Слышно, как не спеша работают двуручной пилой и забивают один гвоздь за другим. Полумрак. Одно за другим становятся видны лица подсудимых.

ГЕРИНГ: Что там? Виселицы? Сколько их?

ГЕСС: Три.

ШАХТ: Сколько виселиц?

ГЕСС: Три. Выкрашены в тёмно-зелёный цвет.

ГЕРИНГ: Сколько ступеней на эшафот?

ГЕСС: Тринадцать.

ЙОДЛЬ: Сколько ступеней?

ГЕРИНГ: Надеюсь, нас вздёрнут американцы.

ЙОДЛЬ: Американцы или русские — какая разница!

ГЕРИНГ: Что-то вы приуныли, Гесс!

ГЕСС: Да и вы немного бледны, рейхсмаршал.

ШАХТ: Я слышал, как американцы обсуждали верёвки.

ГЕРИНГ: Толстая манильская верёвка выдержит двести килограммов.

ГЕСС: Виселиц три, под каждой — люк.

ШАХТ: Господи!

ГЕСС: Нажатием рычага люк открывается, и тело падает вниз.

ШАХТ: Что он говорит! Что он говорит!..

ГЕРИНГ: Хватит скулить, Шахт!

ГЕСС: Они вздёрнут каждого из нас.

ГЕРИНГ: Вы думаете? Насчёт себя я уверен на двести процентов. А насчёт вас сомневаюсь.

ГЕСС: Они вздёрнут каждого!..

Удар гонга. И одновременно в луче света — Джексон.

ДЖЕКСОН: Строго секретно, Президенту Соединённых Штатов Америки от главного обвинителя от США. Накануне открытия работы трибунала считаю свои долгом обратить ваше внимание, господин Президент, на отсутствие взаимопонимания между обвинителями Великобритании, США, Франции и Советского Союза. Большая часть подсудимых и свидетелей была захвачена англо-американскими войсками и находилась в распоряжении главного обвинителя от США. Наша делегация в Нюрнберге претендовала на приоритет. Мы считали, что допрашивать подсудимых и свидетелей должны только наши следователи, остальные могут получить ответы на свои вопросы в письменном виде. С этим согласились обвинители от Великобритании и Франции. Советская делегация заявила протест, настояв на праве допроса подсудимых и свидетелей до суда и на суде. Документы, протоколы допросов, литературные произведения главарей фашистской Германии каждая делегация изучает самостоятельно. Все допросы стенографируются параллельно с переводом на четыре языка.

Второй удар гонга. В луче света — Руденко.

РУДЕНКО: Товарищ Сталин! Ещё в Московской Декларации 1943 года об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства было заявлено, что офицеры, солдаты и члены нацистской партии, ответственные за преступления, будут переданы странам, в которых совершили преступления. В Декларации не упоминались главные военные преступники. Для суда над ними союзники учредили международный трибунал независимо от того, обвиняются они индивидуально или в качестве членов организаций или групп. Каждая из подписавших устав трибунала сторон приняла на себя все меры для расследования обвинений и суда. По уставу трибунал состоит из четырёх членов и их заместителей. Каждая из сторон назначает по одному члену и одному заместителю. Для кворума необходимо присутствие всех четырёх членов трибунала. Решения принимаются большинством голосов, при разделении голосов голос председателя — решающий. Признание виновности и определение наказания выносятся большинством голосов не менее трёх членов трибунала. У нас лишь один голос. Взаимопонимания между сторонами обвинения нет. Трибунал начал работу.

Три удара гонга. Вспышка света. Дворец Правосудия. Зал заседаний трибунала.

ЛОРЕНС: Я требую тишины! Советский Союз, Соединённые Штаты Америки, Соединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии, Французская Республика настоящим обвиняют в преступлениях против мира и человечества…

Камера Геринга. Насвистывая военный марш, Геринг расхаживает: четыре шага туда, четыре — обратно, взгляд — в потолок. Пауза. И снова: четыре шага туда и обратно.

ГЕРИНГ: Вы записываете? Куда говорить, чтобы звук был более чётким? Я давно хотел поговорить с вами. (Пауза.) Пишите… Кажется, в сорок четвёртом году, да, в сорок четвёртом, мне предложили понаблюдать в одной из тюрем гестапо за приговорённым к смерти. Все его слова, все вздохи и выдохи тоже писались на магнитофон. А он был тих и спокоен, лишь иногда насвистывал мотивчик… Где этот лейтенант Уиллис! Не пора ли идти на прогулку? Вы слышите меня? На прогулку! Это говорю я — рейхсмаршал Геринг!..

Лейтенант Уиллис открывает дверь и входит в камеру Геринга. Дверь тут же закрывается.

УИЛЛИС: На выход!

ГЕРИНГ: Доброе утро, лейтенант.

УИЛЛИС: На выход!

ГЕРИНГ: Вы сегодня не в духе, лейтенант?

УИЛЛИС (достаёт наручники). Руки, рейхсмаршал!

ГЕРИНГ: У нас есть пара минут?

УИЛЛИС: Не для разговоров.

ГЕРИНГ: Со времён средневековья в Нюрнберге знают: верёвка повешенного приносит счастье. Меня наверняка повесят. (Уиллис надевает на него наручники.) На прогулку, так на прогулку. (Уиллис делает шаг к двери, Геринг остается на месте.) А помните, как вы впервые вошли в мою камеру? Вы старались не смотреть мне в глаза и молчали. А я? Что я тогда сказал вам?

УИЛЛИС: Вы сказали…

ГЕРИНГ: Я сказал: «Процесс только начат, а мне уже известен приговор».

УИЛЛИС: Нам запрещено разговаривать.

ГЕРИНГ: Фюрер — какой был оратор! Здесь, в Нюрнберге, на партийном съезде, он держал аудиторию в двести с лишним тысяч человек как на ладони целый день! Согласитесь, неплохо!

УИЛЛИС. Нам запрещено разговаривать.

ГЕРИНГ: Знаете, Джек, вы ещё станете знаменитым и богатым, когда напишете воспоминания о знакомстве со мной. Как вам кажется, я ещё ничего?.. Каким бы ни был приговор, я его никогда не признаю. И не буду просить о помиловании!..

Камера Рудольфа Гесса. Гесс сидит на табурете и смотрит в темноту.

ГЕСС: Кому нужны разговоры о том, что настоящий Гесс до сих пор сидит в английской тюрьме, а я — лишь его двойник? Кому нужны эти допросы, показания свидетелей? Всё и так ясно. Повесьте нас или расстреляйте. К чему этот спектакль?.. Почему я должен доказывать, что я — Рудольф Гесс? Почему я должен всё помнить? А я не помню! (Кричит.) Не помню! Не помню! У меня расстройство памяти и психики!.. (Пауза.) Рейхсмаршал Геринг демонстративно не узнает меня. Англичане тоже сомневались во мне. Что дальше? (Кричит.) Что дальше?.. (Пауза.) Можете проверить: у настоящего Гесса на левом лёгком шрам от ранения, полученного в 1917 году. Можете разрезать меня. Или сделать рентген. (Пауза.) Я не воевал с русскими. Вам не удастся меня повесить!.. (Замечает, как чья-то тень скользит по стене.) Фюрер! Мой фюрер! Адольф!.. (Встаёт, вслушивается в тишину.) Мы вместе мечтали о великой Германии, вместе писали «Майн кампф»!.. Знаешь, почему в мае сорок первого я всё-таки улетел к англичанам? Ты знаешь! Ты всё знаешь!.. (Смеётся.) Ты знаешь, я знаю, и больше никто ничего не знает!.. Неплохая была идея предложить англичанам подписать с Германией мирный договор! Я долетел на «мессершмитте» до Шотландии, не смог посадить самолёт и выпрыгнул с парашютом. Ни герцог Гамильтон, ни Черчилль даже не встретились со мной!.. Я против кровопролития. Франция повержена. Впереди война с русскими. Фюрер выиграет войну — не сейчас, так через год — он убеждён. Германия и Великобритания должны стать союзниками в войне с русскими. Если Англия предоставит Германии свободу действий в Европе, то Германия гарантирует Англии свободу действий во всей Британской империи… (Делает шаг в сторону, вновь вслушивается в тишину.) Мой фюрер, мой товарищ, мой друг, как ты мог на весь мир объявить меня сумасшедшим! «Член партии Гесс жил в мире галлюцинаций!» Не ты ли кричал о том, что немцы и англичане — братья по крови, и должны быть союзниками? Думаешь, я был счастлив, просидев пять с лишним лет в лондонской тюрьме? А сейчас я в другой тюрьме. Я не воевал против русских, не воевал. Меня не расстреляют и не повесят. Какой мне смысл молчать?..

Удар гонга, яркая вспышка света. Зал заседаний трибунала.

ЛОРЕНС: Я прошу соблюдать порядок! У нас два десятка подсудимых. Есть темы, общие для всех. Трибунал предлагает защите разделить вопросы и не останавливаться на одном вопросе по каждому из подсудимых. Приступаем к опросу подсудимых. Итак, вы признаёте себя виновными в предъявленных вам обвинениях? Герман Вильгельм Геринг!..

Камера Геринга. Геринг и Уиллис.

ГЕРИНГ: Где ваши микрофоны, лейтенант? Куда говорить, чтобы вы разобрали каждое моё слово? Каждое слово!.. Судья Лоренс — хитрый лис! Он прерывал каждого из нас: «Суду это неинтересно! Здесь не место для политических заявлений!» А для чего здесь место, лейтенант?

УИЛЛИС: Ваш адвокат…

ГЕРИНГ: Я сам себе адвокат! Мой адвокат, доктор Штамер, пытался уточнить у судьи Лоренса, должны ли подсудимые заявить о признании своей вины или они могут заявить о непризнании вины. Чувствуете разницу? Что ответил судья Лоренс?

УИЛЛИС: Кажется, он…

ГЕРИНГ: Он сказал: «Нужно отвечать односложно!»

УИЛЛИС: И добавил, что каждый подсудимый имеет право на показания в пользу защиты.

ГЕРИНГ: Не смешите меня! Трибунал заседает на территории Германии, в американской оккупационной зоне, но по законам британского судопроизводства. Как вы думаете, почему?

УИЛЛИС: Вы предлагает открыть дискуссию на эту тему?

ГЕРИНГ: Вот и судья Лоренс заявил нам то же самое! А как же ваша хвалёная демократия? А как же свободная пресса всего мира?..

Удар гонга, яркая вспышка света. Зал заседаний трибунала. Джексон поднимает руку и встаёт.

ЛОРЕНС: Мистер Джексон, вы хотите сделать заявление?

ДЖЕКСОН: Соединённые Штаты возражают против ходатайства, поданного от имени Густава Круппа, об откладывании суда над ним. Четыре поколения семьи Круппа владели военными заводами в Германии. Специальным декретом от двенадцатого ноября 1943 года заводы Круппа сохранялись как семейные предприятия. Неизлечимая болезнь Густава Круппа не должна препятствовать правосудию. Дело Круппа с документами, подтверждающими его вину, должно быть срочно передано в трибунал.

Руденко поднимает руку и встаёт.

ЛОРЕНС: Мнение советской делегации?

РУДЕНКО: Мы считаем, что обвинения против Густава Круппа фон Болен должны быть оставлены в силе.

ЛОРЕНС: Ваше мнение принято к сведению.

Руденко садится на место.

ЛОРЕНС: Итак, трибунал приступает к опросу подсудимых. Герман Вильгельм Геринг!

Подсудимые один за другим выходят к микрофону в центре зала — Геринг, за ним Йодль, Шахт…

ГЕРИНГ: Прежде чем ответить на вопрос суда…

ЛОРЕНС: Подсудимым не разрешается делать заявления, и вы об этом знаете. Вы признаёте себя виновным?

ГЕРИНГ (подчёркивает каждое слово). Я не признаю себя виновным.

ЛОРЕНС: Это признание себя невиновным? Я требую соблюдать порядок! Это относится к каждому. Альфред Йодль?

ЙОДЛЬ (держится гордо). Я не признаю себя виновным. Я бы хотел…

ЛОРЕНС: Здесь военный трибунал, а не трибуна для демонстрации своих взглядов!.. Подсудимый Ялмар Шахт! Вы признаёте себя виновным? Вам понятен вопрос?

ШАХТ (с трудом). Не признаю.

ЛОРЕНС: Подсудимый Рудольф Гесс! Вы признаёте себя виновным?..

Камера Гесса.

ГЕСС (бледный, в отчаянии). Я признаю себя виновным перед Богом. Да, перед Богом!.. (Пауза.) Фюрер, фюрер! Только и разговоров, что о фюрере! Что вы вообще знаете о нём? «Майн кампф»? Да ни один журналист, ни один издатель не имел права даже интересоваться биографией фюрера! Муссолини трепал о себе на каждом углу, но не фюрер. А сейчас они суют мне свои бумаги и говорят: «Пишите, пишите всё, что знаете о фюрере». «Он был вегетарианец? Он много пил? В чём причина его аскетизма? А отвращение к табаку? А вспышки гнева? А его вечная бессонница? А женщины?..» (Оседает на стул.) Женщины! Они умеют слушать и восхищаться. Самая сладкая аудитория! Только с ними и можно развивать сумасбродные идеи. Ева Браун! Какие у неё были ноги! Мила, сдержанна, даже застенчива. Когда мы ещё только боролись за власть, она уже была его подругой… (Кричит.) Я не верю, что у Евы от фюрера было двое детей! Болтовня! Что с того, что в Бергхофе жили женщины! Кто из нас не спал с жёнами своих адъютантов!.. (Успокаивается.) А какие фотографии делала Ева! У неё был божий дар. (Смотрит на дверь.) Я вам не подопытная крыса и не красотка, нечего пялиться на меня! (Пауза.) Генрих Гофман был ловкий малый, делал такие фотографии! Ева была одной из его моделей. Я видел негативы с её позами. Она, конечно, знала, что они всплывут, если что. Благодаря этим фото она познакомилась с фюрером. Кто сказал, что Ева была дурой? Парень, с которым она когда-то позировала, тоже хотел отщипнуть от пирога, но однажды просто пропал, исчез. А какие фотографии делала Ева!..

Три удара молотка. Заседание трибунала продолжается.

ЛОРЕНС: Трибунал отклоняет заявление защиты Мартина Бормана, его дело будет рассмотрено заочно. Трибунал получил заключение медицинской экспертизы в отношении Штрейхера. Штрейхер признан вменяемым, его дело будет продолжено. Медицинское заключение о психическом состоянии Гесса подписали только советские медики и профессор Дэле. Подсудимый Гесс страдает истерией, выраженной в потере памяти. Защита с мнением экспертов согласна.

Руденко поднимает руку, встаёт со своего места.

ЛОРЕНС: Слово имеет представитель обвинения от Советского Союза.

РУДЕНКО: У нас нет сомнений в отношении экспертизы, но мы считаем, подсудимый Рудольф Гесс вполне может предстать перед судом.

ЛОРЕНС: Вы считаете, Гесс симулирует потерю памяти?

РУДЕНКО: Мы считаем, что это возможно. (Садится на своё место.)

ЛОРЕНС: Трибунал хотел бы, чтобы подсудимый Гесс выразил свою точку зрения.

ГЕСС (встаёт). Господин председатель, я хочу сказать… Основания симулировать потерю памяти были у меня тактического плана. Моя способность сосредоточиться несколько нарушена. Но я могу отвечать на вопросы!.. Я отвечаю за всё, что сделал. Данный трибунал я не считаю правомочным.

ЛОРЕНС: Подсудимый Гесс, я лишаю вас слова!

ГЕСС: Господин председатель!

ЛОРЕНС: Сядьте на место! Ваше место на скамье подсудимых!..

Гул одобрения в зале.

ЛОРЕНС: Слово имеет главный обвинитель от США мистер Роберт Джексон.

ДЖЕКСОН (выходит к микрофону в центре зала). Господа судьи, преступления, которые мы должны осудить, имеют такие последствия, что цивилизация погибнет, если они повторятся. Подсудимые — живые символы расовой ненависти, террора, насилия. Милосердие к ним будет означать победу того зла, которое связано с их именами. В соответствии с принципом фюрерства эти люди создали в Германии национал-социалистический деспотизм, лишив народ Германии всех свобод. Они не пачкали руки в крови. Они планировали, руководили. Нацистская партия ещё в декларации 1920 года объявляла, что ни один еврей не может быть членом нации.

ГЕРИНГ (со скамьи подсудимых). Германия — не родина антисемитизма!

ЛОРЕНС: Подсудимый Геринг, соблюдайте порядок!

ГЕРИНГ: Германия…

ЛОРЕНС: Я лишу вас слова!.. Мистер Джексон, продолжайте.

ДЖЕКСОН: В 1933 году в Германии жило около полумиллиона евреев. Они добились положения, они вызывали зависть. Только поначалу политика преследования евреев проводилась без явного насилия. Из девяти миллионов евреев в подвластной фюреру Европе, по нашим данным, погибло шестьдесят процентов. Я цитирую одно из заявлений 1944 года: «Евреи должны быть истреблены! Где бы мы ни поймали еврея, его нужно прикончить». Германия — не родина антисемитизма, при фюрере Германия — его образец.

ГЕСС (со скамьи подсудимых). Ваша честь, я возражаю! Обвинение цитирует слова, написанные Гансом Франком.

ЛОРЕНС: У вас же проблемы с памятью?.. Подсудимый Гесс, вы получите слово позже. Вам ясно? Перерыв! (Трижды ударяет своим молотком.)

Телефонный звонок. Кабинет главного обвинителя от СССР. Руденко перебирает бумаги. Ещё один звонок. Руденко берёт телефонную трубку.

ГОЛОС СТАЛИНА: Товарищ Руденко!

РУДЕНКО: Слушаю, товарищ Сталин!

ГОЛОС СТАЛИНА: Объясните мне как специалист в юридических вопросах, почему не мы, не советское обвинение открыло процесс? Почему мы позволяем американцам и англичанам вести себя в Нюрнберге по-хозяйски? Кому на руку затягивание процесса? Где ваша принципиальная позиция, товарищ Руденко? Подумайте об этом.

РУДЕНКО: Товарищ Сталин, нашу работу в Нюрнберге контролирует товарищ Вышинский. По всем вопросам он консультируется с товарищем Молотовым.

ГОЛОС СТАЛИНА: Это правильно. Но Молотов — это Молотов, а Сталин — это Сталин! Вы меня поняли?

РУДЕНКО: Так точно, понял, товарищ Сталин. Человечество воюет постоянно, и лишь дважды безрезультатно пыталось судить агрессоров: Наполеона и Вильгельма Второго. Ворон ворону глаз не выклюет… В Нюрнберге у нас один голос из четырёх. Всего один голос! Наши вчерашние союзники сегодня ведут свою игру. Если процесс будет доведён до конца, если прозвучит приговор…

ГОЛОС СТАЛИНА: У вас есть основания для сомнения?

РУДЕНКО: Нет оснований… Только тогда мы победим фашизм. Надо создать прецедент…

ГОЛОС СТАЛИНА: Работайте, товарищ Руденко.

Телефонные гудки.

РУДЕНКО (кладёт трубку; пауза). Что я хотел?.. В Нюрнберге три сотни корреспондентов, фотографов, кинооператоров. В «Гранд-отеле» живут и судейские, и гости. Эренбург, Федин, Кирсанов, Леонид Леонов, Всеволод Вишневский, Кукрыниксы — много знакомых лиц. У американцев здесь два развлечения — кока-кола и Марлен Дитрих, кинодива собственной персоной… Нюрнберг, колыбель нацизма, его первых парадов, партийных съездов. Здесь эта гадина родилась, здесь ей и вынесут приговор!.. В Нюрнберге жил Фридрих по прозвищу Барбаросса, мечтавший завоевать мир. Его очень уважал Адольф Гитлер… (Пауза.) Что я хотел?.. Кажется, в Нюрнберге кто-то смастерил первые в мире карманные часы, а писатель Вассерман написал сказку о мальчике, который вырос без людей и погиб, когда вернулся к ним…

Геринг бродит из угла в угол своей камеры, останавливается, смотрит на дверь.

ГЕРИНГ (кричит). Уиллис! Лейтенант Уиллис! Чёрт вас возьми, кто-нибудь!.. Вы всё ещё пишете звук? Так записывайте!.. Кейтель двадцать раз просил меня отправить его на фронт. Двадцать раз! Но фюрер не любит новые лица в ставке, они его бесят! Кейтеля он видел насквозь, обрывал на первой же фразе доклада и говорил, говорил, говорил. И договорился! Он часами рассуждал о сифилисе! Фюрер не водил автомобиль, но знал все типы машин и презирал механиков. Пророков, гадалок он отправлял в концлагеря, а сам был суеверен до судорог. Кажется, маршал Ланн говорил Наполеону «ты», но никто и никогда не говорил фюреру «ты»… Нас повесят. А я бы расстрелял! Что толку с генерала, если им командует ефрейтор с Первой Мировой!..

Три удара молотка. Вспышка света. Зал заседаний трибунала.

ЛОРЕНС: Трибунал считает, что выполнение военных приказов не оправдывает никого из подсудимых. Они не были рядовыми солдатами, они истребляли целые народы. Мистер Джексон, вы можете продолжить своё выступление.

ДЖЕКСОН (подходит к микрофону). Среди подсудимых есть те, кто подобно Гессу, Розенбергу, Герингу, был с самого начала с Гитлером. Геринг ещё в двадцатые годы в Мюнхене возглавил процесс насилия. Вот его слова: «Каждая вылетевшая пуля — моя пуля. Если кто-то называет это убийством, значит, это я убил».

Камера Геринга. В дверях — силуэт лейтенанта Уиллиса. Геринг лежит на полу.

УИЛЛИС: Что с вами, рейхсмаршал? (Поднимает его, сажает на кровать.) И часто с вами так?

ГЕРИНГ: Бывает. Боитесь потерять быка в загоне?

УИЛЛИС: Не хотелось бы.

ГЕРИНГ: Мне тоже, я ещё поживу.

УИЛЛИС: Вы не должны перенапрягаться, нервничать.

В тёмном углу камеры возникает Шмаглевская.

ГЕРИНГ (указывает на неё). Пусть она уйдет!

УИЛЛИС: Кто уйдёт? Здесь никого нет.

ШМАГЛЕВСКАЯ: Вы были в Освенциме?

ГЕРИНГ: Пусть уйдёт!

УИЛЛИС: Здесь нет никого!

ШМАГЛЕВСКАЯ: Я работала на железнодорожной ветке рядом с крематорием. Иногда я присматривалась к вагонам, приходящим в лагерь. Знаете, с евреями приезжало много детей… (Исчезает в темноте.)

УИЛЛИС: Что с вами, рейхсмаршал? Я вызову врача.

ГЕРИНГ: Сохранять здоровье для виселицы? Как ваше имя?

УИЛЛИС: Что с вами? Вы не узнаете меня? Лейтенант Уиллис, сэр.

ГЕРИНГ: Уиллис?.. (Замечает возникшего в темноте Ройзмана.)

РОЙЗМАН: До войны я работал бухгалтером в экспортной фирме.

ГЕРИНГ: Его нет?

УИЛЛИС: Кого нет? Здесь никого нет.

РОЙЗМАН: Дела шли неплохо до войны.

ГЕРИНГ: Этот еврей из Варшавского гетто!

РОЙЗМАН: В августе сорок второго меня…

ГЕРИНГ: Пусть он заткнётся!

УИЛЛИС: Здесь нет никого!

РОЙЗМАН: И Моисей, и Мухаммед были рождены в браке мужчиной и женщиной…

ГЕРИНГ: Пусть заткнётся!

РОЙЗМАН: И лишь Иисус чудотворно зачат девственницей Марией. И Моисей, и Мухаммед были женаты и имели детей. Иисус же был холост…

ГЕРИНГ: Пусть заткнётся!

РОЙЗМАН: Иисус был казнён, ученики его были слабы и разрознены. Смертью своей Иисус искупил грехи человеческие и воскрес из мёртвых. Моисей и Мухаммед умерли своей смертью и похоронены в земле.

ГЕРИНГ: Похоронены в земле!..

РОЙЗМАН: Христос был послан Господом к иудеям дабы вернуть народ, погрязший в нечестии, на путь истинный. Бог один, пророки разные! Иудеям был послан Иисус, арабам — Мухаммед. Господь один, пророки разные!..

ГЕРИНГ: Пусть он заткнётся, этот еврей!

Видение Ройзмана исчезает.

УИЛЛИС: Здесь нет никого.

ГЕРИНГ: А этот еврей?.. Господь один, пророки разные…

УИЛЛИС: Я вызову врача?

ГЕРИНГ: Я сам себе врач!.. Я не признаю ни ваш устав, ни ваш трибунал!.. История нас оправдает. Через пятьдесят лет в каждом немецком доме будут памятники Герману Герингу. Маленькие памятники, но в каждом доме! Можете поставить у дверей моей камеры хоть десять надзирателей, пусть смотрят, как я ем, сплю, бреюсь, как испражняюсь. Я не повешусь над сортиром, как повесился от страха Роберт Лей!.. Спасибо, что посадили меня на диету, я доволен!

УИЛЛИС: Вы действительно не считаете себя виновным?

ГЕРИНГ: Перед кем?

УИЛЛИС: Перед всеми.

ГЕРИНГ: Все — это никто! Наши идеи ещё перевернут мир! Наши идеи! Наши идеи…

УИЛЛИС: Прекратите истерику, рейхсмаршал! Возьмите себя в руки!..

Три удара молотка. В зале у микрофона — Вайян-Кутюрье.

ЛОРЕНС: Свидетель, пожалуйста, назовите ваше имя.

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Мари Клод Вайян-Кутюрье.

ЛОРЕНС: Мадам, повторяйте за мной присягу: «Я клянусь говорить без ненависти и страха…»

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Клянусь говорить без ненависти…

ЙОДЛЬ (со скамьи подсудимых, в слезах). Господи, господи!..

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Клянусь говорить правду, всю правду, только правду.

ЛОРЕНС: Поднимите правую руку и скажите: «Я клянусь в этом».

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Я клянусь в этом.

ЛОРЕНС: Можете сесть. Итак, вы — француженка… Вы — депутат Национального собрания Франции… Вы родились в Париже?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Третьего ноября 1912 года.

ЛОРЕНС: Во время фашистской оккупации Франции вы участвовали в движении Сопротивления, не так ли? (Она кивает: да.) Вы были арестованы?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ. Да.

ЛОРЕНС: И депортированы? Вы можете давать показания?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Да.

ЛОРЕНС: Мы вас слушаем. Говорите, пожалуйста.

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: В феврале 1942 года я была арестована полицией, шесть недель спустя меня передали в руки германских властей. В тюрьме мы перестукивались с соседями по камерам: философ Политцер, физик Жак Соломон… Соломона пытали… (Плачет.) Из карцера он вышел в день казни, ему разрешили попрощаться с женой.

ЛОРЕНС: Успокойтесь, пожалуйста. Из тюрьмы вас отправили в лагерь Освенцим?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Нас было двести тридцать.

ЛОРЕНС: И все — женщины?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Француженки.

ЛОРЕНС: Сколько из вас возвратились?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Сорок девять. Одна из нас, ей было шестьдесят семь, попала в лагерь за то, что хранила дома на стене ружьё в память о муже. Она умерла.

ЛОРЕНС: Что представлял собой двадцать пятый блок?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Это был ад. Евреек сразу отправляли в него.

ЛОРЕНС: Зачем?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Их убивали газом.

ЛОРЕНС: Сколько человек умирало за один день?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Зимой была эпидемия тифа. Человек триста или больше.

ЛОРЕНС: В день?.. Как вас кормили?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Двести граммов хлеба, пол-литра похлёбки.

ЛОРЕНС: Как эсэсовцы обращались с женщинами?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Били палкой по пояснице, пятьдесят ударов. Ночью вызывали на перекличку: лечь-встать, лечь-встать. Нас раздевали догола. В лагере был публичный дом.

ЛОРЕНС: Вы видели, как прибывали новые партии заключённых?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Из молодых заключённых был составлен оркестр. Знаете баркаролу из «Сказок Гофмана»? А «Весёлую вдову»? Ты выходишь из вагона и видишь зелёный газон, играет оркестр. Мужчины — в одну сторону, женщины — в другую. Стариков и маленьких детей тут же отправляли в здание из красного кирпича. Это была газовая камера.

ЛОРЕНС: Этих людей переписывали, ставили клеймо?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Для газовой камеры? Нет.

ЛОРЕНС: У вас клеймо есть?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Конечно. (Показывает клеймо на руке.)

ЛОРЕНС: Трупы в лагере кремировали?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Трупы? В Освенциме было восемь печей. С сорок четвёртого года их стало не хватать. Однажды мы проснулись от страшного крика. Газа не было, и людей заживо бросали в топки. (Пошатывается.)

ЛОРЕНС: Врача!..

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Благодарю вас, не надо.

ЛОРЕНС: У суда больше нет к вам вопросов. Обвинение? Защита? Вы свободны.

Вайян-Кутюрье выходит.

ЛОРЕНС: Слово имеет главный обвинитель от Советского Союза.

РУДЕНКО (выходит к микрофону). Господа судьи! Я от имени Советского Союза обвиняю подсудимых в том, что они по преступному заговору правили Германией, превратив государственный аппарат в аппарат по проведению агрессии, истреблению миллионов невинных людей.

Геринг поправил наушники, ловя каждое слово.

РУДЕНКО: В интересах выполнения своих преступных планов Геринг, Гесс, Розенберг, Кальтенбруннер, Ширах и другие разработали человеконенавистническую теорию высшей расы. По этой теории, немцы, как представители высшей расы, имели право строить своё благополучие на костях других рас и народов. Расе господ всё дозволено! Впервые в истории человечества правосудие сталкивается с преступлениями такого масштаба. Впервые перед судом предстали преступники, завладевшие целым государством. Впервые мы судим не только их, но и созданные ими идеи. Я бы хотел обратить ваше внимание на показания свидетеля Мазура, допрошенного в Данциге двадцать восьмого мая.

ЛОРЕНС: Пожалуйста.

РУДЕНКО (читает). «Варить мыло из человеческого жира начали в Данциге в январе 1944 года…»

ГЕРИНГ: В чью голову пришла эта идея!

РУДЕНКО: Большая часть трупов была обезглавлена, были и свежие, ещё тёплые тела, к каждому прилагалась биография. Сорок трупов, килограммов двадцать мыла. Запах мерзкий, добавляли бензальдегид.

ШАХТ: Господи!

РУДЕНКО: Мыло шло и для туалета, и для стирки. Фюрер высоко ценил его качество.

ГЕРИНГ: Мыло как мыло. Чистоплюи!..

РУДЕНКО: Человеческие волосы перерабатывали в промышленный войлок и пряжу.

ЛОРЕНС (нервно). Благодарю вас.

Руденко садится на место.

ЛОРЕНС: Суд приступает к допросу свидетеля Зеверинга.

В зале к микрофону выходит Зеверинг.

ЛОРЕНС: Итак, Карл Зеверинг, бывший имперский министр. Когда вы отошли от общественной жизни?

ЗЕВЕРИНГ: В тридцать втором году, в июле. Социал-демократов запретили позже.

ЛОРЕНС: Вы были арестованы?

ЗЕВЕРИНГ: Да, по приказу президента рейхстага Геринга.

ЛОРЕНС: А как же ваш депутатский иммунитет?

ЗЕВЕРИНГ: Об этом смешно говорить. Меня арестовали в тот день, когда обсуждался закон о чрезвычайных полномочиях правительства, и я должен был уйти в отставку. Под арестом я пробыл один день. На моём примере показали всем, что авторитет и прежние заслуги не значат ничего. В сорок четвёртом, после покушения на фюрера, я оказался в списке лиц, подлежащих аресту. Мне семьдесят лет, мой сын погиб на фронте. Меня не тронули. В моём случае легче было бы умереть, чем жить.

ЛОРЕНС: Господин министр, о каком количестве концлагерей вы знаете?

ЗЕВЕРИНГ: Сейчас я знаю…

ЛОРЕНС: Не сейчас!

ЗЕВЕРИНГ: До поражения Германии — о шести или семи. Что я мог сделать? Протестовать?

ЛОРЕНС: К свидетелю есть вопросы?

РУДЕНКО (встаёт со своего места). Советский Союз требует приобщить к делу десять толстых тетрадей, дневники подсудимого Франка. «То, что мы приговорили миллионы евреев умирать с голоду, — писал Франк, — должно рассматриваться нами лишь мимоходом. Наши концлагеря переполнены трупами…» Свидетель Зеверинг, вы знали о том, что происходило в концлагерях? Вы знали?

ЗЕВЕРИНГ: Я должен был протестовать? Я должен был принести себя в жертву? Во имя чего?

ЛОРЕНС: Вы считаете себя демократом?

ЗЕВЕРИНГ: Да, конечно.

РУДЕНКО: Вы отошли от общественной жизни. Вы не участвовали в политическом процессе. Вы всё знали и не протестовали!

ЗЕВЕРИНГ: Я сам был жертвой политического режима. Я мог стать жертвой. Адольф Гитлер — один из диктаторов в мировой истории!..

РУДЕНКО: Вы ни разу публично не заявляли о своём несогласии с политикой Адольфа Гитлера! И только здесь, только сейчас…

ЗЕВЕРИНГ: Я прошу суд защитить меня от заявлений советского обвинения! Я прошу уважать мои заслуги перед Германией, прошу уважать мой возраст. Я — свидетель, а не обвиняемый!

ЛОРЕНС: Ваша просьба отклоняется. Свидетель Зеверинг, вы всё знали о том, что происходит в Германии, и не протестовали! И в этом вы стали примером для многих политиков и обывателей. Где же были ваши принципы? Где были ваши политические взгляды? Вы просто ушли в сторону. И после этого вы считаете себя социал-демократом?

ЗЕВЕРИНГ: Да, считаю. Я — социал-демократ. Разве это не так?..

РУДЕНКО: У меня нет вопросов к свидетелю.

ЛОРЕНС: Свидетель Зеверинг, вы свободны.

Зеверинг выходит из зала. Лоренс трижды бьёт своим молотком.

Внутренний двор тюрьмы Нюрнберга. Подсудимые прогуливаются под надзором конвоиров и лейтенанта Уиллиса.

ГЕРИНГ: Тело принадлежит государству, а душа — Богу. Если она есть, душа.

ГЕCC: По-вашему, рейхсмаршал, и мораль наследственна?

ГЕРИНГ: Я писал, я говорил, буду писать и говорить об этом. И мораль, и сознание подчинены требованиям расы.

УИЛЛИС: На прогулке без разговоров!

ГЕРИНГ: Я не фанатик. Взгляните на русских. Они затянут петлю на шее у каждого из нас, но никогда не договорятся ни с кем из союзников.

ШАХТ (Герингу). Вы боитесь смерти, рейхсмаршал?

ГЕРИНГ: У меня есть варианты?

ШАХТ (Гессу). А вы, Рудольф?

ГЕРИНГ: Его я не знаю. Я знал другого Гесса.

ГЕCC (Герингу). Вы научили Карла Эрнста поджечь рейхстаг?

ГЕРИНГ: Геббельс.

ЙОДЛЬ (кричит). Геббельс?

УИЛЛИС: Не орать!

ГЕРИНГ: Он подготовил десять штурмовиков.

ЙОДЛЬ: И доложил вам?

ГЕРИНГ: Разумеется. Тогда же мы и решили свалить поджог на коммунистов.

ШАХТ: Я слышал, что один из тех десяти остался без вознаграждения. Некий Гель, в прошлом уголовник.

ГЕРИНГ: Он написал об этом в имперский суд.

ШАХТ: Этот человек был убит?

ГЕРИНГ: Его труп исчез.

ГЕCC: Исчез?

ГЕРИНГ (Гессу). Что вас ещё интересует? По-вашему, все мы — убийцы, а вы один такой теоретик? Старая гвардия, авантюристы, пивные собутыльники Мюнхена. Матрос Заукель, учитель Штрейхер, полицейский Кальтенбруннер. Все мы — убийцы! Почему мы не смогли изменить этот мир? Почему Господь отвернулся от нас?..

УИЛЛИС: Рейхсмаршал, я же просил вас не шуметь!

ГЕРИНГ: Прошу прощения, лейтенант. (Гессу.) Помните Нюрнберг тридцать пятого года, партийный съезд? Фюрер тогда сказал: «Не государство даёт нам приказы, а мы приказываем государству».

ЙОДЛЬ: За это нас и повесят.

ГЕРИНГ: Возможно. Скажите, Йодль, вы верите, что фюрер мёртв?

ЙОДЛЬ: Не знаю. Я ничего не знаю!

ШАХТ: Аэродром у Бранденбургских ворот был уничтожен.

ГЕРИНГ: Но были же подземные ходы в метро!

ГЕCC: Вспомните ещё про океанские подводные лодки в Гамбурге! (Пауза.) Кто-нибудь видел фюрера мёртвым?

ГЕРИНГ: Никто!

ГЕCC: Вы уверены?

ГЕРИНГ: Кернау из личной охраны фюрера якобы видел его живым первого мая.

ШАХТ: Фюрер застрелился тридцатого апреля!

ГЕCC: Зачем?

ГЕРИНГ: Зачем ему стреляться, если есть ампула с ядом? И почему Гюнше снял охрану с апартаментов и чёрного хода при выносе трупа?

ЙОДЛЬ (Герингу). Фюрер жив? Вы уверены?

ШАХТ: А как же дневник Бормана? Русские нашли дневник Бормана!

ГЕРИНГ: Кто-нибудь видел этот дневник? Русские или врут, или подделали дневник.

ШАХТ: Но зачем?

ГЕCC: Если фюрер жив…

ГЕРИНГ: Вот именно! Если фюрер жив, если он спасся, значит…

ЙОДЛЬ: Что это значит?

ГЕРИНГ: Значит, наша идея будет жить в веках! Она будет жить и без него. Но, если хоть один человек в мире будет верить в то, что Адольф Гитлер жив…

ГЕCC: Кого же тогда сожгли в саду рейхсканцелярии?

ГЕРИНГ: Двойника!

ГЕCC: От тюремной еды у меня изжога, а у вас, похоже, что-то с мозгами!

ЙОДЛЬ: Фюрер жив?

ГЕРИНГ: И мы будем живы, пока жива наша идея!

ШАХТ: А где Кейтель? Где Кальтенбруннер? Почему их не выводят на прогулку вместе с нами?

ГЕРИНГ: На прогулку!.. Кальтенбруннер так же, как и я, ответит за всё. Правая рука Гиммлера!.. А Кейтель… Кто такой Кейтель? Кто такой Вильгельм Бодевин Йоханн Густав Кейтель? Генерал-фельдмаршал? Начальник Верховного командования Вермахта? Или трусливый кобель? (Смотрит на Йодля.) Такой же, как вы, Йодль! Вы подписали первый акт о капитуляции, он — повторно капитулировал от имени Германии. Если бы Сталин захотел, вы бы подписывали капитуляцию каждый день!.. Прогулка закончена! (Кричит Уиллису.) Лейтенант!..

УИЛЛИС: Прогулка закончена! По одному по камерам в сопровождении конвоя, господа!..

Три удара молотка председателя трибунала. У микрофона — главный обвинитель от СССР Руденко.

РУДЕНКО: Господа судьи! Я выступаю здесь, как представитель Советского Союза, принявшего на себя основную тяжесть удара фашистских захватчиков. Я обвиняю подсудимых в том, что они превратили войну в орудие массового истребления мирных граждан, в орудие грабежа и разбоя. Во имя священной памяти миллионов невинных жертв мы предъявляем подсудимым справедливый счет. Это счёт всего человечества. Пусть свершится правосудие!..

Камера Геринга. Уиллис и Геринг. Насвистывая марш, Геринг расхаживает: четыре шага туда, четыре — обратно.

ГЕРИНГ: Какой подлец, тварь! Гордится, что не заканчивал академии!

УИЛЛИС: Кто гордится? Вы сказали: «Подлец и тварь, он гордится…»

ГЕРИНГ: Я сказал?

УИЛЛИС: Вы имели ввиду Кейтеля?

ГЕРИНГ: Вы же были на его допросе! Этот русский, Руденко, спросил его: «Вы были советником фюрера в военных вопросах?» И что ответил Кейтель? «Я относился к его ближайшему окружению». И, видите ли, он был против нападения на Советский Союз, даже предлагал фюреру отказаться от этого. Подлец!

УИЛЛИС: Все и так поняли, что он врёт.

ГЕРИНГ: Фюрер отверг его предложение! А приказы о вторжении в Иран, Сирию, Египет Кейтель увидел впервые только здесь! Между прочим, это он за месяц до войны с русскими подписал приказ, разрешающий офицерам расстреливать людей без суда и следствия… Кейтель подписал акт о капитуляции Германии, а здесь и сам капитулировал!.. (Пауза.) Только фюрер мог спасти Германию. Только он!.. Фюрер! Фюрер! Фюрер! Каждый день он твердил мне о Сталине: «На свете есть три великих человека: Сталин, Муссолини, и я! Сталин умрёт, я раздавлю Советский Союз!» Раздавил? Скоро все мы станем трупами… (Пауза.) Что вы знаете о фюрере? Он узнал на себе жестокость и научился применять её к другим. В Первую мировую на фронте он не боялся смерти. Поражение в той войне унизило Германию. В сентябре девятнадцатого он узнал о националистически настроенных ветеранах из рабочей партии. У партии не было ни программы, ни плана действий, ни денег. Но идеи партии совпадали с его идеями. Он вступил в партию под номером пятьдесят пять, вошёл в исполнительный комитет. Выступая перед толпой, он говорил так, словно заряжал людей электрическим током. Не прошло и двух лет, как его выдвинули в руководство. Он придумал партии новое название: Национал-социалистическая рабочая партия Германии. Отсюда и нацизм. Для пропаганды партийных взглядов он создал газету, для охраны партийных собраний — штурмовые отряды. Он всего себя посвятил партии… Что вы знаете о Германии? Если бы не антисемитизм, презрение к демократии, принцип фюрерства, расовая доктрина — Германия давно бы развалилась! А пивной путч! Восьмого ноября двадцать третьего года Гитлер вскочил на стул, выстрелил из пистолета в потолок пивного зала и заявил: «Или завтра будет найдено национальное правительство для Германии, или нас найдут мёртвыми!» Путч провалился, Гитлера судили по обвинению в государственной измене. Это был его триумф. «Я предпочитаю быть повешенным в большевистской Германии!» — заявил он. Стоявшие на улицах под флагами со свастикой роты превращались в батальоны, батальоны в полки, полки в дивизии. В тюрьме он провел девять месяцев, забеременел идеей и родил её! Он завтракал в постели, вместе со своим другом Гессом гулял в саду. Не тюрьма, а санаторий! Он диктовал Гессу первый том «Майн кампф». Руками Гесса была написана наша политическая Библия! Пять миллионов экземпляров на одиннадцати языках мира! Вы можете убить нас, но вы никогда не уничтожите наши идеи!.. (Пауза.) Если зрение меня не обманывает, в ложе прессы я видел Марлен Дитрих. Красотка! Ей, кажется, всё это надоело. Жуёт жвачку, угощает какого-то русского журналиста.

УИЛЛИС: Его зовут Борис. Он пишет репортажи в газету «Правда» и, говорят, книгу.

ГЕРИНГ: Надеюсь, не обо мне?

УИЛЛИС: Вы заметили, как адвокаты всё валят на Гитлера?

ГЕРИНГ: А вы не такой простой, как кажется!

УИЛЛИС: А вы, рейхсмаршал?

ГЕРИНГ: Только дураки могут надеяться на благодарность врагов.

УИЛЛИС: Это, кажется, фраза фюрера? Он ведь австриец?

ГЕРИНГ: Фюрер? Родился в небольшом городке на самой границе Австрии и Германии. Отец — таможенник, мать — крестьянка. То ли за пятнадцать, то ли за тринадцать лет до его рождения отец сменил фамилию Шикльгрубер на Гитлер. Он рос в доме своего дяди Иоганна Гидлера. Какая разница — как писать фамилию: Гидлер, или Гитлер! Гитлеры родили пятерых детей, из них только двое выжили — Адольф и его младшая сестра Паула.

УИЛЛИС: Он действительно хотел быть священником?

ГЕРИНГ: Представьте себе! Из школы бенедиктинского монастыря Адольфа выгнали. Знаете, за что? Курил в монастырском саду! Потом он мечтал стать художником. В шестнадцать лет бросил школу, года два ничем не занимался, бродил по улицам, часами сидел в библиотеке за книгами по истории, мифологии… Кстати, о чём пишет книгу этот русский журналист?

УИЛЛИС: Не о вас и не о фюрере.

ГЕРИНГ: Трибунал ему надоел?

УИЛЛИС: Говорят, он пишет о русском лётчике без ног. Ходит на протезах и летает.

ГЕРИНГ: У нас в Люфтваффе был такой герой. Познакомьте меня с этим русским журналистом. Приведите его ко мне! Он говорит по-немецки? Пусть пишет об этом летчике. Лётчик без ног — настоящий человек!.. А вы напишите книгу обо мне. Вы ведь записываете наши разговоры? Где тут ваши микрофоны?

УИЛЛИС: Эта война не закончилась победными салютами.

ГЕРИНГ: Она не закончится и здесь, каким бы ни был приговор! Как вам нравится председатель суда сэр Джеффри Лоренс?

УИЛЛИС: Он слишком часто останавливал подсудимых и свидетелей.

ГЕРИНГ (с улыбкой). Это не интересует суд!.. По-своему он прав. (Пауза.) Десять с половиной месяцев, больше четырёхсот заседаний, больше сотни свидетелей, больше двухсот тысяч письменных показаний!

УИЛЛИС: Вы бы оправдали себя?

ГЕРИНГ: Самого себя? Мы с вами не малыши, не играем в войну в песочнице!.. Если писать об этом трибунале книгу, надо вывести из темноты на свет самую главную тайну этой войны — фюрера. Нельзя понять ход событий, не зная центральной фигуры.

УИЛЛИС: Вы не боитесь?

ГЕРИНГ: Боюсь чего?

УИЛЛИС: Трибунал должен покарать виновных, а не писать историю.

ГЕРИНГ: Браво, лейтенант, браво! (Аплодирует и тут же сплёвывает.) Вы извините, у меня ужасно болит голова!..

Один удар гонга, затем второй, третий. Зал заседаний трибунала.

ЛОРЕНС: Трибунал получил обращение защиты о перерыве на рождественские каникулы. Трибунал считает, что перерыв необходим. Другого перерыва в заседаниях не будет. Мистер Джексон, вы будете продолжать допрос подсудимого Геринга?

ДЖЕКСОН: Конечно, ваша честь.

ЛОРЕНС: Подсудимый Геринг, встаньте!

Геринг встаёт со скамьи подсудимых.

ЛОРЕНС: Скажите, Геринг, вы осознаёте, что вы — единственный оставшийся в живых человек, который может полностью рассказать нам об истинных целях нацистской партии?

ГЕРИНГ: Да.

ДЖЕКСОН: Вы с самого начала намеревались свергнуть Веймарскую республику?

ГЕРИНГ: Это было моим твёрдым убеждением. И мы свергли её.

ДЖЕКСОН: Придя к власти, вы уничтожили парламентское правительство.

ГЕРИНГ: Немедленно! Мы не нуждались в нём. Получив власть, мы должны были удержать её при любых условиях. Мы не могли полагаться на случай, на выборы. Мы — власть, мы — сила!

ДЖЕКСОН: Вы упразднили региональные парламенты, распустили рейхстаг. Идея объединения должностей главы государства и парламента в лице Адольфа Гитлера принадлежит вам?

ГЕРИНГ: Лично мне?

ДЖЕКСОН: Вы не ответили на вопрос!

ГЕРИНГ: Я ответил. Фюрер стоял во главе парламента и государства. Мы взяли пример с двойной роли Президента Соединённых Штатов.

ДЖЕКСОН: А идея концлагерей?

ГЕРИНГ: Это моя идея.

ДЖЕКСОН: Вы были за втягивание германского народа в войну против Советского Союза?

ГЕРИНГ: Народ не имеет ничего общего с этим делом, его никто не спрашивал.

ДЖЕКСОН: Я спрашиваю вас не о народе, а о вас лично.

ГЕРИНГ: Лично я был против нападения на Россию.

ДЖЕКСОН: Но вы не ушли в отставку, никак не проявили своё несогласие!

ГЕРИНГ: Мы воевали. В вашей стране политики поступают иначе?

ДЖЕКСОН: Достаточно!

ГЕРИНГ: Я не закончил!

ДЖЕКСОН (Лоренсу). Ваша честь!..

ЛОРЕНС: Подсудимый имеет право высказаться.

ГЕРИНГ: Что касается моей отставки, я не желаю это обсуждать. Я офицер, если вы способны понять. Я не предатель! Мне никогда не приходило в голову бросить фюрера!

ДЖЕКСОН: Ваша честь, подсудимый демонстрирует презрение к трибуналу!

ЛОРЕНС: Ваше возражение принято. Можете продолжать.

ДЖЕКСОН: Что касается пожара рейхстага…

ГЕРИНГ: Мне не известно ни одного случая, чтобы из-за пожара рейхстага был убит хоть один человек. Да и арестов было немного.

ДЖЕКСОН: Вы встречались с фюрером во время пожара?

ГЕРИНГ: Да.

ДЖЕКСОН: И здесь же на месте вы решили арестовать коммунистов?

ГЕРИНГ: Нет, это решение было принято заранее.

ДЖЕКСОН: Карл Эрнст заявил на суде, что вы и Геббельс планировали поджог, что вы и Геббельс предоставили поджигателям керосин и жидкий фосфор, что, наконец, из вашего дома шёл подземный ход в рейхстаг.

ГЕРИНГ: Он может заявлять что угодно.

ДЖЕКСОН: И вы никогда не хвастались, что подожгли рейхстаг? Вы помните завтрак в день рождения фюрера в сорок втором году? Вы не помните? Я читаю: «За завтраком Геринг крикнул: „Я — единственный, кто знает рейхстаг, потому что я поджёг его!“ Сказав это, он похлопал себя по ляжке». Это письменное показание генерала Гальдера. Вы говорили о поджоге?

ГЕРИНГ: Такого разговора не было.

ДЖЕКСОН: Ваши заводы приводили Германию в состояние готовности к войне?

ГЕРИНГ: Концерн «Герман Геринг» занимался добычей сырья и производством стали.

ДЖЕКСОН: У меня нет вопросов к подсудимому.

ЛОРЕНС: Герман Геринг, вам предстоит ответить на вопросы обвинения от Советского Союза.

Джексон садится на место. К трибуне выходит Руденко.

РУДЕНКО: Подсудимый, вы влияли на принятие фюрером внешнеполитических решений?

ГЕРИНГ: Нет. Фюрер есть фюрер, точнее — был.

РУДЕНКО: Кто был ближайшим советником фюрера в экономике?

ГЕРИНГ: Я.

РУДЕНКО: В военных вопросах?

ГЕРИНГ: Я.

РУДЕНКО: Вы разрабатывали план нападения на Советский Союз?

ГЕРИНГ: Я — рейхсмаршал.

РУДЕНКО: Я прочту вам запись совещания от шестнадцатого июля 1941 года: «Прибалтика и волжские области должны стать частью империи. Ленинград подлежит уничтожению». Кем был записан этот протокол?

ГЕРИНГ: Борманом. Он преувеличил кое-что.

РУДЕНКО: Что, например? Вы признаёте, что руководили угоном в рабство миллионов граждан из оккупированных стран?

ГЕРИНГ: Речь шла о двух миллионах рабочих. Рабство я отрицаю.

РУДЕНКО: В приказе от шестнадцатого сентября 1941 года говорилось: «За жизнь немецкого солдата подлежат смертной казни пятьдесят — сто коммунистов». Кто подписал этот приказ?

ГЕРИНГ: Подписал Кейтель. В этом приказе было указано пять или десять человек, фюрер исправил — сто.

РУДЕНКО: Вы были с этим согласны?

ГЕРИНГ: Приказы не обсуждаются.

РУДЕНКО: Вы согласны с теорией высшей расы?

ГЕРИНГ: Я никогда не использовал это выражение. Различие между расами я признаю.

РУДЕНКО: Вы заявляли, что Гитлер привёл Германию к расцвету.

ГЕРИНГ: Да, это так.

РУДЕНКО: У меня больше нет к вам вопросов.

ГЕРИНГ: А теперь я бы хотел задать вопрос трибуналу!

ЛОРЕНС: Здесь вы — подсудимый!

ГЕРИНГ: Всего один вопрос! Что вы будете делать, если мы, сидящие здесь на скамье подсудимых, откажемся от своих показаний и перестанем отвечать на ваши вопросы? К чему этот фарс!

ЛОРЕНС: Подсудимый Геринг!

ГЕРИНГ: Германия никогда не стояла на трупах!

ЛОРЕНС: Подсудимый Геринг!

ГЕРИНГ: Германия…

ЛОРЕНС: Герман Геринг, я лишаю вас слова! Сядьте на место! Я лишаю вас слова!.. (Трижды бьёт своим молотком.)

Камера Рудольфа Гесса.

ГЕCC: Как ты любил театральность, Адольф! В Берхтесгадене ложился на склоне горы и созерцал Германию, лежащую у твоих ног. А в это время фотограф увековечивал эти исторические мгновения. В тридцать шестом, на Олимпиаде, ты шепнул мне мимоходом: «Война будет для всех них большим сюрпризом!» Я не поверил, я достаточно знал твои фантазии. Но ты решил ввести войска в Рейнскую область, и ты ввёл их, несмотря на протесты генералов. Ты всё поставил на карту и выиграл, хотя шансов у тебя не было. Как ты ликовал! С каждым годом Германия прибавляла полмиллиона душ, их надо кормить. Чем? Хлебом? Земля истощена. Угля, железа, металлов достаточно, но морские перевозки под контролем Англии, внешней торговли нет. И ты убедил меня, ты убедил не только меня: «Если мы, наконец, решили употребить силу, то остаются всего два вопроса, — где и когда?» Адольф, ты совершил буквально две-три ошибки. Ты считал себя единственным человеком, способным привести Германию к победе. Спешил реализовать свой военный план. И, наконец, ни во что не ставил европейские страны, не доверял Японии, отношения со Сталиным сравнивал с игрой в шахматы. Ты стал небожителем, отцом нации! Обо мне ты забыл, вытер ноги и пошёл дальше. Как ты любил театральность, Адольф!..

Дверь камеры открывается. В потоке света — фигура конвоира.

ГОЛОС КОНВОИРА: Рудольф Гесс, на выход!..