Когда в самом конце XIX в. в западном Поднепровье впервые была открыта замечательная Трипольская культура энеолитического времени, резко выделяющаяся из всего восточноевропейского окружения своей расписной керамикой, внимание исследователей сразу было обращено к юго-западу, где в придунайских странах и далее в Македонии и Фессалии, в Греции и на Крите уже было обнаружено широкое распространение различных групп расписной глиняной посуды, длительно бытовавшей здесь, начиная с энеолита и до появления греческой геометрической керамики.

Проф. Е. Штерн, занявшийся исследованием Трипольской культуры в Бессарабии, выступил в 1905 г. на XIII археологическом съезде с докладом о своих исследованиях в Петренах, в котором Трипольская культура была охарактеризована как «домикенская» или «доисторическая греческая культура на юге России». В носителях Трипольской культуры Штерн предположительно видел предков исторических греков, переселившихся впоследствии на Балканский полуостров. Таким образом Штерн, правильно подметив подтвердившуюся дальнейшим накоплением материала общность культуры западного Поднепровья, нижнедунайских стран и отчасти более южных областей Балканского полуострова, сделал из этого факта вывод, неправильный по существу, но обусловленный господствовавшей в те годы методикой, видевшей в появлении сходных или аналогичных археологических комплексов в различных местностях прежде всего результат миграции племен, связывавшей эти местности между собою. Во всяком случае, взгляд Штерна был не менее обоснован, чем высказывавшиеся впоследствии гипотезы о происхождении предков исторических греков с северо-запада.

Вслед за Штерном, некоторые исследователи в Западной Европе до сих пор рассматривают область Трипольской культуры как прародину греков или как один из этапов их доисторических миграций.

Аналогичный характер носили соображения, основанные на наличии в Малой Азии древней расписной керамики, по своей орнаментации связывающейся в некоторой степени с отдельными группами балканской, дунайской и украинской, трипольской керамики. Учитывая это обстоятельство и установленное на основании документов богазкейского архива существование в центральной Малой Азии во II тысячелетии до х. э. индоевропейских языковых форм и имен, некоторые ученые, приверженцы гипотезы об европейской прародине индоевропейцев, стали конструировать иную миграцию — из области Трипольской культуры, через Фракию, в Малую Азию, видя в трипольцах предков позднейших хеттов или, по меньшей мере, один из этнических элементов, слагающих хеттский комплекс.

Эти и подобные построения для нас являются пройденным этапом в истории науки. Не имея возможности в данной связи подробно останавливаться на характеристике исторического развития Трипольской культуры, мы напомним только о том, что она является одним из звеньев обширного комплекса земледельческо-скотоводческих культур эпохи энеолита, широко распространенных в III тысячелетии до х.э. в юго-восточной Европе. Отдельные группы этих культур развиваются в значительной степени параллельно и, несомненно, связаны между собой путями обмена и культурных воздействий, что, однако, отнюдь не означает еще переселения племен. Одновременные культуры Греции и Малой Азии имеют также ряд родственных черт, но в общем являются несколько более развитыми, чем культуры более северных областей. С другой стороны, выдвинутое Н. Я. Марром положение о стадиальном характере индоевропейских языков, развившихся из более древних языков яфетической системы, устраняет необходимость искать во что бы то ни стало предков индоевропейцев — греков и индоевропейских элементов в древнем населении Малой Азии во вне, в иных областях, будь то область Трипольской культуры, или Средняя Азия, или же северо-запад Европы.

Если авторы упомянутых гипотез считали область Триполья дающей активной стороной в древнейших сношениях северного Причерноморья с югом, то некоторые другие ученые, особенно в последнее время, выдвинули иную точку зрения, прослеживая проникновение в Причерноморье культурных влияний южного, древневосточного и эгейского происхождения, начиная с III тысячелетия до х. э.

Ряд авторов склонен был самое появление Трипольской культуры, с ее керамикой и культовыми изображениями человека и животных приписать длительному культурному воздействию эгейского мира на северные страны. Такая точка зрения особенно отчетливо выступает в известной сводной работе Ю. В. Готье, изданной в 1925 г. В этой же работе влиянию Передней Азии приписано появление кавказских дольменов, как и целый ряд явлений в ранней северокавказской культуре медного века.

Польский исследователь Стефан Пшеворский пытался в ряде статей установить существование торговых сношений между странами Древнего Востока и северным Причерноморьем, используя в этих целях ряд археологических находок. К сожалению, некритическое привлечение материалов привела к тому, что выводы его основаны в значительной мере на находках или недостоверных, или же ошибочно отнесенных к северному Причерноморью или, наконец, явно поддельных. Таким образом, интересные по своему замыслу работы Пшеворского не подвинули вперед разработку поставленного им вопроса.

Что же касается проникновения в Причерноморье отдельных изделий эгейского происхождения, то оно было отмечено А. М. Талльгреном, правильно указавшим на поздне-микенский тип двусторонних бронзовых секир Щетковского и Козорезовского кладов II тысячелетия до х. э. на Херсонщине.

Отнесение к импорту из Эгейского бассейна некоторых северокавказских находок, как, например, найденных в Ульском ауле на Кубани двух алебастровых женских статуэток или медного плоского ножа из Майкопского кургана, по форме напоминающего критские «бритвы», сейчас, при более глубоком знакомстве с археологическими памятниками Кавказа, следует признать неправильным. Предметы эти, по всей видимости, являются местными — кавказскими.

Неудачной оказалась также и попытка Л. А. Моисеева усмотреть в развалинах так называемых «башен» Гераклейского полуострова следы древнейшей микенской колонизации Крыма. При первой же проверке эта гипотеза отпала, как совершенно необоснованная.

Таким образом, делавшиеся до сих пор попытки проследить проникновение южных влияний в северное Причерноморье в эпоху, предшествующую греческой колонизации и образованию скифского общества, так же не привели к сколько-нибудь ясному представлению о действительных взаимоотношениях, существовавших в этот период исторического развития между племенами северного побережья Черного моря и южными странами.

В самое последнее время вышла работа В. Чепелева, в которой автор, ссылаясь на взгляды Н. Я. Марра, говорит об исконной культурной общности населения всего черноморского бассейна и греческого мира, устанавливает наличие стадии «национальной античности» у населения юга СССР и утверждает, что только быстрое развитие Эллады в VIII–VI вв. до х. э. создало стадиальный разрыв между греками и племенами Причерноморья. Чрезвычайно неконкретная, эта работа ни в какой степени не подвинула вперед разработку поставленной проблемы.

Следовательно, вопрос о связях северного Причерноморья с югом необходимо рассмотреть заново, используя весь ряд имеющихся сейчас в нашем распоряжении археологических наблюдений, позволяющих в какой-либо мере осветить сношения племен наших степей с южными странами.

Прежде чем обратиться к этим фактам, необходимо сделать два предварительных замечания. Первое из них относится к кругу используемого материала. Следует сказать, что предметы иноземного происхождения в археологических собраниях местных музеев и в старых частных коллекциях часто приписываются данной местности без достаточного основания. Очень легко на основании таких предметов сделать ошибочные заключения о существовании меновых или торговых связей между двумя территориями в далеком прошлом, тогда как появление соответствующей вещи в данной местности может относиться к нашим дням. Поэтому в дальнейшем мы ограничим круг разбираемых фактов только наиболее достоверными находками, отмечая в сомнительных случаях степень их достоверности.

Второе замечание относится к самому построению работы. Мы будем стремиться отдельные свидетельства, говорящие о межплеменных сношениях, обмене, торговле и войнах, показать на фоне общего исторического процесса, протекавшего в причерноморских степях, так как только в этом случае будет понятно, почему эти сношения в конечном итоге привели к колонизации побережья греками, притом в совершенно определенный момент этого процесса.

Обратимся к фактам, учитывая, что при недостаточной археологической изученности нашего юга этих фактов в нашем распоряжении пока еще очень немного.