Вжикнула молния тамбура. Девочки хором повернулись спиной к палатке. Гольдина зажмурилась. Маша взяла Катю за руку.
– Порядок, девчата, – произнес за их спинами Олег Борисович. – Не тушуйтесь, эту часть ухода я беру на себя. Ничего страшного.
Тренер скрылся за светло-зеленым тентом, потом спустился к реке.
– Кстати, а помощь вызвал кто-нибудь? – спросил Арсеньев.
– Нет, а как?
– Ну, домашним надо сказать, они вызовут. Найдут в инете что-нибудь насчет спасения.
– Я своим боюсь говорить, что у нас тут творится…
– Отлично! Я тоже не хочу пугать, и что делать?
– Может, в пожарную позвонить – 101?
– Сдурела, Гольдина? Что ты им скажешь? Пожара-то нет!
– Тогда 103. Больной есть. Даже два.
– Это ты меня считаешь? – вскинулся Боря. – Какой я больной? Я и с одной рукой через что хочешь сам перелезу.
– Как выбраться, как?..
От реки поднялся Олег Борисович. Пустую бутылку положил у лазаретной палатки. Выпрямился.
– Ну что, все высказались? – оглядел он учеников. – Вот и хорошо. Теперь послушайте меня. Я этого Вампира, как вы его называете, одного не оставлю по-любому. Это всем понятно, надеюсь. Или мы все вместе отсюда эвакуируемся, или я с ним остаюсь спасателей ждать. Это не обсуждается. А вы все можете домой ехать, это будет абсолютно нормально. Только позвоните, как на станцию придете. Чтобы я знал, что вы благополучно выбрались и никто из вас ногу не сломал по дороге.
Мотыльков хлопнул Рябинина по плечу и показал большой палец. Хороший у вас, ориентировщиков, тренер, настоящий мужик! Вот и кончились проблемы, и никто не виноват. Тра-ля-ля, пошли домой.
– Олег Борисович… – начала Катя.
– Что, Катюша? – ровным голосом спросил он.
– А как же вы его один понесете?
– Один – никак. Значит, ждать с ним будем, когда придет команда профессионалов. Одного я его не оставлю, ты же его так хорошо иммобилизовала, – улыбнулся он.
– А мы?
– От помощи я не откажусь, – сказал тренер. – Но приказывать никому не буду, ясное дело. У меня только одна просьба – помогите котел достать. Воду вскипятить надо. Пить сырую все-таки не стоит.
Сказал и замолчал. И пошел сухие сучья собирать для нового костра. Далеко, правда, идти не пришлось. Не дальше двух метров от палатки.
Снова горел костерок, закипала вода в найденном котле. Солнце катилось в голубом небе, вспыхивая от удовольствия.
Раненый спал в палатке, Олег Борисович позвонил по волшебному номеру 112, объяснил ситуацию, обрисовал местоположение и опять пошел за дровами. Мотыльков и Арсеньев собирали свои вещи за сосновым частоколом, шумно встряхивая каждую шмотку и ругаясь при виде дырок.
Рябинин и Ракитин уже собрались, но уходить медлили. Борька все суетился, одной рукой пытался ломать сушняк для костра. Ромка время от времени спрашивал преувеличенно заботливым тоном, как Борькина рука. Рюкзак они сложили один на двоих, вернее, на одного – на Ромку, конечно.
Гольдина куда-то ушла, сказала, сейчас вернется. Остальные сидели и молча смотрели в огонь. День рождения, елы-палы, праздник-праздник… Ком в горле от такого праздника.
– Девочки, ну глупо же вам тут… – в который раз начал по новому кругу Борька и не договорил.
– А вот кому молочка парного!.. – вдруг пронеслось над рекой.
Все переглянулись. Ромка хихикнул.
– Молоко, молоко! Картошечка!
– Ребята, у меня, кажись, глюк, – радостно сообщил Рябинин. – Голос! Мне голос был, он звал утешно…
– Заткнись! – поднял руку Клочков. – Всем тихо!
Прислушались: ветер, березы шелестят, дрова трещат…
– Молоко парное! Пятьдесят рублей литр! – прокричали совсем близко.
– К реке! – скомандовал Борька, и все рванули на берег.
– Эй! Стой! Эй, сюда! Нам молоко!..
По реке, лавируя между упавшими стволами, выплывала лодка. Обычная «пелла», ярко-синяя, с белым номером на носу. По воде желтыми пластиковыми лопастями шлепали весла. Человек исключительно колоритной внешности, с лохматой седой бородой и сияющей лысиной, в тельнике и флисовом жилете табачного цвета, греб как ни в чем не бывало, привычно и спокойно, будто его нимало не волновала перемена местности, и выкрикивал время от времени: «Молоко! Картошечка!»
– Если это глюк, – сам себе сказал Рябинин, – то пусть он кончится после того, как я попью молочка…
Лодка уже ткнулась носом в берег, человек пристроил лопасти весел на бортах и уже ступил сапогами в воду, вылезая к ребятам, а глюк все не заканчивался.
– Здоро́во, ребятки. Вам молочка, картошки? Сальца есть чуток, банка огурцов соленых еще осталась.
Ракитин поборол желание дернуть деда за бороду или ухватить за нос, ограничился тем, что протянул руку для рукопожатия. Дед помедлил, вытер свою ладонь о флисовый жилет, поддернул штаны и протянул руку в ответ. Рука его была сухая и крепкая, как доска. Дед не был массовой галлюцинацией, убедился Боря, он просто привез парное молоко на лодке. Пятьдесят рублей литр.
– Ну. А чего ж мне клиентов терять? – объяснял дед Александр Алексеевич, разливая молоко в кружки – по пятнадцать рублей кружечка. – Дорогу завалило, а так-то я прямо по лесу на своем транспорте гонял, ну. А туристы охотно молоко берут, парное-то, а чего ж. И огурцы тож, ну. Их на вечер оставляют. А молочко – с утра, а чего ж, хорошо. А чего мне клиентов терять из-за стихии? Стихия сама по себе, а я сам по себе, ну. Я вас всю неделю жду, так чего ж? Лодочку взял, на ней поплыл, река-то свободна. И колдобин на ней нет, гладенько еду, а чего ж. А туристы все равно к берегам жмутся, чего их по лесу ловить… Все здесь, ну.
Под носом у ребят нарисовались молочные усы. Целый литр взяли для Вампира, который в данный момент спал, как и положено тяжелому больному.
Ромка тоже купил себе кружку молока на дорожку. А чего ж… И Борька купил, и Мотыльков с Арсеньевым. Арсеньев только спросил из занудства: «Свежее?» – и купил две кружки – на первое и на второе.
А Катя, хозяйственная такая, картошки еще взяла и сала. Александр Алексеевич попросил без сдачи, забрал купюры и протянул коричневую ладонь за монетками. Катя заискала по карманам. Нужно было двадцать семь рублей, а находилось только пятнадцать. Смирнова ссыпала их деду, виновато улыбнулась, сказала: «Вот…», вздохнула, но дед ладонь не убирал, разглядывая пятно на рукаве тельника.
– У меня мелочь есть, – торопливо протянул руку Ракитин.
– Ты уезжаешь, увидимся только в школе, – сухо ответила Катя, не глядя на Борину руку с его деньгами. – Отдать не получится.
– Кать, у меня тоже есть, вот, – опомнился несчастный Клочков и тоже протянул руку с мелочью Смирновой.
Теперь к ней тянулись три руки: две дающие и одна просящая. Катя попятилась, собираясь спрятаться за Машу.
И тут появилась Гольдина. Необычайно веселая, сияющая, как прежде, и улыбающаяся, только не во весь рот, а не размыкая губ. Приучилась уже. Волосы были расчесаны и собраны в золотистый хвост, скрепленный изогнутой сверкающей заколкой. Гольдина прекрасно выглядела.
– Так, отлично, что происходит? – замурлыкала она в прежнем регистре. – Ого, молоко! Отлично, очень молочка хочется!
– А всё для тебя, красавица, – тут же оторвался от своего пятна на рукаве Александр Алексеевич. – Всего пятнадцать рублей кружечка, ну!
– Пятнадцать рублей – это замечательно, – промурлыкала Гольдина и сгребла с дедовой ладони монеты. – А молока мне сюда налейте, – показала она на кружку Маши. – Машуль, ты не возражаешь? Мою искать долго.
Маша беззвучно открыла и закрыла рот, потом кивнула. Гольдина положила монеты в карман брюк, махнула золотым хвостом прямо перед носом у деда и уселась на ближайшее бревно с видом королевы, наконец-то добравшейся до трона. Закинула ногу на ногу, сцепила на колене прекрасные руки и участливо спросила:
– Как же вы к нам попали с молоком? Разве что по воздуху, как волшебник?
И снова улыбнулась, не размыкая губ. «Что-то наша Несмеяна повеселела», – шепнул Ромка Ракитину.
Дед хмыкнул, крякнул, взял канистру с молоком, снова поставил на землю, забегал глазами, замялся… Догадливые Клочков и Ракитин отдали ему всю мелочь, которая была у них в зажатых кулаках. Белое молоко полилось в Машину синюю кружку с изолентой на ручке, вспениваясь парной шапкой. Скорее, пока шапка не осела, Александр Алексеевич чуть не с поклоном протянул кружку Гольдиной.
– На лодке приплыл, а чего ж, – улыбнулся он до ушей. – Сейчас по воде лучше всего, ну.
Гольдина пила молоко, и с каждым глотком глаза ее все увеличивались и увеличивались. Она опустила кружку и вытаращилась на деда. Потом вскочила со своего шершавого трона и крикнула, обращаясь к ребятам:
– По воде, конечно, по воде! Вы уже договорились, парни? Насчет Вампира?
Клочков хлопнул себя по лбу, Катя охнула, Маша завизжала от восторга, Рябинин восторженно ухнул.
– Даша, ты умница! – воскликнул Миша Лакин. – А мы-то молоко пьем… Александр Алексеевич, надо раненого доставить в цивилизацию.
– Куда? – осторожно переспросил дед.
– Ну, к дороге куда-нибудь, чтобы машину можно было поймать и в город его отвезти, – взял слово Ракитин. – Ему в больницу срочно надо, у него переломы, на него дерево свалилось. Нам его не вынести отсюда, чтобы безопасно, чтобы не повредить… Ну, завалило всё, видите, – и, как учитель указкой, показал Боря рукой на полегший лес.
– Молочка больше не будете? – дед аккуратно завинтил канистру и поставил ее на дно лодки.
– Александр Алексеевич, очень хорошо, что вы к нам приплыли, вы нас просто спасаете, – с чувством произнес Ракитин.
Александр Алексеевич покосился на его забинтованную руку, почесал бороду и спросил:
– Ты, что ль, раненый этот? Вроде сам хорошо ходишь, ну…
– Да не я! – замотал головой Боря.
Тут загалдели все разом:
– Да не он!..
– Он там, в палатке…
– Нога сломана, мы шину привязали…
– Ребра тоже, ему дышать трудно!..
– Носилки-то нормальные не сделать, веревки мало!
– Он под завал попал…
– Вампир раненый-то…
– Его деревом придавило, Александр Алексеевич!..
– Осиной? – уточнил молочник, кое-что уловивший в этом гвалте.
– Сосной, – ответил за всех подошедший внезапно Олег Борисович. – Здравствуйте. Спасибо за помощь. Очень вовремя.
Дед задумчиво провел ладонью по лысине, стряхивая налипшие соринки. Он порядочно упарился с этими туристами…
– Посмотреть можно на этого упыря вашего? – тускло спросил он.
– Да, конечно! – Катя широко шагнула к лагерю и оглянулась: – Идемте! Я провожу. Это в нашей палатке, вон там, зелененькая.
Подтянув лодку подальше на берег и навертев чалку на корень вывороченной сосны, Александр Алексеевич пошел за Катей. Остальные сопровождали. Ракитин пихал локтем Рябинина и строил ему зверские рожи, означающие, что еще не все потеряно.
– Не радуйся раньше времени, может, он еще не согласится, – шепнул Ромка.
Но и Ракитин радовался. И Мотыльков тоже. И девочки. И все снова шли вместе и очень сильно радовались, а чего ж! Сейчас на лодке-то быстро отвезут, ну! И не надо никого бросать!
Катя откинула полог тента и залезла в палатку. Вслед за ней сунулся их молочный гость и тут же вылез обратно. Огладил жилет, почистил ногтем рукав тельняшки и зашагал к лодке.
– Александр Алексеевич! – нестройным хором окликнули его ребята.
– Можно выносить пострадавшего? – спросил, идя вслед за дедом, Олег Борисович.
– А это вы как хотите, – дед проворно перелезал через ветки, направляясь к берегу. – Хотите – выносите, хотите – там оставьте.
– То есть?.. Мы ведь едем к дороге на вашей лодке? Я по карте посмотрел, тут до моста километра два, так что…
– Не, – дед энергично замотал головой, борода размахалась в разные стороны. – Не повезу я его, упыря этого, ну.
– А чего же так? – почти бегом догонял деда тренер. Ребята замедлили шаг в недоумении.
– А я не хочу его везти, чего ж, и не повезу. Так-то.
Больше никто ничего не говорил, настолько чудовищными всем показались слова молочника. Их надо было окончательно воспринять, а это оказалось непросто. Почему же не отвезти-то? Человека к дороге доставить, что тут трудного?
– Я этого вашего нелюдя очень хорошо знаю, – отматывая чалку, сказал дед. – Здешний он, лесковский. Сволочь такая. Он пса моего, Рыжего, ножом пырнул, покалечил, так-то. Он в огороде у меня шуровал, сволочь, а Рыжий, значит, засек. Стал его гнать, упыря, а тот ножиком, ну. Я его, тварь такую, в лодку не приму, а то еще ненароком за борт уроню, ага. Рыжий хромым остался на всю жизнь. Пущай и этот на одной ноге попрыгает, так-то. Бог-то наказал Вампира вашего.
Лодка зашуршала по песку, Александр Алексеевич запрыгнул с носа, сильно оттолкнувшись ногой от травяной кочки. Поднялись с бортов желтые лопасти, опустились в спокойную воду, заработали, оставляя за собой чуть приметные водоворотики.
– А мы-то как же, Алексан Лексееич? – не выдержав, крикнул Олег Борисович.
– А вы-то чего ж? Вы домой идите, чего тут сидеть-то? Дома ждут, поди, ребяток, ну.
Синие борта почти скрылись за кронами свисающих над водой деревьев, когда с лодки опять донеслось:
– А молока я вам еще могу привезти, если надо, ну. Привезти? А, ребятки? Недорого ведь!
Никто не ответил. Лодка уплыла.