Метафора может многое поведать о двух вещах – о том, что исходно обозначается каким-то наименованием, и о чем-то другом, на что это наименование переносится. Вернее, не о двух вещах, а о двух представлениях — о том, как люди представляли две вещи, те вещи, которые как-то сближались, в чем-то отождествлялись из-за уверенности человека, что они обладают общими чертами или свойствами. Метафора сгусток представлений, понятных и в некотором смысле обязательных для людей конкретной культуры и определенной эпохи. Для нас, удаленных от временного, культурного контекста употребления метафоры, она может быть неочевидной и требовать реконструкции, направленной на восстановление не во всем понятных и уж наверняка не сразу понятных нам представлений, зафиксированных в словах. Возьмем достаточно простой для понимания пример из Библии [К Библии в данном случае мы обращаемся из-за большей ее близости к русскоязычному читателю.]: небо – Зеркало. «Ты ли с Ним (с Богом. – А.И.) распростер небеса, твердые, как литое зеркало?» – обращается к Иову Елиуй16. Из этого сравнения следует, что Зеркало в представлении того, кто эту метафору употребляет, является металлическим (оно отливается из металла) и имеет твердую поверхность. И в представлении этого человека тверды небеса (вспомним небесную твердь), уподобляемые Зеркалу.

Но в Священном Писании есть и более сложный для понимания пример. Во Втором послании апостола Павла коринфянам сказано: «Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа»17. Понять, какие свойства Зеркала здесь подразумеваются (или ему приписываются), можно только в том случае, если нам будет ясна суть описанной апостолом Павлом ситуации. А ситуация станет понятна тогда, когда мы сумеем понять, какое именно подразумеваемое свойство Зеркала заставило употребить Зеркало в качестве метафоры.

Иными словами, метафорическое употребление Зеркала позволит нам понять не только то, что с Зеркалом или какими-то его свойствами сравнивалось, но и те представления о Зеркале, которые были у средневековых мусульман (вернемся к ним), представления, способствовавшие именно такому, а не иному употреблению Зеркала для спекулятивного конструирования мира.

Самая элементарная и наиболее распространенная вещь: Зеркало — это то, что показывает, демонстрирует. Чтобы это, в сущности, банальное утверждение проиллюстрировать, я приведу небанальный пример использования Зеркала. Знаменитый Абу-Хамид аль-Газали, который, как и все его современники, серьезно относился к талисманам, амулетам, заговорам и т. п., приводит в своем трактате «Тайна двух миров» описание способа, как стать невидимым.

Если кто-то хочет стать невидимкой, то в период, когда начинают сеять хлопок, нужно посадить семечко клещевины {хирва; ра’с}, зарыв его в землю в голове черного кота. Когда кустик взойдет, его следует накрыть мешком. Выращивается куст до той поры, пока не придет время собирать хлопок. Тогда, не снимая мешка, через ткань нужно сорвать кисть клещевины с семенами [В обычных условиях из семян клещевины гонят касторовое масло, знаменитую касторку.], проделать в мешке сбоку дырку и доставать оттуда зернышки по одному. При этом нужно держать в руке Зеркало. Оно-то и станет своего рода контрольным прибором. Человек должен класть зернышки клещевины по одному в рот и при этом смотреть в Зеркало. Если он себя видит в Зеркале, то эти зернышки не годятся. А вот если он возьмет какое-то зернышко в рот и в этот момент себя в Зеркале не увидит, то это и будет означать, что искомое зернышко, делающее человека невидимым, обнаружено. Теперь можно стать невидимым, когда захочешь, если положить в рот это зернышко18. Таким образом, Зеркало показывает, демонстрирует. Что есть – то есть. Чего нет того нет. Таким образом, всякая вещь, которая что-то показывает, демонстрирует, может метафорически называться Зеркалом.

Именно на этом свойстве, признаваемом за Зеркалом, построено множество популярных в эпоху Средневековья метафор. Например, в псевдоаристотелевском трактате «Тайна тайн» (переводился на латинский в средневековой Европе как «Secretum Secretorum») разум называется «зеркалом [человеческих] недостатков»19. Как это часто случалось в то время, данная констатация приписывается не только Псевдо-Стагириту, но и Псевдо-Платону20. Читатель средневековых арабских трактатов мог вынести из них представление о том, что Платон имел особую склонность к Зеркалу. Не только разум человека есть Зеркало, но и сами люди тоже, по утверждению Псевдо-Платона автора морализаторских трактатов, являются Зеркалом, которое показывает человеку его нравы, благодаря чему он может их оценить и исправить21. Впрочем, опять-таки, эта идея приписывается и одному из древних персидских мудрецов с двумя нюансами во-первых, относительно того, что не все люди, а только мудрецы-ученые являются таким Зеркалом, и, во-вторых, подобное Зеркало лучше, чем полированный металл22.

Метафоры этого ряда употребляются и без соотнесения с античными мыслителями. Например, аль-Газали считает, что «верующий [мусульманин] зеркало [другого] верующего: в недостатках другого видит он свои недостатки»23 [Не исключено, что это перифраза одного из хадисов Пророка, который приводится ниже.]. У мистика Джаляль-ад-Дина Руми встречается изощренная метафора: смерть – Зеркало. Смерть встречает человека подобно Зеркалу, отражающему лицо как оно есть – либо прекрасное, либо безобразное. Смерть ставит человека перед его поступками – хорошими или дурными24.

Есть и хадис, приписываемый Пророку, с употреблением Зеркала в метафорическом смысле. Приведем его полностью. «Мысль (мышление) {фикр} — чистое зеркало, рассуждение {и‘тибар} — предупреждающий [об опасности] добрый советчик. И достаточным для тебя правилом пусть будет то, что ты убережешь других от нелюбого тебе [самому]»25. Ясен нравственный смысл этих слов Пророка. Но вовсе не праздным представляется вопрос о том, почему мышление (мысль) сравнивается с чистым Зеркалом. Потому, что оно что-то показывает? Не исключено. Однако, если мы более внимательно рассмотрим контекст высказывания, то увидим, что Зеркало здесь – подразумеваемая метафора тождественности. Человек подобен другим людям – так же, как отражение человека в Зеркале подобно самому человеку. Тогда подразумеваемый смысл будет примерно таким. Мышление человека – Зеркало, позволяющее установить то, что он – такой же, как другие. И совершенно органичным видится в этом случае окончание хадиса: не совершай по отношению к другому того, чего ты бы не хотел по отношению к самому себе.

Попутно отмечу, что существует хадис Пророка, в котором метафорический смысл Зеркала не вполне ясен, если только не воспринимать этот хадис как состоящий из трех отдельных высказываний. «Верующий – зеркало верующего. Верующий – брат верующего. Он восполняет {якуфф у аляй-хи } его потерю {дай‘атаху} и оберегает его сзади»26.

Зеркало — это еще и метафора исключительной чистоты. Ведь оно может исполнять свою функцию только в том случае, если на нем нет пятен. Вот один, сравнительно поздний пример [Этот пример интересен потому, что свидетельствует об освоении исламской мыслью Зеркала как метафоры. Мы уже обнаруживаем полностью исламскую – и по автору, и по содержанию – метафору. Автор цитируемой «Книги польз» – Ибн-Кайим аль-Джавзийя, ханбалитский теолог и законовед, строгий борец против всякого рода ересей, его прозвище у мусульман-суннитов – Сокрушитель порочных нововведений (Ками‘аль-бида‘). И уж если он употребляет эту метафору, это означает, что она полностью исламизировалась.]. В разделе «Книги польз», разъясняющем, что есть единобожие {тавхид}, Ибн-Кайим аль-Джавзийя (1292–1350) пишет: «Единобожие – самая праведная и бескорыстная вещь, самая чистая и светлая. И каким бы мелким ни было что-то, что делает на нем царапины (так!), пачкает его, оставляет на нем пятна, – все это – как белые одежды, на которых видно и малое пятно; как очень чистое зеркало, на котором малейшая вещь оставляет свой след»27. Иными словами, на хорошо отполированной и чистой поверхности Зеркала заметно любое пятнышко. Смысл этого сравнения в том, что единобожие, т. е. вера мусульманина в Единого и Единственного Бога, исполнение Его заветов, – от всего этого мусульманин никак не должен отступать («ни словом, ни жестом, ни тайным желанием», как выражается Ибн-Кайим), иначе единобожие не будет полным и чистым.

Исключительно важным для понимания многих поворотов Зеркала в исламской спекулятивной мысли является то, как формировалась значимая для всей исламской мысли метафора Зеркало-сердце. Пожалуй, свойство чистоты исходно оказывало на этот процесс решающее воздействие. Как уже констатировалось, в Коране о Зеркале не говорится. Но и в Писании, и в Предании есть все-таки некие намеки, которые в определенном направлении подтолкнули размышления толкователей сакрального Текста теологов, философов и мистиков. В суре (главе) 83-й («Обвешивающие») обнаруживается достаточно ясное место, где говорится о тех людях мекканцах, земляках Пророка Мухаммада, – к которым к первым он обратился со своей проповедью. Они обвиняют Пророка во лжи. Вот как этот отрывок перевел И. Ю. Крачковский (XX век): «Когда читают ему (одному из таких людей. – А.И.) Наши (Божественные. – А.И.) знамения, он говорит: „Сказки первых!“ Так нет же! Покрыло ржавчиной их сердца то, что они приобретали»28. А вот перевод Г С. Саблукова (XIX век): «Когда читают им Наши знамения, они говорят: это сказки о прежних людях. Нет, напротив: сердцами их овладело то, что они усвоили себе»29. И вот один из современных переводов (М.-Н. О. Османова): «Когда ему возвещают Наши знамения, он восклицает: „Побасенки древних народов!“ Так нет же! Деяния их окутали [пеленой] их сердца»30.

Если принять трактовку И. Ю. Крачковского, то тогда с большой степенью вероятности можно предполагать, что в Коране уже содержится достаточно прямой намек (сразу предупредим читателя: само слово ржавчина там отсутствует) на метафорически металлический и, принимая во внимание весь тогдашний контекст исламской мысли, зеркальный характер человеческого сердца. Но если бы было так, тогда не возникало бы иных трактовок Текста у других переводчиков до и после И. Ю. Крачковского. Вероятнее всего, предпочтительна достаточно общая трактовка (покрывать, накрывать, охватывать и т. п.) того, что происходит с сердцами грешников, она ближе к смыслу коранического выражения. Современный разъяснитель смыслов Корана египтянин Мухаммад Фарид Вагади считает необходимым растолковать читателю-арабу смысл слова. Он пишет, что выражение райн (имя действия от употребленного в Коране глагола рана) – означает загрязнение, скверну {данас}, которая покрывает что-то31.

Откуда же взялась ржавчина у авторитетного российского арабиста И. Ю. Крачковского? Она, вероятнее всего, из поздних (относительно времени фиксации Корана), в первую очередь суфийских (мистических) комментариев. А сами эти комментарии основываются на том намеке, который есть в одном из хадисов Пророка Мухаммада. Вот что говорит Пророк. «Если раб [Божий] совершил какой-то грех, то в его сердце возникает пятнышко {нукта}. А коли он удалит [его] испросит [у Бога] прощения и покается, то оно (сердце. – А.И.) обретет блеск {сукиля}. Если же он опять [согрешит], то добавится [пятнышек], пока они не покроют сердце»32. Правда, тут еще нет речи о металлическом Зеркале [Употребленное слово сукиля — пассивный залог глагола сакаля, т. е. наводить лоск, делать глянцевым, блестящим, полировать, придавать блеск.]. Придание блеска посредством полировки могло осуществляться, например, в отношении драгоценного камня. Ведь они, например, алмазы, не гранились, а отполировывались. (Ив исламской культуре существовали полированные алмазы [К слову сказать, русское слово «алмаз» происходит от арабского аль-мас.], но не было бриллиантов.) На отполированном же алмазе хорошо видны пятнышки. Тем самым можно предположить, что и Коран, и Пророк Мухаммад, рассуждая о пятнышках или загрязнении, имеют в виду вовсе не металлическое Зеркало, а, очень вероятно, драгоценный камень [Та глава, в которой рассматриваемый нами авторитетный автор-традиционалист Абу-Талиб аль-Макки говорит обо всем этом, имеет характерный подзаголовок – «описание сердца и его уподобление светам (мн. ч. от слова свет. – А.И.) и драгоценным камням (аль-джавахир)>>.]. Известный средневековый мыслитель традиционалистского толка Абу-Талиб аль-Макки (ум. в 998 г.) напрямую связывает только что процитированный нами хадис Пророка и приведенные выше аяты Корана и говорит: «Оно (то, что происходит с сердцем. – А.И.) и есть то самое покрывание, о котором говорит Всевышний Бог: „Так нет же! Деяния их покрыли их сердца“»33.

Существует интересная для нас параллель к хадису Пророка о пятнышках. Если из смысла только что приведенного хадиса ясно, что грехи – пятнышки на сердце – предполагаются темными, то в другом случае речь идет о противоположном – о вере как светлом пятнышке на сердце или в сердце. Это высказывание Пророка опять-таки заставляет думать, что на ранних этапах становления ислама сердце все-таки сравнивалось не с металлическим Зеркалом. В сочинении, авторство которого приписывается четвертому Праведному халифу, современнику и сподвижнику Пророка – имаму Али Ибн-Аби-Талибу (ум. в 661 г.), «Путь красноречия» [«Путь красноречия» (Нахдж аль-баляга) представляет собой сборник речей, посланий, афоризмов и максим, которые, как принято считать, объединил под одной обложкой шиитский ученый аш-Шариф ар-Ради (ум. в 1015 г.). То, что сборник был составлен через три с половиной столетия после смерти имама Али, заставляет сомневаться в полной аутентичности текста, т. е. в том, что он весь восходит к VII в. и его автором является Али Ибн-Аби-Талиб. Обзор различных точек зрения см.: Djebli Moktar. Encore a propos de l’authenticite de Nahj al-balagha // Studia Islamica. // P., 1992, № 75.] приводится еще один хадис Пророка, в котором тоже есть и сердце, и пятнышки. «Вера проявляется пятнышком в сердце. Прибавилось веры увеличилось пятнышко»34.

Примечательно само слово пятнышко {люмза}. Это – белое пятнышко, которое бывает на губе у лошади. (Губа лошади, кстати сказать, блестит [Арабский корень ля-ма-за ассоциировался еще и с жиром, который тоже блестит.].) По смыслу хадиса подобное пятнышко не являлось у лошади признаком недостатка, было даже специальное выражение для наименования таких лошадей – фарас альмаз. В конце концов, эти вопросы, связанные с лошадеведением, для нас здесь не очень важны. Важно то, что метафоры пятнышек (темных и светлых, черных и белых) на сердце мусульманина на раннем этапе развития ислама (в данном случае – религиозной моралистики) уходят своими ассоциативными корнями не в Зеркало. Причем нужно отметить, что в рассматриваемом сборнике «Путь красноречия» Зеркало в метафорическом смысле употребляется [Именно из «Пути красноречия» имама Али Ибн-Аби-Талиба взят разобранный нами выше хадис Пророка: «Мысль – чистое зеркало…»], но Зеркало там прямо не ассоциируется с сердцем [*** Из соображений научной добросовестности отметим, что косвенные ассоциации с сердцем в хадисе «Мысль – чистое зеркало…» могут возникать – из-за того, что органом мышления для мусульманских спекулятивных мыслителей было именно сердце.].

Однако глагол полировать, придавать блеск {сакаля} относится, вне всякого сомнения, также и к Зеркалу. И вот уже на той же странице трактата аль-Макки, где говорится о покрывании сердца, автор вводит в оборот без каких-либо (например, ассоциативных или почерпнутых из Предания) посредующих звеньев блестящее, отполированное Зеркало. Со ссылкой на ранних традиционалистов Джа‘фара Ибн-Буркана и Маймуна Ибн-Михрана приводится высказывание о том, что сердце верующего блестящее Зеркало (букв. Зеркало, на которое навели блеск {мир’ат маджлювва}).

Но тут нас поджидает неожиданность. Да, сердце верующего, будучи незапятнанным, оказывается отполированным и блестящим, как Зеркало. Но оно не отражает, а освещает ! Упомянутый Маймун аль-Михран повторяет то, что нам известно из приведенного выше хадиса Пророка: «Если раб Божий совершает некий проступок, – говорится у аль-Макки со ссылкой на Ибн-Михрана, – то на его сердце появляется черное пятно; если же он покаялся, то пятно с сердца удаляется». И дальше следует такая мысль: «Тем самым сердце верующего подобно зеркалу, и не подберется к верующему Сатана ни с какой стороны без того, чтобы верующий его не узрел. Сердце же того человека, который в проступках погрязает, все больше покрывается новыми черными точками, пока оно не становится черным; и тогда человек не замечает подбирающегося к нему Сатану».

Смысл этого периода не понять, если не принять, что Зеркало источает свет. Вплотную за этим периодом идет высказывание Пророка, которое и должно подтверждать, что сердце верующего – Зеркало, освещающее все вокруг. Пророк Мухаммад говорил в одном из хадисов, что в сердце верующего «светильник, что сияет» [В связи с рассматриваемым аспектом Зеркала — тем, что оно светильник, нельзя исключить и такое предположение, что и в приведенном выше хадисе Пророка («Мышление – чистое зеркало…») подразумевается этот смысл: мышление освещает, скажем, путь. А рассуждение – спутник, предупреждающий человека о подстерегающих опасностях.]. Вот этот хадис: «Сердца четырех [родов]. Сердце, в коем светильник, что сияет, то – сердце верующего. Черное опрокинутое сердце; то – сердце неверного. Сердце твердое, скованное оболочкой; то – сердце лицемера. Сердце, покрытое броней {мусаффах}; в нем [одновременно] вера и лицемерие. Вера в нем подобна зеленой растительности, росту которой благоприятствует добрая вода, а лицемерие в нем подобно язве, разрастанию которой способствуют гной и нечистоты. И что в нем возьмет силу, то с ним (сердцем. – А.И.) и будет»35.

На последующих страницах своего трактата «Пища для сердец» аль-Макки возвращается к сердцу-Зеркалу. Сердце-Зеркало-светильник – таков складывающийся на страницах трактата метафорический образ. Ведь сердце подобно Зеркалу потому, что в него попадают, подобно искрам, мысли {тукдах; хаватир; хаза’ин аль-гайб; тукад яталя’ля’} из сокровищниц Сокрытого, т. е из Божественного мира, они разгораются в сердце, и от них сердце-Зеркало начинает блестеть, сверкать, сиять 36 . Тут не остается сомнений, что сердце-Зеркало в интерпретации аль-Макки светится [Не исключено, что эта метафора обязана своим происхождением тому, что существовали вогнутые зажигательные Зеркала, которые, собирая солнечные лучи, ослепительно сияли.]. Нужно при этом не забыть, что свет его вторичен огонь в этом своеобразном светильнике разгорается, как мы видим, от искр, прилетевших из горнего, Божественного мира Сокрытого. Запомним это, так как парадигма сердце-Зеркало изменит в дальнейшем свое содержание, оставив свечение только как некий след [В данном случае имеется в виду то, что в Зеркале, кроме непосредственно отражаемых образов, есть и некое дополнительное сияние, как у истории аль-Газали с отполированной стеной (см. ниже).].

Поняв, что Зеркало излучает свет, мы уже не удивимся, когда в хадисе, приписываемом Пророку, обнаружим усложненную, двойную метафору, построенную на свечении. Лицо гурии в Раю уподобляется Зеркалу, которое, в свою очередь, является метафорой света. «Он (человек, попавший в Рай. – А.И.) смотрит на ее (гурии. – А.И.) завешенное лицо светлее зеркала. И мельчайшая жемчужинка на ней распространяет сияние между Востоком и Западом. А на ней семьдесят одежд, сквозь которые его взгляд проникает – так, что видит он за ними даже костный мозг в ее голени»37.

Не вызывает особых недоумений приписывание сердцу верующего в хадисе Пророка свойства свечения тем более, что сердце неверного черным-черно. Здесь такое естественное противопоставление света и тьмы, при том, что в коранических мотивах свет принадлежность Божественного. И тем самым мусульманин, веруя в Бога, несет в своем сердце некий отблеск Божественного Света. Остается непроясненным вопрос: почему Зеркалу приписано свойство быть источником света? Я думаю, что связано это напрямую с тем, что полированные металлические поверхности (особенно такие, какие на самом деле были у Зеркал – выгнутые или вогнутые) способны собирать (и излучать) свет (естественно, не в полной темноте). К тому же Луна, одно из двух светил {найиран}, представляет собой громадное Зеркало (средневековые мусульмане знали, что Луна отражает свет главного светила – Солнца) и ночью освещает Землю.

Рассмотренные ассоциации, которые складывались постепенно, показывают, как сердце превращается в нормальное Зеркало, которое принимает в себя образы, приходящие извне [Здесь, пожалуй, один из важнейших пунктов для понимания специфичности Зеркала в исламской культуре эпохи Средневековья – в отличие от того, как мы, европейцы, воспринимаем Зеркало в настоящее время. Мы, не задумываясь, определяем Зеркало как то, что обладает способностью отражать образы. Что же касается средневековых арабо-мусульман, то они воспринимали Зеркало иначе – как то, что обладает способностью принимать в себя образы, которые видит человек. Для них образы в Зеркале не отражаются, а отпечатываются (интиба ‘), являясь следом, который подобен тому, что оставляет печать ( таби‘) в разогретом воске или расплавленном сургуче. Боюсь ошибиться, ибо не все трактаты аль-Газали прочел, но, кажется, он ни разу не употребил слово отражение ( ин'икас ), рассуждая об образах в Зеркале (а занимался он этим всю жизнь). Для окончательных суждений по этому вопросу нужно было бы проштудировать все трактаты исламских мыслителей, но я склонен полагать, что об отражении образа в Зеркале исламские мыслители стали размышлять довольно поздно – во времена Ибн-Араби и его учеников и последователей.] . И вот сердце становится именно таким Зеркалом, принимающим в себя внешние образы. Тут уж точно речь идет о металлическом сердце. Обнаруживается и хадис Пророка, в котором Зеркало не упоминается, но подразумевается. «Воистину, сердца ржавеют – как ржавеет железо». Примечательно, что этот хадис приводит достаточно поздний суфий-мистик Ибн-Араби (1165–1240), и это высказывание не обнаруживается у значительно более раннего мыслителя и большого знатока хадисов аль-Макки (ум. в 998 г.) в том контексте, который бы предполагал цитирование этого хадиса [Правда, существуют довольно строгие оценки и в отношении достоверности хадисов, приводимых самим аль-Макки. Ригорист Ибн-Таймийя, который с исключительным тщанием относился к Писанию и Преданию (он причислял себя к текстовикам – ахлъ ан-нусус), писал, что в «Пище для сердец», которую мы цитировали выше, «есть слабые и сочиненные хадисы и множество неприемлемых вещей» ( Ибн-Таймийя. Аль-Фатава аль-кубра (Великие фетвы) / Публ.: Мухаммад Абд-аль-Кадир Ата и Мустафа Абд-аль-Кадир Ата. Бейрут, 1987. В 5 ч. Ч. 5. С. 86). Там же содержится еще более резкая характеристика знания хадисов Абу-Хамидом аль-Газали. Что касается Ибн-Араби, то он – объект резкой и бескомпромиссной критики текстовика Ибн-Таймийи. Об Ибн-Араби и его последователях он писал, что они больше принесли зла и вреда исламу и мусульманам, чем Чингиз-хан своими войнами. Но нас занимает не вопрос об аутентичности хадисов (это сложная тема, требующая специальных изысканий в каждом конкретном случае), а о том, какие именно хадисы, приписываемые Пророку, были в спекулятивном обороте или вводились в оборот с течением времени. Ниже мы встретимся с такими хадисами, неаутентичность которых очевидна и без особых историко-текстологических усилий. Но они становились своеобразными обоснованиями тех спекулятивных конструкций, которые выстраивались мыслителями.].

Уравнение сердца с Зеркалом ко времени Ибн-Араби перестало быть метафорой, а стало едва ли не основным содержанием теоретического суфизма, объясняющего, как мусульманин-мистик может постичь Божественное. Ниже мы рассмотрим подробно концепцию сердца-Зеркала у знаменитого аль-Газали, который придал этой линии законченную форму.

Отмечу в качестве курьеза и то, что в достаточно позднем произведении предпринимается рационализирующая попытка объяснить метафору сердце-Зеркало. Оказывается, такое отождествление вызвано тем, что слово сердце и слово переворачивание, опрокидывание {кальб; кальб} – а именно переворачивание изображения и происходит в Зеркале, – являются в некотором смысле одним и тем же словом39. Тем самым между Зеркалом и Сердцем устанавливается ложная ассоциативная связь, спрямляющая сложный и противоречивый процесс формирования метафоры сердце-Зеркало.

Приведу последний пример метафорического использования Зеркала. Относительно поздно (в XIII в.) у Сибта Ибн-аль-Джавзи в назидательном произведении «Сокровище владык, или О том, как себя вести» мы находим, что автор неоднократно и по разным поводам обращается к Зеркалу. Во-первых, мнение, которое высказывает человек по какому-то вопросу, является «зеркалом [его] ума». И если ты хочешь узнать, насколько человек умен, то спроси у него совета40. У Ибн-аль-Джавзи сам разум оказывается Зеркалом, в котором отпечатываются {тантаби‘} образы (формы) реальностей/истин {сувар, ед.ч. сура; хака’ик, ед. ч. хакика; хава}. А страсть оказывается ржавчиной, которая покрывает разум41. Наконец, есть у Ибн-аль-Джавзи та метафора, которая сформировалась достаточно поздно. «Зрение [людей] – зеркала, в которых отражаются видимые формы {сувар мушахадат}, если оно (зрение. – А.И.) не попорчено ржавчиной немощи. Так же и сердца – зеркала, в которых отражаются некие сокрытые вещи [Божественного мира {га’ибат}], если они (сердца. – А.И.) не поражены ржавчиной сомнений»42. В последнем случае речь идет о том, что Бог может открыть {мукашафа} людям с чистыми сердцами Сокрытое некие Божественные истины, которые недоступны органам чувств человека и его разуму. Все эти метафоры и сравнения даются без указания источника – говорят, что. И в этом виде – это общие места всей исламской мысли. Система метафор, восходящих к Зеркалу, сформировалась.

В заключение этого раздела рассмотрим употребление Зеркала в аллегориях. Если метафора представляет собой в принципе перенос названия, т. е. внешне, по форме является неким оперированием словами, то аллегория – более сложная конструкция, в основе которой лежит манипулирование зрительным образом, воплощенным в рисунке или ином изображении (например, статуе) [В этом отношении большой интерес представляет, например, имеющееся в иной культуре – иранской (после воздействия на нее ислама) описание у Низами и изображение на миниатюрах-иллюстрациях (XIV–XVII вв.) семи красавиц, являющихся сложными аллегориями – кешваров (районов мира), астральных душ персидского царя Бахрама Гура и т. д. См.: Бертельс А.Е. Художественный образ в искусстве Ирана IX–XV вв. С. 290–337.]. Если даже аллегория и выражается словесно, то это всегда описание некоего изображения (пример словесного выражения аллегории мы приведем ниже). Большая сложность аллегории по сравнению с метафорой в том, что она многоэлементна и прочитывается как некое повествование, тогда как метафора в принципе одноэлементна (что не исключает создания метафорических рядов, состоящих из отдельных метафор). При этом несомненно смысловое родство метафоры и аллегории [Именно этим объясняется то, что в исламоведческих исследованиях способ метафорического толкования выражений Корана (та’виль) называется неточно – аллегорическим или символико-аллегорическим. Приведу очень распространенный пример та’виля. В Коране говорится о Боге: «Две руки Его распростерты» (Коран, 5:64. Перевод мой. – А.И.). Знаменитый му'тазилитский мыслитель судья Абд-аль-Джаббар (ум. в 1025 г.), отрицавший антропоморфную телесность Бога, утверждал, что слово яд (рука в буквальном смысле) метафорически означает благодеяние. Тем самым Дее руки Его распростерты подразумевает, что Бог совершает два благодеяния. В качестве пары категорий, обозначающих два благодеяния Бога, Абд-аль-Джаббар называет Дольний Мир (дунйя) и Религию (дин) (см.: Абд-аль-Джаббар аль-Хамазани. Аль-Мухтасар фи ’усуль ад-дин (Краткое изложение Основ Веры) //Раса’иль аль-Адль ва-т-Тавхид (Трактаты Справедливости и Единобожия) / Иссл. и публ.: Мухаммад Амара. Бейрут: «Дар аш-Шурук», б.г. С. 218). Очевидно, что в этом и подобных случаях та’виль представляет собой метафорическое, но никоим образом не аллегорическое толкование: название конкретного предмета (рука) рассматривается как выражающее абстрактный смысл (благодеяние).]. Аллегорию вообще можно рассматривать как усложненный и переведенный в изображение вариант синекдохи. При всей дискуссионности возможных трактовок аллегории (в том числе трактовки, приведенной выше) для нас сейчас важно одно – она изобразительна. И как таковая аллегория была в принципе исключена в исламской культуре. (Характерно, что аллегории приходили в эту культуру извне – из эллинистической и древнеперсидской культур.)

Аллегорические описания удается обнаружить, например, в оккультном (герметическом) трактате «Цель мудреца», написанном урожденным мадридцем Маслямой аль-Маджрити (ум. в 1004 или 1007 г. в Кордове). При этом автор упоминает такие, не-аллегорические, употребления Зеркала, как зажигательное Зеркало, которое было обязательной принадлежностью герметиков43 [Так, аль-Кифти в «Истории философов-мудрецов», ведя речь о Гермесе-Трисмегисте (Хармас аль-Мусаллис), помещает зажигательное Зеркало в примечательный тематический ряд: «талисманы, гороскопы, зажигательные зеркала, алхимия».], или Зеркало, в которое смотрят для возбуждения воображения44. Нас же здесь интересует аллегорическое описание Солнца и Луны, которые аль-Маджрити, по его словам, нашел в астрологических трактатах, например, в «Книге мудреца Аполлона {Абулус}». Вот Солнце. Оно предстает (изображение в цитируемой книге отсутствует, в ней дается описание аллегории) в образе женщины, стоящей в колеснице, которую влечет четверка лошадей. В ее правой руке – Зеркало, а в левой руке, прижатой к груди, – жезл. Вокруг ее головы – лучи. Есть и другой вариант аллегорического изображения солнца. Оно выглядит как мужчина в венце, стоящий в квадриге, запряженной лошадьми. В его, тоже правой, руке – опять-таки Зеркало, а в левой руке щит. Одеяние его желтого (по-видимому, золотистого) цвета. Что же касается Луны, то ее аллегорическое изображение следующее. Это молодой юноша в венце. Он стоит на колеснице, которую влекут четыре быка. В его правой руке – скипетр, а в левой – Зеркало [Читатель обратил внимание на то, что аллегорическое изображение Луны зеркально по отношению к Солнцу. У Солнца Зеркало в правой руке, а у Луны – в левой.]. Одежда его белого и зеленого цветов45. Отметим для полноты картины, что аллегорические описания других планет у аль-Маджрити не содержат Зеркала.

Здесь мы отвлекаемся от того, что означают эти аллегории в предшествующей (эллинистической) герметической традиции, воспринятой частью мусульман в Средние века. Достойна упоминания роль, приписываемая этим правильным образам, которые, будучи воспроизведены на талисманах, могли оказывать оккультное, магическое воздействие на человека и человеческий мир46. Примечательно объяснение данного явления, которое было одним из теоретических (спекулятивных) обоснований оккультных практик. Аллегорическое изображение светила или созвездия {сура} на талисмане или амулете оказывало воздействие благодаря тому, что это изображение, будучи внедрено в нечто материальное, например, выцарапано птичьим когтем на свинцовой пластине, оказывается связанным со своим источником или небесным образцом – так же, как отпечатанное в Зеркале изображение {здесь тоже сура} связано с тем, чье изображение отпечатывается.

Все это объяснение апеллирует к вульгарно-перипатетической трактовке формы. Восприятие {и здесь тоже сура; кубуль} талисманом небесного воздействия и осуществление желаемого воздействия происходит благодаря ассоциации, или слиянию {иттихад}. Ассоциация же представляет собой, как пишет автор «Цели мудреца», именно «отпечатывание – принятие образа — чтобы материя и форма {сура; хайюля; сура} составили единое целое. И это – как сцепление {ильтисак} формы (=образа) человека с водой и зеркалом, как соединение Божественной природы с человеческой природой у христиан, как соединение души с телом»47. Кроме всего прочего, для нас важно здесь подчеркнуть еще раз, что аллегория связана с оперированием цельным зрительным образом в отличие от метафоры, представляющей собой перенесение названия на основании предполагаемого наличия у разных предметов одного и того же свойства (свойств). В заключение сообщу, что аллегория по-арабски называлась сура. Тем же словом называлось и созвездие. Таким образом, это изумительное слово (сура) обозначало кроме оболочки-формы-идеи-энтелехии-души еще и аллегорию-созвездие, сохраняя за собой и такое, наиболее распространенное, значение, как образ. И совсем уж в конце отмечу, что трактовка воздействия аллегории-созвездия на земные дела содержит распространенное в рассматриваемую эпоху соображение о субстантивированности образа, формы (формо-образа и т. п. всего, что обозначалось словом сура). Поэтому более естественным для средневекового араба-мусульманина, стремящегося к точности выражений, было высказывание Образ человека поступил (попал) в Зеркало, чем Человек отразился в зеркале. Но об этом ниже.