Сигнал тревоги застал Климова на кухне.
Местное радио сообщило, что в областном городе произошел взрыв крупного реактора.
Климов как раз собирался набрать в чайник воды, но кран захлебисто сипел, и даже полстакана нацедить не получилось: воды не было. Климов раздосадованно поставил чайник на плиту, и в этот миг заговорило радио. Всем жителям Ключеводска указывалось место сбора: шахтоуправление.
Климов машинально глянул на часы: четверть восьмого. За окном еле забрезжил рассвет. Через полчаса должен заехать Петр, отвезти на станцию, помочь с билетом. Теперь их планы полетели к черту!
Сдернув с гвоздя плащ и шляпу, Климов поспешил к Петру: может, успеют, вырвутся из городка, хотя…
По улице бежали люди.
— Господи, еще один Чернобыль!..
— Кровопийцы…
Плач детей, испуганные крики женщин, тихие ругательства мужчин…
Какая-то старуха с растрепанными волосами вцепилась в руку Климова:
— Помогите! У меня муж-инвалид…
— Не могу! Я очень спешу.
— Будьте вы прокляты!
Измученная собственным бессилием, старуха плюнула с такой самозабвенностью, что Климов еле уклонился от плевка. Ни удивления, ни возмущения он, разумеется, не выразил. Эмоции сильнее этикета.
Смятение, озлобленность, тоска. Крик, ругань, ссоры…
Климов вбежал в знакомую улочку, но Петра дома не застал. Калитка на запоре, дверь на замке, «москвича» нет.
Проклятие.
Времени, чтоб ждать, не оставалось. Поезд отходил в девять-пятнадцать, но, судя по творившейся в городе панике, уйти или выехать из Ключеводска не удастся. Одна надежда на Петра. Человек обязательный. Как ни крути.
Сунув руки в карманы плаща, Климов посмотрел на облачное небо, проводил взглядом жилистого мужика с собакой на руках, который держал спину по-армейски прямо и покрикивал на семенившую следом жену, навьюченную рюкзаком и двумя сумками, подумал об ущербности людского быта и заметил въехавший в проулок черный «рафик».
Невольно насторожившись, он спрятался за ствол раскидистого абрикоса, росшего возле соседского забора, и проверил пистолет. Скорее по привычке, чем по надобности.
Из «рафика», затормозившего у дома бабы Фроси, легко и деловито выскочили трое — в касках и десантном «камуфляже», с автоматами наперевес. Судя по массивности фигур, на всех были бронежилеты. Они распахнули калитку и, слегка пригибаясь, побежали к дому. Один присел за окном, другие замерли возле двери, потом исчезли в ней.
«Группа захвата», — решил Климов и, предугадывая действия «гостей», попятился назад. Он отодрал две планки от соседского забора, осторожно, чтоб не поцарапаться о гвозди, пролез в дыру, вернул планки на место и на корточках, гусиным шагом двинулся сперва к собачьей будке, потом к сарайчику. Неспешно обогнув летнюю кухню, побежал по каменной дорожке в угол сада — спрятался за туалет. Нарочно распахнул пошире дверь. Смотрите: внутри пусто. Все ушли. Хозяев нет. Если «захватчики», как окрестил он парней в касках, нагрянут в дом Петра, значит, дело серьезное. Климова ищут. Целенаправленно и методично.
Стоя за дверью дощатого туалета, он напряженно вглядывался в щель. Отсюда хорошо просматривались веранда и гараж Петра, и в случае опасности можно было уйти через малинник в заросли терновника — и в горы. А можно обогнуть проулок и задворками добраться до шахтоуправления. Там толчея, давка, паника, а главное, что там — автобусы, машины, транспорт, на котором будут вывозить людей из городка, там явный шанс уйти от Слакогуза. В том, что «рафик» прислан им, Климов не сомневался. Непонятно только было, почему ребята в касках без противогазов? Подсумков у них он не увидал. Возможно, выдадут потом, хотя… тревога атомная, облако радиоактивное…
Зарядил дождь, противный… и пить хочется, и все планы насмарку, и Петра нет, надо же, куда он мог уехать? Непонятно…
Звук работающего мотора заставил Климова насторожиться. Машины он не видел, но ясно понимал, что это не «москвич» — выхлоп другой. И точно, показался «рафик». Во двор Петра вбежали трое. Те же, в касках. Действовали тихо, выверенно, профессионально. Настоящие спецназовцы.
Ждать, что они будут делать дальше, Климов не собирался. Слишком много чести. Наверняка схватил гамма-излучения больше всякой нормы. А у него и так здоровье не ахтец после психушки. Хуже не придумаешь. Климов повернулся, присел и скрылся в зарослях малины.
Двор шахтоуправления был полон растревоженного люда. В центре, стоя на крыше милицейского «УАЗа», возвышался капитан Слакогуз. В руках у него был мегафон. Он разъяснял собравшимся план действий городского штаба гражданской обороны, который возглавил в этот час.
Говорил он сухо, жестко, без обиняков:
— По моим данным, в городе прописано девятьсот двадцать человек. Из них — сто сорок семь детей, триста семьдесят мужчин, а остальные — женщины. Всем им занять места в автобусах. В красных «икарусах» — дети, в городских «ЛИАЗах», вот они, — он указал рукой на три автобуса, стоявших на улице, — поедут женщины…
— Куда? — раздался голос из толпы, и Слакогуз сразу ответил: — Пока под землю. В руднике у нас бомбоубежище.
— Это в седьмую штольню? — поинтересовался тот же голос, и Климову показалось, что интонация спрашивавшего ему знакома. — Туда можно пешком дойти…
— Запрещено! — категорически отрезал Слакогуз. — В автобусы будем сажать по спискам, чтобы никто у нас не пострадал…
Толпа довольно загудела:
— Правильно!
— Чтобы порядок…
— Стариков, детей…
Общая беда объединяет, как бы напоминая людям, что они не вечны, что в минуты паники им всем необходим один указ, один-единственный распоряжающийся. Человек, которому известно: что? куда? зачем?
Непоправимое произошло. Вот и дождались своего Чернобыля. Какие могут быть вопросы, недовольства, прения? Толпа притихла. Затем разом колыхнулась, двинулась к автобусам.
Женщина, которой Климов помог донести вещи до автобуса, забыла что-то дома, но, махнув рукой, обреченно посмотрела на небо, отчего лицо ее сразу покрылось каплями дождя, и пошла к автобусу, вытянув пальцы вперед, как слепая, хотя до двери оставалось шагов пять. Климов не мог смотреть, как дверь за ней закрылась. Свои вещи — сумку и тяжелый чемодан — она оставила в толпе.
Бойцы гражданской обороны, парни в касках, «камуфляже», с автоматами в руках, стояли возле каждого автобуса по двое, скорее наблюдая за посадкой, нежели пытаясь навести порядок. На водительских местах тоже сидели военные. Даже в тех автобусах, которые считались городскими.
Вообще военных было многовато.
Возле шахтоуправления стояли человек двенадцать, тесной группой, восемь человек редкой цепочкой растянулись вдоль железобетонных плит забора, окружавшего просторный двор, на улице и у ворот стояли шестеро, и у фургонов рядом с гаражом топтались четверо.
Когда два красных «икаруса» с зашторенными окнами выехали со двора и повернули к руднику, оставив за собой шлейф черной гари, Климов увидел в толпе женщин Жанну Георгиевну, соседку, помогавшую на похоронах бабы Фроси, и старенькую учительницу по химии, которая ничуть не изменилась с тех пор, когда у Климова проснулась тяга к пиротехнике. Он хотел было подойти к ней, поздороваться, напомнить о себе, но в этот миг мимо него бойцы гражданской обороны провели Юлю, вежливо держа ее под локти. Она была чем-то встревожена, гораздо сильнее, чем другие во дворе.
Видимо, взгляд Климова был такой пристальный, что Юля невольно посмотрела в его сторону. Узнала, попыталась улыбнуться, задержаться.
— Здравствуйте, Юрий Васильевич…
— Здравствуйте, Юля.
Климов шагнул к ней — и тут же в бок ему уперся ствол:
— Гуляй, укроп. Не до свиданок.
Боец, державший Юлю под руку, смотрел в упор пустыми блеклыми глазами.
Климов отступил.
— А где Иван Максимович?
— Он дома, — на ходу сказала Юля, — у него сердечный приступ. Я сделала укол, хочу просить…
Последних слов Климов не понял. Не расслышал. Но то, что у бойца гражданской обороны со спецназовской эмблемой на груди в руках был не десантный и не самозарядный карабин Симонова, которыми вооружались спецкоманды, уловил четко. Пустоглазый ткнул его стволом охотничьего карабина «Тигр». Можно допустить, что для гражданской обороны выделили этот тип оружия, но как тогда понять десантный «камуфляж», значки, эмблемы и шевроны спецподразделений.
Климов проводил взглядом Юлю, увидел, что подвели ее сперва к «УАЗу», но сказавший что-то Слакогуз махнул рукой и указал на шахтоуправление.
Юля уже сама заторопилась к зданию.
«Значит, за ее отцом пошлют машину, — отходя от толпы женщин, решил Климов, — вон как облегченно-радостно, почти вприпрыжку, побежала Юля. Вроде как и не было аварии, тревоги и немедленной эвакуации. Совсем еще ребенок. Идеальный разрез глаз».
Федора Дерюгина Климов заприметил возле старика, который был на похоронах бабы Фроси. Он что-то говорил Дерюгину, а тот лишь кивал время от времени головой. Гривасто-длинные нечесаные космы Федора спутались и намокли. Дождь усилился, ветер крепчал и становилось зябко.
— Мотать тебя набок! — обрадовался Федор Климову и тотчас обнял, шепнул на ухо: — Махнем по маленькой?
— Потом, — ответил Климов, — будет время.
Федор на поминках вел себя довольно сдержанно, пил мало, но сейчас дохнул таким перегаром, что у Климова свело губы гримасой отвращения. Все-таки он пьяниц не терпел. Чтобы скрыть неприязнь, спросил:
— Петра не видел?
Федор тупо посмотрел на Климова и даже отстранился:
— Здрасте вам, ведь вы в соседях, а не… Откуда мне… — Он вскинул голову, забросил волосы назад, пьяно качнулся. — Я же сразу за базарчиком живу, мотать тебя туда, четвертый дом под цинком…
По-видимому, чтобы Климов лучше понял, он взял его под локоть и повел к воротам, показать оттуда, где его «фазенда». Климов хотел спросить, куда так рано мог уехать Петр, но в это время впереди в воротах показался черный «рафик». Климов сразу шагнул в сторону и спрятался за спину Федора, благо, тот был шире в плечах.
— Иди вот так, — шепнул Федору Климов, и они пропустили мимо себя микроавтобус. — Теперь замри.
— Ты че? — стал поворачиваться Федор. — Когти рвешь?
— В прятки играю.
— С кем?
— Со Слакогузом, — в спину Федора ответил Климов и скомандовал, чтоб тот двигался прямо. — В толпу, Федор, в толпу.
Федор уловил суть сказанного и вразвалочку стал пробираться ближе к центру сгрудившихся мужчин. Многие его знали, пропускали вперед, здоровались, просили закурить, подмигивали, щелкали по горлу. Климов делал вид, что движется сам по себе, и вскоре оказался у машины Слакогуза, в первых рядах толпы. Федора он по-прежнему держал перед собой.
В отличие от своего окружения, Слакогуз одет был в милицейскую форму, выглядевшую весьма невзрачно на фоне темно-пятнистых «камуфляжей» десантников и агрессивно-черных костюмов спецназовцев. В этой форме Слакогуз ходил по городу, в этой форме его знали, в этой форме ему верили…
Сейчас он вытирал лицо платком и слушал, что ему докладывал боец из «рафика».
— У Хорошилова искали? — Да.
Слакогуз сунул платок в карман брюк, одернул полу мокрого плаща и спрыгнул с крыши милицейского «УАЗа».
— Все проверили?
— Под ключ.
Парень в каске и бронежилете ответил не по форме. Не «так точно», а «под ключ». Климов это сразу уловил, насторожился. Шепнул Федору: «Вот так и стой», вжал в плечи голову, чуть присел, стал ниже, меньше, незаметней, осторожно продвинулся вперед, проталкивая Федора поближе к Слакогузу. Маневр удался. Они были почти рядом.
Парень, докладывавший Слакогузу, перекинул автомат из левой руки в правую, и Климов увидел на его кисти несколько татуировок. Четыре «перстня», один крест и кличка Кент. Судя по кресту и «перстням», парень был осужден за воровство по статье сто сорок четвертой, а до заключения два года провел в дисциплинарном батальоне за преступление, совершенное в армии.
Прошел тюрьму, да не простую, а «особого назначения». Кличку дали в камере.
Климов еще раз глянул на парня и подумал, что бойцы в гражданской обороне очень милые ребята. Просто класс!
Он хотел уже было выбираться из переднего ряда, как из-за «УАЗа» быстро, уверенным шагом вышли двое: оба в «камуфляже», но без касок и оружия — санитар Сережа и сам Климов, собственной персоной. Что рост, что плечи, что посадка головы — все поразительного сходства. А главное, лепка лица… глаза… их цвет, разрез и выражение… Даже небритый подбородок — один к одному он, старший инспектор угро Юрий Васильевич Климов, только с усами.
Яицкий Анатолий Дмитриевич. Он же Бейцал Виктор Григорьевич. Он же Фельдюга, Бондарь, Чистый. Главарь воровской банды. Считалось, что за ним десятки трупов, но взять его с поличным не могли, он уходил от следствия легко и просто, всегда чистым: компромата на него не водилось. Банда была крепкой, сплоченной. Не зря он довольно рано стал авторитетом. Климов знал его в лицо по фотографиям, да и, когда Климов учился в Высшей школе, коллеги из московского «угро» говорили, что у него среди блатных есть копия-двойник, считай, близнец. Шутка природы. А может, папа невзначай… использовал копирку… Смех смехом, но теперь Климов узнал, что значит истинное сходство, как будто в зеркало смотрел. Убедился воочию.
Чистый стоял, скрестив на груди руки, а санитар Сережа диктовал приказы:
— Весь списочный состав в автобусы и в штольню!
Слакогуз с готовностью кивнул.
— Сейчас вторую партию отправим.
— Чтоб ни одной души, ты понял? Ни одной! Ни на улицах, ни в домах, ни в подвалах…
— Понимаю.
— Сараи, чердаки проверит Чистый.
Тот и ухом не повел. Стоял как вкопанный, слегка расставив ноги, скрестив руки. Пристально смотрел на Федора. Наверное, оттого, что он был выше всех, шире в плечах, и сам стоял, скрестив на груди руки, растопырив локти, и покачивался, встряхивая головой. Климов притих за спиной Федора и вдруг услышал его голос:
— В плен не брать, косых достреливать.
Кто-то хохотнул.
— Молчать! — прикрикнул на Федора боец гражданской обороны, по-прежнему стоявший возле Слакогуза. — Вшивота…
Смех оборвался.
— Бичей, гостей, командированных, — начал опять приказывать Сережа, — в мой отсек. Для регистрации.
— Проверим, кто есть кто, — подал свой голос Чистый.
Федор сразу оглянулся, посмотрел на Климова, мол, это ты сказал или я что? Того? Крыша поехала? Климов приложил палец к губам, зажмурил один глаз и показал, что прячется. Даже голос у Чистого один в один как у него.
Федор стоял с растерянным видом. Хмыкнул, посмотрел на Чистого, еще раз оглянулся на Климова, убедился в схожести черт, помедлил и сказал:
— Адажио под майонезом.
«Вот-вот, — подумал Климов, — черт-те что», — и тихо прошептал:
— Я тоже так считаю.
— Жениться и повеситься, — откинул волосы со лба к затылку Федор, и Климова обдало брызгами. — Брательник твой?
— Троюродный, — ответил Климов так, чтоб Федор понял: никакой он не брательник.
— А похож, как близнец. — Федор стоял уже вполоборота.
— Бывает, — недовольно буркнул Климов. — Стой прямо. Дай послушать.
— Вода, продукты — это на тебе, — ткнул пальцем в Слакогуза санитар Сережа, — а я займусь охраной, транспортом, постами, связью с центром. — Он указал на рацию в кармане куртки. — Отловлю могильщика, проверю пропускные пункты, заколпачу зону. — Он загибал поочередно пальцы и вскоре сжал два кулака, как будто угрожал или же требовал свое. — Залижем слезы и кранты с фифуром!
Последнюю фразу, сказанную в сердцах Сережей, можно было перевести как своеобразный девиз и целевое указание: «Получим деньги и сожжем трупы!»
От удивления Климов застыл на месте. Все стало ясным. Город захватила банда.