Слакогуз делал вид, что не узнавал, даже сесть не предложил, а только рявкнул:

— Документы, живо!

Климов улыбнулся, подал паспорт бабы Фроси и свое удостоверение:

— Смотри и узнавай, а то я тебя живо выдерну из-за стола…

Он сам почувствовал, что тон шутливой фразы был холодноватым.

Сладкогуз пролистнул паспорт, изучил удостоверение, сдвинул их на краешек стола. Поерзал, поскрипел кожзаменителем казенного кресла, откашлялся и равнодушно, с чувством превосходства подал руку. Дал возможность подержаться за свои негнущиеся пальцы.

— Каким ветром?

Климов сел, закинул ногу на ногу и объяснил цель своего визита. Пухлая, влажная ладонь Слакогуза вызвала желание сухо-насухо вытереть пальцы, и Климов исподволь разгладил полу плаща на колене.

— В общем, нужна справка.

Слакогуз почесал за ухом, мельком глянул на часы, дескать, выставить тебя из кабинета я всегда успею. Выдержав довольно продолжительную паузу, нахмурился:

— Я объяснял уже Петру: не мое дело.

Климов отвел глаза от жирного двойного подбородка и взял свое удостоверение. Придвинув поближе к столу стул, на котором сидел, решил подольстить:

— Насколько понимаю, ты здесь царь и бог. Твои и подпись и печать весомее других. Они что гвозди в крышку гроба: раз! — и на века.

Климов безотчетно тронул узел галстука, внезапно подумав, что трудно сходится с людьми.

Глаза у Слакогуза потеплели, но все равно он смотрел с недоверием. Жаль, что Климов не обладал способностью читать чужие мысли по выражению лица.

— Все так, но и не совсем, — вальяжно протянул Слакогуз. — Закон. Инструкция. Порядок. Я тоже, знаешь ли, стараюсь быть внимательным и милосердно-чутким, но и ты пойми: не вправе я причину смерти устанавливать. Закон. Такое дело. Езжай в район.

— А что в районе?

— Судмедэкспертиза.

Климов хмыкнул:

— Это значит… труп нужно везти?

Маслянистые глаза смотрели на него бесстрастно.

— Как захочешь. Можно судмедэксперта сюда… Деньгами помани.

Раньше Слакогуз себе такое не позволил бы, знал, что удар у Юрки Климова тяжелый.

Приглушив приступ ярости, Климов позвонил в район, воспользовавшись телефоном Слакогуза, узнал, что судмедэксперт выехал на место происшествия, попросил передать тому, как только он появится, связаться с Ключеводском, непосредственно с начальником милиции и снова обратился к Слакогузу:

— Может, все-таки оформишь?

— Не могу.

— Не канючь.

Слакогуз умостился в кресле, за своим большим столом в своем служебном кабинете, и у ног его потрескивал большой немецкий электрический камин. Туфли он расшнуровал. Сказал, что ноги отекают. С трудом, но все же подавил зевоту. Передернулся всем телом. Потянулся к шариковой ручке, вспомнил, что нет стержня, полез в стол…

Пренебрежительное выражение лица Слакогуза, казалось, говорило всякому, что принимать чужих за близких он считает лишним. Он не из тех, кто ходит пятками вперед.

Когда зазвонил телефон, Климов первым поднял трубку. Голос был мужской, с приятной хрипотцой:

— Здравствуй, Миша.

Климов отдал трубку.

Слакогуз налег локтями на столешницу.

— Я слушаю… Привет… Ну, да… давно… да так, один… ему ни до чего… бабку хоронит… да… Приехали… достали… Разместили… Сделаю… О'кей.

Он осторожно опустил трубку и поднялся. Губы посерели.

— Ты свободен.

— В каком смысле?

Слакогуз в глаза старался не смотреть.

— Не до тебя. — И указал на дверь. — Сам понимаешь, служба. Некогда мне разбираться в твоих делах. Бывай!

Короче и обиднее не скажешь. Климова, словно щенка, вышвыривали вон.

— Ладно, до встречи.

Он все же запомнил номер телефона судмедэкспертизы.