По достижении принципиальной договоренности о проведении совместного Посвящения друзья разошлись по своим номерам – отсыпаться перед испытанием. Встречу в Чайной назначили на шесть вечера – самое время для пьяного разгула.

Без пяти шесть Кирилл спустился в холл первого этажа. Выглядел он отдохнувшим и помолодевшим – кругленькое после сна личико, чисто выбритые щеки, свежая рубашка, уголок белоснежного платка, выглядывающий из нагрудного кармана пиджака. Прямо городской франт, а не деревенский знахарь. Не известно, как там почивали партнеры, а молодой волхв бессонницей не страдал. Крепкий сон – залог здоровья. В удовольствии поваляться на подушке Киря никогда себе не отказывал.

В холле волшебника, как обычно, встретил «швейцар» на пару с деревянным львом. Опять пришлось раскошеливаться на чаевые. Таков порядок. Только после этого перед глазами паренька возникли уже знакомые ему шторы. Кирилл смело шагнул в обеденный зал Клуба.

Друзья уже были в сборе, сидели за отдельным столиком, поджидали своего предводителя. Лекарь с удовольствием пожал всем руки.

Тут как тут рядом с дружной компанией ниоткуда вновь возник Распорядитель Чайной. Усатый дородный мужчина широко улыбался:

– Рад приветствовать вас, дорогие гости. Вижу, созрели уж для Посвящения?

И откуда он только всё знал?

– Да, – хором ответили кудесники.

– Прекрасно, прекрасно, – довольно потирая ладони, продолжил Хозяин Клуба. – Как я понимаю, вы выбрали «Вино». Не так ли?

– Совершенно верно.

– Хорошо. Это очень хорошо. – Не известно, что так радовало Распорядителя. – Надеюсь, правила вам хорошо известны. Вопросы есть?

– Нет.

– Ну что ж, тогда – в добрый путь! Официант Клуба в вашем распоряжении. Спиртное и все блюда – за счет заведения. Желаю успеха.

«Швейцар» артистично взмахнул своим знаменитым платком и… исчез.

А столик с яствами и восседающими за ним волшебниками переместился в неизвестную область мироздания или, скорее, неизвестная область мироздания неожиданно возникла возле него. После кабацкого гула Чайной по ушам мягко ударила тишина. Вокруг никого не было. Партнеры оказались в центре круглой площадки, занавешенной со всех сторон высокими шторами. Движимые любопытством, друзья поднялись со стульев и разошлись по всем четырем направлениям. Каждый из кудесников заглянул за матовое полотнище и… не увидел ничего. За портьерами зияла обыкновенная пустота, будто стол висел в воздухе на невообразимой высоте. Ни вверху, ни внизу ничего не просматривалось – ни земли, ни туч. Примерно такую же картину можно созерцать в пасмурную погоду глубокой ночью, если посмотреть в небо: не видно ни звезд, ни облаков. Небосвод кажется мертвым – ни глубины, ни расстояний…

«Налюбовавшись» местными «пейзажами», партнеры недоуменно пожали плечами, вернулись на свои места. За общим столом оно веселей. А, собственно, кто им еще здесь нужен?.. Разве что официант…

Черный Кот громко хлопнул в ладоши – и служитель Чайной в угодливо изогнутой позе с белым полотенцем на рукаве тут же явился на его зов… просто вышел из-за шторы.

– Чего угодно-с?

От клиентов посыпались заказы.

В отношении спиртного у каждого выпивохи свой рецепт, как дойти до нужной кондиции (или, наоборот, не дойти – в зависимости от ситуации). При Посвящении «Вином», по советам старожилов Клуба, важно полностью «окосеть», но в то же время ни в коем случае «не вырубиться». От спящего игрока команда не получит никакой пользы. Для достижения поставленной цели кто-то смешивал мудреные коктейли, кто-то предпочитал крепленые вина, а кто-то и вовсе – высокоградусные горячительные напитки, да еще в убойных количествах. У каждого свой организм.

Кирилл же сделал ставку на сухое красное вино. Оно дает хороший приятный кайф и «не отшибает» мозги. Опьянение от него довольно быстро проходит. Так что по ходу вечера можно достаточно эффективно корректировать собственное состояние: где-то чуть-чуть добавить, где-то сделать паузу, отступить, а затем продвигаться дальше. Указанная тактика представлялась волхву самой разумной. Впрочем, время покажет…

Друзья приступили к «накачке».

Беседу за столом преднамеренно поддерживали «ни о чем», линию Посвящения старательно избегали. В основном, травили анекдоты на отвлеченные темы.

Самое интересное, что Распорядитель Клуба, как главный контролер испытания, должен будет появиться на глаза магам уже в совместной галлюцинации в качестве нейтрального зрителя. В отличие от «Путешествия» никаких определенных заданий команде магов в «Вине» не давалось. Предполагалось, что если совместное перемещение в параллельный мир пройдет удачно, то соискатели без посторонней помощи самостоятельно разберутся, что им необходимо делать дальше. Присутствие Распорядителя в иллюзорной стране пьяных фантазий само по себе будет означать для участников Посвящения, что совместный старт в неизведанные пространства им удался. Добрый знак. Правда, Распорядителя там еще нужно опознать, если захочешь удостовериться в удаче. Он может скрываться под самой невообразимой личиной. Ага…

Общение за столом сильно скрадывает время. Не успели партнеры, что называется, оглянуться, как подошли уж к пограничному состоянию. Киря, как самый осторожный из членов группы, по сути, негласный капитан команды, предостерегающе поднял вверх указательный палец правой руки, что означало: «Вы подошли к опасной черте. Будьте бдительны. Следите за дозировкой. Пропойцы «в отрубе» нам не нужны». При этом сам Киря красноречиво покачивался из стороны в сторону, вернее, его пошатывало. Нижняя губа у волхва безвольно отвисла. А взгляд с трудом фокусировался на лицах друзей. Соратники, хоть и сквозь хмельной туман, но всё же вняли увещеванию своего лидера – немного сбавили темп «подзарядки». Хотя сделать это после определенной дозы спиртного, принятой на грудь, как все знают, совсем не просто. Человек перестает адекватно оценивать собственные возможности и зачастую попадает впросак.

Между тем начинался самый ответственный этап операции – рождение совместной иллюзии.

Как и договаривались заранее, друзья повернулись к столу и, соответственно, друг к другу спиной, дабы избежать непроизвольного сговора. На это соображения у них пока еще хватило.

Каждый из чародеев, закрыв глаза, постарался мысленно сигануть в астрал, в область так называемого коллективного бессознательного. Именно туда, как считалось в магических кругах, вели тонкие эфирные пути из других миров. Там должны были перехлестнуться пьяные фантазии партнеров, чтобы впоследствии незаметно соскользнуть по одной из указанных дорожек в невообразимые измерения параллельных пространств.

Киря молил всю Святую Братию сейчас только об одном – чтобы его душа после пересечения границы миров вселилась в человека, а не в какое-нибудь гадкое чудовище. Сколь не велика вселенная, а повсюду в ней обитают люди. Волхву отчаянно хотелось оказаться в теле далекого звездного собрата, но никак – не в шкуре безмозглой бессловесной твари…

Кому-то может показаться, что слишком уж всё просто получается: пришел, выпил винца и – нате вам, пожалуйста, – полетел в иные миры. Однако дело обстоит не совсем так. Ведь Чайная на Слободской – не сборище профанов, а элитарный чародейский Клуб, куда допускаются только самые продвинутые маги. Маги же непрерывно связаны своими мыслями с колдовским Эфиром, чудодейственной Волной. Именно чудодейственной. Специальными словесными формулами господа кудесники запросто творят чудеса. Ниточки магической Связи прочно соединяют сознание волшебников (даже если сами они об этом не подозревают) с параллельными пространствами, откуда и появляются (или куда исчезают) физические явления или предметы, энергетические и психоэмоциональные образования, воздействующие на людей и окружающую природу. Кудесники сохраняют в глубокой тайне от непосвященных заветные звуковые формулировки (а также их отражения на бумаге), – чтобы не накликать беду. Слово – очень чуткий, сложный инструмент, а Слово магическое – вдвойне.

Вино же в данном случае лишь помогает – не будем говорить «разрушить», скажем «расширить»; вино помогает волшебникам, и так-то творящим чудеса, расширить некие границы человеческой личности, установленные свыше. И довольно часто во время Посвящения соискателям-магам это удается.

Кирилл надеялся, что удастся и его команде.

* * *

«Вино»

Беркут.

В обыденной жизни Беркут вином не злоупотреблял. В Клане Орлоголовых, как и в большинстве магических сообществ, в отношении спиртного поощрялось разумное воздержание. До полного запрета дело никогда не доходило. Считалось, что вино в небольших количествах не только не вредит волшебнику, но даже повышает личностный уровень восприятия колдовской Волны. Однако давно подмечено, что регулярное употребление зелья приводит к результатам прямо противоположным – кудесник постепенно деградирует и как человек, и как маг. Поэтому сородичи Беркута прибегали к спиртному, как правило, лишь в дни больших родовых праздников – для стимуляции чародейских способностей во время коллективных колдовских ритуалов и просто для поднятия настроения, как это делают обычные люди. Иными словами, обильное возлияние не возбранялось в общине лишь несколько дней в году.

Не удивительно, что в ходе Посвящения Беркут дошел до «кондиции» очень быстро. Голова закружилась, мысли спутались, изображение в глазах раздробилось на несколько составляющих и как-то отставало от поворотов головы, будто существовало в зрачках само по себе. В иных условиях Орлоголовый никогда не позволил бы себе «нализаться» до такой степени, но ради высокой идеи приходилось терпеть никчемные самоистязания. «Пернатый» маг лишь слегка побаивался, что «отключится» раньше времени, но крепился, сопротивлялся накатам дурноты изо всех сил.

Однако от Судьбы не убежишь. Вино, похоже, оказалось сильнее опытного чародея. Неожиданно Беркут почувствовал, как проваливается в какую-то бездонную яму, стремительно падает в глубокий-преглубокий вращающийся колодец. Сознание полностью вырвалось из-под контроля. Бесконечное падение никак не удавалось приостановить. Волшебнику стало совсем плохо, его нестерпимо тошнило. Он что-то кричал, – а может, крик ему только грезился, – звал кого-то на помощь. Но не слышал сам себя, пока не рухнул на самый низ – не исключено, что лицом об пол.

В этот момент его кто-то больно ударил в плечо. Властный голос строго спросил:

– Ну? Чего встал? Не медли, шаман. Показывай путь!

«Шаман?» – мысленно переспросил сам себя Беркут.

Тут волшебник с удивлением почувствовал, что его сознание как бы раздвоилось – в его голове, помимо собственных мыслей, ютились еще чьи-то. Но они ему вовсе не мешали. Напротив, были даже как-то родней и ближе своих собственных! Орлоголовый удивился еще больше, медленно открыл глаза, осмотрелся по сторонам. Ба-а! И тело-то его оказалось абсолютно чужим – и одновременно своим в доску. Здоровое, атлетическое тело – послушное, молодое, красивое. Правда, чуточку темнокожее – не такое, каким маг его помнил. Но чувствовал чародей себя внутри него как влитой, будто в нем и родился. Орлоголовый поднял ладони, с интересом их осмотрел, затем глянул вниз. Длинные, сильные, мускулистые руки; крепкие, накаченные ноги. И свои, и не свои. Чудеса.

В этот момент над самым ухом у колдуна пронзительно гикнула крупная птица:

– Гу-гуак-гуу-гуаа!

Волшебник поднял голову вверх, повертел ей во все стороны: туда-сюда.

Вместе со своими спутниками – незнакомыми людьми, о которых он, тем не менее, кое-что знал, Беркут находился в почти непролазной чаще тропического леса – такого пугающе чужого, но… близкого сердцу, что дом родной. И был Орлоголовый в нем, похоже, на первых ролях. Его попутчики растерянно смотрели на него – куда он пойдет дальше. Вокруг бушевала дикая природа. Всяческая мелкая живность мелькала под ногами, в зарослях, в воздухе – везде, куда ни кинь взгляд. Слух наполнился стрекотом, шепотом, чмоканьем, треском, буханьем, кваканьем и т. д.

Сердитый голос за спиной вновь повторил:

– Ну? Чего встал, краснокожий? Пошевеливайся. – В бок Беркуту уперлась холодная сабельная сталь. – Что, дорогу забыл?

– Нет-нет, господин офицер. Не извольте беспокоиться, – поспешил оправдаться перед грозным спутником Орлоголовый, вернее, не Орлоголовый, а его сожитель по общему телу. Орлоголовый лишь с удивлением взирал как на грозного спутника, так и на самого себя, точнее, на сожителя.

Только теперь в сознание Беркута откуда-то издалека, совершенно из другой жизни пробились неясные смутные воспоминания: он находится то ли в каком-то кабаке, то ли в чайной (впрочем, не важно); отдельный номер; кругом длиннющие матовые шторы; беспрерывный загул; вино льется рекой; друзья, – в общем-то, неплохие ребята – все пьянющие вдрызг, в стельку. Что за свинство?! Ага…

И тут в мозг чародея ударило ключевое слово: Посвящение! Он проходит Посвящение в элитарном Клубе магов. Задача – проникнуть в параллельный мир, вселиться в одно из подвернувшихся тел, сыграть заготовленную Судьбою роль – и назад!

Значит, получилось?! Он в чужом мире, в чужом теле, к нему по-свойски обращаются чужаки на своем заковыристом языке, а он прекрасно их понимает… Ура!

Однако первый восторг тут же уступил место встревоженности. Сами собой посыпались вопросы. Где же друзья? Один он в этом далеком мире или нет? Если один, то Посвящение не удастся. Если друзья где-то рядом – всё в порядке. Но как их опознать? Ведь они могли вселиться в самые различные персонажи. Например, в одном из этих злобных офицеров вполне может прятаться кто-то из товарищей магов. Не исключено.

Однако размышления Беркута вновь прервал настырный мужик с саблей в руках:

– Давай, я сказал! – прорычал он с нажимом.

– Извините, господин офицер, – заюлил Орлоголовый (т. е. сожитель – ему-то видней, как с кем себя вести). – Соринка в глаз попала. Я сейчас, сейчас.

– Давай-давай, – вновь поторопил свирепый вояка.

Орлоголовый удивился еще раз, когда понял, что почти не чувствует сильного опьянения; так себе – легкое головокружение. Но оно могло происходить совсем от другого, – скажем, являться следствием адаптации к чужому миру.

Однако пора было брать вожжи в свои руки, срочно входить в курс дела.

Чтобы полностью восстановить картину происходящих здесь событий, волшебнику пришлось обратиться к своей (соседской) памяти.

…Итак, Беркут – проводник. Его герой носит имя Большой Медведь. Гм-м… Не так уж и плохо. Судя по всему, столь внушительное имечко проистекало от мускулистого телосложения его владельца. Да уж, физической силой бог лесного жителя не обидел. Это радует. По роду деятельности Большой Медведь – шаман. Тоже совсем неплохо. Поближе к колдовству.

В настоящий момент он ведет густыми дебрями в фамильное владение очень важную персону – наследного принца Земель Великой Короны – единственного отпрыска местного короля Юриуса Тринадцатого. Принц Дворжеус, восемнадцатилетний юноша, – ужасный спесивец и гордец. Со слугами жесток и циничен не по годам. Находиться в его команде не то чтобы неуютно, просто опасно. В любой момент можно пасть жертвой дурного настроения своенравного господина. Держиморды вельможи отсекут по первому приказу любому слуге голову, не поморщатся. Гм-м… неприятная история…

Великосветский наряд принца, надо сказать, выглядел в условиях дремучего леса довольно нелепо. Шелковая белоснежная рубашка-жабо. Длинные манжеты-колокольчики в рюшечку. Открытый, с широкими лацканами, пиджак голубого атласа. Обтягивающие светлые панталоны. Модные, остроносые штиблеты. На голове старинный парик – знак принадлежности к знатному роду. Тонкие пальцы рук густо унизаны драгоценными перстнями, как у женщины.

Подстать своему хозяину выглядели и королевские гвардейцы. Синие камзолы с щегольскими красными поясами. Рукав – три четверти, чуть ниже локтя. Короткие сапожки гармошкой – блестящие, надраенные. В общем, оловянные солдатики, да и только. Будто собрались на прогулку с дамами по ухоженному парку, а не в опасный поход по лесу, кишащему хищными, ядовитыми тварями и разбойниками.

Домой представитель знатного рода возвращался из соседнего Королевства Степных Баронов, где успешно провел очень важную дипломатическую миссию – обговорил с Владыкой Степей королем Гариусом условия собственной помолвки с его дочерью – принцессой Приморской. Будущий брак царственных особ сулил Землям Великой Короны немалые выгоды. Принц Дворжеус спешил скорее попасть в родовое поместье, чтобы поделиться радостной вестью со своим отцом королем Юриусом и успеть основательно подготовиться к церемонии приема официальной делегации степняков. Указанную делегацию должен будет возглавить лично предводитель Степных Баронов – Непобедимый Гариус собственной персоной. В ходе визита планировалось окончательно обсудить нюансы предстоящей свадьбы. Поэтому встречу надлежало обустроить с максимальной помпой и торжественностью, чтобы не разочаровать еще до бракосочетания будущего тестя – одного из самых влиятельных правителей на всем континенте. Разумеется, на подготовку требовалось время. Поэтому честолюбивый принц гнал свой отряд вперед, не жалея ни себя, ни людей.

Чтобы сэкономить две недели пути, наследник престола отказался от привычного маршрута, который огибал обширный массив Кряжистого Леса длинным полукольцом. На ближайшей заставе юный правитель приказал оставить лошадей и следовать через трудно проходимые заросли пешком. Принц знал, что жители окрестных деревень и гонцы из солдат довольно часто пересекают охотничьими тропами заповедные места – и ничего. Почему бы ни попробовать ему? О том, что Кряжистый Лес славился различными опасностями, своенравный и упертый, как баран, молодой господин слышать ничего не хотел. Благородный принц мнил себя отважным умелым воином. Что ему какие-то жалкие разбойники? Что ему дикие звери, изощренные хищники? Ведь офицерская сабля у него на боку. Пусть попробуют взять добра молодца…

На самом деле заносчивый юноша ни в одном реальном бою ни разу не участвовал. Имел за плечами лишь тренировки в уютном спортивном зале со штатными спарринг-партнерами. Зная скверный характер своего правителя и опасаясь незаслуженной мести, помощники, естественно, никогда не допускали против него опасных выпадов. Напротив, все ассистенты в учебных поединках искусно поддавались принцу, не уставали сыпать в его адрес комплиментами. Чем только укрепляли манию величия у взбалмошного юнца.

Богатые странники для путешествия по Кряжистому Лесу всегда пользовались услугами проводников – коренных жителей, хорошо знающих чащобы и их обитателей. Шаману по прозвищу Большой Медведь также не раз приходилось бродить по лесу в обществе самых высокородных господ. Делал он это, как правило, по просьбе деревенского старосты, чтобы хоть как-то пополнить нищую поселковую казну. За причитающиеся налоги и поборы слуги короля спрашивали очень строго.

Но хаживать с самим принцем шаману ранее не приходилось.

В этот раз спрашивать его желания на сей счет никто и не собирался. Когда отряд вельможи достиг придорожной деревни, принц тут же послал за местным головой. Испуганный староста сразу указал гвардейцам короля на избу, в которой проживал проводник. Здоровенные ребята в военной форме без всяких уговоров приволокли Большого Медведя под очи своего повелителя. Тот приказал:

– Веди к фамильному замку. Управишься за неделю – получишь награду. Не управишься – не сносить тебе головы.

С людьми принц Дворжеус никогда не церемонился. Они с потрохами принадлежали королевской семье, как и все окрестные леса, поля, реки и все, все, все…

Делать нечего. Пришлось показывать дорогу. Затея эта Большому Медведю ох как не понравилась. Шаман отлично сознавал, что грозные с виду гвардейцы, как и сам принц, абсолютно не подготовлены для переходов по лесу. Они и понятия не имели, какому риску подвергали свои драгоценные жизни.

Не говоря уже о разбойниках, одни хищники чего только стоили.

Взять, к примеру, огневика. Мал да удал, всем хищникам хищник. По внешнему виду он напоминал собой старый растянутый чулок с маленькими кривыми ножками по бокам, как у древней пустынной ящерицы. Кожа хищника внешней текстурой и расцветкой искусно маскировалась под древесную кору – точь-в-точь маленькое деревце. Нужный оттенок «коры» хитрый зверь искусно подгонял под окружающую растительность, что позволяло ему бесподобно играть в прятки с другими обитателями леса – разглядеть его было неимоверно сложно.

Быстро извиваясь, огневик в поисках добычи цепко передвигался и по земле, и по деревьям; свою мишень поражал на коротком расстоянии – около полутора метров – мощным статическим разрядом, точно подводный скат, затем добивал сильнодействующими ядами. Вероятно, эти яды играли роль внешнего пищеварения, т. к. под их воздействием плоть несчастной жертвы прямо на глазах ужасно разлагалась; после чего огневик приступал к приему пищи. Вообще, изворотливый змееголов представлял собой уникальную живую химическую лабораторию; никого и ничего в лесах Великой Короны не боялся. Встречался повсюду.

Нет, за себя Большой Медведь ничуть не опасался. Опыт, острый глаз и сноровка помогут ему уйти от любой опасности. А вот за свиту принца – сборище самоуверенных болванов – проводник поручиться не мог. Вот как, скажите, уберечь городских нахохленных ротозеев от этой смертоносной зверушки? Они же ничего не видят, глаза будто воском залеплены. Положи хоть посередь дороги целый выводок огневиков – телохранители принца сочтут их, скорее всего, за кучу древесного мусора…

Это лишь один из представителей местной агрессивной фауны, а сколько их еще таится за ветвями непроходимых чащоб, одному небу известно.

В еще большей степени подвергал свою жизнь опасности сам «предводитель», подвергал добровольно. Спесь и показная отвага так и выпирала из него наружу. А дебри-то, они любят осторожных, осмотрительных, скромных, незаметных. Горделивую осанку и щегольскую выправку уместней всего демонстрировать на парадах, а не в лесу.

Само собой, Большой Медведь отлично понимал: случись что – крайним выставят его… Гвардейцы короля своим поведением подтверждали эту догадку ежеминутно. Господские холуи, показывая рвение (не там, где надо), постоянно подчеркивали, что не доверяют простолюдину проводнику ни на грош (кто знает, может, он – наводчик разбойников?) и при малейшем подозрении на измену прикончат бедолагу на месте. Работать в подобных условиях было, конечно же, не больно приятно…

Одно успокаивало: ко времени внедрения Беркута в тело (и сознание) шамана опасный поход вступил в свою завершающую стадию. По прикидкам Большого Медведя, они находились на самом краю Кряжистого Леса. Примерно через пару часов отряд должен был выйти на Главный Тракт. А там уж рукой подать до королевского замка – полдня ходу, не более. «Пернатый» маг немного успокоился.

Но, видно, не приглянулись заповедным дебрям высокомерные попутчики Орлоголового. Кряжистый Лес – в который уж раз – оправдал репутацию места опасного, гибельного.

Неожиданно отряд принца напоролся на засаду разбойников, построенную на удивление грамотно, с умом. Создавалось впечатление, будто лесные грабители заранее поджидали знатного вельможу со свитой именно на той тропке, где он и появился. А может, и вправду поджидали. Не исключено. Лихие люди, они ведь годами жили в непроходимых чащобах. Секретов здесь от них нет. Разведчики и следопыты у разбойников – выше всяких похвал. Сами звери почитали их за своих. Новости сороки на хвосте приносили. Надо только понимать язык зверей и птиц. А они, судя по всему, понимали…

Разумеется, тень подозрения сразу пала на Большого Медведя: случайно ль угодил отряд в западню или нет? В ближайшем будущем шамана как пить дать ожидало неприятное объяснение с головорезами принца или, лучше сказать, следствие с дознанием.

Пока надлежало уносить ноги. Как можно скорей – подальше от расставленной ловушки, поближе к оживленному Тракту. Только там разбойники утратят свое преимущество. Ведь сколько их, и где они прячутся, в зарослях сразу не определишь.

Но самый скверный сюрприз Беркуту преподнесла та незримая нить между мирами, посредством которой он осуществлял здесь свое присутствие. В момент нападения лесных братьев – ни раньше, ни позже – хрупкая связь, ведущая через неведомые бездны в далекий магический Клуб, стала внезапно рушиться. Волшебник неожиданно потерял ментальный контакт с самим собой. Иллюзия начала тускнеть, ускользать из сознания. Что-то там, в далекой Чайной пошло наперекосяк. Вероятно, Орлоголовый либо перепил, либо недопил… скорее всего – второе… В результате тело, в которое вселился кудесник на этой планете, утратило координацию и контроль. Проводник в настоящее время не являлся, по большому счету, ни шаманом по прозвищу Большой Медведь, ни магом по имени Беркут. Покинутая своими хозяевами плоть застыла растерянным изваянием посередь тропы. Лицо и руки бедняги обильно облепила мошкара и прочий гнус. Избитое выражение «не от мира сего» очень метко характеризовало теперешнее состояние шамана.

По сути, сцена схватки с разбойниками проплывала мимо внимания мага почти незамеченной. Вернее, отдельные эпизоды пробивались всё же, как сквозь туман, к сознанию проводника. Но он почему-то не придавал им особого значения; наблюдал за царящей вокруг суетой отстраненно, будто это его вовсе не касалось…

…Вот дорогу отряду перегородило неожиданно упавшее дерево. Тут же слева на путников градом посыпались стрелы. Справа бандиты не стреляли. Тропинка-то узкая; вероятно, опасались невзначай поразить своих…

На глаза наехала белесая пелена. Наступил небольшой перерыв – в восприятии, не в действительности.

…Вот отряд гвардейцев быстро перегруппировался, ринулся навстречу врагу, не обращая внимания на стрелы. Добротные доспехи позволяли воинам не бояться легкого вооружения противников. Очевидно, в ближнем противоборстве бойцы хотели выиграть какое-то время для спешного отступления своего господина, попросту говоря – бегства…

Снова пелена, небольшой перерыв…

Черти что! Орлоголовый постарался насколько это возможно переместить сознание в Клуб, чтобы отрегулировать ситуацию. Это ему более-менее удалось. Картинка прояснилась… но не здесь, а в Чайной. Маг развернулся к столу, набулькал полный бокал вина, залпом осушил. Вроде помогло. Вновь подступила дурнота. Зато иллюзия слегка задрожала, поплыла и вскоре начала постепенно приходить в норму.

…Отряд гвардейцев ринулся влево – оттеснить врага. Принц с ближайшими телохранителями – вправо, вероятно, от избытка храбрости.

Но что это?! Проводник – Большой Медведь, а не Беркут – в самый последний момент уловил краешком глаза над той тропой, куда метнулся принц с воинами, неестественно застывшую ветвь. Определить, что за этим крылось, мог только наметанный глаз бывалого лесного жителя. У настоящего дерева ветви, как правило, растут вверх или раскинуты в разные стороны. Они легонько колышутся на ветру вправо-влево. Эти же, если вглядеться пристально, хоть копировали цвет и форму листьев почти безупречно, но висели почти безвольно. Потому что имели совершенно иную, чем у лесной поросли, упругость.

Большой Медведь набрал полные легкие воздуха, он хотел истошно выкрикнуть: «Стой! Назад! Опасность!», но не смог… Органы речи ему не повиновались. Личность шамана раздвоилась, никак не могла собраться в одно целое. Беркут всё отлично видел, но вмешаться в ход событий не мог.

События в лесу между тем развивались далеко не самым лучшим образом. Да что говорить? Всё полетело в тартарары…

Чтобы представить себе в тонких нюансах дьявольские злоключения побежавших вперед телохранителей и самого принца, надо, наверное, иметь хотя бы отдаленное представление об экзотическом наиковарнейшем хищнике под названием сеточник, довольно распространенном в заповедных лесах Великой Короны. Сеточник – уникальное существо, обладающее аморфным, видоизменяющимся телом. Его многочисленные конечности – чем старше особь, тем их больше – способны принимать самую разнообразную форму. Чаще всего они маскируются под деревья, искусно копируя с соседних растений и сложную структуру веток, и нанизанные на них листочки. Хищник ловко прилепляется к настоящему стволу где-нибудь в чаще леса, очень правдоподобно нависает над тропинкой, терпеливо поджидает добычу. Торные стежки-дорожки он выбирать умеет. Рано или поздно кто-нибудь обязательно захочет пройтись под пышной тенистой шапкой. Тогда-то сеточник и накидывается на неосмотрительное животное – вероломно пикирует сверху. Хищник впрыскивает в кровь жертве сильнодействующие яды, парализует ее, затем жадно вгрызается в чужое тело многочисленными присосками-буравчиками, расположенными на манер осьминога по всей протяженности щупалец. Взрослый сеточник может достигать огромных размеров – несколько саженей в длину, до двадцати шагов.

Кроме того, хитровыдуманные каверзные существа способны объединяться в мощные колонии, ведущие себя как единый алчный организм. И упаси Великий Прародитель встретиться у такой скованной популяции на пути… Даже набитое под завязку гнездо огневиков по своему убийственному потенциалу, пожалуй, не составит ей достойную конкуренцию.

Первые два охранника стремглав влетели в ветвистые лапы сеточника, которые в один миг откуда ни возьмись распростерлись на их пути, точно ловчие сети. Огромная хищная особь обрушилась сверху сплошной стеной, наподобие запорной решетки на воротах средневекового замка. Жуткие лапы многоликого, многорукого чудовища, нахально отбросив маскировочный растительный антураж, переплелись в прочные канатообразные утолщения, стянулись удушающей удавкой из эластичных, пружинистых жгутов, словно змеиный выводок, выползающий из норы. Не было от них никакого спасения!

Здоровенная живая сеть – скорее всего, высокоорганизованная колония жутких агрессивных существ – отнюдь не болталась безвольной тряпкой на ветру на дороге у путников. Нет! Она активно атаковала, заходила с флангов, разрасталась вширь, охватывала будущих пленников дугой, брала в неразрывное кольцо. Причем архистремительно! Ее псевдопоросль беглым потоком цеплялась за ветви рядом стоящих деревьев, сноровисто перепрыгивала со ствола на ствол, с сучка на сук, словно подражала врожденным безошибочным повадкам лесных белок. Жгуты плодились, разрастались, множились так неестественно быстро, как во сне, будто ненастоящие.

На самом деле они, конечно же, не почковались. Всё значительно проще. Скованные долгим ожиданием члены сеточника, в долю секунды распрямлялись, выстреливались из камуфляжной формы листвы в нормальную для себя – щупальце-пучковую; будто гигантская малярная кисть, где вместо отдельных волосинок жадные хватательные, длиннющие, пружинистые конечности, способные в случае необходимости трансформироваться во что угодно, лишь бы обмануть недалекого лесного прохожего или зазевавшегося зверя.

Удар сеточника по внутренностям офицеров оказался молниеносным. Тела гвардейцев в мгновение ока раздулись, распухли, покрылись непробиваемой коркой, зачугунели. Головы телохранителей полопались, как перезрелые арбузы; глубокие разрывы и трещины тут же затянулись красновато-синеватой массой.

Снаружи тушки неудачников сеточник оплетал тонкой липкой пленкой. Наверное, запасливый хищник заготавливал таким образом пищу впрок, откладывал нехитрые домашние консервы к скудному зимнему столу.

Большой Медведь отлично знал повадки здешних хищников, в том числе и сеточника. Лесного бродягу всегда поражало то, насколько мгновенно действовали на жертву яды кисточника (как называли эту тварь коренные жители).

Беркут подозревал, что не обходилось здесь без местной магии. Лесные твари как-то умудрялись ею пользоваться. У людей подобные фокусы почему-то не получались.

Не получился он и у самого Беркута. Орлоголовому не удалось уловить ни малейшего колебания колдовской Волны, как он ни старался. Вероятно, в данном измерении магия имела совершенно другую основу и структуру. Как к ней подобраться, Беркут пока не знал. Да и вряд ли узнает за время своего короткого пребывания. Засиживаться тут маг не собирался.

Нападение сеточника развернулось пред свитой принца картиной, достойной участи самых отъявленных грешников, – поучительной яркой прелюдией к загробному ужасу ада. Очевидцы тут же впали в глубокий шок! Дьявольская слаженность биологической машины смерти действительно впечатляла. Авангардная парочка воинов «сгорела» эффектным, артистическим дуплетом. Не успел еще передовой боец угодить в объятия псевдолиствы, превратиться там в жуткий, липкий сверток, как уж его партнер безглазым, вспухшим коконом, запечатанным в слизистые пеленки, покатился прочь, освобождая путь в вечность следующим клиентам – своим товарищам.

Старший офицер успел вскинуть саблю, рубануть со страху по ловчей сети. Кусок оттяпанной органики полетел наземь; извивался и корчился в предсмертной агонии.

Но хищная агрессивная колония невероятно живуча. Широченный сеточник небрежно встряхнулся, поежился пораженным участком, перегруппировался и тотчас, защищаясь, с мстительным шипением выбросил вперед, к обидчику, молодые гибкие побеги, удлиняющиеся на ходу. Гвардеец с дрожащими губами в ужасе отпрянул назад. И ему почти удалось увернуться…

Но тут сбоку, из-за своего укрытия – гигантского термитника – неожиданно подскочил один из разбойников. В руках у него трепетал ощетинившийся огневик. Змееголов изрыгал молнии, остервенело сопротивлялся, старался вырваться, пыхтел. От натуги он вздулся чуть ли не в форму шара. Лесной бандит – истинный знаток местной фауны – уверенно держал пленника грамотным, мастерским захватом, не обращал на взбрыкивания животного ни малейшего внимания. Объяснялось подобное хладнокровие довольно просто: бандит предварительно смазал руки жиром бочечника – местного черепахоподобного обитателя, которому не страшны ни огневики, ни сеточники. Разбойник вытянутой рукой приподнял извивающуюся тварь на уровень плеча, быстро прицелился, как игрок в городки перед броском биты, и запустил визжащую бестию, словно снежок, прямо в лицо офицеру.

Вот на нем-то разъяренный огневик – наверное, не без удовольствия – отыгрался за вынесенные от бандита унижения. Он жадно обвил своим телом голову жертвы, вцепился в нее каждым миллиметром собственной кожи. Захваченный врасплох рубака что-то невнятно вскрикнул, отпрыгнул назад и, будучи уже мертвецом, оттолкнул падающим корпусом принца, который на бегу по инерции влетел ему в спину.

Принц врезался в преграду, пошатнулся, бросился на землю, кубарем откатился по траве вбок. Разбойник торопливо нагнулся, вытащил из-под ног, словно кролика из клетки, очередного огневика, без подготовки швырнул его в ловкого противника. Вельможа суетливо уклонился, завалился навзничь. Запущенный бандитом огневик грохнулся рядом с царственной особой. Но, не желая упускать добычу, извернулся в головокружительном сальто вокруг собственного хвоста и мертвой хваткой впился принцу в пах. Тот дико взвыл от боли. Вероятно, выдержка изменила молодому франту, потому что он вдруг начал остервенело кромсать кинжалом… собственную промежность… хотя огневика там уже не было, зверек перескочил на корпус, стремительно двигался к голове.

…В этот момент Беркут вновь пришел в себя, ошалело вплыл в бурную реальность, перенесся мысленно из-за стола в далекой Чайной сюда, с ужасом воззрился на важного господина.

Обезумевший принц рывками перекатывался по траве туда-сюда. Действия пораженного человека только разозлили, раззадорили огневика. Настырный зверек, извиваясь, умело переполз по телу жертвы вверх, достиг-таки своего – жадно обвил спесивцу голову. Змееголов обильно сдобрил волосы пойманного противника внешними пищеварительными соками. Буквально через минуту череп венценосного принца обрел такую же легкость и податливость, как у тряпочной игрушки. Хищник, возбужденно урча, смял голову в небольшой кулёк, засунул себе в рот, точно больной «сердечник» пилюлю под язык.

Очевидно, огневик и сам подвергался воздействию собственных ядов. Его туловище после извержения внешних обеденных соков растянулось, наподобие чулка. Небольшая, в общем-то, башка хищника в процессе нападения начала вдохновенно раздуваться, словно праздничный шарик, раздуваться… пасть всё увеличиваться, увеличиваться… Пока не обволокла собой полностью лицо жертвы, вернее, то, что от него осталось – тот самый кулёк размером с кулачок. Жуть!!!

…Всё-таки стоит хоть иногда прислушиваться к советам добрых слуг, каким бы отважным и гордым ни казался сам себе господин. Если бы принц с самого начала последовал совету опытного проводника, направил бы свой отряд в обход жуткого леса, то, несомненно, избежал бы столь нелепой смерти. Ну а теперь уж ничего не изменишь…

Большой Медведь похолодел. Он не уберег принца! Что теперь будет?!

…Опять пелена в глазах… снова пробел в восприятии – довольно продолжительный…

…Снова полный бокал вина….

Дальнейшие события Беркут видел уже без помех. Иллюзия полностью вошла в свое русло. Правда, мага это ничуть не радовало. Слишком уж мрачным представлялось будущее Большого Медведя. Шамана окружали сырые каменные стены: не иначе – тюремные. Что дальше? Показательная казнь изменника престола?

Нет. Судьба выкинула для Большого Медведя более замысловатый фортель. Руководил судьбою лично король Юриус Тринадцатый, отец погибшего в лесу принца Дворжеуса. Юриус Тринадцатый по праву считался изощренным публичным политиком. Все его действия, как правило, пользовались поддержкой и одобрением большинства населения Великой Короны, вернее, монарху удавалось создавать видимость единодушия нации. Ведь народ в стране прозябал в нищенстве и бесправии. Любить своего правителя ему было, по большому счету, не за что. Но поди ж ты…

Даже из смерти сына Юриус Тринадцатый решил извлечь политическую выгоду. Сына ведь не вернешь – пусть и казнью виновного. Да и сама виновность бедного шамана, по правде говоря, вызывала у короля немалые сомнения, почвой для которых служил взбалмошный характер почившего принца. Отец нации отлично знал, что уж если его сынок вдолбил себе в голову какую-то идею, переубедить его было почти невозможно. Соглядатаи короля доложили своему господину, что проводник с самого начала советовал наследнику престола не соваться в жуткий Кряжистый Лес. Но тот слугу не послушал.

Всё это так. Но и оставлять без наказания лесного шамана самодержец тоже никак не мог, дабы никто не усомнился б в твердости королевской власти. И Юриус Тринадцатый объявил во всеуслышание: «Пусть небеса определят, виновен Большой Медведь или нет. Если шаман пройдет Тропою Четырех, – значит, не виновен. Не пройдет, – наоборот».

Тропою Четырех именовался цикл гладиаторских испытаний. Великий король, несомненно, лукавил насчет воли небес, ибо ни один из гладиаторов до сих пор не проходил еще опасной Тропою до самого финиша. Так что казнь (завуалированная) нерадивому проводнику обеспечена. Но правитель при этом в глазах народа предстанет не кровожадным тираном, ослепленным гневом за погибшего сына, а справедливым, сдержанным мудрецом.

Претенденты на Тропу Четырех нужны так и так. Чем больше, тем лучше. Большое Ристалище назначено на сегодня. Толпа, как известно, жаждет хлеба и зрелищ. Зрелищ, желательно, кровавых. Тогда и верхи ей любы.

Пожалуйста, получите…

Лекарь.

Лекарь «стартовал» из Чайной по меридиану иллюзии намного позже Беркута. Слишком уж осторожничал с вином, боялся переборщить. В конце концов «оторвался» от земли, рванул в неизвестность. Трудно сказать, сколько он там блуждал. В итоге душа волхва вселилась-таки в отставного писаря при славном короле Юриусе Тринадцатом. Вряд ли сие воплощение можно было счесть удачным. Ибо опальный летописец пребывал в настоящий момент в тюрьме, расположенной под трибунами огромного стадиона, и был приговорен к прохождению Тропы Четырех. Хотя, по правде сказать, гладиатор из летописца получился никакой. Ведь хилый, тщедушный мужичок маленького роста, хоть и имел офицерское звание, но всю жизнь провел в пыльных канцеляриях и библиотеках. Офицерские погоны широкими блинами безвольно свешивались с его плеч, потому как плечи те выдались слишком уж узкими для военного камзола.

Самодержцу упрямый писака не угодил тем, что вместо хвалебных од в адрес правителя сочинял скучные описания крестьянских бунтов. Юриус Тринадцатый справедливо решил, что с таким летописцем яркий след в истории не оставишь. Разумеется, пересматривать собственную концепцию управления страной он вовсе не собирался. Гораздо легче сменить придворного сочинителя…

Что и было сделано.

Несправедливое решение монарха, как ни странно, не особо волновало писаря. По крайней мере, внешне это никак не проявлялось. Сочинитель самозабвенно продолжал строчить очередную летопись. Благо великодушный король распорядился снабдить обреченного офицера необходимыми письменными принадлежностями. Уж очень нравился правителю каллиграфичный почерк опального слуги. Пусть нацарапает напоследок еще хотя бы пару страниц. Безошибочно вывести на бумаге сложнейшие руны, принятые в Землях Великой Короны, не всякому грамотею под силу. Можно сказать, писарь тут отчасти выступал в роли художника.

Ожидать гладиаторского поединка Лекарю долго не пришлось. Не успел он толком разобраться с мыслями и предысторией своего персонажа, как писаря вывели на бой.

Противник – здоровенный мускулистый детина с темным оттенком кожи (за мощный торс Киря про себя назвал его быком) – пренебрежительно глянул на летописца, как на покойника. Само собой, худенькая фигурка сочинителя не могла кого-то всерьез устрашить. Верзила, по всему видать, лесной житель, выбрал в качестве вооружения длинное тяжелое копье.

Кирилл последовал примеру соперника – остановил свой выбор на этом же предмете. В принципе, ничего другого ему не оставалось. Иным орудием против длинного древка дистанцию не удержишь. Придворный летописец сильно уж глубоко в недра боевых искусств не проникал, с этим снарядом никогда не занимался. Но опальный офицер всё же понадеялся на боевые рефлексы. А что еще делать?

Перед поединком Кирилл успел довольно внимательно осмотреть трибуны. Ему в голову почему-то пришла мысль, что, вероятно, Тропа Четырех получила свое странное название от количества сословий, размещенных на стадионе в качестве зрителей. Огромное архитектурное сооружение в виде чаши было заполнено народом до краев. На самых дальних трибунах шумной толпой располагались простолюдины: крестьяне, рыбаки, ремесленники. Кире показалось, они ему немного сочувствуют. Чуть поближе разместились солдаты и матросы. Эти безразлично усмехались. Перед ними – купцы и ростовщики, презрительно скривившие губы. Еще ближе – на передних рядах – знать с непроницаемыми лицами.

Чуть в сторонке особняком – духовенство. Все в тяжелых белых одеждах. Их-то сюда каким ветром занесло? Грехи перед смертью отпускать, что ли?

В отдельной ложе расположились с важным видом судьи. Их присутствие являло собой, скорее, дань традиции. Правила-то никакие на поле боя не действовали. Победителем признавался тот, кто оставался в живых. Вот и всё.

Лекарь не спеша осматривал ложу жюри. Неожиданно сердце мага застучало в груди встревоженной птицей. В верховном судье Киря вдруг опознал Распорядителя Клуба. Нет, в его внешности не было ничего общего с усатым «швейцаром» из Чайной. Но волхв узнал его по цепкому и в то же время доброжелательному взгляду. Другой бы на месте Кирилла, наверное б, не стал утверждать это с полной уверенностью. Но Кирилл в своих предчувствиях опирался на интуицию Носителя, – действующую, как правило, безошибочно.

Следовательно, групповое перемещение прошло удачно!

Лекарь сразу же бросил радостный клич по Контактной Оси. Ось встрепенулась, поглотила сигнал волшебника и… затихла. Партнеры не ответили. Услышали они его или нет, неизвестно. Скорее всего, – нет. Вероятно, Контактная Ось в этом мире не имела своего конкретного воплощения в виде двухсторонней или многосторонней связи. Она лишь поддерживала между членами группы незримый ментальный контакт, показывала, что Посвящение идет своим чередом. И то ладно. Иными словами, вся команда в сборе! Все друзья где-то здесь! Но кто есть кто, к сожалению, не разберешь. Может быть, Кириллу предстоит сражаться с одним из своих товарищей.

Летописец разочарованно пожал плечами. У каждого своя роль.

Оттягивать поединок далее не имело никакого смысла.

Лекарь спокойной, деловитой походкой, будто прогуливаться с копьем для него обычное дело, вышел на центр поля, поближе к «быку». Трибуны одобрительно взревели. Кирилл резко обернулся назад, отбросил от груди за спину вытянутую руку с оружием, угрожающе замахнулся, словно говорил: «Да заткнитесь вы!» Жест подействовал. Зрители поутихли, точно по рядам пронесся незримый порыв ветра и притушил огонек стихийной бравады.

Используя эффект неожиданности, волхв, стоя спиной к противнику, сделал слепой выпад назад, кольнул копьем здоровенного вражину, вернее, то место, где он только что стоял. Гигантский боец обнаружил завидную реакцию, спокойно увернулся. Не сбрасывая темпа, Кирилл повторил выпад снова, потом снова и снова: кольнул раз, затем еще и еще. Соперник невозмутимо технично уходил от опасности, будто играл с кудесником в безобидные детские игры. Кирилл хотел отступить назад. В этот момент громила неожиданно резким крученым ударом сверху вниз долбанул по копью Лекаря. Удар выдался столь сильным (или для «Медведя» это в порядке вещей?), что напрочь «отсушил» Кириллу руки, словно маг добровольно заехал тяжелым ломом по каменной стене и схлопотал на ладони виброотдачу. Верзила же – при такой массе и росте – спокойно держал свое копье одной рукой за кончик древка – почти как шпагу. Видно, гигант и впрямь увлекался фехтованием или просто имел к нему врожденные задатки. Потому что в следующее мгновение филигранным круговым движением кисти вырвал «шпагой» у растерявшегося волхва из рук оружие. Оно шлепнулось в полутора метрах от Кирилла. Лекарь метнулся к нему, наклонился. Но на противоположный конец древка уже опустилась ступня верзилы. Боковым зрением летописец уловил опасный выпад противника. Теперь уже демонстрировать отличную реакцию пришлось Кириллу. Он сноровисто перекрутил туловище, выпрямился и одновременно отпрыгнул назад, разрывая дистанцию. Железный остро отточенный наконечник просвистел возле самого виска офицера. Медведь-копьеносец оскалился, самодовольно ухмыльнулся во всю рожу, в зрачках его блеснул хищный звериный огонек. Обратным махом копья громила очертил вокруг себя широкую дугу, отогнал Кирилла от оружия еще дальше. Затем выбросил вперед, к волхву, ногу, перенес на нее вес и одновременно попытался достать Лекаря копьем. Кирилл увернулся, но не совсем удачно. Наконечник вражеского оружия разорвал рубашку на рукаве.

Летописец похолодел. Нет, он вовсе не ощущал страха в его животном выражении или даже естественной боязливости при виде превосходящего противника. Нет. Скажем так: испытывал опасение, основанное на трезвом расчете. Тут ловить нечего! Нечего – если без магии, поправил сам себя Кирилл.

А с магией в этом мире, похоже, загвоздка…

Волхв засомневался: не противоречит ли применение волшебства требования Посвящения? Может быть, в гладиаторском бою надлежит одержать верх исключительно при помощи грубой физической силы, воинской доблести и умения? Может быть, именно в этом и заключается смысл испытания? О возможностях магии жители параллельного пространства, судя по всему, не догадывались, впрочем, – даже о существовании магии как таковой.

В родном мире Кирилла колдовской Эфир не случайно называли Волной. При обращении волшебника к магической субстанции она отвечала ему легким трепетом, упругой энергетической дрожью, напоминающей рябь на воде. А местный Эфир показался Носителю бесчувственным монолитом. Наверное, потому что к нему никто и не подключался или просто-напросто не догадывался, как осуществить такое подключение.

Лекарь глянул исподлобья на внушительную фигуру соперника.

Посланник элитарного Клуба точно не знал, в чем состоял замысел Посвящения – покориться судьбе или, наоборот, сопротивляться до последнего. Но умирать-то всё же как-то не хотелось, даже в чужом теле…

Эх, была не была! Придется рискнуть, применить весь потенциал Первоволшебников, хоть среди членов жюри и восседает подозрительный тип, похожий на Распорядителя Клуба. Авось ничего не заметит. Ведь Лекарь собирался предложить его вниманию не рутинную волшбу на уровне обыкновенных чернокнижников, а продемонстрировать магию высшего порядка – незаметную, как сама Жизнь, естественную, как сама Смерть. И сделать это он намеревался так, чтобы никто ничего не заподозрил. Кому-кому, а Носителю подобный трюк должен был покориться. Во всяком случае, молодой волхв на это надеялся.

Киря бесстрашно выступил вперед. «Потягаемся!» – тихо шепнул он. Соперники тут же сблизились вплотную, на дистанцию рукопашной борьбы. И в дело вступил древняя магия.

Заклятие родилось само собой. Его четко структурированная схема в мгновение ока выкристаллизовалась в местном Эфире, словно замысловатая асимметричная снежинка. Но что-то не шло! Связь схемы с реальностью блокировал какой-то недочет, неточность построения. В итоге в жизни ничего не происходило. Волхв быстрым, цепким взглядом еще раз окинул сложную магическую формулу и неожиданно наткнулся на пустующее словесное звено. «А-а… всё понятно», – догадался Кирилл. Любое заклятие кто-то когда-то придумывает впервые, выводит в свет. При этом автор закладывает в свое детище тайный словесный код – тот самый набор слов, прочитав который, можно вызвать к жизни магическое действие, вложенное в заклятие. Именно для такого кода и предназначалась незаполненная ячейка в схеме.

Мистический фразеологизм, по разумению Кирилла, должен был бы звучать туманно, заумно, непонятно для непосвященных, но в то же время складно и красиво, будто стих. Лекарь не растерялся: быстро прочитал нараспев один из медицинских рецептов, выученных в свое время наизусть. Навряд ли в этом мире кто-то смог бы расшифровать сию головоломку.

Колдовская Волна «поплыла». Заклятие ожило, вступило в силу.

Поведение окружающих красноречиво подтвердило высшую квалификацию Носителя.

Кирилл сотворил Заклятие Пустоты и дал своему произведению звучное имя: «Стылый Вдох».

Люди, попавшие в поле его влияния – а это весь стадион с прилегающими окрестностями, – очутились как бы в коконе глубокой изолированности – каждый индивидуум в отдельности. Мир реальности для них неуловимо исказился, в чем-то даже стерся, исчез. Время остановилось (условно), а сами они с момента остановки покинули реальную систему координат.

И судейская коллегия в полном составе, и зрители разбрелись по полю, как слепцы. Они наталкивались друг на друга, отскакивали один от другого, словно бильярдные шары, спотыкались, двигались на ощупь; кого-то искали, звали на помощь, что-то кричали, ревели. Но тщетно. Над ареной царила полнейшая, зловещая тишина. Ни один шорох не колыхнул воздух в окружающем пространстве. Ведь пустота, как известно, не проводит звуковую волну. Объемной, стопроцентной материальностью обладал лишь виновник переполоха – Носитель. Только его шаги приглушенным эхом отражались от стен огромного сооружения. Но их никто не слышал и не видел во всей вселенной.

Кирилл, не спеша, подошел к одному из воинов, блуждающих у самого края арены, вытащил у него из-за пояса нож. Затем нашел в хороводе ослепших, оглохших людей милого здоровенного соперника. Кстати, сделать это было проще простого, т. к. мощный лесной житель возвышался над толпой как минимум на голову. Недаром соотечественники окрестили его Большим Медведем. Больше не бывает. Лекарь схватил бойца за шкирку. Тот безвольно повиновался, замер, словно в ожидании экзекуции. И она не замедлила последовать… Летописец нагнулся, закатил на левой ноге противника штанину. Первоначально Киря хотел хладнокровно, как хирург, перерезать бойцу сухожилья с обратной стороны коленки. Но затем Волхв подумал, что опускаться до подленького членовредительства недостойно гордого звания Носителя. Кирилл со злостью воткнул нож в землю, снял с себя ремень, наложил гиганту на ногу жгут. Ремень плотными кольцами пережал гипертрофированную мышцу тяжеловеса. Лекарь напрягся изо всех сил, потянул за концы жгута, чтобы полностью остановить кровоток в перехваченной конечности. Через несколько минут нога громилы посинела. Кровь там окончательно застоялась. Следовательно, когда заклятие прекратит свое действие, противник какое-то время не сможет опираться на затекшую конечность. Этого вполне достаточно. Кирилл нагнулся, снял ремень. На коже «пациента» остался глубокий, вдавленный след, будто колея от перегруженной телеги на зеленом поле. Верзила, вопреки здравому смыслу, не завалился навзничь, а продолжал всё так же смирненько стоять на своем месте. Дело в том, что пустота позволяла сохранять равновесие и с поврежденными ногами. Вес в ней терял свой физический смысл, нисколько не довлел над грузным телом. Летописец с удовлетворением хмыкнул, откатил широкую штанину противника обратно, сделал всё, как было.

Кому-то может показаться, что Кирилл поступил нечестно или, по меньшей мере, неблагородно – воспользовался явным преимуществом в сфере магии над соперником. Как сказать, как сказать… Всё в этом мире относительно… А разве честно выставлять на бойцовской арене друг против друга людей, которые заведомо относятся к разным весовым категориям? Соперник Кирилла был массивней его на порядок! Это то же самое, что маленькому, слабенькому мальчику меряться силами со взрослым дядей спортивного телосложения. Это честно, справедливо, объективно?.. Говоря по совести, иного выхода у Волхва просто не оставалось. Да и гладиаторский бой – не детская игра. У каждого в нем свое оружие. Лесной верзила, например, лучше владел копьем, а Киря, к счастью, – магией.

Закончив с «профилактической процедурой», Лекарь мысленно проник в индивидуальный кокон изолированности, окружающий копьеносца, и развеял внутри его гипнотическую пси-субстанцию, подавляющую волю. Тем самым внушил противнику мысль о поражении. Субстанция будет действовать минут двадцать с момента, когда здоровяк очнется. Больше и не нужно. За это время Киря надеялся с ним покончить. Отлично.

Для полной гарантии успеха летописец решил подстраховаться чисто физически, дедовским способом. Кирилл потянулся к копью противника.

– Разрешите, – вежливо попросил Лекарь.

Детина тупо подчинился – отдал оружие.

– Спасибо.

Кирилл взял бойцовский снаряд, несколько раз смачно ударил древком по каждому бицепсу верзилы. Болевой шок, сковывающий мышцы, продлится после «оттаивания» в пределах десяти-пятнадцати секунд. Вполне достаточно.

Всё. Порядок. Обработка спарринг-партнера завершена.

Летописец выпрямился. В этот момент на него, как незрячий котенок, натолкнулся один из членов судейской коллегии. Кирилл с силой схватил наглеца за ухо, будто провинившегося пакостного мальчугана, назидательно скрутил ушную раковину в трубочку; затем повернул обратно тем движением, которым проворачивают ключ в двери. Но этого Кириллу показалось мало. Парень еще дважды повторил упражнение для разминки пальцев, будто замок в невидимой двери заел и никак не хотел открываться. После этого Лекарь громко крикнул прямо в перепонку уважаемому судье:

– Летописец выиграл! Чистая победа!

Очумевший арбитр боли в области уха, естественно, не чувствовал (пока), так же, как и не слышал Кирилла. Не слышал в прямом, обыденном смысле. Но на уровне подсознания выкрикнутая фраза «Летописец выиграл! Чистая победа!» отложилась у него в качестве непререкаемой команды, обязательного руководства к действию.

Дабы закрепить грядущий успех, ту же самую процедуру – сеанс умственного внушения – Киря поочередно провел со всеми членами жюри. Но к верховному арбитру проявил должное уважение – не стал теребить его за ухо и дико в него орать, а скромно наклонился к самому виску степенного мужчины, тихо в него прошептал:

– Ах, какой молодец этот летописец! Какая выправка, какая техника! Прелесть.

Заключительным аккордом Волхв решил «подзарядить» и подсознание публики. Кирилл громко похлопал в ладоши, как бы говоря: «Внимание, внимание!!!» Затем несколько раз зычно выкрикнул:

– Летописец! Летописец!

Блуждающие вокруг в царстве кривых зеркал люди не ответили магу не единым восклицанием. Но он-то знал: всё, что надо, зрители четко уяснили.

Хорошенькое представление!

Волхв еще немного повременил, оглядываясь по сторонам: как бы чего не упустить. Но вроде бы всё предусмотрел. Хорошо.

– По местам, – властно выкрикнул Носитель.

И «Стылый Вдох» прекратил свое существование.

Финал заклятия выглядел не менее грандиозно, чем его старт. Невидимая сила подхватила людей и предметы, закружила, завертела, приподняла над землей, в мгновение ока расставила по своим местам. Нож воина одним махом выскользнул из-под ног Кирилла, метнулся к своему хозяину. Киря даже испугался. Однако тесак воткнулся точно туда, откуда Лекарь его вытащил – за пояс воину, словно не покидал ножен. Кстати, Носитель не явился исключением из общей массы. Изречение «По местам» утянуло в исходную позицию и его самого.

Как только тела и предметы заняли те же самые положения, что и до вступления в силу заклятия, люди вновь вернулись в свой мир, где, к счастью, всё обстояло по-старому. Ведь времени-то здесь, в реальности, прошло всего ничего – в буквальном смысле. Участники магического действа выпрыгнули из замкнутого пузыря Стылого Вдоха в тот же миг, что и нырнули туда – практически одновременно. Стоит ли говорить, что о минутах, проведенных в пустоте, никто ничего не помнил. Кроме, разумеется, Носителя.

Кирилл сходу резким махом ноги ударил противника под колено. Тот покачнулся. Опорная конечность подломилась. Гигант не удержался, завалился наземь. Волхв уперся острием копья в горло противнику. Но убивать не стал, – знал, поражение несчастному зачтут и так. Ведь недаром же он старался…

Трибуны бешено взревели в неистовом восторге:

– Летописец! Летописец!

Все члены жюри также разом подскочили с богатых пышных кресел, дружным хором единодушно выкрикнули:

– Летописец! Чистая победа!

При этом у каждого из них почему-то покраснело левое или правое ухо, наверное, с азарта… Пожалуй, один лишь верховный судья сохранил хладнокровие и равновесие. Он примерно с полминуты помолчал, словно играя у публики на нервах, потом сдержанно кивнул головой в знак согласия с выводами коллег. Чистая победа!

Публика поддержала решение судей овацией.

Волхв учтиво поклонился сначала жюри, затем трибунам (не выпуская из правой руки копья), послал грациозный воздушный поцелуй наиболее пылким почитательницам своего бойцовского таланта, которые стоя аплодировали герою дня в первых зрительских рядах. После чего кинул победоносный взгляд на противника. Поверженный лесной гигант беспомощно валялся в ногах у служителя чернил. Острый наконечник копья упирался Большому Медведю в горло. Подточенная коварным заклятием воля напрочь покинула проводника. Движения сковывались апатией и безразличием.

Алчные трибуны дико орали:

– Убей его!

– Добей!

– Не медли!

Зрители возбужденно тыкали большим пальцем вниз: «Смерть, смерть, смерть!»

– Убей!

Стоило летописцу сделать одно движение, и шаман – труп.

Но, видно, не родились гладиаторами ни деревенский волхв по имени Кирилл, ни придворный мастер каллиграфии. В решающий момент рука офицера дрогнула. Лекарь – человек по натуре мягкий, незлобивый – со всей силой ощутил отвращение к убийству. Да и кому, как ни практикующему магу-знахарю, знать истинную цену жизни? Летописец брезгливо отбросил свое копье в сторону, отошел на несколько шагов от противника, тщательно отряхнул ладони, будто только что держал в них какую-то гадость.

Трибуны недоуменно замерли. Очевидно, поведение офицера сильно расходилось с их представлениями об этике гладиаторского боя.

Не выглядел растерянным и удивленным, пожалуй, лишь Большой Медведь. Шаман, кряхтя, сел на траву, подтянул к себе посиневшую ногу, тщательно растер ее руками – восстановил кровоснабжение тканей мышц. Затем, не спеша, поднялся, опираясь на длинное копье.

Трибуны дико взвыли, обращаясь теперь уже к здоровенному проводнику:

– Убей гаденыша!

– Смерть отступнику!

Большой Медведь нерешительно постоял с минуту-другую без движения. Но ожиданий публики не оправдал. Поразмыслив, он тоже выбросил свое оружие, отряхнул об одежду ладони и замер огромной статуей, скрестив руки на груди. Шаман демонстративно повернулся к противнику спиной, отказываясь от драки. Пусть происхождением он не вышел из благородных господ. Зато по духу таковым являлся. Бездумно убивать того, кто не пожелал убить его, лесной житель не собирался.

В гладиаторском шоу наступила заминка.

Идея братания пришлась зрителям явно не по вкусу. Они признавали только один финал ристалища – смерть. Ничего более удовлетворить их извращенную жажду зрелищ не могло. Трибуны сменили милость на гнев: засвистели, заулюлюкали, затопали ногами, заорали:

– Смерть трусам!

– Смерть!

Таким образом рассвирепевшие горожане требовали казни для обоих отступников от общепринятых правил.

Стоит ли говорить, что великодушный король охотно пошел навстречу своим поданным. Герольды, одетые в красочные костюмы, тут же оббежали трибуны по кругу, объявили решение повелителя: за строптивость и неуважение к публике обоих поединщиков ожидает бой со страшным хищником – бочечником; прямо здесь, прямо сейчас!

Темные массы одобрительно загудели, выражая поддержку мудрому правителю. Схватка с бочечником – зрелище, пожалуй, даже более захватывающее, нежели драка гладиаторов между собой.

– Слава королю!

– Слава!

Заводя публику, по углам стадиона церемониймейстеры ударили в четыре огромных барабана: бум-бум! бум-бум!

Неожиданно вдоль всего поля из земли выдвинулась металлическая решетка высотою в два человеческих роста, отсекая зрителей от опасной зоны. На траве остались лишь летописец и Большой Медведь.

Народ взволновался еще больше.

В боковой стене под одной из трибун открылись массивные кованые ворота. Но оттуда долго никто не показывался. Похоже, привередливое чудище биться сегодня ни с кем не собиралось. Зрители начали выражать недовольство.

Тогда сверху в качестве приманки солдаты короля скинули связанного провинившегося раба. Тут-то бочечник и явился во всей своей красе…

Сплавщик.

Наверное, самая незавидная роль в групповом спектакле Посвящения выпала на долю Сплавщика. Его душа угодила в тело того самого бочечника, которого вывели на гладиаторскую арену.

Бочечник – животное редкостное, диковинное. Он обладал крупным, размером с телегу туловищем – круглым, как бочка. На толстой короткой шее довольно быстро вращалась во все стороны огромная приплюснутая, точно лепешка, голова. Лепешку на всю ширину прорезала ухватистая пасть. Поэтому казалось, что зверь всегда ухмыляется, как бы растянув губы. Всё тело бочечника сверху надежно прикрывалось плотными костяными пластинами, словно бронещитами. Пластины не составляли единую корку, как, например, у черепахи, а представляли собой наборную мозаику или, скажем, увеличенную в размерах кольчугу. Снизу брюхо прикрывала эластичная чешуя, чтоб не ограничивать подвижность зверя. Кстати, вопреки кажущейся массивности он отличался завидным темпераментом, в частности, обладал стремительным броском на короткой дистанции. В случае опасности зверь просто приседал, превращаясь в неприступную крепость. По бокам пластинчатой бочки свисали длинные острые наросты – то ли атрофированные крылья, то ли усохшие плавники, не поймешь. Обороняясь, зверь вздымал свои странные наросты веером, точно павлиний хвост, бешено вращал ими во все стороны – не подойдешь. Каждый из наростов состоял из набора сложенных костистых перьев, которые напоминали собою остро отточенные лезвия. Но справедливости ради, стоит отметить, что обороняться бочечнику приходилось крайне редко, разве что от людей. Все лесные твари и так его боялись, знали цену острым зубам и коварным плавникам. Панцирь громадины был смазан уникальным жиром-противоядием. Поэтому зверь не страшился даже самых отвратительных созданий сего измерения – сеточников и огневиков. В задней части бронированной туши комично торчал небольшой тоненький хвостик. Иногда панцирник поднимал его зачем-то дыбом, что выглядело довольно смешно.

Гладиаторам, однако, было не до смеха.

К ристалищу бочечника готовили довольно просто, но эффективно – целую неделю преднамеренно не кормили.

Теперь хищник с голодухи готов был разорвать на части всё, что только шевелится. Совладать со звериными инстинктами своего подопечного Волонтеру не удалось. Он не мог помещать панцирнику насытить свою утробу. Да, собственно, и не пытался это сделать. Маг просто отодвинулся вглубь примитивного сознания, пассивно наблюдал за происходящими событиями чужими глазами.

Первым не повезло связанному рабу. Его отчаянные вопли и мольбы о помощи лишь раззадорили хищника (и публику), возбудили в диком звере неуемный аппетит и ярость. Мощнейшее животное с невообразимой легкостью – нет, не переползло, словно тысячелетняя черепаха, – а сигануло молодецким прыжком в одно движение на одуревшего, затравленного раба, накрыло его непробиваемой массой, вернее, обрушилось, точно многопудовый молот сваебойной машины. Тело бедолаги тихо хрустнуло, как лопающийся под давлением незрелый орех с еще неокрепшей кожурой. Из ушей и рта связанного паренька хлынула кровь. Умер несчастный практически мгновенно, долго не мучился. Здоровенный бочечник – убийца непревзойденный. Не долго думая, панцирник откусил у распластанного человека ногу, засунул ее в широченную пасть, закатил от удовольствия глаза, стал обсасывать сахарную косточку, как дети – леденец, трогательно придерживая «соску» когтистыми, узловатыми трехпалыми лапищами. Кошмар!

Но, дабы утолить недельный голод бочечника, жалкого костлявого раба оказалось явно недостаточно. Хищник с интересом посматривал на двух оставшихся на поле людей, переминающихся с ноги на ногу. Массивное создание увлеченно пережевывало пищу и постреливало взором на претендентов. Дескать, обождите, дойдет и до вас…

Правда, к огорчению панцирника, за время трапезы одного из потенциальных клиентов куда-то утащили залатанные в железо людишки. Ни с того ни с сего над стадионом грянул гонг, на поле заскочила группа рыцарей и поволокла того, который поменьше, с собой. Жаль! Бочечник налег на добычу с удвоенным усердием, чтоб хотя бы второго человека не проворонить. Придушить жертву наперед, дабы не сбежала, ему почему-то в голову не приходило. Рачительный панцирник никогда не нападал на очередную порцию мяса, пока не разделывался с предыдущей – лесная привычка. Зачем зазря губить живность? В зеленой чаще, где неимоверно богатые угодья, всегда можно изловить что-нибудь свеженькое.

Это в лесу. Здесь всё по-другому. Люди – странные существа. Сначала не кормят неделю, потом потчуют досыта своими же собратьями. Решетку наводят даже, чтоб претендент не сбежал. В ладоши зачем-то хлопают, кричат, как резанные. Идиоты, одним словом.

Однако сегодня традиционный ритуал шумной кормежки неожиданно рухнул.

Невозмутимость изменила даже бочечнику. Зверь выпустил изо рта сахарную косточку, немигающими глазами уставился на трибуны, изредка поводя головой из стороны в сторону.

Там творилось что-то невообразимое. В воздухе над стадионом буйствовал непонятный скрежет. На поле прямо с неба гроздьями сыпались искры. Зрители повскакивали со своих мест и, давя друг друга, беспорядочной толпой ринулись к выходам. Со своих постов сбежали даже закованные в латы воины, которых обычно расставляли с внешней стороны вдоль решетки для охраны порядка. Родовая знать и судьи, сидящие в первых рядах, поспешно скрылись за маленькими коваными дверцами в глубине своих лож.

Пользуясь неразберихой и паникой, темнокожий гигант, оставшийся на поле в одиночестве, не стал дожидаться, пока им полакомится ненасытный бочечник, а легко перемахнул через высокую решетку и затерялся в толпе.

Раздосадованный хищник тяжело вздохнул, совсем как человек, и почти без настроения возобновил трапезу. Похоже, обильной кормежки ему сегодня не видать. Тощий, костлявый раб – вот и всё угощение.

Крысолов.

Все мы в какой-то мере являемся заложниками собственного восприятия действительности, собственных ощущений и эмоций. То, что одному человеку кажется притягательным, другому – отталкивающим, и наоборот. Сколько людей – столько мнений.

Самым несчастным в совместной иллюзии волшебников чувствовал себя Крысолов. Хотя весомых причин для этого у него вроде бы не имелось. Перенос сознания, внедрение в чужую плоть прошло удачно, как по маслу. Тело ему досталось молодое, красивое, здоровое и, главное, человеческое. Ну, подумаешь, – вселился в девушку. Эка невидаль. Некоторые оригиналы из тайного Ордена, называющие себя транссексуалами, так вообще все на свете б отдали за то, чтоб ощутить хоть на миг подобное перерождение. Но Черный Кот к транссексуалам никакого отношения не имел. Да и словечек таких мудреных не знал. Само перемещение в противоположный пол в его сознании воспринималось не только чем-то противоестественным, но более того – совершенно недопустимым мерзостным извращением. Нет, он вовсе не являлся женоненавистником. Напротив, был к ним очень даже неравнодушен. В его жилах кипела горячая молодецкая кровь. Черный Кот никогда не упускал возможности приударить за смазливой девицей. Но, может быть, именно поэтому оказаться предметом мужской страсти, в глазах Крысолова, означало смертельное оскорбление, несмываемый позор. Бравый парень и представить себя не мог в роли хорошенькой, пухленькой девчушки.

И вот это случилось!

Поначалу Черный Кот воспринял сию шутку судьбы как дурной сон. Но затем до его пьяных мозгов всё же докатилась мысль о том, что он проходит важное Посвящение в Клубе волшебников, и все неудобства, какими бы щекотливыми они ни казались, носят характер временный, отвлеченно-выдуманный. Надо терпеть, чтобы не подвести команду и себя лично.

Крысолов, стиснув зубы, принялся терпеть.

Его девушка по имени Сирень вместе с дородным папашей восседала на трибунах гладиаторской арены во время Большого Ристалища в самых верхних, бедняцких рядах.

Честно говоря, к родному отцу Сирень отнюдь не питала сколь-нибудь теплых чувств. Пропойца и лоботряс, он обладал жутким, вспыльчивым нравом, требовал от дочери беспрекословного подчинения, не терпел с ее стороны ни малейшего возражения ни по одному вопросу. Зачем-то притащил ее сюда, на арену смерти. Хотя девушка вполне справедливо считала боевые утехи сугубо мужской прихотью, особого влечения к ним не испытывала. Однако, чтобы не прогневить отца-самодура, Сирень делала вид, будто ей здесь безумно интересно. Она искусно подражала поведению буйной публики – копировала жесты, выкрикивала всякие призывы и ругательства. Довольный папаша противно, по-лошадиному, гоготал и то и дело нахваливал дочь, дескать, вся в него…

Неожиданно в кровавом шоу почему-то произошел сбой – двое бойцов ни с того ни с сего наотрез отказались друг друга убивать.

В наказание мудрый король Юриус Тринадцатый приказал выпустить на поле непобедимого бочечника, – чтоб другим упрямцам неповадно было. Чисто теоретически копьеносцы имели кой-какие шансы в борьбе против опасного хищника. Бочечника, в принципе, можно поразить копьем в глаз или, скажем, в горло через открытую пасть. Однако особо надеяться на это не стоит. Панцирник обладает отменной реакцией. Скорее всего, зверь поочередно слопает обоих гладиаторов, и никакие доспехи им не помогут.

Но тут папаша Сирени выкинул такой номер, что Крысолова, примостившегося внутри хрупкой фигурки, аж передернуло всего от отвращения.

Виной всему послужил древний варварский обычай, принятый в Землях Великой Короны. Выражался он в следующем. Если какая-то из девушек на трибунах выказывала желание выйти замуж за гладиатора, то схватку с хищником временно – буквально на полчаса – приостанавливали, девушку и гладиатора вели в специальное помещение под трибуной. Там священник их по-быстрому венчал, затем молодоженов оставляли наедине.

И, кстати говоря, за эти полчасика многим воинам вполне удавалось заложить крепкую основу для продолжения собственного рода. Ибо приблизительно через девять месяцев после Ристалища у несчастных вдовушек в память о коротком замужестве зачастую рождались очень симпатичные детишки…

Но, несмотря на риск подзалететь с беременностью, девушки, желающие соединить свои сердца с отважными гладиаторами, всё же находились, хоть и немного. Объяснялось это весьма просто – брак по расчету. Из королевской казны страдалице за погибшего избранника, по обычаю, выплачивалась неплохая денежная компенсация. На сей мешочек презренного металла и положил глаз алчный папаша. А то, что после исполнения ритуала его родную дочурку – молодую вдовушку – вряд ли возьмет в жены хоть один приличный человек, его ничуть не волновало. Это уже ее проблемы. Заботливый родитель итак затратил слишком много средств на ее воспитание (как он полагал).

Отец девушки обратился в Жюри.

Главный судья ударил в колокол, останавливая схватку.

Из двух претендентов папаша выбрал в мужья Сирени летописца. Тот происходил из весьма знатной фамилии. Самолюбие пропойцы тешил сам факт, что ему хотя бы номинально удастся породниться с «белой костью».

Группа воинов выскочила на поле, спеленала писаря, под свист и смех зрителей поволокла его в заветное помещение под трибуной. Туда же гвардейский эскорт повел и опечаленную Сирень.

Тут до Черного Кота дошло, что его, точно безвольную кобылицу, тащат на примитивную случку – случку с мужчиной! Ну уж нет! Не бывать этому никогда! Не будь я Крысоловом, – мысленно взорвался маг.

Эмоциональное неприятие ситуации достигло у Крысолова столь высокого накала, что он, опираясь на всплеск возмущения или, вернее, отталкиваясь от него, сумел даже пробить запретительную черту между магиями разных миров и притянуть сюда, в параллельное пространство, колдовской Эфир домашней формации.

Прорыв волшебства из другого измерения сопровождался непереносимым скрежетом, будто где-то на небесах прямо над стадионом разверзлись огромные чугунные ворота. Створки их без конца отворялись и затворялись. А старые, заржавелые петли, на которых они держались, смазки не видали отродясь. Аэр загудел, заколыхался, с визгом перемалывая сам себя в невидимую крошку. На травянистую арену неожиданно пала изморозь. Стало зябко, неуютно. «Дверной скрип» быстро перерос в высокий надсадный свист и продолжал набирать обороты.

Большинство испуганных зрителей, ничего не понимая, инстинктивно вжались в свои места. Пытаясь защититься от неведомой напасти, они судорожно хватались за головы, прикрывая ладонями ушные раковины.

Каменные ступени, что служили публике скамьями, вдруг озарились изнутри мягким розовым сиянием. По тесаным балкам в некоторых местах веерами побежали трещины. И хотя на поверхность сидений они совсем не выступали, а ветвились внутри, тем не менее, все, кто ни есть, их отлично видели каким-то непостижимым глубинным зрением. Люди изумленно потирали глаза, в ужасе вскакивали со своих мест, озирались по сторонам. Но кругом творилось то же самое.

Последней каплей в недобром предзнаменовании судьбы явилась внезапная вылазка на трибуны странного усатого зверя. Она же, собственно, и послужила сигналом к всеобщему паническому бегству со стадиона. Спасайся, кто может!

Вылазка зверя выглядела еще более зловещей оттого, что неведомое создание поглотило собою ту девушку, отец которой затеял женитьбу с гладиатором.

Случилось это так. Едва только Черный Кот подмешал в местный Эфир родную Волну, незамедлительно последовала родовая трансформа – сама собой, на уровне инстинктов, как защитная реакция. Роскошная девичья коса мгновенно удлинилась, срослась в единое целое, приняла форму противного голого хвоста, переместилась в зад фигуры. Сама фигура тут же переродилась в тушку грызуна. Лицо вытянулось в звериную морду, на кончике которой быстро отросли торчащие веником усики. Хлоп! И Крысолов уже – огромная зубастая крыса. Не подходить!

Не известно доподлинно, водились ли в данном измерении крысы или нет. Но если и водились, то почетом и любовью они, судя по всему, не пользовались. Ибо при виде сего чудовища на трибунах разразилась настоящая паника. Зрители, давя друг друга, ломанулись к выходу, подальше от здоровенного грызуна.

Пугающая фантасмагория усугублялась еще и тем, что местный Эфир, причудливо преломив волшебство мага, выдал в небо над стадионом искаженное отражение колдовства. Над ареной медленно поплыл гигантский мираж: огромная змея с головою крысы. И не просто с головою, а еще и полутуловищем в придачу: поросшая рваной шерсткой грудка, когтистые передние лапы. Крысозмей беспомощно сучил ими перед собой, будто царапал воздух. Задних не было вовсе. На уровне брюшка фигурка усатого зверя прочно врастала в корпус змеиного шланга, который интенсивно извивался, точно узенький флажок на ветру. Видимо, в здешней Волне произошло самопроизвольное наложение родовых трансформ кудесника. Хотя образ удава Черный Кот на сей раз и не вызывал. Сказать по правде, маг и сам поразился открывшейся глазам панораме. Исполинский змей лихорадочно вращал во все стороны длинным телом, будто хвост ему зажало каменным обвалом в горной расщелине, и он пытался оттуда вырваться. А крысиная голова яростно шипела, ощерив пасть, словно хотела кого-то напугать.

И напугала.

Весь стадион.

Кроме бочечника. Тот просто не смотрел вверх, в небо над собой, а глазел то влево, то вправо.

Одновременно между членами команды включилась Контактная Ось. Партнеры-соискатели сразу почувствовали друг друга. Но было уже поздно. Крысолов будто специально вознамерился провалить Посвящение.

Через секунду-другую магическое светопреставление в параллельном пространстве закончилось. Из неба неожиданно исчез пугающий мираж. А с трибуны пропал необычный усатый зверь – превратился в мощный сноп света, заискрился, сверкающим файерболом ушел ввысь.

На каменной скамье вновь сидела всё та же девушка – Сирень. Довольно симпатичная девушка, между прочим. Но подходить к ней, естественно, никто не решался, даже алчный папаша. Люди шарахались от «виновницы торжества», как от чумной.

Не желая того сам, Крысолов подпортил бедняжке репутацию на всю оставшуюся жизнь. Кто же рискнет связать свою судьбу с ведьмой (в мире, где люди и колдовать-то не умеют)? А в том, что она – ведьма, сомнений, похоже, ни у кого теперь не оставалось…

* * *

Чайная на Слободской.

Группа в сборе.

Вслед за Крысоловом из параллельного пространства поочередно вывалились все маги. Родные тела встретили своих хозяев пьяным, затуманенным сознанием. Но хмель лишь усиливал любопытство: в чем же корень провала? Товарищи кинулись с расспросами к Черному Коту:

– Что случилось, друг? Почему ты сорвался? Ведь всё шло так успешно. В чем дело? Объясни!

– Да что я вам – извращенец какой, что ли, гомосексуалист? – возмутился Крысолов, еле выговорив последнее словечко. Наверное, маг подцепил его там, в параллельном мире.

– Какой извращенец? – вскричали в пьяном угаре друзья. – Ты о чем?

– Они же хотели меня, то есть ее, Сирень, подложить под этого самого летописца… Но я не дался, – с гордостью заявил Черный Кот.

– О!!! – хором взвыли волшебники, хватаясь за головы. – Это всего лишь игра, Черный Кот, иллюзия. Никакая ты ни Сирень. У нее своя жизнь. Понимаешь? Своя. Тебе разрешили лишь взглянуть не ее судьбу изнутри. А ты? Ты сознательно задробил испытание! Понимаешь?

К этому времени и сам Крысолов, похоже, оценил всю абсурдность ситуации. Он виновато развел руками:

– Черти что… бес попутал… обуяла какая-то мужская гордыня спьяну, хоть ты тресни… Извините, братцы.

– Да чего уж теперь-то? – вяло парировали друзья. – Проехали…

Соратникам стало ясно, что «Драки» (имеется в виду Посвящение) им не избежать. Но обсуждать это сейчас не хотелось. Хотелось спать.

Спать завалились прямо здесь, в зашторенном помещении, парящем в пустоте. Благо, полы вокруг стола были предусмотрительно устланы мягкими, ворсистыми коврами. Если до сего момента сообщники не позволяли себе «отключиться», то известие о поражении освободило их от формальных обязательств друг перед другом. Волшебники рухнули наповал.

Проснулись все до единого партнеры в одно и то же время, будто по сигналу, минута в минуту. Никто ничего не помнил. Суть Посвящения незаметно ускользнула из их сознания. На языке осталось только одно слово, слово обидное: провал. Друзья устало поднялись на ноги. Пошатываясь, потирая виски, с трудом с охами и вздохами, словно старички, доковыляли до стола, заняли свои места.

Тут же откуда ни возьмись появился Распорядитель Клуба. Хозяин Чайной выразил волшебникам сочувствие по поводу неудачной миссии и пригласил группу, по традиции, отобедать за счет заведения. Он взмахнул своим знаменитым платком и исчез, вместе со шторами. А опухшие от беспробудного пьянства коллеги вновь очутились в привычном зале магического Клуба. Чайная на Слободской, уже успевшая стать для четверки магов родной, встретила героев-соискателей, как всегда, с радушием. Восхитительные деревянные полы, сбитые из широких дубовых досок, сияли неизменной чистотой. Не известно, кто и когда успевал надраивать их до блеска.

Однако в просторном зале, вместо обычного разудалого веселья, царила обстановка настороженности. Вскоре выяснилось, почему.

По магической почте поступили тревожные сведения: Дробители, не утруждая себя официальными объяснениями, приступили к активным боевым действиям против родовых кланов, в частности попытались разгромить Огненные Пещеры Клана Вулканического Пепла. В значительной мере это им удалось. Ходили упорные слухи о том, что Орден Антрацита готовит подобные акции и против других волшебных сообществ. Поэтому Клуб заметно опустел. Вероятно, многие маги поспешили отбыть в свои становища – проверить, как там дела и оказать родственникам поддержку в случае прямой агрессии.

Волшебники из группы Кирилла загрустили. С одной стороны, им, конечно же, хотелось продолжить Посвящение – ввязаться в «Драку». С другой, – рвануть на время домой, чтоб оценить обстановку на месте.

Друзья внимательно прислушались к разговорам за соседними столиками. В речах чародеев все чаще встречалось словосочетание «Руны Возмездия». Большинство магов, не скрываясь, высказывало точку зрения о том, что необходимо срочно искать одного из Носителей. Пора вскрывать могущественные Руны (только где они, как и Носители?), пока оголтелый Орден не свершил по глупости чего-нибудь непоправимого. Тесные связи Антрацита с Великой Подложкой секретом ни для кого не являлись. Очень опасный союз. Несомненно.

Размышлять о дальнейших шагах на тяжелую голову и пустой желудок было трудно. Для начала друзья решили подкрепиться. Тем более, что Клуб расщедрился и угощал проигравшую команду. Грех – не отобедать за чужой счет. Деликатесы, подаваемые в магической Чайной, давно уж стали легендой. Партнеры выбрали из необъятного меню самые изысканные, самые дорогостоящие блюда и напитки. Еще бы…

Во время обеда Кирилл вновь приложился к кубку – чуть-чуть. Товарищи посоветовали. Дескать, если опохмелишься, то легче будет. И действительно, полегчало. Да еще как.

А вместе со вкусом вина Носитель вдруг вспомнил в мельчайших подробностях – один из всей компании! – свое приключение в «Вине» (но с соратниками делиться не стал). Самое главное – он вспомнил руны (вновь сработал принцип: прилипло, – значит, навсегда). Там, в далеком, суровом мире, ему посчастливилось выступить в роли летописца. А руны, принятые в Землях Великой Короны, в точности соответствовали загадочным письменам, составленным из сверкающих червей. Не иначе – это подсказка Судьбы. Теперь Кириллу открывался путь к тайнам, заложенным в хитром послании предков.

Лекарь торопливо поднялся со своего места, извинился перед товарищами, сослался на плохое самочувствие и удалился к себе в номер. Друзья понимающе похлопывали его напоследок по плечу: мол, ступай-ступай, трудяга, отдыхай…

Оставшись наедине в гостиничной комнате, волхв сразу же достал блокнот с тайнописью, жадно впился глазами в невидимые знаки.

На сей раз Руны открыли молодому волшебнику вложенный в них смысл.

Постигнув его, парень тотчас засобирался в дорогу.