Свет по всей квартире был выключен. Горел лишь экран ноутбука. Я лежал на кушетке в кромешной тьме и пялился в экран, подперев щеки кулаками.

За окном барабанил дождь. Монотонно стучал по подоконнику, шумел в листве. Где-то далеко улюлюкала автомобильная сигнализация. На часах в углу экрана было три тридцать ночи.

Спать бы и спать в такую погоду. Но мне почему-то этого совсем не хотелось. В последнее время я очень полюбил не спать по ночам.

Прошло несколько недель с нашей встречи с Никитой. Но для меня все так переменилось, что казалось, с той ночи прошли годы.

Перемены волновали, будоражили меня.

Главное впечатление — я стал видеть то, что не видел раньше. Нет, я, конечно, читал о чем-то подобном, видел в кино. Но не знал, что так может быть на самом деле.

Эмоции людей — я смог видеть их очень четко — стоило только чуть-чуть подключить воображение, посмотреть под другим углом. И механизм запускался сам собой. Можно было видеть — черные клубящиеся облака. Роящийся гнус.

Черные эмоции. Страх, обида, горечь, ярость. Потянись к ним мысленно, и облака оживут, придут в движение, заволакивая человека. Это то, что делало нас сильнее. Тех, кого Никита назвал «минусами».

«Минусы», сказал Никита, это потому что берем, не давая взамен. Но теперь так немодно говорить. Теперь говорят «кукловоды». Я понял, почему, без его объяснений. Кукловоды, конечно…

Еще появилась пустота внутри. Сперва я не придавал этому значения. Но ощущение становилось все более четким. Что-то пропало, но ничего не прибавилось. Осталась пустота, которую все время нужно было заполнять. Ненароком, исподтишка, никогда помногу, всегда по мелочи. Взять немножко у другого, чтобы у тебя прибавилось. Брать, если по чуть-чуть, можно было снова и снова, но пустота никогда не уходила.

В остальном, мне, что называется, поперло по полной программе.

Не знаю, было ли это связано с черными вихрями. Скорее всего, да.

Через несколько дней после разговора с Никитой, я устроился в офис одной неплохой компании, у меня завелись деньжата, я купил себе пару отличных костюмов, наконец-то отделился от родителей, поселившись в съемной однокомнатной квартире. На машину еще не накопил, но в автошколу записался. Квартирка моя, правда, была не особенно шикарно обустроена. Из мебели наличествовала просторная кровать, скрипящая пружинами, едва живой шкаф, тумбочка в коридоре, холодильник на кухне и стол с ноутбуком. Еще была гитара, но расстроенная. Но это было неважно, потому что я и играть умел только «Все идет по плану» и «Алюминиевые огурцы». У меня даже стола кухонного не было. Карикатура на холостяцкую квартиру.

В общем, роскоши никакой сразу не появилось, но стало прибавляться понемножку. Я понял — дальше будет больше.

А черные вихри теперь преследовали меня повсюду. Я видел их в метро и на улице, я замечал их среди знакомых, однокурсников и коллег по работе. Сначала это пугало меня, потом ничего, привык.

Было и еще много интересного — цветные пятна, вихрящиеся спирали, яркие вспышки. Но приятнее всего были черные вихри. Это было, как говорилось в фильме про Брата, все мое, родное.

Большинство людей при моем новом, особенном взгляде сливалось в серую массу. Это было по-настоящему страшно. Бесконечные вереницы бесцветных силуэтов. Серые манекены. Обыкновенные.

С ними мы и работаем, говорил Никита, это куклы для манипулирования. Люди, каждый из которых нес в себе неповторимую вселенную, стоило только посмотреть под другим углом, превращались в серую толпу. Это была не метафора, а буквальная визуализация. Они были бесцветные.

Это дойные коровы, говорил Никита. Стадо. У них мы берем. Немного, ровно столько, сколько нужно. Он говорил убежденно, на мое возмущение отвечал легкой снисходительной улыбкой.

Нескольких недель мне хватило, чтобы начать видеть людей такими. Может, я видел их такими и раньше? Не помню.

Я свернул окно программы, в которой верстал рекламный буклет для работы, лениво пошарил по экрану курсором, отыскав папку с музыкой, и запустил случайный выбор. Выпал «Пикник», «Ночь шуршит над головой как вампира черный плащ».

— Зачет! — сказал я вслух. — В тему.

Я повел пальцами по сенсору. На мониторе открылась фотография девушки, сидящей над раскрытой книгой, подперев щеку кулачком. В длинных русых волосах запутались солнечные лучи, упавшие сквозь широкие окна институтской аудитории. На лице улыбка, в зеленых глазищах пляшут чертенята. Улыбалась она редко, но совершенно очаровательно, как-то озорно, по-мальчишески. На ней был открытое клетчатое платьице поверх яркой оранжевой футболки. Вот тоже ее черта, одеваться в яркие, броские цвета. Снимал я на телефон, но все равно получилось хорошо.

Просто Оксана очень фотогеничная.

— Повезло же мне тебя встретить, а?

На Оксану, с которой мы учились на одном курсе, я решил посмотреть своим новым, особенным взглядом, чуть не в первую очередь. Лучше бы не смотрел.

Она тоже была из наших. Из «минусов». Не знаю, почувствовала ли она меня, но я увидел ее четко. В роящейся черной мошкаре.

Вот так и начинаешь верить в судьбу, в «две половинки» и всякое прочее. Хотя это, конечно, не наш с ней вариант. В смысле, не мой. Ей было на Дениса Яблокова, что называется, параллельно. Никита обещал мне «сбычу мечт», но в данном конкретном случае произошел явный прокол.

Не знаю, обещал ли ей кто-нибудь такое. Был ли у нее свой Никита, подвернувшийся так вовремя с предложением, от которого нельзя отказаться. Нельзя потому, что это даже не предложение, а напоминание, информация к сведению, возвращение к истокам.

Но у нее-то как раз все складывалось. По слухам, появился у нее богатый любовник, лет на дцать постарше, карьера тоже шла в гору, в универе и так проблем не было никогда. Да и относились к ней всегда куда лучше, чем ко мне. Красивой девушке не обязательно что-то кому-то доказывать, пытаться быть душой компании. Можно просто блистать и очаровывать. Хотя она и была из тех, кто все время доказывает.

Следующим треком на ноутбуке выпала «Алиса», «В театре теней сегодня темно».

— Жжешь, Костя, — сказал я вслух. — Прямо в точку!

Меня не смущало то, что я лежу один на диване в темной комнате и говорю с экраном ноутбука. Я попал в такую историю, когда уже поздно беспокоиться о психическом здоровье. Поздно «боржом» пить. Хотя Никита вроде втирал мне что-то про психиатра? Может тоже попробовать?

Телефон, валяющийся в прихожей, загудел, вращаясь на тумбочке в режиме виброзвонка. Голубой экранчик озарил прихожую призрачным светом.

Звонок среди ночи меня мало удивил. В последнее время я даже привык к таким звонкам.

Я встал с кушетки, пошел в прихожую.

— Да?

— Здорово, чего не спишь? — бодро спросил Никита.

— Не спится.

— Слушай, у меня к тебе такое дело… Ты завтра… то есть, уже сегодня утром свободен?

Я покосился на экран ноутбука. Недоверстанная полоса терпеливо ждала меня.

— Ну… как тебе сказать…

— Скажи, как есть. Дело у меня серьезное, Дениска.

— Тогда свободен.

— Вот и отлично. Давай встретимся с тобой в шесть, в парке на «Речном». Возле этого… поэта индийского… Ну, где в субботу пиво пили?

— У Рабиндраната Тагора, — подсказал я.

— Точняк. Ну и голова у тебя, Дениска. Прямо Вассерман. Ну как, ты будешь?

— Буду.

— Вот и отлично. До встречи.

Я положил телефон на столешницу. Снова поглядел на экран ноутбука. Буклет молчаливо звал меня, мол, приди Яблоков, и доверстай меня, наконец. Ничего, подождет мой буклет.

Я прошел на кухню, раскрыл холодильник. Прищурился от яркого света, вытащил банку энергетика. Поболтал ей, открыл, чпокнув кольцом, сделал жадный глоток ледяной шипучей жидкости.

С банкой в руке вернулся обратно к компьютеру.

Что это ему понадобилось от меня в такую рань? Чего там у него стряслось?

* * *

В шесть часов я послушно приплелся на окраину парка у метро. На статуе индийского поэта мерцали дождевые капли.

Под утро дождь перестал, было сыро и туманно.

Долговязую фигуру Никиты я увидел издалека. Он топал своими военными ботинками по лужам, спрятав руки в карманы куртки защитного цвета, с маленьким ГДР-овским флажком на рукаве. На голову его был напялен капюшон спортивной кофты.

— Здорово, — пожимая мне руку, Никита мельком оглядел парк. — Слушай, такое дело…

Он встал вплотную к статуе, словно отгораживаясь ей от остального мира, еще раз пробежался глазами по окрестностям.

— Ты чего? — спросил я. — От хвоста ушел?

Он улыбнулся уголком рта.

— Вообще-то да, — сказал он совсем не весело. — Динь, я на некоторое время уйду из поля зрения. Недели на две примерно. Так надо, по работе. И мне очень нужно, чтобы у тебя на это время побыла одна моя вещь. Так будет надежнее.

— Что за вещь?

Он расстегнул куртку и вытащил из-под нее какой-то сверток, протянул его мне. Глаза его в очередной раз зыркнули по сторонам из-под капюшона.

— Надеюсь, это не бомба?

— Бомба, Динь, — он улыбнулся. — Бомба замедленного действия. Придержи ее у себя. Я потом заберу. Ты главное не волнуйся, это штука совсем неопасная…

Я пожал плечами. Спрятал сверток в карман куртки.

— А если что…  — начал было Никита, но замолчал. Досадливо махнул рукой.

— Если что — что?

— Да нормально все будет. Но на крайняк, там внутри визитка есть. Если вдруг я на связь долго не вылезу, короче… А, забей! Все будет окей… Веришь мне?

— Даже не знаю почему, но верю, — пробормотал я, ухмыляясь.

— Потому что я твой самый лучший друг! — сказал Никита.

— Слушай, а когда ты, наконец, меня введешь в курс нашего дела? Ну, в суть, я имею в виду. А то я пока не особенно хорошо понимаю, что и как…

— Скоро, Денис, скоро, — сказал он, застегивая куртку. — Вот разберусь сейчас с одним дельцем. И сразу введу тебя в курс. С шефом своим познакомлю. Он вот такой мужик…

Никита показал большой палец.

— Старик, мне бежать надо, пойду машину ловить, — сказал он немного нервно. — Спасибо тебе громадное за помощь! Я позвоню как только смогу, — потряс мою руку. — До связи! Спасибо еще раз!

Он уже шлепал ботинками по направлению к шоссе.

Я ощупал лежащий в кармане сверток. Что за чудеса?

Чувствовал я себя непонятно кем. Ничего, кроме каких-то отдельных деталей, не знаю, живу на отшибе. Какая-то бурная жизнь кипит совсем рядом, а я не в курсе. Сижу на бережке.

Единственная связь с тем миром, который мне должен был открыться после памятной встречи с Никитой, с миром «кукловодов», через него и осуществлялась. Я знал только то, что он находил нужным мне сообщить. Все остальное приходилось домысливать, призывая в союзники отсмотренные в свое время фильмы ужасов и прочитанную эзотерическую литературу.

Так я думал, глядя в ссутуленную спину удаляющегося Никиты.

Он подошел к краю тротуара, поднял руку, голосуя.

Шагах в двадцати впереди была припаркована грузовая «газель». Она начала сдавать задним ходом, и я мельком удивился. Ни разу не видел, чтобы водители микроавтобусов брали пассажиров, если, конечно, это не маршрутное такси.

«Газель» сдала назад. Открылись двери. Из нее вышли двое мужчин в темных куртках и бейсболках. Никита продолжал голосовать, глядя в противоположную сторону.

Я вдруг почувствовал беспокойство. Сделал несколько шагов вперед.

Тут заметил этих двоих и сам Никита. Он подался назад, опуская руку.

Двое в темной одежде подошли к нему. Раздались громкие хлесткие хлопки. Один, второй…

Сперва мне показалось, что лопнули покрышки у одной из проезжающих машин.

Никита упал. Один из этих типов тотчас подхватил его под мышки, потащил к микроавтобусу.

Я стоял, ловя ртом воздух.

Второй тип оглянулся по сторонам. Увидел меня. В руке у него был какой-то тусклый продолговатый предмет.

Пистолет с длинным глушителем.

Он направился ко мне. На глаза его был натянут козырек бейсболки, а на подбородок — воротник олимпийки, и я видел лишь его беспощадно сжатые тонкие губы.

Я понял, что меня, вполне возможно, сейчас будут убивать.

Тогда я побежал прочь. Оскальзываясь на мокрой траве, спотыкаясь, кинулся, куда глаза глядят, лишь бы подальше. За спиной хлопнуло еще два раза.

Я бежал. Судорожно сжимая в кармане странный сверток, я бежал прочь через парк, пыхтя и отдуваясь. Боясь оглянуться.

Пошел дождь. Как-то вдруг сразу забарабанил кругом, вцепился мелкими холодными каплями мне в загривок.

Я выдохся. Замедлил шаг, заполошно оглянулся.

Никто меня не преследовал. Позади шелестел в листве деревьев дождь, но никого не видно было между стволами. Пусто, лишь моросят с неба холодные мелкие капли. Да трусит между кустов, грустно поджав хвост, взъерошенная дворняга.

Мысли в моей голове путались. Я поежился от холодной мороси, попадающей за шиворот, поднял воротник куртки. Покинул парк, стараясь идти быстро, но в то же время, не привлекая лишнего внимания прохожих, побрел вдоль по улице. Поминутно смотрел на автомобили, едущие навстречу. Углубился в дворы, долго петлял по ним.

Роящиеся в голове мысли в порядок привести не удалось, зато я выбрался к автобусной остановке. К ней как раз подъехал автобус. Я добежал до него, двери клацнули за спиной, закрываясь. Я перевел дух.

— Это какой маршрут? — запоздало спросил я у сидящей рядом старушки, прижав проездной к панели турникета. — До метро доеду?

Уехал я на этом автобусе черт знает куда. Но станция метро там тоже нашлась.

* * *

Я таскался по городу до полудня. Бродил по улочкам, толкался в автобусе, сонно качался в вагоне метро. Домой возвращаться было страшно. Куда мне еще поехать, я не представлял. Кружил по городу, пытаясь успокоиться.

Сверток казался тяжелым, как гиря. Меня подмывало достать его, развернуть. Хотя бы поглядеть, из-за чего это все?

То, что те типы стреляли в Никиту из-за свертка, сомнений у меня не вызывало.

Я шарахался от прохожих, которые казались мне подозрительными, я поминутно оглядывался, ожидая увидеть преследователей.

Солнце робко выползло из-за туч, заиграло множеством бликов на глубоких лужах, на мокрой листве.

Я добрел до одинокой пустой скамейки, уселся на нее, чувствуя смертельную усталость. Дрожащими руками развернул Никитин сверток.

Внутри была рукопись. Сто пронумерованных страниц рукописного текста на желтоватой бумаге. Написано убористым почерком, выцветшими чернилами, и, похоже, что по-французски. К сожалению, в языке Стендаля и Гюго мои познания ограничивались пределами «мерси», «бонжур», «Шампань» и «Провансаль».

Еще была визитная карточка, и она поразила меня куда больше, чем рукопись. Визитка была дешевая, плохо сверстанная и с дурацкими виньетками, явно спертыми дизайнером из интернета. Неведомый автор приглашал меня посетить пивной бар и бильярдную «Мишкольц», предлагающий вкуснейшую европейскую кухню.

На обороте визитки было написано шариковой ручкой:

«На входе Геннад. Владл. По поводу запчастей к «Оке».

Что за чушь?

И что же мне теперь делать?

Никита ранен или убит, а я не знаю, куда обращаться по этому поводу.

В милицию? И что дальше? Что я им расскажу про него? Что мы с ним познакомились, потому что он знал, что ярость цвета ржавчины, и помог мне вновь увидеть черные вихри? И сказал, что я «минус», как и он? Так что ли?

Ага, а потом на него напали неизвестные дядьки, стреляли в него и в меня… А еще он дал мне это, гляньте, товарищ старший лейтенант, может вы по-французски знаете?

Я вытащил телефон, набрал Никиту, замирая от страха. А вдруг возьмет один из бандитов, вдруг они вычислят меня по телефону?

— Данный номер не существует, — сообщил мне приятный женский голос.

Значит, надо мне ехать в эту бар-бильярдную.

Других вариантов нет.

Черт с ней, на месте разберемся, что и как.

* * *

Часа через два я добрался до адреса, указанного в визитке. Найти его оказалось непросто. Находился бар «Мишкольц» на противоположном от моего утреннего положения конце Москвы, аж на Кантемировской, и чтобы отыскать его, мне пришлось изрядно побродить по району.

На входе дежурила охрана в черной форме и с дубинками. Один, похожий на постаревшего ковбоя, курил на ступенях. Другой, коротко стриженый амбал, сидел за столом возле рамы металлоискателя. Я вошел, и он оценивающе посмотрел на меня снизу вверх неприятными кабаньими глазками с маленькими светлыми ресничками.

— Добрый день, — сказал я, чувствуя себя идиотом. — Я к Геннадию Владленовичу. По поводу запчастей к «Оке».

Сказав это, я приготовился покраснеть от позора, возможно, сразу бежать.

Но охранник отреагировал вовсе не так, как я ожидал. Лицо его оживилось, он моргнул, вместо застывшей восковой маски появилось осмысленное выражение.

— Проходите, пожалуйста, — сказал он вежливо, приподнимаясь из-за стола. — Я вас провожу.

Ожидая чего угодно, даже того, что получу сейчас дубинкой по башке, я миновал металлоискатель.

Охранник радушным жестом указал мне вглубь зала.

— Куртку сдавать? — спросил я автоматически.

— Как вам будет удобнее.

Я сдал куртку в гардероб, предварительно вынув из нее сверток. Зажав его под мышкой, направился внутрь, следуя за широкой спиной охранника.

Мы миновали зал с круглыми столиками и пустой сценой. Вошли в следующий, где были бильярдные столы и красные диванчики у стен. В дальнем конце зала виднелась барная стойка.

— Вот он, за стойкой, — показал охранник. — Проходите, пожалуйста.

Я пошел к стойке. Охранник вернулся на пост.

Одет я был, мягко говоря, не для светских мероприятий. В растянутый джемпер и драные линялые джинсы.

Девушки, игравшие на бильярде, покосились на меня, переглянулись, фыркнули.

Я прошел мимо, подошел к стойке. За ней сидел пожилой мужчина в фартуке. Оттопырив нижнюю губу и играя кустистыми бровями, он решал кроссворд.

— Геннадий Владленович?

Он оторвался от кроссворда, пожевал губами.

— Вы ко мне, молодой человек? — спросил он в нос.

— Я по поводу запчастей к «Оке», — признался я.

Он кивнул, откладывая журнал.

— Не угодно ли вам будет немного пождать? — спросил он. — Выпьете что-нибудь?

— Пожалуйста, пива, — сказал я.

Геннадий Владленович кивнул, споро наполнил из крана высокий бокал. Долил по стеночке, дождавшись отстоя пены.

Шаркая ногами, ушел куда-то за стойку с бутылками, вглубь хозяйственных помещений.

Я отпил пива и стал ждать. Забавно будет, подумал я, если он сейчас действительно вынесет завернутый в ветошь карбюратор для «Оки», вручит мне его и на этом все кончится.

Вскоре он вернулся. Теперь его сопровождал высокий осанистый господин в элегантном кремовом костюме. Он был очень загорелый, седые волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб. Густые черные брови играли, как у Джеймса Бонда, левая вверх, правая вниз.

— Добрый день! — с трудноуловимым акцентом сказал мне подошедший. — Вы от Никиты?

Некоторая часть той горы, что навалилась мне на плечи после первых утренних хлопков, осыпалась вниз веселеньким ручейком камешков. Хотя бы здесь что-то прояснилось.

— От него, — кивнул я. — От Никиты.

— Давайте присядем там, — он указал на один из диванчиков у стены зала. — Если вы не против?

Конечно же, я был не против. Мне не терпелось рассказать этому человеку, которого я видел впервые в жизни, о произошедшем. Чтобы хоть кто-то разделил мое смятение, приободрил меня. Объяснил, что мне теперь делать и как дальше жить.

Мы сели за столик. Я глотнул для храбрости из своего стакана, уставился на незнакомца, раздумывая с чего начать рассказ.

В лице его чувствовалась порода. Какое-то трудноуловимое сдержанное превосходство.

Еще я чувствовал исходящий от него невидимый тяжелый фон. Свинцовую тяжесть. Затаенную угрозу.

— Меня зовут Иштван, — он растянул тонкие губы в улыбке. — Это венгерское имя. Ты можешь меня звать Стефаном, или Стивеном. Или даже Степаном. Как тебе удобнее. Суть от этого не меняется.

— У вас очень хороший русский язык, — сказал я невпопад.

Он растянул губы еще шире, демонстрируя ровные белые зубы.

— Спасибо. Я долго живу в России, имел возможность попрактиковаться. Мне очень нравится здесь. Замечательная страна.

Иштван замолчал выжидающе. Молчал и я, не зная, с чего начать и загипнотизированный его светлыми, почти прозрачными глазами.

— С Никитой что-то случилось? — спросил он, наконец. — Ты ведь, Денис, верно?

Он знал меня.

Уж не он ли пресловутый Никитин шеф? О том, чем занимается, Никита мне не рассказывал. Но почему-то я никак не мог вообразить его в роли официанта пивного бара «Мишкольц».

— Да, — сказал я. — Вы совершенно правы. А с Никитой, насколько я понимаю, случилась беда.

Я принялся рассказывать. Невпопад, сбиваясь, перескакивая с пятого на десятое, попробовал описать ему то, что произошло утром. В качестве вещественного доказательства протянул ему сверток с рукописью.

Иштван принял его, аккуратно развернул. Стал рассматривать, одновременно слушая меня.

— Достаточно, — мягко сказал он, прерывая мой сбивчивый монолог. — Никита рассказывал мне о тебе, Денис. Я рад знакомству и сожалею, что оно происходит при таких драматических обстоятельствах.

Я кивнул, ожидая продолжения.

— Как ты уже, наверное, понял, — сказал Иштван. — Мы несколько отличаемся от большинства людей. С этим связан определенный ряд неудобств. И даже опасностей. Для того, чтобы обеспечить безопасность таких людей, как ты, или я, или Никита, существует специальная организация. Насколько я понял из твоих слов, Никите сейчас очень нужна наша помощь. Если ты не против, давай проедем с тобой в одно место, где ты повторишь свой рассказ людям, которые смогут помочь. Хорошо?

Я кивнул. Что мне было еще делать?