его немного потрясло. Он сказал: «Алло?»

«Пап, это я…»

«Скотт?!?»

Затем голос вернулся снова: «Вы соглашаетесь на звонок согласно тарифу?» Отец взял трубку, и я объяснил ему, что сижу в тюрьме в Тампе. Я сказал, что мне нужен адвокат для заполнения кучи бумаги и документов для выхода под залог и это нужно сделать до 11 утра, иначе я застряну в тюрьме еще на один день.

Он спросил, за что меня арестовали, и я рассказал, как пролез в Ледженс Филд.

«Сколько тебе лет?» — спросил он.

«Отец, мне нужно заполнить бумаги и…»

«Сколько тебе ЛЕТ?» — повторил он.

Я вздохнул. «Мне тридцать четыре года. Ты прекрасно знаешь».

«Ну, может тебе стоит начать принимать лучшие решения в жизни» — сказал он, но согласился сразу позвонить нашему адвокату. Оказалось, что это не требуется, потому что Хизер вернулась домой к Эду, разбудила его и рассказала, что нас арестовали. Он собрал нужные бумаги и уже внес залог. Когда я закончил говорить с отцом, Анжела позвонила своей сестре, и Хизер сказала, что к 11:30 нас выпустят.

Перед тем как уйти, нам хотели сделать прививки от туберкулеза, потому что в тюрьме произошла вспышка туберкулеза и если бы мы отказались от прививки, они бы сняли с себя всю ответственность, если бы мы вдруг заболели. Новость о том, что я выхожу, придала мне сил. Я заявил, что не буду делать никаких прививок. Медсестра сказала, что если я не сделаю прививку, то застряну еще минимум на день. Мы сделали прививки. Вскоре у меня расстроился желудок. Не знаю, что стало причиной — укол, невероятное количество бухла в моем организме или стресс, в котором я находился с момента ареста, но я понял, что мне нужно немедленно посрать — высрать все это чертовски дурное, безумное, пьяное дерьмо. Я не видел никаких толчков за исключением одного в центре комнаты на виду у всех. Пуская «шептунов», я доковылял до лазарета, где мне делали укол, потому что там была дверь, похожая на туалет. Она была открыта. Я увидел унитаз. Спасибо, Господи!!!

Я сказал медсестре, коренастой пожилой женщине, что мне нужно воспользоваться туалетом. Я вежливо спросил, могу ли я это сделать.

«Туда» — сказала она и указала на грязный, мокрый толкан в главной комнате.

«Нет, именно поэтому я и пришел сюда» — простонал я. «Пожалуйста, позвольте мне воспользоваться этим туалетом, чтобы получить хоть немного интимного пространства?» Она посмотрела сквозь меня и сказала: «Нет ни единой причины, чтобы ты мог воспользоваться этим частным туалетом».

Я вернулся назад и сел рядом с Анжелой. Я не сказал ей, что происходит. Вместо этого я испытал заслуживающий Оскара эпизод силы воли. Ментальная концентрация, которую мне пришлось проявить, чтобы не обделаться, была просто сногсшибательной. Я бы ни за что не сел на грязный туалет перед сорока или пятьюдесятью людьми, некоторые из которых были фэнами Anthrax, производившими уборку в тюрьме. Эти парни были заключенными, которым ежедневно приходилось вычищать вытрезвитель. Они услыхали, что я здесь и были счастливы просто поглазеть, улыбнуться и кивнуть. Я не мог просто вот так взять и посрать перед ними. Я сидел со сжатыми ягодицами и свернутом в узел желудке три гребанных часа. Боль была невыносимой, но я вел себя так, словно ничего не случилось.

Наконец наступило 11 часов, назвали наши имена и вывели оттуда. Эд и Хизер уже ждали нас. Они спросили, какие у нас планы, и я сказал, что очень хочу вернуться к Эду и принять душ прямо сейчас и чего-нибудь перекусить. К тому времени новости о том, что случилось, уже были преданы огласке. Эд включил радио на частоту «98 Рок» в Тампе, и мы услышали голос ди-джея: «Скотт Иэн, если ты все еще в городе, позвони нам. Мы хотим знать, что произошло».

Я едва на обосрался прямо там, но сдержал поток нечистот и не промолвил ни слова. Мы вернулись к Эду, и я сразу пошел в ванную, включил душ, присел на чистый, сияющий стульчак и навалил огромную кучу дерьма как Невероятный Халк. Невероятно, что фарфор не взорвался, и из толкана не полилось через край. Из меня вышло все; это было такое огромное облегчение. Мне стало настолько лучше, что после этого я отправился в Юниверсал Стьюдиос, чтобы заценить гонки. Последнее, что я ожидал увидеть, как на меня показывают пальцами и кричат: «Эй, ты украл фирменный круг!», но молва идет быстро.

Я расскажу о том, как очистил свое досье и выяснил отношения с Джорджем Штейнбреннером чуть позже. Всему свое время. Только заметьте, что случай в Ледженс Филд был для меня отклонением от нормы. Это был единственный раз, когда меня арестовывали, и определенно будет последним. Видите ли, я никогда не был ищущим внимания и сидящим на наркоте метал-чуваком, которому жить надоело. У меня полно таких друзей, и я люблю с ними выпить и послушать их истории. Но это не про меня. Я никогда не ширялся, не пробовал кокс и даже ни разу не курил травку с 1995-го.

Я занялся музыкой не ради телок. Я занялся ею ради музыки. Ясен перец, за это время были девки, но не в таком количестве, как у пресловутых хэйр-групп 80-х. Долгое время трэш-метал был сценой для мужиков; если на шоу и были телки, их обычно сопровождали парни. По сути я тот парень, который сделал себе имя, вкалывая как вол. Была тьма взлетов и столько же падений, и все их Anthrax стойко выдержали. Мы были награждены за наши старания и вошли в «Большую Четверку» вместе с Metallica, Slayer и Megadeth. Но моя история очень непохожа на другие, несмотря на то большое уважение, с которым я отношусь к каждому из этих парней. У меня нет трагичных рассказов о насилии и о том, как меня бросили родители, о том, как я спал на улицах, выбирал между следующей дозой или приемом пищи или ввязывался в драки между бандами и бил парней по башке пустой «сорокушкой». Как любит говорить моя мама, в душе я хороший еврейский мальчик.

Я вырос в Квинсе, штат Нью-Йорк, получал хорошие оценки и был помешан на комиксах, ужастиках и научной фантастике. Потом я открыл для себя рок-н-ролл, и вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. В этом плане я был похож на многих подающих надежды музыкантов, но у меня всегда была неугасимая энергия. Начиная с 13 лет у меня была цель найти музыкантов, с которыми можно было играть, писать песни, подписывать контракты с лейблами, давать шоу, короче — расти, расти и еще раз расти. Я был чертовски настойчивым, упорным шилом в заднице, если так можно выразиться. Каждый раз при виде преграды на своем пути я использовал свой лазерный фокус, чтобы придумать, как обойти ее и пойти дальше. Постоянно идти вперед. Преодолевать проблемы, переживать перемены. Вокалисты и гитаристы приходили, уходили и временами возвращались. Я продолжал делать свое дело. Моя история в Anthrax — это история о целеустремленности, преданности, об удачах и невезениях. Это история, полная триумфов и трудностей, но одной драмой и борьбой она не ограничивается. Я повидал тонну веселья и пришел к пониманию, что музыкальный бизнес — наименее предсказуемое дело на планете. Может случиться буквально все. Потратив более тридцати лет на выпуск альбомов и гастроли, я собрал вагон и маленькую тележку веселых и поразительных случаев на основе опыта группы, друзей, коллег и людей, с которыми я познакомился с того самого момента, как взял в руки акустическую гитару, до того, как взошел на сцену Янки-стэдиум на фестивале «Большой Четверки». Если говорить об Anthrax, то я мужик и вот моя история.