Морган смотрела на него, пытаясь успокоить безумно колотившееся сердце.

– Драмлин, – сказал капитан. – Нет, не Драмлин. Он умер на борту «Морской цыганки», и ты вышла замуж за того пассажира из Филадельфии. Уизерби… нет, Уэдерли! Боже милостивый, что ты делаешь здесь?

О нет! Что ей теперь делать?! Морган не могла толком мыслить – ее сознание было затуманено желанием. Но нужно срочно брать себя в руки и придумывать новую басню. На этот раз попроще – проще и ближе к истине, чтобы легче запомнить подробности. Она превратилась, отметила какая-то хладнокровная часть сознания, в настоящего сочинителя сказок.

– Уэдерли умер.

Капитан Монтгомери свел брови на переносице и сел. Морган сглотнула, опасаясь, что сейчас он поставит на место очередной кусочек мозаики.

– Умер, вот как? Сердце подвело? – Она кивнула, и губы капитана изогнулись в самодовольной улыбке. – Если бы вы тогда потрудились спросить моего совета, мадам, я бы вам сказал, что этот мужчина не для вас. Так он что, недавно умер? Поэтому ваше судно и легло на бок?

– Судно легло на бок?

В его глазах зажглась улыбка.

– Прошу прощения. Это морское выражение. Поэтому вы и оказались в таком тяжелом положении? Вообще-то он прожил дольше, чем я предполагал. Мне казалось, что он не протянет и шести месяцев.

Что ж, подумала Морган, внезапно развеселившись, Уэдерли протянул четырнадцать.

А три месяца спустя она вышла замуж за Тернера – веселье испарилось.

– Да, сэр. Он оставил меня без единого фартинга.

– Разве Уэдерли был небогат? Не на самой верхней ступеньке социальной лестницы, но и не совсем нищий.

– Он завещал все свое состояние детям.

Капитан с отвращением поморщился:

– И ничего не оставил вдове? Такое трудно переварить.

– У него было шестеро детей, все взрослые. Они: считали, что это его женитьбу на мне трудно… трудно… – «Переварить» – слишком вульгарное слово, чтобы произносить его. Но Монтгомери сам сказал вульгарность, значит, не будет упрекать ее. – Переварить, особенно когда показалось, что я… – Морган замолчала.

Уорд вскинул бровь.

– Продолжай.

– Ну, когда показалось, что я подарю ему еще одного.

Вторая бровь тоже поползла наверх.

– Ребенка?

– Ничего не получилось.

Его глаза внезапно смягчились. Уорд вытянулся на кровати рядом с ней, подпер голову рукой и посмотрел на Морган сверху вниз.

– Мне очень жаль. – В его суровом голосе слышалось искреннее сочувствие, напомнившее Морган о его теплом к ней отношении после смерти Барта. – И даже тогда, когда ты ожидала ребенка, старик все равно не изменил завещание? А попросить ты не догадалась?

– Я… я об этом как-то не подумала. Мне казалось, что он себя прекрасно чувствует, а выкидыш у меня случился очень рано.

– Ты болела? – спросил капитан, нахмурившись. – Ты очень сильно похудела с тех пор, как мы виделись в последний раз.

– Да, сэр. У меня… у меня было два выкидыша. – Опять вранье; выкидыш был только один, от Уэдерли, но не получившийся ребенок от Тернера мог сойти за второго. Кроме того, это наверняка добавит сочувствия, в чем Морган сейчас отчаянно нуждалась.

– И все-таки ему следовало бы подумать, что ты можешь родить ребенка…

– Кажется… кажется, не могу. Ребенка Барта я тоже потеряла.

Глаза Уорда расширились.

– Когда? Господи, уж не на корабле ли? – Морган кивнула, и он рявкнул: – Почему он мне не сообщил?

Морган недоверчиво рассмеялась.

– Это не такое дело, чтобы женщине хотелось о нем рассказывать. Да и случилось это уже после смерти Барта.

Такие теплые карие глаза… Капитан все еще смотрел на нее и Морган словно видела, как в его мозгу мелькают мысли.

– И что, Уэдерли не оставил тебе вообще ничего?

Несколько драгоценных безделушек, которые пришлось продать, чтобы купить себе траурное платье. Через два месяца стало совершенно ясно, что родственники Чарльза скорее вышвырнут ее на улицу, чем поделятся деньгами; впрочем, это и неудивительно, поскольку своим поведением она вызвала у них полное отвращение. Поэтому пришлось искать нового мужа, и на этот раз она сделала по-настоящему опасный выбор.

– Ничего.

– А как же ты добралась до Бостона? И зачем ты приехала в Бостон?

После чуть не целого дня практики ложь соскользнула с языка, как растаявшее масло.

– Я была в таком отчаянии, что украла деньги и сбежала.

Капитан склонил голову набок.

– И много?

Сколько будет не слишком много, чтобы посадить ее в тюрьму, но при этом слишком мало, чтобы жить с удобствами?

– Три сотни пенсильванских долларов. Уорд кивнул.

– Но почему Бостон? Если я ничего не путаю, у Уэдерли тут есть родственники, которые могут узнать о воровстве. В другом городе было бы не так опасно.

– Перед тем как уехать в Филадельфию, мы с Чарльзом останавливались тут на две недели, а других американских городов я не знаю. Безопасности ради я и купила этот парик.

– А-а. Понятно.

Морган с трудом удержалась от торжествующей улыбки. Кажется, она прошла мимо своего призвания. Ей нужно писать приключенческие рассказы или запутанные остросюжетные романы, как у Александра Дюма! Или, подумала Морган, слегка упав духом, истории об убийствах.

– Нужно было сразу рассказать мне правду, Морган.

– Вы же грозили, что вызовете патруль. Я….мне не хочется подливать масла в огонь. А теперь вы не собираетесь этого делать, правда? – После того, чем они сегодня ночью занимались, он не будет таким бессердечным и не пошлет за полицией. Или пошлет? Триста долларов – это большие деньги для морского капитана? Судя по его одежде, по богатому убранству дома, по слугам – не похоже. Но она уже ошиблась, оценивая состояние Чарльза. После уплаты всех его долгов оставшегося не хватило, чтобы между детьми-то разделить.

Уорд подумал.

– Нет, но пусть меня повесят, если я знаю, что с тобой делать.

Морган лукаво улыбнулась.

– Ты мог бы, – произнесла она, и щеки залило краской, – поучить меня еще немного тем вульгарностям.

Уорд с силой выдохнул. Отдельные части истории, рассказанной Морган, звучали правдиво, а вот остальные заслуживали доверия не больше, чем морские байки. Он не мог точно сказать, в каком месте ее история отклоняется от правды, но, посмотрев в эти зеленые, как море, глаза, решил, что это потерпит до утра. Потому что сейчас она лежала в его постели голая; такая красивая, необузданная морская нимфа, которую он тайно вожделел во время всего того путешествия два года назад. Ощутив новый прилив возбуждения, он подумал, что Морган именно такая, какой он ее себе в те три недели и представлял, – пылкая, страстная, раскованная. Обо всех ее неприятностях он подумает завтра.

Слегка улыбнувшись, капитан протянул руку и положил ее на увенчанную розовым бутоном грудь.

– Я не сделал и половины того, что собирался, – сказал он, дразняще поглаживая сосок ладонью. Морган застонала, и в ее глазах снова возникло желание, готовое, как морская волна, снести все на своем пути. Уорд наклонился и прильнул к ее губам, забыв обо всем, кроме необходимости удовлетворить жаркую, сладкую страсть, уже пылавшую между ними.

Уорд проснулся рано – его разбудила странная тишина. Метель кончилась. Он открыл глаза и уставился в полумрак. Занавеси на кровати задернуты – зачем? Он никогда не задергивает занавеси.

Глаза привыкли к сумраку. Взгляд упал на лежавшую рядом Морган. Чтобы уединиться! Воспоминания нахлынули жарко, разворошив угли ночной страсти.

Морган. Морган Драмлин – Уэдерли! – клубочком свернулась рядом с ним. Челка цвета розового дерева упала ей на лоб. Во сне ее лицо выглядело юным и невинным, создавая резкий контраст с неистовыми образами, мелькавшими у него в сознании. Капитан представил себе ее обнаженное тело на простынях, белую кожу этих увенчанных розовыми бутонами грудей, дьявольские искорки в зеленых, как океан, глазах.

Сердце капитана бешено заколотилось. Как можно бесшумнее он несколько раз вдохнул, чтобы наполнить легкие, которым вдруг перестало хватать воздуха. С каждым вздохом Уорд ощущал мускусный запах ночной любви, смешанный со сладким ароматом океанского воздуха. Совершенный любовный аромат женщины, которую он хотел с того момента, как она ступила на борт «Морской цыганки», будь проклят ее муж! Очарованный изгибами ее тела, покоренный гортанным смехом, Уорд не мог отвести от нее глаз. Даже после того, как этот идиот, ее муж, разбился насмерть, похваляясь своей ловкостью на мачте, даже после того, как она подцепила на крючок Уэдерли. Но мужчины Монтгомери не женятся на матросских вдовах, и через три недели ему пришлось с тяжелым сердцем смотреть, как она спускается по деревянному трапу и уходит из его жизни.

А теперь она лежит в его постели. Уорд нахмурился, вдруг припомнив вчерашний разговор. Почему она вообще появилась здесь – ей этого захотелось или от отчаяния? Вчера вечером, под парами бренди, он не сомневался в последнем, ночью был готов поверить во все, что угодно.

Морган открыла глаза. Какое-то время она выглядела озадаченной, но потом сонно улыбнулась:

– Доброе утро.

– Доброе утро. Хорошо поспала?

– Неплохо – если ты имеешь в виду сон, – озорно ответила она.

Уорд сверкнул улыбкой и прикоснулся к ее щеке, такой немыслимо нежной.

– Должен признаться, что вчера вечером я слишком много выпил. Не уверен, что правильно объяснил свои поступки. Я затащил тебя в постель не потому, что принял твое предложение.

Глаза Морган распахнулись, словно ее едва проснувшееся сердце пронзила тревога.

– Ты хочешь сказать, что я по-прежнему должна тебе за еду и кров?

– Боже милостивый, нет! И никогда не была должна, Я просто хочу, чтобы ты поняла – вчерашняя ночь была только наслаждением. По крайней мере, для меня.

Она снова расслабилась.

– Для меня тоже.

– Мне показалось, что ты осталась… довольна, – сказал Уорд, настороженно поглядывая на нее, – Однако некоторые женщины в таких вещах – искусные актрисы.

– Я не умею играть удовольствие.

– Нет? – переспросил Уорд. – Честно?

В его голосе звучала надежда, Уорд смотрел на нее, словно ребенок, который просит подарить ему щенка, и это тронуло сердце Морган. Сильный, сдержанный капитан оказался таким чувствительным и ранимым.

– Честное слово, сэр.

Он убрал руку от ее щеки и погладил грудь.

– Так, может быть, мы продолжим? – С этими словами он прильнул к губам Морган в жарком поцелуе, и все ее чувства снова взвихрились.

Уорд перетянул ее на себя. Морган села на него верхом и решила взять дело в свои руки. Она целовала капитана, поглаживая негустые волосы у него на груди, и чувствовала, как сильно бьется его сердце.

– Я чувствую, как ты возбудилась, – прохрипел Уорд. – От одного поцелуя.

– Ты очень хорошо целуешься.

Вместо ответа он притянул к себе ее голову и целовал снопа и снова, наконец, Морган, задыхаясь, соскользнула с него, чувствуя, как кружится голова. Не соображая, что делает, она добралась до края кровати и, запутавшись в одеялах и простынях, с грохотом упала на пол.

А потом отчаянно завопила – сверху свалился чудовищный желтый паук, вцепившись в нее длинными колючими лапами. Морган с криком метнулась в сторону. Паук не отставал. Она снова закричала, схватила омерзительную тварь и швырнула, через всю комнату.

С кровати послышалось фырканье капитана. Морган всмотрелась и поняла, что паук был ее париком.

Покраснев от смущения, она посмотрела вверх, на Уорда.

– Метание париков, а?

– Не смешно, – ответила Морган, хотя в горле уже щекотало от смеха. – Мне показалось, что это паук, – фыркнув, ответила она.

– Паук-блондин?

– У меня не было времени присматриваться к его цвету. – Морган потянулась, пытаясь выпутаться из простыни, замотавшей ей ноги.

– Наверное. – Снова вскинув бровь, Уорд спросил: – Ты встаешь?

– Зависит от тебя. – Его глаза сверкнули.

На щеке капитана появилась ямочка, и сердце Морган затрепетало. Как всегда, ямочка и веселые глаза стерли с лица Уорда обычную суровость и убавили годы.

Не задумываясь, она выпалила:

– Мне нравится твоя улыбка.

Улыбка сделалась еще мягче.

– Правда? А мне нравится твой смех.

– Нет, – ответила Морган. – Ты меня разыгрываешь.

– Не разыгрываю.

– Мне часто говорили, что я смеюсь слишком громко.

– Мне так не кажется.

– Правда?

– Да. Твой смех искренний. – Уорд подпер голову руками и, вздохнув, спросил: – Что мне с тобой делать, Морган?

– Полагаю, – ответила она, снова дернув простыню, – ты мог бы помочь мне выпутаться.

– Конечно. – Откинув одеяло, капитан слез с кровати совершенно голый и опустился на колени. – Ну-ка. Тебе нужно откатиться влево от меня.

– Я ударюсь о кровать.

– В другое лево, – сказал он, усмехнувшись и показав ямочку. – Ты можешь различить, где у тебя право, а где лево?

– Благодарю, я отлично знаю, где у меня право, а где лево. Я не соображу, где они у тебя.

– В таком случае, мадам, вам следует откатиться направо от вас, туда, где лежит паук-блондин. И не бойтесь! У него нет зубов!

Наконец-то выпутавшись из простыни, Морган, улыбаясь, села.

– Не надо меня дразнить.

Он усмехнулся:

– А мне понравилось.

Морган прислонилась к кровати и накинула простыню себе на ноги.

– Ты напоминаешь мне моего брата.

– Брата? – спросил он, поднял руку и стащил с кровати одеяло. – Это не совсем то, что хотелось бы услышать мужчине, который сидит рядом с обнаженной женщиной.

– А что именно хочет услышать мужчина, который сидит рядом с обнаженной женщиной?

– Стоны и вздохи, – сказал Уорд, укрывая их обоих одеялом. – И слово «да».

– Ха! Мужчины хотят слышать от женщины «да» постоянно, день и ночь, хоть она совершенно голая, хоть одета с головы до ног.

– Думаю, только некоторые мужчины. Ну, давай, Морган, расскажи мне про этого своего брата, – добавил он, перестав улыбаться.

– Я по нему скучаю. Он пытался… – Она замолчала и нахмурилась. Пытался хоть немного облегчить отцовское властное, деспотичное отношение к ней. Отец всегда был куда снисходительнее к Реджи.

– Пытался? Сделать что?

– Мой отец был сторонником суровой дисциплины и крепко придерживался строгих правил.

– Я вижу, это на тебя здорово подействовало.

– Подействовало, только против его ожиданий.

– А где твоя родня? В Англии?

Морган быстро начала придумывать очередную басню. Господи, это становится все запутаннее и опаснее.

– Не нужно, – сердито бросил Уорд. – Когда ты вот так колеблешься, значит, сочиняешь очередную ложь. Лучше мне вообще ничего не слышать.

– Все это очень сложно, – негромко сказала она.

– Наверняка. У тебя что, вообще нет семьи, к которой можно обратиться?

– Нет.

– А друзей?

Морган на мгновение задумалась и помотала головой:

– Нет.

Наморщив лоб, капитан произнес:

– Что ж, я не могу выгнать тебя обратно на улицу. Как насчет работы?

Работа? Господи, нет! То, что капитан не читает газеты, не значит, что этого не делают другие. А если ее увидят родственники Уэдерли или Ричарда…

– Я ничего не умею.

– Чтобы работать на фабрике, ничего особенного и не нужно уметь, – сказал Уорд. – Или мы можем подыскать тебе место в какой-нибудь конторе.

– А мне нельзя остаться с тобой?

Он вскинул брови.

– Здесь?

Неужели она на самом деле собирается предложить ему себя в любовницы? О да, собирается, даже если и знает, что будет гореть за это в аду или, что еще хуже, погубит остатки своей репутации.

– Я… я бы осталась и… и составляла тебе компанию, если… – Морган сглотнула, в первый раз подумав, что у него, возможно, уже есть подобные отношения. Может быть, даже есть жена.

Капитан Монтгомери втянул в себя воздух. Морган вздрогнула. Уорд взял ее руки и ласково погладил их.

– Морган, я польщен, но тебе следует серьезно обдумать другие варианты.

Уязвленная, она вырвала руки.

– Разумеется. Это была глупая мысль. Не важно.

– Я этого не говорил.

Морган откинула простыню и встала, чтобы он не заметил слез, проклятых, проклятых слез, наполнявших глаза. О чем она вообще думала? Безрассудная, глупая, импульсивная дура!

– Ты не хочешь долго находиться в моем обществе, что вполне понятно. Я просто женщина с улицы, да еще и воришка.

– Я не говорил этого. Что ты делаешь?

– Ищу одежду, чтобы уйти.

– И этого я не говорил! Морган, стой…

– Напротив, сэр, вы велели мне собираться, – ответила она и, не сумев найти одежду, схватила простыню и завернулась в нее.

– Я просто попросил тебя подумать и о других возможностях. Ради Бога, Морган, довольно!

Она, спотыкаясь, направилась к двери, отчаянно пытаясь скрыть искаженное стыдом лицо и текущие из глаз слезы. Уорд вскочил и схватил ее за руку.

– К черту все! – прорычал он. – Не плачь! Я терпеть не могу, когда женщины плачут.

– Я не плачу!

– Тогда что это у тебя в глазах?

– Это не слезы!

– Ладно, – уступил капитан. – Ты не плачешь. – И осторожно повернул ее лицом к себе. – Но только пойми – я не отвергаю тебя. Я отвергаю саму идею.

– Но я и есть эта идея, это одно и то же!

– Боже милостивый! – выдохнул он. Взяв Морган за руку, он повел ее назад к постели. – Ты вся дрожишь. Закутайся в одеяла и задерни занавески на кровати, пока я разожгу огонь; А потом обсудим планы.