Второе тысячелетие до х. э. явилось временем дальнейшего развития племен северного Причерноморья, находившихся на средней ступени варварства, в условиях культуры медно-бронзового периода. Племена эти вели земледельческое и скотоводческое хозяйство, причем соотношение этих двух основных отраслей производства было различным в различных районах. Так, во всей правобережной Украине и в предгорной зоне северного Кавказа земледелие играло значительную роль, тогда как в степях левобережной Украины и Предкавказья постепенно все более возрастал удельный вес скотоводства. Что касается внешних сношений варварских племен северного Причерноморья, то мы не замечаем никаких признаков значительных миграционных передвижений, будь то извне в занимающую нас область, или же из ее пределов в соседние страны, в том числе и на юг. Насколько нам сейчас ясны внутренние процессы развития этих племен — для возникновения таких передвижений и не было никаких причин. Таким образом, II тысячелетие до х. э. в общих чертах являлось периодом спокойного постепенного развития культуры. Внешние сношения в этих условиях выражались в формах межплеменного обмена, притом касавшегося, как и в предшествующее время, главным образом готовых изделий из металла, отчасти из камня, спрос на которые естественно возникал в районах, не располагавших соответствующим местным сырьем.

Как и раньше проникновение подобных изделий в северное Причерноморье происходит по прежним двум направлениям — юго-западному и юго-восточному.

Начнем с юго-западного направления. Сейчас, при отсутствии специальной проработки соответствующего вещественного материала, мы не можем дать полного представления обо всех импортных с юго-запада предметах, найденных на Украине Ограничимся некоторыми бесспорными случаями.

К середине II тысячелетия до х. э. или, вернее, к несколько более позднему времени относится известный «Бессарабский клад» из села Бородина б. Аккерманского уезда. В составе этого клада имеются четыре больших каменных секиры из змеевика и нефрита (?), наиболее близкие аналогии которым встречены в известном кладе «L», открытом Шлиманом в Трое и включавшем четыре подобных, хотя и несколько более ранних, секиры; из них одна из ляпис-лазури и три из нефрита (?). Далее, в бессарабском кладе представлены два обломка подобных же секир, три навершия булавы из камня и ряд парадных предметов из серебра с золотой инкрустацией, а именно один кинжал, два целых втульчатых наконечника копий и один обломок такого же наконечника, наконец, одна булавка с пластинчатой ромбической головкой. Подобные предметы из серебра абсолютно не свойственны северному Причерноморью, тогда как в Малой Азии и в Эгейской области серебро в Микенскую эпоху использовалось очень широко. Змеевик мог происходить или с Запада или из Малой Азии, или, наконец, с Кавказа. Однако, так как форма каменных топоров указывает на Малую Азию, а отнюдь не на Кавказ, и, вопреки Штерну, не на Венгрию, то, очевидно, клад следует считать происходящим из Малой Азии, скорее всего из ее северо-западных областей. Такой несвойственный Малой Азии материал, как ляпис-лазурь и нефрит, мог быть доставлен из тех же восточных среднеазиатских источников, откуда он проникал и в Египет, и в Сирию, и, наконец, в Шумер. Находка клада в южной Бессарабии говорит, по-видимому, о пользовании прибрежным сухопутным или морским путем из районов Босфора к устью Днестра.

Ко второй половине или, точнее, к третьей четверти II тысячелетия (около 1500–1250 до х. э.) относятся на Украине находки эгейских бронзовых двойных секир. Сейчас мы знаем три такие находки: 1) клад из Щеткова в Побужье, состоявший из 6 секир, обломка плоского топорика и 11 примитивных серпов; 2) клад из Козорезова на левом берегу Ингула, состоявший из 2 больших двойных секир, 12 серпов и каменного сосудика; 3) единичная находка большой бронзовой секиры из б. Екатеринославской губернии. Имеются также сведения о находке топоров и серпов типа козорезовских вблизи Березанского лимана, а также одной такой же секиры на р. Конке. Секиры этого типа относятся к поздне-микенским формам. Их территориальное распространение охватывает Крит, Эгейские острова, материковую Грецию, западные районы Малой Азии (в том числе VI город Трои). В Болгарии известны только 3 подобных секиры, в Румынии, насколько я знаю, — ни одной; в северном же Причерноморье, в небольшом районе, не менее 10 секир. Сопровождающие эти секиры в обоих кладах серпы по своим формам также вполне могут происходить из западной Малой Азии или из Эгейского бассейна.

Таким образом крайне немногочисленные, пока, находки импортных вещей в северном Причерноморье свидетельствуют о продолжающемся использовании юго-западных связей в той же области, где ранее развивалась усатовская культура.

Иную картину мы наблюдаем на юго-восточном направлении. Здесь, в Закавказье и на Северном Кавказе, во II тысячелетии до х. э. протекают во многом для нас еще недостаточно ясные процессы исторического развития, в результате которых на Кавказе складывается целый ряд отдельных культурных групп, в конечном счете соответствующих определенным этническим группировкам, племенам и группам племен. В условиях соседства с более развитыми уже классовыми обществами Передней Азии эти племена скотоводов и земледельцев, развиваются более интенсивно и ускоренно, чем племена северного Причерноморья. В особенности это относится к Закавказью, к сожалению, археологически для данного периода пока еще очень слабо изученному.

Как бы то ни было, мы можем наблюдать определенный факт прекращения того импорта из Передней Азии, который так ярко выступает в Предкавказье в более раннее время, в группе Майкопского кургана и связанных с ним памятников. Перерыв этот должен быть объяснен событиями или переменами в культурном развитии Закавказья, пока нам ближе не известными. В результате этих событий путь на северный склон Кавказа для переднеазиатских предметов импорта оказался прегражденным. Не исключено что обнаруженная в последние годы богатая культура на Цалке в Грузии, явно связанная с более южными странами, а по времени (середина II тысячелетия до х. э.) более поздняя, чем майкопская группа Северного Кавказа, даст нам в дальнейшем ключ к пониманию этого явления. Возможно, что возникновение крупного культурного очага в южном Закавказье и связанное с ним объединение местных варварских племен, явилось тем препятствием, которое помешало дальнейшему развитию начавшихся было сношений между областью горного Кавказа вплоть до Прикубанья и Передней Азией.

При отсутствии импортных переднеазиатских изделий на Северном Кавказе они, естественно, не могли проникать и дальше на север, в пределы степей. С другой стороны, однако, на самом Кавказе, в области Кавказского хребта, в этот период сложился относительно развитой и самостоятельный очаг местной культуры, характеризуемый своеобразными металлическими (медными) изделиями, особой керамикой, каменными боевыми топориками из змеевика. Памятники этой культуры распространены по обе стороны центральной части Кавказского хребта и примыкают к предкавказским степям на всем протяжении от верхней Кубани до района Грозного.

Из пределов этой северокавказской культуры II тысячелетия до х. э. целый ряд предметов, главным образом орудия из меди, а также украшения из меди и из кости проникают на север в степи. Отдельные находки таких предметов известны в астраханских степях, на левобережье Волги в Саратовской области, на Дону у станицы Константиновской, на Харьковщине, на нижнем Днепре.

В это же время начинает обособляться еще один очаг металлообработки на северо-западе Кавказа в пределах Закубанья и северной половины Кавказского побережья Черного моря. Примыкая, по-видимому, в основных чертах своего развития к соседней северокавказской культуре, эта группа выделяется, главным образом, своеобразием своих металлических изделий, продолжающих развитие тех форм, которые были представлены в послемайкопской группе погребений, в курганах станицы Новосвободной (б. Царской) и связанных с ними памятниках. Весьма вероятно, что значительная часть изделий из меди, относящихся ко II тысячелетию до х. э. и найденных в пределах Крыма, левобережной Украины, в Подонье и в Предкавказье, должна быть приурочена к этому очагу; решить этот вопрос можно будет только после специального его изучения, пока едва только начатого.

Особенно интересно отметить, что наиболее ярко предметы этой группы выступают в южных районах Украины. Сюда относится замечательный клад из Аджияска, близ Одессы, состоявший из 19 плоских топоров, 1 проушного топора и 1 массивного долота, имеющих ближайшие аналогии только на Кубани. Здесь же следует упомянуть находку четырех вислообушных топоров в Михайловке, б. Екатеринославского уезда, ближайшим образом сходных с рядом кубанских находок и с топором клада из Привольного на Ставрополыцине. Подобный же топор из б. Херсонской губернии имеется в Киевском музее.

При очень слабой изученности территории Крыма, пока трудно сказать, каким путем эти кубанские изделия проникали на Днепр и в район Одессы, но путь через Крым, возможно, уже использовался. Один медный топорик северокавказского типа известен из района Феодосии (Феодосийский музей).

Кроме перечисленных изделий из металла, в археологическом материале причерноморских и приазовских степей можно указать еще на одну группу находок, связанную своим происхождением с Северным Кавказом, а именно на каменные боевые топорики или секиры специфически — кавказских форм обычно изготовленные из змеевика. Представленные на Кавказе, в области Главного хребта, от Тамани до Терека большой серией экземпляров, позволяющей проследить несколько хронологических и локальных групп, эти секиры имеют много общего с малоазийскими, троянскими и бессарабскими (из Бородинского клада), но все же от них отличаются. Отдельные экземпляры таких секир известны на Дону (Новочеркасский музей из Цимлянской и Арчадинекой станиц), а также на юге Украины (Херсонский музей и др.). К сожалению, эти каменные секиры до сих пор не подвергались специальному изучению, в особенности с точки зрения определения их материала; вполне вероятно, что по выполнении такой работы можно будет выделить в северо-причерноморском материале ряд групп как местного так и привозного происхождения. Во всяком случае, те немногие пока экземпляры, которые по внешнему виду бесспорно должны быть отнесены к кавказским производственным центрам, найдены в тех же районах Причерноморья, где обнаружены и кавказские медные изделия этого же времени.

Таким образом, в восточной части северного Причерноморья во II тысячелетии до х. э. улавливаются сношения только с ближайшими к ним областями Кавказа, тогда как сношения с более далеким юго-востоком совершенно не могут быть прослежены и, по-видимому, являются прерванными. В отдельных случаях, как мы видим, северокавказские изделия проникают и дальше на запад, вплоть до района Одессы.