№ 1

Мне нужно видеться с вашим преподобием. Не позволите ли мне прислать теперь за вами мою карету? — Если здоровье ваше не совсем еще поправилось, то я с удовольствием сам заеду к вам, часов в одиннадцать, перед заседанием Святейшего Синода.

Ваш усердный слуга

С. Нечаев.

22 декабря 1833 года

№ 2

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь

Стефан Дмитриевич!

Вчерашнего дня очень желалось мне быть у Вас, дабы проститься с Вами и с семейством Вашим; но лихорадка, довольно упрямая, не позволяет мне выходить из комнаты. Сделайте одолжение, известите меня, когда Вы намерены отправиться из Петербурга и когда могу к Вам явиться, не помешав сборам и не умножив суетливости, со сборами неразлучной.

Моего доброхота покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий.

2 июня [1834 года]

№ 3

Ежели получу разрешение Государя в Понедельник, то, вероятно, мы отправимся во Вторник. Посещение Ваше, почтеннейший Отец Архимандрит, будет не помехой, а подспорьем в наших сборах, ибо при таком предприятии нужнее собираться духом, нежели чем другим. Сегодня Вы жалуетесь на свое нездоровье. Завтра много будет у Вас гостей. Так не пожалуете ли благословить нас на путь в Понедельник? Мы приготовим скоромную {стр. 8} иноческую трапезу и Вас будем ожидать часу в четвертом. Добро пожаловать.

Вашего Высокопреподобия преданнейший слуга

С. Нечаев.

2 июня 1834 года

№ 4

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь

Стефан Дмитриевич!

Ждали мы Вас в столицу, — дождались неприятной вести о Вашей болезни. Таков обычай верховного Царя царей: Он, их же любит, наказует, биет же всякого сына, его же приемлет [].

Теснясь в пределах человеческого суждения, помышлял я, что Вы здесь очень нужны; но ин суд Божий и ин человеческий. Хотелось бы мне Вас видеть опять в Вашем доме, окруженного семейством, радостного, довольного, но Господь, утверждающий нашу к Нему любовь злоключениями, попустил рассыпаться Вам в разные стороны, как зернам пшеницы.

Вспомните, почтеннейший мой благодетель, что Законоположник наш претерпел крест, и последователям и слугам Своим предвозвестил: в мире скорбны будете! — Отчего же скорбны? Оттого, что мир вас возненавидит, и Самый Отец Мой всякую лозу, творящую плод, отребит ю, да множайший плод принесет. Итак, благодушествуйте посреди волнения, предайте себя воле Божией, с радостию и благодарением переносите болезнь, ведая, что телесными болезнями исцеляется душа. Повторяйте почаще сию молитву: Господи, буди воля Твоя! Она кратка, но заключает в себе обширный смысл и весьма сильно действует к успокоению человека, находящегося в печали. Сие узнал я отчасти на собственном опыте. Но зачем ссылаюсь на ничтожный опыт, когда Сам Спаситель мира произносил сию священную молитву в вертограде, и сею молитвою преграждал прошения, исторгаемые немощию человечества.

Не могу и я похвастать своим здоровьем. Пред отъездом Вашим захворал, по отъезде очень расхворался, был болен в продолжение всего лета, и теперь дохварываю.

Надеюсь на милость Божию, ожидаю того приятного часа, в который Вас увижу лицом к лицу. Господь да возвратит Вам доброе здоровье, дабы, обилуя и телесными силами, и всяким довольством, преизобиловали во всякое дело благое о Христе {стр. 9} Иисусе Господе нашем, — и вообще для Церкви, и в частности, для истинных Ея членов.

С искренним почтением и преданностию честь имею быть Вашего Превосходительства покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий.

1834 год октября 17 дня

№ 5

Высокопреподобнейший отец Архимандрит

Милостивый Государь!

Душевно скорблю о продолжающихся страданиях Ваших, которые для души Вашей, конечно, не в потере, но меня лишают особенного утешения — с вами побеседовать в нынешней моей потере. Господу угодно было пресечь земную жизнь моей матери.

Ныне я мог бы устроить для Вас ночлег удобнее прежнего, но собственно для свидания со мной прошу не предпринимать путешествия, для состояния Вашего небезопасного.

О Вологодском монахе завтра же отправлю письмо к Преосвященному Стефану. Надеюсь, что отказа не последует без причин существенно законных.

С чувством совершенного уважения и преданности имею честь быть Вашего Высокопреподобия преданнейший слуга

С. Нечаев.

10 Генваря 1835 года

СПб.

Жена моя просит себе и детям Вашего благословения. Ей, благодаря Бога, лучше.

№ 6

Почтеннейший и многолюбезнейший Отец Архимандрит!

Примите с Христианскою любовию доброго моего приятеля Василия Федоровича Яна, имеющего особенную нужду в духовном внимании опытных людей. Ежели не будет для Вас обременительно, дайте ему на несколько дней приют в вашей обители и часть братской трапезы. Человек этот достоин особенного внимания и попечения.

{стр. 10}

Вам, я думаю, уже известно, что Митрополит Филарет давно уже в Петербурге.

С искренним желанием Вам всегдашней о Господе радости, а себе всегдашней о грехах моих скорби, прошу меня заочно благословить и принять от жены чувства почтительной дружбы и усердного уважения.

Вашего Высокопреподобия преданнейший слуга

С. Нечаев.

23 мая 1835 года

СПб.

№ 7

Прошу усерднейше Ваше Высокопреподобие пожаловать на освящение Церкви в новом Синодском здании. Оно совершено будет в день Сошествия Святого Духа, 27-го сего Майя; начнется в половине одиннадцатого часа.

Ваш преданнейший слуга

С. Нечаев.

25 Майя 1835 года

№ 8

Аще Господь восхощет и жив буду, постараюсь явиться к Вам 27 числа.

Архимандрит Игнатий.

26 мая

№ 9

Ваше Превосходительство!

В понедельник не смел уже я беспокоить Вас, предполагая, что Вы довольно утомились от понесенных трудов утром. Гостит у меня Василий Федорович Ян — но мыслями мы весьма с ним не сходимся. По всему видно, что он занимается внутреннею молитвою. Оная молитва есть высочайший, труднейший и многоскорбнейший подвиг, требующий полного самоотвержения и правильных мыслей. В противном случае — отец лжи, приемлющий вид ангела светлого, приближается к сердцу с притворным услаждением, которое ощутив, человек, и почитая оное благодатию божественною, утверждается в своей прелести и начинает показывать {стр. 11} ее плоды с некоторыми признаками как бы сумасшествия. Для такового, говорит святой Иоанн Лествичник, крайне нужна Божия помощь: ибо человеками таковой не излечим. И подлинно, согласится ли принять духовный совет от ближнего тот, кто думает (если и не говорит сего), что благодать его наставница? Натурально ли, чтоб сознался в невежестве, в прелести тот, кто думает, что он все видит ясно и здраво и в душе своей ощущает горнее утешение? Нахожу я положение г. Яна крайне опасным, ибо он жнет уже плоды своего подвига неправильного: видна в нем задумчивость и часто трет свои ребра с болезненным выражением на лице. Те части, к коим прикасается враг, когда человек привлекает его к себе, суть ребра; благодатное действие ощущается в горних частях персей. Чтение г. Яна составляют Фома Кемпийский, Арнт (за коих он стоит горою), а о писателях святых вовсе и понятия не имеет. Чтобы ему оказать помощь, непременно нужно его перевести от первых кладезей ко вторым. Я вижу, что мои хлопоты будут безуспешны; он очень противустоит, и мое состояние находит весьма опасным, что справедливо по моей грешной жизни, а не по мыслям, заимствованным от святых Отцов.

Ваше к нему расположение может быть подействует сильнее: ибо он опытами убежден, что Вы ищете его пользы. А мне лучше не входить с ним ни в какие суждения, в кои вошел я единственно по приверженности моей к Вам. Довольно, предовольно, если буду взирать на грехи свои, стремиться к покаянию и плачу, и на сию спасительную ниву изгонять вверенное мне стадо жезлом примера и учения. Вот мое видение, вот мое наслаждение, — наследство праотца моего Адама, поискавшего наслаждения в плаче после утраты сладостей райских. Если удел наш в сей жизни болезновать о себе, и тем более утешаться, чем в большей мере сия болезнь, то едва ли останется время соболезновать. И не осталось бы, говорит святой Макарий, если бы милосердый Бог не выводил нас из внутренней клети нашей для пользы ближнего.

Простите, что худо писал: глаза очень слабы. Желаю Вам всех благ от руки Создателевой и всему Вашему семейству благословения.

С искреннейшею преданностию и почтением честь имею быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою и богомольцем

Архимандрит Игнатий. 1835 года 30 майя

{стр. 12}

№ 10

Все, что Вы сделали для г. Яна, почтеннейший Отец Архимандрит, приемлю я как бы вы сделали это для меня. Зная давно примерную жизнь его, не могу не принимать в нем близкого участия. Отпустите его с миром. Может быть, Господь устроит иначе путь его, не желая никому погибели, а всем спасение. Если не будет обременительно, не откажите г. Яну в способах сюда возвратиться: я разумею здесь какой-нибудь экипаж, ибо нанять у вас нечего.

Преданнейший слуга С. Н.

30 мая

№ 11

С. Д. Нечаеву, пересылая с В. Ф. Яном «Житие св. Владимира»:

…Изготовляя оное, имел я в виду единственно изготовить по Вашей цели. Другие предлагали мне другое. Почему прошу Вас взглянуть на оное. За Вашим ответом явлюсь, Бог даст, лично сам, и если Вы утвердите порядок и образ составления, то не замедлю предоставлять точно так же и прочие в сем виде заготовленные жизнеописания.

Василию Федоровичу понравилось, кажется, монастырское жительство. Ваша искренняя любовь и христианское попечение могут убедить его, дабы он некоторые свои идеи, возвышающиеся на Разум Христов, преклонил пред оным Разумом необъемлемым. Что касается до внешних предметов, то беседу его нахожу весьма приятною: видно, что он проводил внимательнейшую жизнь и накопил много опытности. Но духовные начала у нас совершенно различные. Сия разница не могла произвести духа единения, единения уст, единения сердца, но не помешала мне весьма полюбить его, как кроткого и благоразумного человека. …

1 июня 1835 года

№ 12

Ваше Превосходительство!

Когда был я у Вас, то много мы беседовали о Кресте Господнем, который поистине есть иго благое и бремя легкое. Приехав в обитель, я получил подарок: 14-го числа, пред утренею, видел сон: как будто хочу подать нищим милостыню и для сего выни{стр. 13}маю из своего кармана кошелек, из коего вдруг выскочил мне на ладонь ярко светящийся золотой крест. В тот же день я занемог, а 16-го слег в постель; приключилась горячка; седмь дней не принимал никакой пищи; теперь хотя и получше, но очень слаб. С того времени, как я в Петербурге, не проводил я дней моих с такою приятностию, как сии дни болезни. Точно Крест Господень есть иго благое и бремя легкое, а со Иисусом и на Голгофе рай.

Представил я житие великого князя Владимира. Было ли оно в Синоде? Одобрено ли? Можно ли по сему образцу представить и некоторые другие жития, уже приготовленные? — Потрудитесь сообщить мне наставление Ваше по сему предмету чрез о. Михаила.

Простите! Дай, Господи, Вам всего доброго.

Архимандрит Игнатий.

26 августа 1835 года

№ 13

С. Д. Нечаеву — в связи с его сборами в отпуск в Москву:

…Один приезжий мой родственник подарил мне две бутылки водки домашней, очень хорошей. Я вспомнил о своем путешественнике, которому в дороге, при сырой погоде, они очень могут пригодиться. Почему, к Вам присылая, усердно прошу во здравие кушать и вспоминать — того, кто их прислал.

Архимандрит Игнатий.

25 февраля 1836 года

№ 14

Высокопреподобный отец Архимандрит, Милостивый Государь!

От служителя Олтаря Господу угодно было привести меня к служению тем, коих Сам соизволил назвать меньшою Своею братиею. Поздравьте меня, почтеннейший друг, с таким повышением и помолитесь по христианской любви своей, чтоб Отец милосердия и щедрот сподобил меня достойно совершать новое, труднейшее поприще. Оно так униженно, что нельзя проходить его, не пригнув долу своей надменности. Прямое училище смирения, коего сладость познали Вы на самом опыте. Не забыл я этого назидательного примера. Помню не только беседы Ваши, но и самый голос и черты ваши. Желал бы сердечно опять уви{стр. 14}деть и послушать Вас; но надежды не имею на такое утешение. Доставьте мне по крайней мере другое — если это Вас не затруднит: пришлите мне хотя маленькое изображение любезного для меня облика Вашего. Оно будет безмолвно беседовать со мною о многом полезном для души моей, нелестно к вам приверженной. Во всяком случае извините Бога ради такую просьбу, может быть, весьма нескромную, но весьма естественную для отсутствующих друзей.

Господь да пребудет всегда посреди нас! Вашего Высокопреподобия преданнейший слуга

С. Нечаев.

Москва 20 сентября 1839 года

№ 15

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь!

Какое живое, вместе тихое, духовное утешение пролилось в моё сердце, когда принял я в руки поданный пакет с надписью Вашей руки, — тем более, когда начал я чтение слов, дышащих любовию. Точно, — любовь николиже отпадает.

Вот! Вы попечитель нищих, часто богатых верою и переходящих с гноища на лоно Авраамово. В лице сей меньшей братии Христовой, Сам Христос приемлет Ваши попечения и Ваше служение, точно так, как принял бы Он и в лице служителей церковных. Наружность не так блестящая, сущность та же. О! сколько есть служений славных, приманивающих честолюбие, занимающих и воспламеняющих воображение: но конец венчает дело. Приходит смерть, призывает к жизни без призраков; на это приглашение, как бы оно горько ни было, никто не может сделать отказа. Идут цари, не свершив огромных предположенных планов, от исполнения которых могли бы благоденствовать миллионы народа; идут гении, покинув начатое для удивления потомства; идут законодатели, не достроив законодательных сводов; в одно мгновение отлагаются знаки отличия и громкие титулы, на приобретение коих употреблена вся жизнь. Богатые верою, напротив, становятся еще богаче: ибо смертию вступают в существенное обладание тем, чем до смерти обладали только верою. Вам, так как и себе, почтеннейший Стефан Дмитриевич, желаю в Бога богатеть.

Вы желаете иметь портрет мой? Ваш портрет имею, получив оный из рук ваших; имею портрет души Вашей в памяти, в серд{стр. 15}це. Мое грешное лицо не достойно быть изображенным кистию художника. Вместо этой кисти пусть могильный червь точит глаза, осквернившиеся страстным зрением; пусть точит уста, отверзавшиеся для слов, коими прогневляется Бог; пусть точит все члены, бывшие орудием преступления. Если же, несмотря на мое недостоинство, каким-либо случаем изобразится портрет мой, то постараюсь исполнить желание Ваше, внушенное любовию.

Христос посреди нас есть и всегда будет.

Вашего Превосходительства Покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий.

20 октября 1839 года

№ 16

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь!

Вот! опять я пред Вами просителем; это для меня не трудно. Ваше постоянное во мне и обстоятельствах моих участие было постоянным и надежным пристанищем просьб моих. Сергиева Пустынь получила близ ограды своей до 200 десятин земли на основании той Высочайшей воли, которая, Вы помните, почему и как состоялась. Эту землю, состоявшую единственно из болот, монастырь осушил, расчистил, завел на оной хозяйственный хутор с запашкою и скотоводством. Доходы сего хутора, если все покроется и впредь таким благословением, каким покрывается ныне, можно полагать до тридцати тысяч в год. Продаем молока в месяц на тысячу, иногда на две. При таковом умножении монастырского дохода способом невинным, самый монастырь должен придти в цветущее положение. Итак, земля составляет существенное достояние монастыря. Планы на оную в настоящее время находятся в Московской Межевой канцелярии. Покорнейше Вас прошу не оставлять меня и обитель Вашим милостивым ходатайством — замолвить слово по приложенной при сем записке.

С чувством сердечной привязанности к незабвенному другу, с сердцем которого сердце мое часто сливалось в одно ощущение, есмь навсегда Вашего Превосходительства покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий.

1840 марта 15-го дня

Когда бываю уединен — часто живо мне представляетесь, всегда с приятнейшею улыбкою. Тогда сердце Ваше сердцу моему весть подает.

{стр. 16}

№ 17

Помните ли, высокопреподобный Отец Архимандрит, как мы с Вами занимались изданием отдельных Житий Святых угодников Российской Церкви. Не знаю, почему это издание, хорошо принятое публикой, впоследствии остановилось. Между тем один из моих нынешних сотрудников, с одним намерением поддерживать в обществе расположение к благотворительности, начал издавать статьи, почерпнутые из той же неисчерпаемой сокровищницы. Вашему Высокопреподобию не противно будет взглянуть на этот опыт. В такой надежде посылаю первую его книжку.

Пользуюсь сим же случаем, чтоб принести Вам, почтеннейший друг, искреннюю благодарность за назидательное ваше писание, исполненное того глубокого смирения, которое должно стяжать вам высокая в истинном смысле этого слова, и при котором ложная, земная высокая не возмогут положить преград в верном вашем шествии. Надеюсь, однако, что сердечная моя привязанность когда-нибудь победит его, и я увижу хотя в легких очертаниях тот приятнейший для меня лик, который видеть лично не имею надежды.

Во всяком случае простите мою докуку ради Того, кто был всегда утешительным предметом бесед наших, кто в одной любви положил печать своего ученичества, чей благодатный дух всегда да пребывает между нами.

Вашего Высокопреподобия усерднейший слуга и несомненный почитатель

С. Нечаев.

19 марта 1840 года

Москва

№ 18

Христос Воскресе!

Высокопреподобный Отец Архимандрит!

Милостивый Государь

Не могли Вы никак найти в Москве поверенного усерднее старого Вашего друга В Межевой. Канцелярии дали мне слово тотчас кончить дело вашей обители; — и теперь планы на землю ее должны уже находиться в Петербургском Губернском Правлении. Заметьте между тем, что Вы писали ко мне в самое то {стр. 17} время, когда и я писал к Вам. Видно, действительно сердца наши откликаются друг другу и в большой отдаленности. Благодарю за сие Господа, утешающего любовию такою, которая не основана ни на каких внешних отношениях. Радуюсь, что Он благословляет обитель Вашу изобилием. Оно обыкновенно бывает следствием порядка, который Вы преимущественно любите, приложив вначале попечение о водворении его внутренно, в самом себе. Да преизобилует же прекрасная Ваша пустыня дарами истинного благочестия: все же прочее неминуемо вслед затем прилагаться будет.

Я напротив по грехам моим терплю от нынешнего неурожая не только оскуднение доходов, но должен еще потратить много денег на прокормление крестьян с их скотом и на засев их полей. Мало было этой заботы: все мои дети долго страдали опасным коклюшем; старшая дочь приходит даже в состояние безнадежное. Четыре года дали мне несколько отдохнуть. Теперь опять посылают на работу. Не говоря уже ни слова о хлопотах по призрению всей нищеты такого многолюдного города.

Помолитесь о нас, почтеннейший друг, Воскресшему Спасителю, и будьте незыблемо уверены, что никто столько не желал и не желает вам добра, как преданнейший Вам слуга:

С. Нечаев.

20 апреля 1840 года

Москва

P. S. Прошу покорнейше Ваше Высокопреподобие прочесть прилагаемую тетрадь и удостоить меня отзывом вашим о ее содержании. Материя вам хорошо известна, ибо вы не теоретически только проходили ее учение, но побывали в практической школе глубокого смирения и действительного отречения от мира.

Посылаю Вам еще вместо красного яичка нечто написанное о милостыне в [нрзб.] известным нашим благонамеренным писателем Стурдзою [].

Я к вам послал прежде примеры христианского милосердия, надписав на конверте: в С.-Петербург; кажется, делаю теперь лучше, надписывая: в Стрельну.

{стр. 18}

№ 19

Воистину Воскресе Христос!

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь Стефан Дмитриевич!

Пишу к Вам, тихо беседую с Вами, как бы с присутствующим, и получаю Ваше письмо, в котором Вы замечаете, что мы писали друг к другу в одно время. Усерднейше благодарю Вас за пособие, оказанное обители нашей. С приятностию читал я письмо Стурдзы и избранные повести о милосердии из житий Святых Отцов []. Это прочное средство к поддержанию и усовершенствованию в благочестивом и добром российском народе по природе сильной наклонности к вспоможению ближним. Вы спрашиваете, почему начатое при вас издание отдельных житий, принятое публикою столь благосклонно, ныне остановлено? Что Вам на это отвечать? Этому причиною страсти человеческие. Письмо о монашестве [] очень дельное, оставляю у себя на неделю, чтобы иметь время сделать некоторые примечания, и препроводить оные к вам. Не была ли у Вас в руках книжка писем Задонского затворника Георгия? Вот духовный писатель, ушедший далеко от всех духовных писателей нашего времени. Дворянин, воин, он сложил с себя оружие вещественное, чтобы вступить в поприще брани духовной, провел в неисходном затворе семнадцать лет и скончался в 36-м году, будучи 47 лет от роду, духовным успехом заменив лета многа. Писал он многим, к нему расположенным особам письма, которые по смерти его собраны, сколько можно было собрать, и напечатаны. С пера его текут струи благодатные, и недостаточество внешнего образования заменяется обильным достоинством духовным. Книжка сия сделалась одной из моих настольных. В Москве можно ее достать. Вы будете пить чашу утешения, которая вам теперь нужна. Святой Иоанн Богослов, когда увидел рай, наполненный святыми белоризцами, и спросил, кто эти белоризцы, то ему было сказано: это те, которые пришли, претерпев великие скорби; они вымыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца. Таков обычай Царя Небесного: кого любит наказует, биет всякого сына, о котором благоволит (Евр. 12. 6). Пишу Вам с натуры; если еще не знаете, то, конечно, узнаете от Мальцовых. Вы можете видеть мое сердце: оно и грешно, и не чисто, но любит бескорыстно. В том, что вы желали и желаете мне добра, удостоверял меня и теперь удостоверяет самый опыт. Желайте добра не{стр. 19}тленного, не временного, но истинного, которое доставит мне Сам Господь, подающий любящим Его чашу страданий в сей краткой земной жизни. — Навсегда Ваш Покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий.

1840 года Апреля 29-го числа

№ 20

Ваше Превосходительство,

Милостивейший Государь Стефан Дмитриевич!

Препровождаю при сем письмо о монашестве, которое прочитал я неоднократно с удовольствием и о котором имел честь в прошлом письме, по Вашей любви ко мне и моей к Вам, сказать мое не тяжеловесное решение: оно очень дельно. По тому же чувству, по желанию Вашему и моему обещанию не останавливаюсь и заметить, не для критики, но с желанием принести посильную услугу:

1. По мнению моему, происхождение монашества не довольно правильно изложено. Оно не есть плод гонений, хотя некоторые, точно, удалились в пустыни от гонения. Несколько частных случаев не дозволяют заключать о целом. Это объясняется в особенности тем, что пустыни начали наполняться монахами по окончании гонений, во время коих пустынножителей было весьма мало. Вот наружное доказательство; есть и внутреннее, сильнейшее: почти все иноки древние входили в искушения явные от бесов, после чего искушения от человеков не страшны. Таким ли бояться мучителей? Антоний Великий, когда услышал о начавшемся гонении в Александрии, пришел туда, объявил себя христианином, желал мучиться, но никто не посмел возложить рук на него: ибо и монашество есть долговременное мучение. От чего же явилось монашество? В первые три века Церковь Христова была гонима правительством. Принять христианство значило лишиться всех прав гражданства, всего имущества, самой жизни. Принятие христианства не могло быть ничем иным, как следствием сильного убеждения. Христиане жили, как приговоренные к смерти, не зная, в который час Жених придет, — приготовлялись к смерти, расточая тленное иму{стр. 20}щество нищим, пребывая непрестанно в молитвах и сердцем живя более на небе, нежели на земле. Весьма многие проводили жизнь девственную, подвижническую — все. Не было мысли о забавах, роскоши, стяжании, своеволии. Можно сказать, все были монахами: аскеты были совершенными монахами, не имея платья монашеского, как и клир не отличался одеждами во время гонений от общества. Когда гонения прекратились, то жизнь христиан посреде градов изменилась, ослабла Веру христианскую принимали не всегда по одному убеждению, но весьма часто по обычаю; вступило в Церковь много гнилых удов, кои во время гонений тотчас бы обнаружились отпадением; общество христианское посреде градов изменилось. Жене — Церкви, коей первородный плод, лик мученический, восхищен к Богу на небо, даны были два крыла орла великого — бежать в пустыню: явился лик монашествующий.

2. Недостаточно объяснена разность между мирянином и монахом, столь явная из слов Спасителя к юноше: аще хощеши спастися, заповеди сохрани: не убей, не прелюбодействуй, не укради и проч. Вот деятельность мирянина, коей цель — спасение. На вопрос юноши, что есмь не докончил, Господь научает, что есть в христианском жительстве совершенство; кто хочет оного достигнуть, должен сперва оставить все земное и потом, обнаженный от всего, принять труд о достижении совершенства Это изображает и евангельская притча, в коей Царствие Небесное уподобляется купцу, узнавшему, что на некотором селе скрыто сокровище, и продавшему все имение для покупки села того, заметьте, а не сокровища Святой Макарий Египетский говорит, что тот, кто расточил имение, оставил все приятное земное, удалился в пустыню, — еще ничего не сделал, только обнажился для вступления в поприще, — неизвестно, достигнет ли цели.

Совершенство христианское состоит в чистоте сердечной, коей является Бог, обнаруживающий Свое пребывание в сердце многоразличными дарами Духа Святого. Достигнувший сего совершенства есть светильник, не телесным служением, но служением Духа исполняющий заповедь любви к ближнему, руководящий спасающихся, восставляющий их от падений, целящий их душевные раны. Монашеский лик доставил Церкви Христовой пастырей, которые не препретельными словесами человеческой мудрости, но словесами Духа, споспешествуя учению чудесами, пасли и утверждали Церковь. Вот почему Церковь по окончании мучения представлена бежавшей в пустыню. Туда бежало совершен{стр. 21}ство церковное, источник света церковного, главная сила Церкви воинствующей. Кто были Златоуст, Василий Великий, Епифаний, Алексий и Филипп митрополиты, — словом, все святые пастыри? Но и не в чине архиерейском, а в простом монашеском есть много светильников от Антония Великого, Иоанна Дамаскина до Сергия Радонежского и Георгия Затворника. Веру утверждали, ереси обличали и попрали. Без монахов пропало бы христианство в мирянах. Вот сколь необходимо в Церкви Христовой совершенство, без коего и спасение с самою верою легко может утратиться, и непременно утратится: ибо нужны чувства, обученные долгим временем, в различение добра от зла (Евр. 5, 14). Сего совершенства достигали в первенствующей Церкви аскеты и мученики, после — монахи. Безбрачие, нестяжание, пост, труд, бдение, деятельная любовь, это — орудия, средства к достижению совершенства, но не самое совершенство. Кажется, в письме об этом сказано темно, отчего различие и необходимость монашества выставлены не в полной силе. Хорошо бы сочинителю прочитать беседы Макария египетского, и слово усилить понятиями духовными. Скажут: какой гордый отзыв о монашестве, обличающий гордость сердца. Отвечаем: в темной комнате значительная нечистота не приметна; в освещенной яркими лучами солнца тонкий прах весьма заметен и беспокоит хозяина Дух Святый есть учитель смирения; вселившись в сердце, вздыхает воздыханиями неизглаголанными и показывает человеку ничтожность праведности его, как говорит Исаия: вся наша правда, яко порт жены блудницы. Настоящая дьявольская гордость — отвергать Дар Божий существующий, как бы не существующий. Навсегда Ваш преданнейший

Архимандрит Игнатий.

Мая 5-го дня 1840 год

№ 21

Апостол говорит: и все хотящие благочестно жить, гонимы будут. Заметьте, почтеннейший Отец Архимандрит, что здесь упоминаются только хотящие жить благочестиво. Чего же должны ожидать те, которые действительно начали так проводить жизнь свою, так говорить и действовать?

Вот Вашему Высокопреподобию краткий ответец на одно из любезных писаний Ваших. Относительно другого скажу также кратко, что все замечания Ваши о монашестве оценены достойным {стр. 22} образом. Справедливость их очевидна. Не к гонениям надобно относить истинное его начало. Мы видим образцы его даже до пришествия Спасителя в святых Пророках. По свидетельству Иосифа Флавия было еще в Иудее собратство, похожее на монашество, именно собратство Иессеев. И весьма замечательно, что Новый Завет, обличающий учение Фарисеев и Саддукеев, ни слова не говорит о современном им учении Иессеев. Не они ли настоящим образом чаяли Спасителя, не они ли первые окружили его, когда явился Он между человеками? Не они ли первые сделались Его последователями? И название их видится от отца Давидова. Тут есть что-то таинственное, достойное важного размышления.

В заключение усердно благодарю Вас, почтеннейший друг, за то, что указали мне на письма Затворника Георгия. Я слышал об них, но до сих пор не любопытствовал прочитать их. Теперь познакомясь с его писаниями, сердечно сознаюсь, что они весьма того достойны, чтоб сделаться настольною книгой у всякого доброго христианина. Утешительно видеть, как [нрзб.] знаком был автору высокий предмет, о котором пишет. Что значат перед его неискусною простотою все краснобайные проповеди и послания суетной и надмевающей теории?

Прошу покорно и Вас бросить взгляд на прилагаемые книжицы, которые посылаю единственно в оправдание, что так долго не отвечал Вам. Хлопот много, а силы и способности уже не прежние. К чужим заботам присоединились еще свои тяжкие от совершенного неурожая у крестьян, от болезней у детей. Но теперь милосердие Божие, видимо, поправляет и то, и другое. Сердцу моему посвободнее — и оно спешит излить пред вами постоянные чувства уважения и привязанности, с коими так приятно именоваться мне не по обычаю, а по самой истине Вашего Высокопреподобия преданнейшим слугою

С. Нечаев.

30 июня 1840 года

Москва

№ 22

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь!

Опять пред глазами моими почерк Вашей руки, который всегда возвещал мне приятнейшие ощущения, долженствующие наполнить душу. Теперь довольно поглядеть, или лучше взглянуть на этот почерк, чтоб отворить дверь в сердце для множе{стр. 23}ства сладостных впечатлений. Благодарю Вас за присланные книжки, — сказатели полезных трудов Ваших: в Первых Опытах Комитета, достигши чтением § 9, я торжествовал духовно, видя, что пища для плоти соединена с пищею для души: особливо — назидательное чтение при работах есть новость в России в наше время, воскрешение древнего обычая благоустроеннейших монастырей; при отгнании праздности от тела, отгоняется сия мать пороков и от ума, — это превосходно! — Благодарю Вас за милостивое слово, замолвленное о планах земли, принадлежащей Сергиевой пустыни, которые теперь уже в руках наших.

Наконец! Горе имеем сердца, исполненные благодарения! Слава милосердому Богу, исцеляющему болезнь детей Ваших и утешающему домочадцев ваших надеждою урожая. Повторим песнь отроков в пещи вавилонской: согрешихом, беззаконовахом… И вся, елика сотворил еси нам, и вся, елика навел еси на ны, истинным судом сотворил еси… душою сокрушенною, и духом смиренным да прияты будем (Дан. 3. 29, 31, 39). Вот истинное духовное чувство! Праведники, подвергшись искушению, не видят своей праведности, зрение ума их устремлено к совершенствам Божиим, озаренные сим светом, они видят нечистоту правды своей, — и сердце исполняется чувствований глубокого смирения, ум начинает произносить исповедание и хвалы правосудия Божественного. Вот фимиам, благоприятный небу; вот кадило, которого дым разливается в горнем жертвеннике Царя царей.

Об ессеянах сведения Иосифа Флавия и о ферапевтах Филона — не удовлетворительны; оба сии писатели, будучи иудеи, не передали нам ничего о том, с каким чувством они встретили веру христианскую. То видно, что секта ессеев в Палестине и ферапевтов в окрестностях Александрии сохранили строго обычаи иудейства и не принимали христианства. Вот что говорит о первых преподобный Нил Синайский, монашеский писатель IV века: любомудрствовать покушались многие еллины, и из иудеев не мало… От иудеев избравшие сие жительство суть сыны Иоанадава… всегда обитают в кущах, воздерживаются от вина и от всего влекущего к сластолюбию, пищу имеют простую, удовлетворяют потребностям тела с умеренностию, очень прилежат образованию нравов и пребывают наиболее в созерцании. Отсюда и называются ессеи: ибо сим названием обозначается род их жительства. Но какая польза им от подвигов и от пребывания в трудах, когда они убили Подвигоположника Христа. По{стр. 24}гибает мзда трудов их: ибо они отверглись Раздаятеля мзды и Источника истинной жизни. Итак, они погрешили в цели любомудрия: любомудрие есть благоустроение нравов, соединенное с истинным познанием о Боге, в чем погрешили и иудеи и еллины, отринувшие Премудрость, пришедшую с небес, и покусившиеся любомудрствовать вне Христа. Таково мнение преподобного Нила ученика Иоанна Златоустого; таково мнение и других древних учителей церковных о ессеянах. Их подвиг был более наружный, лучшие наблюдатели древностей церковных находят, что они вдались более прочих иудеев в мелочную утонченность обрядов, отчего, оцеждая комаров, забыли позаботиться о верблюдах. По этой причине секта их по духу близка была к фарисейской. Не осужден ли Евангелием их пост, их милостыня, их молитва, чуждые смирения, вместе с фарисейскими? — Полезно для христианских монахов оглядываться на ессеев и в них видеть, что телесный подвиг, без любви и сердца сокрушенного, есть кимвал, звяцающий тщеславием, и медь, звенящая от пустоты своей.

Обращаюсь к началу дражайшего письма Вашего, дышащего добротою. 1-го февраля 1840 года когда я был потребован для выслушания приговора [], который в чем состоял и за что — мне было неизвестно, я чувствовал особенное спокойствие духа: в напутствие услышался в церкви апостол, тому дню принадлежавший по церковному кругу сего года (1-го послания Петрова, главы IV-й начинался с 12 стиха и оканчивался первыми стихами следующей главы). Возлюбленные! огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас страннаго… Время начаться суду с дома Божия… Итак, страждущие по воле Божией Ему, как верному Создателю, да предают души свои, делая добро. Может ли быть что утешительнее и назидательнее? Особливо слова время начаться суду с дома Божия, — погружают ум мой в глубокое размышление. Они сообщают нам возвышенную духовную мысль, что делание и подвиг христианина как бы сами по себе, по суду человеческому, ни были достаточны, по суду Божию далеки от совершенства и требуют очищения и дополнения от искушений. Тогда почитается здание храма Божия оконченным, когда засверкает на вершине его Крест Христов.

Доброго здоровья Вам и милым детям Вашим. Господь да сохранит Вас, да укрепит Вас для пользы человечества и для пользы гражданской.

{стр. 25}

С истинным высокопочитанием и сердечною преданностию, имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий.

Сергиева пустынь

Июля 16-го дня 1840 года

№ 23

Ваше Превосходительство!

И прекрасный перевод жития Иоанна Милостивого читаю с наслаждением, и гляжу любовно на знакомую руку, которою надписан конверт, ищу коротенькой записочки, хочу знать, здоров ли, благополучен ли кормитель нищих в столице христолюбивой, — ищу напрасно, напрасно любопытствую с такой заботливостью. Впредь кладите в такие конверты маленький листочек с сим двусловием: я здоров. Полезно употребляемое Вами время оставляет Вам мало времени, а я не нуждаюсь в длинных письмах от Вас: имею продолжительное письмо в сердце; оно начинается с начала нашего знакомства, конец его… О, я хочу, чтоб оно было без конца, чтоб продолжение его перешло за пределы гроба и сделалось вечным во Христе. Какое наслаждение — любовь. Пишу к вам, и на языке моем чувствую какую-то особенную сладость. — Это сладость древа райского.

Присылаемые Вами книжки мне говорят: внеси и ты маленькую лепту в ту сокровищницу, в которую богатые вносят тысячи сребреников. Не буду голосу этому ослушен.

От души Ваш

Архимандрит Игнатий.

12-го ноября 1840 года

№ 24

Признательным сердцем лобызаю любезные строки, коими Вы, почтеннейший Отец Архимандрит, утешили постоянную мою к вам привязанность. Такое общение не основано на земных скоропреходящих видах. Мудрено ли, что и я ощущаю в нем как бы успокоительный елей, возливаемый любовию на раны сердца моего, нанесенные грехом и следствием греха — многими {стр. 26} скорбьми. Беседа Ваша издавна имела на меня такое утешительное, целительное действие. Вот почему я так часто возбуждаю Вас к ней не тем, так другим. Нищий в дарах духовных более, чем новые друзья мои скудны в дарах тленных, не перестаю я толкать в двери, откуда наверное ожидать могу милостыни для меня нужной, отзыва дружбы, молитвы, совета, спасительного напоминания. В прошлый раз, по возвращении из деревни, встретил я здесь много дела, не успевал написать к вам, а желал, однако, дать весточку хоть о том, что еще живу на этом свете и вас неизменно помню. Радуюсь, что наши маленькие издания вами одобряются. Вот вам и еще новая тетрадка, как некоторое доказательство, что мы, раздавая питание внешнего человека, желали бы сообщить бедствующим собратиям нашим нечто на подкрепление человека внутреннего, который часто алчет, наготует и иззябает пуще первого.

Недавно неожиданный случай познакомил меня с иеромонахом Арсением Троепольским, который живал в Вашей обители и сохраняет искреннюю к вам приверженность и уважение. Я приглашаю его иногда служить в домовой церкви Работного дома, где теперь призирается до тысячи нищих всяких лет и всякого звания. Сообщите мне, пожалуйста, ваше мнение об этом добром человеке, — называю его добрым, ибо таким с вида мне показался; узнать же его короче не имел еще способа.

Вот вам несколько слов о моем здоровье. Оно не самое цветущее, но и не самое убогое. Господь ведет и всегда вел меня путем посредственности. Крайности для людей таких слабых не годятся. Благодарение Ему за милосердое промышление о недостойном орудии многих благих его видов.

Дети мои подрастают; один только меньшой сын остается еще в младенческом возрасте. Но и старшие пока младенчествуют еще незлобием сердца, нося в характере своем много сходного с покойной матерью, которой могилу могут всегда видеть из своей колыбели, не видя ее самой.

Простите, почтенный друг! Желаю Вам совершение в обновлении духа, а себе старых ваших чувствований и в течение нового года

Преданнейший слуга

С. Нечаев.

2 Генваря 1841 года

Москва

{стр. 27}

P. S. Благодарю за обещанное пособие нашей нищете. Дороговизна продолжается от нового неурожая, а средства наши оскудевают от последствий прежнего.

№ 25

Христос Воскресе!

Дражайший и почтеннейший Стефан Дмитриевич!

Много виноват я пред Вами, не отвечая столь долго на письмо Ваше, исполненное дружбы и искренности. Оно не сходило со стола моего, часто перечитывал его, каждый раз с новым утешением. Справедливо говорит святой Исаак Сирский: нет в мире предмета драгоценнее любви ближнего, которой входим в любовь Божию. Или обременил я себя излишними письменными занятиями, или подействовали на слабое мое телосложение искушения, или хроническая моя болезнь — солитер, или все вместе привело меня в средине зимы в такое болезненное положение, что я оставил пищу, почувствовал сильнейшую боль в груди, в продолжение Великого поста так был слаб, что едва подписывал имя мое на налое; с Страстной недели поправляюсь, и, кажется, избавился от солитера, по особенному расположению одной почтенной дамы — княгини Юсуповой, доставившей мне доктора, занимающегося единственно или преимущественно лечением этой болезни средством растительным и потому совершенно безвредным. Провожу время по обыкновению: занимаюсь монашескими книгами Святых Отцов, из коих Бог помог окончить перевод с латинского книги святого Исаии Отшельника. Из первого издания оной двести экземпляров назначаю для монашествующих Сергиевой пустыни, а тысячу в распоряжение питателя московских нищих. Книга не имеет наружного порядка в изложении, который требуется от писателя, ученнаго в школах мира сего, но имеет глубокие мысли, имеет систему для сердца и ума, которую можно ожидать от воспитанника пустыни безмолвной. Надеюсь, что Вы прочтете оную с душевной пользой и удовольствием, ибо Вам знаком вкус глубоких чувств, рождаемых смиренным рассматриванием внутреннего человека. — Таким образом я буду частником Ваших занятий и Вы моих! Эта мысль меня утешает.

Вы познакомились с о. Арсением Троепольским! Точно, он добрый человек: я находил понятие его о монашестве более ученым, чем опытным, более удовлетворительным для ума, чем для сердца; не знаю, в каком он положении теперь. Дай Бог всем спас{стр. 28}тись от змиев — страстей наших, коим помогают другие змеи — демоны. Если б вы взглянули в настоящее время на братство Сергиевой пустыни, то очень бы утешились: ибо Ваша рука была при учреждении сего духовного сада и многие лозы пересажены с Вашею помощию. Все почти прежние жители монастыря выбыли; теперь первые лица — это те послушники, которые вступили в обитель вместе или вслед за мною. Они уже иеромонахи, и главный из них, наместник Аполлос [], кажется, не ложно может быть назван образцовым иноком нашего времени.

Не знаю, не сберусь ли в конце лета побывать в Москве. И очень нужно бы для здоровья, — кажется, нужно бы и для души. Какое радостное свидание меня там ожидает и туда приманивает! До сих пор встречаю препятствие в мысли, представляющей, что опасно оставить монастырь при настоящих обстоятельствах духовенства невского, можно отсутствием своим повергнуть братство Сергиевское расхищению. Не приедете ли Вы в северную столицу? Не призывает ли Вас в оную наступающая нужда поместить старшего сына Вашего в Пажеский корпус или гвардейскую школу? — Ему должно быть около четырнадцати лет? Очень порадовался я, услышав, что Государь опять обратил внимание свое на заслуги Ваши. Земная почесть сама по себе ничтожна, но для человека, посвятившего жизнь свою на службу Царю и Отечеству, отрадна Царская милость.

Остается мне изобразить постоянное, и усердное, и молитвенное желание моего сердца всех благ Вам и всему Вашему семейству. Да благословит Бог питать и растить в душе Вашей чувство любви христианской к грешному Игнатию!

Ваш усерднейший и преданнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий.

Сергиева пустынь

Апреля 11-го дня 1841 года

№ 26

Высокопреподобный Отец Архимандрит,

Милостивый Государь!

Весьма утешительно было для меня известиться от Вас, что здоровье Ваше получило радикальное поправление. Новая бо{стр. 29}лезнь, которая Вас угнетала и которая так обыкновенна при финских берегах, имеет сильное влияние на расположение душевное. Вы могли преодолевать его одним врачевством духовным. С радостию и благодарностию увижу плод такого врачевания, коим дружба Ваша ко мне и любовь к ближнему вознамерились наделить нас. Дело одних наделять пищею тленною, дело других — снабжевать хлебом Небесным. Все хорошо во имя Господа Иисуса, показавшего нам пример и в том, и в другом; но несомненно, что последнее выше, и блажен тот, кто к такому подвигу призван и звание свое проходит достойным образом. Радуюсь, что под наблюдением Вашим и еще уготовляются подобные сподвижники. Как это ни толкуй, а монахам не предоставлено запираться в своей келье. Светильник зажигается с тем, чтоб светил во всей храмине. Да и при пострижении монашеском не говорится ли: тако да просветится свет ваш пред человеки, да видят ваши добрые дела и прославят Отца Вашего, иже есть на небесах. Монашеская жизнь может только способствовать к достижению совершенства христианского; но не освобождает от общих христианских обязанностей — служить человечеству, чем только можно и удобно. Упражнение в делах милосердия особенно могло бы быть полезно для людей простых, которые часто хладеют к молитвам и другим духовным подвигам, не будучи к этому достаточно приготовлены. Впрочем, кажется не за свое я взялся, разглагольствуя о предмете, который знаю только со стороны. Будучи сам погребен во внешности, я и приставлен к внешнему служению собратий наших. В прилагаемой книжке вы увидите, как усердно помогают мне сотрудники мои — наиболее из благочестивого русского купечества. Намедни в их собрании давали русские же певцы концерт в пользу учрежденных ими столов, а русский поэт написал по этому случаю кантату, которую также Вам сообщаю.

Новое внимание к этим трудам со стороны Августейшего моего благодетеля тем более было для меня приятно, что избранный для награждения моего орден посвящен памяти великого равноапостольного Мужа, который принес отечеству нашему пользу неописанную, и посвящен Царицею, которой сердце преисполнено было любовью к человечеству. Самые цвета его ленты очень знаменательны. Это цвета крови и смерти. Не значит ли такое украшение, что для ближнего не надо щадить первой и не устрашаться последней?

Как мне будет жаль, если вы соберетесь сюда в конце лета. По домашним делам моим я должен отъехать в Рязанскую деревню [] {стр. 30} в половине июля и не могу возвратиться ранее 29 сентября. Впрочем, здесь и там, врозь или вместе, я всегда с одинаковой привязанностью и уважением пребуду преданным вам Нечаевым.

11 июня 1841 года

Москва

№ 27

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь!

Почтеннейшее письмо Ваше от 11-го июня получил я к особенному моему удовольствию, которое так мне обычно при получении Ваших писем. Отчет Комитета за 1840 год показывает чрезвычайный успех сего благодетельного учреждения, управляемого мудрой Вашей распорядительностию. В конце мая месяца скончалась в Петербурге благодетельная особа, княгиня Татиана Васильевна Юсупова, которая делала много пособий, часто большими очень суммами; за несколько времени до кончины своей она познакомилась со мною коротко, усилила благотворительность свою и намеревалась решительно оной предаться, как по неисповедимым судьбам Божиим внезапно потребована в вечность. В числе неисполнившихся ея намерений находится и издание книги святого Исаии Отшельника, которую она хотела напечатать на свое иждивение, и напечатанные экземпляры, за исключением небольшого количества, нужного для раздачи безденежной почитаемым и благочестивым людям, предоставить в ваше распоряжение. По разрушении сего плана смертию кн. Юсуповой может ли труд мой быть полезным для братии, нуждающихся в хлебе вещественном? Я сам не имею на что напечатать с единственною целию пожертвования; равно не имею в виду лица, которое бы издержки напечатания взяло на себя. Но если Вы, почтеннейший Стефан Дмитриевич, найдете выгодным напечатать на иждивение Комитета, то с любовию жертвую трудом моим. Книга, кроме предисловия, оглавления и прочего, сама по себе имеет 332 страницы, кои, сравнив с страницами вашего отчета, нахожу соотношение между ими, как четыре к трем, то есть книга Исаии может иметь таковых печатных страниц 250. Для обращика книги, которая прямо монашеская, но и для всякого внимательного христианина крайне полезна, прилагаю при сем некото{стр. 31}рые отрывки. Прошу известить меня о Вашем распоряжении, по коему могу выслать к Вам рукопись, которую остается доправить и дополнить алфавитом. Вся моя корысть вещественная будет ограничиваться покорнейшею просьбою о доставке мне ста экземпляров для безденежной раздачи за цену, чего будет стоить Комитету; вторая же просьба — чтоб имя мое нигде не было обнаружено. Мой казначей отправился в Киев, он часто видал Вас, и я ему поручил быть у Вас и доставить мне подробное сведение о Вас. Как Вас домашние обстоятельства требуют в Рязань, так меня, наоборот, сергиевские обстоятельства не пустят в Москву. Столь шумного лета у нас не бывало. Петергофская дорога усеяна экипажами. — Будьте здоровы! Навсегда Ваш

Архимандрит Игнатий.

24-го июня 1841 года

Святой Исаия из Слова VIII. — Если ты дал что взаймы ближнему и оного не просишь обратно, то подражаешь свойству Иисуса; если же просишь, то подражаешь свойству Адама; если требуешь лихвы, то это ниже и Адамова свойства. Если кто укорит тебя за что, тобою сделанное или не сделанное, а ты промолчишь, то уподобляешься Иисусу, если будешь отвечать, возражая: что я сделал? — то ты уже не подобен Ему; если же воздашь равным за равное — то совершенно не подобен. Если приносишь жертву твою со смирением, как недостойный, то оная будет благоприятна Богу. Если же вознесешься сердцем твоим и вспомнишь о других спящих или нерадящих, то суетен труд твой. Смирение не имеет даже языка сказать о ком, что он нерадив или презорлив; — не имеет глаз для зрения чужих погрешностей; — не имеет ушей для слышания того, что не может принести пользы душе; наконец, оно не имеет никаких забот, кроме забот о грехах своих. Оному свойственно со всеми сохранять мир, не по причине дружбы, но ради заповеди Божией.

Слово XVII. — Попирающий совесть, изгоняет добродетели из сердца своего. Боящийся Бога прилежен, не боящийся Его предается нерадивости. Хранящий уста свои и молчащий благоразумно возвышает помышления к Богу. От многословия происходит леность и ярость. Подчиняющий ближнему волю свою обнаруживает тщаливость души к снисканию добродетелей; напротив, пристрастный к воле своей обнаруживает свое невежество. Страх Божий и тайное поучение хранят душу от страстей. Мирские разговоры повергают сердце в мрак и отвращают оное {стр. 32} от добродетелей. — Возмущается ум и сердце любовию к земным вещам, презрением оных приносится безмолвие и спокойствие… Ржа снедает железо; подобным образом честолюбием точится сердце человеческое. Плющ, обвившись около виноградной лозы, портит плод ея; подобным образом тщеславие ниспровергает труды человека. Смирение предводительствует добродетелями, а чревообъядение страстями. Конец добродетелей — любовь, а страстей — почитание себя самого праведным.

Заключение XVII Слова. — Братия! Будем стараться, доколе находимся в теле, наполнить сосуды наши елеем, по причине коего светильник бы наш засиял, когда будем входить в царствие. Светлый и блистающий светильник есть душа святая. Ибо душа, блистающая добрыми делами, войдет в царствие, душа же, оскверненная злобою, низойдет во тму. Итак бодрствуйте, братия, и прилежите добрым делам: ибо время приближается. Блажен ведущий себя строго. Уже колосья поспели и настает жатва. Блажен сохранивший плод свой, — приидут ангелы и вложат оный в житницу вечную. Горе унывающим, ибо огнь их пребывает. Наследия мира сего суть злато и сребро, и домы, и одежды: все они подают причину ко греху, и при всем том, отходя туда, мы должны их оставить. Наследие же Божие безмерно, оного око не виде, ухо не слыша, оное на сердце человеческое не взыде (1 Кор. 2. 9). Оно даруется тем, кои в краткое сие время повинуются заповедям Господа. Оно даруется за хлеб, за воду, за одежды, кои подадим нищим, за человеколюбие; за чистоту тела, за непорочность сердца и за прочие добродетели… []

№ 28

Высокопреподобный Отец Архимандрит,

Милостивый Государь!

Долго поджидал я Вашего казначея, чтоб отвечать на дружеское писание Ваше от 24 июня. Но, видно, он приехал в то время, когда я находился в деревне. Не надеюсь более его видеть и не могу далее отказывать себе в удовольствии с вами побеседовать.

Отрывки, сообщенные мне из перевода вашего, пришлись мне по душе. Я желал бы видеть все сочинение в печати. Если богатые наследники К. Юсуповой не согласятся исполнить благочестивого ее намерения, я найду, может быть, способ напечатать его здесь на счет таких же благотворительных людей. Поклонюсь какому-нибудь бумажному фабриканту, съезжу с просительным {стр. 33} визитом к кому-нибудь из содержателей Типографий — с помощью Божиею книга может выйти в свет без расходов со стороны небогатого моего комитета. Условие почтенного Переводчика свято будет исполнено. Пусть он потрудится только провести труд свой чрез мытарства цензурные и с необходимым одобрением доставить ко мне эту рукопись.

Согласен с Вами, почтеннейший Отец, что сына моего старшего, которому минуло 12 лет, пора бы пристроить в какое-нибудь Петербургское учреждение. Но я все не решаюсь отделить его от родительского лона, страшась и за некрепкое его здоровье, и за чистоту нравственности.

Боюсь вашего климата и за всю семью. У меня самого хромая нога просится совсем в отставку. Нужнее становится благорастворение воздуха и спокойствие уединенной жизни. — Что касается до солитера, который беспокоил меня на берегах Финского залива, то, кажется, он там и остался после моей последней лихорадки. Вот уже седьмой год, как он не показывается и даже не подает признаков своего существования.

Как я рад, что Вы избавились от такого же внутреннего врага, и желал бы на всякий случай — иметь рецепт лекарства, которого он не вынес. До сих пор медицина не знает верного средства против этой беды, впрочем, что она верно и знает-то? Врачует Один и одним: буди Он благословен в целениях и страданиях наших!

Между тем разлука наша шестой год уже продолжается. Хоть бы на бумаге увидел любезные для меня черты лица вашего! — Из детства любил я монашество. Многие из монашествующих удостоивали меня своею дружбою; а не с одним не гармонировал я так, как с Отцом Сергиевским Настоятелем в правилах и чувствах. Господь да утвердит навсегда эти сношения духа, во имя Его начатые и продолжавшиеся.

По взаимности расположения вы полюбили действия моего Московского Комитета. Следовательно, не без удовольствия увидите одно довольно основательное суждение об нем замечательного Писателя. Посылаю к Вам его собственно ради первой страницы. Прочее вам уже известно, влагаю еще простой Московский гостинец. Простите, что на сей раз лучшего ничего представить не имею.

Преданнейший слуга

С. Нечаев.

19 октября 1841 года

Москва

{стр. 34}

№ 29

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь

Стефан Дмитриевич!

Долго не отвечал я на почтеннейшее, дружеское письмо Ваше. Так прихворнул в это время, что опасались воспаления в груди. Произведено кровопускание, приставлены пиявки, и приговаривают к повторению кровопускания. Сохраняю большую диету от письма и пишу только в крайних случаях: этому причиною большая слабость в груди с болью и потерею голоса. Так переплавляемся мы в здешней жизни, и, дай Боже, чтоб не бесполезно!

Служение Ваше по духовному ведомству дало Вам возможность употребить слово мытарство для названия тех рассматриваний продолжительных и многообразных, коим подвергаются у нас книги существенно полезные, и от коих так свободны книги умеренной пользы, в особенности же пустые и даже вредные. Я улыбнулся при прочтении этого слова и теперь часто улыбаюсь, видя оживотворение его делом. Книга святого Исаии была у Преосвященного Киевского [] в продолжение трех месяцев; он прочитал ее и одобрил к напечатанию, ублажив духоносного писателя величайшими и должными похвалами. Теперь, конечно, пойдет на рассмотрение к Московскому []. Наследники Юсуповой не наследовали ее щедрости или, может быть, и наследовали, но без того расположения ко мне, которое имела покойная. Здесь подобный пожертвователь не легко открывается: большая часть пожертвований ищут публикаций в газетах и благоволений, а не тайной сердечной награды. Если труд мой может послужить с какой-нибудь пользою для нуждающихся братии, то, по совершенном одобрении рукописи к напечатанию, не премину представить оную Вам. Будьте раздаятелем хлеба и вещественного, и духовного! Тех и других нищих много.

Опасения Ваши по отношению к климату и нравственности очень справедливы: никакой глаз не может заменить родительского, не говоря уже о сердце. Да и из учебных заведений, в настоящее время, едва ли не первое место должны занимать учреждения, приготовляющие к статской службе, а из них вообще университеты. Мы ветрены: количество знаний, которое возрастает с возрастом мира, мы имеем большее, нежели наши предки; это самое многознание делает нас поверхностными, и мы уступаем предкам в качестве знаний, в сущности знания. А ветреность — от стремления к пустым веселостям.

{стр. 35}

Вы промолвились о уединении? Когда эта мысль приходит, надо ее спрашивать: не рано ли? Хотя и опаздывать не должно. Точно: мир не веселит людей размышляющих, но он, питая нас горестями, отталкивает нашу любовь к нему и направляет ее к Богу, мир ранит наше сердце и тем исцеляет болезни — земные пристрастия. Безвременное уединение уничтожает сию работу сердца, которое, нашедши покой, часто снова примиряется с миром и делается холоднее к Богу. Это не мои мысли, но я заимствовал их из аскетических отцов Церкви, и когда приходится видеть опыты, то они постоянно утверждают меня в сем образе мыслей.

С большим бы удовольствием прислал Вам рецепт того лекарства, коим я избавился от солитера, но тот приезжий доктор, который пользует от сей болезни, предлагает нашему правительству купить рецепт его за 5000 рублей ежегодной пожизненной пенсии, а до тех пор не открывает своего способа, в который входят одни растительные вещества. Кого он здесь ни пользовал, всех удачно.

Наконец я склоняюсь на портрет с грешного лица моего и почитаю обязанностию своею прислать к Вам экземпляр, дабы Вы видели и образ того, кому Вы делали много добра. Мои мысли и чувствования, которые не прямо мои, но заимствованы от истинного духа Христовой Церкви, всегда находили приют в Вашем сердце. От этого взаимная любовь! Любовь — тот покой, тот дом, в который Бог вселяет единомысленных о Христе, как воспевает псалмопевец.

Благодарю Вас за присланные брошюры []. Очень приятно видеть, что есть люди, рассуждающие основательно. Между прочим, присматриваюсь и к печати, какая бы поприличнее была к книге пр. Исаии; кажется, покрупнее лучше; а то для старых и слабых глаз модная мелочь чрезвычайно затруднительна. Мне понравилась печать: Нищие в Москве, по четкости.

Будьте здоровы! Поздравляю Вас с Новым Годом, призываю на Вас и на все почтеннейшее семейство Ваше благословение Божие и молитвы преподобного Сергия. И с чувством сердечной преданности имею честь быть навсегда Вашего Превосходительства покорнейшим слугою и богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1842-го года, января 17 дня

Казначей мой, быв в Москве, справлялся о Вас, но ему сказали, как это и в самом деле было, что Вы находитесь в отсутствии.

{стр. 36}

Самому мне хочется дохнуть благорастворенным воздухом внутренней России, но до сих пор обстоятельства не подают руки.

№ 30

Еще новое доказательство, почтеннейший Отец Архимандрит, что, видно, есть между нами какой-то невидимый посредник, для которого время и расстояние как бы не существует. Только что хотел я писать к вам о том, что не может ли счастливый ваш врач побывать у нас, как получаю от дружеской заботливости вашей обстоятельное извещение об этой возможности… Но не просто изумлен я был таким обязательным предварением, а вместе и утешен, и исполнен искреннейшей благодарности за труд, так охотно на себя принятый. Теперь уже минуя медлительную Стрелинскую корреспонденцию, я обращусь с дальнейшими сведениями о чревной своей немощи и прочих обстоятельствах к доброму нашему старцу, витающему поближе к Петербургскому Почтамту на Моховой.

При прежних королях французских явился при дворе один швейцарец с секретом — изгонять солитера. Секрет этот куплен был правительством — помнится — за 40 тысяч франков и опубликован. Средство его состояло в корне папоротника. Я употреблял его прежде раза два — безуспешно. На днях повторил тот же опыт — и также без желаемого последствия. Принимаю теперь морковный сок. Голова стала посвежее, нет позыва частого на еду, и тошнота не беспокоит. Может быть, эти лекарства ослабили кишечного змея. Может быть, его и совсем во мне нет. Более шести лет он не показывался отрывками разной величины, как бывало это в 1834 и 1835 годах.

Господь ведает, когда и как загадка эта разрешится. Мое дело — смиренно предоставлять благопромыслительной Его воле страдания мои и облегчение; мой долг — сердечную питать признательность к людям, которые, несмотря на бесчисленные, язвительные и отвратительные мои недостатки, принимают во мне участие, прикрывая все христианскою любовью. Обыкновенный человек любит грех, а ненавидит грешника. Кто же ищет путей возрождения, тот, подражая Богу, начинает ненавидеть грех, а возлюбляет грешника.

{стр. 37}

Как Вы обрадовали меня известием, что я наконец буду иметь любезные черты Ваши. Не откладывайте, пожалуйста, исполнения доброго Вашего намерения. Я боюсь, что опять другие размышления, внушаемые излишнею, может быть, скромностию, поколеблят вашу решимость. Ожидаю и рукописи Вашей, не понимая, как могут писания такого мужа, какого Вы избрали, нуждаться в особенных и продолжительных рассматриваниях. Простая тайна, открываемая младенцам, способнее была бы для оценки подобных сочинений, чем утонченная всемирная ученость.

Вашего Высокопреподобия преданнейший слуга

Н<ечаев>.

7 февраля 1842 года

Москва

№ 31

Милостивейший Государь Стефан Дмитриевич!

Аз, говорит Господь в Откровении Иоанна Богослова, их же люблю, наказую. Эти слова совершаются над Вами. И Ваше сердце давно приготовлялось непостижимым, таинственным ощущением к ношению креста! И Вы давно приучаетесь на самом деле к ношению креста! Ваша счастливая жизнь, в которой я Вас застал, была подобна благотворному лету, доставляющему нивам обильное плодородие: в нем дни ясные сменялись днями пасмурными. Прочитав письмо Ваше, которого каждое слово отзывалось в моем сердце, я перенесся воспоминанием к тому опыту стихов ваших, который Вы, когда-то, во время одной из приятнейших наших бесед, мне читали. Предметом Ваших восторгов была Голгофа, крест, терновый венец, гвозди. И точно! С того времени как Богочеловек подчинил Себя страданиям и ими исцелил наши страдания, подножие Голгофы сделалось для ученика Иисусова местом дум плачевных и вместе утешительных, сладостных. Сидящий у сего подножия смотрит с равнодушным и спокойным любомудрием на непостоянных счастливцев сего непостоянного мира. Он им не завидует, он предпочитает познание креста Христова, отверзающего врата в блаженную вечность, тому кратковременному упоению, в котором держит земное счастие свою жертву, чтоб предать оную вечному бедствию. Горе вам, насыщеннии ныне, горе вам, смеющимся ныне! — Это неложные слова Сына Божия. В то время, как я имел возможность часто наслаждаться лицезрением Вашим, взоры мои отыс{стр. 38}кали особенную черту в Вашем характере: она ярко выказывалась для меня при всей светлости Вашего ума: это простота сердца, выражающаяся в доверенности к людям, к доброте их сердец, к прямоте совести и правил. Таковая простота есть один из признаков любви. Любы не мыслит зла, а потому всему веру емлет []. Любовь есть печать души, способной для неба. Итак, в Вашей душе та причина, по которой человек бывает крестоносцем; Отец Небесный всякую лозу, творящую плод, отребляет ю, да множайший плод принесет []. Вот и глаза Ваши ослабели. Понимаю, как отяготительна болезнь сия для человека, которого главнейшим занятием суть чтение и письмо. И почерк Ваш сказывает, что глаза Ваши не прежние. Я страдаю глазною болезнью уже семь лет, и длинные зимние вечера провожу в своей комнате без свечек; пишу и читаю только при свете дневном; впрочем, и сие без боли глаз только с нынешней зимы, после того, как я стал привязывать к глазам на ночь рубленную или лучше мелко крошенную свеклу в платке батистовом, на полчаса или час, предварительно намочив голову ромом, предпочтительно белым, и обтерши им лице. Все прежние лекарства, все знаменитые капли, и чужестранные и здешние, не принесли мне никакой пользы; напротив, еще более ослабили, притупили зрение. Последнее средство, будучи вполне не опасно, очень мне помогает; должно наблюдать, чтоб как свекольный сок, так и ром не попадали в глаза. Для Вас, на котором лежит столько должностей общественных, при исполнении которых Вы не любите не смотреть пристально, ослабление зрения есть большая потеря, большое лишение. Инок должен меньше чувствовать тягость сего лишения, потому что он может, сидя в своей келлии, чуждый всякой наружной деятельности, разгибать книгу души своей и читать в сей книге назидательнейшие истины.

Милые Ваши дети, прекрасные Ваши дети, которые так утешительно лепетали молитву и славословие Спасителю мира, совершающего хвалу Свою из уст младенцев и сущих! Они достигли юношеского возраста; они ощущают, несут ярем креста! Господь да укрепит их, да помилует их! Да дарует их родителю терпение, подобное терпению Иова, посылая искушения, подобные искушениям сего праведного мужа. Вы уязвлены и в имение Ваше, и в семейство ваше, и в тело Ваше. Души его не коснись, заповедует Господь диаволу, передавая на испытание внешнего человека. Не касается диавол души страждущего человека, когда человек пребывает в самоукорении и в благодарении, ког{стр. 39}да множеством славы стирает супостата. Достойная по делом наю восприемлем — вот слова, приличествующие распятым одесную Господа. Таковые будут помянуты в Царствии Его.

Благодарю Вас за присланные книжки. Обе так просты и ясны, что в них с приятностию усматривается желание угодить не только земле, но и небу. Слово отца Сергия очень мило: в нем соединяются прекрасные чувствования с непринужденным, приятным слогом. И слово его не возвратилось к нему бесплодным, посеялось в сердцах слушателей и принесло плод приятный Богу, — сострадание к нищим, тотчас выразившееся в делах!

Будучи Вам должен невыплатимым долгом, долгом любви, я состою у Вас в особенном долгу! А причиною тому — мои глаза. Книга Исаии ждет окончательной переправки, которую никак не могу предпринять раньше весенних, ясных дней. По тому, как ныне публика принимает подобные книги, я полагаю, что экземпляры Исаии не залежатся, особливо, когда они будут в деятельном распоряжении Председателя Комитета нищих. Ныне выходят вновь письма Задонского затворника уже в трех томах: эта книжка многим чрезвычайно понравилась.

Что сказать Вам о себе? Единообразно текут дни мои среди немощей душевных и телесных. Сергиева пустынь расцветает год от году более, а я год от году хилею, слабею и по зимам почти не выхожу из своих комнат. Иногда мелькает мысль о путешествии в Воронеж или Киев, о путешествии столь нужном для моего здоровья, и опять подавляется бесчисленными препятствиями, не позволяющими оставить монастырь на продолжительное время, особливо летом. Но в то время, когда занимает меня мысль сия, бываю в Москве, вхожу в дом, стоящий близ Девичьего поля, вижу хозяина, с тою же улыбкою любви на устах, с каковою всегда видел его в Петербурге, и приветливо смеются мне его голубые глаза, все лицо его живописуется в моем воображении со сходством точно идеальным. Сердце гармонирует фантазии нежным восторгом и трепетанием.

Простите, простите! Соединенный со мною узами искренней дружбы и удаленный протяжением земного расстояния, Стефан Дмитриевич! Когда-то судьбы приведут Вас увидеть, и какую увижу в Вас перемену, напечатленную восемью нерадостными годами. На мне Вы увидели бы седины и седины!

Призываю на Вас благословение Божие и молитвы преподобного Сергия, поручаю себя Вашей христианской любви и с чувством сердечной преданности и почтения имею честь быть навсег{стр. 40}да Вашего Превосходительства покорнейшим слугою и богомольцем

Архимандрит Игнатий.

Сергиева пустынь

Декабря 13-го дня 1843 года.

№ 32

Долго странствовало письмо Ваше, Почтеннейший и Добрейший Стефан Дмитриевич, доколе не пришло ко мне. Оно пустилось в путь 20 августа из Сторожева (конечно, это имя Вашего поместья), а прибыло в Сергиеву пустынь 25 сентября. Из штемпеля петербургского почтамта видно, что оно получено в нем 21 сентября. А надпись на нем: по ненахождению препровождается, несмотря на то, что адрес Ваш выполнен со всею точностию и правильностью, показывает, что встретились какие-либо недоразумения, и письмо путешествовало куда-либо в другое место, прежде путешествия своего в Стрельну.

В ответ на первую страницу Вашу скажу: соответственно Вашим добрым чувствам ко мне, и скудное мое слово к Вам кажется Вам благим и носящим помазание. Но каково бы оно ни было — оно есть слово сердца. Признаюсь, — бывали в жизни моей минуты, или во время тяжких скоро ей, или после продолжительного безмолвия, минуты, в которые появлялось в сердце моем слово. Это слово было не мое. Оно утешало меня, наставляло, исполняло нетленной жизни и радости — потом отходило. Искал я его в себе, старался, чтоб этот голос мира и покоя во мне раздался, — тщетно! Случалось записывать мысли, которые так ярко светили в сии блаженные минуты. — Читаю после, — читаю не свое, читаю слова, из какой-то высшей сферы нисходившие и остающиеся наставлением. Обыкновенная жизнь, и монастырская, сопряженная со многим развлечением, не может удерживать всегда при себе сих горних посетителей. Открывая так себя пред Вами, почтеннейший и дражайший Стефан Дмитриевич, я самым делом доказываю Вам, что недостойная душа моя, по благости Божией, ощущает сближение с душою Вашею, несмотря на материальное пространство и на продолжительное время, нас разлучающих: потому что это сближение совершается о Господе и ради Господа.

{стр. 41}

Вашего финляндца [] присылайте сюда. Несмотря на то, что наш монастырь битком набит, надеюсь найти и для него уголок. Может быть, знание сельского хозяйства доставит ему приятное и знакомое для него, а для монастыря полезное занятие. Если же сверх моего чаяния, по какой-либо причине, он не будет соответствовать здешнему месту или оно ему, то надеюсь поместить его в один из подведомственных мне монастырей. Но желаю, чтоб сие второе предположение оказалось вполне ненужным.

Посетила меня, недели с две или три тому назад, послушница Бородинского монастыря [], жившая некогда у Елизаветы Михайловны Кологривовой: она довольно подробно сказывала мне о Вас, о Ваших милых детях, что и их посещает перст Божий. Милые дети! Бог, рано посылая вам воздыхания, приготовляет вас в храмы Себе. Не завидуйте тем, которые пользуются полным здоровьем, которым мир улыбается и которых он приглашает в свой омут. Уста распявшегося за нас Господа возвестили горе смеющимся ныне, а блаженство плачущим и воздыхающим.

Участвующий в Вас сердцем, Ваш преданнейший

Архимандрит Игнатий.

27 сентября 1845 года

№ 33

Получил два письма Ваши почти в один день, Дражайший и Бесценный сердцу моему Стефан Дмитриевич: одно с отчетом печатным, другое с отчетом живым — Валленштремом. Вы меньше сказываете в Вашем печатном отчете, нежели сколько говорит живой: в первом виден Ваш ум, Ваша распорядительность; второй беседует больше, почти единственно, о Вашем сердце… Валленштрем мне понравился, понравился и братии; сколько видно и как он говорит — понравился и ему монастырь наш. По его хозяйственным сведениям он может быть полезным обители: следовательно, Вы сделали нам значительный подарок. В нравственном отношении мы не будем его отягощать излишними, утонченными требованиями, зная, что старое строение от значительной переломки может только разрушиться.

Благодарю Вас за участие в постигшей меня скорби. Но это — путь мой: одна скорбь передает меня другой, и когда несколько {стр. 42} продлится спокойствие, то я чувствую сиротство. Увидев бездыханное тело, я зарыдал над ним без всякой мысли, по одному лишь горькому чувству сердца. Какая мысль, какое размышление может быть тогда, когда действует судьба, превысшая мысли? Буди воля Божия, буди воля Божия! В сих словах я находил разрешение сего случая; сии слова внесли в душу мою спокойствие — непременное следствие преданности воле Божией. Часто стоя пред вратами вечности, частым ощущением ее и размышлением о ней, не принужденными и не искусственными, но являющимися и действующими в душе как бы самостоятельно и естественно, — я становлюсь более и более холодным к случающемуся со мною приятному и неприятному, предавая все временное воле Божией и прося у Бога единственно благополучной вечности.

Приближаются великие праздники Христовой Церкви и Новый год. Поздравляю Вас и милых детей Ваших; желаю Вам и им всех истинных благ на земле и на небе. Во время пребывания Вашего в Петербурге, когда я принят был под благословенный кров Ваш, дети Ваши были так малы, что, конечно, или совсем меня не помнят, или помнят очень мало; но я живо сохраняю их в памяти; в ней нарисовались их милые образы чертами, которых время не могло изгладить. Чувство любви к их родителю естественно объемлет и чад его.

Будьте здоровы, дражайший Стефан Дмитриевич! Мир Божий, превысший разумения человеческого, поглощающий в себя всякое разумение, даруемый Евангелием, даруемый Христом, изливающийся обильно из язв Его в сердца верующих и терпящих здесь, на земле, скорби, да водворяется в вас богатно и да исполняет Вас сладостным, благодатным утешением, — веселием небожителей!

От души и сердца Вам преданнейший

Архимандрит Игнатий.

Сергиева пустынь

11-го декабря 1845 года

№ 34

Какой сладостный, духовный, высокий плод пожинают погружающиеся умом и сердцем в Слово Божие, поверяющие по глаголам сей Небесной премудрости опыты своего земного странствования! Таковые достигают того, чего желал от верующих во Христа Христов апостол, когда он писал им: Молю вы, {стр. 43} братие, да будете утвержденни в том же разумении и в той же мысли. Событие сих слов я ощущал в себе, Почтеннейший и Дражайший Стефан Дмитриевич, читая Ваши строки, которые изливало сердце, пронзенное многими язвами и нашедшее отраду в язвах Иисуса, прозревшее яснее на будущность, видящее яснее Промысл Божий, истинное назначение человека, ничтожность и быстрое исчезание всего временного и суетного. Читая Ваши строки, я как будто размышлял сам с собою; в ответ я мог бы послать к Вам письмо Ваше, усвоив его себе и подписав под ним мое имя. Давно не видимся друг с другом, не беседуем лицом к лицу, пишем друг к другу не часто, а сближаемся более и более! Вот плод учения Христова!

Письмо Ваше сказало мне, что Вы часто прибегаете к Слову Божию и к молитве, просвещающим человека. По мыслям, рождающимся в душе, можно узнавать, какие впечатления на нее действуют! Принимайте слова мои с простотою сердца, потому что и я говорю от искренности сердца. В словах моих нет ничего лестного; льстящие льстят для того, чтоб уловить, посмеяться, повредить. Нет! Не имею этой цели! Говорю для истины и любви. Язык их, конечно, Вы можете отличить от языка, которым говорит лживое человекоугодие. Ваше размышление о простосердечии и лукавстве, извлеченное из опытов жизни христианской и внимательной, так мне понравилось, что я благословил искренним ученикам моим списать письмо Ваше в их письменные книги, в которые вносится особенно примечательное современное с целию душевной пользы. Какое условие христианской простоты? Последование закону Божию. Добродетельный и благонамеренный не нуждается представляться таковым; напротив того, кто любит грех, чья воля в грехе, тому нужна личина. Вера рождает простоту. Верующий идет путем жизни, надеясь на Промыслителя своего, как говорит Писание: ходяй просто, ходить надеяся. Неверующий не видит Промысла, думает, что судьба его зависит от ухищрений разума его, все благо полагает в земном; стремясь к нему, лукавствует словом и делом. Чем более будем углубляться в Слово Божие, чем более будем возрастать возрастом духовным, тем более будем убеждаться, что приблизиться к Богу не возможно иначе, как простотою, в которой и вера, и чистота совести, и образ мыслей, созданные заповедями Вышнего. Одни простосердечные способны преуспевать духовно, как говорит Писание: в душу злохудожну не внидет Премудрость. Простосердечные подвергаются страданиям, но не без {стр. 44} причин. Небесный Вертоградарь отребляет лозы Свои: Он видит способность их к плодоносию. Ветвь бесплодная не привлекает к себе Его внимания и забот до тех пор, как придет время ее отрезать и выкинуть из вертограда; тогда подбирают ее нищие земли для топлива своего. Под именем нищих разумею здесь лишенных всякого блага бесов, заботящихся, чтоб их вечная пещь горела жарче.

Знаменательны приведенные Вами слова: еже твориши, сотвори скоро! Такой же обширный смысл имеет и молчание Христово пред судьями, судившими для того, чтоб обвинить, чтоб найти какой-либо предлог, имеющий вид обвинения праведного, для исполнения замысла, замышляемого в сердце преступном и злобном. Посреди сего божественного молчания возгремели в наставление наше слова Спасителя к Пилату, слова тихие по наружности, но страшные как гром и молния по смыслу: Не имаши власти ни единыя на Мне, аще не бы ти дано свыше! [] Какое глубокое и обширное наставление для страждущих о Христе, научающее их смотреть на своих Пилатов, как бы на бездушное оружие Промысла, подающего возлюбленному своему чашу Христову, залог блаженства вечного со Христом. Здесь уже совершается отделение пшеницы от плевелов и производится Божий суд над ними. Последователь Христов страждет в великодушном молчании, познавая крестом Христа; а Пилат с холодностию и мимоходом вопрошает о Истине; не думает и не желает знать о ней, потому что не хочет даже выслушать, дождаться ответа; между тем Истина Христова ему предстоит в смирении и высоким молчанием о себе сказывает. Удивися разум твой от Мене [], молитвенно взывал к Богу святой Давид; удивится Евангелию и его глубокому учению, учению Божественному, христианин, читающий его с верою и чистотою совести, при озарении свыше: живые жизнью, заимствованною от ветхого Адама по закону чадородия, находятся в состоянии падения; это состояние свое доказывают непрестанным самообольщением, почитая землю, место своего изгнания, местом наслаждений бесконечных. Новый Адам, Христос — крестом спасает падших: умерщвляется жизнь падения отъятием наслаждений земных, а из недр сей смерти возникает жизнь во Христе, находящая наслаждение в лишениях. Отсюда преселяется человек мыслями, желаниями, надеждами на небо и ожидает с извещенною верою обетования свыше, обновления Духом. Нам должно странствовать со Христом, страдать с Ним, претерпеть распятие, вкусить {стр. 45} смерть, быть погребенными, воскреснуть и вознестись. Сего желаю и Вам и себе; почему произношу вместе с Вами сию исполненную духовного разума, утешительную молитву: Господи! совершай над нами волю Твою, и нам даруй мыслить, чувствовать, действовать по Твоей воле. Сего единаго у Тебя просим, в сем едином заключаем все наши желания и моления.

Изливая душу Вашу, Вы забыли сказать мне о Вашем теле, о здоровье Вашего милого семейства. Господь, врачующий душу Вашу, и сие да приложит Вам! Благодарю Вас за присланную повесть о заботах Ваших, о служении меньшой братии Христовой. Скоро ли исполню обет свой и отплачу Вам чем-либо подобным! Здоровье мое слабее и слабее, а с этим вместе и здешний мир начинает казаться чужим. Не мудрено, когда пред глазами переселение!

Ваш преданнейший Игнатий.

19-го декабря 1845 года

№ 35

Многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Небесное. Сие слово Божие совершается над Вами, Достопочтеннейший и Дражайший душе моей Стефан Дмитриевич. Известил меня Иван Иоакимович Мальцов о новом виде болезни, болезни тяжкой, в Вас открывшейся. Да дарует Вам Бог перенести страдания с сохранением сил душевных и телесных и получить облегчение. По тернистому пути ведет Вас рука Промысла! Но такова судьба возлюбленных Богом: едва нарекается Павел избранным сосудом, как уже вместе с сим и предназначается ему множество страданий. Крест — это знамя стада Христова, это знамение овцы Христовой. Да ниспошлет Господь в минуты тяжкой скорби Вашей благую мысль благодарения Богу, славословия и благословения десницы Его. От благодарения и славословия рождается живая вера; от живой веры — тихое, но могущественное терпение о Христе. А где ощутится Христос, там и утешение! Это утешение не от мира сего, который иначе не может утешать в скорби, как отъятием скорби. Христос действует иначе: Он не снимает тернового венка с возлюбленного Своего, потому что так венчаются в цари небесного Царства, но посылает в душу благо{стр. 46}датную сладость, залог предвкушения вечного блаженства, — и пред лицом сей сладости исчезают временные скорби, — по крайней мере много притупляется острие их.

Вручая Вас Господу, остаюсь навсегда Вам преданнейший

Архимандрит Игнатий.

1846 года, Генваря 19-го дня

№ 36

Наконец имею сведения о Вас, Дражайший душе моей Стефан Дмитриевич, от человека, лично видевшего Вас, от человека, облеченного в иноческий образ; это сведение тем особенно для меня драгоценно, что взоры внимательных иноков глубже проницают в душу, посещаемую посещением Господним. Он понял, что Господь, посещая Вас скорбями, вместе дарует и пособие к перенесению их, как говорит преподобный Исаак Сирский: «Отец наш щедрый, когда возблаговолит даровать истинным сынам Своим исшествие из искушений их, то не отъемлет от них искушений их, но подает им терпение в искушениях их, и они приемлют все блага к совершенству душ своих рукою терпения». Отверзаются пред умом двери таинственного созерцания христианского: он зрит распятого за грехи мира Христа, призывающего к Себе овец Своих и говорящего: Иже не возмет креста своего и в след Мене грядет, несть Мене достоин. Он зрит членов торжествующей Церкви и слышит о них от сказателя небесных таин: Сии суть иже приидоша от скорби великая и испраша ризы своя в крови Агнца. Сего ради суть пред престолом Божиим и служат Ему день и нощь в церкви Его и седяй на престоле вселится в них. Не взалчут к тому, ниже вжаждут, не имать же пасти на них солнце, ниже всяк зной. Яко Агнец, иже посреде престола, упасет я и наставит их на животныя источники вод, и отъемлет Бог всяку слезу от очию их (Откр. 7. 14–17). Сей же тайнозритель возвещает, кто из членов воинствующей Церкви поступит в члены торжествующей, которым не дано еще полного блаженства, которым речено бысть да почиют еще мало время, дондеже скончаются и клевреты их и братия их, имущии избиени быти, якоже и они (Откр. 6. 11). Итак, страдания суть земное достояние и избранных, и приготовляемых быть избранными. Страдания суть чаша Христова. Чашу спасения прииму и имя Господне призову: яко по множеству болезней моих утешения Твоя возвеселиша сердце Мое. Вкусите и видите, яко благ Господь и в то самое время, когда посылает нам скорби, {стр. 47} которыми соделывает нас причастниками чаши Христовой от ныне и до века.

Случается и здесь видетьскорбящих — и толькоищущие утешенияв вере обретают его. Недавно случилось видеть в скорби одного умного и ученого мужа, много занимавшегося философией изобретенною падшим и омраченным от падения умом человеческим. Каким же оказался философ пред лицом скорби? Слабым, изнемогающим, ненавидящим Промысла Божия, не ведающим креста Христова, ищущим на земле правды человеческой и не могущим найти правды Христовой в смирении и терпении. Поучительное зрелище, на которое нам дозволено смотреть не с тем, чтобы осуждать ближнего, но чтоб видеть нашу мертвость, когда бываем без Христа.

И при самой болезни, при которой обыкновенно меньше помнится вещественное, Вы позаботились прислать мне прекрасного чаю, чтоб вспоминал я Вас не только при духовных упражнениях, но и за чашкою чая! Благодарю вас: всякий знак любви Вашей приносит душе моей наслаждение.

И я продолжаю прихварывать: мои болезни сопряжены не столько с тяжкими болями, сколько с изнеможением и лихорадкою; в течение нынешней зимы почти не выхожу из своих комнат, а с половины января доселе — решительно не выхожу. Буди воля Божия! Скудельные сосуды могут ли рассуждать, что для них нужно и полезно?

Милосердый Господь, попустивший Вам тяжкое испытание и дарующий Вам прохладу на источниках веры святой и смиренномудрой, да дарует Вам и скорое исшествие из скорби, да имуще всякое довольство здравия, преизобилуете во всякое благое дело о Господе.

С неизменяющимися чувствами сердечной, искреннейшей преданности остаюсь навсегда Ваш покорнейший слуга и недостойный богомолец

Архимандрит Игнатий.

Сергиева пустынь Марта 19-го дня 1846 года

№ 37

О Господе дражайший сердцу моему Стефан Дмитриевич!

Возблагодарив Бога, должен я сказать Вам прямо и просто: к Вам особенная милость Божия; Бог избирает Вас и приближает {стр. 48} к Себе. Ощущение странничества не есть фантазия, не есть следствие размышлений, не есть умствование, это невольное чувство сердца, движущееся само по себе, независимо от нашего произволения. Это голос благодати, сообщенной нам святым Крещением. Когда тело утончилось болезнию, а душа несколько очистилась, сей голос таинственный, но сильный, раздался. Как инструмент обыкновенно устраивается из сухого, утонченного дерева, без чего натянутые на нем струны не могут издавать должных звуков; так необходимо утончать и иссушать тело воздержанием, а душу очищать непрестанным покаянием. Чтоб в нашем Богозданном храме могли слышаться вещания Духа. Вы можете видеть, что ощущение Ваше мне знакомо. Что я говорю о нем, как о своем. Я верю, что расположение Ваше ко мне возрастает; и еще более будет возрастать оно, если мы будем направлять стопы наши к Богу. Любовь естественная скоро может насытиться и пресытиться; пресыщенный ею перестает любить, может удобно перейти к ненависти: ибо и излишняя пища может произвести дурноту и обремененный желудок нередко извергает ее. Но любовь, которой началом Бог, не имеет ни насыщения, ни конца: потому что ее питает бесконечный Бог. — Когда я прочитал письмо Ваше и увидел, что в Вас начались движения будущего века, которых мир сей ни вместить ни понять не может, то явилась во мне мысль, что для Вас нужно будет, со временем, уединение, как способствующее к развитию ощущений и помышлений духовных. Предуготовительным занятием к уединению должно быть святое покаяние, исцеляющее душевные очи. Это тот целительный для очей поллурий, который велит купить у себя Господь: ибо и нищета духа есть дух Божий, приобретаемый человеком чрез сличенье своего сердца с Евангелием. Сей поллурий отгоняет от очей души, которые есть ум наш, счищает с них всякую надменность, всякое о себе высокое понятие, всякое признание в себе какой-либо добродетели. Скажите, пожалуйста, в какой одежде всего приличнее стоять пред Создателем человеку, сему существу падшему? Думаю, что тот одевается прилично, кто в молитвах своих весь одет в покаянье. Сего сердечно желаю Вам, как желаю и себе; потом желаю приготовления к вечности уединением. Сии желания да видит Бог и да творит с нами не по желаниям нашим, но по Своей святой воле. О Господе Вам преданнейший недостойный

Архимандрит Игнатий.

Октября 27-го дня 1846 года

{стр. 49}

№ 38

Примите, бесценнейший Стефан Дмитриевич, мое усерднейшее поздравление с наступившим Новым Годом, который желаю Вам и с чадами Вашими препроводить в вожделенном здравии и совершенном благополучии. — Благодарю Вас за дружеское письмо Ваше и за приложенный при нем отчет трудов Ваших, полезных человечеству, угодных Богу. Сердечно сожалею, что в бытность мою в Москве видел Вас только в зеркале — в дщерях ваших. Поправилось ли Ваше здоровье от путешествия в чужие края? А я лечусь и до сих пор от застарелой простуды с медленным, но уже значительным успехом. Все иностранные лекарства или вовсе не помогли, или помогли очень недостаточно; с отличною пользою подействовали самые простые средства: ванна с солью и натирание чистым дегтем. Теперь на опыте знаю, что пред отечественным деготьком ничего не значат заморские оподелькоки — не только какая-нибудь летучая мазь. Второй год продолжается мое лечение — и сознаюсь, что состояние лечащегося от хронической болезни труднее, нежели состояние болящего: отнимает все время, действие лекарств поставляет тело в ненатуральное положение, отнимает способности телесные и душевные, отнимает возможность умственных занятий, держит в состоянии непрерывающейся усталости, какого-то онемения и усыпления. Человек — яко трава! Взойдет в его тело какая-нибудь посторонняя влага, займет место на путях крови, расстроит ее обращение — и весь человек изменился не только по телу, но и по душе, по уму! «Во обилии моем не подвижуся во век». Этими словами Пророк изобразил крепость человека, силу его при здравии тела, при здравии души, поучающейся день и ночь в законе Божием. «Отвратил еси лице твое, и бых смущен». Эти слова вскоре последуют за вышеприведенными — и как справедливы! Не говоря уже о душевных искушениях, одно оскудение сил телесных есть искушение, и при изнеможении тела невольно изнемогает душа. Вот, бесценнейший Стефан Дмитриевич, подробное описание собственного моего состояния; внешние же обстоятельства остаются такими, какими были и прежде: приятное сменяется скорбным, скорбное сменяется опять приятным. Да дарует милосердый Бог рабу Своему встретить то и другое с одинаковым чувством недоверчивости и холодности. Земные печаль и радость приводят только в суетное движение кровь: Слово Божие может остановить это движение, сказав крови: «Не только плоть, но и кровь Царствия Божия не наследуют».

{стр. 50}

Призывающий на Вас и на семейство Ваше благословение Божие Ваш покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий.

Генварь 1848 года

№ 39

Милостивейший Государь Стефан Дмитриевич!

Получил я пакет, который ежегодно однажды возбуждал во мне особенное чувство радости, отворяю его в ожидании, что нищенствующая душа моя напитается обильно словами любви, которыми всегда бывают полны письма Ваши. Не случилось того! Я только увидел один отчет печатный; не было ни одной вожделенной для меня строчки. Видно, подумал я, Стефан Дмитриевич, при множестве дел своих, забыл вложить в пакет драгоценное письмо. Поэтому от Вас ничего не знаю о Вас.

Примите мое усерднейшее поздравление с праздником Рождества Христова и наступающим Новым Годом. Благословение Божие да осенит Вас и чад Ваших, и благодать Божия да хранит души и телеса Ваши. О себе скажу Вам, что, по великой милости Божией, чувствую себя лучше и лучше: начинаю уже укрепляться и вижу в себе восстановление способностей к деятельности. Новый митрополит [] добр и правосуден, ко мне довольно милостив; почему я ныне отдыхаю. Позвольте представить Вам при сем скудный отчет из нищенствующей души моей, мало собравшей духовной милостыни на пути и на торжище земной жизни.

Многие скорбящие желали иметь у себя список «Чаши Христовой», чтоб из этого чтения почерпать утешение для душ своих, это заставило меня напечатать «Чашу», вообще издавать печатно свое я опасаюсь, видя свою духовную незрелость.

С чувствами не изменяющейся преданности и совершенного почтения имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою и богомольцем

Архимандрит Игнатий.

Сергиева пустынь

Декабря 22-го дня 1849 года

{стр. 51}

№ 1

Ваше Сиятельство!

Граф Димитрий Николаевич!

Позвольте принести Вам искреннейшую благодарность за усердие Ваше к обители Преподобного Сергия. Награды любящих благолепие храма Господня, благословение и молитвы Угодника Божия да почиют над Вами и над домом Вашим.

С истинным почтением, имею честь быть

Вашего Сиятельства,

Милостивого Государя покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

Сергиева Пустыня

1836

Сентября 24-го

№ 2

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Зная Ваше глубокое уважение и особенную веру к угоднику Божию Преподобному Сергию, прошу Вас пожаловать в обитель нашу сего 5-го июля к Божественной Литургии, которую намеревается совершить Высокопреосвященнейший Митрополит Антоний. Не откажите разделить с нами и скромную трапезу нашу! Мы уже привыкли видеть Вас в сей день в обители нашей; надеемся, что и ныне Вы не лишите нас сего истинного удовольствия!

С чувствами совершенного почтения и преданности

имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1845 года

Июля 3-го дня

{стр. 52}

№ 3

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Ежегодно в день памяти Преподобного Сергия (сего 5-го июля) я имел сердечное удовольствие видеть Ваше Сиятельство в нашей Сергиевой Пустыне. Надеюсь, что и ныне Вы доставите нам сию приятность; посему я счел себя вправе напомнить о сем дне, в который Церковь наша празднует Великому Угоднику и славословит Бога, дивного во всех святых Своих и преподобных, дивного в Преподобном Сергии. Графиня Анна Сергеевна питает особенное уважение к угоднику обители нашей и, конечно, посетит праздник наш, на который приглашает Вас самое благочестивое расположение Ваше и любовь к Преподобному Сергию. Божественную Литургию будет совершать Преосвященный Викарий. По крайней мере так предположено.

С чувствами искреннейшей преданности и совершенного почтения имею честь быть Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1846 года

Июля 2 дня

№ 4

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Приношу Вашему Сиятельству искреннейшую благодарность за посещение обители нашей в день ее Праздника. Тем более Вы меня тронули и утешили, что самая болезнь Ваша не могла остановить Вас. Этим Вы явили обилие Вашей христианской любви! Милосердый Господь да дарует Вам скорое выздоровление!

Призывая на Вас благословение Неба и жителя Небес Преподобного Сергия, с чувствами совершенного почтения и преданности имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1846 года

Сентября 26 дня, Сергиева Пустыня

{стр. 53}

№ 5

Милостивейший Государь, Граф Димитрий Николаевич!

Мне крайне совестно беспокоить Ваше Сиятельство сими строками моими, которыми решаюсь просить Вас. Но к этому вынуждает меня совершенная необходимость и уверенность, что я обращаюсь к тому человеку, который в благородных чувствах сердца своего найдет больше причин быть внимательным к моей просьбе, нежели в словах моих, и великодушно извинит меня, если найдет просьбу мою неуместною.

Поступив в Сергиеву Пустыню Настоятелем, я нашел ее в самом расстроенном состоянии. Без братства, без помещения, без ризницы, без основательных источников содержания, — с процессом, коим оспаривалась принадлежащая монастырю земля, единственное его достояние. В течение тринадцатилетнего моего настоятельства я старался, сколько мог, восстановить обитель. Мой товарищ известный Вам Михаил Чихачев, продал свое имение за 40 тысяч на ассигнации, и при сем пособии процесс кончен отчасти в пользу монастыря, т. е. половина спорной земли отдана монастырю; при сем пособии доставлены средства многим лицам приехать из дальних монастырей в Сергиеву Пустыню, а другим, наиболее сиротам, находившимся в совершенной крайности, доставлены способы получить увольнение и процветать для славы Церкви и для благочестивого утешения притекающих в нашу Церковь. Монах обители нашей Моисей, из семейства купцов Макаровых, пожертвовал в обитель украшение на икону пр<еподобного> Сергия и внес до 25 тысяч ассигнациями на сооружение братских деревянных келлий; а келлии сии встали в 50 тысяч. Монастырь, кроме казенного жалования, состоящего из 600 р<ублей> асс<игнациями> для настоятеля и по 20 руб. для монахов в год, имел при моем вступлении до 500, а теперь имеет более 1500 ассигнациями в год от своих имений. Прочий доход — от богомольцев и погребений, почему крайне непостоянный и часто умаляющийся от того, что бываем принуждены забирать хлеб в долг. Таковое возобновление монастыря при крайней стесненности средств было причиною, что монастырь состоит должным в настоящее время более 10-ти тысяч рублей серебром. За таковой долг я отвечаю честию своею, не говорю уже — спокойствие мое нарушается одним сим обстоятельством, из которого выйти не имею никаких собственных средств.

{стр. 54}

Благочестивая и Христолюбивая Душа! Выкупите меня! У меня нет благодетелей; сделайтесь моим благодетелем. Мне нечем Вам воздать; Спаситель мира, обещавший не забыть чаши студеной воды, воздаст Вам в будущем веке. Прошу у Вас ради имени Христова, как един от нищей его братии. Простите! Далее продолжать не могу!.. Я не прошу в руки денег, но если соблаговолите подать в счет долгов монастыря и повелите их уплатить не вдруг, но разложив по временам, — это будет совершенным для меня благодеянием. Впрочем, как Вам будет угодно!

Во всяком случае покорнейше прошу Ваше Сиятельство сохранить сие письмо мое в тайне. Ибо долг сей монастыря никому из Начальства не известен и в случае его огласки я могу подвергнуться всевозможным неприятностям.

Призывая на Вас благословение преподобного Сергия, с чувствами искреннейшей преданности и доверия, которые Вы мне внушили Вашим постоянным благорасположением ко мне, страннику, страннику оставленному всеми, — есмь навсегда

Вашего Сиятельства

покорнейший слуга и Богомолец

Архимандрит Игнатий.

1846 года

октябрь 17 дня

№ 6

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Примите искреннейшее, усерднейшее поздравление мое с Великим праздником Рождества Христова и наступающим Новым Годом. Это поздравление приносится Вам сердцем, в котором Вы возжгли пламень любви к Вам, ко всему благословенному семейству Вашему. На Ваше расположение ко мне смотрю как на дар Неба; душа моя наслаждается сим даром и славословит за него Подателя всякого блага — Бога.

Бог — точно есть Податель всех благ; множество их Он излил на Своих тварей; но сокровищницы Его не скудеют, а милость равно нескудевающему богатству. По сей нескудевающей ни от каких благодеяний милости, по сему богатству, нетерпящему никаких ущербов при несказанной расточительности даров, да умножит Он, Творец наш и Искупитель, благословение Свое над Вами и семейством Вашим! Да пролиет благополучие в самое {стр. 55} сердце Ваше, в сердце Боголюбивой супруги Вашей, в сердце младенца сына Вашего, уже отселе являющего в себе благочестие Родителей! Да оградит Господь помощию и покровом Своим Вас и семейство Ваше во всех входах и исходах Ваших, во всех случаях жизни телесных и душевных, видимых и невидимых! Да дарует Вам благоденствие, долгоденствие, мир и благоволение Свое на многая лета, во веки века.

С чувствами искреннейшей, сердечной преданности и уважения, честь имею быть навсегда

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1846 года

Декабря 25 дня

P. S. Вы сами угадываете, с каким бы сердечным удовольствием я лично принес поздравление Вам, многоуважаемый и многолюбивый мною Граф; но болезненность моя такова, что долгое время не буду иметь возможности выходить из комнат. Не изберете ли Вы свободного для Вас дня и по любви Вашей к святым обителям и уединению, не пожалуете ли к нам в Сергиеву к Божественной Литургии, а после оной не угодно ли Вам будет у меня откушать и провести несколько часов в духовной беседе, в которой могу Вам представить — по крайней мере, полное искренности и признательности сердце. Не могу без особенного душевного утешения вспомнить о Вас; потому что в течение всего пребывания моего в Сергиевой Пустыне Вы являли постоянное благорасположение ко мне, а наконец приняли деятельное участие в положении моем, Вы одни приняли это участие! Да ущедрит Вас Господь! Да благословит Вас Господь! — Если Вы заблагорассудите пожаловать ко мне, то очень бы приятно мне было знать о Вашем приезде за день, чтоб отстранить всякое другое посещение, которое бы могло Вас обеспокоить. Имею намерение сообщить Вам некоторые келейные труды мои, то есть сочинения, носящие на себе печать уединения, в котором мысль видит иначе, душа стремится иначе к Богу, в котором сердце ощущает то невыразимое насладительное спокойствие, которого мир вместить не может. Посещением Вашим Вы принесете мне величайшее утешение! Простите за мою откровенность и многословие!

{стр. 56}

№ 7

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Сердце мое, до глубины проникнутое утешительнейшими чувствованиями, изливается в благодарении пред Богом, Который даровал Вам столь человеколюбивое сердце, и пред Вами, пред Вашим человеколюбивым сердцем! Вы делами милосердия приносите в жертву Богу те дары, которыми Он благоволил наделить Вас. Да благословит Вас Бог обильным благословением Свыше! Да сказует Он сердцу Вашему волю Свою благую и совершенную, в чем заключается залог земного и небесного счастия! Сие благословение да отражается во всем семействе Вашем, как светлые лучи солнца в чистых, глубоких, тихих, прозрачных водах!

Я получил от купца Макарова семь тысяч рублей серебром, которые Ваше Сиятельство благоволили назначить мне для извлечения меня из затруднительных моих обстоятельств, в которые меня поставила непостижимая судьба.

В 1833-м году, когда Государю Императору благоугодно было сказать мне, что он назначает меня в Сергиеву Пустыню, я, по странному предчувствию, осмелился просить Его Величество о отмене сего назначения, как поставляющего меня в мудреные отношения. Но воля Государя была решительна; оставалось лишь повиноваться ей. Мало-помалу начали сбываться мои предчувствия. Едва стала возникать из развалин Сергиева Пустыня, едва начали образовываться источники для ее содержания, — как возникла вместе с сим зависть, зашипели клеветы, и я встал в более фальшивое положение, нежели какое предвидел. К тому же пришли болезни и, содержа меня по нескольку месяцев безвыходно в комнатах и постоянно в слабости, лишили возможности лично и как должно заниматься настоятельскою должностию. Если ныне управляю кое-как, и дело еще течет, то этим я обязан двум верным мне лицам с благородными чувствами и правилами: моему Наместнику и Павлу Петровичу. Болезненность моя и мое положение указывают мне необходимость оставить занимаемое мною место. Настроение души моей, согласно с сими обстоятельствами, влечет меня к уединению, которое приму, как дар Неба. И этот дар подает мне милосердый Господь благодетельною рукою Вашего Сиятельства! Вместе с сим Вы упрочиваете и благосостояние Сергиевой Пустыни, {стр. 57} которая теперь имеет обновленные храмы, приличные келлии, настоятельские и братские, вполне достаточную ризницу и утварь церковную, значительный источник содержания, кроме церковных доходов — обработанную землю. Устроение всего сего вовлекло меня в настоящее затруднительное положение, которое, конечно б, не было таково, если б не были мне связаны руки и не поставлены многочисленные препятствия к успеху моими болезнями и обстоятельствами.

Простите мне мое многословие! Но Вы участием Вашим отверзли мое сердце, и оно не терпит, чтоб не излить пред Вами тех чувствований и мыслей, которыми оно так наполнено. С самого поступления моего в Сергиеву Пустыню как мне приятно было видеть в Вас расположение к тихой, скромной жизни, храмам Божиим, к Сергиевой Пустыне, Ваше внимание к недостойному ее настоятелю. Когда Вы посещали мою келлию, всегда приносили с собою сердцу моему чувство спокойствия и какой-то непостижимой, особенной доверенности. Часто в уединении я рассматривал направление души Вашей, не плененной прелестями и шумными удовольствиями мира, нашедшей наслаждение в тишине и скромности домашней жизни: это созерцание приносило мне несказанное удовольствие. Я в душе моей находил, что Вы избрали для себя путь жизни самый чистый, самый соответствующий Вам, самый отрадный для человечества. Когда Бог привел меня узнать Боголюбивую супругу Вашу, я был поражен, увидев, что направление души ее так близко сходится с Вашим; я увидел то же расположение к скромной, домашней жизни, ту же чистую простоту некичливого сердца, которое столько доступно для человечества.

Почитаю себя счастливым, что получил я благодеяние от Вас! Вы отверзли путь моему сердцу к душе Вашей. Оно во всю жизнь мою будет принадлежать Вам! Хочу быть должником Вашим за пределами гроба; а долг мой уплотит Вам со сторичным приращением Бог мой, сказавший всесвятыми устами Своими: еже сотворите меньшему сих братий моих, Мне сотворите. Аз воздам, глаголет Господь []. Если Бог по неизреченной милости Своей приведет меня в пристанище уединения, которого жажду; если будет там посещать меня вдохновение, любящее жителей уединения, то перо мое, посвященное славе Божией и пользе ближнего, особенно будет принадлежать Вам, супруге Вашей, сыну Вашему, — буду возвещать Вам слово Божие, волю Божию святую, в которой лежит залог блаженства на земле и на небе. Да {стр. 58} услышит милосердый Бог мои желания и да дарует им осуществление на самом деле!

Если б здоровье мое позволяло мне выезд; то я непременно был бы у Вас, чтоб узреть лицо Ваше, чтоб лично излить пред Вами мою благодарность! Но я не выхожу из комнат! И так дайте увидеть себя; посетите обитель нашу, в которой зимою так тихо, так пустынно, так смирно и спокойно!

С чувствами сердечной, вечной признательности, преданности, уважения имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою, усердным, хотя и не достойным Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Января 16 дня

Сергиева Пустыня

№ 8

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Посещение Ваше и искренняя беседа оставили в душе моей приятнейшее впечатление. Когда я размышлял о Вас, невольно приходили мне на память слова, сказанные Ангелом блаженному Корнилию и сохраненные нам в Книге Деяний Апостольских. «Молитвы твои и милостыни твои, — говорит Ангел, — взошли на небо!» Какой же дар они принесли с неба Корнилию? Этот дар был — слово спасения. «Той речет тебе, — продолжал Ангел, поведая Корнилию о святом Апостоле Петре, — глаголы в нихже спасешися ты и весь дом твой».

Точно — душа, приготовленная молитвою и милостынею, соделывается способною услышать и принять Слово Божие, возвещающее ей волю Божию всесвятую и всеблагую. Познание сей воли Божией вводит в душу неизреченное спокойствие, легкость, радость, утешение. И как не радоваться, как не утешаться! С познанием воли Божией душа приобретает, ясно видит в себе залог блаженства, блаженства небесного, вечного!

Вот какие приятнейшие мысли занимали меня по отъезде Вашем из Сергиевой Пустыни. Я не мог отказать сердечному {стр. 59} влечению моему, — сообщаю Вам мои думы! Надеюсь, что Вы будете посещать обитель нашу, где Ваше сердце находит отголосок, находит гармонию с Вашими чувствами и желаниями. Когда отношения людей назидаются на прочном основании, на Боге; то из сих отношений источается и обильная польза, и истинное, разнообразное утешение духовное, превысшее всех земных наслаждений, как издающее из себя благоухание вечности.

С чувствами сердечной, искреннейшей преданности и совершенного почтения имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и усерднейшим Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Января 25 дня

Сергиева Пустыня

№ 9

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Бог не подвержен влиянию времени, как подвержены ему человеки. Пред Ним, в книгах судеб Его, будущее — как настоящее!

Так! — В тот день, как Вы раждались, праздновалось имя того Святого, которое долженствовала носить Ваша будущая супруга. День Вашего рождения соединялся со днем ее Ангела в знамение того, что она должна быть Ангелом утешения для Вас во всю жизнь Вашу. Те, которые во всем видят случай, видят неправильно; те, которые усматривают во всех обстоятельствах нашей жизни всепремудрую и благодетельную Руку Божию, рассуждают основательно, благочестиво, Божественно! В этом соединении дня Вашего рождения со днем Ангела Анны Сергеевны невольно для ума, плавающего в предметах Божественных, встречается горнее, приятнейшее созерцание. Имя Анна знаменует — благодать. Итак! Едва Вы родились, Бог, изливший на Вас столько и других даров, приуготовляет уже Вам особеннейший дар, назначает в удел Ваш — Благодать.

Примите мое искреннейшее, усерднейшее поздравление! Милосердый Господь да умножит лета живота Вашего в вожделенном здравии и благополучии, да сказует сердцу Вашему Свою святую волю, да соделает Вас во времени и в вечности наперсником Благодати!

{стр. 60}

Извините, что я осмелился вложить в один пакет письмо к Вам и к Графине: это я сделал потому, что сама судьба соединила воспоминание Вашего рождения и празднование Ее Ангелу в один день. Св. Писание говорит: «Еже Бог сочета, человек да не разлучает». Потрудитесь передать ее Сиятельству мои строки.

С чувствами совершенной, искреннейшей преданности и почтения, имею честь быть на всю жизнь мою

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Февраля 3-го дня

Сергиева Пустыня

№ 10

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

При Вашем одиночестве вспомните о Сергиевой Пустыне. Пожалуйте туда принести Господу благовонное кадило молитвы.

А чтоб благоухание молитвенное долее наполняло душу Вашу, останьтесь на день в уединенной обители. Зажженная свеча скоро гаснет на ветре, и благовонное курение скоро разносится ветром. Подобно сему развлечение действует на утешительные чувства, доставляемые сердцу человеческому благочестивым размышлением и молитвою. Чтоб сохранить их долее в себе, — нужно тихое уединение.

Итак, ожидаю Вас! С чувствами сердечной, искреннейшей преданности и совершенного почтения имею честь быть навсегда Вашего Сиятельства покорнейшим слугою и Богомольцем

Арх<имандрит> Игнатий. 8 февраля [1847 г.]

№ 11

Милостивейший Государь, Граф Димитрий Николаевич!

Видя, что в продолжение всего Великого поста Вы еще не посетили Сергиевой Пустыни, — я скучаю.

В будущую среду, а потом и в следующее воскресение у нас предполагается пострижение в мантию. Может быть, Вам при{стр. 61}ятно будет увидеть пострижение; а в том, что посещение Ваше доставит мне истинное, сердечное утешение, — могу Вас уверить!

Призывая на Вас благословение Неба, с чувствами искреннейшей преданности и совершенного почтения имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Марта 3 дня

№ 12

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Как был бы я счастлив, если б в сей радостный и светлый Праздник мог обнять Вас и приветствовать святым приветствием: Христос Воскресе!

Чудное приветствие! Какую содержит оно в себе истинную, блаженную весть! — Когда слышу, что совершилось необычайное происшествие, Воскресение Христово, что сие происшествие точно совершилось, есть истинное, вполне несомненное; тогда в душу мою проливается небесная надежда! Ее нежный и вместе могущественный голос говорит мне: воскреснешь и ты силою воскресшего Христа. Воскресение Христово заключает в себе семя воскресения всех верующих во Христа, всех истинных Христиан. Здесь, на земле, они предначинают преславное воскресение душами своими, приявшими животворное учение Христово; а при наступлении вечного дня будущей жизни слава Воскресения прольется и на самые тела рабов Христовых. И туда слетятся орлы сии, окрыленные нетлением воскресения, где присутствует привлекающий их к себе Христос, предначавший и даровавший человекам воскресение. Они слетятся на небо, и на небе почиют в век века!

Удаленный от Вас телом, но всегда близкий сердцем, простираю к Вам объятие души моей; а вместо звучащего слова в устах моих, прочтите слово, начертанное в сих строках, слово всерадостного приветствия и поздравления с величайшим праздником христианским: Христос Воскресе!

Христос, присноживый как Бог, — Христос, умиравший как человек, чтоб исхитить человеков из челюстей смерти, — да дарует Вам вкушение жизни и блаженства вечных, которое преподается, доставляется словом Божиим. Слово Божие, сообщая {стр. 62} человеку сие сладостное вкушение, отторгает его от наслаждения грехом и руководит в рай. Не о едином хлебе жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем из уст Божиих [], говорит Священное Писание.

Призываю на Вас, на Боголюбивую Супругу Вашу, на благословенного Сына Вашего, Милость Божию, обильную, вечную, на земли и на небеси! Да ходатайствует о Вас пред горним Престолом Вседержителя Преподобный Сергий своими сильными молитвами!

С чувствами сердечной, искреннейшей преданности и совершенного почтения имею честь быть навсегда Вашего Сиятельства покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Марта 23 дня

Примите на себя труд приложенное при сем мое поздравление Графине вручить Ее Сиятельству.

№ 13

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Присылаю Вам часть артоса из обители нашей. Благословение Божие да почиет над всем домом Вашим! Вашего Сиятельства покорнейший слуга и Богомолец

Архимандрит Игнатий.

1847 года Марта 30 дня

№ 14

Милостивейший Государь, Граф Димитрий Николаевич!

Имею честь препроводить при сем к Вашему Сиятельству книгу — рукопись Памятник Сергиевой Пустыни. Желаю, чтоб чтение оной растворило некоторые минуты Вашей жизни духовным, полезным услаждением. Я не остановился внести в сию {стр. 63} рукопись две статьи, касающиеся собственно меня, которые поверяю весьма немногим, искреннейшим моим друзьям. Первая из них под названием: Достопримечательный сон, виденный одним из искреннейших моих знакомых во время некоторой скорби, действовавшей на меня с особенною тягостию; стран<ица> 38-я. Вторая — под названием Плач мой содержит описание моей жизни, жизни души моей; стран<ица> 372-я. Доверяю их Вашей любви и скромности, прося сохранить их в тайне до времени исшествия моего из сей жизни.

В начале сей недели поданы мною письмо к Государю Императору и просьба к Высокопреосвященнейшему Митрополиту Антонию о увольнении меня на покой Костромской Епархии в Бабаевский монастырь. — Там, если бы Бог дал и обновились мои силы, а это обещают доктора, душа моя могла бы свободнее, вне развлечения, изливать впечатления свои. Между прочим, и это манит меня в уединение. Все сведения, которые получаю из Бабаевской обители, о местоположении сего монастыря, о здоровом воздухе, о уединении, меня очень утешают. В воображении моем составилось предначертание тамошней моей жизни: хочу, чтобы все было крайне просто, — как в шатре странника. Точно мы — странники на земле! И часто заглядываясь излишне на ту местность, по которой мы странствуем, забываем о предмете нашего странствования, — о небе!

Призывая на Вас благословение Божие с чувствами искреннейшей, сердечной преданности и совершенного почтения имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Апреля 4 дня

Сергиева Пустыня

№ 15

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

В нынешний век быть обязанным кому-либо вообще отяготительно. Но я вижу сердце мое более и более свободным, когда Вы налагаете на него новые и новые узы! — Примите, Ваше Сиятельство, мою искреннейшую признательность за ходатайство {стр. 64} Ваше о доставлении места брату моему, служащему в Контроле. Место дано ему такое, какова лучше желать ему нельзя в настоящее время, в таком Департаменте Министерства внутренних дел, которого Директор и в особенности Вице-директор — мои хорошие знакомые. Служа у них, мой брат будет как бы под крылом родных и потому может ожидать всего приятного.

У древних Израильских Царей был особенный придворный чин — именовался Напоминатель. Мудрое учреждение! При многочисленности Царских занятий, полезнейшее предприятие, судьба страждущего, нужда нуждающегося, заслуга не награжденная может легко быть изглаждаема забвением из памяти Верховного Правителя. В таковых случаях помогал ему — Напоминатель. В настоящем обстоятельстве Напоминателем Вашего Сиятельства была Варвара Сергеевна. Потрудитесь передать ей мою искреннейшую признательность! Она исполняла с отличным постоянством и исполнила с превосходным успехом назначение своего чина! О себе скажу Вам, что я доселе ни в тех, ни в сех; а по милости Божией весел, хотя и хвор.

Призывая на Вас благословение Божие, с чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть навсегда

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Апреля 28-го дня

№ 16

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Может быть письмо мое застанет Ваше Сиятельство еще в Москве! Очень желаю, чтоб оно застало!

5 июля, в день Ангела Сына Вашего, я привык видеть Вас в Сергиевой Пустыне при торжественном Богослужении и за скромною иноческою трапезою. Не надеясь видеть Вас нынешний год лицом к лицу, стремлюсь к Вам мыслию, воспоминанием, сердечною любовию. Поздравляю Вас с днем Ангела сына Вашего! Да хранит дни его высший Угодник Божий Преподобный Сергий! Да наставляет его на всякое благое дело к истинному утешению его Родителя!

{стр. 65}

Вскоре после 5 июля думаю отправиться в путь; не торопясь, не утомляя себя, пробыть сутки в Новгороде, другие в Твери; таким образом попаду вероятно в Москву, не ранее 15-го. Очень сожалею, что не застану Вас там, как Вы говорили мне при последнем свидании! Пишу поздравление графине со днем Ангела Сергея Дмитриевича — по сей же почте. Извините, что сей раз пишу так мало и Вам и Графине: причиною этому рассеянность, неразлучная со сборами и со множеством посещающих в настоящее время Сергиеву Пустыню. Надеюсь, что, достигши моего уединения и погрузившись там на свободе в духовное размышление, буду делиться с Вами обильно пользою душевною.

Призывая на Вас благословение Угодника Божия, Преподобного Сергия, с чувствами сердечной преданности и искреннейшего почтения имею честь быть навсегда

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем.

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Июля 1 дня

№ 17

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Сердечно сожалею, что лишаюсь истинного сердечного удовольствия видеть Ваше Сиятельство пред моим отъездом: я выезжаю завтра чем свет, чтоб поспеть к обеду в Сергиеву Лавру. Что делать! Примите в сих строках мое усерднейшее желание Вам всех благ временных и вечных. Милосердый Господь да благословит Вас и весь дом Ваш; а я с неизменяемыми чувствами душевного уважения, преданности, признательности пребуду навсегда

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

Август [1847]

№ 18

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Милосердый Господь привел меня в Богоспасаемую обитель Святителя Христова Николая. Премилая, уединенная обитель! Она {стр. 66} на самом берегу Волги, — с прекрасными рощами и полянами. Далеко видна живописная окрестность. Не желал бы я для земного странствия моего лучшего, другого места! Какая здесь тишина, какая простота! Если б я остался здесь навсегда, то непременно стал бы приглашать Вас, чтоб Вы посетили прекрасную обитель Бабаевскую. Я уверен, что она очень бы Вам понравилась.

Сердечно благодарю Вас, любезнейший Граф, за то истинное, дружеское участие, которое Вы принимаете во мне, за ту Христианскую любовь, которую Вы мне постоянно оказывали с самого начала знакомства нашего. Вы насадили в сердце мое доверенность к Вам, признательность к Вам.

Призываю на Вас благословение Божие! Да почиет оно над боголюбивою супругою Вашею, над милым сыном Вашим, в котором отселе видно благочестие Его Родителей. Как он похож на Вас, Граф! Особливо когда молится — это живой портрет Ваш. С чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть навсегда

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Сентября 4-го дня

№ 19

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Примите искреннейшее поздравление мое с наступающим днем Ангела Вашего! Ангел святый, Ангел мирный да хранит драгоценные дни Ваши в нерушимом спокойствии, в совершенном благополучии, — да сказует Вам волю Божию благую и совершенную, творящие которую имеют здесь на земли споспешников — Ангелов, а в будущем сопричислены будут Ангелам, будут вкушать вместе с ними вечное блаженство.

Каковы мои желания для Вас, любезнейший Граф; земные блага, одни, не могут удовлетворить человека; душа наша, имеющая по выражению святых Отцов, начаток Духа, ищет, жаждет наслаждений духовных, небесных, которых источник — Бог. В уединении моем, в уединении безвыходном — того требуют принимаемые мною лекарства противопростудные, — удобно размышлять о истинном назначении человека, о его отношениях к времени, к {стр. 67} вечности, к Богу. Как приятно было б мне проводить так жизнь мою до самой пристани могильной, где оканчивается путешествие каждого странника земного, каждого плавателя по волнам житейского моря! И в уединении можно быть полезным для общества человеческого словом полезным, словом Божиим. Исшедшее из уединения, оно имеет особенную силу, доставляемую чистотою, особенно действует на сердца ближних. — Хотелось бы провести здесь всю зиму. А там, что Бог даст!

Конечно, Вы скоро переезжаете из Москвы в Петербург. Не забудьте там сиротствующих братий Сергиевой Пустыни, утешьте их Вашим посещением. Этим Вы доставите им истинную радость. А весною, может быть, где-нибудь встретит Вас и Настоятель их: в Москве или, может быть, еще застанет в Петербурге.

Призывая на Вас, на семейство Ваше, на весь дом Ваш благословение Божие, с чувствами искреннейшей преданности, признательности, совершенного почтения, имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Сентября 17 дня

№ 20

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Примите мое усерднейшее поздравление с днем рождения Вашего милого Ангела, графа Сергия. Господь да сохранит его, да наставит на путь своих святых хотений, да дарует ему благословение Свыше.

О себе скажу Вам: я очень утешаюсь уединением моим. Здесь так тихо, так спокойно! На свободе я занялся лечением моим, от которого пришел в значительное расслабление; но, кажется, застаревшие ревматизмы мои тронулись из гнезд своих. С первых чисел сентября нога моя не была за дверями моей келлии. Решительно никто ко мне не ходит. О<тец> Игумен посещает в две недели однажды — на полчаса, и каждый раз я не забываю благодарить его за то, что ко мне никто не ходит. Эта жизнь мне нравится: до сих пор не чувствовал никакой скуки.

Желаю и Вам среди шумного мира избежать всего неприятного, а напротив того, да веселится непрестанно сердце Ваше {стр. 68} веселием чистым и истинным, которое доставляется благочестивою и добродетельною жизнию, которое так далеко от веселия шумного и непостоянного, доставляемого удовольствиями мира. Источник счастия человеческого — сердце. «От сердца, — говорит Писание, — исходища живота». Нужно, так сказать, засладить самый этот источник, — и он будет источать воду живую, воду прохладную и насладительную. Заслаждают его: слово Божие и добрые дела.

Призываю на Вас, на весь дом Ваш благословение Неба! С чувствами неизменной преданности и совершенного почтения имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

Ноября 9-го дня

№ 21

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Примите мое усерднейшее поздравление с наступившими Праздниками и наступающим Новым Годом, который желаю Вам встретить и препроводить в совершенном благополучии, в вожделенном здравии, в спокойствии и утешении духовном.

Как долго пробыли Вы ныне в Москве! Братия в последнем письме извещали меня, что Вы еще не возвратились в С.-Петербург. Но теперь я уже предполагаю Вас в северной столице; потому туда адресую письмо мое.

Я надеюсь, что в отсутствии моем, Вы, добрейший Граф, не откажетесь сделать доброе дело — посетите Сергиеву Пустыню. Посещением Вашим Вы доставите истинное утешение всему братству, привыкшему душевно уважать и любить Вас. Надеюсь, что от Наместника моего Павла Петровича, буду иметь часто известия о Вас, а о себе скажу Вам, что, по милости Божией, кажется, излечаюсь радикально; но после потогонных средств, при отворенных порах, никак не могу решиться на обратное путешествие в Сергиеву Пустыню зимою, а нахожу необходимым дождаться первого летнего пути. Здесь необыкновенная тишина!

Призывая на Вас благословение Неба, призывая это священное благословение на Супругу Вашу и на Сына Вашего, на весь {стр. 69} дом Ваш, с чувствами совершенного почтения и искреннейшей, сердечной преданности, имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года 29 декабря

№ 22

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Приношу Вашему Сиятельству усерднейшее поздравление с великим Праздником Праздников, желаю Вам препроводить его в вожделенном здравии и совершенном благополучии, в радости духовной. Да дарует Вам Бог встретить много таких Праздников! Да будет веселие и наслаждение, ощущаемые в дни Святой Пасхи, для Вас предвкушением того бесконечного и беспредельного блаженства, которое станет уделом Праздника вечного, ожидающего на Небе человеков, благоугождающих Богу на земле.

Два приятнейшие письма Ваши я получил, одно из Москвы, другое из Петербурга. Долго ли Вы пробудете в Петербурге? Не расположитесь ли провести там все лето, на милой Ульянке, которая довольно уже посиротела и поскучала без Вас. Я видел много хороших мест в России, мест прекрасных, роскошно убранных природою, но не встречал места, похожего на Петергофскую дорогу. Она имеет свой отдельный характер, свое милое, чего Вы не найдете в других окрестностях Петербурга. Это — продолжительный английский сад, в котором каждое местечко отделано рукою человека. Такой беспрестанной руки человека я нигде не встречал: везде рука природы видна больше. Здесь природа дала одно болото; это место, отверженное природою, полюбили человеки и возделали его, тщательно и изящно возделали. На этих местах не увижу ли Вас? Думаю отправиться туда в конце Мая. Всю зиму я пролечился, лечусь и теперь: чувствую — большая часть недуга вышла из меня, но еще осталось его много. Теперь — здешнее место в вешней красе своей: Волга очистилась от льда, выступила из берегов своих, разлилась по окрестным лугам, — и часто в ее зеркальные воды при тихой погоде смотрится солнце, а по ночам — бледная луна. Здесь пустыня, уединенная пустыня, но много мыслей и ощущений чудных навевается на душу.

{стр. 70}

Призываю на Вас, на семейство Ваше, на весь дом Ваш благословение Божие! Да пролиется оно на Вас обильно и в делах временных и в делах для вечности и Неба. Поручаю себя Вашему милостивому расположению, и с чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть навсегда

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем.

Архимандрит Игнатий.

1848 года, апреля 11-го дня

Николо-Бабаевский Монастырь

№ 23

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Позвольте принести Вашему Сиятельству усерднейшее поздравление с наступившим Новым Годом, который желаю Вам препроводить в вожделенном здравии и совершенном благополучии. Благословение Божие да изливается обильно на Вас, на семейство Ваше и на весь дом Ваш! Благодать Божия да глаголет таинственно уму и сердцу Вашему, да руководит Вас во время краткого земного странствования по святой стезе заповедей Христовых, да уготовляет Вам блаженство в вечности! Да украшается жизнь Ваша всеми добродетелями — этим верным залогом истинного счастия во времени и совершенного благополучия в вечности. Примите, Граф, эти чувствования от сердца, исполненного Вам преданности и признательности.

С чувствами совершенного почтения имею честь быть навсегда

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий. 1849, января 4 дня

№ 24

Милостивейший Государь! Граф Димитрий Николаевич!

Позвольте принести Вашему Сиятельству усерднейшее поздравление с днем Вашего рождения. Господь, сподобивший Вас в этот день увидеть чувственный свет преходящего мира, проливший в сердце Ваше свет добродетели, да сохранит в свете {стр. 71} духовном все дни жизни Вашей. Да увенчает эти дни и свет радости, сопутствующей и озаряющей тех человеков, которые посвящают жизнь свою и деятельность добродетели. Все печали да будут далеки от Вас, а если они и приближутся когда-нибудь к Вам, то да проженет их духовное утешение, утешение, рождающееся от веры в Бога.

С чувствами совершенного почтения, преданности и признательности имею честь быть навсегда

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1849.

Февраля 3-го дня

№ 25

Ваше Высокопреподобие!

Весьма виноват перед Вами, что до сего времени не писал Вам; за письма Ваши, где изложены Ваши мне благопожелания, приношу Вам искреннюю мою благодарность, а также и за присланный мне рисунок — обители угодника Божия Преподобного Сергия.

Поручая себя молитвам Вашим, с истинным почтением и преданностию имею честь быть

Вашего Высокопреподобия

покорнейший слуга

Граф Дмитрий Шереметев.

Москва

26 марта 1849 года

№ 26

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Приношу Вашему Сиятельству усерднейшее поздравление с наступившим великим Праздником Праздников — Воскресением Христовым, радостно приветствуя Вас духовным христианским приветствием: «Христос Воскресе!»

Приятнейшее письмо Ваше я имел честь получить: его принесли мне в церковь на страстной неделе, в Пятницу великую, во время утрени. В эти священно-торжественные минуты я воспоминал о Вас с чувством глубокого сердечного удовольствия, утешения.

{стр. 72}

При особенной милости Божией чувствую значительное улучшение в здоровье моем: помолодел! хотя волосы и поседели. Скоро ли, Граф, пожалуете в Петербург? Приезжайте, утешьте приездом Вашим всех любящих Вас и жаждущих видеть Вас. Известный Вам купец Макаров предполагает выстроить при монастыре каменную гостиницу значительного объема, с тем, чтобы монастырь предоставлял ему в течение нескольких лет [право] торговать в этой гостинице. Князь Кочубей берет на свое иждивение устройство значительной части новой ограды, которая должна идти от часовен по большой дороге, охватить вновь устроенную церковь Князем и окончиться у северо-восточной и северо-западной башен, ныне существующих. Я очень рад и тому и другому: потому что и в ограде и в гостинице Монастырь очень нуждается.

Призывая на Вас и на семейство Ваше благословение Божие, с чувствами совершенного почтения, преданности и признательности, имею честь быть Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1849, апреля 17-го дня

№ 27

†

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Приношу Вашему Сиятельству усерднейшее поздравление с днем Вашего Ангела! С этим поздравлением соединяю сердечное желание, чтоб Святый Ангел, Хранитель Ваш, сохранил земную жизнь Вашу в мире и благополучии, руководя Вас по этому пути к блаженной вечности. Точно: земная жизнь наша — путь, только измеряется этот путь не расстояниями, а временем. Как на обыкновенном пути переменяются предметы — беспрестанно заменяются одни другими, так на пути земной жизни сменяют друг друга события. И неизвестно человеку, какое событие ожидает его в каждый наступающий новый день!

В 1847-м году я считал свое здоровье расстроившимся невозвратно, считал себя очень близким к смерти. Тогда графиня Анна Сергеевна приезжала утешить меня, — я платил ей за ее участие сообщением всех духовных сведений, которые привелось мне узнать во время исполненной скорбей жизни моей. Я думал, что она услышит весть о моей смерти, а вместо того пришлось мне услы{стр. 73}шать внезапно весть о скором ее отшествии из здешнего мира. Услышал я эту тяжкую весть в то время, как, по неисповедимым судьбам Божиим, только стал воскресать из мертвых, выходить из смертной области болезненного бездействия в некоторую жизненную деятельность: таково мое настоящее положение. — Бог, попускающий скорби человеку, среди их же посылает и утешение. Я уверен, что это утешение приносит Вашему сердцу Святый Ангел, Хранитель Ваш: потому что истинное утешение может низойти от одного Бога. Земные развлечения только заглушают скорбь, не истребляют ее: они замолчали — и снова скорбь; отдохнувшая и как бы укрепленная отдохновением, начинает действовать с большею силою. Напротив того утешение от Бога уничтожает печаль сердечную в ее корне — в помыслах мрачных безнадежия. Оно приносит человеку благие и смиренные помыслы покорности определениям Божиим, помыслы, полные живой веры и кроткой, усладительной надежды. Пред взорами ума открывается неизмеримая вечность, а жизнь земная начинает казаться кратким странствованием, ее счастие и несчастие начинают казаться маловажными, ничтожными, потому что все неровности земной жизни сглаживаются, уравниваются созерцанием вечности.

Моля Господа о Вашем здравии временном и спасении вечном, о здравии и спасении Вашего сына, с чувствами сердечного уважения и преданности, которые Вы насадили во мне постоянным милостивым расположением, выраженным Вами особенно в годину моей скорби и тесноты, имею честь быть навсегда

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1849, сентября 19-го дня

№ 28

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Примите мое усерднейшее поздравление с наступившим великим Праздником Рождества Христова и наступающим Новым Годом, который желаю Вашему Сиятельству встретить и препроводить в вожделенном здравии и благополучии, в утешении духовном, доставляемом святою верою и добрыми делами. Благословение Божие да пролиется обильно на Вас и на Сына Вашего, который да будет Вам радостию и во дни детства своего и {стр. 74} во дни зрелого мужества его, и да узрите очами Вашими сыновей и дщерей его!

С чувствами истинного высокопочитания, совершенной преданности и незабвенной признательности имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1849 года 28-го декабря.

Сергиева Пустыня.

№ 29

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Позвольте принести Вашему Сиятельству усерднейшее поздравление с наступающим днем Ангела Вашего. Святый Ангел Божий, Хранитель Ваш, да хранит дни Ваши и дни сына Вашего в вожделенном здравии и совершенном благополучии, к истинному утешению всех любящих и почитающих Вас.

Граф! Вы совершенно забыли и разлюбили Петербург. Ваш великолепный дворец и живописная дача сиротеют без Вас. Сергиева Пустыня давно лишена утешения видеть Вас в своих недрах. Многие из жителей Петербурга, приезжая к нам в обитель и зная Ваше к ней расположение, спрашивают: скоро ли приедет сюда граф Шереметев? Приезжайте, Граф, приезжайте! Уже время утешить Ваших петербургских друзей: довольно искусили Вы их терпение.

Призывая на Вас и на Сына Вашего благословение Неба, с неизменяемыми чувствами уважения, преданности и признательности имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1850 года, сентября 18-го дня

Сергиева Пустыня

№ 30

Ваше Высокопреподобие!

Милостивый Архипастырь!

Письмо Ваше я имел честь получить и остаюсь совершенно благодарен Вам за поздравление меня с днем моего Ангела и за пожелание мне и сыну моему здравия; прошу Ваше Высокопре{стр. 75}подобие не лишить меня и на будущее время Вашего ко мне расположения, коими я пользовался до сего времени.

Поручая себя и сына моего Архипастырским молитвам Вашим, с истинным почтением и преданностию имею честь быть

Вашего Высокопреподобия

покорный слуга

Граф Димитрий Шереметев.

Москва

<…> дня 1850 года

№ 31

Милостивейший Государь!

Граф Димитрий Николаевич!

Позвольте принести Вашему Сиятельству усерднейшее поздравление с наступившим днем Ангела Вашего и пожелать Вам обильного благословения Божия, которое да осеняет Вас и сына Вашего во все дни жизни Вашей и Его. Судьбе угодно было, чтобы на то время, на которое Вы пожаловали в С. -Петербург, я должен был отправиться из Петербурга по поручению Начальства, и таким образом был почти лишен счастия видеть Вас. Утешаю себя надеждою, что Вы опять захотите посетить Северную Столицу и дадите взглянуть на себя глубоко преданному и благодарному Вам человеку.

Повторяя мое сердечное желание Вашему Сиятельству всех истинных благ, и паки призывая на Вас обильное благословение Неба, с чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1851 года, сентября 21-го дня

Сергиева Пустыня

№ 32

Милостивейший Государь, Димитрий Николаевич!

К прежним благотворениям, которые Ваше Сиятельство неоскудно изливали на Сергиеву Пустыню, Вы ныне присовокупили новое: изволили пожаловать на устроение вновь созидаемой церкви Преподобного Сергия три тысячи рублей серебром, кото{стр. 76}рые мною получены сего 17-го июля при письме Вашего Сиятельства. Господь, благоволивший обетовать человекам сторичную мзду за их добродетель, особливо за их милостыню, да исполнит святое обетование Свое над Вами и сыном Вашим, Графом Сергием, а угодник Божий, Преподобный Сергий, да ходатайствует неоскудно пред Престолом Вседержителя о временном и вечном благоденствии Вашем и Сына Вашего. В Святой Обители — Сергиевой Пустыни, во вновь устрояющемся Храме, ежедневно будет возноситься — как и теперь уже возносится — усердная молитва о Создателях и Благотворителях Храма и Обители, между которыми Вы занимаете одно из первых мест. Я как настоятель Сергиевой Пустыни обязан исполнить пред Вашим Сиятельством священный долг: принести Вам от лица всей обители глубочайшую признательность за новое благотворение Ваше, которым Вы восполнили крайнюю нужду монастыря при построении храма, созидающегося единственно на подаяния доброхотных дателей.

Призывая на Ваше Сиятельство и на юного Графа Сергия обильное благословение Неба, с чувствами отличного уважения и сердечной преданности имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1854-го года 17 июля

№ 33

Преосвященнейший Владыко,

Милостивый Архипастырь!

Получив письмо Ваше от 5-го марта сего года, искренне благодарю Вас за поздравление меня с праздником Светлого Воскресения Христова и за Ваши добрые желания. Мне очень приятно было прочесть описание Вашего местопребывания и узнать, что Ваше здоровье поправляется. Жена моя и сын свидетельствуют Вам искреннее их почтение.

Желая Вам всех благ от Господа Бога и, поручая себя, жену мою и сына Архипастырским молитвам Вашим, покорнейше прошу принять уверение в истинном моем почтении и совершенной преданности, с коими имею честь быть

Вашего Преосвященства

покорнейший слуга

Граф Димитрий Шереметев.

12-го апреля 1858-го года

{стр. 77}

№ 34

Ваше Сиятельство,

Милостивейший Государь!

Примите мое усерднейшее поздравление с наступающим Великим Праздником праздников — Воскресением Христовым. Воскресший Господь да исполнит Вас всеми истинными благами, да осенит Вас и семейство Ваше милостию Свыше.

О себе скажу Вам, что я очень доволен настоящим моим местопребыванием, которое имеет спасительное влияние на мое здоровье, крайне расстроившееся в Петербурге. Я очень похудел, но вместе с тем мое дыхание сделалось гораздо свободнее, обширнее, а силы значительно укрепились. Ставрополь — место очень возвышенное, живописное; весь в садах, с превосходными ключевыми водами. Архиерейский Дом хотя находится среди города, но очень уединен и удален от всякого шума, потому что стоит среди большого фруктового сада, обнесенного каменною оградою. Домик Епископа — деревянный, очень скромный и милый, напоминающий собою настоятельские келлии Оптина Скита и других уединеннейших Обителей; при самом доме, в связи с ним — каменная, трехпрестольная церковь. Главный придел — во имя воздвижения Честнаго и Животворящего Креста; один из приделов — во имя Святого Игнатия Богоносца. Служба отправляется ежедневно монашествующими, живущими при доме. Таким образом Ставропольский Архиерейский Дом есть не что иное, как маленький монастырь, приспособленный для помещения Епископа. Общество в Ставрополе многочисленное: наиболее состоит из военных; это общество приняло меня очень приветливо.

Призывая на Вас, на супругу Вашу, на Вашего сына, на весь дом Ваш обильное благословение Божие, с чувствами неизгладимой признательности, с чувствами отличного уважения и совершенной преданности имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Игнатий, Епископ Кавказский и Черноморский.

5 марта, 1858-го года

Ставрополь Кавказский

{стр. 78}

№ 35

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Примите мое усерднейшее поздравление с наступающим Праздником Рождества Христова и Новым Годом, при искреннем желании Вашему Сиятельству, Графине — супруге Вашей, Графу — сыну Вашему, всех истинных и совершенных благ. Постоянно памятствуя о Вас, молю Милосердого Бога да вознаградит Вам сторичным воздаянием за все доброе, Вами сделанное мне.

С чувствами отличного уважения и совершенной преданности имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою

Игнатий, Епископ Кавказский и Черноморский.

15 декабря 1858-го года

№ 36

Преосвященнейший Владыко,

Милостивый Архипастырь!

Приношу Вашему Преосвященству сердечную мою благодарность за поздравление меня, жены моей и сына моего с праздником Рождества Христова и с Новым годом, равно за изъясненные Вами искренние желания. [Нрзб.]

Поручая себя и семейство мое Архипастырским молитвам Вашим, с совершенным почтением и преданностию, имею честь быть

Вашего Преосвященства покорный слуга

Граф Димитрий Шереметев.

15 января 1859

С.-Петербург

№ 37

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

С особеннейшею приятностию вспоминаю в сей день о Вашем Сиятельстве и, переносясь к Вам мыслию, приношу Вам сердечные поздравления со днем Ангела Вашего, искренне же{стр. 79}лаю Вам долгоденствия и благоденствия и всех совершенных благ, земных и небесных. Уведомьте меня о себе и о Вашем семействе: таким уведомлением Вы очень утешите меня. Мое здоровье, при помощи Кавказских вод, несколько поправилось; живу уединенно и спокойно.

Призывая на Вас и на семейство Ваше обильное благословение Божие, с чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть

Вашего Сиятельства

покорнейшим слугою

Игнатий, Епископ Кавказский и Черноморский.

21-го сентября 1859 года

№ 38

Преосвященнейший Владыко,

Милостивый Архипастырь!

Письмо Вашего Преосвященства от 21-го сентября я имел удовольствие получить, и приношу Вам искреннюю мою благодарность за поздравление с днем моего Ангела и за Ваши добрые желания мне и моему семейству; я всегда с сердечным утешением вспоминаю о том времени, когда Вы совершали Богослужение в святой обители Угодника Божия, Преподобного Отца нашего Сергия, а также и о том, когда Вы совершали Богослужение в Церкви Святого Петра Митрополита в день моего Ангела. — 25 сентября я был в Сергиевской Пустыни, где происходило освящение нового храма, сооруженного попечениями Вашими. Храм сей благолепием и красотою радует всех усердных богомольцев, притекающих на поклонение Преподобному Сергию. Мне очень приятно было узнать из письма Вашего, что здоровье Ваше поправляется.

Пожелав Вам от искреннего сердца всех благ от Господа Бога, и поручая себя и семейство мое Архипастырским молитвам Вашим, с совершенным почтением и преданностию имею честь быть

Вашего Преосвященства, покорнейший слуга

Граф Д. Шереметев.

1 декабря 1859 г.

{стр. 80}

№ 39

†

Милостивейший Государь,

Граф Димитрий Николаевич!

Имею честь представить благосклонному вниманию Вашего Сиятельства труд мой — книгу в двух томах, под названием «Аскетические Опыты», в память о мне и в знак моего постоянного памятования о Вас. Книга состоит из статей, написанных мною в сане архимандрита.

Призывая на Вас, на графиню Александру Григориевну и на чад Ваших обильное благословение Божие, с чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть

Вашего Сиятельства покорнейшим слугою

Епископ Игнатий.

20 февраля 1865-го года

№ 40

Ваше Преосвященство!

Получив письмо Ваше от 20-го февраля сего года и книгу Вашего сочинения «Аскетические Опыты», приношу Вам искреннюю мою благодарность за внимание и за добрые Ваши желания мне и моему семейству.

Поручая себя, жену мою и детей молитвам Вашим, прошу принять уверение в истинном моем к Вам почтении и совершенной преданности, с коими имею честь быть

Вашего Преосвященства

покорный слуга

Граф Димитрий Шереметев.

30 апреля 1865 года

Дмитрий Николаевич Шереметев (1803–1871) — сын графа Николая Петровича Шереметева (1751–1809) и графини Прасковьи Ивановны Шереметевой (1768–1803, бывшей крепостной актрисы театра Ковалевой-Жемчуговой). Дмитрий Николаевич принадлежал заслуженному роду Шереметевых. Его прадеду, фельдмаршалу Борису Петровичу (1652–1719), Петр I пожаловал первый в России графский ти{стр. 81}тул. Следующий Шереметев — Петр Борисович (1713–1788), сенатор (1762), один из богатейших людей России, владелец Фонтанного дома (наб. р. Фонтанки, 34) и знаменитой подмосковной усадьбы Кусково. Его сын, граф Николай Петрович — создатель Останкинского театра-дворца. В память о своей жене Прасковье Ивановне основал Странноприимный дом в Москве.

Маленький граф, Дмитрий Николаевич, в неполные 6 лет остался круглым сиротой. После смерти графа Николая Петровича Шереметева вдовствующая императрица Мария Федоровна, в знак его былой дружбы с Павлом I, берет Дмитрия под свое особое покровительство. Опекунов и воспитателей наследнику огромного состояния подбирали только с одобрения императрицы. Дмитрий Николаевич получил домашнее образование. В 1820 г. пожалован в камер-пажи, в 1823 г. поступил на службу корнетом в Кавалергардский полк. С 1827 г. — поручик, с 1830 г. — штабс-ротмистр, в 1831 г. пожалован во флигель-адъютанты. Участвовал в походе против польских повстанцев и находился с полком при взятии Варшавы. Награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом. В 1843 г. произведен в ротмистры. В 1838 г. перешел на гражданскую службу, произведен в коллежские советники в Министерстве внутренних дел, камергер. С 1856 г. — гофмейстер Высочайшего двора. В 1824–1871 гг. Дмитрий Николаевич был попечителем Странноприимного дома, основанного его отцом, жертвуя огромные суммы в дополнение к средствам, оговоренным при открытии учреждения. Во времена его деятельности прижилась поговорка «жить на шереметевский счет». В середине XIX в. на его пожертвования существовали московские храмы, обители, гимназии, приюты и отчасти Петербургский университет. В 1840-х гг. Дмитрий Николаевич исполнял обязанности Почетного попечителя санкт-петербургских гимназий, в 1843 г. был удостоен звания почетного члена Петербургского университета. Помощь графа сыграла решительную роль в поновлении Лазаревской церкви в Александро-Невской лавре.

Дмитрий Николаевич Шереметев был знатоком и ценителем музыки, им был организован церковный хор. Тогда хором руководил композитор и дирижер Гавриил Иоакимович Ломакин (1812–1885), выдающийся знаток и преподаватель русского церковного пения. Состоя учителем придворных певчих, Ломакин сделал четырехголосное переложение всего годичного круга церковного пения. В течение полувека Д. Н. Шереметев содержал в своем петербургском Фонтанном доме хоровую капеллу. Службы проходили в домовой церкви св. великомученицы Варвары, одной из первых в Петербурге. {стр. 82} Дмитрий Николаевич заботился о людях искусства, оказывая материальную помощь художникам, певцам, музыкантам. Просторные залы Фонтанного дома часто превращались в мастерскую как знаменитых, так и безызвестных живописцев. Так, в 1827 г. Орест Кипренский писал портрет Пушкина на фоне анфилады парадных комнат.

С 1838 г. Д. Н. Шереметев был женат на Анне Сергеевне Шереметевой (1810–1849), фрейлине императрицы Александры Федоровны, дочери своего дальнего родственника Сергея Васильевича Шереметева. Дети от первого брака: Николай, Сергей. В 1857 г. женился вторично на Александре Григорьевне Мельниковой (1825–1874). Дети: Александр, Екатерина. В историю вошел Сергей Дмитриевич Шереметев (1844–1918), историк и генеалог, общественный деятель, обер-егермейстер (1904), почетный член Петербургской Академии наук (1890). Полковник л.-гв. Кавалергардского полка (1874–1884), директор Придворной певческой капеллы (1883–1894), член Государственного совета (1900), председатель Археографической комиссии (1900–1917). Один из организаторов (1877) и председатель (1888) Общества любителей древней письменности, Общества ревнителей русской истории и духовного просвещения в память императора Александра III (1896), Русского генеалогического общества (1898), автор мемуаров (последнее издание — «Мемуары графа С. Д. Шереметева». М., 2001).

Исключительный интерес читателей вызовут письма архимандрита Игнатия к графу Дмитрию Николаевичу Шереметеву. Аристократ Шереметев в ту пору состоял камергером и служил по штату Министерства внутренних дел. Граф вместе со своей супругой, фрейлиной Анной Сергеевной (скончалась 11 июня 1849 года), долгие годы посещал Сергиеву пустынь, молился там. И когда наступил критический момент для Настоятеля, связанный с нехваткой денег для срочной уплаты долгов обители, граф Д. Н. Шереметев сразу же пришел на выручку, и долги были погашены. Впоследствии святитель Игнатий отблагодарил графа за благочестивое внимание к обители великим даром — он послал Д. Н. Шереметеву только что вышедший из печати свой знаменитый духовный трактат «Аскетические опыты».

Публикуемые письма сохранились в Центральном государственном архиве древних актов. Все тексты даны с сохранением особенностей написания служебной титулатуры и с соблюдением правил письменного этикета.

Редакция

{стр. 83}

№ 1

Ваше Высокопревосходительство!

Милостивый Государь!

Будьте по обыкновению Вашему милостивы к сему письмоподателю, расстроившему свое здоровье и желающему получить помощь в больнице, находящейся в заведывании Вашего Высокопревосходительства. Я уже не говорю, что Вы сделаете сим для меня новое одолжение; потому что в многолетнее мое пребывание здесь я не мог не видеть с сердечным утешением Ваше направление, направление постоянное, делать мне все доброе, полезное, приятное. Желая Вам препроводить святую четыредесятницу в вожделенном здравии и в радости встретить великий день Пасхи, с искреннейшею преданностию и совершенным почтением, имею честь быть

Вашего Высокопревосходительства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1843 года марта 4-го дня

№ 2

Милостивый Государь Федор Петрович!

Родина Вашего Высокопревосходительства прекрасна. Сколько не видел я местоположений на пути моем в Ярославль из Петербурга через Москву, никакая местность не поражает, не пленяет так взоров, как берега Волги. Какой обширный горизонт, какая роскошь! Берега Волги это страна с совершенно особенным, отдельным характером. Здесь все улыбается. Самые струи Волги, — какие-то нежные, добрые, — соответствуют назначению реки, назначению государственному, назначению: кормить, обогащать, благотворить. Вы носите характер Вашей родины. Когда взглянешь на Вас, то Ваша физиономия говорит: этот человек рожден, чтобы изливать благотворение на ближних и делом добрым и словом приветливым, мудрым. Светло чело Ваше! {стр. 86} Светит благонамеренностию! Оно способно быть и грозным, глас Ваш может издать и громовые звуки, но это — только по необходимости и по наружности. Сердце остается добрым и благонамеренным; но надо же взглянуть темной тучей и грянуть рассыпчатым громом, чтоб осветить застоявшиеся, предавшиеся дремоте души, возбудить их к движению, очистить от злокачественных газов. Я Вас таким не видал, но фантазирую и, кажется, безошибочно. А позволяю себе фантазировать с такою свободою и, может быть, вероятностию, от того, что люблю, знаю, убежден, что Вы меня любите: посему поспешаю известить Вас, что я притащился в Бабаевский монастырь 9-го Августа, дорогою похворав довольно и в свободное время от хворости посетил замечательнейшие святыни, бывшие на пути моем. Бабаевским монастырем я очень доволен. Местность живописная, роскошная. Воздух, воды — чудные! Провожу время почти совершенно один — с бесценными собеседниками книгами, которые говорят, когда захочу, — умолкают, когда захочу, — опять начинают свою скромную, безгласную беседу. Это уединение доставляет мне отдых, необходимый при моем нервном расстройстве, при котором развлечение служит обременением.

Призывая на Вас благословение Божие, поручая себя Вашей памяти, с чувством совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть

Вашего Высокопревосходительства

покорнейшим слугою и Богомольцем

Архимандрит Игнатий.

1847 года

августа 14-го дня

№ 3

С приятностью услышал я, что вы посетили обитель преподобного Сергия в день его праздника. Вы взошли и в мои комнаты с другими, расположенными ко мне ради имени Христова! Примите мою искреннейшую благодарность! И я был тут сердцем моим.

Что сказать вам? — Спаситель мира повелел тем, которые хотят войти в Царство Небесное, быть, как дети, простыми, незлобивыми, нелюбопытными, верующими, научающимися, скоро раскаивающимися в проступках. Последуйте этому совету Господа — в свое время ощутите блаженное обновление, укрепление души вашей. Оно будет совершаться постепенно, неприметно… Внезапно {стр. 87} человек увидит себя измененным — и прославит всеблагого всемогущего Бога.

Не посетуйте на краткость письма моего, не измеряйте его числом строк. Посмотрите на ваше сердце: если оно утешено, удовлетворено — мера полна.

№ 4

Милостивейший Государь! Феодор Петрович!

Приношу Вашему Высокопревосходительству усерднейшее поздравление с наступившим Новым годом, желаю Вам препроводить его в вожделенном здравии и совершенном благополучии. Благословение Божие да хранит, да осеняет Вас, все семейство Ваше. Повсюду, куда Вы не обратите взоры Ваши, да встречает Вас одно лишь приятное, одно утешительное: потому что Вы умеете доставлять ближним и приятности и утешение. «В нюже меру мерите, да возмерится Вам!»

На благословенной родине Вашей, где и природа и люди встретили меня благосклонно, оказывают столько одолжительного внимания, что невольно трогают чувствительное сердце странника, — на родине Вашей мне хорошо. Здоровье мое неспеша поправляется с исшествием простуды из моего тела, оно ощущает укрепление нерв и обновление всего состава. Я употреблял потогонные средства и еще не долечился, по этой последней причине и по причине отворенных поров, также по причине слабости, которую произвело лечение, — я послал прошение к моему Начальству, чтоб оно дозволило мне возвратиться в Санкт-Петербург по первому летнему пути. А между тем я воспользуюсь благотворным влиянием на меня Вашей благословенной, гостеприимной родины.

Примите на себя труд передать мой усерднейший поклон, поздравление с Новым годом и желанием всех благ Милостивейшей Государыне Дарии Михайловне, Константину Федоровичу и Вере Ивановне, Марии Федоровне и Александре Федоровне.

И паки — призывая на Вас благословение Божие, повторяя желание Вам всех истинных благ, с чувством совершенного почтения и искреннейшей душевной преданности и признательности имею честь быть навсегда

Вашего Высокопревосходительства

покорнейший слуга и Богомолец

Архимандрит Игнатий.

{стр. 88}

С первого взгляду Вашего на меня, с того взгляду, которым Вы взглянули на юнкера, — Вы глядите на меня одинаково, глядите Ангелом — за это спасет Вас Бог!

2 Генваря 1848

№ 5

Милостивейший Государь! Феодор Петрович!

Какую неожиданную весть принесла мне нынешняя почта! Константин Федорович, в цвете лет зрелого мужества, обещавший так много для отечества, для родителей и семейства своего, бесценный для всех знавших его, внезапно оставил поприще земной жизни, — и прах его уже покрыт землею! — покоится в Сергиевой пустыне! Там долго он будет покоиться!… возбудит и оживит его труба общего воскресения человеков!… А душа его!… да обрящет она покой в блаженных, тихих и светлых обителях неба! Туда да проложат ей путь и ее собственное благочестие и благочестие родителей! Туда да проложат ей путь молитвы святой Церкви, молитвы отца его, молитвы матери его, молитвы осиротевшей супруги и сиротство почти немотствующих и непонимающих сиротства своего младенцев детей его!

Постигла Вас скорбь крепкая, необыкновенная, но соответствующая крепости души Вашей! Вам предлежит облечься во всеоружие живой веры, вдыхающей в сердце твердость, мужество, смирение, покорность определениям Божиим, Вам предлежит сообщать силу души Вашей слабой по телесному сложению, хотя и не слабой по упованию на Бога, Дарии Михайловне — она мать! Вам предлежит заменить собою почившего в его семействе — вступить снова в обязанности отца, пекущегося о воспитании детей. Неожиданный и тяжкий крест лег на рамена Ваши! но он послан Богом… Неприметно пришел, приблизился он, — внезапно, всею тяжестию лег на рамена, — и блаженны те рамена, которые сподобились ощутить на себе крест Господень! Блаженна душа, которая с великодушием примет и понесет крест Господень.

Крест — знак избрания Божия, печать Христова. Этою печатию запечатлевает Христос Своих! этот знак изображают на возлюбленных Божиих ангелы Бога Вседержителя! «Если ж ты видишь кого, — сказал преподобный Марк подвижник, — проводящего жизнь бесскорбную, в постоянном благоденствии, — знай: его ожидает по смерти суд немилостивый». Все святые признавали за непреложную истину, что тот, который проводит жизнь бесскорбную, — забыт Богом. Не ищи, говорит один из них, со{стр. 89}вершенства христианского в добродетелях человеческих: тут нет его; оно таинственно хранится в кресте Христовом! Какие бы добродетели ни были совершаемы святыми, они считали их неполными и недостаточными, если их не увенчал крест Христов, не запечатлела, не засвидетельствовала печать Христова. Те только пройдут путь, стрегомый херувимом, которые будут иметь при себе рукописания, запечатленные печатию Христовою.

Милость Божия к Вам являлась во все течение жизни Вашей и в благословении Вас семейным счастием, и в благословении Вашего служения Царю и отечеству. Та же самая милость Божия является и в посланном Вам кресте. Наказание Божие — не наказание человеческое!.. гнев Божий — не гнев человеческий! Господь наказует — и любит! Он призывает Вас в ближайшее познание его. Короткое знакомство с великими земли доставляет временные почести и мнимое богатство; подробное познание Бога доставляет блага вечные, зрение славы Божией, участие в этой славе.

Всегда смотрел я на Вас оком сердца моего — глубоким сердечным чувством, которое трудно постичь, которого существование даже и не подозревают проводящие жизнь рассеянную. Думаю: Бог послал мне это чувство с тем, чтоб я имел хотя малую лепту, которою бы мог в час нужды принести Вам слабое воздаяние за Вашу обильную любовь. Гляжу на Вас отсюда, из отдаленной пустыни: вижу то же самое! расстояние не препятствует смотреть и видеть сердцем. Постоянно я ощущал в Вас, в Вашей душе, какую-то нравственную задачу, которая не имела полного решения. Оставалось решить! Воля Божия о нас видна теперь яснее: Ему благоугодно, чтоб душа Ваша принесла духовный плод для житницы вечной, соответственный средствам и силам, насажденным в эту душу. Для того — Он вывел Вас на подвиг. Ему благоугодно, чтоб Вы приблизились к Нему, более познали Его.

Константин Феодорович — почти одних лет со мною, немного моложе меня. С того времени, как мы познакомились, протекла целая четверть столетия; тогда он был в мундире пажа, а я в мундире юнкера. Первая мысль, мелькнувшая мне при прочтении вести о его кончине, пролетевшая прямо в сердце, была: «и он пошел в монастырь». Теперь Вы — беспристрастный судья: не все ли равно уйти в монастырь несколькими годами раньше, несколькими годами позже? Инок — тот же мертвец с живым словом! … Слово его из другого мира! … из того мира, где — душа {стр. 90} почившего. Я, живой мертвец, стяжал нового сожителя в Сергиеву обитель — сына Вашего, мертвеца, заключившего навсегда уста свои. Да дарует мне Бог произносить Вам за него и за себя «слово» из того мира — слово утешения, слово спасения!

Заливаюсь слезами — перо не держится в трепещущей руке. Христос с Вами! Он да укрепит Вас, и Вами все семейство Ваше!

Всей душой Вам преданный

недостойный Архимандрит Игнатий.

4-е февр. 1848 года

№ 6

Христос Воскресе, и воистину воскресе!

Многолюбезнейший, бесценнейший Федор Петрович!

Получив письмо Ваше, я долго беседовал с ним: оно и поныне постоянно лежит на столике близ моей кровати. На ней провожу большую часть времени; одно у меня занятие — лежание; таков удел больного. Часто я перечитывал глубокое письмо — эту исповедь души Вашей, переносился мыслию к Вам. И вот — на днях — по обычаю один я в келлии, по обычаю лежу: внезапно и живо представилось мне, что я на могиле Константина Федоровича — вместе с Вами, со всем Вашим семейством… Как будто послышался голос Константина Федоровича! Овладело душою моею чудное, неожиданное вдохновение: вскакиваю с кровати, тороплюсь начертать на бумаге мысли, представшие мне в многочисленном, очаровательном сонме. Когда я переводил их на бумагу, — рука едва поспевала изображать то буквами, то кой-какими знаками и намеками кипящие ключом мысли, перемешивающиеся с еще более чудными, тихо и насладительно волнующими душу ощущениями. Потом я перечитал исчерканный листок, — вижу: это — не моя собственность. Отрадное, утешительное вдохновение низошло ко мне не для меня одного: оно принадлежит Вам более, чем мне. Посылаю его Вам вместо красного яичка. Вы получите, прочитаете его в дни Святыя Пасхи. Пусть другие встречают праздник в шумных увеселениях: для Вас послужит услаждением «Слово из вечности». Это — беседа таинственно-послышавшегося мне голоса.

Слово из вечности

«Отец мой! мать моя! супруга моя! сестры мои! родные и друзья мои! вы все стеклись к моей одинокой могиле, — в молчании, с поникшими главами, окружили ее. Безмолвно, одними {стр. 91} помышлениями и чувствованиями вы беседуете с безмолвствующим жителем гроба. Сердца ваши — фиалы неисцельной скорби. Потоки слез льются из очей ваших; из потоков слез пролившихся рождаются новые слезные потоки: печали — дна нет, слезам нет конца.

Младенцы — дети мои! и вы здесь у камня могильного, у камня надгробного. И на ваших глазах навернулись слезки, — а сердце ваше почти не знает о чем плачут очи, подражающие очам вашей матери, очам отца моего, очам моей матери. Вы любуетесь камнем надгробным, камнем светящимся, мрамором белоснежным; вы любуетесь надписью из букв золотых; а они — этот мрамор и эта надпись — провозвестники вашего раннего сиротства.

Отец мой! мать моя! супруга моя! родные и друзья мои! что вы стоите так долго над моей могилой, над хладным камнем, хладно-стоящим на страже гробовой? Уже давно охладело мое бездыханное тело, — возвращается, по узаконении Творца, в свою землю, рассыпается в прах… Какие тяжкие думы вас объемлют, удерживают на могиле моей? … Служители алтаря принесли к ней молитву о упокоении моем, возгласили мне вечную память в спасающем и упокоевающем меня Боге. Они отошли от могилы безмолвной; идите и вы: вам нужен покой после подвигов тела и души, умученных скорбию.

Вы нейдете? … вы здесь … вы — как будто приковались к месту моего погребения! … В молчании нерушимом, — с думой, для которой нет объяснения, — и сердцем, в котором обилием скопившихся чувств поглощается определенность чувства, вы не отступаете от могилы влажной, от камня — памятника бесчувственного… Что надо вам? вы — из-под камня, из недр могилы как будто ожидаете моего голоса.

Нет этого голоса: вещаю — одним молчанием. Тишина нерушимая — удел кладбища. Прахи мертвецов говорят без слов: тлением осуществленным возглашают громкую проповедь, убедительное увещание к живущим, мятущимся, шумящим на земной поверхности искателям тления.

И есть еще у меня голос! и говорю с вами! и отвечаю на ваши неизъяснимые думы, на ваши непроизнесенные и неизглаголенные вопросы. Послушайте меня! отличите мой голос в общем, едином голосе, которым говорит вечность к времени. Глагол вечности — один, неизменяемый, непреложный. В ней нет переменчивости: в ней день един, сердце едино, мысль одна. Соединяющий все во едино — Христос. Оттуда голос — один. {стр. 92} В этом едином голосе, которым говорит вечность, отличите мой голос! Неужели вы, родные мои, не узнаете моего голоса? Мой голос в общем голосе вечности имеет свой отдельный звук, как голос струны в общем аккорде многострунного, гремящего фортепиано.

Вещал вам голос вечности, вещал с времени крещения, как и прочим Христианам, когда вы были еще неспособны внимать ему. Голос вечности! увы, — мало внимают тебе в шумной земной гостинице! То младенчество наше препятствует внимать тебе; то заботы, развлечения житейские препятствуют внимать тебе. А ты — не умолкаешь: говоришь, — говоришь, — и, наконец, чрез посланника своего — смерть — требуешь и внимательного и невнимательного слушателя к отчету в внимании святым словам вечности, святым словам Бога.

Чтоб голос вечности имел для вас особенный отголосок, способный пронзить ваше сердце, привлечь к словам спасения все внимание ваше, Бог причислил меня к говорящим из вечности. Мой голос слился с общим голосом небожителей; для прочих жителей земли я мертв, безгласен, как и другие мертвецы. Но для вас я жив, — и, мертвый, говорю слово спасения лучше, нежели как сказал бы его, живя между вами и вместе с вами гоняясь за призраками благ, которыми тление обманывает и губит странников земных.

Бог — милостив бесконечно. Ах! если б было нужным и полезным — внезапно из-под тяжелого камня, из тьмы могильной отозвался бы я вам! …Но Небо признало частный голос из вечности излишним. И какой голос из вечности уже не лишний, когда Бог благоволил, чтоб не только Моисей и Пророки, но Сам единородный Сын Его возвестил земле волю Его, возвестил ей уставы святой, блаженной вечности? Имут Моисеа и пророки: да послушают их, — ответ был Неба просившему голоса умерших для спасительной проповеди живущим на земле плотскою жизнию, гибнущим душевною, вечною смертию. Аще Моисеа и пророки не послушают, и аще кто от мертвых воскреснет, не имут веры (Лк. 16. 29–31).

А ты, товарищ мой — мертвец, но еще с живым словом в устах? … вот — отец мой, мать моя, супруга моя, родные мои… Не могу говорить с ними иначе, как общим словом вечности. В этом слове они слышат звук и моего голоса … да! они слышат его! Но нет у меня отдельного, частного слова … Товарищ мой! из общих наших сокровищ вечности скажи им за меня простое, необходи{стр. 93}мейшее для них слово: «Земная жизнь — мгновенное, обманчивое сновидение. Вечность неизбежна… Есть и бедственная вечность! … Стяжите вечность блаженную вниманием, послушанием всесвятым словам и заповеданиям всесвятого Бога … и приходите ко мне на светлый вечный праздник, каждый в свое, самим и единым Богом непостижимо назначенное время» [].

Архимандрит Игнатий.

30 марта 1848

№ 7

Милостивейший Государь! Феодор Петрович!

Имею честь представить Вашему Высокопревосходительству Святую Икону Казанской Божией Матери, которую, для доставления оной Вам, прислал на имя мое Высокопреосвященнейший Архиепископ Григорий [], сохраняющий постоянно любовь и уважение к Вам и семейству Вашему.

Сердечно желал бы лично представить Вам сию Святую Икону и вместе с тем принести усерднейшее поздравление с наступившим Праздником Рождества Христова и наступающим Новым Годом, но я простудился — и должен эти торжественные дни провести дома. В сих строках примите мое усерднейшее поздравление и желание всех благ Вам и Ее Высокопревосходительству Дарии Михайловне со всем Вашим семейством.

Поручая себя Вашему милостивому расположению и призывая на Вас благословение Неба с чувством совершенного почтения и преданности имею честь быть

Вашего Высокопревосходительства

покорнейший слуга и Богомолец

Архимандрит Игнатий.

1849 года 24 декабря

{стр. 94}

№ 1

Игнатию, архимандриту

Сергиевской Пустыни

Почтеннейший Отец Архимандрит.

Благодарю Вас очень за дорогое письмо Ваше. Я всегда был уверен, что Вы не перемените Ваше хорошее расположение. Привыкнув видеть меня довольно часто, Вы видели мои чувства к Вам, кои беспредельны, и хотя я далеко теперь от Вас, но часто очень беседую с Вами в мыслях. Здоровье мое действительно поправилось, но не знаю, что Господь Бог даст вперед и скоро ли могу я воспользоваться милостию Царскою назначением меня ко двору, хотя и думаю быть у Вас в средине лета, но на короткое время, потому что жене моей необходимо еще провести зиму в южном климате. Она все плохо поправляется, к тому же на днях простудилась сильно, так что две недели пролежала в постели и теперь еще не выходит из комнаты, что меня очень огорчает, видно, Господу Богу угодно меня испытывать в терпении, и так хотя грустно, но покоряюсь Его Воле. Не оставьте нас в своих Молитвах. Младенец Павел растет и здоров, слава Богу.

Радуюсь очень, что трапеза Ваша в день праздника была осчастливлена присутствием митрополита Киевского [] и также Прокурором Святейшего Синода [], это доказательство мирных сношений. Но и паче приятно мне знать, что Государь Император обещал посетить пустынь. Дай Господи, чтобы все это Вас могло упрочить в хороших чувствах нашего Монарха к Вам. Поручение Ваше я до сих пор еще не мог исполнить, хотя с тех пор, как я здесь, не проходило трех дней, чтоб я не повторял нескольким людям, коим я поручил отыскать мне книгу Жизнь святого угодника на Греческом или Латинском языке, но не могут до сих пор оную иметь, однако ж обещают, и потому я не лишился еще надежды привезти вам таковую. Благодарю Вас еще раз очень, Почтеннейший Отец Архимандрит, за любовь Вашу ко мне. Поверьте, что очень ценю оную и с сими чувствами остаюсь по гроб Ваш покорный слуга

Павел Толстой.

{стр. 95}

Время у нас даже на солнце жарко. Окошки открыты, и миндальные деревья в цвету.

Сего 19/7 февраля 1842

Рим

№ 2

Милостивейшая Государыня Параскева Михайловна!

…Жизнь наша вся в различных скорбях, как всё оканчивается смертию. Сколько спасительных уроков преподают нам эти скорби: не дают привязываться к земле; возводят к небу; воспоминают нам Бога. А Вы, которым так известно учение Христово о терпении, которым пришлось столько потерпеть на самом деле, до конца сохраняйте терпение. Пишу Вам сие для того, чтоб доставить душе Вашей душеполезное утешение. Не пишу много, потому что надеюсь вскоре видеть Вас и потому что Вам самим очень известно Слово Божие. Господь, услаждающий скорби скорбящих, да усладит Вам болезнь Вашу и подкрепит Вас на дальнейшие подвиги. Мир Вам!

Ваш покорнейший слуга и богомолец

Архимандрит Игнатий.

24 сентября 1843

Сергиева пустынь

№ 3 [

33

]

Милостивейшая Государыня Екатерина Матвеевна!

Я имею известие о кончине или, правильнее, о успении Вашей Благочестивой Родительницы и молюсь о ея упокоении с братиею обители моей в том самом храме, где Парасковья Михайловна так часто приносила усердные молитвы свои Господу, откуда прошения ея восходили на небо и не возвращались тщими, но исполненными и удовлетворенными. Вы пришли Вашим письмом в мою комнату, где Вы нередко бывали с покойною Матушкою Вашею, в то время, когда в этой комнате собралось почти все семейство Ваше. Тут были и Павел Матвеевич и Иван Матвеевич, и Феофил и Григорий Матвеевичи, Анна Михай{стр. 96}ловна, Федор Петрович, Александра Федоровна, супруга Николая Матвеевича, — тут было воспоминание о покойной, тут лились слезы любви и эти слезы не были горьки: их услаждало непостижимое чувство, чувство уверенности, что участь покойной есть участь блаженная и радостная. Но слезы лились как дань любви. Когда в первый раз я вышел с братиею на панихиду — это в Сергиевской церкви, мне представлялась стоящею с нами и молящаяся Парасковья Михайловна — так привыкли мы видеть ее в сем храме, в особенности при молитвословиях Страстной недели и первой недели Великого Поста.

Плачьте и не ропщите, плачьте и молитесь, плачьте и приготовляйтесь к тому, чтоб блаженная Родительница Ваша с радостию вышла бы к Вам на встречу, когда душа Ваша оставит тело, привела бы Вас благополучно ко вратам неба, ввела в них, представила бы Вас Христу, представила бы ликам святых, говоря с радостию: Се аз и чадо мое, еже даде ми Бог не только для земли, но и для неба. Теперь занимает ее зрение новых предметов, теперь привлекает ее к себе, объемлет всю любовь Божия, и если есть в ней земное желание, то оно состоит в том, чтоб дети ее, плоды болезней ея, наследовали бы небесное блаженство, пред которым всякое земное щастие есть прах и тлен. Знайте, что Парасковья Михайловна уготовала себе обитель в Раю. Не только Вы должны быть спокойны относительно ее будущности, но Вы можете быть уверены, что ея молитвы о Вас сильны и действительны пред престолом Божиим, что молитвы ея будут помогать Вам во всю жизнь Вашу, если только жизнь Ваша будет сообразна воле Божией, изображенной особенно в Евангелии. В этом будьте уверены! В доказательство истины слов моих, которые произношу от удостоверения опытом, расскажу Вам следующее обстоятельство. Когда Анна Матвеевна была больна весною, очень больна, конечно, Вы это помните, то Парасковья Михайловна, употребляя помощь врачей, наиболее прибегала к помощи молитвы. Анне Матвеевне сделалось получше, опасность совершенно миновалась, и Парасковья Михайловна отправилась в любимые гости — в Сергиеву Пустыню. Тогда уже служили мы в соборе, она входит в храм, и какими словами встречает ее храм Божий? Словами Спасителя: «о жено! велия вера твоя буди тебе якоже хочеши и исцеле дщи ея от того часа». При этих окончательных словах Евангелия того дня, которое провозглашал Отец Марк, взошла Парасковья Михайловна после не{стр. 97}престанного и болезненного подвига в молитвах о выздоровлении Анны Матвеевны. Это меня чрезвычайно поразило. Взошло в меня невольное и неопровержимое удостоверение, что сии слова Евангелия относятся к вере и молитвам Парасковьи Михайловны! Тогда сообщил я это одному Павлу Матвеевичу, взяв с него слово не говорить сего Парасковье Михайловне, чтоб не причинить ей какого-либо душевного вреда; потому что мы не можем переносить похвалы безвредно во время земного нашего странствия. Но теперь, когда она вне опасностей от нападения греха, с приятностию открываю Вам мою тайну, в утешение души Вашей. Если при жизни своей Парасковья Михайловна могла испросить у Господа для дщери своей избавления от недуга смертного, тем более по смерти, к которой приготовилась и предочистилась тяжкими страданиями, она будет молить за чад своих, Вам остается споспешествовать ее молитвам Вашими молитвами и благочестием; тогда познаете на опыте, сколько сильна молитва Праведного, споспешествуемая. Жизнь внимательная и Богобоязливая кажется страшной только для тех, которые ее не вкусили, но для вкусивших на весах сердца она перетягивает все временные удовольствия. Искренно желаю Вам последовать примеру Вашей блаженной родительницы. И пройдут дни за днями, и быстро пролетят годы своею чредою, и настанет для Вас минута, для всех человеков неминуемая, в которую душа Ваша должна оставить земной храм свой и вступить в вечность или блаженную или горестнейшую. Помните о сей минуте, и если Вы приготовитесь к ней как должно, то навсегда соединитесь с блаженною родительницею Вашею для радостей и утех бесконечных, чего Вам от души желаю. Что говорю Вам, то говорю и Анне Матвеевне.

Скажу Вам несколько слов о себе. Когда был я в кругу всего семейства Вашего (это было вчера) и вместе с тем получил от Григория Матвеевича письмо Ваше, то я ощутил, что в сердце моем удвоилась любовь моя ко всем Вам — и это совершила покойная Праведница. Окруженный сыновьями ея и прочими ближайшими родственниками, я говорил с ними почти одним молчанием. Когда они ушли, я зарыдал, зарыдал — и уже вечером мог принять несколько пищи, так различными чувствованиями была преисполнена душа моя. Изображение Усопшей весь день как будто ходило на воздухе пред очами моими, и вид ее и вчера и сегодня предо мною — радостный. И льются слезы радости и {стр. 98} утешения. И слово искреннее невольно выливается из сердца и, изобразившись на бумаге, спешит перелиться в Вашу душу, чтоб пролить в нее утешение и веселие духовное. Мир Вам

Архимандрит Игнатий.

Январь 1844 года

№ 4

Письмо ваше мне очень понравилось; действия ваши, внушенные любовию к ближнему, — очень понравились; совет ваш — очень понравился, который и исполняю, как вы видите по приложенному письму в Париж. Наконец — вы мне очень понравились; в письме вашем вы так мирны, так спокойны. Не люблю я, чтоб странники земные были безумно веселы: это нейдет странникам, изгнанникам, которых ждет смерть, суд, двоякая вечность, блаженная или горестная. Люблю, чтоб они были спокойны: спокойствие — признак, что странник с благословенною надеждою в сердце.

Я живу уединенно и лечусь; действие лекарства спасительно, но вместе сильно, отчего лежу по целым дням. Из моих окон прекрасный вид на Волгу, который я хвалю, но на который взгляну редко, редко, мимоходом. Как помню себя с детства — телесные чувства мои не были восприимчивы, слабо действовал на меня посредством их вещественный мир. Я был нелюбопытен, ко всему холоден. Но на человека никогда не мог смотреть равнодушно! Я сотворен, чтоб любить души человеческие, чтоб любоваться душами человеческими! За то и они предо мной — какими Ангелами! — предстают взорам сердца моего так пленительно, так утешительно! Вот зрелище, картина, на которую гляжу, заглядываюсь, снова гляжу, не могу наглядеться. И странно! Лице, форму, черты — тотчас забываю, душу помню. Много душ, прекрасных душ, на моей картине, которую написала любовь, которую верная память хранит в целости, в живости колорита. Этот колорит от уединения делается еще яснее, еще ярче. На моей картине и вы с вашим братцем. Часто смотрю на вас! Душа моя наполнена благими желаниями для вас.

В пышном ли наряде, или в немудром платьишке — что до того? — Совершим наше земное странствование, неся светильник веры правой, веры живой. Этот светильник введет нас в вечное Царство Божие, пред входом куда снимается одинаково и рубище {стр. 99} и пышный наряд. И самый пышный наряд в сравнении с светлою одеждою духовною — не что иное, как презренное рубище.

В терпении вашем стяжите души ваши [], сказано странникам земли, потому что путь наш узок и прискорбен, а мы слабы. Сила Божия в немощи совершается [], опять утешительно наставляет нас Писание. Благодарю братца вашего за приписанные строки! Если б у моего письма были глаза, то я завещал бы им взглянуть на братца вашего пристально, продолжительно и так дружелюбно, чтоб этот беспрерывный страдалец невольно, приятно улыбнулся.

Христос с вами!

Архимандрит Игнатий.

17 августа 1847 г.

№ 5

Вы в Париже! Волны житейского моря разнесли нас в разные стороны. Я витаю на уединенном берегу Волги: вы брошены в Париж, столицу моды, столицу образованного мира и, можно сказать, в столицу тьмы и греха. В столице тьмы и греха охранитесь от помрачения, охранитесь от греха. Где больше опасности, там нужно больше осторожности. Если необходимые обстоятельства заставят быть в городах, где свирепствуют чума или другая заразительная болезнь, то надо стараться кончить там дела как можно скорее и уехать как можно скорее. Тем больше так должно поступать относительно города — столицы греха. Кто знает — не нанесет ли всезлобный грех какой раны? Кто знает — какую он нанесет рану? Он может нанести и смертельную рану, неисцельную?

Приезжайте скорее назад, окончив ваше дело. Здесь ждет вас важное дело. Вы обязаны внимательно заняться вашею душою. Не промотайте ее. А это можно сделать — и как многие делают! Вспомните, что и вам надо выйти дверью гроба из этой жизни, предстать на суд пред Господа, на суд, страшный и для святых Его, и для тех, которые провели всю жизнь в благоугождении Ему. Там будут судимы не только грехи, но и правды человеков; там многие правды их осудятся правдою Всесовершенною. Это засвидетельствовал Сам Спаситель. Аще правда ваша, сказал Он, не избудет паче правды книжник и фарисей, не внидете в Царствие Небесное [].

{стр. 100}

О! когда бы милосердый Господь даровал мне возрадоваться о спасении вашем и моем в этот и будущий век. Ныне день вашего Ангела: да соблюдет вас в совершенном благополучии Святый Ангел, хранитель ваш.

17 августа 1847 г.

№ 6

Благополучно ли вы совершаете ваше земное странствование? Случается человеку во время этого странствования заглядеться на предметы, представляющиеся взорам. Ему кажется: шествие его в вечности остановилось. Это обман очей души. Мы идем и идем, — не останавливаемся ни на минуту.

Страннику земному на трудном пути его, чтоб он не заблудился, воспевается духовная песнь. Содержание ее: «Воля Божия, святейшие заповеди и веления Божии». Пета бяху мне оправдания Твоя на месте пришельствия моего [], сказал вдохновенный Давид. Так в здешних краях, когда кто заблудится в лесу, — в соседних селах звонят в церковный колокол — и по звуку колокола заблудившийся выходит из темного леса.

А что? Обширный, многолюдный город имеет в некотором отношении сходство с обширным лесом: в нем, как и в лесу, можно заблудиться… Пусть будет голос мой из моего уединения подобен благодетельному звону колокола церковного. Всегда он отдавался в душе нашей, всегда находил в ней приют. И ныне да услышит его душа ваша! Услышав, да исполнится истинного утешения! Думаю: человек не может ничем истинно утешиться, как только воспоминанием о Боге. Помянух Бога, говорит святый Давид, и возвеселихся [].

Как верно то, что мы все должны умереть! что эта жизнь в сравнении с вечностию — ничего незначащее мгновение! Никто из человеков не остался бессмертным на земле. А между тем живем, как бы бессмертные; мысль о смерти и вечности ускользает от нас, делается нам совершенно чуждою. Это — ясное свидетельство, что род человеческий находится в падении; души наши связаны каким-то мраком, какими-то нерешимыми узами самообольщения, которыми мир и время держат нас в плене и порабощении. Нужно усилие, постоянное усилие, борьба с собою, чтоб выплыть из ужасной темной пропасти; нужно терпе{стр. 101}ние, чтоб великодушно перенести все невидимые душевные бури. Искушение в уме и сердце страшнее всех внешних искушений. Никто так не опасен для нас, как мы сами. Бдите и молитесь, сказал Господь, да не внидите в напасть. Бдеть над собою можно только при свете Нового Завета. Свет, при котором совершается духовное бдение, изливают из себя и писания святых отцов. Божественное Писание и отцы непрестанно напоминают нам Бога, Его благодеяния, наше назначение, будущность вечно блаженную и вечно несчастную, обличают коварство мира, его козни, показывают средства, как избежать этих козней и войти в пристанище спасения.

Пребудьте в служении Богу краткое время земной жизни — и наследуете вечность полную радостей и непрерывного наслаждения духовного. Надо же исследовать вечность!.. Не унывайте от преткновений, непогрешительность — несбыточная мечта!

Преткновения свойственны всем человекам, которым, по этой самой склонности к падениям, поведено: В терпении вашем стяжите души ваши. Претерпевый до конца, той спасется.

Благословение Божие да почиет над вами!

Архимандрит Игнатий.

1847 г., сентября 24 дня

Графы Толстые были в родстве с Опочиниными: Толстой Матвей Федорович был женат на Параскеве Михайловне Голенищевой-Кутузовой, дочери М. И. Кутузова и сестре Дарьи Михайловны Опочининой. Девичья фамилия Параскевы Михайловны была присоединена к фамилии ее мужа: Толстой-Голенищев-Кутузов.

Параскева Михайловна скончалась в январе 1844 г. В письме архимандрита Игнатия, написанном в связи с ее кончиной к ее дочери, Екатерине Матвеевне, названы все осиротевшие члены их семьи. Сыновья: Павел, Иван, Феофил, Григорий, Николай Матвеевичи — все занимали высокие государственные должности. Из письма Павла Матвеевича от 19 февраля 1842 г. видно, что он получил назначение при дворе.

Ольга Шафранова.

{стр. 102}

I

К Александру Александровичу Плещееву

II

К Анне Павловне Плещеевой,

супруге А. А. Плещеева

III

К дочери А. П. и А. А. Плещеевых Лидии

№ 1

Вот по желанию Вашему отвечаю Вам. Милосердый Господь да отверзет мне уста, а Вам слух для Слова Его. Христианин никогда и ничем не должен смущаться, ибо Промысл Божий носит его на руках своих. Наше попечение должно состоять в том, чтоб мы пребывали верными Господу. Если к самому Господу вочеловечившемуся дерзнул приступить искуситель, то не должно удивляться, что он приступает к нам, хотя бы то было и по принятии нами в сосуд свой Господа. Чем больше сокровище, тем более тати покушаются украсть его. Чем более сокровище, тем более должно бдеть о хранении его. После приобщения Святых Таин, после усердной молитвы, после всякого особенно полезного для души дела нужно, по опытному наставлению отцов, особенное наблюдение за собою, ибо тогда особенно разжигается враг против нас завистию и злобою; видя, что земля и пепел восходит на небо, откуда {стр. 115} он низвержен. Духовный рай, который, по учению Спасителя, внутри нас, должно возделывать и хранить, как это при самом сотворении заповедано Богом, в лице Адама, всем человекам. По обыкновенному ходу я предполагал, что после смущений, должно быть, Вы чувствовали утешение, которое посылает Господь законно подвизающимся рабам Своим в подкрепление, во умножение веры, надежды и любви. Понимаете ли, что Вы одолжены Господу более, чем были прежде, как получившие залог и извещение обетовании! «Ему же дано более, с того более и взыщется», — говорит Писание. Познав это, блюдите како опасно ходите, т. е. живите с осторожностию и вниманием.

Теперь хочу побранить Вас. Вы пишете мне решительно: «Я отъезжаю в среду». Хотя бы прибавили Вы: «Если Бог велит». Прочитайте в соборном послании Иакова слова Духа о таковых словах человеческих, которыми наносится безчестие Промыслу Божию, в которых нет веры и смирения. Если Вы просите прощения, то милосердый Господь чрез меня непотребного и грешного Своего иерея да простит Вас и да наставит благоугождать Ему делами, словами и помышлениями, как это заповедал Он в Святом Своем Евангелии, которое повелевает не разорять и малых заповедей (Мф. 5. 19). Святые сказали: «Кто в малом соблюдает заповеди, тот соблюдает их и в великом». Мир Вам!

21 декабря 1842 года

№ 2

Когда Вы вдали и не можете принести ко мне болезнующего Вашего сердца, то я прихожу к Вам и приношу слово утешения. Дни наши суть дни скорбей, а утешение наше — Крест Спасителя. Когда сыны Заведеевы просили у Господа престолов славы, тогда Он обещал им чашу скорбей, без которой невозможно получить престолы вечной славы, которая есть Дух Святый. Итак, молитесь Господу, чтоб даровал Вам терпение в скорбях, чтоб Вы видели постоянно над собою Промысл Божий, чтоб от этого возрастала Ваша вера и верность к Богу; и тогда пусть Вас пронзают скорби, очищают от земного и приготовляют к небесному. Не удивляйтесь слабостям и грехам человеческим. На них смотрит Праведный Господь и милует грешников, ожидая покаяния их; а мы кто такие, чтоб распаляться на братию, недугующую грехом, между тем как сами нечисты пред Всевидящим и Пречистым? Оставим все, не зависящее от нас, на волю Божию, а {стр. 116} что зависит от нас, будем то сообразовывать воле Божией или исполнением или покаянием в неисполнении. «В терпении Вашем стяжите души Ваши», — завещал нам Господь в Евангелии. Мир Божий да почиет над Вами.

25 января 1843 года.

№ 3

Прихожу к Вам не телом, но духом; нося к Вам искреннее слово сердца в ответ на письмо Ваше от 19 января, которое я получил 14 февраля. Наружные Ваши обстоятельства возложите на Промысл Божий, и как они устроятся, так пусть и устроятся; а Вы будьте мирны и покойны, безпокоясь единственно о душе Вашей, которую Вы обещались представить Христу очищенною покаянием.

Познание немощей своих есть познание существенно нужное для христианина. Оно ведет к смиренномудрию, а это — к духовному разуму. Кому Господь восхощет даровать Свой разум, тому Он открывает особенно его немощи. Вам они открываются сообразно состоянию души Вашей; а полного их открытия, если оно есть, Вы не можете еще понести. В Вас велика привязанность по законам плоти; это оттого, что Вы мало познали Христа. Огонь плотский погашается огнем духовным; когда возжжется второй, то непременно погасает первый, по учению духоносных Отцов и отчасти по самому опыту. Пишете, что многие находя, что поездка Ваша к сестрице Вашей есть приятная жертва Богу, а Вы не смеете прилагать сердца к этой мысли, которую однако Вы называете утешительною. Господь повелел ученикам Своим, когда они все поведенное исполнят, называть себя рабами неключимыми и почитать себя должниками заповедей. Я в Вашем поступке не вижу никакой жертвы — одно стремление души к исполнению заповеди любви, стремление, в котором желательно, чтоб Господь нашел что-либо для себя чистое, благопотребное. Великий угодник Божий Агафон, весь погрузившийся в любовь Божию от любви к образу Божию — ближнему, когда пред кончиною рассматривал себя и долгое время сидел в молчании, то ученики его спросили: «Или и ты, отче, боишься?» Он отвечал: «Я старался по силе исполнять заповеди, но как могу знать, будучи человек, угодно ли мое делание Богу: ибо ин суд Божий и ин человеческий». Тем более мы, недостаточные по всему, должны страшиться и трепетать похваль{стр. 117}ного заключения о наших поступках, опасаясь, чтоб мнимое утешительное чувство не было только тонким удовлетворением тщеславия. Сказал Пророк: «Все правды наши суть нечистоты». А другой Пророк: «Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит».

Написали Вы о страховании и утешении при молитве, но каковые они были и в чем именно состояли, того не написали; а и это необходимо, если хотите слышать мое суждение о них по Боге.

Во время путешествия Вы находились два раза в опасности, и рука Божия Вас спасала. Таковые опыты воспитывают в человеке веру и случались со многими, коим Господь хотел даровать великое богатство веры.

О имени Господа благословляю Вам проходить по пяти четок в день, не более. По ним должно молиться сидя, умом внимая языку, языком произнося молитву так, чтоб слышали только Вы одни. По Вашему жительству посреди мира и по недавности и новости на пути этом, Вам нейдет сильно вдаваться в молитву, что требует или большей духовной опытности или близости руководителя; да и в последнем случает людей новых в подвиге благочестивом более нудят к смирению, которое есть основание в здании добродетелей. В свободное время занимайтесь более рукоделием, какое найдете более удобным.

Господь да простит Вас в прошедшем и да укрепит в благом на будущее время. Мир Вам!

1843 г.

№ 4

Что сказать Вам на письмо Ваше! То, что жизнь наша есть цепь скорбей, оканчивающихся смертию, этою величайшею скорбию для человеков, особливо для забывающих свое назначение истинное, в вечности. Цепь эту надо перебирать терпением звено по звену, чтоб кончить с благим упованием. Терпение выпрашивается у Господа молитвою. Душа входит в дом терпения, когда скажет Богу: Да будет воля Твоя. Аминь.

№ 5

Воистину Воскресе Христос!

На письмо Ваше отвечаю письмом. Некоторое утешение, Вами ощущаемое, не есть прелесть, но обыкновенное следствие пути Вашего, или правильнее сказать, пути Божия. Начало просве{стр. 118}щения души есть зрение грехов своих и своей ничтожности. Поелику же это есть плод благодати, данной нам при крещении, то оно сопровождается сладостию, утешением, слезами, в которых печаль смешана с радостию, слезами совершенно другими, нежели каковы слезы людей века сего. Вкусите и видите, яко благ Господь. Вкушение это отверзает очи и рождает веру живую, ясновидящую, совсем противную той, которую называют слепцы слепою, которая по истине слепа и мертва, — существует только на краю языка.

Погружайтесь в смирение и любовь к ближнему, отрекаясь себя. Таким образом найдете Господа. Аминь.

15 апреля 1843 года

№ 6

Желающий научиться истинной премудрости, т. е. стяжать Христа, Божию силу и Божию премудрость, буй да бывает, по словам Апостола Старайтесь сохранять то буйство, которое имеете, и стяжавать большее, не вдаваясь в многоразличный разум, который есть свидетельство пустоты душевной. Когда сестра Ваша будет входить с Вами в разговор, предлагая вопросы, как она предлагала и здесь Игнатию Маленькому о недоуменном, то на эти вопросы неполезно отвечать решением вопроса, а должно приводить ее к простоте и покаянию, решительно говоря, что занимающийся размышлениями о высоких предметах не может избежать заблуждения и, проводя, по мнению своему, духовную жизнь, будет далеко отстоять от пути спасения. Менее полезно узнать подробно небо и землю, чем познать свои недостатки и согрешения. Это последнее знание столько полезно, вместе столько высоко, что оно есть дар благодати, ниспосылаемой Богом и испрашиваемый молитвою. Человек собственными усилиями не может войти в это знание. Собственное усилие нужно как свидетельство искренности желания получить от Бога знание. Свидетельствуйте это сестре Вашей, доказывая справедливость слов Ваших особенно первыми четырьмя главами 1-го послания к Коринфянам.

Недостатком уединения не скучайте. Обстоятельства или, правильнее, Промысл Божий, приводит Вас упражняться в услужении и утешении ближних Ваших. И трудитесь на этой ниве, на которой поставлены, не предаваясь с одной стороны развлечению, а с другой безрассудному усердию, при котором непре{стр. 119}менно вкрадывается мысль, что Вы доставляете утешение, а не Бог доставляет Вами утешение другим, а Вам быть утешением для других. Сладость уединения проистекает из исполнения Христовых заповедей, совершенных в общежитии.

Наконец — Вы больны. Подобает тому, кто хочет приблизиться к Богу, пройти душою и телом сквозь многие скорби и болезни. Говорите болезням Вашим: «Придите, Богом посылаемые, помучьте грешное тело, пожгите его, потерзайте его за те беззакония, коих жилищем оно было!» К правилу безмерно не нудьтесь во время болезни: взамен его приносите Господу жертву хвалы и благодарения. Мир Вам.

8 октября 1843 года

№ 7

Бывает болезнь и бывает мнение болезни. Наконец бывает, что человек точно болен, а враг ему внушает, что он не болен, но только мнит о себе, что болен. С Вами последнее. Оставьте на время поклоны: их заменила болезнь; но не оставляйте молитвы с сердечным сокрушением. Когда придет к Вам порочная мысль или порочное чувство, отвергайте их и укорите себя. Вы не должны думать о себе, что в Вас какой-либо порок умалился; напротив, помышляйте, что Вы вместилище всех пороков. Вы не должны смущаться, когда обнаруживаются в Вас немощи душевные и телесные; напротив, переносить Ваши немощи с терпением и великодушием. В Вас есть потаенная гордость: Вы не твердо помните, что Вы — грешница; если б Вы это помнили, как должно, то, видя в себе немощи, не смущались бы, а говорили бы себе: «В такой грешнице, как я, и должны быть такие недостатки». Господь да научит Вас смирению, от которого истекает всякое спокойствие и изливается в сердце мир и тишина. Бог да благословит Вас.

1 февраля 1844 года

№ 8

Вся наша жизнь должна состоять из покаяния: ибо мы дотоле вне истины, доколе не вполне во Христе, чего ожидать можем только после смерти. Чем больше погружаемся в покаяние, тем более находим, что нуждаемся в нем. Чем более очищаемся, тем более находим, что мы далеки от Пресвятого и Пречистого. Кто весь очернен, тот не видит на себе ни одного пятна.

{стр. 120}

Относительно чувств, которые Вы имели пред причащением и после оного, скажу Вам: всегда надо считать себя недостойным Христа и приступать к Нему, Врачу душ и телес наших, в числе прокаженных, слепых, беснующихся, потому что мы таковы по душе. Но должно наблюдать, чтоб сердечное сокрушение не переходило в безнадежие, которое происходит от надежды на себя, а не на щедроты Христовы. Посмотрите попристальнее! Пред исповедью между благими помыслами Вы имели помысл мелкой расчетливости, хотели на исповеди сказать все, хотели расплатиться со Христом, хотели уже не быть должными Ему! И вышли, неся в себе неудовлетворительное чувство, а лукавый помысл, получавший к мелкой расчетливости, начал смущать, говоря: «Ты не все сказала на исповеди». Поверьте! Говорим на исповеди, что видим в себе, но несравненно большее число грехов не видим, почему множество ведомых и неведомых грехов наших повергаем в море щедрот Христовых и после таинства Исповеди ощущаем удовлетворяющее нас чувство спокойствия не по причине дел наших, но по причине Христовых щедрот и пребываем Ему должными долгом неоплатным.

Относительно правила Вашего, что скажете? Оно было дано Вам, когда ум Ваш был мертв и когда телесный труд при молитве краткой и единообразной способствовал к оживлению ума умерщвлением мечтательности. Теперь, если этот труд слишком обременителен для тела, можно его сократить, предоставя уму, освобожденному от мечтательности, плавать в словах Духа, в псалмех, пениях и песнях духовных, поюще не только устами и мыслию, но и в сердце Господеви.

8 апреля 1844 года

№ 9

На пути благочестивой жизни руководитель — Бог. Никто не может придти ко Мне — говорит Спаситель, — аще не Отец Мой Небесный привлечет его []. На сем пути положено и опытное узнание того, что человек есть существо падшее, поврежденное по уму, по сердцу, по телу. Этого опытного знания мы не могли бы получить, если б не видели, что в уме нашем против воли нашей возникают греховные помыслы, в сердце — чувствования, а в теле — движения. Таковое состояние свое, по учению Святых Отцов, должно переносить с терпением, смиряясь пред господом и благодушно ожидая исцеления от единого Врача душ и {стр. 121} телес наших. Желаю, чтоб Вы вникнули в 3-ю главу 1-го послания Св. Ап. Павла к Коринфянам. Вполне пренебрегайте мною, как скверным грешником, и принадлежите единственно Богу, тогда будет прав путь Ваш. Итак, употребляю слова Ап. Павла: Никто не хвались человеками, чтоб Вам не остаться без Христа. Когда Ап. Петр мыслил человеческое, а не Божеское, хотя это человеческое, по-видимому, и было доброе, тогда Господь назвал его сатаною. Правда вне Креста не приемлется. Вам надобно стяжать мертвых для приятия жизни, погубить душу свою, чтоб приобрести ее. Посмотрите, куда Вы увлеклись, и постарайтесь исправиться. Благочестивая жизнь требует трезвения и невозможно обойтись без невидимых падений. Сокровиществуя из них смирение и опытность, не будем унывать, но вставая от падения, шествовать далее.

29 августа 1844 года

№ 10

Каким бы образом не пришел нам конец земного кратковременного жития, а придти он всячески должен. Раб Христов в волю Христову предает и душу и тело свое. А грехи куда девать? Куда девать наши бесчисленные немощи? И их предадим всемогущему Христу, понесшему немощи и грехи всего мира. Если нам подана будет чаша страданий, примем ее, как чашу спасения, как залог вечной радости. Скажем с разбойником: «Достойная по делом наю восприемлем, помяни нас, Господи, во Царствии Твоем». Сердце ответит нам спокойствием, предвкушением вечного покоя. Мир Вам.

Недостойный Архим<андрит> И<гнатий>.

2 ноября 1846 года

№ 11

Безчисленные немощи наших душ и телес мы повергаем в пучину милосердия Божия. Вся надежда наша на милосердие Божие, а не на правду нашу. Болезни телесные бывают очень сложны, тем сложнее душевные болезни. Говоря о них, Свят. Пророк уподобил их не какой-нибудь частной ране, а цельному струпу, покрывшему всю душу. И такую-то душу повергаем в пучину милосердия Божия! После погружения в него душа выходит со{стр. 122}вершенно чистою и исцеленною. Такое погружение совершается всегда, когда душа чрез посредство покаяния и исповедания своих согрешений, особливо же при таинстве исповеди обращается к Богу. Поэтому Ваше состояние не должно Вас смущать. Есть несомненно телесная болезнь, есть при болезни и притворство, как это часто случается с больными. От сего не должно смущаться и унывать, напротив того должно струпы свои, притворство и родителей его тщеславие свое и сладострастие обнажать пред Всесильным и Всеблагим. Впрочем, прося у Него исцеления и нося крест страстей своих с терпением доколе сам Господь не возьмет его от нас. Носите иго Навуходоносорово! Увещевал таинственно Пророк израильтян. Это путь спасения; ходите им. Мир Вам от Господа!

№ 12

Милостивейшая Госпожа София Павловна!

Благословение Божие да почиет над Вами и благодать Божия да руководит Вас на кратком поприще земной жизни к спасению в вечности.

Сердечно утешаюсь, что духовная семья, собранная перстом Божиим в Обители и около Обители Преподобного Сергия, хранится сим же перстом Божиим. В кругу ее Вы можете находить удовлетворение Вашим духовным нуждам. За сие Вы должны непрестанно благодарить Бога, ибо это благо имеют весьма немногие. Поручаю себя Вашему молитвенному воспоминанию.

В<аш> п<окорнейший> слуга

И<гнатий>, Еп<ископ> К<авказский> и Ч<ерноморский>.

1859 год

№ 13

Ваше Высокопреподобие Всечестнейший Отец Архимандрит

Простите, Господа ради, что опять пишу. Будучи нездорова, имею нужду в разрешении Вашем и прошу Вашего благословения. В большое прихожу смущение насчет правил молитвы.

{стр. 123}

Хотя вы мне говорили не утруждать себя в болезнях, но меня смущает страх распоряжаться в этом. Имея беспрестанно в памяти прежнюю свою привычку преувеличивать болезнь, для возбуждения участия, я совсем не верю и теперь своим болезням, полагая, что для другого мои недуги были бы ничтожны. Не знаю и не понимаю, истребилось ли во мне желание к участию. Меня тяготит, когда беспокоятся обо мне, я желаю лучше большей болезни, нежели ничтожное нездоровье. Теперь, кажется, мне точно трудно дышать и наклоняться; я долго не оставляла правил. Давно уже чувствую расстройство, но с того дня, когда в последний раз говорила с вами, с благословения вашего, как Вы и сказали, возвратясь домой душа моя облегчилась — но телом изнемогла.

С позволения Вашего — когда я жила с сестрою, тому два года — я исполняла свои правила при ней. Нынче она мне много говорила о том, что оно для меня вредно. Я отвечала ей, что не делаю, но она хотела с вами об этом говорить, чего я просила ее не делать и, каюсь перед Богом, понегодовала на нее. Однако по слабости точно не делаю поклонов.

Всякое случающееся со мною нездоровье приводит меня в смущение. Мне начнет казаться, что я в воображении больна — что недуг мой так ничтожен, что другой его бы и не заметил — и представляется, что если бы усилилась моя болезнь, я бы рада была терпеть, а что теперь только прогневляю Господа. Молитва моя во время нездоровья без утешения и мысль о тягости грехов моих не оставляет меня ни на молитве, ни на минуту.

Прошу прощения — верую, что Вы поймете, от каких прежних или нынешних грехов моих происходят такие смущения.

Мне очень трудно было положить эти мысли, чувствовала страх от этого греха.

Не оставьте грешную — прошу благословения и святых Ваших молитв.

Имею честь быть покорная Вам

София.

Генваря 29-го

<1844>

{стр. 124}

Статс-дама Татьяна Борисовна Потемкина, урожденная княжна Голицына (1797–1869), в свое время была хорошо известна в Петербурге, причем не только в высшем свете, но во всех слоях общества. Всеобщую известность она приобрела благодаря своей выдающейся благотворительной деятельности. Отличаясь глубокой религиозностью, она делала щедрые пожертвования на церкви и монастыри. Особенное впечатление на современников произвело восстановление ею находящейся в ее имении древней Святогорской Успенской обители на реке Донце, упраздненной в 1787 г. Для ее восстановления супруги Потемкины в 1844 г. сразу же пожертвовали 10 тысяч рублей и подарили 70 десятин земли. Значительные денежные пожертвования продолжались и в последующие годы, так что строительство храмов в обители продолжалось до самой кончины благотворительницы. Она вообще очень интересовалась церковными делами, покровительствовала миссионерской деятельности, тридцать лет была попечительницею тюрем, часто посещала больницы и богадельни, военные госпитали.

Замужем она была за Александром Михайловичем Потемкиным, с которым прожила 55 лет. Александр Михайлович был человеком исключительной доброты, в деятельность жены не вмешивался, предоставляя ей полную свободу. Их дом в Петербурге слыл Ноевым ковчегом по количеству призреваемых. Пользующиеся ее гостеприимством говорили и писали, что она ближнего любила как самое себя, была очень ласкова и приветлива, «по сей добродетели, всех, кто вздумает посетить ее, принимала без лицеприятия с любовию христианскою и с пользою для души своей. Пересудов не терпела» [].

Не все, однако, были такого мнения об ее доме: «Кто только не перебывал в этом доме; кому только не давали приюта в бесчисленных комнатах и закоулках этого лабиринта; чего только не выделывали в этом доме и с ведома и без ведома хозяйки, всесильной Татьяны Борисовны. Под прикрытием доброты и смирения делалось многое, что не всегда имело последствием добро. Нужно было хоть раз проникнуть в этот дом, чтобы понять все особенности этого приюта, этого сочетания святости с сплетнями, дрязгами и интригами, подпольными похождения{стр. 125}ми и темными делами всякого рода. Наружная патриархальность скрывала внутренний разлад…» []

Татьяна Борисовна весьма часто посещала Сергееву пустынь, много жертвовала туда и вещами и деньгами — для памяти своей матери, рабы Божией Анны. Хорошо она была знакома и с Настоятелем Пустыни: «Брянчанинова знавала я еще офицером корпуса инженеров, — вспоминала она. — Он был любимцем Государя. …Безуспешны были все попытки Государя и Великого Князя Михаила Павловича отговорить Брянчанинова от поступления в монашество: он бросил свою блистательную карьеру служебную и ушел в Свирский монастырь к старцу Леониду. Говорили потом, что некоторые видели Брянчанинова возницею о. Леонида, приезжавшего зачем-то в столицу. После того долгое время ничего не было о нем слышно.

Помню, однажды, когда была я в покоях покойной Государыни Императрицы Александры Федоровны, с веселым видом вошел к ней покойный Государь и сказал: «Брянчанинов нашелся: я получил о нем хорошие вести от митрополита Московского. Быв хорошим офицером, сделался он хорошим монахом: я хочу его сделать настоятелем Сергиевой пустыни». Вскоре все заговорили в столице о новом настоятеле Сергиевском, любимце Государя, весьма опытном в жизни духовной. С трудом узнала я прежнего Брянчанинова в лице о. Игнатия — так изменился он в иночестве.

Впоследствии довольно часто он нас посещал. Духовный был человек; он умел держать себя во всяком обществе, но вместе с этим умел также всякую беседу сделать душеполезною. Коротко знакомый с учением святоотеческим, сообщал он разговорам своим и суждениям дух этого учения. Многие тогда удивлялись о. Игнатию: как он, подвижник и молитвенник, не чуждался с тем вместе общества, бывал приятным собеседником людям светским, умел возбуждать в них к себе доверие и действовать на них ко благу душевному. Видя в нем не столько лицо духовное, сколько доброго знакомого, равного по уму и образованию, многие, весьма нерасположенные к иночеству люди любили бывать у него в обители и видеть его в домах своих, что незаметно склоняло их к благочестию. Благочестие был целью и основою всех бесед о. Игнатия, и самый светский разговор старался он всегда свести к душеназиданию своих слушателей, нередко заставляя {стр. 126} задумываться самых беззаботных. Зато много клеветы выпадало на долю о. Игнатия в столице: чего-чего не говорили о нем понапрасну, и нужно было лишь удивляться тому спокойствию, с которым переносил он людские пересуды.

Он был делателем молитвы Иисусовой, и это некоторым давало повод утверждать, что он находится в духовной прелести, тогда как опытностию своею в подвигах духовных помогал он другим избегать прелести. Так одна из моих знакомых не по разуму предавалась благочестивым упражнениям, отчего близка была к умопомешательству, и только советы о. Игнатия наставили ее благовременно на путь истины. Отец Исаия Никифировский [] часто, бывало, говаривал, что о. Игнатий более его сведущ в подвижнической науке, и с особым уважением относился к его советам, называя их истинными и вполне чуждыми всякой прелести. «Он учит покаянию, — говорил старец, — какая же может быть прелесть в покаянии?»

Клеветы на о. Игнатия нередко достигали до покойного Государя, но он не внимал им и всегда защищал своего любимца, говоря, что знает Брянчанинова лучше всех. Один случай, впрочем, на короткое время навлек на о. Игнатия неудовольствие Государя, в чем и моя была отчасти вина. В то время был у нас французским посланником Барант; жена его была женщина очень набожная и благочестивая. Ей очень нравилось наше православное богослужение, наши храмы и монастыри. С нею была я очень дружна; у нас познакомилась г-жа Барант с о. Игнатием, и потом вместе со мною была в Сергиевой пустыни. Она просила меня потом передать о. Игнатию приглашение ее побывать в французском посольстве, что я и исполнила. В доме Барантов о. Игнатий встретился с одним ученым католиком, с которым произошел у него весьма оживленный разговор о превосходстве религий. Поводом к нему было французское сочинение Екатерины Эмерик о страданиях Спасителя, которое о. Игнатий прямо назвал душевредным, не имеющим тени истины, что противник его опровергал, ссылаясь на авторитет своей церкви. Нужно сказать, что в это время отношения наши с Францией были весьма натянуты: при дворе с Барантом были очень холодны, почему знакомство о. Игнатия с французским посланником весьма было неприятно Государю. Он запретил ему на некоторое время самый выезд в столицу. Не только о. Игнатию, но и другим ли{стр. 127}цам черного духовенства столицы запрещено было тогда посещать светских своих знакомых; это мне весьма памятно потому, что около двух недель не могла я видеть у себя моего духовника. Впрочем, гнев Государя на о. Игнатия не был продолжителен; вскоре Государь посетил Сергиевскую пустынь и весьма милостиво обошелся с ее настоятелем, после чего о. Игнатий снова начал бывать у знакомых своих в столице. Не укрылось от Государя и мое участие в том, что о. Игнатий был в доме французского посланника; Государь все мне тогда говорил, что неслед православным слишком дружиться с католиками» [].

Похоронена Татьяна Борисовна Потемкина в Сергиевой пустыни.

Ольга Шафранова

Письмо

святителя Игнатия

к Татьяне Борисовне Потемкиной

Примите мое усерднейшее поздравление с наступающим новым годом и вместе с приближающимся днем вашего Ангела. Господь да благословит всю жизнь вашу, да сказует сердцу вашему Свою святую волю, благую и совершенную. Преуспевайте, преуспевайте в делах милосердия! Здешняя жизнь — точно поле, усеянное различными посевами хлеба и овощей, усаженное многочисленными, разнородными плодовитыми деревьями и кустарниками; люди — точно делатели; один способен водиться за виноградными лозами, другой за овощами, иной сеять хлеб, иной орать землю, иной — лишь исторгать терние. Каждый да трудится в том участке добродетелей, к которым он способен, к которым призван Богом, являющим призвание Свое разумному созданию теми способностями душевными, теми средствами, которые Он даровал этому созданию. Прекрасен участок, нива милосердия вещественного; делатель его вместе и подвизается и наслаждается. Милуяй нищаго, утешительно наставляет нас Писание: взаим дает Богови, по даянию же его воздается ему []. Преуспевайте на ниве вашей: сейте милостыню, жните утешение, очищайте от плевелов пшеницу вашу, приготовляйте жертву чистую, чтоб Царь Царей, воззрев на нее Своим испытующим и всевидящим оком, признал всю ее достойною Небесной житницы. Куй неискушенное сребро, научает богомудрый, и очи{стр. 128}стится, чисто все: убивай нечестивыя от лица Царева, и исправится в правде престол Его. Престол Царя Бога — душа человеческая: а нечестивые, которых здесь заповедуется убивать — помыслы и ощущения тщеславия, человекоугодия, враждебно и татебно покушающиеся отнять у человека мзду небесную льщением, мечтанием мзды земной, человеческой. Обличаются они, эти невидимые враги, наветники нашего спасения, пред лицем Царя — Откровенным законом Божиим, Евангелием, — и может истинный слуга Царев убивать нечестивых, просвещаемый и ободряемый светлым лицем Царя Небесного.

Не остановлюсь в этот день принести пред вас приятное воспоминание о почившей Княгине Татьяне Васильевне []. Воспоминание о ней осталось жить в моем сердце. И часто при таком воспоминании грустно рассуждал я о судьбе души ее. При нынешнем путешествии моем встречаю в Бородинском монастыре слепую старицу, пораженную жестокою простудою, живущую там с двумя дочерьми []. Г-жа игумения, познакомив меня с ними, сказала наедине: «Они живут на иждивении К. Ю., положившей им ежегодный пенсион». Вы не можете себе представить, какое утешение пролилось в душу мою при этих словах! Имею надежду, что Княгиня на небе участвует в жребии праведных! Я знаю некоторые ее добре дела; этого не знал: узнав его, я как будто стяжал богатое приобретение! Говорил некогда святый пророк Давид царю Вавилонскому Навуходоносору, которому угрожало наказание от Бога: Царю, совет мой да будет тебе угоден и грехи твоя милостынями искупи, и неправды твоя щедротами убогих: негли будет долготерпелив грехом твоим Бог []. Верую, что покойная Княгиня искупила душу свою! Верую, что Бог милостив к ней.

{стр. 129}

Письма

Татьяны Борисовны Потемкиной

к святителю Игнатию [

57

]

Письма

святителя Игнатия

к даме — приятельнице Т. Б. Потемкиной

№ 1

Примите мое усерднейшее поздравление с наступившими праздниками и новым годом. Да дарует вам Господь провести этот грядущий год и прочие годы жизни в богоугождении, в помышлениях о вечности, в делах для вечности. Тени земные уже проходят! уже время престать гоняться за ними, как гоняется мальчик за мотыльком златокрылым, бегая по испещренному цветами лугу! Время подумать, подумать основательно о существенном, вечном! А тот занимается как должно вечностию, кто постоянно упражняется в чтении Нового Завета и писаний святых отцов, научающих правильно разуметь Евангелие Христово, кто, познавая таким образом волю Божию, благую и совершенную, выправляет по ней свой образ мыслей, свои душевные движения, а погрешности и увлечения врачует покаянием. Христианину, живущему посреди мира, не должно читать святых {стр. 134} отцов, которые писали для монашествующих. Какая польза от чтения тех добродетелей, которых нельзя исполнить самым делом? Пользы никакой не может быть, а может быть вред, состоящий в том, что в человеке возбудится мечтательность духовного состояния, ему никак не идущего. Эта мечтательность будет временем лестно услаждать воображением высоких добродетелей, временем наводить на душу уныние и отчаяние, когда мы увидим, что не можем исполнить этих добродетелей; всегда и постоянно отвлекать нас от добрых дел, прямо нам идущих, таким образом, соделывать жизнь нашу пустою, бесплодною. Христианину, которого жребий — проводить и окончить жизнь среди мира, должно читать святых отцов, писавших вообще для всех христиан. Таковы писатели, которых сочинения написаны на русском языке или переведены на него: святой Иоанн Златоустый, святой Димитрий Ростовский, святитель Тихон Воронежский, Никифор Астраханский, Георгий Затворник. Обильное поприще для чтения. Обильное духовное пастбище, на котором до насыщения и тучности могут питаться словесные овцы Христовы!

Радуюсь и сорадуюсь вам, видя из последнего письма вашего, что здоровье сына вашего поправляется. Господь кого любит, кого приемлет, того бьет и наказует, а потом избавляет от скорби. Без искушения приблизиться к Богу невозможно. Неискушенная добродетель, сказали святые отцы, не добродетель! Если видите кого-нибудь, величаемого от людей православных добродетельным, а он живет без всяких искушений, преуспевает в мирском отношении, — знайте, его добродетель, его православие не приняты Богом. В них зрит Бог нечистоту, ненавистную Ему. На нечистоту человеческую он взирает снисходительно, врачует ее различными средствами; в ком увидит нечистоту бесовскую, от того — отвращается. Любя вас и сына вашего, приближая вас к Себе, Он попустил вам скорбь. В этом вы убедитесь из того, что по прошествии скорби, как ему, так и вам «путь Божий сделался яснее, ближе». Это вижу я и из себя: прежде говорил я вам гораздо поверхностнее, легче; а теперь что-то понуждает меня говорить глубже, предлагать духовную пищу более крепкую, которая бы сообщала вам больше сил и движения. А вы, видя милость Божию к себе, старайтесь принять и сохранить ее как должно.

Призывающий на вас благословение Божие

Недостойный

Архимандрит Игнатий.

Бабайки, 1848 года января 2 дня

{стр. 135}

№ 2

Сердечно участвую в постигшей вас скорби! Милосердый Бог Сам да утешит вас! Да утешит вас мысль, что невинный юноша, чистый, как ангел, не успевший оскверниться никакими нечистотами земными, ушел, унесся в безопасное пристанище, в небо. Там ничто и никто не будет наветовать его благополучие! Тихо и счастливо текущая, не утекающая, не умаляющаяся вечность преобразилась в день один для наследников блаженной вечности. Там несменяющаяся радость, там неумолкающий праздник, там пир, уготованный от века и на веки Царем Царей — Богом. Туда поспешно отлетел юноша, призванный Великим Учредителем пира, Создателем человеков. Кто может воспротивиться всемогущему призванию Всемогущего? Лишь тварь услышит повеление Творца своего — спешит мгновенно раболепно исполнить его. Очами веры посмотрим на милого юношу, шествующего по воздушным пространствам к небу! Очами веры посмотрим на чистого юношу, водворяющегося на небе и от радостей его забывающего о всем земном! Проводим его горячею молитвою и горячими слезами! Принесем в память его молитву и слезы! Земля — страна плача; небо — страна веселия. Небесное веселие вырастает от семян, поспеваемых на земле. Эти семена — молитва и слезы.

Примите мои слезы в участницы слез ваших, а вы причаститесь того духовного утешения, которое присылаю вам в этих строках. Все мы — кратковременные странники на земле! Всем нам предлежит отшествие отсюда! И неизвестен час, в который востребует нас Бог из нашей гостиницы. Употребим земную жизнь нашу на приготовление себя к вечности; приготовим себе блаженную вечность. Вечная судьба наша в наших руках: потому что Бог воздает каждому по делам его.

Вы уверены в той любви и преданности, которые вы насадили в сердце

Вашего недостойного Богомольца.

№ 3

Угодно неведомым судьбам, чтоб при наступлении 1848 года я писал вам не столько слово приветствия, сколько слово утешения. Бог призывает вас в познание Его, а чрез это познание в вечное блаженство! Ныне призывает вас яснее, громче, решительнее. Сначала призвание Божие являлось таинственно в не{стр. 136}постижимом влечении души вашей к служителям Божиим, к слышанию Слова Божия. И служитель Слова говорил вам слово чуждое лести, чуждое человекоугодия! — Ныне это призвание ознаменовалось внезапным взятием с земли одного из членов вашего семейства. Сын ваш перешел предтечею прочих членов семейства. Вечность присвоила себе всех человеков; — всех ожидает в свое необъятное недро!

Не говорю вам «не плачьте»! нет! не говорю этого! Дайте свободу слезам, пролейте их обильно, столько, чтоб напилось ими сердце в сытость, и не погашены были святая вера, кроткая покорность Промыслу, самоотвержение мужественное. Полезен плач, растворенный упованием на Бога: утешает душу, смягчает сердце, отверзает его ко всем святым, духовным впечатлениям. Печаль, не соединенная с упованием, чужда благих плодов, с плодом зловредным, убийственным! От нее рождаются уныние, отчаяние, смерть телесная и смерть душевная! — Нет! вы не впадете в эту печаль! Вас невидимо держит сильная десница Божия! Она ввела вас в дни сетования, чтоб вы в эти дни более погрузились сами в себя, омыли себя святым омовением — слезами, чтоб многие воздыхания родились в груди вашей, понеслись к небу, очистили для души вашей путь к небу. Постигло вас наказание Божие, наказание, растворенное милостию, наказание, каким Бог наказывает тех, кого хочет приблизить к Себе, а не таким, каким Он карает, сокрушает врагов Своих. Постигло вас наказание Божие, растворенное милостию! Посмотрите — как из среды мрака посланной вам печали ярко, благотворно светит милосердие Божие! Смерть — непременная дань смертных; ее должен выплатить каждый человек; — кому ж из вашего семейства послал ее Бог? — Кротчайшему, непорочному юноше. Ему смерть — переселение в верное блаженство! — Ангел-юноша теперь на небе: туда, к своему блаженному жилищу, он будет привлекать ваши взоры, и начнут эти взоры, очищенные слезами, смотреть с упованием, смотреть радостно, смотреть часто на чистое, святое Небо.

Призывающий на вас благословение и утешение от Бога.

Энгельгардт Павел Васильевич (ум. 1849; брат княгини Татьяны Васильевны Юсуповой) — с 1832 г. гвардии полковник в отставке; Софья Григорьевна (1805–1875) — его жена; Василий Павлович (1828–1915) — их сын, друг М. И. Глинки, много сделавший для увековечения его памяти. В приведенных письмах говорится о их младшем сыне, Григории Павловиче, скончавшемся в октябре 1847 г. См. о них также в переписке Святителя с П. П. Яковлевым т. 7, с. 632 и последующие.

{стр. 137}

№ 1

Богу благоугодно было внушить Вам расположение приобщиться моему убогому труду изданием составленным мною «Аскетических Опытов». Эта книга в собственном смысле принадлежит не мне: она вся заимствована из Святых Отцов православной Церкви. Мой труд состоит в том, что в течение всей жизни моей я занимался изучением Отеческих Писаний и сделал из них такое извлечение, какое возможно сделать только по долговременном изучении сих Писаний. Учение, принадлежащее Святым Отцам, должно принести существенную пользу современным христианам, желающим проводить жизнь благочестивую и богоугодную, но не имеющим возможности основательно и подробно изучить Отеческие Писания. То, что говорю, доказано опытом: многие, читавшие в рукописи наставления о покаянии, {стр. 147} молитве, о кратковременности земной жизни, находящиеся в книге моей, почувствовали на себе сильное действие чтения, способствовавшего их духовному преуспеянию. Так и должно быть! «Аскетические Опыты» — книга практическая. Она единственная потому, что со времени введения в России образования никто еще не писывал в этом роде.

Святые Отцы сказали, что милостыня, оказываемая душе, на столько выше милостыни, оказываемой телу, насколько душа выше тела. Такой милостынею признал я книгу — «Аскетические Опыты». Промыслом Божиим дано было мне, во спасение души моей, приуготовить спасение души Вашей, передать эту милостыню духовную нуждающимся в ней христианам. Дело Божие, И<ван> И<льи>ч, надо делать с тщанием, чтоб дело, данное во спасение, не было повреждено небрежением и не послужило в осуждение. Я по силе моей постарался дать возможную отчетливость и исправность книге, приготовляя ее с 1840 года, пересматривая, выправляя, дополняя ее, чтоб учение Отцов, изложенное в ней, имело удовлетворительную ясность и полноту: так и вы озаботьтесь, чтоб книга была издана исправно и в должный срок. Многие благочестивые души жаждут этой пищи духовной и желают иметь книгу в руководство жительства своего именно по той причине, что она есть сборник учения Святых Отцов православной Церкви о главных добродетелях христианских и о духовном подвиге.

Призывая обильное благословение Божие на Вас и на семейство Ваше, с чувствами совершенного почтения и искренней преданности и имею честь быть Ваш покорнейший послушник

Епископ Игнатий.

3 марта

№ 2

Все добрые дела наветуются скорбями, между тем Св. Писание говорит, что начавший доброе дело да совершит его. В наше время распространению учения Св. Отцов особливо противодействуют отверженные духи, влагая разные помышления плотского мудрования и восставляя людей, руководимых плотским мудрованием. Почему я полагал бы, что Вам надо придержаться с твердостью принятого Вами благого намерения, а приходящие помышления и внушения людские принять за знак того, что дело Ваше приятно Богу и полезно христианству, потому именно, что против таких дел воздвигаются всегда препятствия и скорби, по мнению Св. Отцов. Препятствиями свидетельствуются такие дела. Напротив {стр. 148} того, дела, совершаемые в духе мира сего, во вред и в осуждение души своей и душ ближних текут как по маслу. Вам всего ближе видеть это: вы видите, как быстро распространяются книги, губящие и веру и нравственность, какие расходы делаются на напечатание их, с каким усердием одни стараются распространить их, а другие покупают. Как вы думаете, каково это пред взорами Бога? И чего должно ожидать за это на суде Божием?.. Неверующие кричат, что нет Бога, нет и суда Божия. Из-за такого крика, которым разврат усиливается только заглушить представления совести, Бог не перестал существовать. Он есть, непременно воздает каждому человеку по делам его. Самое отступничество предсказано со всею ясностию Св. Писанием и служит свидетельством того, сколько верно и истинно все, сказанное в Писании.

Сими строками я исполнил долг мой пред Вами и предо мною; впрочем, Бог предоставил каждому человеку во время его земной жизни на произвол делать добро или не делать его. Вы сами видите, какая ныне нужда в учении Св. Отцов для христианского общества, обуреваемого разными нечестивыми учениями. Сделав свое дело, т. е. отдав Вам безвозмездно для напечатания мой двадцатилетний труд, я в остальном полагаюсь на волю Божию и желаю пребывать в мире душевном, на основании покорности воле Божией.

25 октября 1864 года

Письмо И. И. Глазунову написано вследствие принятого им намерения отложить напечатание сочинений Епископа на свое иждивение и требования печатать их на иждивение Епископа и брата его в противность прежде данному обещанию напечатать все сочинения на его, Глазунова, иждивение. В этих видах были оставлены все типографские работы на неоконченном II-м томе. По получении письма ІІ-й том «Опытов» окончен печатно, но два остальные остались не напечатанными. — Примеч. П. А. Брянчанинова.

№ 1

Милостивейший Государь,

Константин Степанович!

Получив сегодня от Его Сиятельства графа Александра Петровича Толстого три экземпляра извлечения из Отчета, я поду{стр. 149}мал: не двадцатый ли труд Ваш вижу? Почти что так: если не двадцатый, то, наверное, девятнадцатый.

Приехав сюда, я немедленно озаботился, чтоб отчетность из Кавказской Консистории за 1854 год была представлена в Святейший Синод в возможной исправности, согласно тому, что Вы изволили говорить мне при прощальной беседе. Сделали, что можно было сделать. Оказывается: циркулярами не были соглашены частные действия; каждое место доставляло сведения по своему усмотрению. Это можно поправить, но я искренне желал бы слышать замечания Вашего Превосходительства, чтоб на будущее время Кавказская Епархия могла представлять к труду Вашему материалы вполне удовлетворительные.

По совету Вашему я довольно сблизился с бывшим Секретарем Васильевым, и он доставил мне много полезных сведений; я с своей стороны постарался сколько мог и умел растворить утешением чашу его горестей. Действительно, должно желать, чтоб здешнее духовенство было лучше; но исправление нравственности в целом сословии совершается не скоро. На это надо время, и время. Начала ложные должно заменить началами правильными, злонамеренность благонамеренностию. Наказания не могут быть единственным орудием исправления.

Призывая благословение Божие на Вас и на милого сына Вашего, с чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть

Вашего Превосходительства

покорнейшим слугою

Игнатий, Епископ Кавказский.

1858 года 18 февраля

Ставрополь

№ 2

Ваше Превосходительство,

Милостивейший Государь!

Примите мое усерднейшее поздравление с Монаршею милостию, которою ознаменовано долговременное служение Ваше Царю и Отечеству. Искренне желаю Вашему Превосходительству многих лет в вожделенном здравии, совершенного успеха в Ваших трудах и всех утешений на поприще службы.

{стр. 150}

С чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

Игнатий, Епископ Кавказский и Черноморский.

24 апреля 1858 года

Ставрополь Кавказский

№ 3

Ваше Превосходительство,

Милостивейший Государь!

Главное управление Наместника Кавказского уведомило меня отношением от 25 сентября за № 3702, что вследствие моего ходатайства, князь Александр Иванович Барятинский [] сообщил Г [-ну] Председателю Кавказского Комитета об испрошении Высочайшего Государя Императора соизволения на ассигнование и ежегодный отпуск от казны Кавказскому Архиерейскому Дому, в дополнение к получаемому им ныне содержанию и взамен тех угодий, коими он не может быть наделен, трех тысяч восьмисот рублей серебром. Имея честь уведомить о сем Ваше Превосходительство, вместе с тем считаю приятнейшим долгом моим покорнейше просить Вашего милостивого содействия в доставлении Кавказскому Архиерейскому Дому означенной суммы, долженствующей обеспечить содержание Дома и доставить Епископу Кавказскому возможность деятельности, требуемой от него новостию и переходным состоянием Края.

Призывая на Вас обильное благословение Неба, с чувствами отличного уважения и совершенной преданности имею честь быть

Вашего Превосходительства

покорнейшим слугою

Игнатий, Епископ Кавказский Черноморский.

№ 204.

Октября 2 дня 1858 года

{стр. 151}

№ 4

Ваше Превосходительство,

Милостивейший Государь!

Примите мое усерднейшее поздравление с наступающим праздником. Рождества Христова и Новым годом. Как на этот новый год, так и на прочие лета жизни Вашей усердно желаю Вам всех истинных благ.

С чувствами совершенного почтения и искреннейшей преданности имею честь быть

Вашего Превосходительства

покорнейшим слугою

Игнатий, Епископ Кавказский и Черноморский.

12 декабря 1858 года