Ураган в подарок

Игнатова Анна Сергеевна

О каком подарке мечтает уважающий себя девятиклассник? Смартфон, скейтборд, компьютер, кеды? Нет, Боря Ракитин мыслит шире: лучший подарок на день рождения – совместный поход в лес со всеми друзьями! В компании найдется место даже для Миши Лакина, чемпиона мира по попаданию в неприятности.

В Мише ли дело, в карме или случайности, но праздник идёт совсем не так, как задумывал именинник. Шашлык и торт, лесной квест и посиделки у костра, даже церемонию вручения подарков – все планы нарушает внезапный ураган. Но тут-то и начинается самое интересное: стихия раскрывает секреты друзей куда лучше игр в «Бутылочку» и «Я никогда не…».

Анна Игнатова (родилась в 1973 году) – автор нескольких стихотворных сборников, сказочных и познавательных повестей. А в «Урагане в подарок» отразилось ее увлечение спортивным ориентированием и обошлось (кажется) без волшебства. Книга, выросшая из классических школьных повестей Анатолия Алексина и Юрия Сотника, представляет галерею психологических портретов: в каждом классе есть своя принцесса Гольдина, свой ехидный Рябинин, свой гиперответственный Арсеньев. Но не каждому доведётся увидеть их в экстремальных условиях, где проявляются прежде скрытые черты характера.

Герои серии «Подросток N» близки читателям от 13 лет. Персонажи этих книг когда с интересом, когда с радостью, а когда и с ужасом осознают: мир намного сложнее, чем казалось в детстве. А в сложности этой – новые возможности и открытия.

Глава первая

20 июня и швабра с глобусом

Борису Ракитину – ученику 9 «Б», круглому отличнику, спортсмену-ориентировщику, гитаристу, чернобровому красавцу, любимцу класса и учителей – ужасно не повезло в жизни.

А что, нет? Он родился 20 июня.

Ни разу за девять лет учебы в своем классе не принес он в школу мешка конфет для одноклассников, не выслушал аплодисменты в свою честь, не пригласил друзей домой на день рождения. Ни разу в его честь не спели ни одной переделки, не сделали ни одной стенгазеты (а сам он весь учебный год придумывал для именинников песни и смешные подписи к фотографиям)! Друзья разъезжались летом кто куда и только присылали поздравительные эсэмэски со смайликами, открыточки с няшными котиками во «Вконтакте» и свои фотки на фоне пальм или дачных парников. На фотках они улыбались, подпрыгивали, показывали «Во!» большими пальцами, а девочки складывали губы трубочкой. И это вместо настоящих дружеских поцелуев! Обидно до ужаса.

В конце мая, за три недели до дня рождения, Боря Ракитин поставил вопрос ребром:

– Кто в конце июня будет в городе?

Вопрос ребром был поставлен в кабинете географии после уроков. Домой никто не спешил. Дома надо было готовиться к экзаменам. Готовиться к экзаменам уже надоело.

– Ах, конец июня, – вздохнула Иришка и капризно потребовала: – Хочу конец июня! Чтобы экзамены уже закончились!

– Надеюсь, меня здесь не будет в конце июня, – развалившись на парте, протянул Роман Рябинин, неофициально – Рябина. – Надеюсь, за прекрасные результаты на экзаменах родители увезут меня куда-нибудь в Таиланд.

А ведь Рома Рябинин был лучшим другом, между прочим! И все равно не понимал, куда клонит Ракитин.

– Боренька, я не могу сейчас думать о конце июня, – сказала золотистая Гольдина. Она вся светилась на солнце: светлые волосы, блузочка с блестками, сережки до плеч, и даже лак на ногтях был с золотинками. Звали ее Даша, но она приучила всех называть ее по «золотой» фамилии. Одноклассники фамилию Гольдиной уже считали именем и делали ударение не на «о», а на «и» – ГольдИна. Жутко красиво.

– Что делать в городе в конце июня? – удивился Макс Ложкин. Он всегда отвечал вопросом на вопрос. – Я лучше на дачу… Если всё сдам, тьфу-тьфу-тьфу.

И Макс постучал по деревянной парте. И все постучали. А Боря Ракитин, единственный круглый отличник, постучал себя по лбу.

– Да день рождения у меня, дорогие однокласснички! Что ж вы такие тугодумы! Одни экзамены в голове… Пригласить вас хотел в кои-то веки.

– О, прикольно! – восхитился Рома. – У тебя же день рождения!

– Точно, елки! – сказал Володя Рогов. – Мы же его не праздновали никогда.

– Боря, немножко рано про день рождения, – как бы извиняясь и как бы упрекая одновременно, сказал Артем Арсеньев, зануда и перестраховщик. – ОГЭ, знаешь ли… А потом всё что хочешь…

– Боренька, поздравляю! – мурлыкнула Гольдина и блеснула вдобавок к сережкам своей обворожительной улыбкой.

– Рано еще, дурында, – буркнул сосед Гольдиной Виктор Клочков. Он на чары сияющей соседки не поддавался, наоборот, отворачивался, прикрывал глаза и мечтал пересесть к тусклой Смирновой.

Тут со своего места за последней партой встал Миша Лакин, высокий, худой, рыжий и в очках. Классический недотепа. Он встал очень аккуратно и уронил только свой собственный стул, а стул уже сам упал на кулер. Кулер, конечно, не упал, его так просто не уронишь, поэтому с кулера свалились на пол только одноразовые стаканчики.

Класс замолчал и напрягся.

Миша поднял стул, поставил его на стаканчики и сказал:

– Извините.

Класс привычно кивнул.

– Я могу поехать, Боря, – обрадовал всех Миша. – Я буду в городе весь июнь и половину июля.

– Спасибо, что предупредил, – шепнул про себя Рома и, повернувшись к Боре, сказал еще тише: – Ты понял? Валить надо из города…

Гольдина закатила глаза. Иришка вскочила поднимать стаканчики и получила от Миши по голове, потому что Миша тоже ринулся за стаканчиками.

– Прости, я случайно, – извинился Миша и покраснел. Краснеть он умел лучше всех в классе.

Иришка, держась за голову, поскорее села на свое место.

– Боря, я обязательно приду на твой день рождения, ты не переживай, – продолжал Миша. – Ты дома будешь праздновать?

Боря покачал головой.

– Ну, я еще не решил окончательно, но была такая мысль – в лесу отметить, – признался он.

Тут класс расслабился и оживился.

– О, в лесу – это круто!

– У костра посидим!

– Песенки попоем!

– Боренька, а гитару возьмешь?

– Ну, лес, в принципе, неплохо…

– Я за! Надо отметить, ага! 16 лет будет, сила!

– Почему тебе это раньше в голову не приходило?

– Вау! Боря – гений! Летом в лес надо! А я в октябре родился, эх…

Боря приосанился. Идея классу понравилась, это было приятно.

– А меня родители могут не отпустить, если взрослых не будет, – сказала Маша Голубева, нежнейшее создание с огромными глазами и тонким голоском.

– Маш, ну ты чего, у тебя почти разряд по ориентированию! – взмахнул руками Миша и уронил с полки рулон скрученных карт. Карты упали на соседей, сидящих впереди.

– Извините, ой, – сказал Миша.

– Меня тоже могут не отпустить, – кладя карты на место, сказал Артем Арсеньев. – Мама всегда спрашивает, сколько взрослых будет, когда мы на соревнования едем.

И тут Боря открыл свой главный козырь.

– А я пригласил Олега Борисовича, и он готов поехать с нами.

– Йес!! Супер!

– С Борисычем отпустят! Без проблем!

– Я еду, я!

– Я тоже еду!

– Боренька, я поеду, если ты возьмешь гитару, – мурлыкнула Гольдина.

– На два дня? – спросил деловой Клочков. – Надо снаряжение расписать и раскладку.

– Как всегда, – солидно кивнул Ракитин.

– Да чего на два! Можно и на четыре! – крикнул Рома.

– А как же Таиланд? – спросил довольный Боря.

– Подождет Таиланд, – ответил Рома.

– Но сначала экзамены, – добавил минора зануда Артем.

– Народ, а жить стало веселей! – ободряюще воскликнул Миша и наклонился поднять упавшую ручку. По пути он нечаянно задел швабру. Швабра немедленно повалилась и подтолкнула глобус концом палки, будто кием. Глобус, как бильярдный шар, отлетел в окно. Оно с треском захлопнулось, по стеклу пошла трещина.

Все обернулись назад, к Мише.

– Миша, ты точно сможешь поехать? – спросил Макс Ложкин. – Тебя еще ни разу в лес с нами не отпускали.

– Сто пудов! – успокоил одноклассников Миша и поправил очки. – Родичей я уломаю.

– Отлично повеселимся, – мрачно сказал Рябина.

Глава вторая

Полный ахтунг на крыльях весны

Ракитин и Рябинин шли домой. Главное решили – день рождения состоится, но хотелось обсудить детали. Боря ликовал. Рома вздыхал и хмурился.

– Можно шашлыков с собой взять. Или тогда лучше мясо на решетке пожарить, а, Рябина? – прикидывал Боря.

– Можно…

– Соков накупим, колы, тортик такой огромный-преогромный, – разводил руками Боря.

– Ага… – вяло поддакивал Рома.

– Мама салатиков наготовит. Возьмем салатницы красивые… Прикинь, в лесу – и хрустальные салатницы! Круто? Девчонкам понравится!

– Ага, круто…

– Девчонкам пироженок набрать надо, шоколада… Кофе надо купить вкусного в «Кофейной сонате», с ирландским кремом, я вам утром такой кофе сварю! Сгущенки надо взять и турку…

– Эй, охолони, не дотащим.

– Расслабься! Борисыч на машине будет, он обещал отвезти. Можно ни в чем себе не отказывать. Слушай! Давай мороженого возьмем в холодильнике? Я кофе глясе сделаю, все ахнут!

– Сдурел, Борька? Холодильник с собой возьмешь? Тогда уж рефрижератор заказывай.

– Да в сумке-холодильнике, балда!

– А… Ну, можно…

– Так, что еще?.. Давай, помогай. Чего бы еще такого взять в лес?

– Телевизор…

– Ну Ромыч, ну чего ты? Первый раз же день рождения отмечаю с вами! А ты кислый, как два лимона… Ты чего, не рад?

Рома задумчиво глянул в небо. На синем фоне плыли чудные облачка, как с детской картинки. Тяжело вздохнув, Рома перевел взгляд ниже. Деревья трепетали свежей-свежей зеленью. Пахло черемухой. Зацветала вишня у южной стены девятиэтажки. Рома тяжело вздохнул.

– Борька, того, слушай… а Лакина обязательно было звать? – покосился он на друга.

– Ну… да, в общем-то… Я его специально и не звал… А как его не звать-то? Я же всех приглашаю, весь класс, и Борисыча тоже, и вообще… Что я, одного Мишку не позову? Неудобно… А чего такого?

Рома пожал плечами.

– Да ничего. Лес – это ты здорово придумал. В лесу он безопаснее, конечно… Но салатницы предлагаю взять пластиковые, а не хрустальные. А то тетя Лена без салатниц останется.

– Да ладно тебе, не гони. Мишка – нормальный парень. Просто неуклюжий, так это бывает в нашем возрасте, мама говорит. Я тоже знаешь сколько посуды дома перебил?

– Сколько? – в упор посмотрел на друга Рома.

Боря задумался, а потом щедро махнул рукой:

– Да тарелок двадцать кокнул, серьезно.

– За всю жизнь? – уточнил Рябинин. – Думаю, для Лакина это средняя суточная норма.

– А еще я вазу стукнул, она треснула и теперь воду пропускает. А мать не выкидывает, жалко… Потом еще у зеркала кусок отбил…

– Чем?

– Велосипед уронил, когда на балкон затаскивал.

– А Лакин, если бы велосипед, не дай бог, на балкон затаскивал, всю мебель повалил бы, все шкафы, столы и стулья на дрова разобрал бы, велосипед до балкона только по частям донес бы, кота по пути убил бы и еще балкону нанес бы непоправимый урон, я даже придумать не могу какой.

– Да ладно тебе… Фантазия у тебя хорошая.

– Фантазия, значит, – спокойно повторил Рома. – Ага. Давай-ка сядем.

Они уже вошли во двор и стояли у второй парадной, где жил Боря. Рома жил в шестой. Рядом с парадной росла старая черемуха, под черемухой стояла зеленая скамейка. Друзья сели. Тут же с козырька слетели два голубя, еще два рванули с детской площадки напротив, с веток спикировал еще один. Голуби никогда не упускали из поля зрения эту зеленую скамейку: вдруг бабушки придут с батоном…

Ромка показал голубям фигу.

– Ты пойми, если еще не понял: Мишка Лакин – это классический человек-катастрофа. Он испортит любой праздник. Он сядет на твой огромный-преогромный торт и скажет: «Ой, извините, я нечаянно». Он нечаянно сожжет в костре единственную гитару, нечаянно порвет тент за минуту до грозы, споткнется об одну палатку и рухнет на вторую, причем сломает обе, утопит в озере всю посуду, даже не тонущую по определению, – и всё не со зла, всё из лучших побуждений! Погоди, не перебивай. Думаешь, я фантазирую? Думаешь, мне просто не нравится этот длинный рыжий очкастый умник? Допустим, не нравится, не спорю. Но я стараюсь быть объективным.

– Что-то незаметно, – сказал Ракитин.

– Стараюсь, – четко проговорил Рябинин. – Я же не говорю, что он урод и придурок. Это уже мои субъективные оценки. Но есть же факты!

– Какие факты?

– А вот ты послушай меня спокойно, без сердца, – ответил Рябинин.

– Ну-ну, давай, психуй, – кивнул Борька.

– Кто опаздывает в школу по самым дурацким причинам? – вскричал Ромка. – Это же уму нерастяжимо!

– Непостижимо, – поправил Борька.

– Я ни разу за всю жизнь не видел ни одной аварии, а он их видит постоянно, причем в него летят диски, осколки фар и непристегнутые пассажиры, с какой бы стороны он ни стоял! Он ходячий магнит для несчастий! Ему упал кирпич под ноги, ты помнишь?

– Ну не на голову же, – равнодушно отреагировал Ракитин.

– Кирпич вообще не должен падать, это просто выражение такое образное! А на Лакина падает даже этот образный кирпич! Он теряет деньги в любом месте и в любом количестве. Случая не было, чтобы он донес до класса деньги на учебники! Его мама идет с деньгами до крыльца, отдает ему, он их несет на второй этаж Василисе и теряет! Бесследно.

– Не надо делать его начфином похода, вот и все, – Ракитин притянул к лицу веточку черемухи и шумно вдохнул нежный аромат.

– Если рядом с ним есть хрупкая вещь, он ее раскокает! А если он роняет небьющиеся вещи, то обязательно на бьющиеся.

– Тебе-то что? – Боря зевнул.

– Мне? Да он штангу на физре мне на ногу уронил! Гольдина еще хохотала, помнишь?

– Так не разбил же ничего… Ну, прости, прости. Да, штанга – это очень неприятно. Мы не будем брать в лес штангу, обещаю. Кстати, тогда эта уроненная штанга, кажется, спасла тебя от зачета по химии. Ну, продолжай.

– А помнишь, на поезд всем классом опоздали? Из-за Лакина! К нему тогда цыгане привязались, чуть в табор не увели. А в полицию его забрали, помнишь? Василиса чуть с катушек не слетела, все бегала доказывала, что это не нунчаки у него боевые, а так, поделка с урока труда. А собака бешеная кого укусила в Саратове? Наверное, одна на весь город была, так выследила именно Лакина и вцепилась в него, как в шницель! А капуста тушеная?..

– Что капуста? – удивившись такому примеру, вышел из дремоты Боря.

– Ну, прошлым летом! Единственное блюдо в той кафешке в Уфе, которое нельзя было брать, оказывается. И никто не взял! Только Мишка. Траванулся по полной программе, со скорой и капельницами. Сутки все из-за него на вокзале сидели, билеты меняли, забыл? Ехали потом кто где, даже на третьей полке… Человек-авария, полный ахтунг, я говорю!

Боря лениво шуганул особо нахального голубя и посмотрел на Ромку безмятежным взглядом человека, верящего, что всё к лучшему.

– Ну а в лесу-то что он нам сделает? Дерево уронит?

– А я что, знаю? Может, и дерево! И непременно на машину Борисыча! На змею наступит или притащит ее нечаянно в кармане в палатку, не заметит как. Медведя встретит и разозлит. Подорвется на мине, которая его уже семьдесят лет дожидается со времен войны… Приведет в лагерь пьяных местных. Насобирает поганок и нам в супчик подсунет. В болото провалится.

– Ну хорош, Ромыч, – утомился Ракитин. – В Лескове нет болот. Не буду я Мишку прогонять. Нормальный парень. Да не суетись ты. Может, его мама не отпустит.

Рябинин покачал головой.

– Ну, гляди, – угрюмо поглядел он в сияющую небесную даль. – Твоя днюха.

Миша Лакин прилетел домой на крыльях весны и потрясающей новости.

– Мамочка! – закричал он с порога. – Я еду в лес!

– А экзамены? – немедленно ужаснулась из кухни мама.

– Ты ОГЭ в лесу будешь сдавать? – вышла из комнаты бабушка.

Миша скинул кроссовки так энергично, что один кроссовок улетел в бабушку. Бабушка отмахнулась от него отработанным движением и насупилась.

– Мишенька, успокойся, пожалуйста, и объясни толком. Не бросай сумку, аккуратно поставь. Дай я сама куртку повешу, а то вешалка рухнет.

– Не рухнет, – Миша тоже насупился. – Я в лес через три недели еду. Меня Боря Ракитин на день рождения пригласил.

«И она тоже едет, и она!» – пело в Мишкином сердце.

Мама, вытирая руки кухонным полотенцем, подошла к сыну и встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.

– Здравствуй, Мишка мой. День рождения – это хорошо. А почему же в лес? Насчет леса мы еще поговорим, да? Вот экзамены сдашь…

– Конечно, сдам, мамочка.

На этом уламывание «родичей» пока закончилось.

Глава третья

Бочки с нашатырем и яблоки на березе

Экзамены. ОГЭ.

Гольдина на каждый экзамен приходит такая блестящая, что глазам больно и хочется накинуть на нее платок.

Иришка моргает так беспомощно и умильно, что Володя Рогов только вздыхает и расправляет плечи.

– Я ведь правильно ответила? «Вообще» – это вводное слово? – моргает Иришка.

– Вообще… А какой контекст? – спрашивает Рогов, борясь с желанием погладить Иришку по голове.

– Ой, а контекст важен? – еще сильнее моргает Иришка. Сейчас появятся слезы.

– Ну что ты, что ты, плюнь на контекст, ну его к черту, не надо контекста! – ужасается Рогов.

– Значит, вводное? – всхлипывает Иришка.

– Вводное, вводное! – кивает Володя так энергично, что у «вообще» не остается никаких других вариантов при любом контексте.

Экзамены…

Ракитин, конечно, сдает всё на пять. Зачем он вообще ходит на эти экзамены? («Вообще» – в данном контексте не вводное!) Чистая формальность. Только нервирует остальных. Смотришь, как Ракитин, не останавливаясь ни на секунду, строчит свои ответы, и понимаешь, что он умница, а ты тупица, ничего не знаешь и ничего не сдашь. Даже Рябинин идет на экзамен отдельно от своего друга, чтобы не выяснить по дороге, что на экзамен ему лучше вовсе не ходить по причине полной неподготовленности. Ракитин запросто говорил о раннем периоде творчества Фета и о тригонометрических функциях, о галогенах и суффиксах причастий и знал год покорения Рязани Батыем, даже если под рукой не было интернета… Вообще (а тут вводное!!), перед экзаменами Ракитин был абсолютно невыносим, хоть и лучший друг. «Платон мне друг, но истина дороже! – процитировал бы Борька. – Знаешь, кто сказал? А, Ромыч?» Так и хочется по шее его треснуть, умника!

Экзамены открывают новые резервы в организме. Казалось бы, нельзя волноваться сильнее, сердце и так застряло где-то в легких, дышать невозможно. Но вот объявляют результаты, и понимаешь, что ты еще и не волновался по-настоящему. Смирнова не нашла в списке своей фамилии (просто не увидела, курица слепая!), и ее тут же стошнило от переживаний. Клочков еще в медпункт ее поволок, хотя у нее пятерка была, между прочим. А Иришка нашла свою тройку по русскому и разрыдалась от счастья. А Гольдина разрыдалась от горя, что четверка… На всех экзаменах просто обязана дежурить бригада врачей, и весь школьный двор должен быть заставлен скорыми! И нашатырь доставлять бочками, бочками! «Грузите апельсины бочками!» Кто это сказал??

Но у экзаменов есть одна положительная сторона: рано или поздно они всегда заканчиваются. И тогда сваливается такое счастье, такое! И сразу всплывают в голове даты жизни Лермонтова и Шекспира, таблица Менделеева так и стоит перед глазами, вся, до последнего элемента, и законы физики становятся ясными, как солнечное июньское небо. И ты просто так, глядя на облака, от хорошего настроения, цитируешь Борьке Ракитину Маяковского: «Отбросив белье до последнего листика, сады похабно развалились в июне», а Ракитин и не знает этой цитаты, йес! Так и хочется его обнять, балбеса!..

Сдали! Всё, господа! Каникулы…

– Надо соревнованьице какое-никакое организовать, веселее будет, – не переводя дыхание после экзаменов, втолковывал Борис другу. Они опять сидели на зеленой скамейке и отмахивались от голубей. На голову чуть не садятся, вообще обнаглели!

– Какое соревнованьице? – блаженно облокотился на черемуху Рябина и вытянул ноги. – Надо было этим сволочам булочки принести… – прищурился он на голубей.

Великое дело – сдать все экзамены! Он бы сейчас даже Лакину кусок булки отщипнул, не жалко!

– Ну, типа «Поиска клада», пусть ищут. Только надо дистанцию подготовить и задания на КП прикольные придумать… Типа, сколько яблок на березе? Правильный ответ подставить в формулу и получить координаты следующего КП.

– Каких яблок? Откуда яблоки на березе, Мичурин? – лениво поинтересовался Рябина.

– А мы их туда заранее повесим, – пояснил Боря. – Прикольно всё сделаем… Ты давай уже включайся, Ромыч! Неделя осталась! Мне Борисыч карты дал с соревнований в Лескове, мы новые КП другим цветом нарисуем, и легенду надо распечатать на всех. Я уже запарился готовиться один!

– Так это, мы же экзамены сдавали… А ты что, уже готовишься?

– А то нет! То экзамены, а то день рождения! Пойдем ко мне, покажу, что я там напридумывал…

– Ну ты даешь, Ракита, – только и сказал Роман, отлипая от черемухи. – Слышь, и булочки захватим у тебя, птичек мира покормить…

Глава четвертая

Синяя миска, зеленая веревка

Маша Голубева лихорадочно искала номер Олега Борисовича.

– Да что он, в телефоне у тебя не записан, что ли? – удивлялась мама, глядя, как дочь вытряхивает из всех карманов сложенные вдвое и вчетверо бумажки, перелистывает тетрадки и перетряхивает учебники в поисках номера. – У вас же тренировки два раза в неделю и выезды…

– Мам, ну погоди… Да я и не звонила никогда. Он нам свои визитки когда-то дал, там сотовый был. А чего мне ему звонить, я же занятий не пропускаю…

– Я звонил, – появился рядом с мамой папа. – Визитка его у меня. И у меня в телефоне Олег Борисович есть.

– Да? – обрадовалась Маша, бросая поиски. – Ну и хорошо. Вот и позвоните ему. И спросите, куда, когда и с кем. И зачем. Если мне до сих пор не верите.

– Машенька, убери бумажки с пола, – миролюбиво сказала мама.

– Мы тебе, конечно, верим, – пропел папа. – Разве могут быть сомненья… Просто уточнить хотим, когда возвращаетесь… Алло! Олег Борисович, здравствуйте! Это Машин папа, Николай Александрович… Да, спасибо. Спасибо, ага, да. Спасибо большое, да-да. А я только… Ага, спасибо. Нет-нет, я не волнуюсь, что вы! С вами – куда угодно! Ну да… Ну конечно… Вы-то с ними… Ага. Ну, вас-то они слушают. Ага. А то, знаете… Ага. Как с двумя ночевками? Как в пятницу? И в воскресенье обратно? Ого! Да, это, конечно… Да, лето, я понимаю… И места все знакомые, да… Да, сколько раз… Ну, если что, мы на связи, ага. Всегда звоните. Да, и я тоже. Спасибо большое. Всего доброго.

Папа отнял наконец мобильник от уха и строго посмотрел на дочь.

– С двумя ночевками? – переспросил он.

– Или даже с тремя, – ответила Маша и пошла на балкон за рюкзаком.

Катя Смирнова стояла на лоджии посреди туристского барахла и думала, брать веревку или не брать. С одной стороны, скал в Лескове не предвидится, совершенно незачем тащить туда двадцать метров капроновой «десятки». С другой стороны, веревка может понадобиться и без скал. Мало ли… Залезть куда-нибудь, достать кого-нибудь из ямы, переправу натянуть через речку. В конце концов, веревкой можно что-нибудь связать. И вообще, такая красивая веревка, так аккуратно сбухтована. Ее можно небрежно повесить на плечо, и, когда все будут в панике кричать: «Веревка! Срочно нужна веревка!» – Катя поведет плечиком, сбросит бухту прекрасной желто-зеленой «десятки» на руку и скажет: «Пожалуйста». И все, конечно, ахнут и уставятся на нее, не скрывая восхищения. То-то, не ожидали! А она вот такая! Ловкая, подготовленная, тренированная, не какая-нибудь гламурная блондинка, она может прийти на помощь в трудную минуту, на нее можно положиться, она не подведет, не покачнется… Только кто это в школе заметит? Там Гольдины рулят. И вытаскивать из ямы никого не надо…

«Брать», – решила Катя и поволокла бухту в комнату.

А то, что Витя Клочков уже четыре года ходит в скалолазную секцию и тоже может оказаться с веревкой, Катю не смущало. Легкомысленный Клочков точно о ней не подумает. В смысле, о веревке. И о Кате тоже…

Миша Лакин пришел на кухню, поставил табуретку к шкафчику и полез наверх.

– Миша, ты куда полез? Упадешь! – немедленно раздался голос бабушки за стенкой.

Миша упал. Сверху на него упала какая-то жестяная квадратная банка. Ничего не разбилось.

Бабушка прибежала и встала в дверях:

– Что я говорила! Что тебе понадобилось? Что это? Зачем тебе крахмал?.. Постой-ка, крахмал… Я его искала вчера, хотела кисель сварить. Дай сюда. Руку давай. Куда ты снова лезешь?

Миша поднялся и снова полез на табуретку.

– Я ищу пластмассовую миску…

– Зачем? – сдвинула брови бабушка.

– Я из нее есть буду в лесу, – подробно объяснил Миша.

– Как собачка, что ли? – всплеснула руками бабушка. Она представила себе Мишу на четвереньках и лакающего из пластмассовой миски. – Мишенька, не пугай бабушку.

– Тут ее нет, – заключил Миша, еще раз осмотрев полку, и осторожно слез с табуретки бабушке на ногу. – Ой, прости, бабушка!

– Ничего, это был пустой тапок, я ногу-то убрала… Миш, правда, что ли, в лес собрался?

– Нашел! – восторженно заорал Миша. – Она, синенькая! Вон там, за миксером!

– Я сама достану, – вздохнула бабушка. – Миксер еще пригодится в жизни. А ты мне все-таки объясни, чего ты так в лес рвешься? Ведь не ездил с ними никогда…

– Ну да, не ездил, в этом-то и дело! – Миша уселся на табуретку и попросил: – Налей чайку, бабулечка.

– «Налей чайку», – насупилась бабушка и включила газ. – Вот тебе и «налей чайку»! А в лесу бабулечки не будет! Кто тебе чай нальет, супчик сварит, постельку постелет чистенькую?

– Ну хорошо, я сейчас сам чашки достану и джем принесу из холодильника, – немедленно проявил самостоятельность Миша. – А постель я и так сам разбираю, между прочим. Ты же пойми, бабуля! Я так давно хотел с ними съездить! Я к ним давно хочу, понимаешь? В компанию! Они такие ребята классные! Ориентировщики… Такие все дружные… Борька на гитаре играет, и Гольдина знаешь как поет! Вообще!

– Это блескучая ваша, сорока которая? Она что, тоже ориентировщица? Воображаю ее в лесу с компасом. Все медведи ослепнут от сияния.

– Не, она с ними не бегает… Она лес не очень… Говорит, там мокро и грязно, а еще комары.

– Во, слушал бы умных людей! Тебе черный или зеленый?

– Ты же ее только что сорокой обзывала, а теперь она умная! А давай смесь…

Бабушка достала с полки две чайные банки и поставила на стол.

– Сороки вообще сообразительные и себе во вред ничего делать не будут! Не трогай чайник, я сама заварю.

– Понимаешь, а теперь Боря день рождения в лесу отмечает и меня пригласил! И я с ними в лес поеду, йо-хоу! – взмахнул руками Миша и умудрился ничего не задеть. – Я принят в их компанию, меня пригласили!

– Не маши руками, не испытывай судьбу! – строго сказала бабушка. – Подумаешь, пригласили… А если тебя в горы поехать пригласят, ты тоже поедешь?

– Конечно! – удивился Миша. – А ты не поехала бы, что ли?

Бабушка только хмыкнула.

– Делать мне нечего… Лучше в театр сходить. Ладно, допустим, ты едешь с ними в лес. Но ты же заблудишься! Ты же не ориентировщик!

– А я не буду отставать!

«Я от нее ни за что не отстану, ни на шаг!» – мысленно восклицал он.

– У тебя спальника нет, как ты ночевать будешь?

– А я два пледа возьму, один постелю, другим накроюсь. Лето же!

«А если холодно будет, один плед ей отдам… Нет, два пледа ей! Всё ей!» – распирало Мишку.

– У тебя палатки нет.

– Да у них куча палаток, найдется мне место!

«Девчонки, конечно, в отдельной палатке будут», – старался быть реалистом Мишка.

– Ты еду готовить не умеешь, будешь только ждать, когда тебя покормят, нахлебник.

– А я буду воду носить, дрова рубить…

– Печь топить, – закончила бабушка. – Бес упрямый, а не ребенок. Вот я им скажу, чтобы топор тебе в руки ни под каким видом не давали!

И полезла доставать синюю пластмассовую миску.

Глава пятая

Труп в лесу и другие подарки

До чего это весело – собираться в лес! Еще ничего не произошло, еще из дома не вышел, а внутри уже трепыхается что-то радостное и трубит, и фыркает, и поет без конца: «Лес, лес, лес! Посуда, спальник, пенка… Котлы, гитара, тент… Купальник, полотенце… Носки и швейнабор!..» И бегаешь туда-сюда по квартире, забывая, зачем помчался на балкон, зачем открыл холодильник, зачем полез в шкаф. Стоишь остолбенело перед полками с одеждой, глаза круглые, бессмысленные, а в башке звучит: «Лес, лес, лес! Что мне надо в лес? О, тушенка!» И бежишь к холодильнику, а добежав, начисто забываешь про тушенку, зато вспоминаешь про футболку и бежишь обратно…

Рюкзак быстро растет, набирает форму, становится солидным. Это хорошо. Надо тубус тоже забить до отказа, чтобы верхний клапан еле закрывался, вот только чем? Летом и на три дня вещей набирается не так много. Ой, а подарок?? У Борьки же день рождения! Подарок же!

– Мам, что подарить? – кричат почти одновременно в разных квартирах одноклассники Бори Ракитина.

– А что он любит? – почти хором отвечают мамы.

– Ориентирование любит, на гитаре играть любит, – перечисляют внимательные одноклассники.

А самые внимательные добавляют, хихикая:

– Гольдину вроде любит…

А Гольдина, кстати, про подарок ничего ни у кого не спрашивала. Она знала, что будет на Боренькин день рождения петь, значит, подарит ему свой голос, а это царский подарок.

Мамы недолго думают и советуют:

– Можно подарить компас.

Это ориентировщику-то! Да у него этих компасов на целый класс хватит. С линейками, с резинками, на руку, на палец! У него даже компас с курвиметром есть, у единственного в классе.

– Или струны… – пожимают плечами мамы.

Ага – струны! Гитаристу! Да он небось полгорода обойдет, пока нужные струны себе выберет, а тут подаришь какие-нибудь дурацкие, будут потом валяться в ящике стола…

– Ну, тогда… – всерьез задумываются мамы. – Тогда подари… Подари нож швейцарский.

– Миску складную и кружку…

– Термос в поясной сумке…

– Новую пенку приятной расцветки…

И Боря получил бы несколько ножей, мисок и термосов, а может быть, огромный ассортимент разноцветных пенополиуретановых ковриков, если бы Ромыч не сообразил, что надо всем встретиться и договориться, кто что дарит.

– Я подарю голос, – гордо пропела Гольдина в своей самой мелодичной тональности.

– Он же не президент, зачем ему твой голос, – ответил наглый Ромыч. – Предлагаю всем скинуться на рации.

– Какие еще рации? – сменила тональность обиженная Гольдина. – Зачем ему твои рации? Он же не… рацист.

– Радист, золотко, – поправил ее Рябинин и улыбнулся нежнее некуда.

– Рации – вещь полезная, – согласился с Ромой Витя Клочков. – В лесу пригодится. Чтобы деньги на телефонные разговоры не тратить. Очень удобно. «База, ответьте Багире!» – «Багира, база на связи!» – «База! Нашли труп, что делать? Прием!»

– Тьфу, дубина! – замахала руками на Клочкова Иришка. – Гадости какие, тьфу! Нельзя что-нибудь другое найти?

– Это лес, милая моя, там всякое может быть, – задушевным голосом произнес Витя и закатил глаза.

– А почему бы не рации? – согласился Макс Ложкин в своей любимой вопросительной манере.

– Ага, давайте рации, – сказала Иришка. – Голосуем.

Подняли руки все ориентировщики: Макс Ложкин, Рома Рябинин, Витя Клочков, Володя Рогов, Катя Смирнова, Иришка Виноградова и, конечно, Маша Голубева. И Женя Мотыльков тоже поднял руку, хотя ориентировщиком не был и тонкостей переговоров в лесу не понимал. Если бы он нашел труп под елкой, то не стал бы звонить на базу, а убежал бы сначала подальше, потом схватился бы за мобильный и набрал «01». Этот номер всегда первым приходил ему в голову, типа, пожар, караул, все на помощь.

Гольдина, конечно, надулась, но подняла руку вместе со всеми. Иришка Виноградова показала ей язык.

– А Лакин почему не пришел? – спросила Маша Голубева. – Он будет с нами на подарок скидываться?

– Если честно, я ему не звонил, – сразу признался Рома. – Я вообще против его участия в днюхе, ну да ладно… Это Борькино дело, кого приглашать. Но звонить ему я не обязан. С ним говорить себе дороже…

– Что за глупости? – удивилась Маша. – Давай я позвоню.

– Сейчас уже поздно звонить, – кивнула Рябинину Гольдина. – Что ты ему скажешь? «Миша, мы тут без тебя все собрались и решили, что подарим рации»? Очень ему приятно будет знать, что его проигнорировали!

– Так зачем говорить, что мы без него собрались? – опять не поняла Маша. – Не надо ничего говорить. Просто сказать про подарок. Он будет рад скинуться, я уверена.

– Я против, – быстро сказал Рома. – Почему я должен скидываться с Лакиным на общий подарок? Не хочу я с ним ничего общего иметь.

– Не будешь ты с ним ничего общего иметь, – примиряюще сказал Володя Рогов. – Рации Борькины будут, успокойся.

– А я согласна с Ромочкой, – промурлыкала в самой нежной тональности Гольдина. – Мы сами по себе, а Лакин сам по себе. Почему мы должны все объединяться? Это ведь не четвертое ноября, а просто Боренькин день рождения.

И она улыбнулась своей самой ослепительной улыбкой и для верности еще покачала головой, чтобы сверкнули хризолиты в сережках. Ромыч мысленно зажмурился. Хладнокровно переносить сверкающие атаки Гольдины было выше его сил. Тем более когда она называла его Ромочкой.

Витя Клочков поморщился и загородился от Гольдиной рукой.

– А кто считал, сколько на каждого получается? – задав, как обычно, вопрос, ушел в сторону от Лакина Макс Ложкин.

Занялись подсчетами.

Про Мишу больше не говорили.

– Да, алло.

– Миша? Миша, здравствуй, это Маша Голубева. Я звоню сказать, что подарок для Бори…

– Маша, здравствуй! Это Миша Лакин. Ой, ну то есть… Маша, а я купил уже подарок. Мне бабушка посоветовала. Это ничего?

– Ничего, Миша, очень хорошо. Только не забудь его взять с собой. Ты электричку помнишь?

– Конечно, я никогда не забуду эту электричку, Маша!

– В смысле?..

– Маша, я очень рад, что еду!

– А… ну, до завтра. Пока.

В трубке коротко загудело. Лакин положил телефон в карман рубашки. Завтра! Он всех увидит завтра. И ее тоже, с ума сойти.

Глава шестая

Дурдом и очная ставка

Заезжать на место решили несколькими группами в разное время. Самыми первыми рванули в лес, конечно, Ракитин с Рябининым, вдвоем. У них был непочатый край работы. Надо было поставить лагерь, дрова заготовить, а потом повесить КП для соревнования и всякие прикольные задания по лесу раскидать.

– Я там еще кое-что придумал для поиска клада, – вцепившись в рукав, кричал Боря в лицо своему другу под стук колес. – Я придумал, какой они клад будут искать!

– А чего ты так орешь? На нас смотрят уже, – тихо отвечал Ромыч и осторожно выдирал рукав ветровки из Бориной пятерни.

– А я думал, ты меня не слышишь! – хохотал Боря. – Я так рад, Ромыч!! И-эх!! Отдохнем неплохо!

– Нормально отдохнем, – сдержанно улыбался Рябинин. – Гольдина, кстати…

И замолчал. Чтобы про Гольдину говорить, надо было перевести дух.

– Что Гольдина? – понизил голос Ракитин. – Она тебе сказала что-то? А?

Друзья посмотрели друг другу в глаза. Каждый будто хотел подцепить что-то со дна души другого и выволочь на свет.

Ах ты, ну когда же это кончится! Угораздило же их одновременно запасть на Гольдину. Всё тяжелее и тяжелее становится. Дурдом…

– Да так. Сюрприз будет, – сказал Ромыч и тут же брякнул: – Она петь для тебя собирается, понял? Для те-бя. Персонально. Подарок.

– Понял, – моргнул Ракитин. – Ни фига себе…

И заулыбался совершенно невыносимо. Треснуть бы его по шее. Дружески…

Ромыч вскочил, встал ногами на края сидений и полез что-то проверять в рюкзаке.

– Ром, слышь, – позвал Боря.

– Неужели забыл? – бурчал сверху моментально оглохший друг. – Помню, что клал в клапан… Нет в клапане.

– Ром, я сейчас опять орать начну, если ты меня так не слышишь, – тихо сказал Ракитин.

Ромыч спрыгнул на пол и посмотрел на Борьку.

– Ну чего?

– А ты чего?

– Я ничего, – буркнул Ромыч. – Я, кажется, нож забыл дома.

– Мэня зарэзать хочэшь? – грозно сдвинул черные брови Ракитин.

– Зачэм рэзать? – надвинулся на друга Рябинин. – Так задушу!

И ухватился обеими руками за воротник Борькиной ветровки. Борька в долгу не остался и прихватил Рябину локтем за шею. Оба запыхтели, как бегемоты, и чуть не упали с сиденья. В соседнем купе ойкнули женским голосом.

– Ладно, хорош, Рябина, сейчас народ перепугаем, еще ОМОН вызовут…

Друзья расцепились, отдуваясь, и захохотали. В соседнем купе раздраженно хмыкнули голосом неопределенным.

– Слушай, Ром, ну что за дурдом? – спросил Борька неожиданно в рифму.

– Это, Борь, такая хворь, – не остался в поэтическом долгу Ромка. – Ракита, а как ты думаешь… Кто ей больше нравится?

– Знаешь, что я думаю, – понизил голос Ракитин. – Я думаю, что никто ей не нравится по-настоящему, а она просто кайф ловит, что два друга в нее влюбились. И ждет, когда мы перессоримся. Хочет увидеть, как ее блестящие чары сильнее мужской дружбы окажутся.

– Вот стерва, – совершенно искренне возмутился Рома. Он думал точно так же.

– Она каждому из нас авансы раздает. «Боренька, Ромочка…» Каждому показывает, что шансы есть, чтобы мы наперебой ухаживали за ней и соревновались, чей подарок дороже, чей букет красивей… А она будет дань собирать.

– Ага, обойдется! Борь, а я знаешь что думаю?

– Ну?

– Хорошо, что мы с тобой ее насквозь видим, да? Все ее планы коварные. И не поддаемся, да? Давай вообще ее игнорировать! Она начнет мурлыкать, а мы ей – брысь! Пошла вон, кошка драная! Давай?

– Ну, не знаю, – Ракитин задумчиво обвел пальцем шляпку шурупа на деревянном сиденье. – Может, наш игнор тоже в ее планы входит. Кто-нибудь из нас первый не выдержит, сдастся, а второй узнает, тут мы и поссоримся.

Ребята склонились голова к голове. В соседнем купе какая-то голова в синем капюшоне повернулась боком к спинке, ухом к ним, и сидела неподвижно, внимательно уставившись в окно.

– А ты что, не выдержишь? – спросил Рябинин.

– А ты выдержишь?

Рябинин помолчал, подумал. Потом поднял глаза и честно ответил:

– Не-а.

– Вот и я… Точно не смогу. Она как посмотрит, я в ауте:

– И я… Эх. Вот засада! Вот вляпались! – вдруг зашумел, как лес под порывом ветра, Ромыч. – Ну что, других девчонок нет?

– Да есть! – с жаром поддержал друга Ракитин. – Вон Машка Голубева! А Иринка! И Катя Смирнова тоже…

– Тю, Смирнова, – разом стих Рома, будто на кирпичную стену наткнулся. – Сравнил… Смирнову хорошо за дровами посылать, одна целую сушину может притащить. И распилит, и нарубит. И костер разведет, и каша у нее не подгорит. Но целоваться с ней не тянет…

– А ты с Гольдиной целовался? – тихо спросил Боря. – Чего молчишь? Замешкался с ответом? Та-ак… Минус сорок баллов.

Ромка и в самом деле смутился. Ну точно, значит, целовался! Ну, Рябина… Но Гольдина-то, Гольдина! Клялась, что только с ним!

Ромка тоже все понял по лицу Ракитина.

– Слушай, а мне она клялась, что только со мной! Вот стерва, а? – воскликнул он.

– Давай вот что, – прошептал Ракитин. – Давай ей очную ставку устроим. Пусть при нас двоих скажет, кто ей нравится на самом деле.

Ромка молчал.

– Что, боишься?

– Да не… Просто неприятно это как-то…

– А мучиться так приятно? Сколько можно уже! Я хочу к стенке ее припереть!

– Точно хочешь?.. А днюха твоя не попортится?

– А я в конце, в воскресенье вечером… Давай, а? – почти умоляюще произнес чернобровый красавец Борька и посмотрел на белобрысого Ромку с такой тоской, что тот кивнул.

– Ладно, давай… Будь что будет.

– А ничего не будет, – неожиданно раздалось из соседнего купе. Оба развернулись на голос, но кто это сказал, так и не поняли.

Глава седьмая

Лягушки прыгают, а машину трясет

Лагерь устраивали тщательно и со вкусом. Место выбрали на самом берегу реки Лисьей. Сосновый лес, золотой, нагретый. От сосен жаром веет, как от только что испеченных пирогов. Тропинки усыпаны сухими иголками, сквозь землю проступают корни, истертые до блеска ногами туристов, грибников и рыбаков. Маленькая скала имеется. С одной стороны – стеночка с диагональной трещиной, Клочкову понравится, он любит скалолазание. С другой стороны – круглая покатая спинка, выложенная мхом, это для Гольдиной. Наверху – ровная площадка, отсюда можно салюты пускать, если Арсеньев их не забудет. И пляж есть, между прочим, а попробуй найди на Лисьей пляж! Ну, не Золотые Пески, конечно, и даже не Солнечное, ну так и Лисья – не Финский залив. Но река зачетная, не ручей болотный! Простор, до другого берега не докричишься. Песочек присутствует, ил не у самого берега начинается, камышей почти нет. Шикарный заход в воду! И плоский камешек в метре от берега для набора воды, очень удобно! Еще пару бревен притащить, чтобы было куда полотенца кинуть, пенку свободную под ноги постелить, чтобы ступням не холодно было… Хотя зачем ее стелить, лето же! Обойдемся без пенки. На травке, на песочке приятнее прыгать после купания. Битых стекол нет, чисто…

– Борь, вода как? – крикнул Рябина, гремя котлами возле палаток.

– Норм! – сунул руку в воду Ракитин. – Прогрелась с мая.

Последний выезд у них был страшно сказать когда – на майские праздники! А потом беспрерывный город – экзамены, экзамены… Как же хорошо-то, что экзамены кончились! Борька обе руки сунул по локти в воду, зачерпнул воды сколько мог и плеснул в лицо с размахом. Живая вода в Лисьей, любимой речке! Запах-то какой, захлебнуться можно! Кувшинки же цветут, елки-палки. Утопиться, что ли, от радости? Вечно на дне лежать, водой дышать. А Гольдина пойдет купаться, ее – цап за лодыжку! А не целуйся с Рябининым! И тоже на дно утащить, и лежать там вдвоем всегда…

Борька плюхнулся в воду лицом и открыл под водой глаза. На речном дне, на границе ила и песка, сидела бурая лягушенция и тоже таращилась на Борьку. Потом она надулась, дрыгнула задними ногами и ринулась прямо к Борькиному лицу. Тот пулей вылетел из воды и шарахнулся на берег.

– Ты чего мокрый такой? – подошел к пляжику Ромка. – Раков ловил?

– Ко мне лягушки пристают, – обиженно выпятил губы Ракитин. – Целоваться кидаются.

– Да, чего-то не везет нам с тобой, одни жабы нас целуют, – Ромка прицелился и ловко прыгнул на плоский камень вместе с котлом. Два других оставил на берегу. – А ты бы не сопротивлялся. Может, она в Гольдину превратилась бы.

– А Гольдина того, наоборот, – хмыкнул Борька.

А Даша Гольдина в это время ехала на переднем сиденье машины Олега Борисовича (машина-то не фонтан у тренера – «Нива», отечественный автопром), держала на коленях торт, переданный ей на хранение Борькиной мамой Еленой Петровной, скучающим взглядом смотрела в окно и думала…

Кто же ей больше нравится? Борька – видный парень, но чего-то ему не хватает. Гольдина улыбнулась сама себе. Да никакая девчонка в их школе не сказала бы: «Борьке чего-то не хватает!» Любая была бы счастлива, если бы Ракитин просто посмотрел в ее сторону. А Гольдина – не любая, Гольдина с запросами, у нее планка ого-го какая, тут и Ракитин не допрыгнет! Так чего же ему не хватает? А с ним скучно уже стало, вот что. Все известно: каждый жест, каждое слово, каждая шутка. Ну, красивый, спортивный, ну, умный, как «Википедия», ну, на гитаре играет… И всё? Гольдина капризно выпятила губы, уставившись на обочину. Скучно, Ракитин, скучно! Удивите даму! Ради своего дня рождения постарайтесь.

– Что, Даша, пейзаж не нравится? – глянул на пассажирку Олег Борисович. – Ничего, сейчас в лес въедем, красота начнется.

Даша вежливо улыбнулась своей ослепительной улыбкой и стала обдумывать второго кандидата.

Рябинин много о себе воображает. Хотя не красавчик. Но прикольный. Хотя наглый такой! Но это и неплохо… Мямлей Даша презирала. А Ромка – такой нахал, взял и поцеловал ее тогда в парке. Другие бы сквозь землю после этого провалились, стали бы краснеть и нести всякую чушь, от которой уши вянут, а он взял и без разговоров второй раз поцеловал! Гольдина улыбнулась. Ракитин так не может, ей вообще пришлось его первой целовать… Но все-таки Рябинин – не то. Выпендрежник, пацан понтовый, с таким жизнь не проживешь. По крайней мере, такую жизнь, которую собирается прожить Гольдина. Яркую, богатую, счастливую – блестящую, одним словом. Интересно, кто из них будет сколько зарабатывать? Знать бы заранее, проще было бы. А то потом кусай локти со своим, когда другой будет деньги грести. Впрочем, развестись можно, если что… Гольдина покрутила пальцами, прикидывая варианты.

– О чем задумалась, Даша? – спросил Олег Борисович.

– А… да так… – не сразу нашлась что ответить Гольдина. – Сказку сочиняю.

– Хорошее дело. Сказки любишь?

– Очень. Ага, – согласилась Гольдина, мысленно скривившись: «Аж прыгаю от восторга, как люблю».

– Торт держи. Сейчас подпрыгнем, – предупредил Олег Борисович.

– Ага…

Так кто же из них? Или вообще никто? Другого ждать? А сколько? Пора уже со своим парнем ходить, с постоянным молодым человеком. Пусть Смирновы без парней ходят, им положено. А быть первой красавицей класса и не знать, кого под руку взять, – это уж совсем приехали…

– Почти приехали, – подтвердил Олег Борисович.

Глава восьмая

Голова вампира и селедка под шубой

Дров натащили – хоть баню топи, сиденья костровые сделали, воды принесли. Занялись подготовкой к соревнованию.

– Я далеко их гонять не буду, – сказал добрый Ракитин. – Не дальше двух километров от лагеря.

– Норм, – кивнул Ромка. – Ну, давай, показывай, что ты придумал, на какой березе яблоки вешать?

– Не только яблоки. Еще вот этого тигра в ямке спрячем, – показал Боря игрушечного тигренка, – на каком-нибудь камне глаз нарисуем…

– Око Саурона?

– Пожалуйста, можно и око. Вот эту маску надо на ветку пристроить, будто голова мертвая висит…

– Ну ты даешь, Ракита!

Ромка двумя пальцами взял маску за черные патлы, потрогал белые окровавленные клыки. – Это вампир, что ли? Хэллоуин прямо! Не боишься, что девчонки в обморок попадают? Осветят фонарями эту прелесть – и гудбай!

– Ничего, потом еще спасибо скажут за интересные и познавательные выходные. Ну, пошли, что ли?

– Куда пошли? А лагерь? – спросил хозяйственный Роман. – Придет кто-нибудь, сопрет что-нибудь…

– Да никто не придет, все еще в городе парятся! Пятница же. Пошли КП развешивать.

– Погоди, а клад-то будешь закладывать? Что у тебя вместо клада? Ты говорил, придумал что-то…

– Ага! – кивнул Борька. – Такой клад будет, ни у кого такого не было! Им понравится. Искать будут с остервенением. Только нужно подождать, когда все приедут.

Часам к трем дня подъехала еще одна группка: Маша Голубева, Витя Клочков, Катя Смирнова и Артем Арсеньев.

– А Лакин где? – спросил Боря. – Он же с вами собирался в Турино сесть.

– Опоздал, – широко улыбнулся Витька. – Звонил вон Маше, просил без него не уезжать.

– Мы уж держали поезд, держали, – сокрушенно вздохнул Арсеньев. – Смирнова ручку в тамбуре погнула…

– Ну хватит уже, Артем, – устало вздохнула Маша. – Ну, опоздал. На другой электричке приедет.

– Или опять опоздает, – с надеждой предположил Ромка. – Вить, твою палатку сюда можно поставить, между этими тремя соснами.

– Красиво, – кивнул Клочков.

Тут подъехал на машине Олег Борисович с продуктами, бензопилой и Гольдиной.

– Две беды в России: дороги и дураки, которые по этим дорогам ездят, – выбрался из своей «Нивы» тренер по ориентированию.

– Здрасьте! – дружно ответили ученики на это справедливое замечание.

– Боря, принимай содержимое по счету, – открыл Олег Борисович багажник. – Последние три километра так трясло, что я ни за что не отвечаю. Торт Даша на коленях держала, а селедка под шубой сама ехала между соками и коробкой с бананами. Елена Петровна запаковала очень качественно, может быть, салаты и доехали.

– Подумаешь, салаты, – махнул рукой Рябинин. – Только перемешались лучше на ухабах.

– Что ты понимаешь в эстетике кулинарного искусства! – воскликнула Маша, аккуратно вытаскивая из машины хрустальное блюдо, украшенное укропом и тертым желтком. – Ты посмотри, какая красота! Варварство – перемешивать такое!

– Все равно в животе все перемешается, – пожал плечами Клочков и принял блюдо. – Борька, куда его?

– Сюда, под сосну, на скатерть, – показал Ракитин.

– А вы чего, стол не успели сделать, что ли? – сделал замечание зануда Арсеньев. – Мы чего, на земле будем пировать? Как патриции?

Борька с Ромкой переглянулись и вздохнули. Стол они не сделали. И диван тоже. И шкаф для посуды закончить не успели. Бездельники, однозначно.

– Ой, ребята, сколько дров наготовили! – оценила Катя Смирнова.

Ромка подмигнул Борьке: «Смирнова в дровах понимает, говорил же тебе!»

– Боренька, держи тортик, – музыкально позвали из машины. Гольдина все еще сидела на сиденье и ждала, когда ей помогут выйти.

Боренька покосился на Ромку и пошел к «Ниве».

– Как доехали, не растрясло ли вас, сударыня, на ухабах-с? – распахнул он пошире дверцу.

Гольдина протянула сначала торт, потом изящно подала ручку, сверкнувшую, разумеется, каким-то блескучим колечком на безымянном пальце. Потом из «Нивы» показалась ножка в лиловой кроссовке и зависла, выискивая место, куда ступить.

– Ракита, а ты ковровую дорожку не постелил, что ли?? – в ужасе спохватился Ромка. – Как же она по лесу ходить будет?

– А меня Боренька на руках понесет, – мурлыкнула Гольдина. – Правда, Боренька? На правах именинника, – объяснила она Ромке.

– Только пусть руки вымоет с мылом, – фыркнул Рябинин. И поскольку Ракитин так и стоял с тортом в руках, не подавая ни единой нормальной реплики, то добавил от себя: – Потом.

– Чего стоим, кого ждем? – спросил Олег Борисович. – Что с поиском клада?

– А? Да. Всё готово, – очнулся Ракитин. – Осталось только сам клад спрятать. Вот остальные подтянутся, тогда спрячу…

Через час приехала еще партия гостей: Макс Ложкин, Женька Мотыльков и Мишка Лакин.

Осталось дождаться Иришку и Володю Рогова. Но они должны были прибыть последней электричкой: у Виноградовой какие-то гости заграничные приезжали, она их должна была сначала проводить, а потом уже в лес. Володя, конечно, с ней. Он после ОГЭ вообще обнаглел и наконец объяснился Иришке в любви. А Иришка после экзаменов весь мир обнять была готова и Володьку тоже. Олег Борисович встретит их на машине и привезет в лагерь, чего ночью с рюкзаками по лесу бродить…

Глава девятая

Котел с водой, без воды и с окунем

– Как вы здорово устроились! – громко восхищался Мишка. – Сразу видно – опытные туристы! Ух ты, палатки уже стоят! А можно мне в зелененькую?

– Губа не дура – в зелененькую! – ласково улыбнулся Мише Арсеньев. – Там девушки.

– Ой, тогда я в желтую! – Лакин испугался, что сказал неприличность.

– В желтой мест нет, – мрачно ответил Ромка. – Вить, у тебя есть места?

– Угу, – нейтрально кивнул Клочков. – Миш, вон моя, синяя.

– Синяя! – восхитился покладистый Лакин. – Ой, а это тросик? Здорово, я видел на ваших фотографиях во «Вконтакте»! А как на него котлы вешать? Ух ты, цепочки! С крючками! Ну вы даете! Давайте я воды принесу! – вспомнил Миша про свои хозяйственные намерения.

Он кинулся к котлам, полным воды, заехал ногой по одному из них и вылил шесть литров на место для костра, под тросиком.

– Ну, теперь принеси, конечно, – после паузы сказал Ракитин.

– Миша, ты уверен в своих силах? Тебя проводить на берег? – с серьезным лицом спросила Гольдина.

Макс хрюкнул в кулак.

– Скучно как-то было, теперь гораздо веселее стало, – произнес Ромка, внимательно рассматривая свою левую кроссовку.

Мишка побежал к реке, оглядываясь на ребят и бодро размахивая котлом. Ромка схватил Ракитина за руку, поднял палец вверх и прошептал:

– Слушайте!

Через полминуты раздался плеск, бряк и вскрик.

– Прыгнул на камень, свалился в воду, упустил котел, – загибал пальцы Ромка.

– А это что за звук? – спросил Арсеньев.

– А это он бревно наше пляжное сталкивает в реку, чтобы котел догнать, – пояснил прозорливый Рябинин. – Народ, пора на берег бежать, а то ни бревна, ни котла, ни Лакина не досчитаемся.

Лакин, весь мокрый, сидел верхом на бревне, ноги в воде прямо как есть – в джинсах и сапогах. Котел он надел на голову, чтобы снова его не упустить.

– Дон Кихот Лесковский сражается с речным чудовищем типа крокодил, – прошептал себе под нос Рябинин. Народ хохотнул.

– Лакин, как водичка? – спросил Макс.

– Миша, течение сильное? Тебя сносит? – крикнула сердобольная Смирнова. – Лови веревку!

Хорошо, что веревку с собой на берег прихватила! Как быстро понадобилась! А Клочков-то с уважением смотрит…

Миша, пытаясь ловко подхватить конец веревки, брошенный ему с берега, крутанулся на бревне и оказался головой в воде.

– Он же утонет так! – вскричали девчонки.

– Не-а, – наслаждаясь зрелищем, протянул Ромка. – Только котел утопит, балбес.

Лакин наконец отцепился от уплывающего бревна и встал на ноги. Глубина была по пояс.

– Ребята, я, кажется, котел утопил… Извините.

– И бревно упустил, – тихо добавил зануда Арсеньев.

Роман торжественно похлопал Ракитина по плечу, посмотрел на часы и сказал:

– Десять минут с момента прибытия в лагерь. Что я говорил? Началась твоя днюха, Ракита. Поздравляю.

Повернулся и пошел к палаткам.

А Лакин нашарил все-таки котелок на дне и теперь пинал его ногами до более мелкого места, чтобы можно было его достать, не ныряя с головой. Хотя чего там, какая ему разница, он с головой уже окунался… Наконец допинал, нагнулся и вытащил…

– Ой, рыбка!!

В котелке плавал окунь средних размеров и обалдело тыкался в стальные стенки. Маша с Катей заахали, а Гольдина восторженно мяукнула.

– Мишка, ну ты Емеля! – восхитился Боря.

Ромка оглянулся и пожал плечами:

– Окуню еще больше по жизни не везет. Нашли друг друга. Отпусти его, Лакин, не мучай собрата…

Глава десятая

Осторожно! Мобилы выключаются!

Началась хозяйственная суета. Дел в лагере всегда полно: костер разведи, котлы повесь, крупу достань, соль достань, пенки в палатках застели, спальники разложи… Лакина переодеть надо и у костра усадить, а то заболеет.

– За дровами, за дровами, – распоряжался Борька. – Ложкин, бери топор!

– Я вам помогу, – стучал зубами Лакин.

– Да куда еще-то дров, разве не хватит? – вяло сопротивлялся Макс.

– Не хватит! Всю ночь сидеть будем, песни петь, за жизнь говорить! Все за дровами! – гнал гостей на работы Ракитин. – Я вам на своей днюхе скучать не дам!

Олег Борисович с удовольствием не вмешивался в лагерный быт. Вырастил, слава богу, самостоятельных туристов. Можно плоды пожинать, то есть отдыхать. И фары вытереть на «Ниве», кстати… Еще на станцию за ребятами ехать.

Даже Гольдина пошла за дровами. Со всеми за компанию. Не сидеть же у костра вдвоем с Лакиным! Еще ошпарит кипятком или подожжет шнурок на кроссовке: Да и лес приятный, просторный, без густых зарослей, ходить по нему удобно. Можно слегка принести пользу обществу.

– Боренька, иди сюда! – протяжно звала Гольдина новорожденного. – Смотри, какую я веточку нашла! Боренька-а-а!

И Ракитин мчался со всех ног к Гольдиной и умилялся ее замечательной веточке, которая подошла бы скорее для вороньего гнезда, чем для костра на всю ночь…

Ромка старался не ревновать: это она просто ради днюхи Борьку Ракитина отмечает, ясное дело. Был бы у Ромки день рождения, она бы за ним хвостом ходила, а он бы так же вел себя, как болван Ракитин.

Мотыльков пытался обломать у сосны сухие сучья. Нижние хлипкие снес ногой, потом подпрыгнул, повис на толстой ветке и задрыгался, как червяк. Сосна его презрительно стряхнула и присыпала сверху всяким древесным мусором. Артем Арсеньев зааплодировал. Сосне, наверное, предатель.

Клочков решил по мелочам не размениваться, а искать сразу толстую сушину. Поэтому он ходил по лесу, задрав голову и высматривая среди зеленых вершин облезлую верхушку без ничего. Чуть в ров не свалился, между прочим. Уже ногу занес, да Ложкин вовремя его за рукав дернул.

Зато Смирнова времени не теряла, такую кучу сушняка нагребла и неплохую сушинку притащила.

– Ого, Смирнова! Молоток! – одобрил Ромка. – Сушину лежащую нашла!

– Почему это лежащую? Я ее срубила, мне Ложкин топор дал.

– Ложкин! – заорал подошедший Ракитин. – Где ты? Я кому топор доверил? Ты кому его отдал?

– Да ладно тебе, чего ты, – пожал плечами Ромка. – Подумаешь, Смирнова топор взяла. Не Лакин же.

– Боренька-а-а!.. – раздался позывной Гольдиной.

– О, это тебя. Иди смотреть веточку.

И Боря, конечно, пошел смотреть очередную веточку. Ромка только вздохнул.

После рейда за дровами все собрались у костра, и Ракитин толкнул перед гостями заготовленную речь.

– Народ, у меня к вам большая человеческая просьба, – торжественно произнес он. – Сдайте свои мобильники.

– Граждане, сдавайте валюту! – обрадовался Женя Мотыльков.

– С какого перепугу? – удивился Ложкин. – А если мне позвонят?

Остальные просто молча и вопросительно посмотрели на именинника. Он, конечно, король, это его праздник и все такое, но телефоны-то зачем сдавать? Что за режим в лесу? Не на экзамене ведь!

– Народ, да на время только! Вы сами их потом найдете! – Борька почти умоляюще смотрел на одноклассников. Ему ужасно нравилась собственная гениальная идея: сложить все мобилы в герметичный мешок и спрятать в лесу вместо клада. Риска никакого, зато весело! И искать будут от всей души. И некая отстраненность от мира получается… Никто почту проверять не будет, в соцсетях торчать. Никого доставать звонками не будут хоть один вечер. Мелодии эти дурацкие звучать не будут. У Гольдиной рингтон гламурный какой-то, то ли Билан, то ли Лазарев уже два раза из палатки что-то пел про «невозможное возможно». Хорошая же мысль – звонки отключить на время!

– Ну, не знаю… – засомневался Витька Клочков и почему-то покосился на Катю Смирнову. – А если нам созвониться понадобится?

– Да зачем? – воздел руки к небу бедный Ракитин. – Это же не город! Мы же не собираемся разбегаться по разным адресам! Наоборот, мы все вместе, все рядышком, плечом к плечу, как говорится… Ну, народ, ну это классная идея! Ну, мой каприз, если хотите… Мы же все здесь, а кто не здесь, с тем потом свяжемся, после игры. Вы же найдете клад и сразу всем позвоните. Это же ненадолго!

– А мне нравится, – кивнул Ромка (вот молодец, поддержал, друг!). – Нормальная тема, Ракита. А то Лазарев гольдинский уже достал.

– Это Димочка Билан, темнота, – обиделась Гольдина. – Мне мама звонит каждые полчаса, спрашивает, как мы тут… Что я, телефон отключу? Она же тогда сама сюда приедет! Хотите, чтобы моя мама приехала?

– Резонно, – вставил слово Олег Борисович.

– Ну тогда позвоните родителям сейчас, – великодушно разрешил Ракитин. – Или отправьте эсэмэски. Предупредите, что у нас будет вечер тишины, все мобилы отключаются до завтра. Ну, граждане…

– Я сдаю, Боря! – решительно поднялся с бревна Миша и хотел шагнуть к Борису, но налетел на тросик. Зазвенели котелки.

– Вот, Миша! Молодец! Вот, берите пример! – Ракитин развернул пустую герму.

– Ладно, не ной, – поднялся с бревна Витька. – Подставляй мешок, сдаю.

И Маша достала свой телефончик с головой лося на цепочке, и уже набрала папу, и уже говорила тихонько:

– Да, все хорошо. Да, до утра. Игра у нас. Да, тренер с нами. До завтра, пап.

Катя Смирнова выключила свой мобильник и с улыбкой протянула Боре:

– Вечер тишины – мне нравится. Держи, Борь.

Борька обошел всю компанию по кругу с раскрытым мешком, будто уличный артист, собирающий дань с публики, и все бросили туда свои средства связи, будто были благодарны Боре за представление. Олег Борисович, конечно, свою лепту не вносил, ему еще с ребятами связываться, да и клад искать он не собирался. Он собирался отдыхать…

Ракитин подошел к Арсеньеву. Артем уже протянул руку к герме, но вдруг раздумал:

– А сопрет кто-нибудь?

Гольдина прижала к груди золотой чехольчик с солнечной капелькой на шнурочке. Уже сдавший свой телефон Ложкин сделал шаг обратно к Боре.

– Да кто сопрет-то? – искренне изумился Ракитин. – Да кто их найдет-то? Вы сами-то найдите сначала! Я знаете как спрячу, я их так спрячу – в жизни не найдет никто!

Все оторопело уставились на Бориса.

– Ну, в смысле без карты, я имею в виду… – осадил назад Ракитин. – Ну вот, я собственный мобильник положил, видите? Чтобы всё по-честному. Ладно, давайте уже кладите, и я прятать пошел. Чур, не подглядывать!

И Боря с мешком телефонов, как заправский грабитель, скрылся в лесу.

Народ посмотрел ему вслед со смешанным чувством: то ли их сейчас ограбили, то ли еще нет… По-любому, нескучный день рождения.

Глава одиннадцатая

Гольдина мурлыкает, а Лакин зажигает

Пока Боря ходил прятать телефоны, остальные сидели у костра, лениво уставившись на огонь. Как там говорил Козьма Прутков? На три вещи можно смотреть бесконечно… И одна из этих вещей – огонь, что правда, то правда. Чудо природы, если вдуматься. Основа жизни. Тепло, свет, уют, защита. Все тянутся к огню, хлеб на палочках жарят, млеют, словно коты у камина. И кошки. Вон Гольдина глаза свои сощурила, сквозь ресницы искры поблескивают. Лицо задумчивое, жаром подсвеченное… Картинка!

– Дашенька…

Рябинин сел рядом с ней и невзначай обнял ее за плечи.

– Ромочка, ты забыл, как меня зовут? – надула губки Гольдина и сбросила нахальную руку.

– Золотко мое, не сердись… – рука помедлила и вернулась на прежнее место.

– Ладно, прощаю, – Гольдина повела плечиком, чтобы рука устроилась поудобнее. – Сделай мне прутик, я хлебушек поджарю. А то ску-у-учно…

– Не могу, у меня руки заняты, – улыбнулся Рябинин. – Попроси Борю, когда вернется.

– И попрошу, – улыбнулась в ответ Гольдина. Их улыбки скрестились, как шпаги, блеснув в свете костра.

Рома вдруг наклонился к самой щеке, коснулся губами волос. «Сейчас поцелует!» – догадалась Гольдина. На глазах у всех, вот нахал! Опалить его взглядом! Она повернулась и посмотрела в упор. Ромка глядел не отрываясь.

– А зачем ты его целовала? – почти беззвучно прошептал он.

Гольдина не отвела взгляд, не смутилась, не покраснела, только улыбнулась еще шире, во все свои белые зубы. Они вдруг показались Ромке очень острыми, как у хищницы. Он слегка отодвинулся.

– Не твое дело, Ромочка… Я ни перед кем не отчитываюсь, ясно? – произнесла она медленно, глухо, и бедный Рябинин уже пожалел, что спросил. – Я целуюсь по собственному желанию. А слово «люблю» я пока никому не говорила. И не собираюсь. Даже на день рождения.

«Ну, значит, Раките тоже ничего не светит», – успокоился Ромка, вдруг почувствовал себя виноватым и начал с таким остервенением строгать прутик для хлебушка, что получилась разве что зубочистка…

Времени было около десяти вечера. Вернулся Боря без гермы. Но старт пока не объявлял, рано еще. Сидели у костра, ждали со станции Олега Борисовича и ребят. Болтали о том о сем.

– Миш, ну как тебе в лесу вообще? – спросил Макс Ложкин. Миша выбрался с ними первый раз, Макс чувствовал себя хозяином и старался быть гостеприимным, как стараются быть гостеприимными стюардессы на борту, в общем-то, не их самолета.

Лакин улыбнулся и кивнул. Он вообще молчал весь вечер от избытка чувств. Сидеть у костра, смотреть на лица ребят, на ее лицо, такое прекрасное… Говорить нет никакой необходимости… Разве можно словами что-то сказать? Говорить сейчас можно было только неяркими красками неба, размытыми силуэтами сосен, звуками воды, камышей, ночных птиц, треском поленьев в костре. Все это разом каким-то чудом поместилось в сердце, которое раздулось и чуть не лопается в груди. Глаза ее блестят ярче звезд… Реально ярче! А он-то думал – это так просто говорят, для красоты, фигура речи…

– Старт предлагаю в полночь сделать, – воодушевлял гостей Ракитин.

– В полночь – круто, как в сказке, Боренька, – проворковала Гольдина.

– Борь, я этих ваших игр не знаю ориентировщицких, можно я в лагере посижу? – сонно произнес Женя Мотыльков. – Вы привыкли по лесу ночью лазать, а я как-то…

– Мотылек, не дрейфь, – сказал Клочков, насаживая хлеб на прутик. – Мотыльки – создания легкомысленные, им дрейфить не положено. Зато впечатление будет. Потом напишешь в сочинении: «Летом я поехал в лес и заблудился, две недели скитался без еды и воды, потом упал в болото и утонул». Тебе посмертно пятерку поставят.

– Боренька, а когда мы пировать начнем? – прижалась к плечу Ракитина Гольдина. – Я проголодалась, я шашлычка хочу…

– Шашлычок завтра, – пообещал Ракитин. – Вот клад найдете, тогда попируем. Мать всего наготовила: пирожки, салатики… Голодными не останетесь.

И обнял ее за плечи!

– Мур-мур-мур! – промурчала Гольдина. – Я пирожка хочу…

И повернулась всем своим лицом к Борьке! А лицо-то горит от костра, жаром так и обдает! И губы свои приоткрыла, блестит зубами… И всё на глазах у Ромки!

– Слышь, как ты не лопнешь, Дарья! – не выдержал Рома. – Ты же сейчас гречи с тушенкой схомячила две миски!

Гольдина этот выпад проигнорировала. Она всегда игнорировала, когда к ней обращались «Дарья». Только теснее прижалась к Ракитину. На сегодня она выбор сделала. У человека день рождения все-таки.

– Друзья мои, есть предложение, – поднялся с бревна вполне просохший и согревшийся Лакин. – А не вздремнуть ли нам перед ночными поисками? Как перед Новым годом, а? А потом всю ночь зажигать!

И Миша, демонстрируя свою готовность зажигать всю ночь, с энтузиазмом взмахнул сосновой веткой, которую он никак не мог разжечь в костре. Но за миг до взмаха ветка все-таки вспыхнула и горящим факелом полетела в сторону Маши Голубевой. Маша шарахнулась назад и полетела с бревна. Ногами она зацепила котел с чаем, почти полный, и опрокинула его в огонь.

Шипение, дым, вскрик несчастной Маши, общий переполох.

Костер был мгновенно и качественно залит. Облако дыма заволокло костровую поляну, будто из котла с чаем вырвался чайный джинн.

– Лакин, скажи честно, ты так всю ночь зажигать собираешься? – раздался из дыма голос Ромки. – Тогда мы мало дров заготовили.

– Миша, мы и сами собирались пойти отдохнуть, – заметил Арсеньев, помогая Маше подняться. – Совсем необязательно было кидаться горящими ветками.

– Простите, я нечаянно, – пробормотал несчастный Миша. – Маша, прости.

– Все нормально, Миша, спасибо, – Маша закашлялась от дыма. – Пойду в самом деле полежу…

– Ты ушиблась, да? – Миша чуть не плакал. – Я не хотел, честно.

– Да мы знаем, что ты не хотел. Еще бы ты по своему желанию катастрофы устраивал, – холодно успокоил Мишу Ромка. – Иди пока в палатку, ага? И мы отдохнем… от тебя, – добавил он себе под нос.

Глава двенадцатая

Вечер тишины и венки на могилу

Все разошлись. Лагерь притих.

Мишу к себе пустил добрый Витька. У Витьки была классная синяя полусфера с двумя входами.

– Только спички у входа выложи, – сурово приказал он. – И нож. И ноги по всей палатке не разбрасывай. Нас тут трое, а палатка двухместная.

Вслед за Мишей полез Арсеньев и получил от Лакина фонарем в нос. Вылез. Зашел со второго входа. Получил пяткой в плечо. Вылез. Решил подождать, пока Миша ляжет.

Маша с Катей устроились в Катиной прелестной двускаточке под ретро. Тентик нежно-зеленый. Пенки постелены, спальники раскатаны. Порядок. Флисовку под голову – и можно полежать и поболтать…

– Молодец Борька, что собрал нас, да? – спросила Катя подружку, устраиваясь поуютней в пухлом спальнике. Места хватало, можно и на бочок лечь, и коленочки согнуть. Как говорила Катя – буквой «зю». В битком набитой палатке фигушки так ляжешь, там лежат все вытянувшись, как шпроты в банке…

– Ой, Борька молодец! – подхватила Маша. – Жаль только, что…

Маша запнулась.

– Маш, – приподнялась на локте Катя. – Ну неужели и ты против Мишки? Ну это же всё мелочи такие! Просто не везет парню… Он же не специально. Или ты спину ушибла?

– Ой, да что ты, я вовсе не про Мишу! – поспешно проговорила Голубева, скорее отметая от себя такие подозрения. – Я совсем другое… Я думаю, знаешь, классно было бы поехать совсем одним…

– В смысле? Нам с тобой вдвоем, что ли? – опять не поняла Смирнова. – А зачем? Компанией-то веселее…

– Да нет, – перебила непонятливую подругу Маша. – Я имею в виду – без взрослых. Ну, без Олега Борисыча. Он, конечно, замечательный и вообще… ну, классный тренер… Но у нас же не тренировка сейчас. Мы же просто отдыхаем, да? Чего за нами присматривать? Мы же не маленькие уже… С паспортами все…

Машин голос звучал все тише. Пригрелась Маша в спальнике, засыпала.

– Ну да, без взрослых, как же… – вздохнула Катя. – Тебя же первую не отпустил бы папа, сама знаешь.

Маша уже ничего не ответила, только вздохнула.

– Маш, – позвала через пару минут Катя. – Маша, слушай, а тебе… ну, нравится кто-нибудь из наших?

Тишина.

– А мне нравится, – не дождавшись ответа, тихо сказала Катя. Так хотелось сказать это вслух! Пусть Маша спит, так даже лучше. И Катя стала тихонько рассказывать спящей подруге, кто ей нравится и почему.

Не все, конечно, забрались в палатки. Ложкин остался восстанавливать костер. Ракитин и Гольдина спустились к берегу. Через несколько минут за ними решительно последовал Ромка. Уговор дороже денег.

– Небо чистое, Боренька…

– Слушай, Даш, – смело начал Ракитин, решивший не дожидаться вечера воскресенья. – А тебе кто больше…

– А вода теплая, как ты думаешь? – Гольдина уцепила Ракитина за руку и потянулась к воде. – Ай, какая теплая… Давай купаться?

– Ну, в принципе… – Ракитин крепко держал за руку Гольдину и думал примерно так: «Сейчас отпущу – сразу искупаешься! Ты целовалась с Рябиной или нет? Если целовалась… все равно не отпущу!»

Лягушки тарахтели, как трактора. Оглохнуть можно. Пахло июньской рекой и дымом. Еще сиреневым небом пахло и кругляшком луны в окошке туч… Откуда тучи-то взялись? Чисто было!

– Я где-то читала, если искупаться в полнолуние нагой, – зашептала прямо в ухо Ракитину Гольдина, – то обольешься лунным светом и станешь колдуньей…

Ракитин от этого шепота вдруг совсем размяк, едва на ногах стоял. Он уже почти забыл про уговор с Ромкой…

– Сейчас купаться – самое оно! – гаркнули у них за спиной. – Ракита, подай пример!

От сильного толчка размякший Борька не удержался, сделал три шага и оказался в реке Лисьей. Правда, неглубоко, по щиколотку. Это так, один смех, а не купание. Ромка и засмеялся.

И Гольдина захихикала. Потеряв руку Бориса, она ухватилась за руку Ромки и теперь стояла рядом с ним, мило улыбаясь.

Ромка понимал, что переборщил. Он освободил свои пальцы от цепкой гольдинской хватки, по-петушиному захлопал руками по бокам и тоже прыгнул в воду, еще и поглубже Бориса.

– Ну что же: мы в воде, а она на берегу? – подмигнул он другу. – Непорядок! А ну-ка, Дарья, подь сюды!

Оба схватили Гольдину за руки и втянули в реку.

– Ай, куда, кроссовки, кроссовки! – верещала Дарья. – Дураки, кроссовки промокнут новые! Придурки, я не хочу! Стоп-игра!

Но даже стоп-игра не помогла. Никакие законы не действовали, кроме закона мужской дружбы и солидарности. Договорились искупать Гольдину, значит, надо искупать! Извини, Гольдина!

– На глубину! – взревел Рябинин грозным рыком командира подводной лодки.

Гольдина взвыла сиреной.

И тут, в ответ на ее визг, началось что-то невообразимое…

Вдруг, отвечая Гольдиной, взвыл ветер. Да какой! Будто самолет завел двигатели. В одно мгновение поверхность реки смялась и пошла морщинами. Вода под чудовищным напором прогнулась вниз, как прогибается чай в чашке, когда на него дуют. Сосны склонились, как луговая трава…

– Ребята, что это? – прошептала Даша, стоя по колено в воде. – Ребята…

Затрещало сверху. Отломилась пышная сосновая верхушка и, подхваченная на лету остервенелым порывом, шлепнулась на воду в метре от ребят, обдав их брызгами с головы до ног. Вот и искупались…

– Ей-богу, это все из-за Лакина, – бросившись к лагерю, выговорил Рябинин. – Взяли на свою голову… Лакин, черт, прекрати!..

Затрещало сзади. Сосна падала, выворачивая пласт земли, на котором стоял Ромка. Как по горке, он съехал по земле, вставшей на дыбы, на ствол и уселся на нем, как на сивке-бурке…

– Лакин!.. – повторял он в каком-то ступоре. – Лакин, прекратить! Эй, эй, эй!..

Вопль «эй» относился уже к Ложкину, который удирал от падавшего на него дерева. Как заяц. Макс сигал зигзагами по поляне, оставаясь на траектории падения ствола. Дерево падало медленно, цепляясь сучьями за соседние сосны и таща их за собой. Ветер взвизгивал и улюлюкал.

– Вправо, вправо, ко мне! – надрывался Ромка. С тем же успехом можно было шептать или просто молчать. Слышно было только треск деревьев, рев ветра и шум веток. Природа перевыполняла план по лесоповалу.

– Что это, что это, что это, – как заведенная, шептала Гольдина, оставаясь в воде. Боря был рядом. Он ничего не понимал и не знал, что делать. Никогда в жизни он такого не видел.

– Из па-ла-ток! – орал Ложкин, упрыгавший от одной сосны и залезший на поваленную другую. – Вон из па-ла-ток!

– Боже мой, что же это, что же это… – на одной ноте зависла Гольдина.

Боря притянул ее к себе и вдруг влепил пощечину. Она охнула, они оба отмерли и бросились на берег. Наткнулись на Ромку. Он полз на четвереньках обратно к реке.

– К палаткам надо! – заорал Борис ему в лицо. – Наши-то!..

– Иии-эх!! – залихватски взвился ветер и намертво прибил всех троих к лежащей сосне.

– Ползем, – жестом показал Ромка, – за мной.

Они поползли. Вдвоем. Гольдина осталась у дерева, у самого корня, наполовину спрятавшись под него. Еще два ствола упали сверху поперек этого. Получился навес.

– Сиди тут, – показал ей кулак Ракитин, уползая.

– Что за хрень?.. – бормотал Ромка. – Вот ведь хрень… Борька, ты здесь? – нащупывал он руку Ракитина, звать было бесполезно – не услышит.

– Берегись! – дернул Ракитин Ромкину ногу и ткнул пальцем вверх.

Теперь деревья валились со всех сторон. Ветки и щепки летели осколками. Одна острая зараза вонзилась Ракитину в руку повыше локтя, как копье. Он завопил и выдернул щепу, забыв, что делать этого ни в коем случае нельзя. Стало ужасно больно.

Едва откатились в сторону, успели. Накрыло, но не стволом, а кроной. И стало тише. Как в комнате, когда прикрыли дверь, как в закутке среди шумного веселья.

– Йииии-эхх! – бушевал ветер в безумной удали и выкашивал лес, выдирал с корнем. Земля тряслась.

– Здесь останемся! – крикнул Ракитин. Ромка понял его и отрицательно покачал головой. Потом вытаращил глаза и тоже что-то крикнул. «А как ребята?» – понял Боря.

Ребята – никак.

А что они сделают? Что сделают, черт возьми? Им даже не вылезти отсюда! Их раздавит без укрытия, как червяков. Это очевидно! И это невозможно, чтобы их раздавило… Это же глупо, глупо… На рукаве Борькиной футболки расплылось пятно крови.

А Ромка собрался ползти дальше. Ну нет! Не обращая внимания на раненую руку, Ракитин вцепился в друга, как вцепляются в край скалы над пропастью. Навсегда сжал руки кольцом вокруг его пояса. Рядом рухнуло, их сосновый шатер закачался. Стало еще тише. Новый слой веток на них набросили. Как на могилу.

И вдруг все закончилось.

– Ай-ай-ай-ай! – в цыганской тоске завопил напоследок взбесившийся ветер и унесся дальше, оставив после себя размолоченные в щепы торчащие обломки, поднявшуюся землю и полегший лес.

Если бы ребятам, замершим под деревьями, сказали, что весь разгул, от первого порыва до последнего вздоха, длился девять минут тридцать секунд, они бы ни за что не поверили. Ночь прошла, не меньше…

Глава тринадцатая

Кровь, смола и стоматолог

– Ничего себе, – сказал Боря.

– Кажись, кончилось. Вылезаем, – стал раздвигать ветки Ромка. – Черт, я поцарапался где-то, что ли… На животе кровь.

– Это моя, – успокоил его Борька. – Мне в руку обломок засадило.

– Нифигасе, у тебя рукав весь пропитался! – охнул Ромка, с трудом развернувшись к Ракитину. – Очень больно? Пальцами пошевели. Черт, Борька, тебе жгут надо срочно накладывать, вдруг артерию порвал!

– Если бы артерию порвал, уже все вытекло бы, – полувопросительно ответил Ракитин. – Давай лезь, я за тобой. Ты это, ветки придерживай…

Замолчали и стали выбираться. Ракитин хотел спросить Ромку, как там Гольдина, но не стал. И про ребят спрашивать не стал… Сейчас увидят. Все нормально. Мы же целы. Значит, и остальные целы. Нечего и спрашивать.

Выбрались на поверхность. Руки-ноги в смоле, в волосах сосновая шелуха, иголки… Ракита провел по лбу ладонью, осталась красная полоса.

– Ну ты красавчег, – сказал Ромка.

– На себя посмо… – не договорил Боря и уставился перед собой. Потом повернулся влево. Вправо. Назад. С ума сойти! Это их берег? Их лагерь? Лисья?

– Офигеть… – выдохнули они вместе.

– А я вот тебе говорил – не бери с собой Лакина… – растерянно произнес Ромка. – «Да что он сделает, дерево уронит?» Вот тебе и уронит…

Леса больше не было. То есть он был, но больше не рос. Земли, обыкновенной земли, с травой, хвоей, корнями, тропинками, не было видно. Ходить можно было только по стволам, вповалку лежащим друг на друге.

Горизонт расширился, далеко была видна лента реки. Но как сузилась Лисья! Деревья тянулись друг к другу с берега на берег и кое-где дотягивались. Реку перегородило, как будто по ней пронеслась стая бобров…

– А-а-а! – услышали ребята. Очнулись, забрались на самый верхний ствол, выпрямились во весь рост.

– Гольдина! – завопил Ромка. – Макс! Ар-тем!

– Эй, наро-о-од! – надрывался Борька.

– Гольдина! – орали они хором.

– Я здесь! – раздалось откуда-то из-под завалов.

Попрыгали на голос. В ветвях у самой земли блестела Даша. Даже сейчас в лунном свете сверкали ее сережки…

– Ты жива?

– Лу… ше бы ме… я уби-и-и-ло-о-о… – неотчетливо завывала Гольдина.

Парни переглянулись и ничего не ответили. Стали вытаскивать девушку, с расцарапанной губой, но целую-невредимую, только почему-то мокрую… Ах да, их же обрызгало.

– Ты как, нормально?

– Что тут нормального? – рыдала Гольдина. – По лицу палкой попало. У-у-у… Лучше бы мне ногу сломало или руку…

– Сбрендила, похоже, – тихо сказал Ромка, покрутив пальцем у виска. – Крыша, по ходу, поехала. Что неудивительно…

Ракитин кивнул.

– Придурки! – взъярилась первая красавица 9 «Б». – Мне зуб выбило! Передний! О-о-о! – застонала несчастная Гольдина. – Пошла твоя днюха, Ракитин, знаешь куда!

– Не груби, золотко, – ласково попросил Ромка.

– Дай-ка гляну, может, тебе кажется, – Боря развернул ее лицом к себе, убрал прядь волос. – Открой ротик.

– Ага, кажется! – заливалась слезами Гольдина. – Убери лапы, они у тебя в чем-то липком! Смолой волосы заляпаешь!

– Это не смола, а кровь, – добавил позитива Ромка.

Гольдина охнув, открыла рот.

– Фигня, – тут же поставил диагноз Ракитин. – Крохотный кусочек откололся сверху. Заделают в пять секунд, незаметно будет.

– Не, не в пять секунд, – заглянул в рот Гольдиной Ромка. – Ползуба нет. Минут десять уйдет.

Гольдина пальцем ощупывала пробоину в ряду своих ровных белоснежных зубов.

– Как я улыбаться буду… – стонала она, прикрывая верхнюю губу рукой.

– А ты пока не улыбайся, – посоветовал Ромка. – Будешь пока царевной Несмеяной. Емеля есть уже, будет комплект… А чему тут улыбаться, ты посмотри вокруг. Мрак, жуть, конец света. Ты еще дешево отделалась, Несмеяна.

– Ты еще дешевле! – рассердилась Гольдина. – У Борьки хоть рука в крови, – показала она на Ракитина, который гордо выпятил грудь, – а ты без единой царапины!

– Ну извини, – развел руками Ромка. – Сейчас пойду поцарапаюсь обо что-нибудь для твоего удовольствия.

– Не грусти, Гольдиночка, – погладил ее по плечу Ракитин. – Может, кому-то еще хуже. Может, кому-нибудь челюсть сломало или вообще бревнами насмерть завалило… Мы пока только тебя нашли.

– Уроды, – дернула плечом Гольдина. – Дома надо днюхи отмечать!

– Где палатки-то стояли? – вертел головой Ромка. – Где берег? От него вон туда… Вон что-то зеленое!

Хорошо, что белые ночи, хорошо, что луну видно. Фонари-то в рюкзаках где-то лежат.

Полезли искать остальных.

Мысли прыгали градинами и больно стучали в висках: «Все живы, наверняка все живы. Должны быть живы. Пусть зубы, пусть переломы, пусть в крови, но живы. Конечно, как же иначе. По-другому не может быть».

Глава четырнадцатая

Шалаш на скале и бабка в окошке

Палатку девочек не затронуло вообще! Сосна с самыми могучими корнями на свете склонилась над ней и удержалась на весу, да еще и защитила от других деревьев послабее. Катя и Маша так и просидели в палатке все девять с половиной минут, обнявшись и зажмурившись. Ну, девочки! Машенька, Катюша, миленькие вы наши, ура!

В палатке под могучей сосной оказались и мальчики… Когда началось, Витька Клочков успел примчаться к ним, и Арсеньев тоже. И Ложкина к ним прибило в итоге. А что с Витькиной палаткой – неизвестно… Там же Мишка оставался!

– Не, он вышел перед ураганом, – сказал Витька. – В туалет. И Мотылькова с собой позвал.

– Зачем это?

– Ну зачем, это ж Лакин, е-мое. Покараулить, наверное…

– А Мотыльков в какой палатке был?

– В ракитинской…

Палатку Борьки с Ромкой завалило наглухо. Что-то желтело внизу, в хвойной зелени. Вряд ли подлежит восстановлению. Ну и черт с ней, раз там никого не было…

Двоих найти осталось! Куда Мишку понесло перед ураганом? Да еще с Мотыльковым.

– Может, в овраг? – предположила Катя. – Там удобнее…

– Чего удобнее? – не сразу врубился Ложкин.

– Ну как что? В туалет… – объяснила Катя и смутилась.

Но никто не заржал, даже не хмыкнул. Не до ржания. Даже если Лакин там сейчас в овраге с голым задом сидит, а Мотыльков его караулит, лишь бы живы были! Овраг, кстати, хорошее укрытие от падающих деревьев…

Опять стали пробираться по завалам, оскальзываясь на молодой коре, хватаясь руками за липкие от смолы сучья.

Ракитин хватался одной рукой. Вторую перевязала Катя Смирнова. У нее в палатке аптечка оказалась, а в аптечке – всё, что нужно: перекись, бинт. Жгут не понадобился, кровь сама остановилась («Вытекла вся», – оптимистично предположил Ромка). Катя сделала отличную перевязку, очень аккуратную, и рану обработала как полагается, умница, даром что не блестит. А Гольдина только ойкала да глаза закатывала.

– Ла-кин! Мо-тыль!

Молчание в ответ. И вообще тишина… Как после бури. Ну да, после бури и есть, все правильно.

– Мы не туда лезем, – остановился Ромка. – Не пойдет Лакин в овраг, чтобы… того, – ради девочек Рябинин старался выражаться эстетично. – Это слишком логично для него. Он пойдет туда, куда никто бы не пошел. Борька, куда бы ты ни за что не пошел за этим делом?

– На скалу? – предположил Борька.

– О! Идея! А где скала?

– Там была, – махнул рукой Витька. – Я уже к ней пригляделся, хорошая скала. Только сейчас не видно ни фига.

– Туда, – уверенно прыгнул на соседний ствол Ромка и замахал руками для равновесия.

И все поскакали за ним. Какая разница, в общем-то, куда…

– Ребята, ау!

Мишка Лакин сидел на верхней площадке скалы и по-старомодному аукал, сложив руки рупором и вытягивая губы трубочкой. Рядом с ним сидел Женька Мотыльков и насупленно молчал.

Сосны попáдали вокруг камня и образовали своими верхушками нечто вроде шалаша. Ветки густо сплелись в хвойную крышу, только в одном месте была брешь в зелени, окошечко в мир. В это окошечко выглядывал Лакин, подавая сигналы: «Ребята, ау!»

– Лакин! Женька с тобой? – орали приближающиеся ребята.

Лакин исчез из хвойной прорехи проверить Мотылькова и появился снова.

– Со мной! – широко улыбнулся он.

– Вот придурок, – прошептал себе под нос Ромка. – Аукает стоит. Настоящая бабка в окошке.

– Как вы там, целы? – на ходу кричал Ракитин, цепляясь здоровой рукой за что ни попадя.

Мишка опять исчез из переговорного отверстия и опять появился.

– В общем-то, целы… Только… – проговорил он и замолчал.

– Чего только? – заорали сразу несколько глоток.

– Ну… это…

– Да говори же, Миша! – высоко выкрикнула Маша.

– А вы смеяться не будете? – высунувшись в окошко, громким шепотом спросил Миша.

– Умереть, какой лопух, – процедил Ромка, карабкаясь по наклонной сосне, ставшей каркасом шалаша. – Ну, доберусь сейчас…

– Миша, тебе зуб выбило? – с надеждой и пониманием спросила Гольдина.

– Зуб? – удивился Миша и активно помотал головой. – Нет! Зубы все целы! Вот!

Он оскалился во весь рот и провел пальцем по совершенно целым зубам.

– Заткнись и говори! – не очень последовательно приказал Ромка, штурмуя камень. – Что с Женькой?

– Да всё со мной в порядке! – глухо из ветвей крикнул Мотыльков. – Это Лакин за штаны переживает! Он их в палатке оставил, когда в туалет пошел. Думал, не пригодятся. Думал, туда и обратно… Так что он в одних трусах… с самолетиками…

Мотыльков не договорил и подавился смехом. И так слишком долго сдерживался.

И все захохотали следом за Мотыльковым. Отпустило. Ну слава богу! Трусы – это не смертельно, даже если с самолетиками! Живы все, целы! Невероятно! Но так и должно быть!

Одна Гольдина не смеялась. Наверное, сломанного зуба стеснялась. А может, думала, что лучше бы ей быть сейчас в трусах, чем со сломанным зубом…

Глава пятнадцатая

Собрание на жердочках и яблоко на небе

Все уселись на стволах, как на жердочках.

– Собрание в курятнике считаю открытым, – оглядев народ, объявил Арсеньев.

– Хорошо, что ночи белые, – сказала Маша. – Всё видно.

– Лакин по-другому, наверное, считает, – хохотнул Ромка.

– Не цепляйся к нему, – попросила Катя.

– А я цепляюсь? Да я вообще не цепляюсь! – справедливо возмутился Рябинин. – Но я еще вцеплюсь, вот увидите! Я еще устрою разборку…

– Какую разборку, остынь…

– А вот за это за всё, – широко развел руками Ромка, – кто отвечать будет? Это же всё спешэл фор Лакин устроено, сто пудов! Сколько лет на Лисью ездили – всё тихо-спокойно, даже ливня стоящего ни разу не было, кажется. А Лакин первый раз в жизни выбрался – ба-бах! Ураган! Гром и молния! Землетрясение! Лес валится корнями кверху! Лакин приехал, чтоб его…

– Ромочка! – всплеснула руками Гольдина, забыв прикрыть рот. Луна блеснула на щербатой полоске зубов.

– Ой, что это у тебя? – успел разглядеть Мишка, сидевший напротив. Рябининскую отповедь он слушал вполне спокойно, а тут встрепенулся: – Ой, Да-аша!.. Ты знаешь, у тебя ведь кусок зуба откололся!

– Да что ты говоришь, ой! – передразнил его Ромка. – Обалдеть, а Гольдина и не заметила! Жила себе спокойно, ничего не знала…

– Ой, Даша, прости… – покраснел Мишка.

Борька мысленно зажмурился, представив, какой вопль сейчас издаст Гольдина. Ну, раз, два…

– Да ничего, Миш, спасибо за заботу, – пробормотала Даша, по самые уши спрятавшись во флисовку.

Нормально, а? Борька чуть с сосны не рухнул.

– Так, народ, давайте по существу, – как-то ненавязчиво возглавил собрание Арсеньев. – Что мы имеем на данный момент?

– Ты лучше спроси, чего мы не имеем, – хмыкнул хозяйственный Клочков. – Двух палаток нет, продуктов нет…

– Салатницам кирдык, как я и предсказывал, – вставил Ромка.

– Леса, по существу, тоже нет. Кроме того, вещи и документы большей части группы под завалами, мобильные телефоны…

Вот тут Клочков раскрыл рот и уставился на Арсеньева. Арсеньев издал нечто вроде «Ах-ха!» и уставился на Рябинина. Рябинин слабо хрюкнул и посмотрел на Ракитина, который вытаращил глаза просто так, в никуда.

– Боря, – вкрадчиво поинтересовался Артем, – а ты далеко наши телефоны унес? Глубоко закопал?

Боря неуверенно поднял здоровую руку и махнул рукой куда-то в бывший лес.

Мотыльков хлопнул себя по лбу и застонал.

– Ой-ой-ой-ой, ребята! Ну вот, я же говорил, что в ваши игры ориентировщицкие не играю… Ну где теперь мой мобильничек?

– Вечер тишины устроили, – припомнил злопамятный Арсеньев. – Отличная тишина, чуть не оглохли.

– Погодите, – подала голос Маша. – Погодите-погодите… Так это же здорово!

– Чего здорового-то? – удивился Ромка.

– Представляете, если бы мы их не сдали? Половину сейчас наверняка по частям бы собирали…

– А наши с тобой в палатке бы лежали невредимые, – возразила Катя. – Могли бы Олегу Борисовичу позвонить, Иришке с Володей…

Все замолчали, столько мыслей сразу вдруг обрушилось на них. Прямо новый лесоповал, только из мыслей… Пока сами вылезали из-под завалов, пока искали друг друга, пока радовались, что все живы, было ни до чего другого. А теперь отпустило, сели рядком, поговорили ладком и вспомнили, что Олег Борисович уехал на станцию, что должен был возвращаться обратно с ребятами… А может, не должен? Может, поезд не успел прийти до урагана? А времени сколько было? А во сколько приходит последняя электричка? А сейчас уже сколько времени? Кажется, светает… Июнь, белые ночи длиною в полчаса. И спать ужасно хочется. Вдруг зверски захотелось спать, прямо так, в ветках… Гнездо свить, свернуться в нем и провалиться в сон. Утром проснуться, а всё в порядке, и нет всего этого кошмара… Потому что этого не может быть… Это всё как-то слишком, не верится, не может быть, ничего этого нет… И лес шумит, и река течет, и луна в небе светит белым круглым абажуром, и все хорошо… Хотя почему луна, если утро? Значит, не луна, а круглое, крепкое, как яблоко, солнце наполняет мир витамином D.

– Арсеньев, а может, того, утро вечера мудренее, – держась на бревне изо всех сил и стараясь не кувырнуться вниз головой, произнес Ромка. – Давай мы завтра все убытки подсчитаем. А то у меня это… батарейка в калькуляторе села…

– Да вы что, а телефоны? – запротестовал Арсеньев, но как-то неактивно, тоже с трудом глаза таращил. – Надо же их забрать. А то найдет кто-нибудь!

Поглядели вокруг, потом друг на друга. Карабкаться сейчас по стволам, царапаться о ветки, ориентироваться в этом буреломе – да ну нафиг. Если их кто-то (!) найдет вот сейчас – пусть берет, заслужил. А мы спать, граждане, спать…

Глава шестнадцатая

Прекрасная фея и ржавый гвоздь

Девочки забрались в Катину палатку, туда же взяли Борю, как раненого. Ромка грозился тоже руку проткнуть чем-нибудь ради такого, но его вытолкали безжалостно: и так всем на боку спать придется, чтобы Боря мог спокойно лечь на спину.

Мальчишки устроились снаружи, девочки им отдали пенки. Мишка Лакин ушел спать на свою скалу, в шалаш. Его отговаривали, но безрезультатно. От Машиных флисовых штанов он тоже отказался.

– По-моему, Лакин еще и змей боится, – шепнул Мотыльков Рябинину. – Он ведь потому меня и вытащил из палатки в туалет. Боялся в одиночку по кустам шариться. И в овраг поэтому не полез, хотя я предлагал… Говорил, вдруг там клубок змей, он по телеку видел.

Мотыльков хихикнул.

– Мотыль, хорош трындеть, спи, – буркнул Клочков и добавил справедливости ради: – Если бы он тебя не вытащил, неизвестно еще, где бы ты был сейчас. От Борькиной палатки только кусок тента видать… Лежал бы сейчас как живой.

Укутались в девчоночьи куртки, затихли…

Кстати, комаров-то нет! Унесло их ураганом, что ли? И на том спасибо.

Миша очень даже неплохо устроился в своем импровизированном жилище. Камень сверху был покрыт мягким, бархатным мхом, не хуже пенки. Площадка почти ровная, с небольшим возвышением с одной стороны.

«Там подушка будет», – решил Миша и улегся на камень. Хорошо, что мама с бабушкой его сейчас не видят… Вот крику было бы, слез и переживаний. «Мишенька, простудишься, Мишенька, упадешь! Ай, ой! А дома-то постелька, белье чистое…» Миша представил, как бабушка застилает моховую верхушку скалы белой простынкой и взбивает каменное возвышение. Улыбнулся. Немного повертелся, устраиваясь поудобнее. Ноги пришлось согнуть, слишком длинные. Нет, так плохо, ветки щекочут. Миша сдвинулся к центру, подальше от хвойных стенок. Вроде нормально… Повертелся еще немного и вдруг напомнил сам себе Сида из «Ледникового периода», рассердился на себя и замер.

Заснул не сразу. Сначала пострадал самоедством. Все в штанах, а он в трусах… Конечно, обстоятельства форс-мажорные, всё понятно, но из всей компании в нижнем белье только он, только Лакин! И у нее на глазах… Лучше бы ему зуб выбило! Или руку проткнуло, как Ракитину. Боре всегда везло. Раненый герой. Он-то в трусах перед всеми щеголять не будет ни при каких обстоятельствах. Ну хоть бы в плавках… Так нет же, в семейниках, еще и с самолетиками… Это все бабушка, за малыша его держит, белье с картинками покупает. Хорошо, что не со щеночками надел с утра.

Как она смотрела на него, интересно? С сочувствием, с жалостью, с презрением? Наверное, и так и этак. Она, конечно, добрая, но она вон какая – неземная! Сказочная! Фея прекрасная! Нельзя перед ней так показываться, после не искупишь ничем, не вытравишь воспоминание это нелепое… Так хотел поехать со всеми, так хотел выделиться, внимание заслужить, как-то обозначиться! Типа, вот он я, существую, думаю, дышу, люблю! Могу все сделать, только попроси! Горы сворочу, леса выкорчую! Ага, заслужил внимание… Рябинин исхрюкался весь и исхмыкался. И правильно, и нечего его защищать, нечего! Пусть Ромка хмыкает, пусть цепляется! Что это за неуклюжие руки, ходульные ноги, вечно всё задевающие, роняющие, разбивающие, портящие! Лопух! Рыжий клоун! И обидел ее, нечаянно, конечно, но все равно виноват… А она ему еще спасибо сказала. Конечно, она же добрая…

В Мишиной голове замкнуло, запись завертелась по новой.

Лопух, рыжий клоун, обидел. Вечный недотепа, урод неуклюжий, без штанов. Так хотел, так мечтал – и на тебе. Лопух…

Что-то укололо в ногу. Миша сел, пошарил руками. Надо же, гвоздик… Откуда бы он взялся здесь, во мху? Странно. Хороший, негнутый, только немного ржавый. В задумчивости Миша повертел гвоздь и стал выцарапывать на толстой ветке четыре буквы дорогого имени… И первая буква фамилии тоже поместилась.

Полюбовался на имя. Будто портрет ее здесь повесил. Можно погладить, можно даже слегка губами коснуться. Приятный хвойный аромат, душистый, свежий, какой и должен быть. Ну не смешно ли? Дурацкий Лакин, посмешище всего класса, и такая раскрасавица. Красавица и чудовище. А голос какой, а? А глаза, а волосы?

Глаза и волосы Миша видел уже во сне.

Прошло около получаса. Ребята успели уснуть.

Первым проснулся Арсеньев. Потряс за плечо Клочкова. Тот мгновенно сел, прислушался. Толкнул в бок Рябинина.

Кто-то ломился на место лагеря. Хлесткий звук отгибаемых веток, чертыханье, тяжелые прыжки, треск.

Рябинин вскочил.

– Кто идет? – рявкнул он. Вышло не очень громко и не так грозно, как хотелось бы. Голос спросонок был сиплый, да и волновался Ромка. Не в городской квартире все-таки. Ночь, лес, девчонки рядом дрыхнут и Борька однорукий.

Тот, кто ломился, застыл на месте, а потом сказал дрогнувшим голосом Олега Борисовича:

– Господи, живы… Ну, вас нельзя одних оставить! Всё переломаете, хороняки!

Машину Олег Борисович оставил на станции. Иришку с Володей он не встретил – электричка не пришла, остановилась за пару станций от Лескова: деревья на пути попáдали. С пассажирами все в порядке, спят спокойно в вагонах на лавках. Олег Борисович Володе позвонил, выяснил, что и как. Ночевать им придется в вагоне, но это не худший вариант.

Ураган тренер переждал там же, у платформы. Как все закончилось – побежал обратно на берег, к ребятам в лагерь. Правда, побежал – это громко сказано. Пока не сел навигатор, тренер засекал скорость – 800 метров в час. Летел, можно сказать, со всех ног.

Повезло, что не в лесу на машине был. Если бы электричка успела приехать и он бы с детьми в лес въехал…

– Я когда со станции шел, все представлял, что бы с нами было, попади мы на машине в эту молотилку… Про вас вообще думать боялся, – прижимал тренер к себе сонных Машу и Катю. – Вспомнил, что звонить бесполезно, что телефоны все закопаны, – так чуть не помер… Со смеху. Эх вы, приключенцы… хороняки… Угораздило же. Впервые на моей памяти такое. Потрясающе.

– Это всё из-за Лакина, – пожаловался Ромка.

– А Лакин-то ваш где? – спохватился Олег Борисович. – Говорите, все целы?

– Он в свой шалашик спать пошел, – сквозь сон пробормотала Гольдина, свернувшись на пенке тихим котенком. Голову она положила на колени Ромке, Ракитина держала за руку. За здоровую.

– Перевязка у тебя хорошая, Боря, – отметил тренер.

– Это Катя сделала, – тут же отозвался Ракитин.

Мишин шалашик Олега Борисовича порадовал.

– Ай, молодца! – восхитился он. – Не теряется парень! Уже дом себе соорудил!

– Да не, это ему повезло… – обиженно сказал Ромка и сам поперхнулся от такого сочетания – «Лакину повезло»!

– Просто деревьев вокруг скалы навалило, а они с Женькой наверху стояли… – пытались объяснить ребята. – Они ничего и не делали.

Тренер поднял вверх руку:

– Иногда все, что требуется от человека, – это оказаться в нужный момент в нужном месте. Крайне ценное качество, и ваш Лакин, похоже, им обладает.

Маша кивнула, улыбнулась и прижалась к Смирновой для тепла. Больше всего ее беспокоило, что папа услышит про ураган и начнет названивать, а телефон выключен. Теперь, благодаря их дорогому тренеру, есть связь с городом, остальное пустяки. Даже весело… И спать совсем не хочется…

Глава семнадцатая

Корневая система и спасенные брюки

Солнце как ни в чем не бывало изо всех сил освещало разоренную поляну. Ему-то что – знай свети поярче!

Пахло свежим деревом, как на лесопилке или в мебельном магазине. Птицы запели – наверное, пристроились на устоявших березах. Белые стволы сияли, как свечки, на изуродованном берегу.

– У березы корневая система вертикальная, – это было первое, что услышал Ракитин, когда проснулся. – У нее корневой стержень вглубь уходит, ее трудно повалить. А у сосны система горизонтальная, по поверхности стелется. Ее повалить запросто можно: чуть подрезал, подкопал и вали. Ручной лебедкой типа «лягушка» и младенец повалит.

Все эти ценные сведения про корневые системы излагались не хриплым басом лесоруба, как можно было бы ожидать, а нежным девичьим голосом, почти над самым ухом Бориса.

– Откуда такие познания, Кать? – недоверчиво спросил Рябинин как раз тем самым хриплым басом, которого недоставало.

– А мы с отцом участок корчевали в прошлом году. А там сосны росли да березы…

– Тихо… Именинник просыпается! Боевая готовность всем!..

Ракитин наконец открыл глаза. Вокруг пенки, на которой он спал, амфитеатром стояли дорогие гости и явно что-то затевали.

Олег Борисович поднял руку, сказал «три, четыре», и все дружно затянули: «С днем рожденья тебя! С днем рожденья тебя! С днем рожденья, милый Боря, с днем рожденья тебя!», причем слова «милый Боря» пропела соло Гольдина, прикрывая губу ладошкой… Борис прослезился и полез со всеми целоваться. Наконец-то не виртуально. Дождался. Правда, Гольдина подставила щечку, но Боря и сам не рискнул бы ее целовать так, как собирался на правах новорожденного. Губы распухшие, зуб сломан… Спасибо, не надо. Отложим до лучших времен.

– А теперь – подарки, подарки! – захлопала в ладоши Маша. – Рома, у тебя общий подарок был? Где?

Ромка неопределенно мотнул головой на зелено-рыжий сосновый развал.

– В палатке…

Началась операция по вручению подарка и вообще по спасению имущества. Раз все люди целы, можно и об имуществе подумать. Особенно хотелось подумать об имуществе съедобном.

– Где костер-то был? – спросил Олег Борисович. – Продукты туда ведь складывали. Кстати, костер у вас горел перед ураганом?

– Ага, как же, горел, – горестно вздохнул Рябинин. – Мы такой костерок запалили – прелесть! Но Лакин его залил аккурат перед самым погромом.

– Да это не Миша, это я вообще-то, – сказала Маша. – С бревна упала и чай ногами опрокинула.

– Кружку?

– Нет, котел.

– А-а-а…

– Да если бы Лакин в нее горящей веткой не запулил, она бы не упала, – вступился за Машу Клочков.

– Да ваш Лакин – просто чудо, – задумчиво проговорил Олег Борисович.

– Почему это? – удивились ученики.

– Да если бы ваш прелестный костер по вине Лакина не залили пятью литрами чая, тут бы такое заполыхало, – задумчиво оглядел штабеля бревен тренер. – Идеальная поленница. Пожар был бы такой, что в Лисьей рыба сварилась бы.

Рябинин глянул на Борю, тот выразительно пожал одним плечом.

– Так чего, Лакину – респект? – спросил Ложкин.

– И уважуха, – подтвердил Клочков.

– Ну вы работать будете или как? Я бы поел! – позвал зануда Арсеньев.

Новорожденный и гости пошли работать.

Мишка сидел в своем домике и мучился альтернативой: выйти в трусах средь бела дня или не выйти и прослыть тунеядцем и эгоистом. Все работают, деревья ворочают, а он прохлаждается…

Ребята добрались до Витиной синей палатки. Тент пришлось распороть, его к земле пригвоздило здоровенным суком, а сверху еще три сосны навалились. Поднять нереально, тут бригада с бензопилой нужна, а у них пока даже топора не было, не нашли еще.

Ракитин, забравшись на вздыбленный корень, только руководить мог. От Мотылькова помощи немного, он больше хнычет, что в лесу в первый раз, что ему здесь не нравится и в эти ориентировщицкие игры он играть не хочет. Рябинин в полной боевой готовности, Ложкин молодец, Клочков спины не разгибает, Олег Борисович надрывается, плюс три девочки… Да, слабовата команда на такой фронт работ. А Смирнова, кстати, супер, такая сильная, оказывается! Неужели она в самом деле шесть соток с отцом раскорчевала? Повезло отцу с дочкой. Ну, не красавица… Зато не каждый сын так упираться станет. Не хуже Ложкина с Клочковым под стволы подлезает, на рычаги нажимает. Даже Гольдина своими тонкими ручками с блестящим маникюром что-то там держит и в сторону отводит. Один Лакин как всегда…

– Лакин, вылезай! – крикнул Рябинин. – Мы твои брюки спасли. Спешэл фор ю! Только в смоле чуток.

Глава восемнадцатая

Красный Крест и сырный салат

Много чего спасли. Двум палаткам пришел каюк, конечно, но вещи из них повытаскивали.

Операция по вручению подарка провалилась: одну рацию буквально проткнуло веткой, как бабочку булавкой… Принимай, Боря, от всей души…

Боря веселился. Он уставился на раздавленную рацию с видом ослика Иа и спросил печальным голосом:

– А какого она была цвета?

– Зеленого, – вздохнул Ромка по тексту, хотя сломанный подарок был темно-синий с ярко-желтой полосой.

– Мой любимый цвет, – горестно кивнул Ракитин.

Тут все остальные тоже просекли цитату и повеселели.

– Дырявому Ракитину – дырявый подарок! – провозгласил Клочков. Посмеялись.

– А-ха-ха, как смешно, – сердито сказала Катя. – Боря, хватит ржать, иди на перевязку.

И она увела его с бревна к своей уцелевшей палатке.

Ромка отчаянно помахал другу на прощание и шепнул Мотылькову:

– Смирнова-то ваще разошлась. Прямо Красный Крест. А в школе-то тихарилась… Откуда что берется!

– А в школе лечить было некого, – предположил Мотыльков. – Максимум – на тебя штанга упадет… И то тебя сразу врачи из медкабинета спасут. Неинтересно…

– Слышь, Витька, Витька, – не успокаивался Рябинин, вдруг заметивший новую Смирнову. – А Катька-то ничего, да?

– Это ты – ничего, – хмуро возразил Клочков. – А Катя – отличная девчонка.

– Да? – поразился Ромка. – Фантастиш…

Из всего шикарного меню праздничного стола уцелели только конфеты трюфели. Потому что их втихаря утащили к себе в палатку девочки. Ай-ай-ай, как не стыдно воровать!

– Мы не воровали! – защищалась Маша. – Мы угощались. Это же для нас Боря купил!

Ромкиному возмущению не было предела.

– Ну почему вы уперли конфеты, а не мясо? – сокрушался он.

– Или селедку под шубой, – поддакивал Клочков. – Эх, всю по земле размазало, жалко…

– Но мясо сырое, зачем нам его утаскивать в палатку?

– Могли бы пожарить и припрятать, сейчас бы пировали!

– А торт почему не стырили? – наступал Ложкин. – Торт тоже для девчонок был!

– Не, торт для всех… – оправдывались девочки. – Ракитин еще должен был свечи на нем задуть…

– Ураган всё задул: и торт, и свечи! И все салаты, и шашлыки! И пирожки, и бананы! – все больше увлекаясь, перечислял Ромка. – И сумку с мороженым…

– Уж дунул так дунул, – сказал Женька.

– У меня был «Орбит», можно пожевать, – вспомнила Маша.

А Лакин, уже надевший брюки, пошел на берег и принес пластиковый контейнер, плотно закрытый крышкой.

– Миша, что это? – спросили все.

– Это сырный салат Елены Петровны, – смущаясь и краснея, ответил Миша. – Я подумал, что лучше его в воду поставить, чтобы не испортился за ночь… А сказать забыл…

– Так его же унести могло течением! – всплеснул руками Ромка. – Ну, Лакин!.. Ну как всегда!

– А я его тушенкой придавил, чтобы не унесло.

– Что, и тушенка в реке была?

– Да…

– Тушенка! Мясо! Блин, Мишка, да ты супер! – подскочили все.

– Миша, браво! – похвалил Олег Борисович. – Жаль, что ты к нам на ориентирование не ходишь. Ценный ты человек в лесу.

А Гольдина подошла к Лакину и чмокнула его в щечку. Гольдина – Лакина! – чмокнула! Нормально, да? Вот что голод делает.

Началось сырно-тушенковое застолье. Праздник все-таки. День рождения. А на десерт – конфеты. Будь здоров, Боря.

Глава девятнадцатая

Клад, компас и кино

Надо было выкарабкиваться к станции. Чего здесь оставаться? Домой, в город! Там и допраздновать можно. К тому же «Нива» без присмотра у платформы стоит.

– А телефоны? – в сотый раз напомнил Мотыльков.

А чего напоминать, все и так помнят. Просто ждут, когда Ракитину руку перевяжут. И поесть надо ведь было. И сразу пойдут на поиски клада. Побегут. Прав оказался Борька – искать будут с остервенением. И он сам в том числе.

– Есть одна примета, – сообщил Ракитин.

– В ста шагах от льва – фонтан? – спросила Катя. Гольдина хихикнула.

– Какой фонтан?.. А, да нет! Льва нам не хватало. Я на дерево рядом с кладом рожу страшную повесил. Ну, маску вампира! Черные патлы, клыки все в крови. Ну, не тупите. Я привез хэллоуинскую маску и повесил ее в лесу. Ну, для смеха, господи! Фишка такая: вампир охраняет клад.

– Вампиры клад не охраняют, больно надо, – возразил Мотыльков. – Им некогда охранять, они по ночам жертву ищут.

– Ой, ну какая разница! – сморщился Борька. – Считай, что это привидение, а не вампир, если тебе так хочется.

– У привидений не бывает окровавленных клыков, – строго сказал Мотыльков.

– Женька, ты достал! – честно предупредил Борис. – Короче, надо искать маску. С черными волосами и кровавым ртом.

– Веселенькая легенда у КП, – заметил Олег Борисович. – Маша, звездочка наша путеводная, на тебя вся надежда.

– А еще какие ориентиры? – спросила Голубева, и выражение лица у нее стало как на старте.

– Сосна там была особая – два ствола из одного корня…

– Очень уместный ориентир, – вздохнула Маша, оглядев лесоповал. – Разберись теперь, кто из какого корня… Овраг был?

– Овраг далеко слева, если спиной к реке стоять.

– А рельеф? Ямки-горки?

– Горка справа, ямка слева, кажется.

– Сколько от лагеря?

– Метров шестьсот на северо-восток.

– На северо-восток – это замечательно, а вот компас есть у кого-нибудь?

Переглянулись.

– На меня не смотрите, – тут же открестился Женя. – Я компас и в руках не держал никогда. Я вообще в ваши ориентировщицкие игры не играю.

Гольдина молча встала рядом с Женей. Тоже в руках не держала, в игры не играет, понятно.

– В машине остался, – сокрушенно произнес Олег Борисович.

– Маша, Катя! У вас-то в палатке компас сохранился?

Девочки помотали головами.

– Не брали с собой, – признались они. – Извини, Боря.

– А давайте по мху на деревьях ориентироваться! – предложил Мотыльков. – Я слыхал, где мох – там север!

– Это же сосны, балда! Где ты на них мох видишь? Ты еще про Полярную звезду вспомни в июньский полдень. Приехали… Полный лес ориентировщиков! А где северо-восток, неизвестно…

Тут Лакин сунул руку в карман спасенных штанов и, мучительно краснея, торжественно произнес:

– Боря… Я думал-думал, что тебе подарить… Бабушка предложила компас, потому что ты ориентированием занимаешься. Вот, с днем рождения тебя, Боря.

И на ладони у Мишки появился, действительно, компас – самый простой, без линейки, без ремешка, в огромном квадратном корпусе, с нелепой крышкой и со стрелкой, которая ходит ходуном, и надо сто лет ждать, пока она успокоится…

– В нужное время в нужном месте, – с восторгом посмотрела на Лакина Гольдина.

– Отличный подарок, Миша! – искренне обнял его одной рукой Ракитин, единственный в классе обладатель навороченного компаса с курвиметром. – Всегда мечтал о таком! Особенно сегодня!

– У тебя такого нет? – просиял Лакин.

– Такого ни у кого нет, – убежденно сказал Ромка, странно глядя на Лакина. – Пошли за мобилами уже. На северо-восток.

Шли преимущественно по завалам, редко когда удавалось на землю спуститься. Непривычно, жутковато, но… даже красиво. Сосновые молодые стволы под солнцем – как золотые мосты над зеленым морем хвои. Необычно.

Клочкову хорошо, он скалолаз, он подтягивается на одной руке два раза и отжимается на пальцах. «Пистолетов», не держась за опору, делает по двадцать штук на каждой ноге. И растяжка у него отменная. Он по стволам идет, как по ровной дороге, не угонишься.

И Катя тоже ловко прыгает. Не поскальзывается, ногу ставит у основания сучьев, раз-раз-раз – и перебежала по дереву с корня на вершину, как по мостику.

– Катя, у тебя хорошее чувство равновесия, – обернулся Витя. – Отлично бегаешь по деревьям. Как в «Аватаре» прямо. Смотри, мы всех обогнали.

– А я не смотрела «Аватар», – улыбнулась Катя.

– Да ты что? – Клочков чуть с дерева не свалился. – Как же ты умудрилась! Я два раза его смотрел.

Катя пожала плечами и легко перепрыгнула ближе к Вите.

– А я вообще в кино не хожу.

Верхушка сосны почти не покачнулась от ее прыжка.

Витя протянул ей руку и неожиданно сказал:

– Так давай сходим. Я приглашаю. Ну что ты застыла? – улыбнулся он. – Ну давай же руку.

Катя кивнула и крепко сжала Витину ладонь.

– Давай, – легко сказала она. – Эй, ты меня держишь?

– Держу! – обрадовался Витя. – Прыгай ко мне!

Катя прыгнула.

– Как пантера, – восхитился он, не выпуская Катиной руки. – Супер.

– Что супер? – засмеялась Катя. Рябинин был прав, она в лесу была гораздо смелее и увереннее… И симпатичнее.

– Да ты – супер! Я так и знал… Я и раньше замечал, что ты… ну… ты классная, Кать, очень. Пусть смеются, мне еще завидовать будут, дурачки.

– В смысле – дурачки? Почему?.. – перестала улыбаться Катя.

– Ну… как сказать… – увлекся объяснениями Клочков, хотя уже давно пора было остановиться. – Ты же не Гольдина. И очень хорошо, что не Гольдина! – поспешил добавить он. – Гольдина только глаза слепит, ну… ты понимаешь, да? Она, конечно, красивая, ну и что… А ты другая…

– Ну да, понимаю, некрасивая, но такая вся внутренне хорошая, – медленно кивнула Катя. – И смеются над тобой, что ты меня, такую уродину, в кино приглашаешь, да? А ты такой герой, ты все равно, никого не боясь, смело мне протягиваешь руку… Спасибо.

Она освободила ладонь из Витькиной руки и шагнула дальше. Следующая сосна качнулась под ногой на манер качелей, Катя чуть не упала с нее на нижние сучья.

– Кать, осторожней! Давай помогу.

– Справлюсь, – бросила Катя через плечо. – Обойдусь. И без кино твоего тоже.

– Катя, ну что ты… Я не так сказал, да? Извини, я не… фу ты, ну вот, поцарапалась, да? Катя, ну прости… Догоняют уже, смотри. Кать, ты красивая тоже… почти как Гольдина.

– Ага, особенно когда она зуб выбила, у меня шансы появились, – ответила Катя и окончательно перепрыгнула на другое дерево.

Эх, Клочков, Клочков… По скалам-то ты ловко лазаешь, а вот с девушками неловко как-то разговариваешь. Ну вот что теперь делать?

Что делать, что делать… Догонять!

Глава двадцатая

Нашлось всё и кое-что еще

Миша Лакин изо всех сил балансировал руками, держал равновесие и все равно падал почти на каждом шагу. Тем не менее он, едва успев подняться, протягивал руку помощи девочкам. Даша не пренебрегала Мишиной рукой и даже ждала, когда Лакин ей поможет перейти по сосновому мосту. Она уже сама первая протягивала свою тонкую ручку и прищелкивала пальчиками в ожидании. А ждать приходилось, потому что была еще и Маша Голубева, тоже девочка… И ей Лакин тоже руку протягивал.

– Молодца, Лакин! – глядя на эту немыслимую картину, громко восхищался Ромка. – Джентльмен – он и в Африке джентльмен! Из автобуса поможет выйти и через пропасть перескочить. Гольдина, давай мне тоже руку, я тоже тебе помогу. Могу на руках перенести, хочешь?

– Не хочу, – резко ответила Гольдина, к радости однорукого Борьки. – Твоя рука меня предательски стащила в реку, я ей не доверяю. Я только Мишеньке доверяю, настоящему рыцарю. Ясно вам?

– Я же говорил, сбрендила, – с легкой грустью шепнул Ромка Ракитину. – Если уж Лакин – рыцарь, то я тогда Красная Шапочка…

– По-моему, где-то там, – сказал Борис. – Вон та горка, кажется.

Все собрались вместе. Нашли свободный клочок земли, спрыгнули с золотых мостов на сушу. Витя хотел встать поближе к Кате, но Катя отгородилась от Клочкова Машей.

– А яма где? – спросил Олег Борисович. – Что-то не видать.

– Да теперь разве разберешься, где горка, где яма? – вопросительно буркнул Ложкин.

– Сюда! – замахал рукой Клочков. – Я что-то вижу! Борь, герма синяя была?

– Да, синяя, и желтый верх!

– Ну, похоже… Вон валяется, рядом с камнем.

Герма действительно была совсем близко. Ближе, чем думал Борис. Она лежала рядом с гранитным валуном высотой метра полтора, утонувшим во мху, да еще и придавленным сверху деревом.

– Удачно камень подвернулся, – заметил Ромка. – Аккурат на герму падало. Валун подставился, повезло.

Боря озадаченно оглядывался.

– Слушайте, а место не то… Я не узнаю…

– Борь, ну немудрено. Что сейчас вообще можно узнать?

– Камней там не было точно. Это от урагана не зависит. Не принесло же их сюда. Они, как айсберги, в землю на две трети врыты, только макушки торчат.

– Ты думаешь, это не наша герма? – ехидно спросил Ложкин. – Значит, вчера тут была куча желающих разбросать по лесу синие гермы с желтым верхом? Магазин «Плот» приехал и разбросал, чтобы нам интереснее искать было?..

Олег Борисович подошел наконец к герме и раскрыл ее.

– Наша – не наша, какая разница. Разбирайте мобильники, кладоискатели. Все цело.

– Ну слава богу! – сказал Мотыльков. – Можно наконец сваливать из этого леса. Осталось до станции добраться. А вампирская маска-то, кстати, где? А, Борь? Посмотреть бы на черные патлы и окровавленные клыки.

– Нету маски, – озирался Боря. – Да говорю вам, не то это место.

Ребята столпились, разбирая мобильники из гермы. Настроение сильно улучшилось. Зазвучали сигналы включения. Как стайка птиц, защебетали эсэмэски.

– Боренька, – на радостях от скорой находки Гольдина даже забыла прикрыть рот рукой, – да ничего, что место не то, зато телефончики наши, – и покрутила сверкающей капелькой на шнурочке.

Все погрузились в свои экраны. Замельтешили пальцы, запищали сигналы… Ложкин защелкал камерой. Срочно выкладывать! Такие фотки! И подпись: «Мы в горизонтальном лесу».

– Может, его сюда ураганом перебросило, Ракита, – успокоительно похлопал друга по плечу Ромка, одновременно глядя в телефон и не замечая, что хлопает именинника по бинту.

А Ракитин все стоял столбом. Даже телефон не включил.

– Да нет, каким ураганом? – медленно проговорил он. – Я же его закопал, понимаете? Между корнями мох вынул, там пещерка такая была, я туда сунул, мхом закрыл, шишками присыпал… Маску повесил… Я боялся, что не откопаем, что вообще… а тут наоборот, вон где, сверху, совсем не там, и камни рядом…

Удивительно, но Боре такое несовпадение жутко не нравилось. Ясный день, солнце светит, все довольны, а он стоит и чуть не плачет над найденной гермой. Нет чтоб радоваться.

– Боря, вон твоя маска! – крикнул вдруг Лакин. – Видишь, все в порядке, не расстраивайся. Всё на месте!

И точно, маска валялась рядом. Сквозь ветви лежащего дерева видны были черные искусственные патлы – ее волосы, безусловно.

Боря бросился к маске как к родной.

– Вот она, вот она! – почему-то ужасно обрадовался он. Вероятно, ориентировщику очень неприятно оказаться не там, где он собирался оказаться. Это может запросто выбить из колеи.

– Надо ее достать, – суетился Ракитин. – Ромка, Макс, помогите поднять ветки. Вить, да потом прочитаешь свои эсэмэски, иди сюда.

– Я помогу, Боря, если мальчики заняты, – излишне звонко и внятно проговорила Катя. – Не лезь со своей рукой. Все правильно, надо ее забрать, пригодится. И вообще, маска тоже денег стоит.

– А не испугаешься, Смирнова? – спросил Ромка, листая экранчик. – Там рожа такая стра-ашная…

Катя промолчала, даже фыркать в ответ не стала и полезла в ветки. Но вдруг истошно завопила и отскочила.

– Жуткая рожа, ага, – согласился Мотыльков.

– Я предупреждал, – сказал Ромка телефону.

– Катя, что с тобой? – подпрыгнула на месте Маша.

Тут Гольдина зажала рот двумя руками и замычала, выпучив глаза. А Лакин схватил обломок ветки и поднял его, как флаг.

– Она моргает! – заорала Катя, тыча рукой в сторону вампирской маски, и, не поднимаясь на ноги, стала отползать в сторону.

– Норм, – кивнул Рябинин Мотылькову. – Легкое помешательство с галлюцинациями при виде головы вампира. На фоне общего бардака вполне логично и даже не очень примечательно.

– Тихо! – взмахнул здоровой рукой Боря.

Из-под веток, где лежала маска, раздался стон. Все застыли на месте. Стон повторился, ветки шевельнулись.

– Мама! – взвизгнула Гольдина, кинувшись к Олегу Борисовичу.

– Кто там? – грозно спросил Ложкин и одновременно поднес правую руку ко лбу – перекреститься. Потом передумал креститься и выставил руку вперед, приготовившись крестить того, кто там шевелился.

– Телефоны взяли, может, пойдем потихоньку? Вдруг там в самом деле привидение… – прошептал Мотыльков и отступил назад.

– Какое привидение? – спросил Ромка тоже шепотом.

– Какое клад охраняет…

– Так это ж не клад, это наши собственные мобилы…

– А для него – клад…

– Тихо!..

Миша Лакин с поднятой веткой шагнул вперед.

– Миша, не ходи! – вскрикнула Даша. И пискнула еле слышно: – Укусит…

– Так, ну всё, хватит, – очнулся наконец Олег Борисович. Признаться, он тоже сильно удивился, когда Катя завопила, а маска застонала. Вид Лакина, идущего с поднятой веткой на вампира, вывел тренера из ступора. – Так, всем стоять! – сказал он погромче.

В общем-то, все и так стояли, кроме Миши. Миша тоже остановился и оглянулся, но оружие свое не опустил.

Олег Борисович отодвинул Мишу в сторону и решительно закопался в ветки. Даша открыла рот, готовая в любой момент завизжать, Катя отползла еще подальше, Маша села прямо на землю. Мальчики мужественно держались на ногах.

Снова раздался потусторонний стон вампира, потом вполне человеческий возглас Олега Борисовича «Ах ты, чтоб тебя!..», но не испуганный, а изумленный.

– Боря, помоги, – вынырнул из сосны тренер. – Витя, давай тоже. Ребята, надо с него деревья убрать, только аккуратно. И пока не двигать.

– Кого не двигать, Олег Борисович? – тихо спросила Маша.

– Кого-кого, – подыскивая хороший дрын для упора, ответил он. – Вора вашего, надо полагать. Девочки, в лагерь за аптечкой бегом.

Глава двадцать первая

Повязка в звездах и знакомые лица

Сначала человека в Борькиной маске освободили от дерева, которое на него свалилось, как снег на голову… Осмотрели: перелом правой голени, возможен перелом ребра или нескольких ребер, многочисленные царапины, ссадины, кровью вся одежда залита. С маской вампира очень гармонично сочетается, кстати.

Для Кати Смирновой настал звездный час. Все ее слушались, даже Олег Борисович. Тут же отрядили человека в лагерь за аптечкой. А заодно за пенками и веревкой для носилок. И емкость для воды захватить – надо кровь с человека смыть.

Рвался сбегать Витя, но Катя отправила Ложкина.

– Ты, Клочков, не найдешь ничего, я лучше Максу объясню, где что лежит.

Когда Макс умчался, стали искать, из чего сделать шину для сломанной ноги.

– Катя, эта сгодится? – притащил Витя самую здоровенную ветку, какую смог отломать.

– Себе привяжи такую кривулину, Клочков! – презрительно ответила Катя, даже не глянув на несчастного Витю. – Вот, эта годится, спасибо, Боря.

Витя зло глянул на именинника и отшвынул ветку в сторону.

– Ну что ты ветками расшвырялся? – немедленно сказала Катя. – А носилки из чего делать будем?

И оба отвернулись друг от друга, бормоча себе под нос: «Ну ничего нельзя поручить!», «Ну ничем не угодишь!»

Привязывать шину скоро стало нечем, запас бинтов из маленькой походной аптечки быстро закончился.

– Придется рвать одежду на полосы, – решила Катя. Никто и не подумал возражать.

– Кать, у меня футболка лишняя есть… – сделал Витя еще одну попытку заслужить прощение.

– А она у тебя чистая, Клочков? Я лучше у Гольдиной возьму. Красота будет, а не повязка. С блестящими звездами… Давай, Даш, чего стоишь? У меня одна футболка, и она на мне. А у тебя целый мешок всяких тряпок.

Гольдина безропотно пошла в лагерь за шмотками, только попросила, чтобы ее кто-нибудь проводил. Кандидатура раненого Бориса была отметена, как ненадежная опора. Ромку отрядили искать длинную ровную жердину для носилок. Провожать пошел джентльмен Миша. По просьбе Гольдиной.

– Что они так долго ходят? – тихо спрашивал Ромка Бориса. – Чего тут идти-то, полкилометра…

– Ага, полкилометра. Ты забыл, сколько мы сюда топали. Пока Миша перейдет по бревну, пока руку протянет, пока вниз упадет, пока выкарабкается, пока Гольдину уронит… Да они полдня ходить будут.

– Что-то я волнуюсь, – признался Ромка. – Выживет ли Гольдина после того, как Лакин ее по завалам проведет?

Борис хладнокровно пожал плечами.

– Да выживет, куда денется. Кошки вообще живучие. Меня другой вопрос интересует. Что это за хмырь в моей вампирской маске? Откуда взялся? Почему рядом с телефонами оказался? Следил за нами, не иначе.

Всё оказалось довольно просто и даже логично. Когда с человека сняли эту дурацкую вампирскую маску, Боря с Ромкой его узнали.

– Да мы в одном вагоне ехали! – ахнул Рябинин. – Я помню: этот синий капюшон, и лицо у него такое… такое…

– Какое?

– Такое… Да вот такое! – не подобрав слов, показал Ромка на раненого. – Только без зеленки.

Значит, Борька с Ромкой вышли в Лескове, а этот, стало быть, за ними пошел. Наверняка он их еще в электричке заприметил, они же не тихарились, орали на весь вагон. Ну и решил: молодежь в глухом месте лагерь разбивает, можно поживиться. Ребята беспечные, увлеченные, о плохом не думают, таких обворовать – милое дело. И про клад наверняка подслушал. Ушам своим, небось, не поверил – такая удача! Офигенный сервис! Все мобилы в один мешок сложили, подальше в лес утащили и там оставили, бери – не хочу. Плюс маску заботливо на дереве повесили, чтобы можно было личность скрыть. Обо всем позаботились ребятки, слов нет. Осталось раньше всех клад забрать и ноги сделать. И если бы не ураган…

– Однако… – вдруг дошло до Рябинина. – Он бы нас неплохо кинул, если все мобильники посчитать. У меня совсем новенький, между прочим. Лакин, е-мое, а твой ураган-то в тему оказался. Пардонне муа.

– Слушай, вампир, – обратился к пострадавшему Мотыльков. – А ты чего сразу-то не свинтил? Чего дожидался? Мало мы тебе в мешок собрали? По палаткам хотел пройтись?

«Вампир» малость еще постонал, прикрыв глаза, пошлепал губами и наконец подал голос:

– Пацаны, это… А зубы целы?

– Целы ваши зубы, – недовольным тоном главврача ответила Катя. Гольдина тяжело вздохнула, завидуя.

– Может, ему говорить трудно? – спросила Маша.

– Ему и дышать нелегко, если ребро сломано, – подсказал Олег Борисович.

– Ну и что, блин, пусть отвечает, сволочь, – возмутился Ромка. – Следил за нами, обокрал! Мы за ним все бегаем, как за заболевшим Шариковым! Я контейнер из-под салата мыл! Пусть говорит уже!

– Тем более что у него зубы целы, – мстительно прошептала Гольдина.

«Вампир» наконец совсем открыл глаза. Попробовал сесть.

– Лежать! – резко остановила его Смирнова и добавила помягче: – Лежать вам надо, господин Вампир. Мы вам ногу зашинировали, коленный и голеностопный суставы иммобилизованы.

– А? Какие вампиры? Почему мобилизованы?.. – забормотал господин, пытаясь повернуться и разглядеть, что за народ вообще вокруг и что происходит.

– Поворачиваться тоже нельзя, можно легкое проткнуть, – заботливо сказала Катя. – У вас, похоже, ребро сломано, может, и не одно. Не крутитесь.

– Во попал… – простонал Вампир и снова лег на пенку. – Скока время, а?

Почему-то этот обыкновенный вопрос при всех нынешних обстоятельствах поставил ребят в тупик. Они растерянно переглянулись, не зная, отвечать или нет. Он же на их вопросы не отвечает! А их вопросы посерьезнее, между прочим.

– Как мы можем знать, который час, если ты упер все наши мобильники, вампир-клептоман? – остроумно нарушил молчание Ложкин. Он умел в любой ситуации задать вопрос. Даже на экзамене он задавал больше вопросов учителю, чем учитель ему.

Вампир заморгал от неожиданности и слегка помотал головой.

– Отпирается, – шепнул Рябинин Борьке. – В несознанку уходит.

– Ничего, расколем, – суровым тоном следователя ответил Борис. – Вот топор только найдем…

– Вы как под сосну попали? – вежливо спросила Маша.

– Мне бы кто рассказал, – пробормотал Вампир. – Сидел, спал, никого не трогал…

– С нашей гермой, – вставил Мотыльков.

– А я думал, вы ее выбросили, – усмехнулся придавленный. – Нормальные люди в лес свое добро не уносят. Только если выбросить…

– Да как же… Мы же их просто спрятали! Для игры! – стал сгоряча объяснять Борис, но Олег Борисович остановил эти ненужные объяснения.

– Остался, чтобы посмотреть, как они будут искать клад и не найдут? – хмуро спросил он у вора.

Тот, уже не скрываясь, нагло ухмылялся.

– А что, прикольно… Будут землю рыть, а отроют рваный чехол от старой «Нокии», я под пень положил… «Это, что ли, твои семьсот тысяч! Ты, кажется, любитель заключать договоры!..» – вдруг очень точно и со вкусом процитировал Вампир фразу из «Острова сокровищ» и захихикал. Довольно гнусно, как и положено негодяю.

– Вмазать бы тебе, – мечтательно сказал Ромка, – да боюсь диагноз твой расширить. Урод.

– Ромочка, ему же больно, – сострадательно пропела Гольдина. – Тебя бы деревом…

– Если бы ты своего гаджета недосчиталась, ты бы его не только деревом, ты бы ему бо́шку оторвала, знаю я… Утю-тю, усю-сю, давайте теперь, жалейте этого урода, добренькие медсестрички. А злой Рябинин ему еще добавил бы, – и Ромка пнул ближайший ствол так, что кусок коры отлетел.

Возникла пауза. Вероятно, ребята прикидывали, а что они сделали бы: добавили или пожалели.

Молчание прервал зануда Арсеньев.

– Я извиняюсь, – сказал он, – это все очень интересно, но время идет. Что делать-то будем?

Что-что… Носилки делать и в лагерь идти.

– Слушай, ты домой позвонил? – спросил Ракитин у Ромки.

– Ну конечно, а чего?

– Я тоже позвонил. Я думал, они там изволновались все… А мама говорит так спокойненько: «С днем рождения! Ну как вы там? Всё в порядке?»

– А ты?

– А я чего, совсем? Я говорю: «Спасибо, мамочка. Всё в порядке…» Нет, но они-то почему не знают? У них там что, урагана не было?

– Ну откуда у них ураган, Борь? Если Лакин у нас… Где Лакин, там и ураган.

Глава двадцать вторая

Медведь с бензопилой и ром чистой воды

Соорудили носилки из пенки, Катиной веревки и жердин. Получилось так себе, но хватило, чтобы перетащить раненого в лагерь. Уложили в девчоночьей палатке. Макс назвал его Вампиром, а поскольку сам вор не представился никак, то имя закрепилось.

Олег Борисович был в раздумьях…

– Да чего тут думать? – возмущался Ромка. – Из-за этого упыря сидеть тут? Вылезем к станции, помощь вызовем и полицию заодно, а он пусть здесь полежит, ничего ему не сделается!

Мотыльков это предложение горячо поддержал рукопожатием. Ложкин и Клочков воздержались пожатием плеч, Арсеньев и Ракитин замешкались с ответом, зато Лакин и девочки категорически были против такого расклада.

– Как же его бросить одного! – негодовала Катя. – А вдруг… Ну, я не знаю что! Медведь!

– Кто?.. Какой, на фиг, медведь, ты подумай! – оторопел от такого предположения Клочков.

– Пробирается медведь сквозь густой валежник! – продекламировал Женька. – Я слышал, медведей видели последний раз в Гранитном пять лет назад. Представляешь, как долго он сюда пробираться будет? И то если с бензопилой. А с бензопилой медведя последний раз… – Мотыльков на секунду задумался и радостно закончил: – …нигде не видели!

Катя посмотрела на него, хотела что-то сказать, но передумала, только рукой махнула. Повернулась к Борису.

– Борь, ну ты-то понимаешь… Когда здесь будет помощь? Что, когда дорогу пропилят? То есть через несколько дней, и то не факт. Пока приедут в Лесково, пока то, пока се… А ему скорая как можно скорее нужна… Он же поломанный, у него внутренние повреждения могут быть, кровотечения… А если сломанное ребро легкое проколет? Боря, нельзя же оставить раздавленного человека… Ну как же… Это невозможно…

Боря вздохнул и нечаянно скосил глаза на свое раненое плечо. Рябинин немедленно встал рядом с другом, выразительно поддерживая его под забинтованную руку. Женька встал с другой стороны от Ракитина, подтянув к себе Ложкина. Тогда к Смирновой подошла Маша, за ней – Лакин.

Понемногу расстановка сил на полянке начала вырисовываться. И надо было определяться: или туда, или сюда. Гольдина переминалась на месте, ощупывая через губу свой сломанный зуб. Арсеньев явно был ближе к Рябинину, чем к Смирновой. Клочков по миллиметру сдвигался к Кате, не желая, однако, чтобы это заметили парни.

Олег Борисович с интересом молчал. Для него все было ясно, но очень хотелось послушать учеников… Он тихонько сел на бревнышко и стал ждать, что скажут еще.

– Катя, послушай, что за бред, – яростно зашептал Ромка, но продолжить не успел.

– Эй! – позвали из палатки. – Кто там есть? Доктор Ливси! Пить хочу!

– Я принесу, – тут же вызвался Лакин, заметался по полянке, нашел Машину синюю кружку с изолентой на ручке и в растерянности остановился: – А чем поить пострадавших?

– Ромом! – подсказали из палатки.

– Есть прекрасная вода из речки, – громко, как разносчик на базаре, объявил Ракитин. – Если кто хочет воды, принесем. Если не хочет – не надо.

– Черт с вами, тащите сырую воду, душегубцы… – раздалось в ответ.

Лакин побежал к берегу, перескакивая через верхушки сосен. Лежащие, разумеется.

– Ты видишь, слышишь? – продолжил свое яростное шипение Ромка. – Он же гад последний, он нас обокрал, и он же над нами издевается! Ему даже не стыдно! Он же… глумится просто!

– Так что же, убивать его теперь? – спросила Маша.

– А кто убивает? Никто не убивает… Наоборот…

– Да! – пришел на помощь Рябинину Женька. – Наоборот, помогли, вытащили, спасли…

– Ну да, спасли, чтобы бросить. Тогда уж сразу бы прибили, чтобы не мучился.

– Фу, Смирнова, ну какая ты… Прибили! Что ты в крайности впадаешь? Пусть его вытаскивают отсюда те, чье это дело!

– Это наше дело!

– А вот тут ты как раз сильно ошибаешься, – сказал зануда Арсеньев. – Это как раз НЕ наше дело. Есть специально обученные люди. Спасатели, врачи. Между прочим, этот Вампир на тебя в суд может подать за неквалифицированную медицинскую помощь.

– Как в суд?..

– А вот так и очень просто! – обрадовался поддержке Ромка. – Он просил тебя вытаскивать его из-под завала?

– Но он без сознания был, как же он попросил бы…

– А вот так же! – снова вступил Мотыльков. – Может, он предпочитает лучше под сосной лежать, чем его будет лечить какой-то профан! Ты его вытащишь и в процессе доломаешь ногу, – уверенно наступал на Катю Женька. И, видя, что Смирнова открыла рот и не знает, что сказать, веско припечатал: – Речь идет о здоровье и жизни человека. Так пусть работают профессионалы.

Катя раскраснелась, уши стали вообще малиновыми. Она чувствовала, что Мотыльков каким-то ловким ходом ее обходит и выбивает почву из-под ног, но в чем он не прав, не могла объяснить.

Тут примчался Лакин, мокрый по пояс, с полной Машиной кружкой.

– Миш, ты чего, в воду опять упал? – тихо спросила его Гольдина.

– Да нет, ну, то есть… я нарочно, я в воду подальше зашел, чтобы поглубже, чтоб чистой воды набрать, не у берега…

– Вот! – неожиданно налетел на Мишу Ромка. – Вот Лакин подтвердит! Это его ураган, его стихийное бедствие! А стал бы Мишка все это устраивать, чтобы придавить хорошего человека? Нет, он разворотил тут все, чтобы поймать вора, и он его поймал, респект ему и уважуха! Да, Миш? Правильно я говорю?

Лакин захлопал глазами от такой интерпретации происходящего и в ужасе замотал головой, расплескивая воду из кружки. Но Ромку было не свернуть с пути истинного, он прозрел, все понял и теперь хотел объяснить другим.

– Это же наказание было ворюге этому! – гремел он, уже не понижая голос. – А теперь мы, получается, тащи его через это всё на себе? Да за что? Не нас же наказали – его. Да он бы тебя, думаешь, потащил? Да он бы тебя бросил тут, еще и карманы обчистил бы.

– Это его дело… Ну, обчистил бы, раз он такой. Но… Но я же не такая. Я же не он, – произнесла медленно Катя и вдруг, нащупав наконец ускользающую из-под ног почву, повторила с силой: – Я не он! И делать я буду по-своему! Я не буду обчищать карманы, красть, убивать, бросать беспомощного человека в лесу! Я не он, ясно?

Катя замолчала, будто выдохлась, потом обвела взглядом ряд противников (а еще недавно друзьями были!) и добавила тихо:

– А вообще, вас никто не заставляет. Идите на станцию. У Бори рука больная, я же понимаю, ему тоже к врачу надо… – последние слова Катя почти прошептала, чуть не плача. Ей вдруг совсем расхотелось спорить, доказывать. Захотелось горячего чая с печеньем, а Мотыльков и Рябинин чтоб уехали… Чтоб не видеть их. Никогда.

– Эй, Ливси! – развязно позвали из палатки. – Мне пи-пи надо! Где в моей палате туалет?

Катя вздрогнула, глянула на Машу. Гольдина наконец шагнула к девочкам. Щеки у нее разом вспыхнули, она вопросительно уставилась на Катю.

А Рябинин захохотал.

– Вот, вот! Давай, доктор Ливси, лечи больного со всеми вытекающими из него последствиями!

Ромкин хохот прервал Олег Борисович. Он молча встал с бревнышка, подцепил с земли пустую пластиковую бутылку из-под «Спрайта», очень кстати валявшуюся у тента, и скрылся в палатке девочек.

– Аккуратно, гражданин придавленный. Я нерях не люблю, – произнес он уже внутри, негромко и спокойно. В ответ промолчали.

– Между прочим, в том же «Острове сокровищ» пиратов оставили на острове, – вспомнил Артем Арсеньев. – И правильно сделали. Мы его спасать будем, а он у нас еще что-нибудь сопрет. Чувствует, гад, что люди хорошие попались…

Глава двадцать третья

Стихия стихией, а молоко подорожало

Вжикнула молния тамбура. Девочки хором повернулись спиной к палатке. Гольдина зажмурилась. Маша взяла Катю за руку.

– Порядок, девчата, – произнес за их спинами Олег Борисович. – Не тушуйтесь, эту часть ухода я беру на себя. Ничего страшного.

Тренер скрылся за светло-зеленым тентом, потом спустился к реке.

– Кстати, а помощь вызвал кто-нибудь? – спросил Арсеньев.

– Нет, а как?

– Ну, домашним надо сказать, они вызовут. Найдут в инете что-нибудь насчет спасения.

– Я своим боюсь говорить, что у нас тут творится…

– Отлично! Я тоже не хочу пугать, и что делать?

– Может, в пожарную позвонить – 101?

– Сдурела, Гольдина? Что ты им скажешь? Пожара-то нет!

– Тогда 103. Больной есть. Даже два.

– Это ты меня считаешь? – вскинулся Боря. – Какой я больной? Я и с одной рукой через что хочешь сам перелезу.

– Как выбраться, как?..

От реки поднялся Олег Борисович. Пустую бутылку положил у лазаретной палатки. Выпрямился.

– Ну что, все высказались? – оглядел он учеников. – Вот и хорошо. Теперь послушайте меня. Я этого Вампира, как вы его называете, одного не оставлю по-любому. Это всем понятно, надеюсь. Или мы все вместе отсюда эвакуируемся, или я с ним остаюсь спасателей ждать. Это не обсуждается. А вы все можете домой ехать, это будет абсолютно нормально. Только позвоните, как на станцию придете. Чтобы я знал, что вы благополучно выбрались и никто из вас ногу не сломал по дороге.

Мотыльков хлопнул Рябинина по плечу и показал большой палец. Хороший у вас, ориентировщиков, тренер, настоящий мужик! Вот и кончились проблемы, и никто не виноват. Тра-ля-ля, пошли домой.

– Олег Борисович… – начала Катя.

– Что, Катюша? – ровным голосом спросил он.

– А как же вы его один понесете?

– Один – никак. Значит, ждать с ним будем, когда придет команда профессионалов. Одного я его не оставлю, ты же его так хорошо иммобилизовала, – улыбнулся он.

– А мы?

– От помощи я не откажусь, – сказал тренер. – Но приказывать никому не буду, ясное дело. У меня только одна просьба – помогите котел достать. Воду вскипятить надо. Пить сырую все-таки не стоит.

Сказал и замолчал. И пошел сухие сучья собирать для нового костра. Далеко, правда, идти не пришлось. Не дальше двух метров от палатки.

Снова горел костерок, закипала вода в найденном котле. Солнце катилось в голубом небе, вспыхивая от удовольствия.

Раненый спал в палатке, Олег Борисович позвонил по волшебному номеру 112, объяснил ситуацию, обрисовал местоположение и опять пошел за дровами. Мотыльков и Арсеньев собирали свои вещи за сосновым частоколом, шумно встряхивая каждую шмотку и ругаясь при виде дырок.

Рябинин и Ракитин уже собрались, но уходить медлили. Борька все суетился, одной рукой пытался ломать сушняк для костра. Ромка время от времени спрашивал преувеличенно заботливым тоном, как Борькина рука. Рюкзак они сложили один на двоих, вернее, на одного – на Ромку, конечно.

Гольдина куда-то ушла, сказала, сейчас вернется. Остальные сидели и молча смотрели в огонь. День рождения, елы-палы, праздник-праздник… Ком в горле от такого праздника.

– Девочки, ну глупо же вам тут… – в который раз начал по новому кругу Борька и не договорил.

– А вот кому молочка парного!.. – вдруг пронеслось над рекой.

Все переглянулись. Ромка хихикнул.

– Молоко, молоко! Картошечка!

– Ребята, у меня, кажись, глюк, – радостно сообщил Рябинин. – Голос! Мне голос был, он звал утешно…

– Заткнись! – поднял руку Клочков. – Всем тихо!

Прислушались: ветер, березы шелестят, дрова трещат…

– Молоко парное! Пятьдесят рублей литр! – прокричали совсем близко.

– К реке! – скомандовал Борька, и все рванули на берег.

– Эй! Стой! Эй, сюда! Нам молоко!..

По реке, лавируя между упавшими стволами, выплывала лодка. Обычная «пелла», ярко-синяя, с белым номером на носу. По воде желтыми пластиковыми лопастями шлепали весла. Человек исключительно колоритной внешности, с лохматой седой бородой и сияющей лысиной, в тельнике и флисовом жилете табачного цвета, греб как ни в чем не бывало, привычно и спокойно, будто его нимало не волновала перемена местности, и выкрикивал время от времени: «Молоко! Картошечка!»

– Если это глюк, – сам себе сказал Рябинин, – то пусть он кончится после того, как я попью молочка…

Лодка уже ткнулась носом в берег, человек пристроил лопасти весел на бортах и уже ступил сапогами в воду, вылезая к ребятам, а глюк все не заканчивался.

– Здоро́во, ребятки. Вам молочка, картошки? Сальца есть чуток, банка огурцов соленых еще осталась.

Ракитин поборол желание дернуть деда за бороду или ухватить за нос, ограничился тем, что протянул руку для рукопожатия. Дед помедлил, вытер свою ладонь о флисовый жилет, поддернул штаны и протянул руку в ответ. Рука его была сухая и крепкая, как доска. Дед не был массовой галлюцинацией, убедился Боря, он просто привез парное молоко на лодке. Пятьдесят рублей литр.

– Ну. А чего ж мне клиентов терять? – объяснял дед Александр Алексеевич, разливая молоко в кружки – по пятнадцать рублей кружечка. – Дорогу завалило, а так-то я прямо по лесу на своем транспорте гонял, ну. А туристы охотно молоко берут, парное-то, а чего ж. И огурцы тож, ну. Их на вечер оставляют. А молочко – с утра, а чего ж, хорошо. А чего мне клиентов терять из-за стихии? Стихия сама по себе, а я сам по себе, ну. Я вас всю неделю жду, так чего ж? Лодочку взял, на ней поплыл, река-то свободна. И колдобин на ней нет, гладенько еду, а чего ж. А туристы все равно к берегам жмутся, чего их по лесу ловить… Все здесь, ну.

Под носом у ребят нарисовались молочные усы. Целый литр взяли для Вампира, который в данный момент спал, как и положено тяжелому больному.

Ромка тоже купил себе кружку молока на дорожку. А чего ж… И Борька купил, и Мотыльков с Арсеньевым. Арсеньев только спросил из занудства: «Свежее?» – и купил две кружки – на первое и на второе.

А Катя, хозяйственная такая, картошки еще взяла и сала. Александр Алексеевич попросил без сдачи, забрал купюры и протянул коричневую ладонь за монетками. Катя заискала по карманам. Нужно было двадцать семь рублей, а находилось только пятнадцать. Смирнова ссыпала их деду, виновато улыбнулась, сказала: «Вот…», вздохнула, но дед ладонь не убирал, разглядывая пятно на рукаве тельника.

– У меня мелочь есть, – торопливо протянул руку Ракитин.

– Ты уезжаешь, увидимся только в школе, – сухо ответила Катя, не глядя на Борину руку с его деньгами. – Отдать не получится.

– Кать, у меня тоже есть, вот, – опомнился несчастный Клочков и тоже протянул руку с мелочью Смирновой.

Теперь к ней тянулись три руки: две дающие и одна просящая. Катя попятилась, собираясь спрятаться за Машу.

И тут появилась Гольдина. Необычайно веселая, сияющая, как прежде, и улыбающаяся, только не во весь рот, а не размыкая губ. Приучилась уже. Волосы были расчесаны и собраны в золотистый хвост, скрепленный изогнутой сверкающей заколкой. Гольдина прекрасно выглядела.

– Так, отлично, что происходит? – замурлыкала она в прежнем регистре. – Ого, молоко! Отлично, очень молочка хочется!

– А всё для тебя, красавица, – тут же оторвался от своего пятна на рукаве Александр Алексеевич. – Всего пятнадцать рублей кружечка, ну!

– Пятнадцать рублей – это замечательно, – промурлыкала Гольдина и сгребла с дедовой ладони монеты. – А молока мне сюда налейте, – показала она на кружку Маши. – Машуль, ты не возражаешь? Мою искать долго.

Маша беззвучно открыла и закрыла рот, потом кивнула. Гольдина положила монеты в карман брюк, махнула золотым хвостом прямо перед носом у деда и уселась на ближайшее бревно с видом королевы, наконец-то добравшейся до трона. Закинула ногу на ногу, сцепила на колене прекрасные руки и участливо спросила:

– Как же вы к нам попали с молоком? Разве что по воздуху, как волшебник?

И снова улыбнулась, не размыкая губ. «Что-то наша Несмеяна повеселела», – шепнул Ромка Ракитину.

Дед хмыкнул, крякнул, взял канистру с молоком, снова поставил на землю, забегал глазами, замялся… Догадливые Клочков и Ракитин отдали ему всю мелочь, которая была у них в зажатых кулаках. Белое молоко полилось в Машину синюю кружку с изолентой на ручке, вспениваясь парной шапкой. Скорее, пока шапка не осела, Александр Алексеевич чуть не с поклоном протянул кружку Гольдиной.

– На лодке приплыл, а чего ж, – улыбнулся он до ушей. – Сейчас по воде лучше всего, ну.

Гольдина пила молоко, и с каждым глотком глаза ее все увеличивались и увеличивались. Она опустила кружку и вытаращилась на деда. Потом вскочила со своего шершавого трона и крикнула, обращаясь к ребятам:

– По воде, конечно, по воде! Вы уже договорились, парни? Насчет Вампира?

Клочков хлопнул себя по лбу, Катя охнула, Маша завизжала от восторга, Рябинин восторженно ухнул.

– Даша, ты умница! – воскликнул Миша Лакин. – А мы-то молоко пьем… Александр Алексеевич, надо раненого доставить в цивилизацию.

– Куда? – осторожно переспросил дед.

– Ну, к дороге куда-нибудь, чтобы машину можно было поймать и в город его отвезти, – взял слово Ракитин. – Ему в больницу срочно надо, у него переломы, на него дерево свалилось. Нам его не вынести отсюда, чтобы безопасно, чтобы не повредить… Ну, завалило всё, видите, – и, как учитель указкой, показал Боря рукой на полегший лес.

– Молочка больше не будете? – дед аккуратно завинтил канистру и поставил ее на дно лодки.

– Александр Алексеевич, очень хорошо, что вы к нам приплыли, вы нас просто спасаете, – с чувством произнес Ракитин.

Александр Алексеевич покосился на его забинтованную руку, почесал бороду и спросил:

– Ты, что ль, раненый этот? Вроде сам хорошо ходишь, ну…

– Да не я! – замотал головой Боря.

Тут загалдели все разом:

– Да не он!..

– Он там, в палатке…

– Нога сломана, мы шину привязали…

– Ребра тоже, ему дышать трудно!..

– Носилки-то нормальные не сделать, веревки мало!

– Он под завал попал…

– Вампир раненый-то…

– Его деревом придавило, Александр Алексеевич!..

– Осиной? – уточнил молочник, кое-что уловивший в этом гвалте.

– Сосной, – ответил за всех подошедший внезапно Олег Борисович. – Здравствуйте. Спасибо за помощь. Очень вовремя.

Дед задумчиво провел ладонью по лысине, стряхивая налипшие соринки. Он порядочно упарился с этими туристами…

– Посмотреть можно на этого упыря вашего? – тускло спросил он.

– Да, конечно! – Катя широко шагнула к лагерю и оглянулась: – Идемте! Я провожу. Это в нашей палатке, вон там, зелененькая.

Подтянув лодку подальше на берег и навертев чалку на корень вывороченной сосны, Александр Алексеевич пошел за Катей. Остальные сопровождали. Ракитин пихал локтем Рябинина и строил ему зверские рожи, означающие, что еще не все потеряно.

– Не радуйся раньше времени, может, он еще не согласится, – шепнул Ромка.

Но и Ракитин радовался. И Мотыльков тоже. И девочки. И все снова шли вместе и очень сильно радовались, а чего ж! Сейчас на лодке-то быстро отвезут, ну! И не надо никого бросать!

Катя откинула полог тента и залезла в палатку. Вслед за ней сунулся их молочный гость и тут же вылез обратно. Огладил жилет, почистил ногтем рукав тельняшки и зашагал к лодке.

– Александр Алексеевич! – нестройным хором окликнули его ребята.

– Можно выносить пострадавшего? – спросил, идя вслед за дедом, Олег Борисович.

– А это вы как хотите, – дед проворно перелезал через ветки, направляясь к берегу. – Хотите – выносите, хотите – там оставьте.

– То есть?.. Мы ведь едем к дороге на вашей лодке? Я по карте посмотрел, тут до моста километра два, так что…

– Не, – дед энергично замотал головой, борода размахалась в разные стороны. – Не повезу я его, упыря этого, ну.

– А чего же так? – почти бегом догонял деда тренер. Ребята замедлили шаг в недоумении.

– А я не хочу его везти, чего ж, и не повезу. Так-то.

Больше никто ничего не говорил, настолько чудовищными всем показались слова молочника. Их надо было окончательно воспринять, а это оказалось непросто. Почему же не отвезти-то? Человека к дороге доставить, что тут трудного?

– Я этого вашего нелюдя очень хорошо знаю, – отматывая чалку, сказал дед. – Здешний он, лесковский. Сволочь такая. Он пса моего, Рыжего, ножом пырнул, покалечил, так-то. Он в огороде у меня шуровал, сволочь, а Рыжий, значит, засек. Стал его гнать, упыря, а тот ножиком, ну. Я его, тварь такую, в лодку не приму, а то еще ненароком за борт уроню, ага. Рыжий хромым остался на всю жизнь. Пущай и этот на одной ноге попрыгает, так-то. Бог-то наказал Вампира вашего.

Лодка зашуршала по песку, Александр Алексеевич запрыгнул с носа, сильно оттолкнувшись ногой от травяной кочки. Поднялись с бортов желтые лопасти, опустились в спокойную воду, заработали, оставляя за собой чуть приметные водоворотики.

– А мы-то как же, Алексан Лексееич? – не выдержав, крикнул Олег Борисович.

– А вы-то чего ж? Вы домой идите, чего тут сидеть-то? Дома ждут, поди, ребяток, ну.

Синие борта почти скрылись за кронами свисающих над водой деревьев, когда с лодки опять донеслось:

– А молока я вам еще могу привезти, если надо, ну. Привезти? А, ребятки? Недорого ведь!

Никто не ответил. Лодка уплыла.

Глава двадцать четвертая

Катя не плачет, а Гольдину ноги не держат

Катя плакала. Слезы текли по ее горячим щекам, испаряясь и накатывая снова. Маша гладила ее по плечу, Клочков стоял рядом, не решаясь что-нибудь сказать, довольный уже тем, что Катя от него не шарахалась. Ракитин был хмур, Арсеньев – удивлен, Лакин – растерян. Гольдина презрительно повернулась к реке спиной.

– Во гад! Нет, ну каков гад! – кричал Мотыльков. – Такая сволочь! Из-за собаки ему на человека наплевать! Сам он упырь!

– Гад порядочный, – вздыхал Рябинин.

– Непорядочный, непорядочный! – кипятился Мотыльков. – Нашел время мстить! И нас всех бросил, всех!

Женька ходил от костра к палатке по кругу, размахивая руками и распинывая шишки.

– Сам-то, – буркнул Ромка.

Мотыльков будто ждал этого.

– А ты? Тоже вещи собрал!

– Ну и что, что собрал. Собрал и собрал. Чтоб не валялись.

Ромка поднял голову, расправил плечи, весь как-то выпрямился, стал выше ростом и заявил:

– Я остаюсь.

– Ну и я остаюсь! – тут же крикнул Мотыльков. – Я вам не этот… не Александр этот Алексеич!

– А я что, один пойду? – пожал плечами зануда Арсеньев. – Не пойду. Я тоже остаюсь. В конце концов, еще суббота не кончилась, а я до августа совершенно свободен.

Катя уже не плакала. Пожалуй, даже улыбалась. А щеки у нее стали совсем пунцовыми.

Ромка хлопнул Мотылькова по плечу и показал язык зеленой палатке. Ракитин просто сиял! Жизнь-то налаживается! День рождения-то еще не кончился!

А Гольдина подошла к Мише и ласково на него посмотрела. И накрутила золотую прядь на палец, и аккуратно улыбнулась именно Лакину. Прицельно. И вот тут Ромка, внимательно наблюдавший в этот момент за Гольдиной, чего-то не понял.

– И это поплывет? – с сомнением спросила Гольдина и потрогала пальчиком конструкцию.

На берегу лежал деревянный щит, то ли дверь, то ли столешница. Его раздобыл Лакин. Для чего он был нужен, как оказался в лесу, как его не завалило деревьями, а, наоборот, вынесло на самый верх завалов и принесло к лагерю, никто не знал. Это сейчас было не принципиально. Когда встал вопрос, из чего делать плот, Миша сказал: «А я видел недалеко одну штуку…» – и Ромка первый подхватился и побежал за Лакиным смотреть на эту штуку, и помог притащить на пляжик, и ни разу не ругнулся на Лакина, когда тот наступал ему на ноги и ронял щит в самый неподходящий момент.

Рябинин сильно переменился к Мише. Теперь он считал его кем-то вроде оракула, носителем света истины, ведущим в нужном направлении. Миша был человеком, который оказывается в нужное время в нужном месте. Лакин приносит удачу. Лакин – счастливый талисман. Ромка готов был поклоняться Лакину, как божеству. Борька только руками разводил от удивления. Ну хорошо, одной рукой.

Щит по периметру обложили стволами, как каркасом. Очень пригодилась Катина веревка. Одноклассники до конца оценили Катину предусмотрительность и подготовленность и смотрели на Смирнову с восхищением. У Бори сыскался остаток скотча. Гольдина предложила еще одну свою футболку на полосы порвать… Ромка чуть не упал от такого ее предложения.

– Жаль, гвоздей нет, – сказала Катя. – Забили бы камнем. Хотя откуда в лесу гвозди…

– А я знаю, где есть один гвоздь, – хитро улыбнулась Гольдина, посмотрела на Лакина и опять навертела на палец золотую прядку.

– Где?

– У Миши, конечно.

Ромка почтительно склонил голову. Конечно, у Миши. Можно было бы и догадаться.

А Миша покраснел и как-то странно посмотрел на Гольдину. А Гольдина смотрела на Мишу лучезарно! Улыбалась до ушей (не размыкая губ, естественно) и как будто ждала чего-то. Лакин растерянно хлопал рыжими ресницами и тоже улыбался.

– Я в твой шалашик залезла, Миш, уж ты извини, без спроса… – кокетливо произнесла Гольдина. – Вот твой гвоздик, ты его там оставил. Им удобно всякие надписи выцарапывать, кстати, – повернулась она к Ромке с Ракитиным, стоявшим рядом с плотом. – Имена разные… Можно наш плот тоже назвать как-нибудь и имя на доске нацарапать. Вот Миша и нацарапает, у него хорошо получается, – и Гольдина снова лучезарно улыбнулась.

– Титаник, – немедленно предложил название Мотыльков, с сомнением разглядывая будущее плавсредство. – Он что… раз, два, пять… двенадцать человек выдержит? Да здесь и не поместится столько.

– А столько и не надо, – успокоил его Олег Борисович. – Раненого положить да пару человек сопровождающих. Остальные своими ногами до станции. А мы до моста дойдем и на берег вылезем. Там машину поймаем, или скорая подъедет уже – и все, миссия выполнена. Есть вопросы?

– Есть, – тут же спросил Мотыльков. – Кто будет сопровождать?

– Да уж не ты, не беспокойся, – ответил за тренера Борька. – Ты в эти ориентировщицкие игры не играешь, уже все поняли.

– И не ты, – парировал Женька. – Однорукого гребца только не хватает.

– Да я одной левой больше нагребу, чем ты двумя!

– Ага, ты уже огреб, сиди на суше!..

– Мотыль, довыступаешься, – рыкнул Рябинин.

– Поеду я, само собой, – не обращая внимания на их перепалку, как бы для себя сказал Олег Борисович. – Витя, ты как? Я бы не отказался от твоей помощи.

Витька расправил плечи и сделал шаг вперед, успев при этом радостно оглянуться на Смирнову, чтобы понимала, дурочка, как его помощь ценится…

– Олег Борисович, а я? – встряла Катя, перехватив взгляд Клочкова и снова раскрасневшись, теперь от волнения. – Клочков только место будет занимать, а я все-таки врач!

Воспрявший было Витька скуксился от такой Катиной реплики и проворчал: «Подумаешь, футболку на бинты порвала… Уже и врач… Я тоже могу порвать что-нибудь…»

– А еще я бы Мишу Лакина пригласил, – продолжал Олег Борисович, вертя в пальцах камышинку с пушистой метелочкой на конце. – Миша, ты как?

Лакин в этот момент пребывал в глубокой задумчивости. С того самого момента, как Даша Гольдина принесла гвоздь… Он стоял с открытым ртом, тараща глаза и время от времени ероша волосы. Потом он сделал вот что: подошел к Гольдиной, взял ее за руку и повел в сторонку, за хвойный занавес, в укромный уголок. Олегу Борисовичу он ничего не ответил. Скорее всего, он его просто не услышал.

– Удивительный парень, – сказал ему в спину тренер.

Даша ничуть не удивилась поведению Лакина. Может быть, именно этого она и ждала. Она не сопротивлялась и послушно шла за Мишей. Даже не послушно, нет. Она охотно шла за Мишей. Вприпрыжку, через верхушки сосен перескакивая. Лежащие, разумеется.

Когда Мише показалось, что они отошли в достаточно укромный уголок, он развернул Дашу к себе, крепко взял ее за плечи и спросил:

– Ты имя прочитала? Нацарапанное? В шалаше?

А Даша смотрела на Лакина, и голова у нее слегка кружилась. Конечно, она прочитала имя. «Даша Г.» – вот что она прочитала сегодня на скале, в Мишином шалашике. Даша Гольдина, яснее ясного. «Сейчас поцелует, как Рябинин, – подумала она. – Нет, лучше, чем Рябинин… Да что же с ногами? Не держат совсем…»

– Даша, я тебя прошу, – твердо сказал Лакин.

«Какой голос, – думала Даша. – Сколько силы, с ума сойти…»

– Не говори никому, хорошо? Вообще никому и никогда.

– Так узнают все равно, Мишенька… – пролепетала Даша, забывая прикрыть рот.

– Когда узнают, тогда узнают. Пусть все идет само собой.

– Само собой… – расслабленно кивнула Даша и только хотела прилечь на Мишино плечо, как он выбрался из веток и ушел.

«Удивительный парень», – в унисон с тренером подумала Даша и за неимением Мишиного плеча прислонилась к сосне.

Но тут в укромный уголок на освободившееся место Лакина ворвался Ромка Рябинин. Следом за ним тащился Борис и время от времени дергал друга за рукав рубашки.

А Ромка пихал его локтем и корчил выразительные гримасы. Борис не понимал смысла этих гримас, но понимал, что сейчас что-то будет…

– Пора очную ставку ей устроить! – свирепо шептал на ходу Рябинин. – Ты же хотел, помнишь? Чтобы сказала наконец, кто ей нравится…

– Думаешь, удобно сейчас? – шепнул в ответ Борька. – Пусть плот отчалит сначала, увезет часть народа, тогда и поговорим… если хочешь.

– А я не могу больше, Ракита! Если Лакин с ней тет-а-тет базарит! А мы что, хуже? Как раз момент что надо, лучше не дождешься!.. Даша! – позвал он. – Мы к тебе на минуту. Поговорить надо.

– Ромочка, может, в городе поговорим? Сейчас и времени нет… О, Боренька, и ты здесь… – начала мурлыкать Гольдина и замолчала. Слишком решительное выражение лица было у Рябинина. Ракитин прятался за друга и подмигивал Даше в непонятном смысле.

«Чокнулись… – подумала Даша. – Пусть только попробуют тут психовать! Вот Миша им покажет стихийное бедствие!»

– Слушай, подруга, – сказал Рома. – Это не рандеву, а допрос! Ты давай не мурлыкай, ты колись… то есть признавайся…

– В чем? Я преступлений никаких не совершала, – улыбнулась, не размыкая губ, Гольдина и махнула золотым хвостом. – Ромочка, что ты меня запугиваешь? Я и так… – Гольдина смахнула указательным пальцем соринку у Ромы с носа, – напугана до предела… Пожалейте слабую девушку, благородные мужчины.

Гольдина сморщила мордашку и прижала палец к верхней губе. Очень выразительно получилось. Борис опять потихоньку потянул Ромку за рукав, предлагая пожалеть слабую девушку и свои нервы.

Но Ромка дошел до точки кипения. Сейчас его мог тянуть за рукав самосвал буксировочным тросом, это его бы не остановило. Только вот что спросить? Как сбить с нее эту усмешку, заставить ответить серьезно… Ромке хотелось одновременно стукнуть Гольдину по башке и со всей силы сжать в объятьях. Ну пожалуйста, пожалуйста, пусть уже что-нибудь произойдет! Пусть это все закончится! Хоть как-нибудь…

– Рома, – услышал Рябинин голос Даши, спокойный голос, без мурлыканий и актерства, – я не люблю тебя, уймись.

Вот и закончилось. Вот и хорошо. И спасибо. Значит, Ракитин на первом месте. Это правильно. Чернобровый красавец, отличник… Лучший друг. И день рождения у него. Всё по закону жанра. Правильно Гольдина сделала выбор, молодец.

Ромка закрыл глаза, обдумывая, какой бы исторической фразой поэффектнее поздравить лучшего друга и любимую девушку, как его вторично подергали за рукав.

– Пойдем, Ромыч, – сказал Ракитин. – Отставка обоим. Пошли Вампира грузить.

Как обоим? Обоим?? Ромка широко открыл глаза. Гольдина стояла перед ними с выражением вежливой скуки на прекрасном лице. Как у миледи в «Трех мушкетерах», честное слово! «Вы очень милы, но будет просто очаровательно, если вы уйдете!» Что за наваждение? Ей ни тот, ни другой не нужен? Она что, в монастырь собралась? Нет, идея-то классная, только монастырь жалко…

– Ребята, извините, – заговорила Даша. – Я больше не буду вам голову морочить. Но я… мне другой парень нравится, очень.

– Кто? – холодея, спросил Рома.

Борис ничего не спросил, он вообще уже прекратил бы этот бестолковый разговор и пошел к ребятам.

– Миша Лакин… – вздохнула Даша и виновато пожала плечами. – Прости, Рома. Боря… Вы суперские ребята, но… И я тоже ему нравлюсь, я знаю. Он мое имя на дереве нацарапал ночью. Гвоздем. Даша Г… – произнесла она, глядя мимо своих воздыхателей.

– Лакин? – еле выговорил Ромка. И повторил, отказываясь поверить: – Лакин Мишка? Этот приду… – и зажал себе рот рукой, спохватившись. Вдруг Лакина нельзя ругать? Вдруг после этого на тебя сто тысяч несчастий обрушатся? Лучше воздержаться.

Даша улыбалась, тоже прикрывая рот ладонью.

– Да ты что? – еле сдерживался Ромка. – Царевна Несмеяна, ты что, Емелю себе нашла? Да он же… да ведь ты же… Красавица и чудовище! Это только в сказках так!

– Но почему, Даша? – не удержался от вопроса и Боря. – Нет, я не против, ты пойми правильно. Но почему Мишка? Ты же его… ну как это… недолюбливала. Он же… лох?..

Тут Гольдина снова загримасничала. Не могла не кривляться слишком долго, ну что за человек!

– А это наш секрет! – подмигнула она своим кавалерам и прижала палец к губам: – Тс-с-с! Никому и никогда!

И выбралась из хвои. Аудиенция с королевой закончилась.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил удивленный Борька. – Нет, я не против, но странно так…

– Пошли к ребятам, – ответил Ромка. И было в его голосе столько тоски, что на двоих хватило бы с лихвою. Так уж получилось, что и в этот раз он за Борьку весь груз брал на себя. У Борьки ведь рука больная…

Глава двадцать пятая

Пришельцы и люди

Маша Голубева размахивала какой-то дубиной, делая кругообразные движения, и была похожа на венецианского гондольера.

– Грести на плотах уметь надо, – доказывала она всем. – А я умею. Мы с папой на мастер-класс ходили. Меня итальянцы хвалили очень.

– Откуда ты знаешь? – спросил зануда Арсеньев. – Ты что, по-итальянски понимаешь? Может, они тебя, наоборот, ругали?

– Ну, знаешь, на таком уровне все итальянский знают. Они говорили «брависсимо» и «белиссимо». А еще улыбались и хлопали. Как по-твоему, это похоже на ругань?

Плот уже спихнули в воду. Олег Борисович запрыгнул на середину щита, притопнул ногой, сел, потом лег, поворочался. Плот даже не скрипел. Плавно покачивался, как корабль у причала, и производил хорошее впечатление.

– Вроде крепко, – снова встал на ноги Олег Борисович. – Ну-ка, для проверки все сюда. Если потонем, то неглубоко, здесь полметра глубина. Обувь снимите только, чтобы не промокла.

Все с готовностью заскочили на плот, даже Мотыльков, не играющий в эти ориентировщицкие игры.

Последним запрыгнул Лакин.

После Мишиного прыжка вода залила плот по щиколотку.

– Нормально, – махнул рукой Олег Борисович. – Троих-четверых выдержит. В крайнем случае я могу рядом плыть, вода теплая. Ну что, расклад понятен? Поплывут Клочков, Смирнова, Лакин, если не возражает, Маша Голубева и я.

– А больной? – спросил зануда Арсеньев.

Ребята засмеялись. Вообще, как-то стало хорошо, легко. Никто никого не бросает, никто не делится на героев и сволочей, на хороших и плохих. Теперь у каждого есть своя задача, которую надо выполнять. Остающиеся не просто так прохлаждаются, а вещи сплавщиков выносят на станцию через бурелом. Тоже работенка не из легких. Поэтому здоровяк Ложкин, и Рябинин, и Арсеньев – все на берегу пригодятся. Еще не известно, чья задача легче…

– Я тоже хочу плыть, – заявила Гольдина.

– Видали! А кто тебя возьмет? – усмехнулся Мотыльков. – Ты что, тоже грести умеешь, как гондольер?

Даша Женьку проигнорировала напрочь и повернулась к Мише, будто он был здесь главный и всё решал.

– Миша, можно я поеду? – спросила она в какой-то непривычной тональности, не мурлыкающей и не фыркающей, а просто жалобной, очень странной для сверкающей королевы. Ромка чуть не застонал.

– Даша, ну куда ты… – развел руками Миша. – Это опасно может быть.

– Ты не бойся, – совсем тихо сказала Даша. – Я плавать умею, я в открытом море плавала…

– Нельзя, Даша, – строго сказал Лакин. – Безопасность раненого прежде всего.

И Даша отступила, без капризов и уговоров.

– Я буду за тебя волноваться, – шепнула она в заключение и погладила Мишу по плечу.

Тот уставился на нее во все глаза и вдруг хлопнул себя по лбу. Выражение лица у него было такое, будто он понял решение задачи за секунду до звонка и времени записать это решение уже не хватает.

– Даша, нет! – в ужасе взмахнул он рукой и нечаянно дал подзатыльник подвернувшемуся Мотылькову, но в панике даже не извинился перед ним. – Там не «Д» первая буква! Там первая буква «М»… Я плохо нацарапал, да? Извини!

Никто ничего не понял. Какие буквы, где нацарапал? Какая разница, «Д» или «М»… Почему Гольдина подскочила как ошпаренная и умчалась черт-те куда, почему Ромка сначала схватился за голову, потом вдруг обнял Мишку и рванул за Гольдиной, почему Борька захохотал, прямо закудахтал от восторга, что его так распотешило?

Честно говоря, выяснять было особенно некогда. Пора пострадавшего переносить. Не век же тут торчать.

Переносить пострадавшего можно и без носилок, Олег Борисович научил, как это делается. Вампир сел на шею тренеру, а два высоких сильных молодца одного роста – Клочков и Ложкин – встали сзади, и пострадавший, откинувшись назад, обхватил их за плечи своими здоровыми руками. На ребра ему Катя наложила тугую повязку, ничего, было вполне терпимо. Во всяком случае, Вампиру хватало сил и настроения изгаляться над своими спасателями.

– Н-но! Поехали! – воскликнул он, устроившись полулежа на плечах трех человек, да еще здоровой ногой попытался пришпорить тренера, а рукой взмахнул так, что угодил Ложкину по щеке.

– Это что, пощечина? – уточнил Макс, не трогаясь с места.

– А как тебе больше нравится, – нисколько не смутился Вампир. – Я же раздавленный, я за свои конечности не отвечаю… Они это… из-под контроля вышли, во!

– Кладем его, ребята, – скомандовал Олег Борисович.

– Как это кладем, але? – возмутился Вампир. – Я же раненый! Я в шоке! Мало ли что я говорю! Вы меня вынести должны с поля боя!

– Сейчас вынесем, – пообещал Олег Борисович.

Гада положили на пенки. По знаку тренера все отодвинулись. Наступила очередь новых тайных переговоров – Вампира с Олегом Борисовичем.

Ребята стояли в стороне и смаковали перемены, происходящие с физиономией пострадавшего. Сначала Вампир перестал ухмыляться, потом перестал улыбаться, потом попытался отодвинуться и даже слегка посерел. Олег Борисович говорил очень тихо, ничего не было слышно. Ложкин с Рябининым пытались сами озвучить их беседу, но вскоре умолкли, поскольку рядом все-таки были девочки…

– Готово, народ! – позвал тренер через две минуты. – Взяли!

– Олег Борисович, а что вы ему сказали? – тихо спросил Ромка, помогая пристроить забинтованную ногу на плече у тренера. – Чтобы он не злил своих спасателей?

– Чтобы он не злил своих свидетелей обвинения, – ответил Олег Борисович. – Это до него быстрее дошло.

Погрузили Вампира без долгих разговоров. Он даже сказал «спасибо» Клочкову, который нечаянно брякнул его головой о щит.

Нехотя подошла Катя. Боялась услышать какую-нибудь шипящую гадость от больного, пока Олег Борисович сошел на берег и не слышит…

– Как вы… как ваше… – она хотела спросить о самочувствии и не знала, как обращаться к вору – на «ты» или на «вы». На «ты» было неловко, взрослый все-таки, на «вы» не хотелось. – Жалобы есть? – выкрутилась она.

– Ол райт, Христофор Бонифатьич, – сменил репертуар Вампир и добавил шепотом: – Слышь… Ты реально клевая. Во, – он показал большой палец. – Красивая девка.

Нет, не зря Олег Борисович взял Мишку Лакина на борт! Не зря понадеялся на этот ходячий талисман, приносящий удачу!

Едва сухопутная часть отряда, нагруженная вещами, скрылась в развороченном лесу, сплавщики оттолкнулись от берега шестами и приготовились к первому маневру. Не тут-то было. Лакин зацепился штаниной за сосновый корень и, не замечая этого, изо всех сил налег на шест. В итоге поскользнулся на мокрых досках и сам себя сдернул в воду. Отплытие задержалось не меньше чем на три минуты.

Именно эти три минуты задержки и потребовались для того, чтобы не произошло настоящее крушение с настоящими жертвами.

Раздался звук мотора. Лодочного. Так все подумали, пока обладатель мотора не появился из-за поворота.

Поначалу показалось, что смирные воды Лисьей бороздит океанский лайнер. В общем-то, если учесть масштабы, так и было. Громадный катер, белоснежный, как залетный сказочный лебедь, с перилами на носу, с капитанской рубкой и даже флагом, тоже белым с синим крестом, надвинулся на обалдевших ребят и их такого же обалдевшего тренера тихим ходом. Вампир катера не видел, так как лежал на спине, но по лицам своих спасателей понял, что из воды вынырнула с урчанием какая-то нечисть.

Если бы Лакин ценой штанины не задержал отплытие, плот оказался бы точно по курсу, под носом этого гиганта. Олег Борисович вытер вспотевший лоб шестом и еще раз мысленно похвалил себя за Лакина.

В капитанской рубке стоял самый настоящий капитан, в фуражке и с бородой. Сквозь стекло было плохо видно, но наверняка он был смуглым и синеглазым брюнетом. А Гольдина-то в лес ушла, ай-ай-ай!

Капитан увидел плот с застывшими, как в немой сцене, сплавщиками, улыбнулся не нашей улыбкой, приветственно помахал мужественной рукой (белый китель, пуговицы золотые блестят, с ума сойти!) и громко сказал в микрофон:

– Hello, friends! Здраф-стфуй-те, лю-ди!

– Здорово, пришельцы… – выговорил в ответ Клочков. Голова у него, как и у всех, шла кругом, плюс у Витьки были свои дополнительные условия для головокружения: Катя вцепилась в его руку со страху и спряталась за его широкой спиной.

– Стоп-игра… тьфу! Стоп машина! – пронзительно скомандовал кто-то. – Дядя Стефан, приехали!

И на нос к перилам выскочила… Иришка Виноградова!

– Здорово, хороняки! – крикнула она. – Что, не ждали?

Вопрос был в точку. Для исчерпывающего ответа требовалось только кивнуть. Что все и сделали.

– Вы далеко ушли, Ромыч? – кричал совершенно закружившийся Витька. В одной руке он сжимал телефон, в другой – ладонь Смирновой. – Вы не могли уйти далеко за полчаса! Что я, не знаю, как Гольдина ходит и Мотыльков! Метров на сто отошли, не дальше. В общем, возвращайтесь! Да ничего у нас не стряслось. Нет, все живы. И Лакин тоже, да. У нас тут катер. Ка-тер! А вот так, не знаю как. У Виноградовой финский дядя на белом катере приехал… Ага, как волшебник на голубом вертолете, точно. Они сейчас Вампира нашего к дороге повезли, туда уже скорая помощь подъехала. Они еще по берегам посмотрят, может, еще кого придавило чем… Ага, фантастика. Они вчера уехать должны были, с полдороги вернулись, паспорта забыли, что ли, ну, неважно что… А тут Иришка с Володей застряли в электричке, они их спасать поехали. Да не на катере, балда, на машине. Машина с прицепом, на прицепе катер, чего тупишь-то? Приехали на берег Соколиного, катер на воду – и вперед, в Лисью. Чего говоришь? Ага, повезло. Ха! У дяди катер знаешь как называется? «Гуд лак» называется, понял? Ну всё, идите обратно. Борьке скажи, день рождения продолжим отмечать. А то и не отметили толком… На катере коробка финских тефтелей есть, Иришка сказала. А Катя, умница, картошки купила – испечем! Чего? Да, я тоже думаю, что клад искать уже не будем. Так посидим…

И они посидели. Ах, как они посидели. Пекли картошку, жарили на палочках финские тефтельки. Пели песни, кричалки и заунывные. Ржали над Ромкой, который чуть не утопил котел… Грустили на закате «от глупых сомнений», как говорилось в одном фильме.

– Смотрите, гаснет… – прошептала Даша Гольдина. – Одна только искра осталась…

Клочков смотрел на эту искру так, будто удерживал ее взглядом, не давал упасть за взлохмаченный еловый горизонт. При этом он крепко сжимал ладонь Кати, потому что Катина маленькая твердая рука давала ему всё на свете: силы, энергию, питание, радость, боль, счастье. От нее нельзя было отключаться.

– Всё, ничего не осталось, – печально ответил Даше Мотыльков. – Всё. Кончилось солнце.

– Нет, не кончилось, – уверенно сказала Маша. – Облака еще не погасли. Они еще горят. Сиреневым, розовым… Это угли заката.

– Красиво сказала, Маша, – произнес Олег Борисович.

Миша Лакин вдруг вскочил. Снова сел. Схватился за голову. Снова вскочил, сжал кулаки, сделал несколько шагов к реке.

– Миша, что с тобой? – вскрикнула Гольдина. – У тебя голова болит, да?

– Нет, что ты, не беспокойся! – вежливо ответил Миша. – Просто красиво.

Только смотрел он при этом уже не на облака, а на Машино лицо.

– Я вам так всем благодарен, – вдруг с чувством сказал он. – Ребята, я так… я никогда в жизни… Я, понимаете, я… – ему так хотелось объяснить себя. – Я словно кувшин, который доверху наполнили, переполнили…

– Счастьем, – закончил за Мишу Олег Борисович.

И никто не засмеялся. Угли заката по очереди гасли, надо было очень внимательно смотреть за ними, пока они светятся. И все смотрели. Кроме Ромки Рябинина. Ромка смотрел в глаза Даши Гольдиной. Там тоже что-то светилось.

– Ребята, – вдруг сказала Иришка Виноградова. – Ребята, знаете что?

Все посмотрели на нее.

– Ребята, а мы все в следующий класс перешли, – удивленно продолжила Иришка.

– Да что ты говоришь, – не удержался Мотыльков.

– Нет, серьезно, – улыбнулась Иришка. – Мы уже все десятиклассники, представляете? До меня только сейчас дошло. Мы такие взрослые уже.

Все молча оглядели друг друга, закивали с серьезным видом. Конечно, взрослые. Такой ураган пережили, человека спасли, всё по-взрослому.

– Перешли на следующий уровень, – важно сказал Володя Рогов, обнимавший свою Иришку за плечи. – Ну, почти все перешли, – ласково сказал он ей. – А кто-то еще так и остался маленькой девочкой…

– Я не маленькая! – вскинулась обиженно Иришка, но Володя посмотрел на нее так нежно, что она затихла.

– И очень хорошо, что маленькая… – прошептал он совсем тихо только ей на ухо.

Эпилог

Подарки от урагана, или всё к лучшему

Катя Смирнова после Бориного дня рождения три недели проработала волонтером в больнице города Большеозерска, наиболее пострадавшего от урагана. Там обрадовались ужасно, рук не хватало. Только она попросила, если можно, устроить ее в детское отделение.

Работала Катя через день. И в первое же свободное воскресенье пошла с Клочковым в кино. Не помнит на что, если честно…

Даша Гольдина после Бориного дня рождения первым делом, разумеется, помчалась к стоматологу. Ей замечательно сделали зуб, совершенно незаметно. Заодно уж запломбировали две маленькие дырочки, о которых Даша и не подозревала и которые могли привести к серьезным последствиям.

Вторым делом Даша все-таки позвонила Мише Лакину и прямо сказала, что все равно любит его с того самого момента, как он перевернулся на бревне и утопил котел, потому что он удивительный. Говоря все это, Даша ни разу не мурлыкнула. Лакин сказал, что он впервые вырезал гвоздем цифры, то есть буквы, поэтому у него так криво получилось. В следующий раз он аккуратно всё вырежет, чтобы все всё правильно прочитали и ничего не перепутали. И попрощался. Но сначала извинился, конечно.

Третьим делом Даше позвонил Ромка. Не по телефону, а в дверь. Принес ей грецкие орехи, ванильные сухарики и крепкие, хрусткие яблоки. Получил пакетом с гостинцами по шее и… встал на одно колено. Даша заплакала и погладила его по голове. Это было четвертое дело.

Иришка с Володей оформили финские визы и поехали к дяде Стефану на две недели кататься по Сайме на белом катере «Гуд лак». Иришка стояла на носу у перил, раскинув руки, а Володя под присмотром дяди закладывал виражи. Здесь было где развернуться, не то что в Лисьей.

Кстати, в Сайме сырую воду в самом деле можно пить. Только лучше не на фарватере.

Боря совершенно охладел к Гольдиной после своего дня рождения. Два друга больше не были соперниками, дурдом закончился. Правда, Ракитин случайно услышал слова Вампира, сказанные на плоту Кате… Он и сам присматривался к ней с тех пор, как она перевязала ему проткнутую руку. Оказание медицинской помощи вообще сближает. Вот только это сближение не очень нравится Витьке Клочкову. Неужели начнется новый дурдом?

А Вампир вылечился уже через месяц. Он иногда пробирается на тот злополучный пляжик на Лисьей. Трудно сказать зачем. Не рассчитывает же он снова встретить этих малахольных туристов и не собирается вести с ними беседы на закате! О чем с ними говорить! Он и не говорит. Сидит на бревне у воды и помалкивает. Маску дурацкую напялит и может так целый вечер просидеть, с черными патлами и окровавленными зубищами. Балда, лучше бы занялся чем-нибудь…

А Александр Алексеевич к вечеру того же дня, когда продавал ребятам молоко, передумал и поплыл к ним на лодке. Издалека услышал веселые голоса, гитарные аккорды, почувствовал дым костра и сильнее налег на весла. Но увидел финский катер на приколе и повернул обратно. Повздыхал, конечно. Все бормотал про какую-то ложку к обеду. Наверное, есть захотел.

Маша Голубева пока ничего не знает про свое нацарапанное имя в Мишином шалашике… Она собирается в августе на сборы ориентировщиков в Карелию. Олег Борисович везет всех желающих под свою ответственность. Кстати, он пригласил Мишу Лакина принять участие в этой поездке и вообще записаться к ним в секцию. К ужасу бабушки, Миша мгновенно согласился и еще полчаса прыгал по комнате от счастья. Теперь, после этих прыжков, придется наконец купить новый телевизор. Но как знать, может, это к лучшему…