Баронство Уденталь. Столица

Тресса де Фокс

Цветущие яблони поднимают настроение даже с дикого похмелья. Я проверяла — знаю. Но с такого похмелья, как у меня в это утро, блевать (извините, конечно) хотелось даже от яблонь. Нечем было. В смысле — никак. Если у вас четыре желудка, расставаться со своим содержимым они не желают даже при настоящем отравлении, я уж не говорю про такую ерунду, как отравление алкоголем. А еще говорили, что шефанго никакие яды не берут! Кто говорил? Да я же и говорила. Зачем? Ну… Когда травить пытались, приходилось объяснять. Потому что действительно — не берут. А сегодняшнее утро просто было особенным. Совсем особенным. Как-никак, а стукнуло мне десять тысяч лет. Не каждый день такой праздник. Через то и похмелье. На юбилеях вообще положено принимать алкоголь в дозах, превышающих разумные, а проще говоря, наливаться по самые уши. Ну а уж на таких юбилеях! Никому из моих знакомых за последние несколько сотен навигаций дожить до десяти тысяч лет не удавалось.

Мне удалось.

По-моему, тут есть чем гордиться.

Солнышко встает. Яблони цветут. Денег почти нет. И настроение препоганейшее. Стоит только осознать — десять тысяч! — как оно становится еще поганее. На людей смотреть тошно, как будто в первый раз их рожи вижу. Хвала Богам, немного их пока на улице, людей. А то меня ведь и вскинуть может. Придется тогда из Уденталя уезжать быстрее, чем хотелось бы.

А уезжать из Уденталя мне не хотелось совсем. Сейчас по крайней мере. Во-первых, яблони. Как ни крути, а это красиво. Во-вторых, мне-Эльрику сделали пару очень выгодных деловых предложений. Сначала капитан гвардейцев его милости барона, а потом командующий баронским флотом. Другой вопрос, что снова наниматься в армию мне совершенно не хотелось. Мне-Трессе, в смысле. Я вообще против службы где бы то ни было. Конечно, в мужском обличье я взгляну на это иначе, но когда еще я мужское обличье приму?

Видели бы меня сейчас мои наставники… Хотя сейчас-то ладно, а вот вчера! Благородная дама, устроившая грандиозную пьянку в одном из самых паршивых притонов Уденталя. Что поделаешь, люблю я иногда шокировать окружающих.

Ганна не одобрит, конечно. Ну так то Ганна. Вот, кстати, из-за кого уезжать не хочется ну никак. Я ведь уже обещала ей, что останусь.

Но, Великая Тьма, неужели все? Или почти все? Неужели десять тысячелетий действительно прошли, и уже скоро… Смешно и плакать хочется, Флайфет… Скоро — это когда? Через десять лет? Через сто? Через пятьсот? Сколько бы ни было, по сравнению с тем, сколько их прошло, все будет скоро. Домой. Одна беда, чем ближе цель, тем больше нетерпение. Я скоро не то что столетия, я годы считать начну. Когда же? Когда? Впрочем, если расслабиться и попытаться поразмыслить логически — это в женском-то обличье! — ожидание не так уж страшно. Страшнее будет погибнуть не вовремя. Прошли те времена, когда мне сдохнуть хотелось от безысходности. Прошли, мать вашу! Не дождетесь больше!

Какая-то придурочная девчонка вылетела из-за угла и с размаху врезалась в меня чем-то твердым и угловатым. Больно!

Когда я маску сдернула, я и сообразить не успела, услышала только «грау!» в собственном исполнении, а девочка хлопнулась на мостовую…

Почти хлопнулась. Поймала я ее на полдороге, а то ведь расшиблась бы, объясняй потом, что не били ее страшные шефанго по голове, а сама она головой о камень ударилась. Надоели уже до озверения эти вечные проблемы из-за собственной расы. Людям ведь много не надо, чуть что — шефанго виноваты. Скоты! Люди — скоты.

Из-за того же самого угла вылетел Карел Хальпек. Самый обаятельный десятник местной стражи.

Карел в немыслимом пируэте ухитрился развернуться и, чудом избежав столкновения со страшной фигурой, выросшей у него на пути, врезался в ближайшую стену. Больно, конечно, но Карелу гораздо приятнее было удариться о твердый камень, чем нарваться на разъяренную шефанго на пустынной улице.

Оборачиваться Хальпек не спешил, нарочито медленно сползал по стене, призывая всех Богов на помощь и стараясь выкинуть из памяти жуткое, нечеловеческое лицо, увиденное мельком, но напугавшее его до неожиданной теплой сырости в штанах.

Тресса брезгливо взглянула на Карела. Еще более брезгливо посмотрела на бессознательную девушку, которую держала на руках, старательно отодвигая от себя. Потом присвистнула, позабыв про десятника, сгребла девочку в охапку и отправилась туда, куда и шла.

«В „Серую кошку“ поперлась, — с ненавистью подумал Хальпек, поднимаясь наконец на ноги. — Сегодня же десяток туда отправлю… Нет. Не сегодня. Завтра».

Выпустив длинную рубаху поверх мокрых штанов и свесив волосы на разбитый о стену лоб. Карел поплелся в сторону казарм. Он не торопился, потому что к казармам путь лежал в том же направлении, что и к гостинице «Серая кошка». Той самой гостинице, в которой уже не в первый раз снимала комнату Тресса де Фокс. Догонять благородную даму десятнику совсем не хотелось.

Румия. Монастырь Жерара Беспощадного

Черный Беркут раздраженно перекладывал бумаги на столе и не смотрел на почтительно ожидающего Элидора.

Элидор ждал. Раздраженность была обычным состоянием отца-настоятеля. Раздраженность и скепсис. Удел большинства крупных начальников.

Черный Беркут оторвался от бумаг и начал хмуро изучать Элидора. Как диковину какую. Элидор внутренне поежился.

— Ты отправишься в Мерад, — бросил наконец Черный Беркут.

Монах изумился. Он был уверен, что вызвали его не более чем для очередного дисциплинарного разноса. Отец-настоятель обожал дисциплинарные разносы и учинял их с удовольствием и глубоким пониманием дела. И за поводом у него это дело не останавливалось.

— Отец Лукас…

— Помолчи, сын мой, и выслушай меня. Ты отправишься в Мерад. Найдешь там некоего Самуда. Он старший у «Горных кошек». Неделю назад «кошки» убили отца Якоба, настоятеля обители Кассия Воздающего. Ты ликвидируешь Самуда, заберешь у него перстень с рубином и привезешь его в ближайший из наших монастырей. Акция демонстрационная, чем больше шуму — тем лучше. Никто не должен забываться и позволять себе неуважение к нам. Вопросы есть?

Вопросы были. Больше, чем хотелось бы. Например, почему в Мерад отправляют его, Элидора. Златостенный город был столицей Эзиса, оплотом джэршэитов, а он, Элидор, специализировался на Десятиградье и Готской империи. Это ж другой край материка!

— Экипировка, — буркнул Элидор.

— Получишь у брата-эконома. — Черный Беркут вздохнул. — Знаю-знаю, все знаю. И специфика не твоя. И отдохнуть ты не успел. Но барбакитов пора напугать, сын мой. А кто может сделать это лучше, чем ты? Еще вопросы?

Элидор покачал головой.

— Тогда ступай. — Отец Лукас очертил Огнь, благословляя монаха. — Да пребудет с тобой Анлас.

Брат-эконом был предупрежден.

— Выбирай. — Он сделал широкий жест в сторону оружейных стоек и сундуков. — Кони уже оседланы. Все припасы в сумках.

Элидор прошел к стойке с длинными мечами.

— Опять мой любимый уволокли? — Он даже не пытался скрыть недовольство. — Сколько раз говорил, не трогайте Праведника. Так нет же.

— У брата Игнатия выход, — начал оправдываться брат-эконом. — Кто ж знал, что ты и двух дней не просидишь, опять на задание пойдешь?

Элидор не слушал. «Праведника нет. Вот же люди, просишь их, просишь — все без толку. Ну что стоило Игнатию взять не меч, а топор? Ему ж без разницы, а мне — нет».

— Доспехи готовь, — скомандовал он эконому. — Кольчугу конную, наручи, поножи. Шлем эзисский подбери.

— Громко едешь? — довольно осклабился брат-эконом.

— Да.

«Пора вытрясать из отца-настоятеля личный меч. Или самому покупать», — привычно думал Элидор, перебирая клинки и прислушиваясь к возне эконома в соседней комнате. «А то это не жизнь. Сегодня одно, завтра — другое. Жалко убивать время на привыкание к новому клинку. А ну как не успею однажды?»

В этот раз приглянулась аквитонская спата. Легковата чуть, но сойдет. Элидор подобрал к мечу походные ножны и принялся заправлять в специальную перевязь метательные ножи.

«Почему все-таки в Эзис? Что, действительно больше некого? Не верится что-то. Есть у нас спецы, кроме меня. Тот же брат Освальд. Чем не вариант? Или брат Квинт. Он вообще по джэршэитам специализируется. Но отправляют меня. Странно. Ладно, мое дело телячье».

Брат-эконом суетился вокруг, помогая застегивать ремни доспехов. Элидор встряхнул плечами, присел, подпрыгнул. Сойдет. Старый привычный комплект. Кто его утащит? Двухметровых больше нет.

«Может, в этом и дело? Два метра росту, красные глаза, белые космы. Детей пугать хорошо. И еще барбакитов. Квинт пугать не приспособлен. Ну кого может напугать субтильный, застенчивый с виду юнец? Вот я — другое дело. То еще пугало».

По дороге в конюшню Элидор заглянул к брату Шарлю.

— Уезжаю, — негромко позвал он.

— Перевели? — Брат Шарль оторвался от грядки и оглядел Элидора.

Тот покачал головой:

— Боевой выход.

— Ага. Громкий, понятненько. Далеко?

— К исманам. Шарль присвистнул:

— Весело.

— Пока.

— Удачи.

Элидор хлопнул приятеля по плечу, кивнул и пошел дальше.

Шарль смотрел вслед. «Странно это, — думал он. — Чудит наш Беркут. Где это видано, чтоб Элидора и к исманам? Он ведь даже языка не знает. И всего два дня как с задания.

Брат Павел с ним, конечно, уже работал. — Шарль с отвращением перевел взгляд на грядку, пытаясь вспомнить, чем морковные хвостики отличаются от сорняков. — Да. Работал. Но что за два дня сделаешь? Тут не меньше месяца поматрасничать бы. Так нет же».

Он рассеянно потянул первую попавшуюся травину. Вытянул тощенькую морковь. Ругнулся. Без особого, впрочем, энтузиазма.

«Высокая политика? Видать, очень высокая, раз подобное творится. На глупость похоже. Если бы не было известно, что Черный Беркут глупостей не делает. Напарник Элидору будет, это ежу понятно. Из тамошних, эзисских, иначе б тут дали. Но что за спешка?» Поскольку размышления и домыслы не давали ровным счетом никакого результата, Шарль какое-то время еще пытался заниматься прополкой и бездумно выдергивал морковь вместе с сорняками. Довольно быстро он оставил это никчемное занятие. Встал. Отряхнул руки. И отправился в келью настоятеля.

Перед воротами конюшни молоденький послушник держал в поводу двух оседланных и навьюченных коней. Элидор придирчиво перебрал содержимое седельных сумок: еда, запасная одежда, немного денег, всякая полезная мелочь. Порядок. Он приторочил к седлу меч и вскочил на коня. Впереди была дорога.

Баронство Уденталь. Столица

Тресса де Фокс

Кто бы мне объяснил, какого лешего делают в Удентале эльфы? Добро бы человеческая девчонка на меня налетела, от доблестного десятника спасаясь. Он по пьяни до женского полу охоч. Я бы ее, конечно, в непосредственной близости от этого кретина оставлять не стала, но уложила бы где-нибудь под забором и пошла своей дорогой. Однако выкидывать эльфийку, как какой-нибудь мусор… Это все-таки нехорошо. Хотя лютней своей она меня приложила — мало не покажется. И смех и грех, впору надевать доспехи, чтобы сходить в кабак. И не потому, что отребья здешнего боюсь, а потому, что сумасшедшие менестрели лютнями дерутся. Хотя от эльфов всего можно ждать. Может, у них расовая ненависть в кровь настолько впиталась, что они шефанго бить начинают, даже не разобравшись толком, стоит ли это делать.

Бред, конечно. Но кто только шефанго бить не пытается. Другой вопрос, что мало у кого это получается… А девочка красивая. Очень красивая. Даже для эльфийки.

«Серая кошка» была еще закрыта. Пришлось стучать в дверь ногой, поскольку руки заняты… Стук получился характерный, я-Эльрик так стучу. Не ногой, правда. Зато открыли быстро. Марк всегда быстро открывает, когда я прихожу.

— Сэр… — Он осекся и вытаращился на меня. На девочку. Снова на меня. Что-то там себе подумал даже, пока таращился. Потом вспомнил:

— Ой, простите, госпожа…

— То-то, — наставительно сказала я. Наставительно, чтобы Марку стыдно стало и он перестал на эльфийку таращиться и прикидывать про себя, сейчас я мужчиной стану или подожду, пока девочка в себя придет.

— Я помогу! — предложил парень с энтузиазмом.

— Ты лучше вина принеси. Мал еще женщин таскать.

— В комнату?

— Ну естественно. Что ж мне, ее здесь на стол укладывать?

Про стол я, пожалуй, зря. Совершенно из головы вылетело, что мы еще и людоеды, если всем сказкам верить. Ну и эльфоеды, разумеется. В «Серой кошке», конечно, народ без предрассудков, привыкли они ко мне за столько-то лет. Но у Марка сразу вылетела из головы вся похабщина, а лицо позеленело.

— Ластами шевели, — напомнила я, направляясь к лестнице.

— Вина какого? — ошалело спросил он. — Вашего любимого, или… — и нерешительно посмотрел на эльфийку.

— Или.

— Понял.

И он исчез.

Хороший парень, не зря я его кормлю. В смысле, прикармливаю. Когда Джозеф помрет и Марк хозяином станет, меня он привечать будет не меньше, чем папаша его. Труднее всего с Яном было, пра-пра-пра… поди вспомни сейчас… в общем, с самым первым из их предков, с которым я познакомилась.

Марк принес бутылку «Жемчужной росы» едва ли не раньше, чем я поднялась в номер. К дверям мы подошли почти одновременно.

— Молодец. — Я уложила девочку на кровать. Бросила парню серебряный.

— Я сейчас сдачу…

— Не надо.

— Благодарствую.

— Можешь идти.

— Понял, — вздохнул он. И ушел. У них тут, в «Серой кошке», чем-то вроде совершеннолетия считается выпить со мной. Янов сын, когда я-Эльрик ему первый раз выпить предложил, от гордости раздулся, как индюк. Еще бы! Удостоился, как папаша. А потом в традицию вошло. Марк вот, как двенадцать ему стукнуло, все ждет, когда же я его человеком признаю.

«Сэр Эльрик… госпожа Тресса…» Забавные они. Люди. То боятся. То ненавидят. То от почтения себя забыть готовы. Ну да шут с ними. У нас сейчас эльфы на очереди.

Нюхательные соли я разыскала в одном из поясных кармашков и тут же вспомнила, что давненько не появлялась в обществе как действительно благородная дама. Даже соскучилась слегка по общению, не перемежаемому ругательствами и не сводящемуся к трепотне о бабах, о бабах и еще раз о бабах.

Хотя пили вчера знатно. И сегодня. Да и позавчера, если уж на то пошло.

Я поднесла к носу эльфиечки хрустальный флакончик. Девочка вздохнула. Раскрыла огромные темно-синие глазищи. И… выругалась. Да так, что стены покраснели.

— Кого ты имеешь в виду? — поинтересовалась я. Эльфийка уставилась на меня. Представляю себе. То еще зрелище сразу после обморока-то. Волосы белые. Маска — черная. И в прорезях глаза без зрачков и белков. Одна радужка. Между прочим, насыщенного такого алого цвета. Девочка и так не отличалась румянцем. Сейчас она просто позеленела.

— Т-ты… Вы кто?

— Тресса де Фокс, — говорю, — шефанго.

— Правда?

— А что, непохожа?

— Я не знаю, — честно отвечает эльфиечка. — Я шефанго не видела.

— Уже видела.

Хотя, конечно, не запомнила она, не успела понять, чего же так испугалась. Я и сама никогда этого не понимала.

Лицо у меня как лицо. У людей на первый взгляд и пострашнее — гримасничают они все время, рожи корчат, глазами вращают… Ага. А боятся все равно нас, а не их. Ну да ладно.

— Как тебя зовут-то, менестрелька?

— Кина.

— И каким ветром занесло тебя в Человеческие земли? Она помолчала, разглядывая потолок. Понятное дело, не от хорошей жизни этакое диво объявилось в Удентале и носится по улицам, спасаясь от потерявшей всякий пиетет солдатни. Не захочет говорить — не надо. Все равно скажет.

— Я ушла, — ответила наконец Кина. — На Айнодоре у меня никого нет. И ничего. Мы с мамой жили на самой границе с Орочьими горами. Был набег, а гарнизон отозвали, и мы… нас… Город сожгли. Совсем…

Она осеклась на полуслове, съежилась на кровати, а в синих глазах появилось выражение, которое можно в учебниках по совращению описывать. Классическое, я бы сказала, выражение загнанности и ужаса пополам с непониманием. Когда женщина смотрит так — мужчина хватается за меч, готовый защищать ее от любой опасности. Когда так смотрит красивая женщина — мужчина действительно готов защищать ее хоть от всего мира. Я не была мужчиной. Другой вопрос, что ужас в глазах Кины был настоящим. И загнанность тоже.

— И давно ты на Материке? — спросила я. Тут главное — действовать пожестче, чтобы она жалеть себя не начала.

— Полгода.

— Ругаться здесь научилась?

— Ругаться?

Я повторила то, что услышала от нее пять минут назад.

— А это ругательство? — искренне удивилась эльфийка. — Я не знала. Я румийского не понимаю, а солдаты оттуда были… Мне слово понравилось. Что оно значит?

Не скажу, чтобы я смутилась. Однако тему поспешила сменить:

— Пить будешь?

— И есть буду.

Хорошо! Всего за полгода в полной мере набраться настоящей менестрельской наглости — это чего-нибудь да стоит. Я выглянула за дверь — так и есть: Марк околачивался неподалеку. Он тут же сделал вид, что страшно занят, и вытаращился на меня с выражением готовности к подвигу.

— Что там с завтраком?

— Каша. Со шкварками. Для вас, госпожа, мать поросенка жарит. Хороший поросенок.

— Да? Интересно, возьмется твоя мама приготовить свинью по имени Карел?

— Если пожелаете, — невозмутимо ответствовал Марк. — Только забить, извините… — Он развел руками.

Хороший парень. Весь в отца. И матушка у него — очень приятная женщина. Хотя… Тетушка Ганна — это вообще песня отдельная.

— Ладно. Передай маме, что я извиняюсь за беспокойство, но прошу приготовить цыпленка. — Я оглянулась на Кину, эльфиечка выглядела голодной. — Лучше двух.

— Понял. — Он исчез.

Я вернулась в комнату и разлила по кубкам вино.

— А мне говорили, что шефанго везде убивают, — подала голос менестрелька.

— Попробовали бы. Нас убивать дело неблагодарное.

— Нет. Мне говорили, что вы везде убиваете. Что куда бы шефанго ни пришли, они сперва всех убивают, а потом грабят и насилуют.

— Мертвых?!

— Не знаю… — Она задумчиво уткнулась носом в кубок.

Ладно. Чего только нам про эльфов не рассказывали! Я помню сказки о том, как эльфы сдирали кожу с людей из-за расхождений в религиозных воззрениях. Нет, кое-кто действительно сдирал. Но ведь не все же. Насколько я знаю из слухов, мой народ тоже не отличается добротой и терпимостью. Однако почву для слухов дают экземпляры с особым подходом к делу. А таких всегда меньшинство. Хотя… если вспомнить, что меня изгнали за недостаточное рвение в истреблении эльфов. Вот тебе и меньшинство.

А шефанго действительно боятся. Начали бояться, когда они стали близко общаться со смертными.

Здесь, в Удентале, навигаций сто назад, как раз когда закончились религиозные гонения, народ был понаглее. С Хранителем помирились. Войска Огненосные поразогнали. Анласитские умонастроения — не в чести. И когда я-Эльрик приехал в баронство с Востока, прибить меня не пытались только потому, что полагали, будто за мной вскорости еще полусотня придет. Таких же.

Как раз тогда был большой скандал в «Серой кошке». Ян от гостя незваного шарахался, а гостю ничего, кроме покоя и тишины, не нужно было. Так что нас обоих положение устраивало. Явившиеся к нему молодчики, не баронские, так, дворянчики местные, жены хозяйской домогаться начали. Ну, Ян им и попытался объяснить, что не дело это — вести себя так. Дворяне, конечно, люди, можно сказать, уважаемые, но к чужим-то женам как-то оно не принято. Он объясняет, а его не слышат. Слово за слово. Хвостом по столу. Мальчики раздухарились, голоса повысили, начали Яна обзывать нехорошо… Он с ними все миром разойтись пытался. Но меня тогда любой шум нервировал. В общем, через пару секунд держал я двух гостей за шиворот и объяснял что-то за мою расшатанную душевную организацию. Объяснял, кажется, на зароллаше — у меня по пьяни всегда родной язык прорывается. Ну да мальчики и на зароллаше поняли.

Ян в истерике бился. Кричал, что теперь и меня, и его, и его жену, и его сына, и даже его дочку замужнюю, которая в Гиени живет… Короче, что всем нам плохо будет. Этим же вечером я еще десяток «мстителей» разогнал. А на следующий день их двадцать пять пришло. Ну тогда я за топор взялся… Мне за убийство потом слова плохого не сказали — очень уж осточертело страже городской местных подонков вежливо не замечать.

Яна после моего отъезда снова обидеть пытались. Я бы, может, плюнул на это да забыл. Но мужик во время того побоища со мной рядом мечом отмахивался. А это не забывается. В Удентале тогда трактирщики порядочные попадались. Им только стимул нужен был… В общем, вернулся я через полгода. Узнал о безобразии. Нашел дворянчика того, что всю эту бучу затеял. Ну и… В общем, гарантировал Яну неприкосновенность.

С тех пор я в «Серой кошке» — гость желанный. А кроме того, и в Удентале ко мне попривыкли. Это греет. Должно же быть в мире место, где от тебя не шарахаются, Огнем себя осеняя.

Румия. Монастырь Жерара Беспощадного

Широкий, вымощенный камнем тракт тянулся за горизонт. Синее небо. Крохотные зеленые рощицы. Ухоженные, издалека кажущиеся даже симпатичными деревеньки. Ехать бы и ехать. Радоваться жизни, солнцу, хорошей погоде.

Элидор хмуро смотрел на окружающую его благодать, перебирал в пальцах поводья и машинально, без должного чувства, благословлял изредка попадавшихся на дороге крестьян. Крестьяне, впрочем, понятия не имели, что такое благословение силы не имеет, и принимали знак Огня с благодарностью. Эта их тупость раздражала Элидора не меньше, чем безмятежное свиристение птиц.

«С ума все посходили, что ли? — Монах без всякого интереса скользнул взглядом по стройной, потупившей глаза девушке, спешившей куда-то с корзинкой, — Что я там сделаю, в этом Эзисе? Без языка. Без привычки. Штезаль!» Он ощутил вдруг острую потребность вытянуть кого-нибудь плетью. Просто чтоб душу отвести. И поспешно усмирил это недостойное желание. Все равно дорога впереди была пуста. А бить лошадей Элидор не позволял себе даже в самом гадком расположении духа. Лошадь — это ведь не человек. Ее бить незачем.

Монах дал коню шенкелей, и зверь послушно пошел легким галопом. Заводной держался рядом, вытянув тонкую морду и кося на человека темно-фиолетовым глазом.

Покачиваясь в седле в такт ровной поступи скакуна, Элидор попытался вспомнить уроки брата Павла. Вздохнул глубоко, начал медленно, размеренно считать до двадцати пяти и, дойдя до одиннадцати, понял, что взорвется сейчас просто от того, что пытается сам себя успокоить. Лучше уж вообще ничего не предпринимать. Злость должна была пройти. Рано или поздно. В конце концов она всегда проходила.

Проще всего, конечно, было бы прикончить кого-нибудь быстро и весело. Да некого было убивать.

— Отец Лукас, — Шарль замялся, но продолжил решительно, хотя и не без внутреннего трепета, — простите за неуместное любопытство, но… — Он вновь запнулся. Заявиться в келью к настоятелю, да еще и требовать от того отчета — раньше Шарль не позволял себе такой наглости. И не позволил бы никогда, не иди речь об Элидоре.

— Но? — Черный Беркут холодно взглянул на монаха. — «Но» означает, что ты собираешься задать вопрос? Задавай.

— Элидор два дня как вернулся, — пробормотал Шарль.

— Неужели? — неискренне удивился настоятель.

— Отец Лукас, его же нельзя выпускать из монастыря еще полгода. Он ведь… Ну, три срыва уже было. А брат Павел в этот раз даже начать работу толком не успел.

— Спасибо, что взял на себя труд сообщить мне об этом, — брюзгливо процедил настоятель. — Ты, Шарль, надо полагать, считаешь меня выжившим из ума старым пнем, который уже не соображает, что творит, так?

Шарль сглотнул и помотал головой. Ему ничего подобного в голову не приходило. Никогда. И не могло прийти. Ни за что.

— Что у тебя за манера всюду совать свой нос?! — Черный Беркут откинулся на спинку высокого кресла. — Длинный моруанский нос! Тебе мало досталось в Гиени?

Шарль снова помотал головой. Потом брякнул:

— Я же должен знать. Вы же потом с меня отчет потребуете. Я же…

— Когда ты научишься говорить по-румийски? — Настоятель поморщился. — Прекрати жужжать и следи за своей речью. Аналитик! Двух слов связать не может. Элидора переводят в класс «элита». Тебе это говорит о чем-нибудь?

— В «элиту»?! — восхищенно выдохнул Шарль. — Элидора?! Давно пора!

— Если он перейдет в «элиту», его заберут в Аквитон. — Черный Беркут клацнул зубами и полез за своей трубкой. — А вы нужны мне здесь! И ты это знаешь. Элидор не знает, так ему и не положено.

— А если не перейдет? — осторожно уточнил монах, так уточнил, на всякий случай, ответ он уже знал.

— Если не перейдет, значит, сдохнет там, в Эзисе, — сказал Черный Беркут то, что должен был сказать. — Это последнее испытание. Работа в экстремальных условиях.

Он замолчал. Долго раскуривал трубку. Пыхал дымом. Дергал брезгливо тонким горбатым носом. Наконец затянулся и выдохнул, прикрыв от удовольствия глаза.

— Рад?! — проскрипел совсем уж раздраженно. — Давно в Аквитон рвешься! Под магистра хочешь. Черный Беркут для вас, господин аналитик, низковато летает. А?!

Шарль не успел ответить. Настоятель вдруг вспомнил о делах и указал монаху на дверь весьма энергичным жестом. Еще и пальцами прищелкнул, шевели, мол, копытами, господин аналитик.

Шарль зашевелил. Осторожно прикрыл за собой дверь.

— Про морковь не забудь! — каркнуло из кельи. Очень захотелось сказать гадость. Ну или хотя бы подумать. Однако Шарль поостерегся. И без того было над чем поразмыслить.

Он вернулся к ненавистным морковным грядкам. Уселся на влажную землю и отрешенно уставился на зеленые хвостики ботвы.

Элидора переводят в «элиту». Сам Шарль давно уже был признан лучшим аналитиком ордена. И ему действительно полагалось бы быть в Аквитоне. Но Черный Беркут держал его при себе, а магистру объяснял, что никто, кроме Шарля, не в состоянии приводить Элидора в себя после боевых выходов.

Лучший аналитик и лучший боец. Два найденыша, воспитанных отцом Лукасом. Но Элидора, при всем том, что равных ему в ордене не было, переводить в «элиту» не спешили. Во-первых, он был нелюдем. А во-вторых, он был сумасшедшим.

Сам Элидор не видел ничего из ряда вон выходящего в своей манере убивать во время выходов всех, кто подворачивался под руку. И даже тех, кто не подворачивался. Когда эльф приходил в дом жертвы, он приканчивал там всех, начиная с того, кого нужно было убить, и заканчивая последней служанкой. Если ситуация складывалась так, что работать приходилось на улице или в другом людном месте, Элидор уничтожал охрану — даже тех, кто пытался сбежать, позабыв о своих обязанностях. Если же не было даже охраны, эльф считал выход недостойным упоминания.

С этим-то, впрочем, еще можно было бы смириться. Но вот после выходов монах становился совершенно невменяемым. Он без приключений возвращался в монастырь. И запирался в своей келье, допуская туда только Черного Беркута, Шарля или брата Павла. Повод к такой уединенности был. И очень весомый. Элидор признавался брату Павлу, что он ищет повод. Первое время, первые пару-тройку месяцев по возвращении, он все время ищет повод: кого бы и за что убить.

И этот его пунктик был совершенно лишним.

Когда в Аквитоне, в курии ордена, слышали о «Том, кто всегда возвращается», там досадливо скрипели зубами. Нелюдь — это не страшно. Главное, что принял Опаление и верит истово, другим бы поучиться. А вот сумасшествие и как результат — непредсказуемость действий и поступков… Черный Беркут управлялся с Элидором, потому что знал своего приемыша как облупленного. Но Черный Беркут был нужен в Румии.

Шарль вздохнул.

Аквитонскому начальству не объяснишь, что даже здесь, вдалеке от орденского управления, они с Элидором работали с полной отдачей. Начальство — оно на то и начальство, чтобы лучшие кадры забирать под свое крыло. А значит, когда вернется эльф из Эзиса — он ведь вернется, хотя бы для того, чтобы подтвердить прозвище, — придется им сниматься с насиженного места и отправляться в столицу Зеленого герцогства.

Там — новые люди, ревнивые взгляды, придирки, необходимость срабатываться, искать компромиссы… Впрочем, Элидор-то считает, что ради «элиты» вытерпеть можно все. Он рвется наверх. Зачем только, непонятно. Стать управителем боевого секрета? И что ему в том?

«А Беркут-то ревнует!» — с неким удовлетворением констатировал монах. И вновь принялся пропалывать морковку. Работы по хозяйству были обязательны для всех в монастыре. Кроме разве что самого настоятеля.

Баронство Уденталь. Столица

В дверь постучали, и в комнату просунулась лохматая голова Марка:

— Завтрак! — почему-то радостно сообщил парень, во все глаза рассматривая синеглазое чудо, сидящее на кровати с кубком в руках. Красноглазое чудовище в кресле напротив он старался не замечать. Не потому, что боялся — чего бояться, это ж сама госпожа Тресса, — а чтобы впечатления не портить.

— Неси, — милостиво кивнула шефанго.

— Тащи! — гаркнул Марк куда-то в коридор. Три паренька помладше, торжественно вышагивая друг за другом, внесли в комнату подносы с блюдами и тарелками. Кина проглотила слюну и уставилась на еду горящими глазами.

— А это мама велела от себя передать. — Марк переволок через порог корзину, из которой торчали горлышки бутылок. Большую корзину. Тяжелую.

— Твоя мама попадет на Небеса, — сообщила Тресса своим удивительно мелодичным голосом, одной рукой поднимая корзину, а другой вытаскивая бутылку. — С ума сойти, «Молоко Драконессы»!

— Мама сказала, — сообщил Марк, выпуская своих подчиненных в коридор, — что ежели госпоже эльфийке отдельную комнату надо, то она уже белье постелила и камин разожгла. — Он ткнул пальцем в стену. — Вон та комната, куда от вас дверь сделана. Как обычно, в общем.

Тресса закашлялась. Кина удивленно посмотрела на нее, потом на стоящего на пороге парня, потом на упомянутую дверь. Она явно не видела в заботливости хозяйки ничего особенного.

— Иди, Марк, — простонала шефанго, падая в кресло и стараясь не смеяться в голос. — Иди, дитя мое.

— А чего я…

— Я тебе потом объясню. Иди.

Марк пожал плечами и вышел. Он понять не мог, что сделал не так. Поручение матери передал в точности. В соседней комнате, смежной со своей, сэр Эльрик действительно часто селил женщин. Нынче к нему, говорят, даже молодая баронесса заглядывала. А то, что сейчас он не сэр вовсе, а госпожа — так долго ли шефанго облик сменить?

— Не пойму я их. — Марк почесал в затылке и побрел по коридору в глубокой задумчивости.

Кина в момент сгрызла первого цыпленка. Так же шустро съела ножку второго. Крылышки угрызала помедленнее. А грудку уже поклевывала, явно наевшись, но еще не находя в себе сил оторваться. Тресса методично и неторопливо ела поросенка, ела, ела и ела, запивала его вином и явно не собиралась останавливаться. Кина поглядывала на чудовищные клыки шефанго и не всерьез, но с некоторой тревогой подумывала о том, что эта леди может и ее сожрать. Причем так же спокойно, деликатно даже, пользуясь ножом и вилкой, не забывая время от времени промакивать губы белоснежной салфеткой.

Голова слегка кружилась. «Молоко Драконессы» — голубое, казавшееся искристым, с необычным, чуть кисловатым вкусом, пилось очень легко и так же легко хмелило. Кина легла на поднятые подушки. Прикрыла глаза. Было хорошо, тепло… спокойно. И чтобы не поддаться этому спокойствию, спокойствию, которое — уж это-то эльфийка знала — всегда ненадежно, всегда заканчивается и снова вышвыривает тебя в страшный, жестокий и похотливый мир, Кина стала напоминать себе о том, что шефанго с легкостью меняют пол. Что Тресса, пригревшая ее, в любой момент может стать мужчиной. Что любое из этих чудовищ только и мечтает о том, чтобы подмять под себя, унизить, исковеркать ее, Кину, лишь потому, что выпало ей несчастье родиться красавицей. Она не поняла сама, как поднялось мутной волной, хлестнуло горечью и рванулось наружу криком, слезами, злостью и безнадежностью все, что накопилось за эти долгие, бесконечные полгода.

Тресса слушала молча. Она отодвинула в сторону опустевшие тарелки. Открыла окно. Достала трубку и раскурила ее, выдохнув облако ароматного дыма. Кина плакала и говорила, говорила, говорила. А шефанго подливала ей вина, не спорила и не соглашалась, смотрела своими страшными, мертвыми глазами куда-то мимо эльфийки. А когда Кина, выплакавшись, неожиданно для себя самой уснула, свернувшись на широкой кровати, Тресса забралась в кресло с ногами и меланхолично уставилась в окно.

Прежде чем принимать какие-либо решения, следовало хорошо подумать. В женском обличье подумать, потому что она-Эльрик в подобной ситуации, плюнув на размышления, поступила бы так, как требовали беззащитные и испуганные синие глаза. Карел Хальпек, впрочем, перешел дорогу как раз ей-Трессе, с ней-Эльриком он предпочитал просто не связываться. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. А поскольку драться леди Тресса де Фокс не любила до крайности, несколько раз десятнику сходили с рук оскорбления, над которыми в мужском облике Эльрик просто смеялся. И прощал. Становясь мужчиной, шефанго вообще делалась более снисходительной к людям.

Однако сейчас и здесь наказывать следовало не за себя. Наказывать следовало за девочку, которая, в отличие от Трессы, не сделала Хальпеку ничего плохого. Хуже того, Тресса прекрасно понимала, что наказывать одного, конкретного десятника она-Эльрик будет за всех мерзавцев, которых встретила Кина за месяцы жизни на Материке. На Материке, населенном преимущественно людьми. На Материке, где выживает сильнейший, или подлейший, но никак не юная эльфийка, покинувшая родину после того, как орки сожгли ее дом и убили ее мать и ни одного эльфа не оказалось рядом, чтобы защитить…

«Почему, кстати?» Тресса вновь принялась набивать трубку.

На севере Айнодора всегда было неспокойно. Туда приходили шефанго. Там же бывали стычки с орками или, того хуже, с объединенными орко-шефангскими отрядами.

Такое, впрочем, случалось не часто. Орочья жестокость, насколько, помнила Тресса, отталкивала даже самых ревностных сторонников истребления эльфов. Так что, по идее, северные границы Айнодора должны были охранять — и охраняли — весьма бдительно. Кина сказала, что незадолго до нападения гарнизон, стоявший в их городке (да, на севере Айнодора не было одиноких усадеб, воспетых эльфийскими поэтами, там были города, и стены, и всегда готовые к бою войска), так вот, Кина сказала, что гарнизон сняли и отозвали куда-то в другое место. Совет старейшин объяснил, что где-то восточное высадились люди… Эльфиечка не помнила подробностей. Словом, туда пришлось в срочном порядке стягивать все имеющиеся в наличии силы. Вот и стянули. Орки, как знали, напали на город на следующий же день.

«Они знали».

Клубы дыма выплывали в распахнутое окно.

Кто из смертных мог напасть на Айнодор?

«На следующий же день…» Это не было совпадением. Мужчина мог бы списать на случайность. Тресса же, привыкнув доверять своей интуиции, могла поклясться, что орки действительно знали…

«Союз с орками против Айнодора… Союз смертных с орками? Невероятно…»

…Когда и куда нужно бить. И знали, что уйдут безнаказанно. Но ни эллийцы, ни ригондцы, ни тем более фанатичные румийцы на пошли бы на подобный союз. Никогда. Да и вообще, весь запад Материка за последнюю тысячу лет был Опален полностью.

«— …гонец сказал, что на побережье высадились люди…» «Ладно, икберы с ним, с Айнодором. — Шефанго положила ноги на стол и откинулась в кресле. — Пора пообщаться с Карелом. Эх, плакали мои контракты. За избиение стражника по голове не погладят… Но нельзя, же терпеть эту свинью до бесконечности, в самом-то деле!» Убедить себя в целесообразности физической расправы ей всегда бывало очень нелегко. Впрочем, в нынешней ситуации выбирать не приходилось. Тресса неспешно докуривала трубочку, медля принять мужское обличье, и в последний раз пыталась убедить себя в том, что сумеет быстро отделаться от Кины, если случится в том нужда. Свой пунктик — защищать тех, кто слабее, и становиться на сторону заведомо проигравших — она знала всегда. В большинстве случаев проигрывающая сторона становилась после этого выигрывающей, а подзащитные вешались на шею, и с ними приходилось нянчиться, пока они не находили для этого другой объект…

«Пристрою ее куда-нибудь. К Лукасу, в Гемфри. Или к тому же Ахмази в Эннэм. Он за девчонкой присмотрит, а она ему компанию составит. Всем хорошо. Тем более что ему, евнуху хренову, ничего, кроме компании, и не надо…» Марк видел, как огромная беловолосая фигура скользнула через обеденный зал, небрежно отвечая на приветствия наводняющих трактир посетителей. Утро — время завтрака. Живущий в «Серой кошке» шефанго давно уже никого не отпугивал.

«Все-таки сменила госпожа Тресса облик, — с некоторым сожалением подумал парень, подхватывая очередной поднос и отправляясь к столу, где сидела компания сонных гвардейцев. — И то сказать, какая девчонка, ух! Глазищи синие! Сэру Эльрику только свистнуть — к нему любая в постель прыгнет. И эта тоже… А жалко».

— Чего замечтался! — прикрикнула мать. И Марк поспешил ей на помощь.

Шефанго в задумчивости постоял за воротами трактира. Потом сунул руку в кошель и рассеянно вытащил с десяток серебряных монет. На эти деньги еще не один месяц можно было прожить безбедно. Но вот на путешествие их уже не хватало. Хотя бы потому, что Кине нужна была лошадь. А поскольку Эльрик всерьез собирался поссориться с местной стражей, следовало уже сейчас подумать об отъезде.

В Удентале было два больших караванных двора. Один — для западных купцов. Другой — для джэршэитов. Озаренные начисто отказывались жить вместе с Опаленными и другими неверными. Дворы находились в разных концах города, а «Серая кошка» стояла точно посередине.

Оказываться в положении известного осла Эльрику приходилось не каждый день. Он посмотрел направо — там, выворачивая из-за угла, грохотала колесами по камню мостовой тяжело груженная телега. Посмотрел налево — пятерка стражников, чеканя шаг, промаршировала через улицу. Шефанго ссыпал в кошель монеты, оставил одну, повертел в пальцах и щелчком подбросил вверх. Серебряный, вертясь, блеснул на утреннем солнышке. Эльрик поймал его, глянул — герб.

— Джэршэиты, — сообщил де Фокс дремлющему на припеке псу, — ну и славно. Отчего бы принцу Анго не смотаться в солнечный Мерад? — Пес повел ухом и нерешительно вильнул хвостом. — Охранником в караване сквалыги-купца, — мрачно буркнул Эльрик, бросая серебряный ковыляющему мимо бродяге. Коричневая рука жадно схватила монету. Нищий начал кланяться, шустро отступая и позабыв о хромоте. От него воняло, и шефанго брезгливо поморщился. Он так и не привык к тому, что некоторые смертные забывают о гигиене.

В том, что его возьмут на службу, он не сомневался. Система была отработана давно и действовала безотказно. Конечно, у любого караван-баши есть отрядец проверенных бойцов, и человек со стороны там подозрителен. Но, во-первых, глупо всерьез ожидать неприятностей от одиночки, когда вокруг надежные люди. А любой не-человек всегда одинок на Материке. Во-вторых, Эльрику не встречался еще караванщик или купец, способный отказаться от бойца такого класса, как его высочество наследный конунг Ям Собаки Эльрик де Фокс по прозвищу Предатель.

Правда, оба эти фактора играли роль лишь в том случае, если наниматель не догадывался, что перед ним шефанго. Беловолосый, красноглазый великан в маске — кем еще он может быть? Люди боялись шефанго. Ненавидели их. Проклинали, иногда заслуженно, чаще — просто поверив в собственные страшные сказки. И очень редко соглашались иметь с ними дело. Закавыка была в том; что мало кто здесь, близ Внутреннего моря, далеко-далеко от Северного океана, видел ужасных нелюдей своими глазами. Мало кто здесь вообще видел каких-либо нелюдей. Это решало проблему.

Природа или Боги, со свойственным им непонятным юмором, наградили Трессу-Эльрика де Фокс мелодичным и мягким голосом, который меньше всего подходил убийце и пожирателю детей. На Ямах Собаки это доставляло когда-то массу неприятностей. Потом неприятности исчезли, как их и не было, — кому, в самом деле, придет в голову насмехаться над одним из лучших бойцов империи? А голос? Ну что голос? Женщины даже находили в этом некое извращенное удовольствие: «если бы с эльфом могло быть так хорошо, я решила бы, что ты — эльф».

Потом, после изгнания, все обиды своего детства, все драки, все насмешки вспоминал Эльрик с мучительной тоской. Просто потому, что это дома голос его звучал чуждо и странно. Дома. А дом был потерян на страшные, казавшиеся бесконечными тысячелетия. Уродство же собственное пригодилось много-много позже. И совершенно неожиданным образом. Когда появлялась в том надобность, он, шефанго, прикидывался эльфом. Люди верили. Хуже того — верили эльфы. Верили, пока слышали голос и не видели Эльрика. А у людей даже насчет маски вопросов не возникало. Они знали твердо, что шефанго покрыты шерстью и едят живых младенцев. Ни то, ни другое к принцу не относилось.

Эльрик де Фокс

Караванный двор встретил густым запахом навоза, верблюжьими криками и беготней груженных поклажей слуг. Я направился к складам и жилым помещениям, периодически, не очень вежливо, отодвигая с дороги того, кто оказывался у меня на пути. Один из отодвинутых сказал мне что-то в спину. Я обернулся. Мужик извинился и растворился в толчее. После этого передо мной расступались.

Пинком распахнув хлипкую дверь, проигнорировав вытянувшуюся морду вышибалы и замолчавших при моем появлении воинов, пьющих тут же, в зале, я прошел прямиком к хозяину. Нахальство — второе счастье. У дядьки, конечно, был неприемный день, однако меня он принял. Хотя бы потому, что просто физически не сумел бы выставить из своей каморки.

— Уважаемый, не сочтите за труд сообщить мне, какие караваны выходят от вас сегодня.

«Уважаемый», выбитый из колеи контрастом между тем, как я вошел, и тем, как я начал говорить, быстро закивал.

— Да. Да. Разумеется. Сегодня от нас уходят двое. Ахмет из Табада. Он направляется в Десятиградье с грузом…

— Груз меня не интересует. Кто второй?

— Сулайман из Мерада. Он ведет свой караван в Эзис.

— Где он сейчас?

— У себя. По коридору направо. Третья дверь.

— Благодарю.

Третья дверь. От лестницы, надо полагать. Вежливо постучавшись, я вошел.

Сулайман из Мерада сидел, поджав ноги, на низенькой оттоманке и курил кальян. Ничего не скажешь, выбрал время и место. Караван грузится. Народ суетится. А хозяину дела нет. Хотя, не исключен вариант, что у него каждый человек знает свое место и свои обязанности Тогда это дядьке в плюс.

Мерадец перевел на меня отрешенный взгляд. Выпустил изо рта изузоренный мундштук и медленно процедил:

— Выйди, сын шакала, пока я не позвал свою охрану.

— Почтеннейший, — сказал я на исманском, — я пришел с предложением, которое должно понравиться вам.

— Ты? — Сулайман расплылся в снисходительной ухмылке. — Оборванец.

— Оборванец или нет, но я не буду лишним в вашей охране.

— Мне не нужны воины.

— Такие, как я, нужны.

— Пять медных.

— Десять. И кормежка для меня и моей сестры. — Джэршэ отнял у тебя разум, чудовище. Десять медных я плачу своему десятнику.

— Не знаю, кто ваш десятник, но могу поспорить, что я лучше.

— Кто ты?

— Эльф.

— Как твое имя?

— Зовите меня Эльрисом.

— Десять медных — это слишком много. Откуда мне знать, что ты стоишь таких затрат?

— Проверьте.

— Хм-м, Эльрис… Ну ладно, пойдем.

Сулайман поднялся со своей оттоманки. Протопал, переваливаясь на кривых ногах, во двор. Огляделся там, полуприкрыв глазки, и щелкнул пальцами.

Через секунду десять вооруженных мужиков стояли навытяжку около крыльца.

— Махмуд, — процедил купец, — этот эльф, его зовут Эльрис, хочет наняться воином в твой десяток. Проверь.

Если до этих слов ребята смотрели на меня со сдержанным уважением, то теперь их морды перекосились. Махмуд пожевал губами. Поскреб бритый затылок и крикнул:

— Али! Масхут!

Двое парней подобрались по-рысьи. Переглянулись. Остальные шустро расступились, освобождая место для боя. Суета во дворе утихла. Слуги, рабы, погонщики — все развернулись в нашу сторону. Интересно им! А потом свистнули сабли. И словно сам собой впрыгнул в ладони топор. Пошло веселье!

По уму-то, конечно, два бойца, вооруженных легкими, острыми сабельками, должны в капусту порубить такого громилу, как я, с неподъемным топором. Однако в бытность свою на Востоке я клювом не щелкал и давно уже научился остужать не в меру самонадеянных тамошних вояк.

Они, полагаю, не успели даже понять, как случилось, что их сабли лежат в пыли у крыльца, а лезвие гигантского топора легонько наметило смертельные удары. Одному в череп. Второму по ключице наискось. Легонько. Но и эти двое, и те, кто следил за боем, поняли, что такими ударами противника разваливают пополам. Что я там говорил о самонадеянности? У меня ее больше, чем у всей исманской армии.

— Десять медных, — сообщил Сулайман. — И кормежка для тебя и твоей сестры. Выходим сегодня после вечерней молитвы.

— Понял.

Я оглядел помрачневших охранников — всегда одно и то же, мне еще ни разу не радовались простые воины, — развернулся и отправился к воротам. Пора было найти Карела.

Эзис. Табад

Сложности начались, когда Элидор сошел с корабля в Табаде. Корабль был из Весты. И команда и капитан — честные Опаленные. К вооруженному эльфу, да еще и со знаками Белого Креста относились с почтительным трепетом, а на разговоры о джэршэитских землях шли неохотно. С кем другим они, может, и побеседовали бы, да Элидор сам был не мастер вести долгие задушевные разговоры. Так что сошел он с корабля, зная об Эзисе не многим больше, чем когда поднимался на борт.

Сошел. Принюхался брезгливо. Пахло так, как всегда пахнет в портах. Северных или южных — не важно. Гнилью, смолой, водорослями, деревом и еще бес знает чем, но густо, почти осязаемо.

Порт как порт. Ничего особенного. Люди здесь говорили на всеобщем свободно. Для купцов, моряков и военных всеобщий — второй родной язык. Для таких, как Элидор, тоже.

Монах огляделся.

— Эй! Эй ты, здоровенный! Ну, ты, длинный! Вниз посмотри! Вниз! Я внизу!

Голос был высоким. Не сказать, что противным, но интонации очень не понравились Элидору. Наглые такие интонации.

Голос действительно верещал откуда-то снизу. Чуть ли не из-под сапог. Эльф опустил глаза, примериваясь дать нахалу пинка и идти дальше. Но нахал, оказавшийся гоббером, глянул на монаха доверчивыми, круглыми и наглыми-пренаглыми глазами и протянул монетку. Золотую:

— Слушай, длинный, ты ж с румийского корабля, да? Мне меняла за полсотни диров вот это дал. Лиар, говорит, называется. Полсотни диров, сказал, как раз и стоит. Ты мне скажи, он меня сильно надул?

Коротенькие пальчики повернули монетку. Подбросили и поймали ловко.

Элидор машинально шевельнул пальцами — до боли знакомый жест.

— Надул, — буркнул он, хмуро понимая, что влип в неприятности. — Полсотни диров стоит аквитонский фор.

— Это какой? — Маленький и наглый пытался вести себя вежливо, но получалось навязчиво. — У тебя есть?

— Вот такой. — Монах нашел в кошельке золотой другой чеканки. Перекатил его в ладони. Бросил обратно.

— Скотина, — грустно подытожил гоббер. Слово «скотина» не входило в число орденских паролей, но по ситуации было в самый раз.

Элидор оставил малыша размышлять над превратностями жизни и продолжил путь, предоставляя собрату самому придумывать, что делать дальше. Честно говоря, хотелось упомянутого собрата взять за ноги и треснуть башкой о ближайший угол. Элидор терпеть не мог работать в паре. Он понимал, конечно, что в Эзисе в одиночку ему пришлось бы очень и очень трудно. Но какой кретин там, наверху, додумался дать ему в напарники гоббера? Кто-то, надо думать, с совсем уж примитивным чувством юмора.

— Эй! Длинный! Ты ведь в город, да? — послышалось сзади. — Хочешь, хан подскажу? За умеренную плату.

— Что подскажешь? — Эльф обернулся. Слово «хан» ему ни о чем не говорило.

— Гостиницу, дылда. — Маленький уже догонял. — Недорогую и приличную. Там перца в жратву меньше кладут, чем принято. Так что ты, пожалуй, даже перекусить сможешь. За полдира покажу. Ну! Я сам всегда там останавливаюсь.

— А сколько платит тебе хозяин гостиницы?

— За что? — ненатурально удивился гоббер. — Давай деньги и пойдем. Да, кстати, меня Симом зовут. И за знакомство выпить надо. Это обязательно!

Элидор вздохнул. Выудил из кошелька монету в пять диров — меньше не нашлось. Протянул нахалу и побрел следом за ним по узким, шумным и пыльным улицам.

Это задание нравилось ему чем дальше, тем меньше.

Хозяин гостиницы или хана, как называл гостиницу Сим, оказался румийцем. Тощим, желчным и жадным до потери чувства собственного достоинства. Ошалевший от заломленных цен, Элидор уже примеривался, как бы так половчее внушить румийцу, кто здесь главный, но гоббер дернул его за кольчугу и взялся разговаривать сам.

Взялся так взялся.

Первые минут десять эльф пытался слушать и даже вникать в смысл гобберовой трепотни. Потом перестал. Потому что смысла там не было ни на волос. Сим рассказывал о каких-то детях и женах, называл хозяина то «любезнейшим», то «скупым сморчком», сама гостиница в течение разговора несколько раз превращалась из «грязного сарая» в «обитель праведников» и обратно. Сим пищал, стонал, хрюкал и почти плакал.

Больше всего ужаснуло Элидора то, что хозяин вел себя точно так же. Чудовищный бред, который они несли, казался обоим вполне связной и логичной беседой.

Эльф, для которого произнести несколько фраз подряд было пыткой, слушал и ничего не понимал. Он вспоминал смутно, что вроде как Сим и без того уже живет в этой гостинице, следовательно, речь идет о комнате для него, Элидора. Но в таком случае при чем тут дети, жены… ЖЕНЫ?!

— Два дира, — простонал хозяин.

— Вы меня разорили, почтеннейший. — Сим вновь дернул эльфа за край кольчуги. — Давай деньги. Здесь платят вперед.

Монах молча отдал гобберу серебряный. Гоббер передал монету хозяину. Дождался сдачи. Пересчитал ее. И мотнул головой:

— Пойдем. Нам наверх. Что бы ты без меня делал? Элидор пошел за ним, пытаясь осознать, каким чудом десять диров, запрошенных румийцем, стали двумя? Можно торговаться, но какой же торг сбивает цену в пять раз?

— Вот! — гордо заявил гоббер, распахивая перед эльфом хлипкую дверь.

— Лучшая комната в этой дыре. Не считая моей, конечно.

В комнате были стол и кровать. Обстановка примерно как в монастырской келье, да только здесь мебель была не выше колена. Элидорова колена. Мелькнуло нехорошее подозрение, что гостиница эта специально для гобберов…

— Эт-то что? — поинтересовался Элидор и сам вздрогнул от того, как нехорошо прозвучал его голос.

— Где? — Сим протопал в комнату и по-хозяйски хлопнулся на… все-таки это была кровать.

— Мебель, — объяснил эльф.

— Что мебель? Да ты проходи. Садись. Сейчас мы с тобой за знакомство…

— Низкая, — произнес Элидор, чувствуя, что вскипает. И какой же кретин додумался посылать его на новое задание так скоро?!

— А-а! — Сим расплылся в гадкой улыбке. — Низкая! Привыкай, Элидорчик, здесь так принято.

— Не называй меня так.

— Как?

Элидор глубоко вдохнул и шумно выдохнул.

— Позвольте пройти, господин, — раздалось за спиной, и монах резко развернулся, уходя в сторону, на случай выстрела или удара.

Старичок с подносом шарахнулся от него, стукнулся спиной о стену и замер, с ужасом глядя на длинный клинок в руках эльфа.

— Проходи, Юстин, проходи. — Гоббер закивал и замахал ручонками. — Элидорчик, убери клинок и дай Юстину денежку.

Ярость плеснула волной, удушливой и горячей. Все мысли исчезли. Осталось только желание бить и крушить все вокруг. Задавив рвущееся на волю рычание, Элидор вложил спату в ножны, рывком содрал с себя перевязь и, не считая, выудил из кошеля горсть монет.

Старик поставил поднос, взял деньги и поспешил убраться, пока странный и страшный господин не передумал и не отнял их обратно.

Элидор молча упал на кровать рядом с Симом. Злость перегорела, оставив тупую усталость. И эльф совершенно не обратил внимания на то, как облегченно вздохнул и расслабился гоббер.

В кувшине было вино. На блюде, закрытом крышкой, мясо и лепешки. Перца, вопреки обещаниям Сима, было явно больше, чем достаточно. Впрочем, еда была сносной, а вино даже приличным. Эльф мрачно ел. Еще более мрачно пил. И слушал трепотню гоббера.

— Я уже домой собирался, — Сим засунул в рот свернутый кусок лепешки и начал жевать, не прекращая разговаривать, — а мне говорят: надо. Я и говорю, ну надо, мало ли «надо». Мне, говорю, надоело. Я, говорю, домой хочу. Там огород, говорю, и малинники. И отец-настоятель опять же не злой. А они-то мне, мол, «Тот, кто всегда возвращается». А я им: ну?! И, понимаешь, лестно мне стало. Тебе бы такого напарника предложили, а! Тоже небось не отказался бы!

Элидор молчал. Прозвище свое он знал и без Сима. И так же знал, что очень многие в ордене хотели работать в паре с ним. Беда в том, что он ни с кем в паре работать не мог. Разве что с Шарлем. Так Шарля посадили на анализ. После тех неприятностей в Гиени, когда он превысил полномочия и был так бит, что полгода почти не вставал с постели.

— А мне Шарль о тебе рассказывал, — как по заказу сообщил гоббер. — Он в нашем монастыре отлеживался. Ты-то в Румию рванул, докладать, а он лежал — лечился. Вот и рассказывал.

«И все-таки почему гоббер? — Элидор вяло отхлебнул из медного кубка. — Ладно, насчет Эзиса хотя бы предположить можно. Работа в сверхсложных условиях. Отряд „Элита“. Но гоббер-то зачем? Или он тоже в условия входит?» Судя по бесконечному, не затихающему, не смолкающему ни на минуту трепу Сима, он был из всех условий самым сложным. Для Элидора, во всяком случае.

— Ну? — услышал эльф. И понял, что в задумчивости вообще перестал воспринимать слова гоббера. Очень плохо.

Либо сказывается усталость и отсутствие перерыва между заданиями, либо Сим прошел специальную подготовку…

— Наблюдатель? — хмуро поинтересовался Элидор.

— Сечешь, — одобрительно заметил Сим. — Не переживай. Я кого хочешь могу выключить. Даже Шарля получилось один раз. Так что у тебя за задание?

— Нужно ехать в Мерад. — Элидор вздохнул. Предстояло сказать речь слишком длинную для его нынешнего расположения духа. — Там есть человек. Зовут Самуд. Его надо найти и убить.

— Найти, значит. — Сим поставил кубок и почесал нос. — А его так и зовут Самуд? Ни титула нет, ни прозвища?

— Прозвище есть. Сераскир.

Взгляд гоббера стал каким-то непонятным.

— Сераскир, говоришь? Самуд? Элидор, ты что, совсем никогда в Эзисе не был?

— Совсем. — Ноги затекли от непривычной позы, и эльф завозился, пытаясь устроиться поудобнее.

— Ты сядь, как я, — сказал Сим с неожиданным сочувствием и каким-то почтительным ужасом. — Совсем никогда?

— Совсем, — рыкнул Элидор. — Как тут проще всего найти человека?

— Дом Самуда на площади Судирса Справедливого.

— Откуда ты знаешь?

Сим удостоил эльфа еще одним непонятным взглядом и молча покачал головой.

Баронство Уденталь. Столица

У Карела Хальпека был выходной. Вчера он со своим десятком патрулировал веселые кварталы города. А ночью отправился в кабачок «Счастливая монетка». Выпить и отдохнуть. Там десятника ждал сюрприз в лице необыкновенно красивой и, главное, одинокой девицы. Впрочем, сюрприз оказался строптивым. Девка расцарапала бравому Карелу всю морду, вырвалась из его объятий и выскочила из кабачка. Десятник погнался за ней. Не родилась еще женщина, которая могла бы удрать от Карела Хальпека… Но эта стерва-шефанго, уже полгода живущая в Удентале и успевшая скорешиться со всем здешним офицерьем, очень не вовремя оказалась на дороге.

Как пить дать, оприходует девчонку. У шефанго с этим запросто. Захотел — мужиком стал. Захотел — бабой.

Карел с горя из казармы вернулся в «Счастливую монетку», где и остался запивать неудачу пивом. К пятой кружке десятник начал забывать про эльфийку. К десятой гнев на шефанго стал почти осязаемым. К пятнадцатой Хальпек твердо решил, что, не завтра, а сегодня же, несмотря ни на что, повяжет стервозную бабу.

А когда он потребовал себе шестнадцатую кружку, эта баба… нет, мужик… — перекинулась, нелюдь! — сам вошел в кабачок.

С нечленораздельным рыком Карел поднялся навстречу. Трое солдат из десятка Хольгенна, повинуясь долгу, встали вслед за десятником, проклиная тот день, когда родились на свет. Назревала хорошая драка…

Однако обошлось без драки. Эльрик, не сбавляя шага, пересек зал, подошел к десятнику и равнодушно врезал тому по зубам. Карела отбросило через столы к очагу, над которым жарился здоровенный кабан. Солдаты схватились за оружие. Шефанго глянул на них ласково. И вопрос оказался снят.

— Я спешу, — раскатился по залу мягкий, шелестящий, очень низкий голос. Эльрик скользнул мимо поваленных скамеек к Карелу, подхватил его за ворот и усадил спиной к стене. — Я спешу. И мне сейчас не до тебя. Но ты кушай пока получше, мразь. Потому что, если я, вернувшись, узнаю, что ты обидел хотя бы одну женщину, я тебя поджарю. На этом самом вертеле. Ясно? Поджарю и съем.

Хальпек глотал собственную кровь и смотрел на дюймовые клыки, сверкнувшие белым. Настоящие клыки, мать их. И острые, нечеловеческие зубы. Он смотрел и понимал — это правда. Это все правда. И никто не поможет ему сейчас. Ни трое струсивших рядовых. Ни даже вся стража Уденталя. Он остался один на один со смертью, которая смотрела на него алыми глазами и скалила белоснежные клыки. А от смерти не спрячешься. Ни сейчас, ни потом, когда это чудовище вернется… Никуда не спрячешься. Никогда…

Эльрик опустил бесчувственного десятника на пол. Поднялся и вышел. В кабаке испуганно молчали.

В «Серую кошку» он вернулся не сразу. Сперва заглянул к Дзебеку Палю, капитану баронских гвардейцев. Тот радостно поднялся было навстречу, потянулся за контрактом, но посмотрел на шефанго и сел обратно:

— Отказываешься?

— Отказываюсь. Слушай, Дзебек, тебе меня сегодня арестовывать придется, если у вас законы за десять лет не изменились.

— Арестами вроде стража занимается… Тебя арестовывать? Ну это, конечно, к гвардии. Но за что? Подрался с кем?

— Подрался. — Эльрик хмыкнул. — Морду набил десятнику одному бравому. Я из города после вечерней молитвы уезжаю.

— И почему ты бабой не остаешься? — сердито буркнул Дзебек, доставая бутылку. — Как мужиком станешь — вечно неприятности. Давай хоть выпьем с горя. Такой боец пропадает, а!

— Ну почему пропадает? — Эльрик взял протянутый кубок. — Срок давности выйдет, я вернусь, если домой не уеду.

— Что-то ты раньше домой не торопился.

— Так то раньше. — Он выпил залпом. Дзебек потянулся налить еще, но де Фокс покачал головой. — Хватит. Я сюда не пить пришел, а сообщить, что уезжаю. Да и ты на службе. Кстати, может, Михася сам известишь?

— Ну не мне, так хоть и не ему. — Капитан налил себе снова. — Что теперь со спором нашим делать прикажешь? Мы же на десять золотых спорили! А ты вон как.

— На двоих пропейте. Ладно. Мне пора. — Он легко поднялся из глубокого кресла.

— Когда вернешься-то? — тоскливо поинтересовался Дзебек. — Мы, может, снова поспорим.

— Я ж говорю — срок давности выйдет.

— Только давай ко мне, лады? Ну что тебе у этого водоплавающего делать? А я тебе сотню дам. Я бы тебе тысячу дал, да у меня, сам знаешь, всего тысяча…

— Я подумаю, — честно сказал Эльрик и вышел. Домой он возвращался неспешно, умеряя обычно скорый шаг. Во-первых, Кине нужно было дать выспаться. Во-вторых, принц вспоминал изумительную красоту эльфийки и не слишком рвался убедиться в том, что память, как обычно, склонна преувеличивать увиденное. В-третьих, откровенно говоря, он слегка побаивался того, что память не преувеличивает. В этом случае Эльрика ожидали некоторые сложности морального порядка. Затаскивать девочку в постель после всего, чего она натерпелась, он считал не слишком правильным. А не затащить было бы очень трудно. В конце концов, он давно уже делал это инстинктивно, сам иногда удивляясь тому, что в очередной раз оказался в постели с женщиной, которая, по большому счету, не нужна была абсолютно. Потом возникали проблемы с мужьями. Если эти проблемы возникали у женщин, приходилось еще и мужьям объяснять, что лучше с женой обходиться поласковее. Словом — мороки выше мачты. А удовольствия от силы на неделю. Потом надоедало.

Хвала Богам, барон Удентальский так ничего и не узнал о выходках своей дражайшей юной супруги. Девочку понять можно — клюнула она в первую очередь на его, Эльрика, кажущуюся молодость. Барону уже за сорок. А ей — восемнадцать только-только. И что в итоге? Поняв, наконец, что значит быть женщиной, она, вопреки ожиданиям, отнюдь не потеряла интереса к учителю. И отвадить ее от себя стоило шефанго немалых трудов. И с женщиной расстаться не поссорившись. И с мужем ее общаться так, чтоб ни полсловом девочку не подставить. Ладно хоть в «Серой кошке» давно молчать привыкли. Даром что не первая это на их памяти баронесса.

Эльрик вошел в гостиницу. Поднялся по широкой лестнице. Постучался на всякий случай в собственную комнату, услышал чуть испуганное:

— Да. — И вошел.

Кина увидела, как выросла на пороге огромная фигура с висящим на поясе топором. Белые волосы, красные глаза и черная маска… эльфийка выставила лютню, словно защищаясь, и медленно отступила к креслу.

— Я закричу, — звонко предупредила она.

— Зачем? — удивилось чудовище, закрывая за собой дверь. Голос оказался неожиданно мягким, эльфийским. — Ах да. — Сверкнули страшные зубы, когда черные губы раздвинулись в улыбке. — Извини. Я не подумал, что ты испугаешься. Меня зовут Эльрик. Эльрик де Фокс.

— Предатель?

— Да. Если тебе так понятнее.

— Ты — Тресса… — осторожно, словно сама себе не веря, проговорила эльфийка.

— Ну, Хвала Богам. Теперь мне можно войти?

— С ума сойти. Эльрик-Предатель! Настоящий. Живой! — Кина упала в кресло, все еще прижимая к себе лютню. — Да входи, конечно. Это же твоя комната. А я думала, что ты умер. А у нас о тебе песни поют. Ты же герой, да? Ты Владыке поклоняешься, правда?

— Не правда, — холодно ответил шефанго. — Это на Айнодоре придумали. И насчет героя, кстати, тоже. Держи. — Он бросил на кровать узел, — Это мужская одежда. Мы уезжаем.

— Когда?

— Сегодня. Если тебе еще что-то понадобится, скажи. Я вроде все купил, но кто вас, эльфов, знает. Может, тебе что особенное нужно.

— Что особенное? — честно удивилась Кина.

— Боги, ну откуда мне знать? В общем, у тебя есть три часа на то, чтобы одеться. Есть хочешь?

— Нет.

— Смотри. До ночи голодать придется.

— Да я утром двух цыплят…

— Ты сама как цыпленок. — Шефанго снова улыбнулся. На этот раз Кина улыбки не испугалась. — Ладно. Через три часа я зайду.

В общей зале было безлюдно — час рабочий, постояльцы, кто по делам, кто по безделью своему, разбрелись. В «Серой кошке» останавливались такие, кто мог бездельничать. Славу добрую трактир приобрел давно. В нем даже вилки к столу подавали. Специально для господ, что здесь бывали.

Тетушка Ганна привычно шуганула Марка, навострившегося было подняться на второй этаж — не дает же мальчишке покоя девица, которую Эльрик пригрел, — и присела на лавку, бездумно расправляя фартук.

Как объяснял ей Джозеф, давно еще, сразу после свадьбы, шефанго в «Серой кошке» вместо ангела-хранителя. И не только потому, что любая шушера уличная трактир стороной обходит, а еще и потому, что «Он тут, Ганна, местная дос-то-приме-ча-тель-ность».

Слово это молодая Иоганна Тальская — тогда уже Иоганна Джозефова — услышала в первый раз и запомнила навсегда. Ведь и правда, кто только не останавливался в «Серой кошке» — бывало, что и знатные господа, все в бархате да тонком сукне — и все расспрашивали, а часто ли здесь шефанго бывает? Мол, слышали они от знающих людей, что настоящий, живой шефанго сюда наведывается.

Когда его добрые хозяева ожидают? Не знают? Ну а если подождать-пожить? Можно надеяться увидеть?

— Можно, — говорил Джозеф.

— Можно, — поддакивала Ганна. И нарадоваться не могла на шефанго этого неведомого, из-за одного имени которого богател трактир с каждым днем. Легенд она о сэре Эльрике за двадцать лет наслушалась — ей мать о Святом Пламени столько не рассказывала. А когда увидела воочию, стыдно сказать, испугалась сперва до того, что завизжала, фартуком накрылась и в погреб побежала. Прятаться, значит. Не видела даже, как чудище, что в кабак явилось, на пороге замерло в растерянности. Не видела, как Джозеф к нему поспешил, да не дошел, на лавку упал, от смеха скиснув. Думала еще: Ежи бы — тогда жив еще первенец их был, — Ежи бы с собой успеть захватить.

Потом, когда муж ее отыскал, да сына отнял, да из погреба вытащил, когда гость, губы покусывая, чтоб не смеяться, в извинениях рассыпался, тогда уж Ганна его разглядела. И сквозь страх оставшийся удивилась — мальчишка ведь. Даром что огромен и клыки звериные. Маска лицо не все закрывает. Вот и видно: гость-то долгожданный — пацан пацаном.

— Лет-то ему сколько? — шепотом спросила Ганна у мужа, когда вдвоем они суетились, стол накрывали, прислугу к такому делу не допустив.

— Да разве же я знаю, Ганна, — так же шепотом ответил Джозеф. — Я тебе одно скажу: когда он был, Уденталя еще не было. И империи Готской не было. И… вообще ничего не было.

— А Муж да Жена Первородные?

— Ну, мать, ты даешь! — изумленно воззрился на нее муж. — Откуда же мне знать? Хотя… Сэр Эльрик, — гаркнул он через весь зал, благо не было никого, — а Муж с Женой Первородные были здесь, когда вы на Материк пришли?

Шефанго молчал с минуту, позабыв про трубку. Потом помотал головой и удивленно, но, похоже, честно ответил:

— Не было, Джозеф. Точно не было.

— Во, — наставительно сказал трактирщик, повернувшись к жене. — Слышала?

Ганна молча кивнула. Но так и не улеглось в голове, что сэр Эльрик, мальчишка этот, на которого в «Серой кошке» едва не молятся, стар настолько, что и представить невозможно. Может, потому и не улеглось, что невозможно представить.

— И чего ты беспутный такой? Лучше бы насовсем девкой оставался. Ты-Тресса, это ж радость просто что за девочка. А как парнем станешь, так управы никакой нет, — ворчала Иоганна, когда провожал постоялец очередную свою женщину. — Водишь к себе и водишь. Бога бы побоялись. Смотри вот, возьмусь я за тебя да охажу ухватом, чтоб неповадно было.

— Да ладно тебе, тетя Ганна, — смеялся Эльрик, — каждой женщине нужно немного счастья.

— Ты, что ли, счастье-то? — Она сердито бухала на стол завтрак, садилась рядом, если не было многолюдно, и, подперев ладонью подбородок, смотрела, как он ест. Однажды спросила, само как-то вырвалось:

— И куда мать с отцом смотрят?

А шефанго отмахнулся легко:

— Некому смотреть.

И кольнуло ей сердце. Марк-то — сыночек поздний, долго у них с Джозефом детей не было, да еще первенец умер. Марк выжил, то-то радости было. Кровиночка их. Любовь единственная. Как бы он без отца да без матери?

А Эльрик ее тетушкой звал. Уважал. Так она его сэром величать и не научилась. Да и его-Трессу, если уж на то пошло, госпожой назвать язык не поворачивался. Девчонка ведь. Какие там госпожи-сэры? И то сказать, когда привезли его однажды в «Серую кошку», почитай без руки правой, кто его выхаживал? Не вертихвостки эти, что табунами прорваться пытались. И что она, Ганна, слышала, когда рычал шефанго в бреду то на непонятном языке, то на человеческом, никто никогда не узнает. И как плакал он, губы кусая до крови. И как просил кого-то… непонятно просил, но так… Ганна сама плакала, как слышала. Хоть и непонятно. Нет. Никто не узнает, с ней это вместе и умрет. Прикипела она сердцем к шефанго этому страхолюдному, как к сыну родному. Словно вернулся тот, первый, что умер. Ежи. Три годика ему было. Долго умирал. Плохо. Также она его выхаживала. Сутками у кровати сидела. Молилась… Да не услышал Бот. Что ему, Богу, до Иоганны Джозефовой? Что ему до Ежи? Столько дел других. Важных.

— Может, останешься? — спросила она потом, когда собрался Эльрик уезжать. — Оставайся, право слово. Ты ж мне за сына стал. Ну зачем тебе ехать? Куда ты с одной-то рукой?

Обнял он ее вдруг. Поцеловал в лоб. Улыбнулся:

— На Запад мне нужно, — говорит. — Дела. А тебе спасибо. Ты даже не представляешь, какое спасибо.

— Да за что? — Ганна отмахнулась, еще не веря, что он действительно уедет, и зная уже, что уедет. — Великое дело. Марк вон, как болеет, с ним так же сижу.

— Вот за это и спасибо, — тихо так сказал. Без ухмылочки обычной.

И уехал. Она полгода потом ходила как в воду опущенная. Покуда слухи не дошли, что безумец какой-то, шефанго однорукий, в Готской империи рыцарей убивает. Бичей Божьих. Ревнителей веры, тех, что нечисть истребляют по всем землям Опаленным. Ей бы напугаться. А она от радости ревела — живой. Джозеф только в затылке чесал. Но тоже рад был — это ж не спрячешь.

Прошло пять лет. Марку десять исполнилось. Готы, по слухам, облавы одну за другой устраивали, все поймать пытались. Говорили, сам Рилдир рыцарям Огненосным помешать пытается. А потом все там затихло. Ганна с Джозефом и испугаться не успели толком, как Эльрик явился. Живой и здоровый. У Джозефа руки дрожат, язык заплетается на радостях. А она, Ганна, все на руку шефанго смотрит. На правую. На ту, которой не было. И поверить не может. Есть рука. Живая. Настоящая.

Тогда они, помнится, «Серую кошку» перестроили. И посуду серебряную завели. Эльрик с такими деньгами приехал, сколько здесь за всю жизнь не видели. Ну и настоял, чтобы Джозеф их забрал.

— Мне они ни к чему, — говорит. — Все равно ведь на выпивку да на баб истрачу. А вы с толком используете. Мне же лучше будет.

Джозеф подивился, но деньги взял. Очень они пригодились.

Ну а нынче, слава Богу, приехал Эльрик, и вроде насовсем приехал. Сколько ж он сказал лет ему? Десять тысяч? Придумает же! Ганна улыбнулась и оглядела пустынный зал. Редко он пустым бывает. «Серая кошка» — лучший в Удентале трактир. Эльрик останется, и все теперь совсем хорошо будет. Такая радость на старости-то лет. Видно, помнит про нее Бог. Бог, он про всех помнит.

Эльрик появился, как всегда, неслышно. Ганна увидела его, когда он уже поставил на стол пару бутылок вина. Того самого, что она ему утром с Марком послала. Уж коли такую красивую девицу нашел, как Марк рассказывает, надо ее и угостить как подобает.

— Нет никого, тетя Ганна. — Шефанго прошел к стойке и принес оттуда две глиняные кружки. — Выпьешь со мной, пока делать нечего?

— Эк ты пьешь, — заворчала она по привычке. — А закусывать?

— Мне-то? — Он сверкнул клыками.

— А то. — Она взяла наполненную кружку. — Кто в «Огурце» дебоширил? Весь город на рогах ходил три дня.

— Ну не здесь же мне было пьянствовать.

— Верно. Был бы здесь, уж я бы тебе прописала по хребту.

— Что ж утром сегодня не прописала?

— Да ты, как мышь, проскользнул, я и за ухват взяться не успела. — Ганна задумчиво отхлебнула из кружки и поцокала языком. — Знатное вино. Но на кухню ты все ж таки сходи. У меня там мясо холодное в шкафу и хлеб… ну, ты знаешь где. Принеси-ка.

— Слушаюсь! — Он выскользнул из-за стола.

— Да ладно ерничать-то. Чай, не развалишься, сэр, если о старухе позаботишься.

— Ах, тетя Ганна, ну какая ты старуха? — Мягкий голос его повис под каменными сводами, опустился, как пуховое покрывало — Ты — женщина в самом расцвете своей красоты.

Эльрик вернулся с хлебом и мясом, прихватив по дороге свежей зелени. Почтительно поставил все это перед хозяйкой. Увернулся от подзатыльника. И снова разлил вино.

Посетителей не было. И так вот, вдвоем, потягивая «Молоко Драконессы», сидели они, пока не одолел Иоганну приятный, но необоримый хмель.

— Уезжаю я, тетя Ганна, — услышала она сквозь легкий шум в голове. — Ты извини, так уж получилось. Ганна хотела сказать:

— Не уезжай. Обещал ведь. — И, кажется, даже сказала, потому что услышала такое знакомое:

— Надо.

Потом ее несли на руках. И ей хотелось заплакать, но слез не было, а было чуть хмельное — и светлое, и грустное, но не очень — осознание расставания. Нового. Но, может быть, однажды он приедет и останется? Может быть. Даже скорее всего. Ганна слышала заботливый голос мужа. И Эльрика:

— Все, Джозеф. Она спит уже.

Джозеф спрашивал что-то про коня. Про припасы. Какое все это имело значение, если Эльрик опять уезжает? Что припасы? У нее, у Ганны, всегда заготовлены ему в дорогу и мясо, и сухари, и сушеные фрукты. И овес для его лошадей. Но зачем ему уезжать? Зачем?

— Я тебя очень люблю, — услышала она близко тихий голос Эльрика. И заснула.

— Ты ее до утра не трогай, — посоветовал де Фокс хозяину, отходя от кровати. — А завтра все в порядке будет.

— Куда вы уехали-то? — очень серьезно спросил Джозеф. — Когда ко мне спрашивать придут.

— С чего ты взял, что придут?

— Сэр Эльрик, — укоризненно протянул трактирщик. — Я ж вас не первый год знаю. Шефанго вздохнул:

— Скажи — на юг поехал. Через Карталь, к исманам, в Мерад.

— Они же на север искать кинутся.

— Вот пусть на севере и ищут. Ладно, Пора мне.

— Когда вернетесь-то? Эльрик пожал плечами:

— Как получится.

— Но вернетесь?

— Вернусь, — уверенно, соврал де Фокс. И вышел.

Вечерняя молитва — понятие растяжимое. Джэршэиты проводят ее точно по расписанию. Но в Эзисе солнце раньше встает и раньше заходит, так что, по удентальскому времени, эта самая молитва приходилась как раз на середину дня. На первый взгляд, конечно, выходить под вечер не слишком разумно. Но как раз в половине дневного перехода из города возле дороги стоял удобный караван-сарай. Если отправляться в путь с утра, останавливаться там не станешь. А до следующего дойти не успеешь. Вот и ходили караваны на юг, выходя из Уденталя после вечерней молитвы.

Эльрик с Киной выехали через северные ворота. Принц язвительно раскланялся со стражниками, до которых дошли уже слухи о безобразном избиении Хальпека, но еще не дошел приказ об аресте шефанго. Кина проигнорировала мрачных солдат.

Эльфийка очень прямо сидела в седле, кончиками пальцев управляя своей неказистой лошадкой. Лошадку звали Мымра. И предназначалась она изначально исключительно для того, чтобы возить Эльриковы доспехи да разного рода объемистое барахло. Де Фокс купил ее перед последней войной, в которой довелось ему участвовать — лет пять назад, — и тогда Мымра послужила верой и правдой. Для наемника, каковым являлся Его Высочество, самым верным способом заработать деньги был грабеж, а рыжая кобыла Эльрика меньше всего годилась для перевозки награбленного. Вот и таскала послушная Мымра добычу хозяина. До первого перекупщика.

Кина не очень походила на добычу. Впрочем, приходилось возить и женщин. Правда, ни одна из этих женщин не сидела в седле так легко и незаметно. И ни одна из них не умела править, не раздирая губы трензелем, легко и ласково касаясь поводьев.

— Нам сейчас главное — из Уденталя выехать. — Эльрик критическим взглядом окинул эльфийку и Мымру. Поморщился. — А там я тебе что-нибудь добуду. Поприличнее.

Рыжая, черноносая Греза затанцевала на тонких ногах, капризно раздувая ноздри. Она застоялась в уютной конюшне. Соседство послушной и тихой Мымры давно раздражало кобылу. А теперь еще, извольте видеть, хозяин не дает сорваться в галоп, выбирает повод, заставляет идти размеренной скучной рысью.

— Я тебе попляшу! — рыкнул де Фокс, и Греза послушно притихла.

Сулайман встретил их во дворе караван-сарая, посреди упорядоченной толкотни и шума. Постоял, покачиваясь с пятки на носок, глядя, как спешивается огромный легкий эльф, как подхватывает он на руки ослепительной красоты девушку, совершенно не похожую на страшилище-брата.

«Брат. Как же, — хмыкнул купец про себя, — знаем мы таких братьев. Сами такими были». Впрочем, отношения этих двух эльфов его не касались. Девочку неплохо было бы заполучить в свой гарем, но кто знает, чего ожидать от эльфиек? Пусть уж лучше остается сама по себе. А вот этого, здоровенного, если он сумеет понравиться ему, Сулайману, можно, пожалуй, осчастливить предложением постоянной работы.

«Нет, я не скажу, что он плохо зарабатывает. — Купец ответил на поклон эльфа. Так себе поклон, прямо скажем. Не поклон даже, а скорее намек на него. Или даже намек на намек поклона. — Ну да Джэршэ с ним, в конце концов, от парня не умение шею гнуть требуется».

— Келья справа от угла для твоей сестры. — Сулайман перестал раскачиваться и пожевал губами. — Твое место у воинов.

— Понял.

Показалось? Или действительно сверкнули за черными губами белые звериные клыки? Вроде у эльфов не бывает клыков? Но это порождение икбера все же больше похоже на эльфа, чем на человека.

— Иди. Устраивайся. — Эльрик подтолкнул Кину к ее келье.

— А ты? Ты придешь?

Шефанго улыбнулся, не разжимая губ. Улыбка вышла гадкой.

— Боюсь, это будет не совсем удобно. Да ты не бойся. Никто тебя здесь не обидит. Если что — зови меня, я всем морду набью.

— А этому? — Кина осторожно кивнула на Сулаймана.

— А этому особенно, — почему-то обрадовался Эльрик. — У него барахла много. Мужику морду набьем. Добро продадим. Большими людьми станем, а?

— Нет. Из тебя разбойник не получится, — неожиданно заключила эльфийка. И отправилась в указанную келью.

* * *

Удентальские дороги для купцов в радость. Разбойников здесь повыбили. Постоялые дворы расставили. Даже погода здесь и то как на заказ. Ни дождей промозглых. Ни солнышка жаркого. Охрана конная едет, шуточки шутит — знают парни, нечего здесь бояться. Сулайман на верблюде раскачивается, привычно в такт шагам колыхается, смотрит вокруг с улыбкой масляной. Эльфийка синеглазая на лошадке своей едет, лютню настраивает. Дочь порока, конечно, но ведь какая красивая — глаз не оторвать. А этот-то, страшный, и верно брат ей. Это ж только брат может за пять ночевок ни разу в келью к такой женщине не зайти. Масхут вон не удержался, попробовал зайти… Ну и летел Масхут через весь двор. Да нет, никто его не бил — Эльрис его, как котенка нашкодившего, взял за ремень да за шиворот и бросил. Хорошо Масхут летел. Ай хорошо. Но не понравилось ему летать. Не ходит больше к эльфийке.

А Эльрис, как всегда, впереди. Его Махмуд в голову каравана отправил. Его, значит, в голову, а девочку, значит, в хвост. Ведь и Махмуд себе тоже что-то думал. Да только посмотрел, как Масхут летал, и не думает больше. Эх, люди… Рождены ползать, куда вам летать! Махмуд не думает. А Эльрис — впереди. Ему самому так вроде привычней. Но как на конях сидят! Что он, что сестра его. Слышал Сулайман, что эльфы — наездники не хуже исманов. Слышал. Сейчас увидел. Лучше эльфы. Стыдно признаться в этом старому толстому Сулайману, чей прадед вместе с эльфами под Аль-Барад ходил. Стыдно, да куда денешься — свои ведь глаза не обманывают.

Кина настраивала лютню, отпустив поводья и глядя на мерно вышагивающий караван. Огромные верблюды плыли над дорогой, выпятив надменные морды и не замечая в своей надменности, как смешно смотрится веревка, тянущаяся к хвосту переднего верблюда. Всадники охраны, легкие, поджарые, бритоголовые, то и дело срывались с места и носились вокруг каравана, оглашая окрестности свистом и гиканьем. Кина понимала прекрасно, что все эти взрослые мальчишки только и рвутся показать ей свою удаль. Оставив попытки взять ее с наскоку после первой неудачи этого забавного парня, как же его… Масхута, они теперь стараются просто произвести впечатление и перещеголять один другого. А Масхут… Кина улыбнулась и подкрутила колок. Какое у него лицо было, когда он на ноги встал! Весь двор хохотал. Эльрик только не смеялся. Кина вспомнила, как она выглядывала из-за широкой, такой надежной спины. Как потер бритый затылок и нерешительно ухмыльнулся Масхут. Он пошел к ним снова, но она совершенно не испугалась. Первый раз за бесконечные месяцы не испугалась. Потому что совершенно ничего не боялась, когда Эльрик стоял впереди, защищая ее от всего на свете. А Масхут подошел и поклонился, что-то на исманском пробормотав.

Эльрик ему ответил.

Потом к Кине развернулся. Сказал на эльфийском:

— Он извиняется. Ты его простишь?

— Конечно. — Она так разволновалась почему-то, что вышла вперед, взяв, правда, на всякий случай Эльрика за руку. — Только пусть он больше так не делает.

Длинная фраза на исманском — Кина еще не успела привыкнуть к тому, как легко переходит ее «брат» с языка на язык. Масхут снова поклонился. Эльрик кивнул в ответ. И к костру, возле которого сидели развеселившиеся воины, они ушли вместе. Коренастый, низкий исман. И стройный, высоченный шефанго…

«Эльф, — напомнила себе Кина, — здесь он эльф». Эльрик на своей высокой рыжей кобыле ехал впереди каравана, словно позабыв о существовании девушки. Кина пробежала пальцами по струнам. Взяла несколько пробных аккордов и запела.

Она пела на эльфийском, удобно устроившись в седле, перебирая тонкими пальцами звонкие серебряные созвучия. И песня ее была для нее самой неожиданно светлой, хотя, кажется, давно уже разучилась Кина петь светлые песни. А когда Эльрик обернулся, отвлекшись от мрачного своего наблюдения за пустынной дорогой, эльфийка рассмеялась от непонятного чувства победы. И хотя тут же шефанго пришпорил кобылу, вновь вырываясь вперед, что-то в нем изменилось. В контуре напрягшихся плеч, в чуть застывшей, не такой свободной, как секунду назад, посадке, в том, наконец, как нервно заплясала Греза, чутко реагируя на каждое движение своего всадника.

Звонкий голос Кины летел над удивительно зелеными лугами, над прогретой солнцем дорогой, над притихшим караваном. И Сулайман, свесившись с высоченного верблюда, слушал внимательно, щуря на солнце маленькие черные глазки.

«Хорошо поешь, дочь порока, — думал он, слушая мелодию. — Хорошо поешь, но плохо ведешь себя. Совсем плохо, девочка. Старый Сулайман не любит, когда его воины ведут себя как безусые мальчишки. Старый Сулайман не любит, когда его люди забывают о своих обязанностях. Мне нравится твой брат, певица. Но не ты. Ты мешаешь старому Сулайману… Очень мешаешь».

Густо-синее небо начало по-вечернему светлеть. И заревели, чуя близкий отдых, верблюды. Прибавили рыси лошади. Окончательно расслабились охранники, понявшие, что совершенно ничего плохого не ждет их на удентальских дорогах; «Где ж ты дерьма такого набрал, Сулайман? — Эльрик передернул плечами, пытаясь сбросить непонятную, гнетущую тревогу. — Ведь умный же вроде мужик! Ну какие из этих сопляков вояки?

«Кина…» Какие из них, к акулам, охранники?» Нет. На предчувствие опасности его ощущения не походили. Давило, как перед грозой, — да. Но…

«Великая Тьма! Как она поет…» скорее просто от неожиданного осознания того, что здесь и сейчас эти потерявшие голову исманы будут совершенно бесполезны, если дойдет до боя «С кем?» хотя бы с забредшей сюда из Карталя бандой. Это ж не караван, а подарок просто — хоть голыми руками бери.

Редкие деревья, окаймлявшие дорогу, постепенно превращались в жиденький лесок.

«Эльрик, соберись! Выброси девочку из головы…» И, словно взявшись помочь ему избавиться от наваждения, ударило, кольнуло резко и остро предчувствие. Мгновенный страх. Опасность! Смерть…

Шефанго остановил лошадь, замер, напряженно прислушиваясь то ли к лесу, то ли к себе самому. Поднял руку, делая небрежный знак пальцами. В исманской легкой коннице этот жест издавна означал внимание и готовность к бою. Вертлявый, шустрый Али потянул было лук из саадака, но десятник ударил его по руке:

— Здесь я командую!

А Эльрик уже не обращал внимания на то, что происходит за его спиной. Он привык — да, он привык и не успел отвыкнуть за несколько лет — к тому, что, увидев мимолетный этот знак, воины позади вскидывают луки. Готовые стрелять. Готовые прикрыть того, кто впереди. Даже самые плохие воины. Даже самые…

Смерть скользила по земле, под травой, под деревьями. Смерть… Чудовищная змея. Змей! Задрожала, всхрапывая, норовя закусить удила, Греза. Змея не было еще видно, но Эльрик вскинул взведенный арбалет, зная, что, если даже он промахнется, дождь стрел из-за спины даст ему возможность отступить и перезарядить оружие. Драться с такой тварью (его шестое чувство обычно склонно было преуменьшать реальные размеры опасности, но Змей действительно был огромен) — верное самоубийство.

— Что там такое, эльф? Если ты поднял тревогу…

И времени осталось только на то, чтобы понять — не прикроют. Не успели. Не поняли. Не захотели. А Махмуд-десятник нахлестывал лошадь, оропясь вырваться вперед. И даже на то, чтобы остановить его, времени не осталось…

Вырванные с корнем деревья у обочины взметнулись в воздух. Чудовищная голова с пастью, полной острых зубов, поднялась над дорогой. Греза завизжала почти по-человечески и кинулась куда-то, ошалев от ужаса… Попыталась кинуться. Впервые за всю ее семилетнюю жизнь всадник грубо и резко дернул повод, в кровь разрывая нежные губы, приказывая стоять, заставляя стоять вопреки всему. Даже вопреки смерти.

Миновав застывшую лошадь, пасть метнулась к Махмуду… Был десятник. И не стало десятника. Только кровь в пыли да перекушенные у бабок лошадиные ноги.

Эльрик де Фокс

Наверное, все произошло очень быстро, но для меня в бою время течет иначе, и я видел, как медленно, страшно медленно сбились в кучу напуганные верблюды. Как скатился с седла Сулайман и побежал, спотыкаясь, куда-то в сторону. Как воины охраны, позабыв обо всем, нахлестывали коней, улепетывая от ужасной твари. И Кину, вырвавшуюся из этой толчеи, с лютней, заброшенной за спину. Кину, со всех ног спешащую ко мне.

Арбалетный болт свистнул, уходя вперед и вверх. Прямо в нёбо вновь распахнувшейся пасти. Дохлый, конечно, арбалетик. Но лучшего я еще не встречал. Они ведь на людей рассчитаны, арбалеты-то. На людей. Ну на эльфов, в крайнем случае…

Кусок змеиной головы вылетел вместе с глазом. А толку?! Мозгов у твари все равно не оказалось. И надо было бежать. Да только совсем рядом грохотала копытами лошадка Кины. И не ушли бы мы вместе. Не…

Мне повезло, что Змей так и не успел выбраться на дорогу полностью. Все-таки деревья ограничивали его подвижность.

Чем-то эта драка напоминала достопамятное сражение анласитского Гуиса-драконоборца.

Тяжелые удары о землю окровавленной головы твари. Мой топор, достающий ее, отсекающий солидные куски скользкого, вонючего мяса. Беснующаяся лошадь. Удрать я ей не дал, и теперь Греза дралась за жизнь вместе со мной.

И все-таки он был быстрым, этот Змей. Очень быстрым. Когда его удар выбил меня из седла, я сгоряча еще вскочил — не потому, что надеялся его убить, а чтобы отвлечь от эльфийки, — и кинулся вперед, как воробей на ястреба. Выскочить из-под падающей замертво туши я успел. А потом…

Жесткая постель, беленый потолок над головой. Кина в кресле, глядящая на меня так, будто я был всеми ее любимыми и умирающими родственниками вместе взятыми. Мешающие дышать повязки. Запах трав. Эльфийских, между прочим. Я таких и не знаю.

— Это мы где?

Н-да. Назвать свой вопрос оригинальным я не могу. Но ничего другого почему-то в голову не пришло.

Кина встрепенулась, сообразив, что я жив и почти здоров. Всплеснула руками и бросилась меня обнимать, обливаясь почему-то слезами. С чего бы? Или она расстроилась по поводу того, что я все-таки не умер?

Помимо слез, бессвязных восклицаний и сырой подушки я получил и чуть-чуть информации. Правда, странной. Что-то о героических сражениях. Бесстрашных воинах. Ну и заодно о том, что два полученных мной удара — в грудь, головой Змея, и тот, спиной о землю — должны были бы свести меня в могилу. Однако ж не свели.

— Еще бы. Подумаешь, червяк! Интересно, почему в обществе красивых женщин (пусть эльфиек) так и тянет выпендриваться?

Кина сама, наверное, не смогла бы себе объяснить, почему, когда кошмарное чудовище вырвалось из такого мирного, светлого леса и начала разбегаться в ужасе верная охрана Сулаймана, она сама не помчалась куда глаза глядят. Какая-то сила заставила ее пришпорить сопротивляющуюся лошадь, направляясь к Эльрику. К Эльрику, который остался один против воплощенного ужаса. Один против всех, защищая ее.

Светлый Владыка, она ни на миг не усомнилась, что он защищает именно ее.

— Сгинь к акулам, дура! — заревел шефанго на эльфийском, каким-то жутким, не своим, рычащим низким голосом. А неказистая лошаденка продолжала мчаться вперед, похоже, потеряв голову от страха. Какими-то отрывочными кусками видела Кина то мечущуюся Грезу, то алые отблески солнца на лезвии топора, то страшную голову Змея, в которую с хрустом врезалась сталь.

Разбрызгивая кровавые ошметки, змеиная голова врезалась Эльрику в грудь и вышибла шефанго из седла. Кина услышала истошный визг и не поняла, что визжит сама. Все закончилось. Так быстро и страшно. Но де Фокс вскочил, словно оттолкнувшись от земли всем телом. Быстро и гибко. Он должен был умереть. Сперва он, а потом Кина… Он еще жил.

Змей и Эльрик ударили одновременно. Вскрикнула по-человечески Греза, когда чешуйчатая голова обрушилась ей на спину, ломая хребет. Забила копытами, валясь в дорожную пыль. А сверху, то ли зашипев, то ли закаркав, заливая дорогу кровью, упал Змей. Мертвый. Шефанго ушел из-под удара, который должен был размазать его по земле. И только потом опустился рядом. Не упал, а именно опустился. И остался сидеть, уронив голову на заляпанные кровью чешуи.

— Вот! Герой! — кричал, позабыв о своей обычной сдержанности, Сулайман, пока самодельные носилки с Эльриком рысью волокли к недалекому уже постоялому двору. — Вот! — Слюна брызгала с полных губ исмана. — А вы, вы все, дети шакала! Постыдная помесь свиньи и бродячего пса! Пожиратели отбросов! Трусливая падаль, недостойная носить оружие. Ты умеешь лечить, девочка? — обратился он к Кине неожиданно ласково. — Скажи старому Сулайману, ты умеешь лечить? Ну где я найду лекаря в этой забытой Пламенем дыре?! Ты должна выходить своего брата. Ты должна, или я отправлю тебя вслед за ним.

— Молчал бы, толстопузый! — зло огрызнулась Кина. И добавила на всякий случай одно из слов, подхваченных ею в незабвенной Румии. Не то, которое сказала она, когда пришла в себя в номере Трессы. Но, видимо, не хуже. Во всяком случае, когда она вспомнила однажды это слово при Эльрике, уши у шефанго почернели, и он очень вежливо попросил Кину никогда больше так не говорить.

Сулайман осекся. Налился дурным румянцем. И умолк.

К счастью, в северном городке, на границе Айнодора с Орочьими горами, лечить умела любая женщина. Когда случались набеги, каждый лекарь ценился там на вес золота.

Все пережитое, все события сразу и каждое по отдельности и попыталась Кина изложить Эльрику, едва открыл он глаза. То есть, конечно, сперва она почему-то заплакала. Но потом все-таки рассказала. А если Эльрик чего-то не понял (во всяком случае, Кине не показалось, что он вообще что-то понял), то, наверное, лишь потому, что очень уж здорово он ударился о землю.

— А Сулайман коня привел! — вспомнила она, когда поняла, что помирать названый братец не собирается, а собирается, наоборот, жить, причем прямо сейчас же, не сходя с места.

— Какого еще коня? — Эльрик с остервенением выпутался из одеяла, которым его так заботливо укутали, и сел на постели, недовольно уставившись на лежащую вне досягаемости одежду.

— Коня… — Кина завороженно смотрела, как перекатываются под светло-серой, гладкой кожей тугие мускулы. Страшный шрам на правом плече нисколько не портил шефанго. Скорее, наоборот, был как-то странно уместен.

— Ну? — вернул ее к жизни голос Эльрика. Де Фокс потер лицо ладонями. Помотал головой. — Бр-р-р… Ненавижу. А ведь я так любил змей! Какого коня?

— Да обычного коня, — спохватившись, заговорила эльфийка. — Ну… красивого такого. В смысле, не как наши, айнодорские, конечно. Но… Сильный конь, это видно. Выносливый. Большой. И сбруя на нем красивая очень. Вся в серебре. Да! Он его для тебя привел. И где только взял — в караване его не было, я бы заметила. А еще он мне лошадку привел. Тоже славную.

— О премиальных мы вроде не договаривались, — почему-то зло пробурчал Эльрик. — Выйди, девочка. Я оденусь, что ли.

— Зачем?

— Гм! — Невероятно, но в безжизненных, мертвых глазах шефанго промелькнул явный интерес. — Я не думаю, что нам стоит заниматься этим здесь и сейчас, верно? А значит, мне нужно одеваться и покидать твои гостеприимные стены. Это ведь твоя комната, так?

— Чем заниматься? Ой… — Кина покраснела и тут же сердито нахмурилась. Эльрик с нескрываемым удовольствием наблюдал, как от гнева темнеют ее глаза, приобретая совершенно потрясающий фиолетовый оттенок. — Да ты… Да как ты…

— Да никак, — оборвал ее де Фокс, не дав разразиться гневной отповедью. — Сейчас особенно. Маленькая ты еще. Все. Брысь.

— Тебе лежать…

— Слушай, девочка, я-то не из стеснительных. О себе подумай. Помрешь ведь от смущения, почитай, не пожив еще.

Кина поднялась и вышла из комнаты. Держалась она подчеркнуто прямо и дверь за собой закрыла без стука. Аккуратно так закрыла. Вежливо. До оскомины вежливо.

— Так-то лучше, — сказал шефанго в закрывшуюся дверь. Оделся он быстро, но сначала избавился от туго перетягивающих грудь бинтов. Шефанго не эльфы какие-нибудь, все как на собаке заживет. Кольчугу, сваленную на полу бесформенной грудой, надевать не стал — ребра все-таки ныли, и одна мысль о лишней тяжести заставляла их болеть еще сильнее.

Кины не было за дверью. Не было и на просторном дворе. Откуда-то из-за складов доносился ее серебристый голос, выводивший вычурную мелодию на эльфийском, но Эльрик туда не пошел. Он отмахнулся от охранников, потянувшихся к нему с виноватыми лицами. Вежливо нахамил Сулайману. Сел, скрестив ноги, на пыльную землю у стены, достал трубку и закурил.

Чего проще было, кажется, взять и охмурить Кину, если не в Удентале — там на это действительно как-то не осталось времени, — так хотя бы по дороге. Пять ночевок на постоялых дворах! И ни одна собака не вякнула бы. Великое дело — парочка нелюдей, прикидывающихся братом и сестрой, дабы не шокировать закостеневших в рамках своих Обрядов смертных.

«Да она же соплячка; еще, — напомнил себе Эльрик и тут же разозлился: — Себе бы не врал, жеребец стоялый! Не такие были — и что? Хоть бы раз совесть проснулась».

Красива была Кина. Красива несказанно, но где это видано, чтобы красота женская в святом деле совращения помешала? Беззащитна и беспомощна. Да, Великая Тьма, все они перед ним, неудержимым в чудовищной силе своей, и беспомощны, и беззащитны. Иногда даже чересчур. Могли бы и позащищаться, хотя бы из приличия. От него, от Эльрика, эльфийка полностью зависела… Да. Здесь было что-то. Правда или хотя бы часть правды. В конце концов, он всегда оставляя за женщиной право выбора, а о каком, к акулам, выборе могла идти речь у Кины, которая цеплялась за него, за шефанго, как за единственную надежную опору в ужасе, окружившем ее среди смертных?!

Эльрик-Предатель. Как же! Древняя сказка Айнодора.

«Влюбился я, что ли? — мрачно спросил принц у себя самого. И сам себе ответил:

— Похоже, что так».

Испугался он мгновением позже. Когда понял, что подумалось-то не в шутку. Не с обычной скабрезной усмешечкой.

«Да бред собачий! — Эльрик вскочив на ноги, стискивая острыми зубами черенок трубки. — Укуси меня треска, быть такого не может. Пень старый, развалина древняя, герой-любовник, ты что — охренел?!» Отвечать, кроме него, было некому. А отвечать самому почему-то не хотелось.

Де Фокс глубоко затянулся. Выпустил дым. Почувствовал на зубах деревянную крошку и выругался вслух. Похоже, очередной трубке приходил конец, В голове не укладывалось, как можно было влюбиться а глупую, запуганную, измученную девочку за каких-то шесть дней.

«В эльфийку, Боги… — молча простонал Эльрик. — Нет, я и вправду извращенец».

Влюбиться за шесть дней! И это после десяти даже не веков — тысячелетий галантно-скабрезного отношения к женщинам. Любым. Случались, конечно, увлечения, затягивавшиеся надолго. Иногда на десятки лет. Но… Нет. Не так все было. Совсем не так. Красива была Кина… В том-то я беда. Так уж устроены шефанго, что все вокруг оценивают они с позиций «красиво — некрасиво». Это — определяющее. Остальное — лишь поверхностные наслоения, не стоящие внимания, не оказывающие влияния. Ни на что.

Эльрик был больше шефанго, чем все его соплеменники. И одновременно он не был шефанго вообще. Обычно это помогало отстраниться, посмотреть на собственные поступки словно бы сверху, как смотрят на картину, на отражение в воде. Помогало понять себя. Предсказать свое поведение.

Сейчас и здесь он тоже отстранился. И увиденное не понравилось принцу. Совсем.

Красива была Кина. Слишком красива. Скорее всего, даже на Айнодоре не знала она равных себе. А уж его, шефанго, давно не видевшего нелюдей, привыкшего довольствоваться теми осколками красоты, что сверкали иногда в человеческих женщинах, синеглазая эльфийка заворожила сразу. Наверняка даже не задумавшись об этом.

«И не влюбился ты вовсе» — вынес Эльрик сам себе неожиданный и беспощадный приговор. «Ты ее полюбил, придурок. Теперь моли Богов, чтобы добраться поскорее до Ахмази и сдать ему эту обузу с рук на руки. Сдать с рук на руки, ты меня слышишь, болван?! Этот лис о девчонке получше твоего позаботится, так что, если ты Кине блага желаешь, даже не помышляй о том, чтобы себе ее оставить» — Сулайман с некоторой опаской наблюдал за расхаживающим вдоль стены эльфом, сжимающим в зубах погасшую трубку. Ушлый купец раздумывал, как бы ему убедить этого беловолосого шайтана остаться у него на службе. А еще Сулайман полагал, что Эльрис не станет возражать, если его сестра станет любимой женой в доме богатого и процветающего торговца из Мерада. Что за торговец? Ну конечно же он, Сулайман, собственной персоной.

Эзис. Мерад

Мерад показался Элидору гигантским муравейником, где муравьи, все как один, спятили и носились по улицам без всякой цели и смысла. Впрочем, глухая злоба и раздражение, перегорев еще в Табаде, сейчас уже почти не давали о себе знать. Зато любопытства и непонимания было больше, чем хотелось бы.

— Куда все несутся? — спросил эльф у Сима, пока они ехали по узким улочкам. — Пожар, что ли?

— По делам они. И не несутся, а спокойно идут, — охотно объяснил гоббер. — Вот когда пожар, тут такое начинается… — Он ухмыльнулся. — Люблю.

— Что? — не понял Элидор. — Пожары? Сим обиделся:

— Какие пожары?! Беготню люблю. Суету. Всем что-то надо, все заняты, все при деле. Очень приятно сумятицу вносить.

— Куда мы едем-то?

— В кофейню. Лучшая в городе, между прочим.

— А почему на окраине?

— Эх, Элидорчик, — гоббер вздохнул, — двадцать лет ты в ордене работаешь, а все еще не понял, что лучшее всегда на окраинах.

— Лучшее — в центре, — буркнул эльф.

— Где центр, а где мы? — совершенно серьезно спросил Сим.

В словах его был свой резон. Про наблюдателя Сима Элидору слышать не приходилось. Но кто в ордене лучший боец, он знал. И боец этот был сейчас действительно далеко от центра.

— Это лучшая кофейня в городе, — с энтузиазмом взялся просвещать его гоббер. — Там вообще-то не сдают комнат. А если сдают, то только очень приличным людям. А хозяин привык не задавать вопросов. И трупы прятать удобно.

— Что ты понимаешь под приличными людьми?

— Ну… нам с тобой он комнаты сдаст. А потом ты расскажешь мне все сначала и поподробней. Лады?

— Посмотрим. Мебель там такая же?

— Такая же, как где? А-а, как в Табаде? Нет. Лучше.

— Выше? — с надеждой спросил Элидор.

— Мягче, — расплылся в улыбке Сим. — Тебе понравится.

Ему не понравилось.

Для начала не понравился сам хозяин. Толстый, неопрятный мужчина по имени Аслан. Он походил на кусок теста, а руки его были белыми и пухлыми, как у полных женщин.

— Почтеннейший, нам нужна комната, — разливался Сим, пока Элидор разглядывал Аслана, а Аслан разглядывал Элидора, черный плащ с белым крестом и дорогой перстень все с тем же крестом по черной эмали. — Да, комната нужна, а вот вопросов нам не надо — за что-то же мы платим такие большие деньги. Комната нам нужна всего на пару дней, а потом мы уезжаем. Кстати, надеюсь, сало у вас не прогорклое?

«Это он к чему, интересно?» — Эльф перестал сверлить Аслана взглядом, и тот, опомнившись, заверил Сима:

— Все самое свежее, уважаемый. Самое свежее.

— Свежее — это хорошо. — Гоббер ободряюще улыбнулся. — Но главное, чтобы не беспокоили. Вот когда я прошлый раз был в Мераде, мне пришлось останавливаться в таком хане, что там невозможно было заниматься делами. Как-то приходит ко мне в тот хан…

Хозяин явно встречался с Симом раньше: он, обреченно кивая, провел гостей в задние помещения дома, где и располагались комнаты для приезжих. Получил плату. Действительно немаленькую. Поклонился. И убрался с явным облегчением.

Элидор с ненавистью поглядел на стол и кровать. Выругался сквозь зубы.

— Ты чего, Элидорчик? — искренне удивился Сим. — Ты глянь, тут даже кресла есть.

— Кресла?

— Да вот же! — Гоббер ткнул пальцем, а потом плюхнулся задницей на груду подушек.

Элидор закрыл глаза и упал на кровать. Сим пытался научить его говорить «тахта», но учиться эльф не желал. У него никогда не было способностей к языкам.

— Ну? — с нетерпением провякал гоббер.

— Что — «ну»? — Задание твое.

— Убить Самуда.

— Нет. Не так. Ты не правильно рассказываешь. Вот слушай, как надо.

Элидор приподнялся на локтях. Потом сел. И с интересом уставился на Сима.

Ободренный вниманием, гоббер сделал значительное лицо:

— Значит, так. Для начала ты должен произвести как можно больше шума одним своим появлением. Верно?

— Ну. — Это было само собой разумеющимся. Все свои убийства, кроме, пожалуй, самых-самых первых, Элидор должен был проводить громко. Его выходы всегда были карательными. Силовой аргумент ордена. «Тот, кто всегда возвращается». Зачем оговаривать то, что ясно и так?

— Следовательно, убивать тоже нужно громко и красиво. Так?

— Ну.

— За громкое убийство могут громко настучать по голове. А в нашей ситуации по голове могут настучать уже за громкое появление, так?

— Кофейня и деньги.

— Правильно. Это мое дело, и я его делаю. Ты — убиваешь. Я прикрываю твою задницу. Что ты должен взять у Самуда?

Элидор молча поднял бровь.

— Тоже мне начальство! — Сим досадливо фыркнул. — Как думаешь, зачем они свели наблюдателя моего уровня и бойца твоего уровня… Кстати, ты в курсе, что карателей, кроме тебя, у ордена нет?

— Да.

— Славно. Так вот, как ты думаешь, зачем?

— Наблюдатель «твоего уровня» — вор?

— Точно! И еще какой! Так вот, ты думаешь, они свели нас, чтобы я помог тебе взять то, что ты должен взять? Как бы не так. Они это сделали, потому что я им под руку подвернулся. Я из местных — единственный свободный пока.

— Я ничего не должен брать.

— «Месть Белого Креста», — с пафосом произнес Сим. — Не смешите меня, юноша. Это на Западе у ордена все с поднятым забралом. Запугивать так запугивать. Договариваться так договариваться. На Востоке все иначе. Ну подумай сам, какой смысл Белому Кресту отправлять карателя к Самуду. Командиру, между прочим, «Горных кошек». Ты мне об этом сообщить забыл. А начальство, надо полагать, считает, что я должен знать все и обо всем. Так вот, какой в этом смысл?..

Сим начал изъясняться неожиданно здраво и членораздельно, что слегка напугало Элидора. Слишком уж привык он к беспрестанной и бессмысленной болтовне гоббера. Он честно попытался задуматься насчет смысла, хотя со дня получения задания понимал прекрасно, что весь смысл сводится к изъятию перстня. Запугивать исманов, тем более барбакитов, было действительно бесполезно, по той простой причине, что с ними нельзя было прийти к компромиссу. Никак. И никогда.

Выходило так, что Сим тоже понял это сразу. А если понял Сим, до тонкостей знающий здешнюю жизнь, значит, поймут и те, кого нужно было ввести в заблуждение.

— Неважно, — буркнул эльф.

— Ага. Значит, взять что-то нужно? А говорить ты не хочешь, потому что не велели. Ладно. Сейчас моя очередь работать. Вечером будет — твоя. — Сим вдруг ухмыльнулся гадко-прегадко. — А ты ведь командовать привык, Элидорчик, правда? А я вот — наоборот. Как мы ролями-то поменялись!

И он исчез, не дожидаясь ответа.

Впрочем, отвечать эльф не собирался. Сим командовал до вечера. С вечера все встанет на свои места. Гоббер знал это так же хорошо, как Элидор, и обоих ситуация устраивала.

Элидор стянул сапоги. Вытянулся на низкой и жесткой «тахте» — он поморщился — и заснул. Сразу. Как провалился. До вечера было еще долго.

Баронство Уденталь — графство Карталь

И снова стелилась дорога под ноги верблюдам и лошадям. Убегала вдаль, петляя между холмов. Иногда ровной лентой неслась вперед до самого горизонта. Настороженно ехали, окружив караван, посерьезневшие охранники. Высился башней в седле беловолосый шефанго, негласно ставший командиром Сулайманова десятка.

Кина обиженно смотрела в широкую спину. На косу, стекающую из-под шлема и змеящуюся между лопаток де Фокса. Невероятную совершенно косу, пушистый кончик которой скользил в такт рыси по крупу огромного гнедого жеребца. Сулайман не смог найти здесь, в западных землях, кобылы, не уступающей погибшей Грезе. И хоть не укладывалось в голове у мерадца, как может воин ездить на неповоротливых, тяжелых жеребцах, выбирать ему не приходилось. Впрочем, Эльрис, как и следовало ожидать, очень быстро нашел общий язык с подаренным ему чудовищем. Сулаймана поблагодарил, может быть, суховато, но вежливо — не придерешься. А когда увидел маленькую кобылку, добытую купцом для Кины, заговорил с хозяином гораздо теплее.

Теперь огромный воин на огромном коне вновь ехал впереди каравана. Вид его вселял в сердце купца уверенность и сладкую надежду на то, что он сумеет заполучить Эльриса к себе на службу. За жеребцом, как привязанная, рысила неказистая Мымра, глухо топая по пыли неподкованными копытами. А чуть подальше — но не в хвосте, как обычно, — грациозно выпрямившись в седле, следовала Кина. И все сверлила спину названого брата хмурыми синими очами.

Она знала, что Эльрисом, Разящей Звездой, его назвали эльфы. Назвали, когда корабли беловолосого шефанго в первый раз прошли вдоль берегов Айнодора, сжигая поселки и грабя города.

А когда дошел до эльфийских островов слух об изгнании принца, Эльриса стали именовать Эльрингом. За что уж дали ему такое имя, Кина так и не узнала.

Эльрик-Предатель. Эльринг. Ледяная Звезда. Ожившая легенда из такой седой древности, какую даже Кина, бессмертная, не могла себе представить. На Айнодоре все еще пели песни о шефанго-изгнаннике. И верили почему-то, что изгнан он был за то, что обратился к Свету. Не укладывалось у эльфов в голове, за какие грехи, кроме измены вере, отец может отправить на смерть родного сына. А ведь именно император приговорил наследника к изгнанию.

Разъезжая по землям Айнодора, собирая чужие песни и щедро раздаривая собственные, Кина узнала несколько вариантов древней сказки. Все они были очень красивыми. И всё заканчивались одинаково — страшной смертью Эльринга, Ледяной Звезды, где-то на бескрайних просторах враждебного Материка. Иначе и быть не могло. Но кто же тогда Эльрик? Этот огромный и молчаливый шефанго, в одиночестве живущий среди людей? Белые волосы и страшные алые глаза. Ощущение леденящего холода, окружающего его невидимой и непроницаемой стеной. Несравненное искусство убивать… «…Эльрик-Предатель?!

— Да. Если тебе так понятнее…» Кто еще мог так же легко согласиться с оскорбительным и горьким прозвищем?

Но Эльрик не поклонялся Владыке. И чужд был Свету, хотя ни разу не принял попыток Кины вызвать его на разговор о Тьме.

«…Это на Айнодоре придумали. И насчет героя, кстати, тоже…» Что правда в легендах? Что вымысел? Что просто сказка? За что же все-таки изгнали его?

«Пойди да спроси», — сама себя подбодрила эльфийка. Толкнула пятками легконогую кобылку. Догнала Эльрика, объехав насторожившуюся Мымру, и пристроилась рядом.

— Вернись в хвост, — спокойно посоветовал ей шефанго.

— Эльрик, я только спросить хочу. Можно? Он покосился на нее сверху вниз:

— Ну, спрашивай.

— А почему ты стал предателем?

— Детей бы всех… — непонятно буркнул де Фокс и потянулся за трубкой. — Так получилось.

— Как?

— Оставь меня, любознательный ребенок. — Эльрик принялся набивать трубку табаком, покачиваясь в седле и умудряясь не просыпать ни крошки. Кина увидела, что на мундштуке появились новые следы острых зубов, и подумала, что надо бы подарить Эльрику новую трубку. Красивую какую-нибудь. И покрепче.

Шефанго курил, смотрел на дорогу (или куда там он смотрел, разве поймешь по мертвым красным бельмам), а о разговоре, похоже, позабыл напрочь.

— Так как ты… Я хочу сказать, за что тебя изгнали?

— За глупость, — проворчал Эльрик. Он и раньше не отличался разговорчивостью, но сейчас, кажется, решил сам себя превзойти.

— Если ты знаешь, что за глупость, то почему не вернешься и не скажешь, что раскаиваешься? Тебя бы простили. Ты же принц.

— А я не поумнел. — Шефанго окутался клубами дыма. — Поэтому не раскаиваюсь.

— Ничего не понимаю, — сердито фыркнула Кина. — Ты просто боишься рассказывать, да? Ты… Да, знаю, тебе вспоминать об этом больно и мучительно, и сердце рвется от тоски по дому, а вокруг чужой и страшный мир, где тебе суждено сгинуть, оставшись лишь памятью в легендах.

Эльрик медленно повернулся. Долго смотрел на эльфийку сверху вниз. Очень долго смотрел. С изумлением. Неподдельным. Потом его скорчило в седле, и невозмутимый шефанго, Ледяная Звезда, принц-изгнанник начал ржать. Откровенно так ржать. Весело. Вытирая слезы и раскачиваясь от хохота. Жеребец под ним всхрапнул и нервно дернул ушами.

Кина хотела было обидеться, но ей пришло вдруг в голову, что булькающий от смеха шефанго меньше всего похож на несчастного изгнанника, мучимого тоской по родине. Эльфийка повторила про себя ту выспреннюю чушь, которую только что выложила Эльрику, посмотрела на принца, сопоставила и тоже прыснула, прикрывая рот тонкой ладошкой.

— Ну ты даешь! — выговорил наконец Эльрик, помотав головой и рассеянно глянув на погасшую трубку. — Это ж надо так завернуть!

— Я, что ли, виновата? — Кина вытерла набежавшие слезы. — Как рассказывали, так и вспомнила. Но все-таки за что тебя выгнали?

— Вот ведь неуемная девчонка. — Де Фокс успокаивающе похлопал коня по гладкой шее. — Это длинная история. И неинтересная.

— Все равно делать нечего.

— Это тебе нечего. Иди вон песен попой, если скучно. А у меня работа. Вылезет опять какая-нибудь зараза.

— Не вылезет. Охота кому с тобой связываться после вчерашнего. Расскажи, а!

— Ну как хочешь. — Эльрик с удовольствием потянулся и расслабленно ссутулился в седле. — Я не знаю, правда, что ты поймешь… Начнем с того, что шефанго пришли в этот мир издалека.

— Как пришли?

— На дарках, как же еще? Через межмирье, по Безликому океану, как всегда ходят в поисках новых миров.

— А зачем вам новые миры?

— Смеяться будешь, — задумчиво произнес де Фокс. — Они нам, чтобы не воевать. Мы расселяемся по мирам, чтобы нас не стало слишком много где-то в одном месте.

— Но вы же любите воевать.

— Мы не воевать, мы — убивать любим. Это разные вещи. Короче, чтобы жажда убийства не переросла в войну со всем миром, часть шефанго, обычно самых неуемных, снимается и уходит дальше по Безликому океану, на поиски новой родины. Те, кто поспокойнее, остаются. Ну а ушедшие берут с собой книги, записи, технологии…

— Что?

— Да ничего. Память они с собой берут, которой в новом мире очень долго места не находится. Очень долго… А здесь так уж получилось, что мы сами от собственной памяти отказались.

— Почему?

— Не знаю. — Эльрик задумчиво потер подбородок, — Император считал, что это единственный способ выжить в войне.

— В какой войне?

— С Айнодором. Вот такие дела. — От недавней веселости не осталось и следа. Кине показалось, что де Фокс вновь закостенеет сейчас в своей насмешливой холодности. Однако, помолчав и вновь раскурив трубку, шефанго заговорил, осторожно, как на ощупь, подбирая слова:

— Понимаешь, малыш, мы на самом-то деле не поклоняемся никаким Богам. Ни вашему Владыке. Ни нашему Тарсе Темному. Никому. У нас и не было никогда Богов, по большому счету. Предвечный Хаос был, но это не Бог. Это… просто начало всего. И начало отнюдь не созидающее. Так… нечто.

— Но как же Свет? И Тьма? И… вообще. Из-за чего же вы воюете?

— Не того выбрали. Мы, видишь ли, имеем наглость, приходя в новый мир, выбирать кого-нибудь из тамошних Богов и… Ну, назови это чистой воды эстетством, и ты не слишком ошибешься.

— Чем назвать?

— Гм. В общем, мы выбираем из соображений красиво — некрасиво. Ваша легенда о проклятом Боге показалась нам красивой. Кто же знал тогда, что для эльфов все эти сказки имеют такое значение? Казалось бы, бессмертные — поумнее могли бы быть.

— Но это же не сказки.

— Да не в том дело, понимаешь? Богам — Богово. Нам — наше. Я люблю Тарсе, я не слишком расположен к Флайфету… к Владыке, в смысле. Но я не стал бы убивать из-за них. Точнее, не стал бы убивать за то, что кто-то верит иначе, чем я. Никто из нас не стал бы. А вы… Вы убивали.

— Но ведь и вы тоже.

— Да, — неожиданно зло и резко подтвердил Эльрик. — Мы тоже. Из способа выжить это стало смыслом жизни. Целью существования. Война за веру. Война на истребление. Мы забыли обо всем, понимаешь, малыш? Мы забыли о звездном ветре, наполняющем паруса. О мертвой бездне Безликого океана. О Черном Коне Хаоса. О звонкой дроби его копыт, коша вшит он по вымощенным звездами дорогам. Мы пришли в этот мир, и он согнул нас. Из вольных кочевников шефанго стали оседлыми, зажравшимися свиньями, псами, которые заглядывают в лицо хозяина, готовые принять от него и ласку, и удар, готовые умереть за него и убивать за него.

— Хозяин — это Темный?

— Хозяин — это наши сказки о Темном. Бог здесь ни при чем. Знаешь, если верить тому, что вы рассказываете о нем, Тарсе не нужны рабы.

— Подожди. — Кипа повертела на пальце смоляно-черный локон. — Ты говоришь, что вы забыли. Но ты же помнишь?

— Я — да. Мне положено помнить. Я ведь принц. Наследник. Чтоб им всем ветер встречный… Я должен был помнить, но не должен был спорить. Вот и выходит, что пнули меня с Анго за собственную глупость.

— Ты отказался убивать эльфов. И отказался поклоняться Тьме.

— Боги, Кина, забудь ты эти айнодорские сказки! Я сказал всего лишь, что не согласен с политикой империи в целом и Его Величества в частности. Что вести войну на истребление — это в первую очередь убивать самих себя. Ну и… да… эльфов убивать действительно отказался. Массово убивать. В общем, пока меня не трогают, я добрый и пушистый.

— Да нет. Ты не добрый, — задумчиво сказала Кина. — А как же Темный?

— Он — мой Бог. Если я найду когда-нибудь способ освободить его, я это сделаю. Однако эльфы тут совершенно ни при чем. Больше их будет или меньше, для Тарсе ровным счетом ничего не изменится. Ну все? Ты довольна?

— Не знаю. — Эльфийка пожала плечами — Но. кажется, я поняла. Ну, во всяком случае, что-то поняла. Ты предал империю. Но не свой народ, так?

— Откуда я знаю? — устало обронил Эльрик. — Предал всех. Или никого. Какая, к акулам, разница? Слушай, сделай милость, поезжай на свое место. А то я из-за каждой тени дергаюсь.

— Да, командир! — Кина отсалютовала принцу и рысью отправилась на свое место в хвосте каравана.

Вечером Эльрик расставил охрану, проследил, чтобы Кина удобно устроилась в своей комнате, вежливо избежал очередной попытки Сулаймана побеседовать и, в конце концов убедившись, что с делами покончено, вытянулся у огня, положив голову на седло. Как новоявленному десятнику ему, вообще-то, полагалась отдельная комната, но шефанго знал прекрасно, каких размеров клопы живут на постоялых дворах, и предпочитал ночевать на улице. Не то чтобы клопы его беспокоили — шефанго вообще не кусала ни одна ползающая, бегающая или летающая кровососущая тварь, — однако терпеть столь омерзительное соседство принц не собирался.

Ребра все еще болели. Ничего удивительного в этом не было — удар был сильным даже для шефанго. Но соображения эти утешали мало. Эльрик не привык к тому, чтобы у него что-то болело. Да, были неприятности десять лег назад, когда правую руку пришлось отращивать практически заново. Ну так когда это было?

А Змей не шел из головы.

Принц уже видел таких. Видел давно, но сейчас память услужливо подсовывала картины пустого, медленно оживающего после Крушения мира. Мира, где еще не было людей. Так, отдельные племена бродили, пугаясь сами себя и шарахаясь от всего незнакомого. От знакомого, впрочем, тоже шарахались, потому как большая часть этого самого знакомого была дня них смертельно опасной. Вот тогда-то и водились в СТЕПЯХ такие Змеи.

«Правда, тогда мне с ними драться не доводилось». — Эльрик машинально помянул Темного, благодаря за то, что тварь вчера не успела толком выбраться из леса. Судя по всему, Змей полз из степи, учуял пищу и ломанулся, не глядя, как обычно поступали эти чудовища, торопясь сожрать все, что двигается. Того, что не двигалось, Змеи не замечали. Чем-то они походили в этом на лягушек… Принц вспомнил лягушек, которые жили тогда, и нервно передернул плечами.

«Еще этих не хватало… Но откуда же он взялся, поцелуй его кальмар?!» Смысла задавать вопросы, на которые заведомо не получить ответа, не было. Строить предположения, не имея никаких данных, тоже.

«Эльфы на Материке. Орки в союзе со смертными. Змеи ископаемые…» — Эльрик потянулся, зевнул и закутался в плащ. Ночью ему снились эльфы.

Эзис. Мерад

Сим ждал. Улочка была темной, узкой, вонючей. Самая подходящая улочка для того, чтобы кого-нибудь дождаться, не вызывая ненужных расспросов. Сим сидел на высокой румийской кобыле, держал повод Элидорова коня и смотрел на дом сераскира Самуда.

Да, еще одним неоспоримым достоинством улочки было то, что дом из нее просматривался просто замечательно.

Рассеянно поглаживая свою лошадь по гладкой шее, Сим пытался представить себе, что происходит сейчас в тихом с виду, спокойном, сонном доме сераскира. Ему довелось повидать немало убийств. И тихих, когда ни с того ни с сего человек падал и умирал. Иногда со стрелой в горле. А иногда и вовсе неясно почему. И громких, откровенных, запугивающих. Когда проливалось много крови и сгорали целые кварталы. Гоббер прикидывал, что и как делает сейчас Элидор. А еще пытался сообразить, что же такое нужно унести из дома убитого Самуда.

Днем, мотаясь по городу, улаживая последние дела, он понял, что приезд эльфа вызвал нехорошее оживление. То есть оживление это было бы вполне объяснимым и даже желательным, если бы не прошел по Мераду слух о визите лучшего из орденских убийц. Откуда, спрашивается, здесь, так далеко от земель, где обычно работал Элидор, могли знать о том, кто он, этот эльф, и на что способен?

Вот над чем стоило подумать. И о чем стоило доложить начальству по приезде.

Сим вздохнул и прислушался.

Тихо было.

Время шло. Капало неслышно, растекалось по земле. И пора бы уже было появиться Элидору. Хотя кто знает, сколько времени уходит на убийство у «Того, кто всегда возвращается»?

Когда мелькнули в узких окнах дома языки пламени, Сим подскочил на седле.

«Еще и пожар!» Собственно, почему бы и нет. Чем громче — тем интереснее. Но окна уже налились тяжелым багровым отсветом, а Элидор все не показывался.

«Да что он там — покурить решил?!» — Гоббер заерзал. Кобыла под ним беспокойно всхрапнула.

Не то чтобы вывод напрашивался сам собой. Выводов можно было сделать несколько, но Сим, по обыкновению, предположил худшее. «Тот, кто всегда возвращается» на сей раз чего-то не учел. И уже не вернется. И пусть бы его, такова в конечном итоге судьба любого бойца, но ведь эльф должен был что-то забрать. Какие-то бумаги или вещи… Если он не приедет в монастырь сам, никто плакать не будет. А вот если он не выполнит задание…

Додумывал Сим уже на бегу. Смутно надеясь на то, что Элидор еще жив и успеет хотя бы намекнуть, что же он должен был унести.

А дом пылал.

Гоббер промчался через сломанные двери. Миновал коридор, перескакивая через трупы и даже не удивляясь их количеству. Дело бойцов — убивать. Вот Элидор и убивал. Это он умеет.

Клубы дыма. Едкая вонь. Так пахнет горящая шерсть. Еще бы! Полон дом ковров, а сейчас они потихонечку загораются. Скоро здесь будет не продохнуть.

Сим ворвался в спальню сераскира и споткнулся о лежащее у самого порога тело.

Взвыл — пальцы в мягких сапогах больно ударились о западной ковки кольчугу. Бухнулся на колени рядом. Вспомнил только сейчас, что, пробегая через внутренний дворик, намочил в фонтане платок. Поспешно прижал влажную ткань к лицу. Наклонился над эльфом.

Тот дышал. Спокойно так. Размеренно. Словно поспать прилег после трудной работы. Работа, впрочем, была действительно трудной… Вон сколько мертвяков в коридорах.

«Дурман… — Сим машинально встряхнул тяжеленное тело. Похлопал по щекам. — Он забрал то, что нужно?» Дыма становилось все больше. А вот горело как-то вяло Зато сразу со всех сторон.

— Элидор! — Гоббер задохнулся и поспешно прижал к лицу мокрую ткань. Эльф спал.

— Мать твою так! — Сим схватил драгоценный платок и принялся хлестать монаха по лицу. Элидор поморщился.

— Просыпайся, скотина! — Гоббер уже готов был забраться на эльфа с ногами и скакать на нем, пока тот не проснется или не умрет. — Просыпайся же! Ну! Подъем!

Элидор открыл глаза, словно и не спал. Глаза, впрочем, были пустенькие. Как тусклые монетки. И, словно этого и ждали, языки пламени прыгнули на шелковые портьеры, на лакированную мебель, на свитки, разбросанные по полу. Сразу затрещало, заполыхало, любо-дорого посмотреть…

— Ты взял это? — Сим толкал эльфа к дверям. — Взял? Из коридора навстречу им вывалился ошалевший, перепуганный и от этого злой исман. Оскаленные зубы. Обнаженная сабля. Сим пискнул. А спата Элидора очертила полукруг, даже в дыму сверкнувший сталью. Исман осел, булькая и подвывая.

— Перстень! — Элидор обернулся к гобберу. Вполне уже оживший. — Перстень там, в спальне!

— Где?

— Не знаю. Он должен быть там. Его не было на Самуде.

Исман перестал подвывать и умер.

А из спальни в спину дохнуло жаром. Сим подскочил, чувствуя, как опалились волосы на затылке, и дернул к выходу. Перстень там или не перстень, из дома нужно было бежать.

Элидор догнал гоббера только у дверей.

Потом была скачка по ночному городу. И были открытые без пререканий ворота. И ночная Степь.

— Мы вместе до первой подставы! — крикнул Сим на скаку. — Дальше расходимся.

Элидор молча кивнул. Все верно. Уходить нужно по одному. Но разделиться они не успели. Потому что подставы не было. Зато была засада. Хорошая такая. Продуманная Двум беглецам на утомившихся лошадях хватило бы с лихвой. Если бы одним из беглецов не был «Тот, кто всегда возвращается».

Сим пришел в себя от того, что на лицо ему лилась вода. Холодная. И мокрая? Он открыл глаза и тут же об этом пожалел. В голове взорвалось что-то болью. Мелькнули размазанно-красные круги.

— Раз не сдох, значит, выживешь, — услышал он откуда-то с высоты.

И снова открыл глаза.

На сей раз было полегче.

Элидор сидел рядом, держал в руке фляжку и задумчиво поглядывал то на нее, то на Сима.

— Больше не надо. — Очень хотелось сказать это ясно и отчетливо, но получилось как-то вяло и тихо. Почти шепотом.

— Как скажешь. — Эльф поднялся, — Вставай. Надо ехать.

— Езжай сам.

— И сдохни в этих степях как дурак. Нет уж. Я здешних тропок не знаю.

— Знаешь. Подставы.

— Ты всегда такой дурак или только когда по башке получишь? — ласково поинтересовался Элидор. — Нас ждали у первой подставы, могут ждать и у второй. Я тебе что, железный?

Сим отметил про себя, что эльф наконец-то начал разговаривать. Именно разговаривать, а не выдавливать слова по капле.

«Зато из меня сейчас говорун еще тот…» — Он уныло улыбнулся. Следовало бы подумать, как вышло, что они нарвались на засаду. Но думать было тяжело.

Рядом вздохнула лошадь.

— Садись. — Элидор поморщился. — Или ты до утра лежать собрался?

Сим начал вставать. Эльф подхватил его. Поднял с легкостью. Посадил в седло. Осмотрел критически и, сняв со своей лошади аркан, принялся привязывать гоббера к коню.

— Помру, — честно предупредил Сим.

— Помирай, — разрешил Элидор. — Но не сейчас. Поехали!

И они поехали. Совсем не туда, куда собирались поначалу.

«Хвала Творцу, — думал гоббер, трясясь в седле и морщась от головной боли, — что дороги можно выбирать».

Баронство Уденталь — графство Карталь

Эльрик де Фокс

И чего Сулайман вокруг отирается? Какого кракена ему от нас с Киной надо? Нет, от Кины-то понятно, да только пошел бы он к акулам с планами своими матримониальными. А вот чего он ко мне подкатиться пытается? Понятно, что не с целью женитьбы… Неужто контракт предложить хочет? Нет уж, нет уж, хватит с нас Эзиса. Мне бы сейчас Кину к Ахмази отвезти, устроить ее там до лучших времен, да самому пересидеть оставшееся время. В Удентале лет пять лучше не появляться. На Запад вообще соваться не следует. Бичи Божьи, рыцари Анласа, до сих пор кровушки черной жаждут. А у кого она здесь черная? У меня, конечно. Бедный я, несчастный, жалко меня, жалко!

В Эннэме хорошо. Во-первых, там солнышко. Во-вторых, тепло там. В-третьих, там Ахмази, евнух при дворе его величества. Точнее, двор при Ахмази. И плевать, что вместо величества там халиф Барадский. Эннэм-то все равно Ахмази в толстеньких пальчиках держит.

Да. Нынешний халиф это вам не Барух.

А Барух это не нынешний слизняк, который по трону размазался и, с какой стороны за власть взяться, не знает.

С халифом Барадским, незабвенным Барухом Аль Гийясиддином ибн Халлафом, я познакомился лет триста назад. Правда, знакомство это трудно было назвать мирным.

Помнится, бродил я тогда по Аль-Бараду в женском обличье (как ни крути, а оно мне роднее, да к тому же я действительно склонен иногда эпатировать окружающих). Словом, я бродил… бродила, а любимец Аллаха, халиф Барух, увидев на улице своей столицы беловолосую женщину, высокую, вооруженную да к тому же в мужском костюме, пожелал ее. Сильно пожелал. Сейчас же! Немедленно! Хм. Н-да. Не видел он моего личика. Однако мужчина во мне завопил:

— В гарем халифа! Легально! Нельзя упускать такой шанс!

И я, ну, скажем так, обнадежила Баруха, однако попросила времени, чтобы вымыться и отдохнуть с дороги. И, Темный свидетель, отпущенное время было использовано с толком. Когда ворвались наконец в гарем вооруженные евнухи, я успел дотянуться до своего топора. У меня славный топор — одна из немногих вещей, увезенных мной из дома. И он был лучшим оружием из всего, которое доводилось видеть этим кастрированным воякам. Ну и сам я, прямо скажем, боец не из последних. Скорее, даже, из первых. В мире, а не в Эннэме. Про Эннэм и говорить не приходится.

А на выходе из гарема меня встретила рассерженная охрана. Но, кажется, когда я заявил, что желаю поговорить с халифом, эти ребята даже обрадовались тому, что не нужно меня к нему тащить. Ведь, чтобы потащить, надо было взять.

Барух был, мягко говоря, взбешен. Но еще больше удивлен случившейся метаморфозой. И то сказать, не каждый день понравившаяся тебе женщина превращается в здоровенного мужика, который играючи складывает десяток вышколенных кастратов. Да еще и не убивает их при этом.

Здесь, в Эннэме, о шефанго не знали. До моего появления не знали.

Барух мне понравился. Приятный мужик. Не суетится. Не мечется, всплескивая руками и разражаясь проклятиями. Я ему, кстати, тоже понравился. И в женском обличье, но это-то сразу. И — в мужском. В смысле, как боец. В конце концов этот милейший человек предложил мне оставаться его личным телохранителем. С одним маленьким условием: по закону Эннэма, мужчина, увидевший лица многочисленных жен халифа, должен либо умереть, либо стать евнухом.

Естественно, ни тот ни другой вариант меня не устроил.

— Зачем тебе этот никчемный кусок плоти! — досадливо восклицал Светлейший и Мудрейший, Любимец Джэршэ, и прочая и прочая… (у Баруха было много прозвищ). Когда я объяснил зачем, халиф поперхнулся, а стоящие вокруг меня воины покраснели и смутились. Можно подумать, я открыл им нечто новое. Но поскольку из ситуации нужно было как-то выпутываться, сохранив при этом и жизнь и… сами понимаете что, я напомнил своему собеседнику о том, что являюсь одновременно и мужчиной и женщиной, принимая разные обличья в зависимости от настроения. Напомнил. Принял (в смысле, женское обличье. До этого, в процессе разговора, мы активно принимали доставленную из Вольных городов водку). И поняла, что мне-Трессе халиф тоже нравится. А то, что он слегка догматичен, так это же поправимо.

М-да. Славное было время. Забавное такое… Честно скажу, не часто получается в одном лице сочетание любовника и клиента. То есть обычно я либо охраняю, либо имею… А вот чтобы одновременно…

После смерти Баруха я долго в Эннэм не заглядывал. А потом мы с Ахмази познакомились и устроили там чудный переворот. Ахмази тогда, правда, совсем сопляком был. Но уже умненьким. Слишком умненьким, чтобы простым евнухом жизнь коротать. Его мозги да моя силушка, ох и повеселились мы! Уезжать не хотелось. Да дела на Западе позвали. Позвали. М-мать. Интересно, а не начни «Бичи» против меня сопляков кидать, остановился бы я когда-нибудь? Знали они, что ли?

Ну да Флайфет с ними. Что было, то было. Там ничего уже не изменишь, а вспоминать — расстраиваться только. Сейчас хорошо все — и ладно. Солнышко светит. Караван идет. Верблюды орут. Кина поет… Не поет уже. Притихла что-то. Жаль, голосок у девочки приятный.

Сзади затопотало, забухало. Мымра в сторону шарахнулась. А из-за спины Кина налетела. Легка на помине. Встрепанная какая-то. Глаза блестят.

— Эльрик, там эльф. Он говорит о тебе с Сулайманом.

— Какой еще эльф?

— Рыцарь. Весь в доспехах. И с мечом. Здоровенный такой.

— Кто — эльф?

— Да нет же — меч!

— Ладно.

Я придержал коня и спрыгнул на землю, делая вид, что подтягиваю подпругу. Почему нет, собственно? Сбруя новая. Дареная. Пока с ней обвыкнешься… Караван медленно двигался мимо. Верблюды. Верблюды. Много верблюдов. Ага, вот и Сулайман. Свесился между горбов подушкой эдакой. И действительно, какой-то рыцарь рядом с ним. Беседуют они, понимаешь. Интимно. Ну беседуйте, а я, извините, послушаю.

Пропустив эту парочку вперед, я пристроился чуть позади. Достаточно далеко, чтобы не вызывать подозрений. Однако достаточно близко, чтобы слышать их разговор. Даже эльфам, с их ушками чуткими, до шефанго далеко. В авангард выслал Али с Масхутом. Лучшие в десятке бойцы. Это их Махмуд покойный на меня натравливал в тот памятный день, когда я на службу наниматься пришел. Масхуту верить можно — он на меня, с тех пор как через двор пролетел, смотрит преданно и все на стоянках пристает, мол, поучиться бы. Мальчик неглупый. Может, и поучу. Ну-с, о чем тут говорят?

— Сто серебром. Это Сулайман.

— Пятьдесят. — Голос эльфийский. Но какое отношение этот торг имеет ко мне?

— Сто монет, и он ваш.

О-о… Ну, купчина, да ведь конь, которым ты меня наградил, дороже стоит.

— Семьдесят пять. Больше у меня просто нет. Врет, собака. Прижимистей эльфов в Мессере только гномы. Да и то сказать, слыхал я поговорку, что где один эльф пройдет, там двум гномам делать нечего.

— Ах, икбер с вами, — плюет Сулайман, видимо поверив лживому языку собеседника. — Но сестру его я себе оставлю.

— Какую сестру?

— Да певицу эту. Дочь порока.

— Тоже шефанго?

— Да кто же вас разберет?

— Странно. А где она?

— Вперед проехала. А парень — вон он. Можете прямо сейчас забирать.

Я почувствовал некоторое злорадное удовлетворение, пока подъезжал поближе, взводя арбалет. Приятно будет пристрелить эту тварь в плаще с гербом характерным. Знаю я эти плащи. Рыцарь Владыки. Охотник на шефанго. Вот только почему он на суше разъезжает, шефанго ведь все больше в море ловятся?

На секунду возникло искушение выстрелить прямо сейчас. Но так нельзя. Убивать в спину — пошло это. Да к тому же хочется в лицо поганцу взглянуть. Я ведь раньше охотников на шефанго живьем не видел.

— Не кажется ли вам, господа, — рыкнул я, врезаясь между ними с лязганьем и звоном, — что семьдесят пять серебряных — невысокая цена за живого воина?

Арбалет мой смотрел в живот рыцаря. Слабенький арбалет. Против Змея. Но на этого эльфа хватит. А Сулайман, от природы смуглый, но ставший вдруг серовато-зеленым, икнув, замер на своем верблюде.

И правильно, скотина. И верно. Сиди. Не вздумай подать знак этим, своим. Вышколенным да тренированным. Лопухам сопливым, которых учить еще и учить, как с шефанго справляться. Хотя бы вдесятером.

А прозрачные зеленые глаза эльфа разглядывали меня без тени страха. Интересно, я бы сумел так спокойно относиться к готовому сорваться в меня арбалетному болту?

Да что же это такое, Темный?! Я же не хочу убивать его. Не хочу. Несмотря на то, что его долг — охота на мой народ. А может быть, именно поэтому?

Убийство в порядке самообороны. И радость от возможности убить.

Ведь от этого я уходил. Все десять тысяч лет уходил от необходимости драться с эльфами. Бессмертными. Виноватыми лишь в том, что верят они в других Богов. Да пошло все к акулам!

Караван двигался. Ехали вперед и мы. Никто еще не успел понять, что же происходит между тремя всадниками, двое из которых разделены взведенным арбалетом. А эльф, улыбнувшись, заметил:

— Поезжайте, почтеннейший Сулайман. Оно называет себя воином. Пусть оправдывает это звание.

Вот скотина. Волей-неволей я посмеялся про себя. И действительно, куда денешься после такого заявления? Но неужели этот эльф рассчитывает на то, что успеет уклониться от арбалетного болта?

Ох, Эльрик. Дурак ты. И это твоя основная проблема. Ведь знаешь же, что стрелять не будешь. И эльф это знает. И над тупостью твоей, шефанго, каждая собака на Материке смеется.

Мы стояли. А караван плыл мимо нас.

Я действительно разрядил арбалет. Ну… Ну, просто нужно было сделать так. Нельзя стрелять в беззащитного перед стальным болтом врага. А потом эльф взмахнул рукой и…

За доли секунды до этого, до того, как сунул он мне в лицо свой магический перстень, который должен был подействовать на меня так же, как действует на врагов мой «боевой оскал», я вздыбил коня. И эльф едва успел выдернуть из ножен свой длинный клинок.

Вперед!

Великая Тьма! Есть ли в жизни большее счастье, чем драться с умелым противником? Чувствовать, как бежит по жилам горячая черная кровь… Направлять, ласково, легко направлять смертоносное лезвие топора…

Смерть.

Брызнувшая в лицо кровь. Соленая. Сладкая. Жгучая. Последний ужас в зеленых, стылых, как лед, глазах.

Он упал, разрубленный пополам. И конь его, захрапев, отбежал в сторону, испугавшись меня, шефанго.

Я оставил рыцаря лежать там, на дороге. Доспехи, оружие — все при нем. Только коня его я расседлал и отпустил. Выйдет к деревне какой-нибудь. А злой конь попался. Больно кусается, зараза!

— Эльрик, что там все-таки было? Зачем тебя этот эльф искал? Вы о чем-то говорили? А почему он нас не догнал? Даже обидно… Я-то думала, хоть с кем-то из своих повидаюсь. Ну что ты молчишь, Эльрик?

— Дела у него, — сухо бросил шефанго, — многочисленные и неотложные. Он очень спешил, вот и уехал.

— А о чем вы говорили?

— О глупости и хамстве.

— Поругались, да?

— Кина, милая, мужчины не ругаются.

Во дворе замка было безлюдно. Верблюдов, чтоб не мешались, отвели в просторные сараи. Десяток охранников разместили в казарме. Граф Картальский оказался, по обыкновению, гостеприимен. А Сулайман его гостеприимством скоренько воспользовался и укрылся от шефанго за каменными стенами.

Эльрик на Сулаймана зла не держал. Понять купца вполне можно было — услышал, что эльф его не эльф никакой, а шефанго, перепугался до полусмерти.

«Ага. Еще и поторговался от страха», — скептически напомнил себе де Фокс.

Но разозлиться не получилось. Ну что, в конце концов, с купчины возьмешь?

— Эльрик, меня в замок зовут. Граф приглашает, говорит, что хочет, чтобы прекрасная дама с ними вечернюю трапезу разделила. Мне идти?

— Иди. Да, кстати, Кина, я обличье сменю, пожалуй. На вечер. Так что не пугайся.

— Ой! — Эльфийка озадаченно покусала губу. — А я ведь Трессу почти и не знаю.

— Боги, ну за что мне такое?! — уныло воззвал Эльрик к небесам. — Тресса — это я, понятно? А я — Тресса.

— Ты — Эльрик.

— Эльрик-Тресса де Фокс.

— Нет. Все равно не понятно.

— Иди! — рявкнул шефанго — Иди к своему графу, и чтоб я тебя не видел!

— Ты чего рычишь? — тихо спросила Кина. — И не мой это вовсе граф, ты что, Эльрик?

— Зеш. Извини. — Принц вздохнул покаянно и взял эльфийку за руку.

— Ты меня пугаешь, — с какими-то очень взрослыми, явно заимствованными интонациями сообщила девушка.

— В том-то и дело, — невпопад ответил де Фокс. — Ладно. Иди, в самом деле.

Он осторожно поцеловал длинные тонкие пальцы. Помедлил и отпустил ее.

— Я ненадолго, — пообещала эльфийка.

— Угу. — Эльрик развернулся и направился к казармам.

Таиться и обманывать кого-то уже не имело смысла. Поэтому Тресса, не скрываясь, вышла побродить по замковому двору, подбирая полы широченного, сшитого на нее-Эльрика плаща. Плащ был тяжелый. Но без него она мерзла — ночи в Картале всегда прохладные. А вот босыми ногами ступать по холодному камню было приятно. Переодеваться Тресса поленилась — только закатала рукава да штанины, но из сапог вылезти пришлось. Доставать же другие… Вот еще морока!

Вытянувшиеся лица Сулаймановых бойцов развлекали шефанго только первые две минуты. Потом надоело. Оставив парней предаваться мрачным размышлениям о том, что они оказались под командованием женщины, Тресса гуляла, дышала воздухом и про себя ругала собственную свою мужскую ипостась. Ругала за совершенно неожиданную любовь к бродячей эльфийке. Толку от ругательств, конечно, не было — изменить все равно ничего не изменишь. Трудно ожидать, что влюбленный мужчина вдруг поумнеет и про неуместные чувства забудет. Толку не было. Но легче становилось. В общем-то, ничего страшного ведь не случилось. Как только Кина окажется на попечении Ахмази и станет более-менее самостоятельной — а в том, что Ахмази позволит женщине, привезенной Эльриком, стать самостоятельной, Тресса не сомневалась, — так вот, как только Кина станет более-менее самостоятельной, можно будет предпринять в отношении ее более решительные действия. А потом либо успокоиться, либо… Дальше последнего «либо» размышления Трессы не шли. Да и не хотелось ей дальше заглядывать.

Совершенно машинально шефанго отмечала усиленные караулы, бдящих воинов на стенах, солдат в приворотной каморке, не играющих, вопреки обыкновению, в кости, а — в точности по уставу — сидящих с выражением крайней озабоченности на лице. Озабоченности службой, разумеется.

«И казармы заполнены. Еле-еле для лишнего десятка место нашлось…» Какое-то время разгуливающую по мощенному камнем двору фигуру провожали мрачными взглядами. Потом сообразили, что походка у фигуры женская, и подозревать в коварных замыслах перестали.

«Война, что ли, будет?» Радушие графа было вполне обычным для этих мест. Карталь всегда умудрялся снять сливки с торговли между Востоком и Западом. Нет, пошлины он сильно не завышал, но ясно давал понять, что за гостеприимство надо платить. А купцы прекрасно понимали, что отказываться от гостеприимства — значит, нарваться на неприятности. Вот и не отказывались. Ну подумаешь, купит граф товар по цене чуть ниже требуемой. Велика беда. Меру-то добрый хозяин знает.

Да. Радушие графа было обычным.

«Зачем здесь копятся войска?» Тресса присела на каменную скамью у стены. Плотнее завернулась в плащ. И едва только вытянула ноги, намереваясь посидеть тут с удобством и покурить, как услышала далекий топот подкованных копыт.

«Два всадника. — машинально определила шефанго. — Лошади вот-вот падут…» Ей становилось все интереснее. Так и не достав трубки, она накинула на голову капюшон, пряча под ним свои, словно светящиеся в темноте, роскошные волосы.

Со стены крикнули:

— Кого несет?

— Белый Крест! — ответили снаружи.

Тресса подумала и подобрала ноги, становясь как можно незаметнее. Топор остался в казарме, да и неподъемен он был для нее.

«Измениться?» — мелькнуло лихорадочно и тут же ушло.

Толку с этого все равно не было бы. Не справиться в одиночку со всей графской дружиной, если прикажут ей взять нелюдя, разыскиваемого по всему Опаленному Западу. Да и Кина.

«Ладно. С Белым Крестом я не ссорилась». — Шефанго смотрела, как раскрывается в воротах узкая калитка. Как вваливаются во двор два человека: один высокий, очень высокий, другой, наоборот, маленький настолько, что это показалось бы уродством, не будь человечек сложен на удивление пропорционально.

Тресса де Фокс

Приезжие буквально повалились с ног.

Маленький остался сидеть на камнях, даже не пытаясь пошевелиться. А высокий вскочил, оглядываясь. На свою беду, оказался поблизости капитан замковой стражи. Его-то этот длинный и заметил.

Боком-боком капитан попытался исчезнуть. Подвигался он явно медленнее своего преследователя. Тот, надо сказать, пересек двор со скоростью почти эльфийской. А эти ребята — знатные бегуны. Я-Эльрик за ними, в бытность свою лояльным шефанго, и не пытался угнаться.

Что уж сказал там этот эльфоподобный капитану, я не слышала. Однако тот кивнул. Развернулся. И отправился в замок. Ну, конечно, не простые гости сюда явились. Как же! Из Белого Креста крысы боевые. А гости не долго думая направились в казарму, куда как раз принесли ужин. Я пошла за ними. Любопытство — страшная вещь.

Мои исманы уже и отужинали, и помолились, и в кости продуться успели. Точно продулись, по лицам видно. Эх, пацаны! Учить их еще и учить. А графские солдаты, звеня котелками, только-только потянулись получать свою порцию армейской баланды.

Нашлись, кстати, и посуда, и баланда для двоих гостей. Баланды, понятно, не жалко… Но почему-то мне обидно стало. Моих парней небось ужином за графский счет не кормили. А приезжие уселись на скамью, причем длинный сразу вытянул ноги, перегородив ими полказармы. А у маленького ноги до земли и вовсе не достали.

Уселись они.

Сняли капюшоны…

Шфэрт плэрессе! Эльф!

Прокрутив в памяти все известные мне ругательства, я начала различать детали. Вот ведь, мало мне того, что этот длинный — эльф. Так он еще и урод. В смысле — альбинос. Я, конечно, тоже… Гм… да. Но я альбинос только наполовину. Глаза у меня не черные, как полагалось бы, а нормального красного цвета. И у эльфа. Нормального. Красного. Да только у него и кровь такая же.

«Тресса, — мрачно подытожила я, — вы с ним похожи». На спутника его я обратила внимание уже после появления Кины. Гоббер как гоббер. Ничего особенного. Ну, опуская то, что он из Белого Креста. Но после обилия эльфов в этих краях гобберы-анласиты меня уже не удивляли. А менестрелька действительно появилась скоро, как и обещала. Поискала меня взглядом. Нашла. И радостно устремилась в мою сторону, словно не замечая одобрительного гула собравшейся солдатни. М-да. В моем присутствии она, судя по всему, вообще ничего не боялась.

— Тресса, ты знаешь… Там, у графа, у него сын…

— Мерзавчик.

— Ну… да. Похоже. Я сказала, что всегда ночую с тобой в одной комнате.

— Что?!

— А что такого? Он говорит, вам удобно в ваших покоях? Если что-то не так, скажите, я распоряжусь и…

— Ближе к делу, Кина. Как затаскивать девочек в постель, я знаю сама. Ты сказала, что ночуешь с кем?

— С тобой. С тобой-Трессой! — До нее наконец дошло. — Ну, конечно, с тобой-Трессой. Я же помнила, что. ты собираешься женское обличье принять. Кстати, здравствуй.

Определенно, она надо мной издевается.

— Давно не виделись. Ну ладно. Составлю я тебе компанию. Пусть приходит графеныш.

— Спасибо.

Кина соизволила наконец заметить, что мы с ней не одни. Она мило поулыбалась солдатам. Помахала ручкой моим исманам. Потом взглянула на эльфа…

Взглянула еще раз.

А он — на нее.

«Ладно, — решила я, — пусть поживет пока этот длинный. Мне ни он, ни коротышка, похоже, не опасны. Эльф с менестрельки моей глаз не сводит. Гоббер в миску уткнулся, если бы мог — целиком бы туда залез. А вот Кина альбиносом заинтересовалась, и это славненько — все девочке веселее…

«Стоп! А как же я-Эльрик?!» Это, кажется, ровным счетом никого не волновало.

— Слышь, красотка… — Кряжистый солдатик из графских, как его бишь… да, Дорли, кинул на меня осторожный взгляд и поправился:

— Простите, госпожа, вы, я вижу, менестрель.

Обращался он, понятное дело, к Кине, а не ко мне. А на меня косился, потому как понял чутьем своим солдатским, что если тут за неучтивость от кого и можно получить, так как раз от благородной леди Трессы.

Эльфиечка Дорли окинула безразличным взглядом. Лютню с плеча сняла. Расчехлила ее эдак неспешно. И даже подстраивать не стала — только что, видать, в замке распевала для публики благодарной, — сразу пальцами по струнам. Лютня аж вскрикнула. То ли заговорила, то ли заплакала, то ли смехом рассыпалась. Одна музыка. Без слов. Зачем такой музыке еще слова какие-то?

Честно скажу — мало кого эльфийская музыка равнодушным оставит. Этого у них не отнимешь — умеют. В казарме не то что говорить — есть перестали. Все как один на Кину уставились… Не на Кину даже. На музыку. Если можно музыку увидеть. Эту можно было. И увидеть. И почувствовать.

Только маленький, тот, который гоббер, спрыгнул со скамьи и отправился на улицу. Судя по всему, к музыке он равнодушен. Поколебавшись между желанием послушать Кину и любопытством, я выбрала второе. И, оставив менестрельку под сомнительной охраной длинного, пошла вслед за гоббером. Воздухом подышать. В казарме, знаете ли, душно.

Половинчик дотопал до ворот. Уселся там на скамеечку. Для чего в воротах скамеечка? Чтобы страже спать удобней было? И достал из кошелька на поясе трубку и кисет с табаком.

Ага. Вот и повод познакомиться.

Моя трубка всегда была при мне. Что поделаешь, вредная привычка, подхваченная еще на Востоке, с веками не только не исчезла, а, наоборот, усилилась. Я подошла к гобберу. Села рядом. Набила трубку. Поискала огниво. Для порядка чертыхнулась и обратилась к нему, старательно запихивая огниво подальше в кисет:

— Почтеннейший, у вас не найдется огонька?

Половинчик подскочил. Выронил трубку и рухнул на колени перед скамейкой мне в голову не пришло, что он преклонил колени передо мной).

— Кто вы, Прекрасная Дама?

— Что?!

Боги! Шефанго с эльфийским голосом. Прекрасная Дама… Нет, я не спорю, с точки зрения Ям Собаки, я очень даже ничего. Но гоббер…

Меня разобрал смех.

Половинчик поднялся с земли, изумленно на меня таращась. Трубка его валялась шагах в трех от нас, но он не смог бы ее разглядеть. Темно. И меня разглядеть он не мог. Даже то, что я в маске.

— Чем вызван ваш смех, миледи? Я попыталась ответить, но снова рассмеялась. В конце концов, отсмеявшись и отдышавшись, я таки прикурила от его огнива. Подняла и вручила гобберу его трубку. А потом, затянувшись, дала ему разглядеть мои глаза.

— Вы не эльфийка?

— Вы на диво сообразительны. И полагаю, теперь понимаете, что называть меня Прекрасной Дамой…

— Я знаю, что говорю, — упрямо заявил гоббер. — Вы прекрасны.

— Ладно. Спорить я не собираюсь, поскольку полностью с вами согласна. А вы кто?

— Сим, — церемонно поклонился половинчик. — Монах ордена Белого Креста.

— Гоббер-Опаленный? Забавно.

— Я сумел преодолеть заблуждения предков. И нашел дорогу к Господу. Который является истинным Богом и карает тех, кто примет дары Его.

— Бредово звучит; извините, конечно.

— Да я и сам иногда сомневаюсь. Это все и вправду на бред похоже. — Гоббер пожал плечами. — Но попробуйте растолковать что-нибудь отцу-настоятелю.

Слово за слово. Хвостом по столу. Сим оказался существом разговорчивым. Но меру знал. Он рассказал, что они с Элидором, этим самым эльфом, уродом красноглазым, выполняли задание своего ордена. А теперь возвращаются.

Один из монастырей Белого Креста располагался в часе езды от замка.

Я эти места недолюбливала. Если орденские монахи кого за рилдиранина примут, тут только успевай сматываться. А я этого делать сроду не умела. А вообще, этот самый Крест обладал в Западной части Мессера немалым влиянием. Вот почему монахов наших так шустро в замок впустили, и капитан на раз-два побежал об их прибытии докладывать.

— Послушайте, Сим, а эльф, он что, тоже верующий?

— А как же. Такой же, как я.

— Понятно.

— Элидор у нас — ух! — неопределенно заметил гоббер. — Видали, какой он мрачный? У него эта… как ее… амнезия!

— Что-то венерическое?

— И это тоже. Но чуть позже.

— Ничего не понимаю.

— Амнезия, — важно объяснил мне Сим, — это потеря памяти. Он ее потерял. Совсем. Ничегошеньки не помнит. А потом еще женщина. А у него целибат. Но он женщину все равно… того. По заданию ордена. А орден его за нарушение целибата тоже… того.

— Что? И он позволил?

— А куда от отца-настоятеля денешься? Тут Сим, видимо, осознал двусмысленность последних фраз и поспешил разъяснить:

— Да вы не подумайте чего! В монастыре на него, по воле Божьей, просто епитимью наложили. Сур-ровую. Стр-расть!

— Сим, а вы в монастырь надолго вернулись?

— Нет. Нас теперь обоих накажут, — сообщил гоббер с ноткой гордости.

— Накажут и пошлют.

Определенно, наш разговор так и норовил свернуть в области, более подходящие мне-Эльрику, а не воспитанной даме Трессе. А в Картале усилен гарнизон. И монахи вернулись, выполнив задание Белого Креста. Назовите меня мнительной идиоткой, но я могу косу дать на отрезание, что вернулись они с Востока.

Интересно.

Меня, кажется, опять потянуло залезть в самую гущу событий. Назовем это так. Однако следовало подумать о Кине. Тащить ее с собой в эту самую гущу было бы с моей стороны свинством.

Но неужели в самом деле война? Успеем мы проскочить через Эзис до того, как там перекроют границы и начнут кидаться на всех неверных? Я-то одна где угодно пролезу…

К тому же меня в Эзисе еще помнят. Другое дело Кина. А вообще, когда у исманов война, на Эннэм они начинают коситься нервно. Ну и на тех, кто в Эннэм едет, тоже смотрят неласково. Мы с Кипой как раз в Эннэм и собирались… Рискнуть? Или не стоит? А если не стоит, то куда податься?

Что у нас поблизости?

Аквитон.

Если война намечается достаточно серьезная, это герцогство тоже будет затронуто. Плохо. Значит, нам следует как можно скорее миновать его и рвать когти дальше на запад. На юго-запад. Минуя Румию, полную озверелых анаситов, в Эллию. Там народ потерпимее. И Боги поприличнее.

Сим между тем не молчал. Обстоятельно, в подробностях и абсолютно бестолково он излагал мне какую-то бесконечную историю, случившуюся в бытность его еще послушником с одним из монахов, хорошим другом Элидора и знакомым его, Сима. История была каким-то образом связана с винным погребом, сучковатым посохом настоятеля, женщинами в келье и еще многими и многими вещами. Пытаться вникнуть в сюжет было бесполезно. И я не вникала.

Румийцы сейчас всеми силами влияют на общественное мнение всех приграничных государств. Западных, в смысле. На общественное мнение Эзиса им влиять незачем. Как-то там отреагируют на появление двух язычников, да еще и нелюдей? Да еще если один из нелюдей будет красивой девушкой? Плохо отреагируют. Даже на Кину плохо отреагируют. А на меня вообще всегда реагируют плохо.

— Сим.

Гоббер замолк на полуслове.

— Послушайте, вы говорили, что в монастыре не задержитесь.

— Еще бы! Ха! Тамошний отец-настоятель… Нам еще и подпнут напоследок, чтоб быстрей бежали.

— Опять на Восток?

— Почему опять? — Сим примолк, попыхивая трубочкой. — Ну, может, и опять, конечно, мы где только не бывали. Я не знаю, если честно.

— Вот что, мы с Киной, пожалуй, присоединимся к вам. Никаких срочных дел на Востоке у нас нет. А этот ваш Элидор ей, кажется, понравился.

— А вы мне понравились.

— Мы обсудим это попозже.

У ворот забегали. Засуетились. Снова загрохотали по мосту копыта, и проскакал мимо нас всадник, ведя на поводу двух свежих коней. Под новенькими седлами развевались черно-белые попоны с изображением крестов. Всадник подлетел к воротам казармы. Гаркнул туда нечленораздельно. Поклонился показавшемуся в дверях Элидору и сгинул. Оставив лошадей.

— Нам пора, — сказал Сим. — Если вы с нами, то дождитесь нас в городе; Здесь трактир есть, «Оранжевая устрица». Идет?

От названия меня передернуло. Люди бывают на редкость изобретательны. Однако Сим ждал.

— Идет. — Я выбила трубку; Гоббер почтительно склонился к моей руке, чуть вздрогнув все-таки при виде когтей. Хотя время на маникюр я всегда выкраиваю, и выглядят мои когти очень прилично.

А потом половинчик запрыгнул в седло. Именно запрыгнул. Как кошка на забор. Свистнул по-разбойничьи. И монахи исчезли за воротами замка. Только дробный топот копыт гулко разнесся по каменному двору.

Совершенно секретно.

Настоятелю монастыря Жерара Беспощадного отцу Лукасу Направить в Мерад брата-бойца. Цель: изъять у сераскира Мерада, Самуда, перстень с рубином (описание перстня в приложении).

Для прикрытия истинной цели выхода убить Самуда. Перстень доставить в любой монастырь ордена — все настоятели пограничных с Эзисом областей предупреждены.

7 мая 1375 г.

Военный секрет ордена Белого Креста.

Совершенно секретно. Брату Роману

Операция по изъятию перстня у сераскира Мерада провалилась. Перстень не обнаружен.

Операция прикрытия проведена великолепно.

14 июня 1375 г.

Настоятель монастыря Бальдора Смиренного, отец Гейнард.

Летосчисление ведется от приказа Святого Пламени (см. Приложение. Раздел 2).

— Простите, что тревожу вас в столь поздний час, почтеннейший Сулайман, но дело не терпит отлагательств — Эльрик пригнулся, проходя в дверь, а потом аккуратно прикрыл ее за собой.

— Для тебя, десятник, у меня всегда найдется время. — Исман повозился, пытаясь поудобнее устроиться в кресле. Кивнул на соседнее. — Присаживайся. Вот фрукты. Халва. Кушай. Кури. Зачем, торопиться с разговором?

— Не сочтите меня невежей. — Шефанго сел в кресло и жестом отказался от вина, — Однако как раз у меня времени не слишком много. Я увольняюсь.

— Зачем?

— Дела. В другом месте. Совершенно неожиданные. Поставьте командиром Масхута, парень справится.

— Э-э-э. Ты, Эльрис, очень спешишь. — Сулайман отщипнул виноградинку. Посмотрел сквозь нее на огонь свечи и неторопливо отправил в рот. — Какие могут быть дела у бессмертного в мире смертных? Я хочу предложить тебе, как это называется на Западе… контракт.

— Нет.

— Ты, наверное, не понимаешь, Эльрис. Это очень хороший контракт. Очень выгодное предложение. Ты станешь богатым. Ты хороший воин, а мне нужны такие воины. Послушай, я дам тебе одну сотую долю от всей своей прибыли.

Принц поморщился:

— Благодарю. Но, право же…

— Две доли.

— Почтеннейший…

— Послушай. Я очень богат. А ты беден… Разве ты не хочешь стать богатым? Я помогу тебе. Из одной только любви к ближнему своему помогу тебе разбогатеть, стать уважаемым человеком, приму в свой дом, в свою семью, как родного.

Эльрик зевнул.

— Все, Сулайман. Я предупредил. Рекомендации дал. Разбойники перед войной все равно попрятались, доедете спокойно.

— Пять долей.

Де Фокс поднялся.

— О сестре подумай, — холодно прозвучал голос купца. — Война будет, ты прав. Но ты ведь не знаешь даже, что это будет за война. Мир еще не видел таких. Наступило очень плохое время для шефанго, Эльрис. За ваши головы не дают уже и ста монет. Ты ведь не убережешь свою певунью. Сам не выживешь. И её потеряешь.

— Плэресс шфай, тэшэр холль флайфе… — прошелестело в комнате с пугающим присвистом. Метнулась над плечами коса, когда Эльрик резко развернулся к Сулайману, и алым засветились в темноте его страшные глаза.

— Что ты знаешь? Говори.

— Эльрис…

Шефанго скользнул к купцу, вытаскивая широкий, длинный нож:

— Что ты знаешь о войне?

В дверь постучали и тут же распахнули, не дожидаясь ответа.

— Господин Сулайман, к вам… — Мальчишка в ливрее шагнул через порог. Увидел застывшего в кресле исмана. Увидел шефанго. Вскрикнул и шарахнулся к дверям, запутавшись в собственных ногах:

— Стража! Стража-а!!!

— Не ори, придурок, — оборвал его Эльрик. Отвернувшись от купца, шефанго без раздумий направился к низкой кровати. Пошарил под подушкой.

Извлек туго набитый монетами мешочек и вышел из комнаты.

Заполошно заорал вдруг Сулайман, призывая на помощь Джэршэ и графских вояк. Но раньше, чем, примчались встревоженные солдаты, принц растворился в глухой темноте коридора.

— Кина… Ты спишь?

— А? Нет еще. Эльрик. Ты чего такой?

— Пойдем. Надо уходить.

— Почему? Куда?

— В город.

— Что случилось?

— Пока ничего.

Кина села на постели, убирая с лица рассыпавшиеся волосы. Потянулась к одежде. В коридоре послышался топот бегущих ног. Лязганье металла.

— Собирайся. — Эльрик отвернулся к дверям, вынимая из петли на поясе свой огромный топор. — И побыстрее, девочка.

Эльфийка послушно начала одеваться. Она ничего не понимала, но если Эльрик сказал, что нужно выскакивать из постели и посреди ночи, уходить из гостеприимного замка… Может, оно и к лучшему? Очень уж докучливый у графа сынишка.

— Готова? — не оборачиваясь, спросил шефанго. Кина снова не узнала его голоса, как тогда, во время драки со Змеем. Завораживающая мягкость исчезла, словно Эльрик не говорил, а рычал, пытаясь оформить в слова звериное клокотание в горле.

— Сейчас. — Девушка натянула легкие сапоги. Начала было заправлять в них штанины, но плюнула и оставила как есть.

— Не отставай от меня. — Глаза принца полыхнули в темноте, когда он мельком взглянул на эльфийку. — Держись в кильватере… Зеш! Точно за спиной, ясно?

— Эльрик…

— Ясно?!

— Да.

— Пойдем.

Он пинком распахнул тяжелую дверь. А дальше Кина видела происходящее смутно, помня только о том, что нужно ни в коем случае не отставать от де Фокса. Перед глазами взлетала то и дело длинная белая коса, скользящая между лопатками Эльрика. Слышались иногда вскрики, глухие удары, ругательства. Кина спотыкалась обо что-то мягкое, стонущее. Шефанго, до этого молчащий, вдруг зарычал так, что вздрогнули каменные стены. Стало страшно. А вместо глухого стука раздался непонятный влажный хруст. И сразу Эльрик дернул эльфийку за руку:

— Пойдем!

Она успела краем глаза заметить разметавшийся по полу плащ с тремя широкими языками пламени.

Потом был дохнувший прохладой двор. Огни факелов, суета и крики. Но Эльрик проволок ее сквозь всю эту кутерьму, держа за руку. В другой руке шефанго сжимал свой топор. И лезвие его отсвечивало красным. Их то ли не заметили, то ли не поняли, что нужно хватать и держать.

В казарме столпились у входа вооруженные исманы. Солдат графа здесь уже не было.

— Сулайман! — рявкнул Эльрик. — На него напали! Вперед, мать вашу! В замок! Хозяина спасать надо!

Охранники, привыкшие за три недели пути повиноваться новому десятнику беспрекословно, вылетели во двор, и Кина услышала оттуда лязганье вперемешку со смачной руганью.

Де Фокс подхватил свой мешок. Забросил на плечо. Остановился на секунду, прислушиваясь к нарастающему снаружи ору. Коротко выдохнул.

— Идем дальше, — сказал уже нормальным голосом.

И Кина вновь побежала за ним, уже не пытаясь задавать вопросы.

Ей не было даже страшно, пока они крались вдоль стены казармы к закрытым воротам. Во дворе резали друг друга солдаты графа и десяток Сулаймановых вояк. Исманы, рвущиеся в донжон, держались пока — картальские пехотинцы, привыкшие драться в строю или отбиваться со стен замка, оказались совершенно не готовы к нападению изнутри. Верткие бритоголовые тени скользили между ними. Сверкали сабли. Азартно хэкали проворные Сулаймановы бойцы, нанося стремительные, скользящие удары. Преданные хозяину, как собаки, охранники купца даже не помыслили о том, что им не справиться вдесятером с полутысячей одоспешенных вояк. Они знали, что должны спасти Сулаймана или умереть вместе с ним.

«Жалко мальчиков». — Эльрик огляделся — у ворот никого не было, вся стража принимала участие в неожиданной и непонятной бойне. Никто не рвался в замок снаружи, опасность была внутри.

— Вперед. — Шефанго открыл узкую калитку.

— А лошади?

— Подарим графу. — Эльрик аккуратно подтолкнул Кину и вслед за девушкой выскользнул в прохладную ночь. Калитку за собой он плотно закрыл.

— А теперь — в город.

Совершенно секретно. Магистру ордена Белого Креста.

Согласно имеющимся у меня данным, связь между Бичами Божьими и исманами поддерживается через исманского купца Сулаймана, который регулярно ходит с караванами между Готхельмом и Мерадом.

22 августа 1370 г. Мерад.

Мальчик, в обязанности которого входило открывать дверь запоздалым постояльцам, подскочил на лавке. Его мирный сон был грубо потревожен тяжелым резким стуком в дверь.

— Сейчас, сейчас! — заорал мальчишка, спеша на стук и спотыкаясь о лавки. — Сейчас! Да что ж вы стучите-то так! Сейчас открою.

Он отодвинул тяжелый засов. Вскрикнул. И сел на земляной пол.

В «Оранжевой устрице» никогда раньше не видели шефанго.

— Хозяин где? — прошелестел откуда-то из поднебесья низкий, завораживающий голос.

— Спит, — пискнул мальчишка, боясь открыть глаза.

— Веди.

— Заругается.

— Пусть попробует. Да вставай ты, малахольный! Парень встал на ноги. Осторожно приоткрыл один глаз. Увидел пряжку широкого ремня и лезвие огромного топора, висящего в петле.

— Мама, — неуверенно пробормотал он.

Какая-то неведомая сила подхватила его за шиворот. Развернула. Подтолкнула в спину, придав легкое ускорение. И тот же голос напомнил:

— Веди.

Мальчишка повел.

А куда ему, скажите на милость, было деваться?

— Господин Лорке, тут… к вам. Господин Лорке! Господин Лорке, да проснитесь же!

— Что такое?

— Вас просят.

— Гони в шею!

Вместо неуверенного мальчишеского голоса хозяину ответил рыкающий бас:

— Не уверен, что у него получится. Долго еще прикажешь тебя дожидаться?!

Деньгами от голоса и не пахло. Зато от него ощутимо попахивало оружием и трудно сдерживаемым гневом. Лорке Лысый нашарил мягкие тапочки. Зажег лампу и пошлепал к двери.

Он не дошел. Дверь вылетела сама. Точнее, влетела. В комнату.

— Интересно, — услышал трактирщик, — она вовнутрь открывалась или наружу?

Теперь в голосе вместо гнева прослеживался задумчивый интерес.

— Наружу! И вам это дорого обойдется! — разъярившись, ответил Лорке, перешагивая через обломки и высоко подняв лампу. Он пожалел об этом в следующее же мгновение. Потому что из темноты выдвинулось кошмарное лицо, наполовину закрытое маской. Сверкнули в неярком свете алые бельма глаз. Клацнули клыки:

— Явился. Выползень.

— С нами Святой Огонь! — Трактирщик осенил себя Знаком. Левой рукой. Потому что в правой держал Лампу. Лампа дрожала.

— Как Огнь чертишь?! — рявкнуло чудовище… или демон? Лорке сглотнул. Лампа задрожала сильнее.

— Ненавижу, — тоскливо раздалось из темноты. — Что ж вы трусливые-то все такие. Ладно. Сколько у тебя постояльцев?

— М-много… мало… так, средненько…

— Успокойся, мы не грабить пришли. Значит, средненько. Гони всех к акулам.

— Зачем?

— Не люблю любопытных. Сказано: гони.

— Но…

— Держи. — Страшная когтистая лапа сунула в потную ладонь Лорке пять крупных золотых монет.

— Что, прямо так и гнать? Ночью? Он даже в дрожащем свете лампы разглядел блеск еще нескольких желтых кругляшей:

— Это получишь, когда сделаешь, что сказали. И еще, нам нужна комната.

— За комнату отдельно.

— Вот нахал. — Демон удовлетворенно хмыкнул. — А ежели я тебе сейчас глотку перерву?

— Понял. — Лорке вздохнул и отправился выполнять распоряжение неожиданного гостя.

Когда суета и недовольные возгласы утихли, а поднятые среди ночи раздраженные постояльцы разбрелись по городу в поисках пристанища, Эльрик, до того настороженно стоящий у дверей, ссутулился и прикрыл глаза:

— Спасибо, Тарсе. — Он даже не заметил, как испуганно поморщилась Кина. Потом шефанго выпрямился, словно успел отдохнуть за мгновения короткой молитвы и словно впервые увидел эльфийку.

Кина стояла посреди комнаты, послушно держась подальше от окна, но не подходя к дверям. Синие глаза распахнуты, прикушены красивые губы, напряженно вскинутая голова и разметавшиеся по плечам, не собранные в прическу волосы. Эльрик с трудом отвел взгляд от тонкой белоснежной шеи девушки, от распахнутого ворота надетой впопыхах рубашки. Как всегда, после короткого боя в нем клокотала сила. Сила, требовавшая выхода. Принц сглотнул и сплел тонкие пальцы на древке топора.

— Эльрик?

— Падай. И спи, — хрипло бросил де Фокс, не отходя от двери.

— Эльрик, тут всего одна кровать.

— Зато большая. Да не бойся ты… Боги… — Он бесшумно прошелся от стены к стене, как запертый в клетке зверь. — Не бойся, — сказал уже спокойнее. — Я все равно ложиться не собираюсь. Какой тут, к акулам, сон?

— А… как же тогда?

— Что?

— Ну. — Кина нерешительно помялась. — Тебе же отдохнуть надо.

— Чего? — Эльрик развернулся всем телом и оглядел ее с головы до ног, насмешливо кривя губы. — Малыш, ты еще не поняла, что шефанго не устают?

— Почему?

— Мы же не эльфы. Все. Ложись. — Он подвинул ближе к дверям громоздкий, тяжелый стул. Сел, отвернувшись от девушки, и снял с пояса флягу.

— А что эльфы? — шепотом буркнула Кина, раздеваясь и быстро заскальзывая под прохладное одеяло.

— Да ничего. — В голосе принца ядом сочилась издевка. — Ехали-то всего с неделю, а умотались, будто всю дорогу на руках бежали.

Кина догадалась, кого Эльрик имеет в виду. Но не стала уточнять. И комментировать не стала. Она вспомнила, что шефанго слишком хорошо слышат.

Эльрик де Фокс

Да-а. Влипли, ничего не скажешь. И это называется «спокойно дожить оставшиеся годы»? Да я так «спокойно» жил последний раз в Готской империи. Чтоб их всех веслом пристукнуло.

Мальчиков жалко. Хорошие были мальчики у Сулаймана. Верные, И глупые.

Верность — это всегда глупо.

Ну ладно, Флайфет с ними, с мальчиками, так и так они смертными были. Да к тому же умерли не зря. Можно сказать, ради прекрасной дамы. Хрен бы мы из замка смотались, если бы они стражу на себя не отвлекли.

Но что же болтал Сулайман насчет войны? «Плохое время для шефанго…» Почему вдруг? И почему эльфы шляются по Материку, как у себя дома? Не успел купца порасспросить… Дурак. Ой дура-ак! Нет чтобы побеседовать вежливо, спокойно, обходительно. Умею ведь.

Зря он про Кину ляпнул. Вскинуло меня. Плохо это. Не люблю я, когда меня вскидывает. Тогда Зверь на волю рвется, и я уже ни о чем другом не думаю, кроме как его удержать. Зверь-зверюга, что же мне с тобой делать? Что мне с собой делать? И куда нам с Киной сейчас податься?

А рыцарь там откуда, вот что я хотел бы знать. Орден Бича Божьего на тропе войны? В поисках нечистой, силы аж в Карталь забрались? И ведь что характерно, принимают их там, надо полагать…

Мит перз… Ас турхе гратт, ханзер хисс! Он же К Сулайману шел. Великая Тьма и мудрые хисстары, а я-то, тупица… Подумал же еще, с каких это хренов «Бич» в одном строю со стражей замковой рубится? Да ни с каких. Случайно он туда попал. Случайно и подох, скотина. А шел к купчине моему разлюбезному, Сулайманчику паскудному, торгашу исманскому. Все верно.

Нечего ему больше было в том крыле делать. Там специально для джэршэитов комнаты… даже молельня, кажется, есть. Нет, не забредет туда рыцарь Бича Божьего случайно, или я окончательно перестал что-то понимать. Но… Эзис и Готская империя. Нет. Все-таки чего-то я не улавливаю.

Карталь, Карталь. Что за место такое поганое? Никогда это графство не любил.

Угораздило же его разместиться на самой границе с воинствующими исманами. Понятно, конечно, что и на границе кому-то жить надо. Но почему же здесь из поколения в поколение графья один паскудней другого рождаются? На обе стороны задницы лижут. И Востоку, и Западу.

И Озаренным, и Опаленным. И Хранителю Румийскому, и султану Эзисскому.

Эльрик-Предатель, хисс т’норре гроф. Как рассуждать-то стал! Сам лучше ли?

Не лучше.

Но я-то хоть за идею убивался. А эти?

Как только наклевывается очередная война или войнушка, в Картале уже знают, перед кем хвостом вилять. Если перевес сил на стороне Востока, местный граф делает вид, что он к анласитам ни малейшего отношения не имеет, и без вопросов пропускает войска Эзиса через свою территорию. Какое-то время джэршэиты бесчинствуют в баронствах. А потом армии баронов дают им пинка.

Карталь вспоминает, что и он государство западное. Враг бежит. К графу никаких претензий — выжидал удобный момент… Через какое-то время ситуация повторяется. Как графству это с рук сходит, я до сих пор понять не могу. Может быть, конечно, у меня времени для наблюдений было больше, чем у смертных…

Помню, как строился этот замок. Лет триста назад. Сами-то баронства лет пятьсот как существуют. Но до этого они только назывались баронствами — так, несколько деревенек, и одна большая, в которой собственно правитель обитает.

Народ сюда бежал, как будто ему медом намазано. Не сказать, чтоб приличный какой народ — все больше ублюдки, от закона спасающиеся. Однако тоже люди. Тоже работать умеют. Здесь всех принимали.

А лет через пятьдесят столько набежало, что с баронствами и по ту сторону Хребта считаться стали. Тогда здесь пошла повальная мода замки строить. Карталь, правда, всерьез не принимал никто. Земли эти всегда буферными были. С одной стороны Эзис. С другой — Опаленные. С третьей — вовсе язычники. А тут появился какой-то молодой нахал и права на них предъявил.

Земли ничейные. Народ на них — ничейный. Исманы ли, румийцы ли — приходят, грабят, жгут и уходят. Одно слово — буфер. Только посмеялись над парнем. Помнится, я даже поспорил с драконом одним. Он утверждал, что ничего путного из затеи этой не выйдет. А я говорил, что люди если уж за что-то берутся, то делают.

Серьезно мы тогда поспорили. Дали смертным полторы сотни лет на все про все. И ждали. Я доспех свой на кон поставил, из лунного серебра. А он — перстень с рубином Кровавым. Таких рубинов в мире сейчас не осталось. Мой, может, и бродит еще где-то… Кому же я его подарил? Нет, не помню. Легко пришло — легко ушло. Первый раз в жизни я спор выиграл. И последний. Больше с тех пор ни с кем не спорил.

М-да. А Карталь стоит себе.

И первый-то граф, кстати, очень порядочным человеком был. Это потом пошел бардак. Воздух здесь вредный, что ли?

Тут-то в дверь и поскреблись.

То есть в нее постучали, но это я уже потом понял, когда с топором в руках в коридор вылетел, готовый крушить и убивать. Всех убивать. Там, за спиной у меня, Кина была.

Они разлетелись в стороны, как кошки, разве что не зашипели, когда оружие выхватили.

Сим с Элидором.

И, хвала Богам, пружина во мне перестала сжиматься. Даже захотелось к стене привалиться и вздохнуть от облегчения. А кого я, спрашивается, ожидал? Рыцарей Бича Божьего?

— Эльрик де Фокс. — Я поклонился.

— А… где Тресса? — странным каким-то голосом спросил гоббер.

— Шефанго меняют пол на раз-два, — мрачно сообщил ему Элидор.

Я пригласил их проходить, но вошел первым. Мало ли что… Хотя напрягался, надо сказать, скорее по привычке. Не собирались монахи убивать. Ни меня. Ни Кину. Пока, во всяком случае.

Совершенно по-хамски — все мое воспитание куда-то улетучилось, когда я увидел, как эльф посмотрел на менестрельку, — я сел и только потом вспомнил, что и гостей усадить надо. Ладно. Принц я, в конце концов, или нет? Впрочем, они, кажется, и без приглашения сели бы. Выглядели мужики тоже… Так себе, прямо скажем, выглядели. У них, сдается мне, ночка покруче моей была.

И во фляге ни капли.

Дерьмо!

Молчание нарушил Сим:

— А как же Тресса?

Зеш! Я забыл совсем, как мы с половинчиком познакомились. Вот не было печали! Мало мне всего на сегодня, еще и гобберы сумасшедшие в гости приходят.

— Понимаете, Сим, мне сейчас удобнее оставаться в мужском облике. Из-за сложившихся обстоятельств.

— Что вы устроили в замке? — Это Элидор голос подал. — Прирезали единственного и любимого сына графа? Интересно, эльфы так шутят? Или он серьезно?

— Немного поспорил со своим нанимателем, — сообщил я в тон монаху. — Потом к спору присоединились все присутствующие. А мы уехали.

Тут Кина и проснулась. Я лицом к кровати сидел. Вот и увидел… как она улыбнулась. Нет, не мне — если бы она мне так улыбалась! — эльфу этому, порождению ночных кошмаров. Такими, как он, только детей пугать. Правда, Кина дитя дитем, но не боялась, судя по улыбке, ни капельки.

Элидор обернулся к ней.

Потом посмотрел на меня.

Нехорошо так посмотрел. Оценивающе. Я у него в глазах отчетливо собственные мысли прочитал. Насчет кошмаров ночных и детей. Только в переложении с зароллаша на эльфийский.

— Эльрик, представьте нас.

М-да. Представить надо. А-то совсем как-то невежливо выходит.

— Это Сим. А это Элидор. Они монахи. Вот. Вроде не нахамил и в то же время гадость сказал. На душе даже как-то веселее стало, несмотря на все межэльфийские улыбочки.

— А вы, как я понимаю, Эльрик-Предатель, — кивнул мне Элидор. — До сих пор домой не пускают, да?

Гм. Ладно. Один — один. Но я хоть в маске, эльфу лица моего не видно.

— Не пускают. Сим сказал, что вы на Запад собираетесь.

— Передумали на Восток ехать?

— Война будет. Не люблю войны.

— Надоели за десять тысяч лет? Какой у Элидора тон участливый стал… Я сам себя стариком почувствовал.

А Кина с Симом ахнули только:

— Десять тысяч?!

Посмотрела эльфиечка на меня… Нет, на потенциальных любовников так не смотрят. Козел ты, Элидор! Все эльфы — козлы, но ты…

Эльф скалился, довольный произведенным впечатлением. Пацан! Сопляк! Щенок! Сколько ему лет, интересно?

— Кстати, а что там за история с нарушением целибата? Сим вчера рассказывал…

Ага! Счет снова сравнялся. Монах плечом дернул и поморщился.

— Что такое целибат? — искренне спросила Кина. И все испортила.

А гоббер, улучив момент, тут же в разговор ввязался:

— Нам все равно нужно рассказать. Миссия-то была карательная, и надо о ней на всех углах раззвонить. Эльрик, ты же ведь не джэршэит?

— Обрезание вам делали? — уточнил Элидор.

— Да о чем вы, наконец? — Кина всех вопросительным взглядом обвела.

— Не делали, — сообщил я достаточно мрачно, чтобы тему закрыли.

— Ладно, — вздохнул эльф. — Им можно и рассказать. Он развалился на стуле, поглядывая на Кину. И вытянул ноги, как и в казарме, заняв ими максимально возможную площадь.

— Я расскажу! — обрадовался Сим.

Элидора перекосило, как от кислого. Несмотря на искреннюю свою неприязнь, я не мог ему не посочувствовать. Путешествовать в компании гоббера можно лишь в том случае, если у гоббера отрезан язык и связаны руки. Чтоб говорить не мог. Никак. У Сима и руки, и язык были на месте. Более чем, судя по лицу эльфа.

— Уж лучше я, — прервал он половинчика. Помолчал, явно стряпая в уме удобоваримую историю, в которой, много сказав, не рассказал бы ничего путного, и начал:

— В-Мераде мы должны были убить некоего Самуда…

— Самуда Эсенги, — встрял Сим.

— Сераскира?! — Я не удержался. Не каждый день такие вещи так вот запросто слышишь.

— Ну что-то вроде. — Элидор хладнокровно кивнул.

— Пришить-то мы его пришили, — вновь ввернулся Сим. — Но он опрокинул лампу, а Элидору дали по голове. Пришлось мне вмешаться. А я потерял сознание. Позже.

— По дороге были неприятности, — невозмутимо, словно его не перебили, продолжил эльф. — Тогда Сима и стукнули. Но, в общем, из Эзиса мы ушли неплохо. Полтора десятка трупов — это достаточно громкое убийство.

Забавно.

— А что сейчас?

— А сейчас нас отправили в курию ордена. В Аквитон.

— Зачем?

— За заданием.

— Ага. — Ничего умнее мне в голову не пришло.

— Знаете что, — подала вдруг голос Кина, и все как по команде взглянули на нее. — По-моему, вам всем для начала выспаться надо. И шефанго. И эльфам. И гобберам. Благо комнат хватает.

Я, видимо, посмотрел на нее как-то очень удивленно.

Потому что эльфиечка нахмурилась:

— Эльрик, давай сейчас я командовать буду, хорошо? А то ты скоро на всех без разбору кидаться начнешь.

У меня язык отнялся. А девчонка это как согласие восприняла.

— Вот и чудесно, — говорит. — Чтоб через минуту спали как миленькие. Вольно! Можете идти. И мы пошли. М-да. А что нам еще оставалось?

Утром, в скудном сереньком свете, пробивающемся сквозь щели в ставнях, комната выглядела отвратительно. Чистое белье да тюфяки со свежей соломой — это все, чего удалось добиться Эльрику, и то лишь после того, как он снова до полусмерти перепугал хозяина.

Принц потянулся и сел, брезгливо оглядываясь вокруг.

Грязный пол. Обшарпанные стены. Стол даже на вид был колченогим. А ставни, судя по заржавленному крючку, не открывались со дня постройки «Оранжевой устрицы».

«Это даже на постоялый двор не тянет», — констатировал де Фокс. И отправился во двор умываться.

Потом он пару часов разминался, пока не разогнало серые сумерки поднявшееся наконец солнце. В гостинице стояла испуганная тишина. И Кина, и Сим с Элидором еще спали. Эльфиечка вообще любила понежиться в постели. Пока они путешествовали с караваном исманов, Эльрику каждое утро приходилось будить ее к завтраку.

Вращая вокруг себя тяжеленным топором, со свистом рассекающим воздух, шефанго вспоминал — отчетливо, до последних деталей, — как Кина открывала свои удивительные глаза. Улыбалась сонно:

«Эльрик… Что, уже снова вставать? Тогда здравствуй».

По утрам от эльфийки веяло какой-то теплотой и мягкостью. Беззащитной нежностью…

Он смотрел, как, умывшись, Кина расчесывает свои черные волосы. Блестящие волны, отливающие на солнце темно-вишневым. Тонкая рука с костяным гребнем укладывала упрямые, непослушные кольца.

«Я постригусь когда-нибудь», — надувала губы Кина, безуспешно пытаясь собрать в прическу роскошную, шелковисто-сияющую волну.

«Не вздумай».

«Да? Тогда помогай. Подержи вот так…» А у него руки дрожали, когда касался он теплых, упругих, блестящих вороных прядей. Руки дрожали, и Эльрик давил в себе желание зарыться пальцами в буйную Кинину гриву, развернуть эльфийку к себе и…

А Элидора не сдерживает ничего. Целибат? Какой, к акулам, целибат?! Никогда его в Белом Кресте не приветствовали. И нет у эльфа рамок, в которые оказался загнан де Фокс. Он может играть честно, а это великое благо — возможность играть честно.

«Посмотрим». — Эльрик остановился наконец, аккуратно положил на землю топор.

В конце концов, монахи должны были ехать с ними только до Аквитона. Дальше пути Кины и Элидора расходились. Эльфийку нужно было увозить в относительно безопасную Эллию. А дорога монаха…

«А куда бы она ни вела, после Аквитона нам будет в другую сторону».

Шефанго вылил на себя несколько ведер ледяной воды из колодца. Встряхнулся, как зверь. Не глядя, вдел топор в петлю на поясе и отправился к дверям. Пора было и позавтракать.

Хозяин попался ему в сумеречном, закопченном обеденном зале. Посмотрел затравленно, выдавливая улыбку.

Эльрик попытался вспомнить, как зовут этого лысого красавца. И с сожалением понял, что имя выпало из памяти начисто. Так всегда бывало после того, как приходилось принцу выдерживать очередную схватку со Зверем. Но что же он сделал вчера такого, что немаленький, в общем-то, и крепкий на вид мужик разве что хвостом при виде шефанго не виляет?

Исключительно за неимением хвоста.

«Вроде не зверствую я в гостиницах…» — озадаченно подумал Эльрик.

Хотя называть «Оранжевую устрицу» гостиницей было бы слишком для нее роскошно. Дыра дырой. Де Фокс совершенно искренне считал, что тех, кто полагает, будто в таких условиях можно принимать постояльцев, нужно долго и старательно учить жизни. Иногда наука шла впрок. Иногда — нет. На то, что лысый хозяин усвоит хоть что-то, надеяться не приходилось.

— Вот пожить бы мне у тебя с недельку, — многообещающе пробормотал шефанго.

— Чего изволите? — Лысый явно не расслышал. А если расслышал, испугался поверить.

— Завтрак.

— Скоро будет готов…

— Мне готовить не надо. Кусок вырезки поприличнее. Да посолить не забудь. И… что у вас тут пьют?

— Э-э…

— Хрен с ним. Пива.

— Понял.

— Славно.

Эльрик смутно припоминал, что вчера ночью он вроде давал хозяину денег. Причем немало. Но на всякий случай выудил из кошеля серебряный. Бросил на грязный стол — единственный в зале. Кошель был мокрый. А монета — сухая. В Эннэме отлично выделывали кожу, одна беда: к поясу кошель крепился так, что снимать-надевать лишний раз лениво было.

«Как же его зовут, лысого этого? — снова попытался вспомнить Эльрик, поднимаясь по узкой лестнице. — Ладно. Не важно. Ноги моей больше в этом клоповнике не будет».

А мясо, вопреки ожиданиям, оказалось действительно свежим.

И пиво… де Фокс поморщился, глотнув… вполне можно было пить. Хотя, конечно, лучше было бы и не пить. Вроде не разбавленное, но редкостная дрянь.

В коридоре прошлепали чьи-то ноги. Мирно так прошлепали. Бойцы иначе ходят. И в соседнюю дверь вежливо постучали.

К Кине постучали.

Эльрик поднялся рывком и вышел из комнаты.

Лысый трактирщик, не замечая шефанго, вещал в закрытую, выкрашенную в отвратительный зеленый цвет дверь:

— Госпожа, вас просят спуститься вниз и отзавтракать.

— А который час? — донесся из комнаты мелодичный, чуть ленивый голос. Эльрика скрутило от ненависти ко всему миру. Утренний голос Кины принадлежал ему. И только ему…

Принц бесшумно скользнул обратно и прикрыл за собой дверь.

— Часа два, как рассвело, — приглушенно донеслось из коридора.

— Еще только?

Де Фокс явственно представил, как эльфийка потягивается на постели. Сонно трет кулачками глаза. Есть уже не хотелось.

— А кто просит?

— Господин эльф.

Кина явно оживилась. Прозвенела серебряным колокольчиком:

— Эльф? Передай ему, что я сейчас спущусь.

Эльрик достал трубку. Набил ее. И закурил, пытаясь переключиться на мысли о предстоящем путешествии и связанных с ним неизбежных сложностях.

Сложностей обещало быть больше, чем хотелось бы. Их, собственно, совсем не хотелось, но куда ж денешься?

А первой и пока основной неприятностью Эльрику виделась необходимость ехать через анласитские земли. Разумеется, уцелеть там в компании двух монахов было проще, чем пробираться вдвоем по предвоенному Эзису. Значительно проще, иначе принц ни за что не сменил бы надежное пристанище у Ахмази на зыбкий расчет переждать войну в Эллии. И тем не менее…

«Белый Крест — орден, конечно, влиятельный. — Шефанго смотрел в закрытые ставни, вдыхая ароматный дым. — Может, и проскочим. Даже, скорее всего, проскочим. До Аквитона. Ну а там придется на свой страх и риск. Через Румию. Штез эльфе. В Румии ведь даже знакомых хороших нет. Чтоб прикрыли».

Он мысленно снова начертил их предполагаемый маршрут. Из Карталя до Лоски, это уже на территории Аквитона. Оттуда — в столицу. А там, через Весту, в румийскую Остию и морем до эллийцев. Выходило не то чтобы очень страшно. Но… ненадежно. С учетом Кины ненадежно. А хотелось полной уверенности в успехе.

Эльрик вспомнил свою старую присказку: «Мне нужно не меньше пятидесяти шансов из ста…» Да, он всегда отличался осторожностью и старался не браться за заведомо безнадежные дела. Другой вопрос, что обычно не получалось. Пресловутый пунктик — вставать на сторону слабейшего. Но сейчас у них с Киной было больше шансов выжить, чем погибнуть. Намного больше.

«Если бы еще понять, что же за чертовщина происходит!» Мысли заскользили по накатанной за последние дни дорожке.

Предполагаемый союз людей и орков.

Подготовка к войне в Картале.

Белый Крест, ведущий непонятную деятельность на Востоке.

Обмолвка «случайная?» разозлившегося Сулаймана. И наконец, рыцарь ордена Бича Божьего в графском замке. Рыцарь, зачем-то оказавшийся в крыле, отведенном для джэршэитов. Рыцарь, которого он, Эльрик, убил не задумываясь, едва увидел знакомый ненавистный плащ. В его дверь забарабанили весело и нагло.

— Ну, — рыкнул шефанго, оборачиваясь всем телом. Топор лежал рядом. Только руку протянуть.

— А, Эльрик, — грустно констатировал Сим, появляясь на пороге. — Пойдем вниз.

— Доброе утро. — Кина скользнула в комнату, сияющая, как раннее солнышко. — Привет, Сим.

— Рад вас видеть, госпожа, — церемонно раскланялся монах.

Кина удивленно на него воззрилась. Но тут же снова улыбнулась.

— Эльрик! Да пойдем же завтракать… Ой, ты уже? Но все равно пойдем. А то Элидор ждет.

— Подождет, — буркнул принц, вставая и подхватывая со стула оружие. — Чего ему сделается? Бессмертный ведь.

Хозяин попытался прошмыгнуть мимо открытой двери к лестнице.

— Стоп, — скомандовал де Фокс. И ткнул большим пальцем себе за спину. — Там завтрак, милейший. Захватите его, пожалуйста, вниз. Буду очень признателен.

Лысый, весь какой-то потерянный, посмотрел на Эльрика совершенно дикими глазами, но послушно поставил на поднос мясо; кувшин с пивом и поплелся следом за невероятной троицей.

Огромным демоном с длинной белой косищей и пугающим, как его владелец, топором. Сказочной красавицей, за которую любой мог бы продать душу хотя бы вот этому самому демону. Да коротышкой-гоббером, путавшимся у этой пары под ногами и, кажется, все порывавшимся начать что-то рассказывать.

Эльфийка, впрочем, перебивала гоббера весьма невежливо, но очень обаятельно. Так что половинчик, похоже, не обижался.

Когда странная эта компания появилась в зале, Элидор поднялся из-за стола. Кивнул де Фоксу, получив в ответ такой же сдержанный кивок. У обоих это означало поклоны. И оба на этом свой запас вежливых расшаркиваний исчерпали.

— Доброе утро, — сказала Кина и нерешительно остановилась чуть позади Эльрика. Шефанго подал ей руку и провел к столу, аккуратно обойдя стоящего Элидора.

— Действительно доброе, — ответил монах, не обернувшись.

И пожал руку Симу, что слегка удивило Эльрика, привыкшего к тому, что эльфы, как и шефанго, никогда не здороваются за руку. Это было приветствие людей, да и то не всех — только низших сословий.

Трактирщик поставил на стол поднос с завтраком принца. Сим невольно скривился, увидев сырое мясо. А Элидор бросил косой взгляд на Кину. Но эльфийка, давно привыкшая ко вкусам своего спутника, даже бровью не повела.

— Как же вы здесь оказались, госпожа? — поинтересовался эльф, напрочь игнорируя всех остальных и предоставив Симу терзать Эльрика очередным бесконечным повествованием. За что Сим и взялся со свойственным ему усердием, — Простите за неуместное, быть может, любопытство, но что делать эльфийке на берегах Внутреннего моря, да еще в такой странной компании?

— Эльрик увез меня из Уденталя, — просто ответила Кина. — Там солдаты… — Она поморщилась. — Я точно не знаю, но, кажется, ему пришлось кого-то побить. Эльрик, ты ведь подрался с кем-то, да? С той свиньей, которая пристала ко мне в кабаке?

— Я не подрался. — Принц выпутался из паутины Симовой трепотни. — Я ему морду набил. Да тебе-то в этом какой интерес?

— Ну, просто… Элидор спросил, почему я в такой странной компании.

— Вы, господин монах, какую компанию имеете в виду? — очень вежливо уточнил де Фокс.

— Да вашу, конечно, — ничтоже сумняшеся ответил эльф.

— Но я тебе скажу, Эльрик, — вновь услышал шефанго пронзительный голос Сима, — такого урожая в Регеде не было до этого лет сто. Конечно, барон тут же…

Принц отключился от происходящего, следя лишь за тем, чтобы время от времени кивать и поддакивать. Бороться с гобберами иначе было нельзя. Заговорят.

До смерти.

— А что, кстати, странного в том, что мы путешествуем с Эльриком? — улыбнулась Кина. — Нет, я знаю, конечно, что шефанго наши давние враги. Но разве он враг?

Элидор безучастно пожал плечами.

— Мне трудно судить. Хотя, подозреваю, я наслышан об Эльрике-Предателе побольше вашего. Вы ведь не знали даже, насколько он стар.

— Да. — Синие глаза стали огромными и чуть испуганными, — Я не знала. Десять тысяч лет, это ведь и представить невозможно.

— Угу. Не то что прожить, — кивнул монах. — Хотя шефанго… С него станется. Значит, вы твердо решили ехать в Эллию?

— Не знаю. Эльрик мне еще не говорил. Но… раз он так сказал, значит, решили.

— Доверие. — Эльф приподнял тонко очерченные брови. Белые на темном, загорелом лице. — Вы так давно знакомы, что уверены в де Фоксе полностью?

— Три недели. — Кина глотнула вина и слегка скривилась.

— Позвольте. — Элидор взял ее кружку, выплеснул ее на пол и налил до краев темным, густым вином из своей фляги.

— Элидор! — ахнул Сим, прерывая свой запутанный рассказ. — Ты что?! Это же… Это ж нам из подвалов Хранителя. Его же по капельке…

Эльф глянул на приятеля, и тот заткнулся, недоговорив.

— Спасибо. — Эльфийка отпила из кружки и восхищенно покачала головой. — Чудесный вкус. Нет, правда чудесный. Я не знала, что люди умеют делать такое вино.

— Люди умеют. — Элидор глотнул прямо из фляги. — Но скажите мне, неужели три недели — достаточный срок, чтобы убедиться в том, что спутник ваш не опасен? Для вас не опасен. В том, что он для остальных угроза смертельная, я и не сомневаюсь.

— Он убил Змея, — задумчиво произнесла Кина. — Вы не представляете себе, что это был за Змей. Настоящее чудовище из сказки. Из страшной сказки. Убил Змея и спас меня.

Эльф выбил пальцами дробь по столу. Ухмыльнулся:

— Действительно. Очень романтично. Но он ведь и сам — чудовище из сказок. Вам ли не знать, вы же менестрель.

— Конечно. — Кина расцвела улыбкой и взглянула на Эльрика, уже успевшего вновь закурить. Элидор проследил за ее взглядом. Нет, лицо у монаха не дрогнуло, только сжались на мгновение тонкие губы. — Конечно. — Эльфийка перевела взгляд на собеседника — словно накатила теплая синяя волна. — Но он не чудовище. Он мне как брат. Старший.

Лениво и неспешно Эльрик обернулся к Кине.

«…как брат…»

«Мог бы и раньше понять, придурок».

Что-то надломилось внутри, оставив ощущение саднящей боли и потери. Потери.

Можно ли потерять то, чего никогда не было?

Оказывается, можно.

— А капитан, значит, заподозрил именно вас? — Де Фокс вновь посмотрел на Сима.

— Ну да! — радостно подхватил гоббер, — Веришь, я сам не понял почему. Ладно бы за дело. Но за дело я обычно не попадаюсь. Знаешь, наверное, как это бывает, бьют всегда с той стороны, откуда меньше всего ожидаешь…

— Знаю, — согласился Эльрик и улыбнулся. — Я знаю.

Готская империя. Готхельм

Эта встреча прошла за шесть лет до того, как Кина попала в Уденталь. За шесть лет до необъяснимого нападения людей на берега Айнодора. За шесть лет до того, как Тресса де Фокс отпраздновала свое десятитысячелетие.

Встреча прошла в огромном сером здании, стоящем на одной из площадей Готхельма, столицы Готской империй. А здание было курией ордена Бича Божьего.

Магистр Белого Креста вышел из кареты, недовольно огляделся по сторонам, игнорируя встречающих его рыцарей в серых плащах, и тяжелой походкой направился к массивным дубовым дверям. Магистру никогда не нравился Готхельм. Слишком много камня. Слишком мрачно. Слишком самоуверенно. Но генерал «Бичей» очень просил приехать. Присутствие магистра нужно было генералу настолько, что даже письмо, где излагалась просьба, было вежливым, без обычного готского высокомерия.

На это стоило обратить внимание. И пришлось покидать зеленый, солнечный Аквитон, чтобы отправиться в далекое — особенно для пожилого человека — путешествие на север. В каменную твердыню самой сильной империи Запада.

У подножия широкой лестницы, льющейся сверху голым камнем ступеней, магистра встретил высокий широкоплечий рыцарь. Последний раз магистр видел его лет двадцать назад. Но не узнать стылый взгляд холодных серых глаз было невозможно.

— Сэр Зигфрид.

— Отец Артур.

Они поклонились друг другу.

«Однако сквозняки у них», — недовольно отметил магистр. Откуда-то ощутимо повеяло холодом. Впрочем, это тут же прошло.

— Я рад, что вы снизошли к моей просьбе и приняли приглашение. — Зигфрид приглашающе махнул рукой, и оба священника начали неспешно подниматься по каменной лестнице.

«Смирение. То, что пуще гордыни. — Отец Артур слушал генерала, кивал, а слышал лишь резкое несоответствие благодарных слов и холодного, надменного голоса. — В этакой каменной глыбе — и ни одного ковра».

Он отдавал себе отчет в том, что придирается, скорее всего, напрасно. Из одной только врожденной, переданной еще от предшественника неприязни к ордену Бича Божьего, искоренителям ереси и нечестивцев, врагам всего, что осмеливалось противиться Святому Огню. И все же легкое недовольство не отпускало, мешало настроиться на мирный, благожелательный тон, успокоить собеседника, внушить доверие и… Внимательно смотреть, слушать, запоминать. Не то чтобы в этом была необходимость. Но магистром в Белом Кресте мог стать лишь тот, кто всю жизнь умел смотреть и видеть. Увы, это порождало подозрительность, которую, впрочем, вполне можно было назвать предусмотрительностью, не больше.

Да. Простая предусмотрительность.

— Как я понял, сэр Зигфрид, вы до сих пор не сумели разрешить вашу проблему?

— Мы прилагаем все усилия. — Лицо генерала окаменело. Прокатились на скулах желваки. — Но… да. Вы правы, отец Артур.

— Рыцари Бича Божьего — военная мощь нашей церкви. Надежда всех Опаленных. Чего же хотите вы от нас, мирных, нищенствующих монахов, которые даже не знают толком, как держать в руках оружие?

Гот вздохнул. Опустил глаза, задержав взгляд на голой крышке простого деревянного стола:

— Нам нужен совет.

«Да неужели? — саркастически хмыкнул магистр. Хмыкнул, разумеется, про себя. — А давно ли вы обвиняли наш орден в ереси и отступлении от догм во имя неведомых — вам неведомых — целей?» Он молчал, выжидающе глядя на собеседника. Когда-то медово-желтые, но поблекшие с возрастом глаза смотрели мягко и дружелюбно.

«Хочешь, чтобы я помог тебе, брат по Анласу? Чтобы спросил: какой совет вам нужен? Нет уж. Такой помощи ты от меня не дождешься. Давай, сэр рыцарь, говори сам. Ломай себя, как моих мальчиков ломал. По неведению якобы. Мальчики на Небесах. Им все равно. А мне нет. Я-то ведь живой еще… Еще живой…»

— Вы… вам многое известно, — выдавил наконец сэр Зигфрид. — Если мы — военная мощь церкви, то вы, Белый Крест, — ее разум.

— Насколько я помню, генерал, вы всегда склонны были соглашаться с народной поговоркой «Сила есть — ума не надо». Не слышали? Ах, ну да, рыцари далеки от простонародья… В смирении своем далеки, разумеется.

Зигфрид выслушал его молча. Не поднимая глаз от столешницы. Казалось, еще немного, и дерево задымится под его взглядом.

«Или заиндевеет…»

— Мы были не правы, — выдавил наконец гот. — Людям свойственно ошибаться, и мы не лучше многих. Но ошибки остались в прошлом, отец Артур. А держать зло на ближних своих не подобает Опаленному.

— Тем более не подобает держать зло на братьев своих, — кивнул магистр. — Спрашивайте. Я отвечу.

— Он преследует нас, — коротко выдохнул сэр Зигфрид. Помолчал, барабаня пальцами по столу. — Скоро пять лет, как началась эта напасть. И все эти пять лет рыцари Бича Божьего погибают. Один за другим. Погибают от руки этого чудовища.

— Одного-единственного шефанго, как я понимаю?

— Это не шефанго, магистр. Я говорю вам — это Враг.

— Сам Рилдир?

— Ну… кто-то из его прихвостней. — Гот слегка смутился. — Он непобедим.

— Непобедимых не бывает.

— Но…

— Послушайте меня, генерал. — Отец Артур поудобнее устроился на жестком, с высокой спинкой кресле. — Существо, с которым вы имеете дело, мы знаем давно. Это не демон. И уж, конечно, не Враг. Но он стар. Очень стар. Вся история рода человеческого — вдумайтесь, сэр Зигфрид, — короче, чем жизнь вашего противника. Именно поэтому с ним трудно справиться. И трудно его убить. Скажу откровенно, я не думаю, что вы вообще сможете убить его, раз уж не смогли за эти годы.

— Но что же нам делать? — В голосе гота скользнула нотка искренней растерянности. — Лучшие бойцы ордена, цвет рыцарства…

— У вас есть молодые послушники? — перебил его магистр.

— Что? — Сбитый с мысли генерал удивленно взглянул на собеседника. — А! Ну да, разумеется. У нас все меньше остается опытных воинов. Мальчишек же… — Он махнул рукой. — Их скоро некому будет учить.

— Отправьте против шефанго этих мальчиков. — Отец Артур приподнял руку, предупреждая возражения гота. — Лет четырнадцати — шестнадцати, не старше. Я повторяю еще раз: вы не сможете убить его. Но он уйдет. Сам.

— Я не понимаю…

— И не поймете, — устало проговорил магистр, поднимаясь. — Он просто не убивает детей.

Трясясь в карете по вымощенной камнем дороге, отец Артур, магистр ордена Белого Креста, откинулся на мягкую спинку сиденья и прикрыл глаза.

Отдыхая?

Вспоминая?

Снова и снова прокручивая в памяти, нет, не разговор — беседа с генералом «Бичей» была совершенно не интересна пожилому священнику.

Ощущения.

В великой самонадеянности своей рыцари и недодумали пригласить к себе кого-нибудь званием пониже.

«А кроме меня, пожалуй, никто и не почувствовал бы…» — чуть грустно усмехнулся отец Артур.

Курия ордена Бича Божьего была насквозь пропитана Мраком. Нет, не сквозняки виной тому, что стыли в объятиях каменной цитадели старые кости магистра. Хотя сначала ошибся даже он, списав леденящий ветер на небрежность строителей и непривычный климат.

Не сквозняки.

Только Мрак, или Тьма, так называют это эльфы, дышит таким мертвым холодом и… смертью.

Священник сидел расслабившись, словно дремал, и лицо его было спокойным и мягким. Как всегда. А в сердце росла, клубилась, колола острыми иглами тревога. Не тревога даже — ужас смертельный. Враг человеческий проник в самое сердце одного из анласитских орденов. Рилдир Смущающий, могучий и страшный противник. Тот, кто не останавливается, тот, кто Творит во имя великого Зла, тот, кто…

«Единственный, на кого у нас нет архива и свитка с персональным делом». — Магистр задумчиво рассмотрел собственную иронию с разных сторон и вышвырнул в приоткрытое окно кареты.

Не до смеха было.

А в Готской империи уже взялись за работу люди. Разные люди. Самые обычные люди. Давно примелькавшиеся на улицах, в трактирах, в базарных рядах и на чопорных светских сборищах. Люди, которые, как и магистр, умели смотреть и видеть, слушать и слышать, запоминать и оценивать. В первый раз за все время своего существования Белый Крест лицом к лицу столкнулся с Врагом. В первый раз. Но орден был готов к этому.

Графство Карталь. Столица

Элидор перестал наконец таращиться на Кину и вспомнил о своем завтраке. Произошло это, правда, не раньше, чем эльфийка встала из-за стола. Эльрик проводил ее в комнату, усмехнулся:

— Собирайся.

— Что собирать-то? — честно спросила Кина.

— Понятия не имею. Но любая женщина в любой ситуации тратит на сборы не меньше часа.

— А Тресса?

— Тем более.

— Мы уезжаем прямо сейчас?

— Надеюсь. Во всяком случае, мы с тобой уезжаем. Если хочешь, подождем твоего монаха где-нибудь за пределами Карталя.

Уши эльфийки, очаровательные маленькие ушки, начали наливаться алым.

— Да ладно тебе. — Принц улыбнулся. — Мы их в любом случае дождались бы. Иначе через Опаленные земли не проехать.

— Он красивый, — почему-то жалобно сказала Кина. — И… такой мрачный.

«Он красивый?!» — едва не завопил Эльрик. Но сдержался. Даже смех неприличный удержал.

— Мрачный, это точно. Ладно, я за тобой зайду. — Шефанго развернулся и отправился к лестнице.

— А ты куда? — окликнула его Кина.

— Нам лошади нужны, — бросил Эльрик не оборачиваясь. — Если что — кричи.

«Косу даю на отрезание, Элидор тебя караулить будет». Эльф действительно давал Симу краткие напутствия, отправляя гоббера за лошадьми. По уму-то выбирать лошадей следовало как раз Элидору. Ну так то по уму.

— Мы поедем быстро. — Монах оставил ошалело кивающего Сима в покое и обернулся к принцу.

— Двенадцать лошадей. — Эльрик пожал плечами.

— Сколько?! — У гоббера волосы встали дыбом.

— Хм. А мысль хорошая. — Элидор задумался. — Ну да. Если можно ехать одвуконь, почему не ехать на трех?

— А может, на четырех? — язвительно поинтересовался Сим. — Элидор, у тебя задница отпадет.

— У меня — нет, — совершенно спокойно отпарировал Элидор. — А тебя никто силой не тащил.

— Здесь хватит на шесть лошадей. — Де Фокс выложил на стол перед половинчиком несколько крупных серебряных монет и пару золотых. — Вы вообще в них разбираетесь?

— А то ж! — гордо ответил Сим. — Если хочешь знать, когда я был на лошадиных торгах в Гульраме, ну, это было давно, у нас и отец-настоятель еще другой был, хороший такой отец-настоятель, как раз в том году, только не у нас в монастыре, а у них, и не в монастыре, а в этом самом Гульраме на скачках выставляли какую-то там особенную кобылу… Или жеребца… А может, мерина…

Эльрик, уже начавший привычно отключаться от гобберовой болтовни, неожиданно насторожился:

— Это вы про скачки с участием Серой Зарницы?

— Да откуда я знаю, — отмахнулся Сим, — какая-то там лошадь…

— Понял. — Эльрик посмотрел на половинчика с искренней жалостью и слегка брезгливым любопытством. — В лошадях вы понимаете примерно столько же, сколько я в видах на урожай.

Дальше должно было быть совсем просто. Еще несколько слов. Отправить эльфа, прирожденного лошадника, вместе с Симом. Хотя бы на час заставить его убраться из трактира…

— Ладно, — неожиданно для самого себя сказал шефанго, — идите уж, добрый гений отцов-настоятелей.

Сим сгреб деньги, ссыпал их в огромных размеров кошелек и потопал к выходу.

Эльрик отправился следом. В городе появляться нельзя, но подышать воздухом на заднем дворе — от этого большой беды не будет.

— В замке знают о том, кто поднял бучу? — бросил ему в спину Элидор.

— Не думаю.

— Если на выезде из города возникнут проблемы — мы везем вас в монастырь по приказу настоятеля. Эльрик остановился, развернулся к эльфу:

— Вы полагаете, у меня могут возникнуть проблемы?

— Зачем поднимать лишний шум? — неожиданно миролюбиво спросил монах.

Он мог себе позволить быть миролюбивым. И главное, он был абсолютно прав.

Эльрик кивнул, аккуратно подтолкнул прислушавшегося гоббера к дверям и вышел сам.

Магистру ордена Белого Креста. Строго конфиденциально.

Из достоверных источников мной получены сведения о том, что кронпринц Гуго недавно принял участие в молении Мраку. Пригласил его туда палатин де Тир. Состав участников сего действа уточняется.

5 июля 1360 г. Готхельм.

Графство Карталь — герцогство Аквитон. Дорога на Лоску

Эльрик де Фокс

Гулкий топот подкованных копыт по мощеной дороге. Проносящиеся мимо деревья. Редкие поляны. Кучки навоза на камнях. Идиллия. Пастораль, так ее разэтак! И мы летим: шефанго, два эльфа и гоббер. Летим отреконь. По-степняцки. На ходу пересаживаясь с лошади на лошадь. Вперед! В Аквитон.

Бедный, бедный Сим.

Гоббер, верткий и шустрый, все-таки не был приспособлен для больших лошадей. В первый же день, за который мы сделали два стандартных перехода, он умудрился стереть себе все части тела, принимающие непосредственное участие в верховой езде. И когда наша четверка остановилась наконец на привад, половинчик сполз с седла. Постоял, качаясь, на неверных ногах и упал на живот.

Ну что ж. Его можно понять.

Элидор и Кина занялись лошадьми. Я — костром. Гоббер — своей трубкой.

Когда окончательно стемнело, мы успели уже помыться в недалеком ручье, сварить ужин и сидели вокруг трещащего сучьями огня, старательно не обращая внимания на Сима, который по-прежнему лежал на животе.

Что интересно, эльф и я, умывшись, снова облачились в доспехи. Я-то понятно почему — слишком много непонятного за последние дни случилось. И нет гарантии, что не вылезет из кустов очередная Тварь или, того хуже, Древний.

Если уж будут меня есть, пусть я хотя бы в зубах застряну. А Элидор? Или он тоже от каждой тени шарахается?

Мы сидели спиной к огню, потому что нет ничего опаснее слепящих бликов в глазах, когда резко разворачиваешься от пламени в темноту окружающего леса. А Кина и половинчик любовались костром. Смотрели на взлетающие к вершинам деревьев искры да задремывали себе потихоньку.

Элидор таращился в темноту, обхватив колени руками. Ладно хоть не на Кину таращился, уже хорошо. Собственно, на эльфиечку смотреть ему и не полагалось — часовой как-никак. Мы еще в Картале обговорили время дежурств. Себе я оставил «собачью» вахту, потому как даже если — в мире случаются иногда чудеса — я и засну на страже, чувство опасности все равно разбудит. Впрочем, я не засну. Была бы у меня привычка на карауле засыпать, хрен бы я когда десять тысяч лет отметил…

Ладно хвалиться, принц! Всех достоинств у тебя — живучесть сверхъестественная. Да шестое чувство…

Пора уже было покурить да падать.

Кина, от романтики лесной ошалев, на плаще моем калачиком свернулась и, кажется, заснула уже. Первый раз в дикости такой ночует девочка. Ей пока все нравится. Все интересно. Даже вода ледяная, даже пот конский, который этой водой смывать врагу не пожелаю. Муравьев-пауков и прочей мелкой нечисти эльфиечка не боялась совершенно. Что хорошо. Нет в лесу ничего хуже женщины, которая от каждой букашки с визгом шарахается и норовит на дерево залезть. Или на мужика, что рядом случился. Хотя эльфы, кажется, по природе своей не способны всяких тварюшек бояться. Обычных, понятное дело, тварюшек.

Надеюсь, «необычных» здесь повывели. Не зря же, в конце концов, «Бичи» хлеб едят… Чтоб им ветер встречный!

Я достал трубку. Достал кисет…

Тут-то и толкнуло. Опасность. Причем настолько близко, что даже напрягаться не пришлось, чтобы понять, кого на огонек принесло. Успел я еще обругать себя мысленно: знал ведь, каких Тварей к ночи поминать не следует.

Ржавильщик.

Хуже нечисти только нежить. Хуже нежити — нечисть разумная. Ржавильщики как раз к таковой и относились.

Где-то я слышал, что у этих тварей есть официальное название — какое-то мудреное виссанское слово. Но в народе их именовали именно так. Ржавильщики. Существа, питающиеся железом. И всем, в чем железо хоть чуть-чуть содержится. Тем, кто кормил их досыта, Ржавильщики открывали местонахождение кладов. Они металл издалека чуют. И, раскопав сокровищницу, обычно сжирают оттуда у все, что могут сожрать. А потом, поскольку потребности в драгоценностях не испытывают, клады эти сдают. Хотя чаще все-таки обманывают. Из природной мерзопакостности. Если же, на свою беду, накормить Ржавильщика нечем, то скотина эта и убить может. Ее ведь кроме лунного серебра да магии какой-нибудь и не берет ничего. А голыми руками убивать бесполезно. Обожжешься только. Хорошо, если мясо до костей не слезет.

— Алярм, — вполголоса сказал я. — Ржавильщик в кустах справа…

И снова меня толкнуло. Я чуть за топор не схватился.

Элидор, хвала Богам, не дурак оказался, спокойно так повернулся ко мне. Посмотрел вопросительно.

— С ним кто-то еще, — сообщил я.

Приоткрывший было глаз гоббер, услышав про Ржавильщика, на мгновение зажмурился. Я его понимал прекрасно.

Элидор меланхолично коснулся рукояти кинжала за поясом. К чему бы это? Неужто серебро лунное? Ну да. Очень уж кинжал на мой такой же похож. Ладно. Лучше так, чем никак.

— Мир вам, господа хорошие, — проскрипело над полянкой, словно лезвием меча провели по камню.

Кина проснулась и села, растерянно щурясь. Потянула на себя просторный Эльриков плащ.

— Это кто? — Эльфийка по очереди взглянула на де Фокса и на Элидора, которые одновременно подвинулись к ней, заслоняя с двух сторон.

Сим индифферентно наполз пузом на меч и сообщил, словно о бабочке редкой породы:

— Это, Кинушка, Ржавильщик. Встречаются, знаешь ли, в здешних лесах.

— Может, и мир, — рыкнул Эльрик в ответ на приветствие, до рези в глазах всматриваясь в заросли за спиной вышедшей на поляну твари. Лошади беспокоились. Храпели и пытались бить копытами, но у них, стреноженных, это получалось плохо.

— Да почему же «может»? — Существо осторожно подходило к костру. Или подползало? Ржавильщики обычно не утруждали себя принятием какой-то определенной формы. Так — комок блестящей, как ртуть, и такой же подвижной массы. Впрочем, сейчас, вопреки обыкновению, бликующая алыми отблесками туша заколебалась, вытягивая из себя голову, две руки и какое-то подобие ног. — Почему же «может», добрые господа. Мир есть. И будет…

— Есть, — не удержавшись, брякнул Сим. Ржавильщик захихикал. Странно было слышать тоненький смех, вырывающийся из пасти, в которой поместилась бы человеческая голова.

— Смешно, — подытожило чудовище, отсмеявшись. — А у нас с вами, добрые господа, обязательно будет мир, если вы, конечно, накормите голодненького Ржавильщика.

— Кае аш, Эльррихх? — вполголоса спросил Элидор, и принц обернулся к монаху с несказанным изумлением. Эльф говорил на зароллаше. Говорил, разумеется, отвратительно, излишне грассируя и чрезмерно смягчив последнюю согласную. Но вопрос был понятен.

— Ас норр от’вэсс, — ответил он так же тихо. Да. Он действительно не видел. Мог поклясться, что нет никого в тех кустах. И ничего. Зрение у шефанго не хуже кошачьего. А может, и лучше. Сейчас в лесу, под звездным небом для Эльрика было светло, как днем…

Но чувство опасности не обманывает. Не может оно обмануть. Как не могут обмануть зрение или слух.

— Хватит болтать, — рявкнул Ржавильщик неожиданно громким голосом. — Жрать хочу! Кина шарахнулась к Элидору. Эльф и шефанго одновременно начали снимать доспехи.

— Так-то лучше, — удовлетворенно проскрипела тварь, присаживаясь в стороне от костра. К сожалению, огня эта нечисть не боялась. Просто избегала, скорее, как дань традиции.

«Главное, чтобы на кольчугу ни капли не попало. «кто же там, в лесу?» Остальное чинить проще, кто? да и не так жалко. Хотя в этих землях булат, конечно, не купишь». — Эльрик неспешно расстегивал пряжки. Тянуть время не имело особого смысла — до утра, до солнечного света, еще много часов. К Кине они с эльфом Ржавильщика не подпустят — это понятно. Да и не нужна ему Кина. К доспехам бы не подпустить да к оружию… Они еще понадобятся.

— Скорее! — вновь рыкнул Ржавильщик, утрачивая остатки миролюбия.

— Ремешок запутался. — Элидор старательно дергал пряжку. — Наручи старые, понимаешь? Давно пора менять.

— Заодно и поменяешь. — Тварь передвинулась-перетекла ближе. — А струны у девочки из чего?

— Серебряные, — буркнул Эльрик и не отказал себе в удовольствии посмотреть, как блестящий сгусток шарахнулся подальше.

— Чего пялишься. Жрать давай! — вновь сформировавшаяся скользкая лапа потянулась к топору, и шефанго, подавив в себе инстинктивное желание врезать по ней каблуком, швырнул твари свою латную перчатку.

Кина лишь вздохнула коротко, увидев, как еще в воздухе рассыпается хлопьями ржавчины холодная сталь.

Эльрик подумал, решил резонно, что с одной рукавицы пользы все равно не будет, и бросил Ржавильщику вторую. Она мгновенно исчезла.

— Еще давай! — рявкнул монстр, возбужденно меняя форму за формой.

— Да подожди ты. — Эльрик сложил возле себя наручи и наплечники.

Расстегнул тяжелый боевой пояс и начал снимать кольчугу.

— Наруч давай! Второй давай! Топор давай! Ну!

— Не спеши. Все сразу и сожрешь… Звенящей волной кольчуга стекла на землю.

— Элидор, д’вайе…

— Назх.

Шефанго кошкой метнулся через костер. И взвыл Ржавильщик, не успевший среагировать, когда серебряное лезвие полоснуло его расплывающуюся тушу.

И одновременно раздвинулись кусты справа от костра. Примялась высокая трава. Но по-прежнему никого там не было видно. Никого… Хотя чувство опасности билось в Эльрике, звенело натянутой струной.

«Невидимка… Хтоническая тварь… — Принц, как танцующая змея, ушел от выстреливших в него бесформенных отростков. — Откуда?!» Взвился на ноги Элидор, вклиниваясь между Невидимкой и Ржавильщиком, не давая нечисти объединиться…

— Нет! — рявкнул шефанго, вновь дотягиваясь до своего противника, заставляя его сжаться и отступить. — Твой Ржавильщик!

И скользнул навстречу сминающейся под тяжелой поступью траве.

У него были шансы. Пусть небольшие, но были. Эльрик помнил Невидимок, тварей таких же древних, как Змеи, и таких же тупых в своей невообразимой силе. Они привыкли убивать легко. Не встречая сопротивления. И вряд ли за прошедшие тысячелетия успели научиться драться с противником, который знает, с какой стороны, когда и как будет нанесен удар.

Правда, знает очень приблизительно…

До топора было уже не добраться. Да и не взяла бы нечисть простая, пусть и благородная сталь.

Эльрик де Фокс

Тело привычно вошло в ритм боя. Замедлилось время. Легкими и четкими стали движения. Атака. Защита. Контратака. Поворот. Уход. Съем.

Невидимка шипел, когда серебряное лезвие доставало его. Скрежетал где-то за спиной Ржавильщик. Такие кинжалы, как у нас с эльфом, стоили бешеных денег. И добыть их можно было только в Западных горах. Но зато какая полезная штука!

Атака! Еще! Крик от костра:

— Эльрик! Держи!

Я хватанул не глядя. Зеш-ш… Этот… Сим… Этот… Гоббер… швырнул мне горящую головню. Молодец, конечно. Но ведь на мне даже перчаток нет!

Я заработал головешкой, как берсерк. Она, естественно, от этого не остыла. Скорее, наоборот. Но зато и Невидимка загорелся. Надо же! У него, оказывается, есть шерсть. А загоревшись, тварь стала видимой, что порадовало меня, несмотря на затруднительное положение. Я отшвырнул проклятую деревяшку. Теперь Невидимка лишь пытался защититься.

И тут сзади напал Ржавильщик.

Надо отдать скотине должное, он без раздумий бросился на помощь своему напарнику. Но отдавать ему должное я собирался лишь после того, как прикончу обоих. А это оказалось проблематичным. Элидор лежал без движения. Его кинжал валялся рядом. Ржавильщик и Невидимка радостно взялись за меня.

За несколько секунд боя Сим дважды спас мне жизнь. Второй раз тем, что подхватил кинжал эльфа и набросился на скользкого гада. Оставив мне горящего. В полной мере у него, конечно, это не получилось. Но хотя бы частично он Ржавильщика на себя отвлек. А когда общими усилиями мы начали наконец теснить врагов, те… растаяли в воздухе. Если, конечно, подобное выражение корректно по отношению к Невидимке. Хотя горящий Невидимка совсем не то, что Невидимка негорящий.

— Где они?!

Гоббер вертел головой, сжимая в руках длинный Элидоров кинжал.

— Не знаю. Но не здесь — это точно. В лесу на несколько миль вокруг не было ничего опаснее волков.

— Они всегда… так? А?

— Н-нет. Не всегда. Это-то меня и смущает… Но, как бы там ни было, они нас больше не побеспокоят.

Сим еще разок махнул кинжалом повоинственней. Повернулся к костру, где Кина пыталась убедить Элидора в том, что ему надо лежать и лечиться, и изрек:

— Слушайте, а в котелке еще чего-нибудь осталось? Гоббер. Что с него возьмешь?

На следующее утро мы все чувствовали себя совершенно разбитыми. А вот лошади наши, отдохнув за ночь, гарцевали, грызли удила и рвались в дорогу.

Ничего, к вечеру им будет так же плохо, как нам.

Сим посмотрел на седло с ненавистью. Вздохнул. Потрогал зачем-то меч.

Может, он рассчитывал прикончить своих коней и позволить себе небольшой отдых? Как бы там ни было, этой возможности мы гобберу не дали. Элидор закинул его в седло. Вперед!

Через час сумасшедшей скачки мы обогнали бредущий куда-то караван.

Низенькие толстоногие лошадки шарахнулись от наших коней. И погонщики шарахнулись тоже, провожая нас испуганными взглядами. Поди пойми — то ли мы отряд разбойников, спасающихся от людей наместника, то ли, на — оборот, люди наместника, опять же спасающиеся от отряда разбойников. Сим хоть и болтался в седле, как заяц на заборе, умудрился-таки обернуться и свистнуть не хуже наших пиратов. Мужики посыпались с подвод, как горох, и попрятались в кустах.

Впрочем, я отследил это, только оглянувшись. А через минуту каравана уже не было видно. Вперед!

Мы не делали привала. Миновал полдень. Потом солнце стало клониться к западу. Крупы и шеи наших коней покрылись потом. Затем пеной. Она начала окрашиваться в розовый цвет, когда впереди — мы сперва не поверили — показались городские стены.

— Лоска! — завопили одновременно четыре глотки. Три луженых и одна — серебряная. Кины.

Тут-то и рухнула лошадь подо мной. Я — самый тяжелый. Две другие, судя по их виду, дольше минуты не протянули бы. Ну и шут с ними.

Остальные, не сразу сообразив, что случилось, пронеслись вперед. Остановились. И Сим, отметая возражения самим своим видом, слез на землю:

— Вы как хотите. А я — как Эльрик. Он хорошо придумал. Пошли пешком.

— Ладно. — Элидор спрыгнул с коня. Снял с седла Кину. — Пешком так пешком. Заодно меньше пошлины заплатим.

Вот ведь умеет монах в любой ситуации видеть светлые стороны!

Расседлав наших запаленных скакунов, мы отпустили их на волю. Может, выживут. А сами, взвалив на плечи по седлу, потопали к городским воротам.

Герцогство Аквитон. Лоска

Эльрик сидел на постели, скрестив по-степняцки ноги, курил, слушал доносящиеся с улицы ночные шумы и лениво размышлял.

Размышлял он о том, хорошо или плохо, прожив среди людей целую прорву тысячелетий, остаться шефанго. Шефанго в полной мере. Не только лицом кошмарным, глазами-бельмами да силой нечеловеческой. Остаться шефанго в душе. Принц давно уже убедился, что именно там, глубоко-глубоко, накрепко вросшее корнями и живет различие между расами, населяющими мир. Именно там, а не во внешности, что бы люди, избравшие себя эталоном, ни думали по этому поводу.

Всего два дня назад, вынужденный терпеть присутствие Элидора, Эльрик с радостью воспользовался бы любой возможностью… нет, не убить, но хотя бы доходчиво объяснить тому, где его, монаха, место. Это было вполне понятно и с точки зрения смертных, и с точки зрения шефанго, да и с точки зрения эльфов, наверное, тоже. Как еще прикажете относиться к мужчине, который, ничтоже сумняшеся, у вас на глазах пытается соблазнить вашу женщину! Беда в том, что, будучи в момент их встречи в женском обличье, принц отнесся к происходящему без должного внимания, и как итог…

Итогом стала беспомощная, тоскливая, жалкая ярость.

Проигравшие не заслуживают ни жалости, ни сочувствия.

Эльрик умел проигрывать. Умел относиться с уважением к достойному противнику. Умел сам не добивать побежденного…

Но никогда не было в игре столь высоких ставок.

Он проиграл.

Принц улыбнулся, опустив глаза. Выдохнул дым.

Он был шефанго. Наверное, это все-таки хорошо.

Потому что только шефанго знают всю глубину и важность трех, всего трех коротких слов: «Несс х’геррсе арро». Они живут с этим от рождения. И уходят, если приходится уходить, не забыв.

«Несс х’геррсе арро».

Не закон. И даже не традиция.

Образ жизни.

Как раз то, что живет глубоко в душе, что является частью души, высокой истиной, тем, что определяет твой Путь:

«Несс х’геррсе арро. — Мы дрались вместе».

Вот так вот просто, обыденно, незначительно звучало это на человеческом языке. Но перед этой простотой теряло значение все остальное. Любовь. Ненависть. Радость. Горе. Ярость. Страх. Того, кто дрался вместе с ним, Эльрик не предавал. Он никогда не бросил бы Сулаймановых исманов в ту безнадежную драку, если бы хоть кто-то из них вмешался в его бой со Змеем. Он уходил от драки, если бросали ему вызов те, кто когда-то рубился с ним плечом к плечу. Он…

Он дрался вместе с Элидором.

Нет, один-единственный бой ничего особо не менял. И не делась никуда неприязнь. И сознание того, что без сопровождения двух монахов слишком рискованно было бы везти Кину через анласитские земли, отнюдь не улучшало настроения. И уж, конечно, то, что Кина…

Кина…

Эльрик рассматривал паутинную кисею дыма, зависшую под беленым потолком.

Казалось бы, за бесконечные века можно научиться не доверять, подозревать в предательстве, предавать самому, наконец. Чему-то он действительно научился. А вот вытравить из сознания твердую убежденность в том, что не станет врагом тот, кто прикрывал в бою твою спину, так и не смог.

Сим и Элидор. Боевые монахи…

«Когда-то это называлось „оперативники“, оперативные агенты… — неожиданно вспомнил Эльрик. — Или будет называться? Если будет».

Люди, работающие на орден, страшнее которого, если говорить о реальной силе, а не о голой боевой мощи, принц не знал. Он сам, при всей своей самоуверенности и безграничном нахальстве, никогда не переходил дорогу Белому Кресту. Хотя бы потому, что понял однажды — от этих не спастись. Твердая предубежденность против ордена сложилась давно, значительно раньше, чем появилась ненависть к «Бичам». Эльрик не зря именовал монахов Белого Креста «боевыми крысами». Именно на крыс они и походили. Коварные, изощренные в самых невероятных хитростях, живучие, беспринципные, способные на любое преступление… во имя идеи.

Да. В Белом Кресте работали не за деньги, не за престиж и уж тем более не за славу — слава как раз была бы лишней. Там все определяла вера… Нет, не вера даже, а служение ей. Служение Святому Огню. Служение церкви. Монахи ордена грешили иногда так, что сам Хранитель не взялся бы отмаливать эти грехи. Но частенько лишь благодаря таким вот грешникам Хранитель избегал внезапной кончины. Сам об этом не подозревая.

Боевые крысы.

Можно было научиться не доверять. Подозревать. Предавать самому. Предавать он научился. Но так и не разучился верить.

Может быть, смешно и дико звучало «несс х’геррсе арро» по отношению к монахам Белого Креста, но ведь так оно и было…

«Но, по уму-то, плевать мне на все это с высокой башни, — очень убедительно сказал себе Эльрик. — Добраться бы до Эллии, отсидеться там, пока не закончится заварушка, соблазнить за это время Кину… А ее ненаглядный эльф, скорее всего, сдохнет где-нибудь, выполняя дурацкие задания своего дурацкого ордена…» Если бы не Элидор и не Сим, если бы не их помощь вчера, в лесу, Ржавильщик и Невидимка могли бы замечательно поужинать. Один оружием и доспехами. Второй — Эльриком и Киной.

Ненормальная спешка, бешеная скачка, запаленные лошади.

Все это не было, конечно, чем-то из ряда вон. Принцу не однажды приходилось вот так же лететь, мчаться, не жалея ни себя, ни коней, выполняя приказ, или спеша кому-то на помощь, или…

«Даже к женщинам иногда поторопиться приходится…» Но для него это было забавой. Обычно забавой. Коротким мгновением в бесконечности жизни.

Почему не поработать на кого-нибудь достойного интереса и внимания? Особенно если знаешь точно, что тот, кто приказывает тебе, умрет через несколько десятков лет. Он — умрет. Ты — останешься. И в те дни, когда ровным счетом нечем будет заняться, тебе найдется о чем вспомнить и над чем посмеяться…

Для Сима с Элидором все было иначе.

А как? И почему? И зачем им все это?

Кто-то отсиживается в безопасном укрытии. А кто-то в это время делает все, чтобы укрытие было действительно безопасным.

«Я не знаю, насколько круты эти двое монахов. — Эльрик снова прокручивал в памяти бой с нечистью. Деталь за деталью. Каждое мгновение, которое успел он увидеть, но не успел осознать тогда. — Не знаю. Знаю только, что я круче их обоих вместе взятых. И меня не касаются их дела и их заботы. Меня не волнует, будут они живы или погибнут, когда распрощаются с нами. Главное, чтобы их черно-белые плащи послужили прикрытием мне и Кине, пока едем мы через анласитские земли… Ты понял, принц! — рыкнул он сам на себя. — Это не твоя война! И вообще, спать пора. — Эльрик выбил трубку, насильственно переводя размышления в другое русло. Хвала Богам, этому он выучился в совершенстве, вынужденный схватываться со Зверем в себе самом. — Через два дня мы будем в Аквитоне. А там посмотрим».

Кина вертелась перед зеркалом, совершенно позабыв про остывающий на столе завтрак:

— Нет, Эльрик, тебе правда нравится? По-моему, к такому воротнику нужна другая прическа, не думаешь? Но с другой волосы растреплются — скачем как бешеные. Лошадей жалко. Они же выжили, правда?

Эльрик жевал мясо, кивал в нужных местах и время от времени вставлял необходимые замечания. Диалог их был скорее монологом эльфийки, но какой-то собеседник ей все же требовался.

— Думаешь, Элидору понравится?

Принц согнул в пальцах вилку. Разогнул обратно и бросил оценивающий взгляд на девушку. Тусклое зеркало, искажающее отражение до вида совершенно неузнаваемого, разумеется, не позволяло Кине увидеть себя во всей красе. Но Эльрик-то видел ее отнюдь не в зеркале.

Эльфийка нарядилась в новый дорожный костюм из мягкой замши, заявив, что старый провонял лошадиным потом и вообще поистрепался до крайности. Принц ни с тем, ни с другим не спорил, и весь вчерашний вечер, пока монахи объясняли хозяину гостиницы, кто тут главный, Эльрик с Киной бродили по лавкам, где эльфиечка придирчиво выбирала себе наряд. Увы, времени шить костюм на заказ, как делают все нормальные люди, у них не было. В конце концов, заявив, что ничего приличного в Лоске все равно не купить, Кина остановилась на чем-то сшитом, судя по всему, на стройного мальчика, и сшитом очень неплохо. А сегодня утром явилась пред строгие очи шефанго, чтобы узнать его мнение.

Эльрик мнение выразил коротким, но многозначительным присвистом.

В черно-голубой куртке с широким отложным воротником и таких же заправленных в мягкие высокие сапожки брюках эльфийка выглядела сногсшибательно.

— Я, конечно, предпочитаю женщин в юбках, — честно сказал де Фокс. — Но иногда склонен признать, что в брючных костюмах есть определенный шарм.

— Как ты временами мудрено выражаешься, — фыркнула Кина. И принялась вертеться перед зеркалом. Занималась она этим не меньше четверти часа, пока, коротко постучав, не просунул в дверь голову Сим.

Лицо у гоббера было осунувшимся, но сияющим и наглым.

— А мы лошадей найти не можем! — торжествующе сообщил он. И заорал в коридор:

— Элидорчик! Она здесь… В смысле, они здесь. Эльрик тоже!

Эльф что-то рявкнул неразборчиво. Скорее всего, выругался. Сим прислушался. Кивнул и вновь заорал:

— Они нас позавтракать вместе приглашают! Да! Иди сюда! — Он уставился на шефанго круглыми глазами. — Эльрик, ты ведь приглашаешь, да? О, Кина, потрясающе выглядишь. Мне нравится. А говорят, что у меня нет вкуса.

Раньше, чем ему успели ответить, гоббер исчез и вернулся через минуту, волоча огромный поднос с завтраком:

— Эльрик, можно я на твоей кровати есть буду? Понимаешь, с детства привык есть лежа. Да-да. Бывало, пожарит матушка гуся, кстати, я ведь не рассказывал вам про мою покойную матушку, великая была мастерица жарить гусей, ну и разводить, конечно, тоже, у нас гусятник был всей округе на зависть, крыша, между прочим, не соломенная, а дранкой крытая, отец на это…

— Сим! — рыкнул Элидор, появляясь в комнате.

— Аюшки? — Половинчик действительно улегся на Эльрикову кровать, поставив перед собой тарелку. — Элидорчик, ты чего? А я твой завтрак сюда принес. А ты его потерял, да? Ну, понимаешь, я подумал, что негоже такому представительному мужчине, как ты, таскать подносы с завтраком, как какому-нибудь мальчику гостиничному. Ты ведь у нас не гостиничный вовсе…

— Мальчик, — мурлыкнул Эльрик, не удержавшись. И даже Сим заткнулся. В наступившей, нехорошей какой-то тишине эльф повернулся к Кине. Отступил на шаг. А потом взял девушку за руку и нежно поцеловал ее тонкие пальцы:

— Ты из тех женщин, которые изумляют каждый день. Кина улыбнулась чуть неуверенно. Но руку не отняла. И вместе с Элидором прошла наконец-то к столу.

Элидор

Война — войной, а старые связи — старыми связями.

— Понимаешь, Элидор, запретил нам герцог продавать лошадей — войны ждет. — Франсуа был тих и грустен. Я тоже был тих, но отнюдь не грустен:

— Кто говорит о продаже? Ты мне их так отдашь.

— Ну знаешь ли! — вскинулся поставщик гвардейского кавалерийского полка его светлости герцога Аквитонского Франсуа Вале.

— Не знаю. И знать не хочу. Мне нужны лошади. Понимаешь, Франсуа, очень нужны. И ты мне их дашь. Вопросы есть?

Вале мрачно посмотрел на меня. Я ответил ему лучезарной улыбкой. Три года назад я помог ему выпутаться из очень грязной истории, поручившись в том, что он чист, аки голубь. Не то чтобы он был голубком, но и тех гадостей, в которых его обвиняли, он не делал. Он мог воровать и занимался этим постоянно. Он мог надувать всех в округе. И это за ним тоже водилось. Но участвовать в молении Мраку он не мог. Так что помог я ему тогда. А сейчас он поможет мне. И оба мы прекрасно это понимали.

— Сколько тебе нужно лошадей?

— Двенадцать.

— Сколько?! — Франсуа подпрыгнул на стуле.

— Двенадцать, Франсуа, двенадцать. И через полчаса. Если это для тебя слишком убыточно, то скажи, сколько денег мне нужно будет привезти при следующем посещении Лоски.

— Какие деньги? Ладно. Куда лошадей-то доставить?

— Постоялый двор «Черный палец». — Будут.

— Спасибо, Франсуа. — Я поднялся, — До свидания.

— Пока, — уныло ответил поставщик.

Часов в восемь утра, когда солнце уже ощутимо пригревало, разогнав с неба все предутренние облака, Эльрик и монахи седлали коней.

Проходящие через просторный гостиничный двор постояльцы косились удивленно на лошадей, пытаясь сообразить, что за отряд кавалеристов остановился здесь на отдых и как они этот отряд умудрились не заметить.

Косились.

Но виду не подавали.

Лошади фыркали и нетерпеливо переступали подкованными копытами.

— Где вы их раздобыли, Элидор? — Эльрик задумчиво рассматривал армейские клейма на холках высоких, сильных кобыл. — Сим утром говорил, что с лошадьми проблемы.

— Слушай, давай на «ты». — Эльф поморщился, недовольно взглянув на солнце. — Меня уже воротит с этой вежливости.

— Ничего удивительного, с непривычки-то. — Принц встряхнул вальтрап и, предупреждая ответную гадость, сказал:

— Ладно. Можно попробовать. Так где ты добыл лошадей?

— Взял, — Элидор пожал плечами, — у поставщика гвардейского кавалерийского полка его светлости герцога Аквитонского.

— На интендантскую сволочь ты вроде не тянешь. — Шефанго склонил голову, разглядывая монаха. — Во всяком случае, на местную интендантскую сволочь. Как же ты умудрился? Да еще перед войной.

— А ты про магию голоса знаешь? — ухмыльнулся эльф. — Хотя, конечно, где тебе! Ну, может, хоть слышал когда?

— Угу, — неопределенно ответил Эльрик. — Слышал. Теперь склонен поверить.

Кина появилась во дворе, неся в руках новенький, легкий арбалет. Крошечный и несерьезный с виду, явно работы гномов. Только гномы способны сделать такую чудную игрушку.

— Ты где это взяла? — Де Фокс изумленно глянул на арбалет. На Кину. Снова на арбалет.

— Элидор подарил. Сказал, что это дамский.

— Дамский-то он дамский… — Эльрик затянул последнюю подпругу. Посмотрел на Элидора.

— Пригодится, — лаконично объяснил монах, не дожидаясь вопроса.

— Она пузо надувает! — разъяренно взвыл Сим, который все еще возился с первой из своих лошадей. Эльрик и Элидор развернулись к гобберу одновременно. Не говоря ни слова, эльф саданул кобылу кулаком в живот, и тут же Эльрик затянул жесткие ремни.

Лошадь разочарованно вздохнула и попыталась укусить Сима за ухо. Тут уж половинчик сам не оплошал, хлопнул четвероногую тварь по морде, подумал и показал язык. Длинный и розовый.

Лошадь вздохнула еще раз.

— В следующий раз сам кусай, — совершенно серьезно посоветовал Элидор.

— Издеваешься? — обиделся гоббер.

— Как можно. Спроси вон у Эльрика, могу поспорить, он всегда так делает.

Принц не успел и слова сказать, как Сим брякнул сердито:

— Конечно. У него зубы вон какие. Как у слона. А я-то маленький.

— Как у слона… — задумчиво повторил эльф. — М-да. А ведь в этом что-то есть.

Эльрик молча подсадил Кину в седло. Вскочил на лошадь сам. Помог эльфийке пристроить у седла ее легкий арбалет, и, не дожидаясь монахов, они выехали на широкую улицу.

По улицам уже вовсю шнырял народ. Стража, приказчики, Проходимцы. Люди расступались, давая дорогу удивительной кавалькаде. Хозяин гостиницы осторожно выглядывал в окно, дабы убедиться в том, что его неприятные постояльцы действительно уезжают. Иметь дело с Белым Крестом — себе дороже. Но попробуй не иметь с ним дела, если монахам приходит в голову остановиться именно в лучшей гостинице города.

Через западные ворота текла бесконечная человеческая река. Отдельным руслом шли возы — спешили на базар припозднившиеся крестьяне. Равнодушные волы, налегающие грудью на ярмо, роняли на мостовую смачные лепехи. Одинокий всадник, как-то теряющийся в этом людском потоке, с трудом удерживал нервничающего коня, осторожно пробираясь к распахнутым створам.

Когда небольшой отряд подъехал ближе, установившийся в воротах порядок движения нарушился и сбился, потому что ни Эльрик, ни Элидор не пожелали становиться в хвост медлительной очереди и пустили лошадей напрямик, разве что не по головам, и то лишь потому, что у людей хватало ума шарахаться в сторону.

Какой-то нищий вывернулся из-под самых копыт. Погрозил клюкой, очень резво отбегая подальше. И тут лошадь под эльфом споткнулась и захромала, неловко припадая на переднюю ногу.

— Штезаль! — Монах от души шарахнул кулаком по луке седла. Кобыла дернула ушами.

— Ты о ком? — Эльрик смотрел с таким откровенным изумлением, что Элидор и сам на всякий случай удивился.

— О Вале, о ком же еще, — буркнул он, спешиваясь, — сплавил клячу — на живодерню краше отводят, да еще и плохо подкованную.

Игнорируя недовольные взгляды стражников в воротах и сдержанные ругательства горожан, вынужденных обходить неожиданное препятствие, эльф заставил лошадь поднять ногу.

— Дерьмо. Придется искать кузнеца.

— Два квартала по улице Кожевников. Третий перекресток. Направо, — тут же сообщил де Фокс. — Ты поезжай. Мы подождем вон там, в кабачке.

Эльф, который явно подумывал свалить поиски кузнеца на самого принца или на гоббера, мрачно взобрался на свою вторую кобылу.

— Не упейтесь там. Сим, присмотришь?

— Конечно.

Гоббер тут же использовал возможность пройтись пешочком. И вся компания отправилась в замеченный Эльриком кабачок.

— Ужасно романтическое название, — поморщился де Фокс, когда увидел заляпанную грязью вывеску.

— А что, — не понял Сим. — «Бычья печенка». По-моему, здорово. А на тебя не угодишь. То тебе «Оранжевая устрица» не нравится. То «Черный палец» не угодил. Теперь вот «печенка» опять же.

— Что ты там говорил о своем вкусе? — Эльрик помог эльфийке спрыгнуть на землю.

— Да ладно. — Половинчик ни капли не смутился. — Мне вон и Кина нравится. По-моему, она нисколько не хуже бычьей печенки. Разве не так?

И принц не нашел, что ответить.

Эльрик де Фокс

Лошадей — к коновязи. Мальчику — пару медяков, чтоб присмотрел. Дверь, естественно, пинком. Хм. Оказывается, она открывалась наружу. Так оплошать два раза за три дня… Но я же не знал! И не моя вина, что вовнутрь она тоже открылась, правда, вместе с косяком.

Когда улеглась пыль, я вошел. Кина привычно пристроилась сзади. Сим замыкал шествие.

А в длинном, изрядно прокопченном и дурно пахнущем зале пьянствовали орки. Семеро. Вооруженные, как ни странно. Кольчуги новые, но мечи вызубрены…

ОРКИ?!

Да что же такое творится на белом свете?! Что я упустил, отдыхая в гостеприимном Удентале?

В человеческом городе. В анласитском, замечу, городе эта нечисть чувствует себя как дома. И кабатчик лебезит перед ними, бросая недовольные взгляды в сторону появившихся эльфов.

Хотя, возможно, он недоволен неприятностью, приключившейся с его дверью.

Мы прошли через зал. Мимо нескольких сдвинутых вместе столов, за которыми расположилось орочье. Выбрали место почище. Да так, чтоб вид получше (в смысле, чтоб за всеми этими ублюдками следить можно было) да чтоб стена за спиной.

— Эй, толстый! «Звездный водопад»!

— Да шевели ластами!

Последнее добавила Кина. Ну девочка… Это-то она где подхватила?

Кабатчик заметался между орками, которых боялся. И нами. Нас он тоже испугался. И, в общем-то, было за что. Он выбрал наконец, когда разглядел мой топорик. Но волосатая лапа ухватила мужика за подол рубашки:

— Не вздумай обслужить этих недоносков. Им не место в твоем заведении…

— Кого ты здесь называешь недоносками, мразь?! — взъярилась эльфиечка. Мне плохо стало, когда я это услышал. А Сим — хоть бы что! Еще и поддержал ее нечленораздельным, но очень возмущенным воплем.

Кажется, он рвался в драку. Похоже на то, что инстинкт самосохранения у него давно и напрочь атрофировался. Хотя, может быть, половинчик просто не хочет садиться. Скамья-то жесткая.

И бес бы с ним, с Симом, его всегда можно за шкирку придержать. Но орки… Может, здесь, конечно, принято теперь так, в Лоске в этой…

Из города нам все равно уезжать. Элидор с одной подковой долго провозиться не должен.

Не люблю орочье. Есть за что, кстати.

Я «прислушался». Нет, кроме этой семерки, орков поблизости не было. По крайней мере, не было других орков, собирающихся нас прикончить.

Очень мило со стороны Элидора было подарить Кине арбалет. Хотя в другой ситуации я бы назвал этот подарок скорее дурацким, чем милым.

— Сим, действуй.

Едва услышав эти слова, гоббер вылетел из-за стола на середину зала. Выхватил из ножен свой меч, встав в довольно грамотную стойку. Но его выходка была встречена взрывом похабного хохота.

— Что-то я не вижу здесь мужиков! Одни вонючие орки! — очень противным голосом заорал половинчик. У меня аж в ушах засвербило. Кстати, ну ладно себя, но он что — и меня за мужика не считает? Впрочем, в данный момент мне было не до выяснения этого вопроса. Я взвел Симов арбалет. Потом — Кинин. А гоббер, пока суд да дело, заворачивал такое про тэшэр штез — это он действительно выкрикнул на зароллаше (популярный какой язык, оказывается) — орков, орочьих родителей и родственников до седьмого колена и про отношения, в которых он с ними, с каждым в отдельности, со всеми вместе и они все между собой через вышеупомянутый «штез», ясное дело «тэшэр», состояли, что у меня уши задымились. А Кина только в ладоши восхищенно хлопала.

Вылетевшая со стороны ошеломленного орочья тяжелая, оплетенная соломой бутылка пришла в соприкосновение с черепом гоббера. И отскочила. Голова у парня крепкая.

Я поднял арбалет. Орки были настолько озадачены, что даже не заметили этого.

— Эльрик! — Кина посмотрела на меня и вдруг перестала смеяться, уставившись на свое оружие, как на живую гадюку. — Мне что… Мне тоже надо стрелять?

И что ж я кретин-то такой?!

— Тебе не надо. Тебе лучше и не смотреть.

В конце концов — хоть и не люблю я показывать этот фокус — шефанго могут стрелять и из двух арбалетов разом.

На ноги мы с орками вскочили одновременно.

Звенькнули тетивы.

Из семерых бандитов стоять осталось четверо…

Четверо?!

Ах вот оно что! В дверном проеме, прислонившись к косяку, стоял Элидор. И вновь взводил арбалет. Как он смотрелся! Очерченный ярким дневным светом силуэт, огромный, жуткий. И сияющим нимбом — блестящие белые волосы.

Всхлипнув, Кина вылетела из-за стола и бросилась к своему ненаглядному.

А Сим, пока я любовался на эльфа, успел выпустить кишки одному из нападавших, тот был без кольчуги, и основательно зацепить второго. Он юлой вертелся по залу, проскакивая между двумя оставшимися противниками, и с завидной скоростью вращал своим легким клинком. Что говорить, гобберы действительно очень подвижны, и при должной обработке из них получались бы отличные бойцы. Другой вопрос, что наш Сим — единственный на моей памяти «обработанный» половинчик.

Пьяные орки скорее мешали друг другу, чем атаковали. Нет чтобы одному из них попытаться обойти гоббера со спины. Куда там! Эти болваны кидались на него одновременно, шарахались друг от друга, когда их страшные клинки мелькали в опасной близости от владельцев. Хуже того, они пытались отвечать на непрерывный поток уколов и скабрезностей со стороны монаха. А пытаться переговорить гоббера — это, скажу я вам, самый неразумный поступок, какой только можно совершить.

В конце концов, потеряв от ярости остатки разума, оба орка открылись. По-дурацки открылись. Один на широком замахе. Уже умирая, он опустил меч, но Сим просто пропустил тяжелое лезвие у себя над головой. А второй и вовсе совершил детскую ошибку — его занесло тяжестью собственного клинка. И меч половинчика (им можно было и рубить, и колоть) вонзился орку точно между ребер. Вонзился сзади. А вышел спереди.

Не очень хороший удар. Ведь противник мог оказаться не последним, а пока Сим прыгал вокруг трупа, упираясь в него обеими короткими ножками и пытаясь вытащить зажатый ребрами клинок, его можно было медленно порезать на шнуровку для колета.

«Что-то ты, Эльрик, больно строг, — одернул я себя. — Завидуешь? Так шустро и красиво положить четырех орков — это тебе не топориком махать».

— Молодец.

— Ну дык! — гоббер бросил меч в ножны.

— П-пойдемте, а?

Кина стояла, вцепившись в локоть Элидора. Взгляд ее перескакивал с пришпиленного к стене орка, изо рта которого все еще стекала струйка черной крови, к другому, скрючившемуся на полу, собрав в ладони собственные потроха. Лицо у эльфиечки было даже не белым. Серым оно было. С зеленью.

Мит ханссер… Мир не дерьмо, вопреки моей любимой поговорке. Мир еще хуже.

— Элидор, гляньте, как там лошади. А мы тут с Симом пошарим.

По законам войны, гоббер имел право на деньги и доспехи орков. Право победителя. Обобрать убитого противника не погнушается и император… По крайней мере, принц точно не погнушается, по себе знаю.

Но из-под самого дальнего стола раздалось немелодичное блеяние:

— Г-господа, я вынужден вызвать стражу. Лучше вам поскорее покинуть заведение.

— Что?! — Раздухарившийся Сим грозно направился к источнику звука. — Кто там мяукает?

— Я это, я. Хозяин трактира. — То, что вылезло из-под стола, действительно походило на кабатчика. Правда, несколько потрепанного. — За нанесенные убытки вы должны мне пятьдесят серебряных. Однако…

— Пятьдесят серебряных?! Да за такие деньги я готов задушить вашу маму! — заявил гоббер. Где-то в чем-то я был с ним согласен. Деньги действительно большие. — Лезьте-ка обратно под стол, милейший, и не высовывайтесь, пока мы не возьмем то, что заработали.

— Капле! Питер! Куда вы пропали?! — заорал кабатчик, как мартовский кот, и на этот вопль в заднюю дверь вбежали почему-то семеро мужиков, двое из которых явно были вышибалами, третий, судя по запаху, — конюх. Рассматривать остальных я не стал — хватило того, что они тоже были вооружены. Вилы, может быть, не самое удобное оружие в тесном помещении, но зал был не таким уж и тесным. А кроме вил наличествовали еще палки и вертелы…

— Сим, закрой глаза, — произнес я вполголоса и, уже сдергивая маску, услышал вопль за спиной:

— Шон раг! Авораж!

Это клич пиратов-шефанго, берущих чужой корабль. Когда вцепляются в борта стальные крючья и по веслам жаждущая убийства орда несется на несчастного противника, срывая маски и скидывая капюшоны.

«Шон раг!»

«Авораж!»

— Грау! — услышал я низкий рык и узнал свой голос. Голос шефанго. А кабатчик и отважные его мужики увидели мое лицо. Боевой оскал. И повалились без сознания, не успев даже начать двигаться к нам.

Ошалевший Сим круглыми, как у совы, глазами смотрел на лежащие между лавок тела.

— Чего это они, а?

— Элидор… — Вкрадчивость моего голоса насторожила меня самого. — Что ты там скомандовал?

— Я думал, ты сам не догадаешься.

Эльф осторожно отцепился от вообще ничего не понявшей Кины, протопал за стойку. Пинком выбил дверь в контору хозяина и исчез. Успокаивать девочку пришлось мне. Великая Тьма… На Айнодор ей надо, такие цветы только там выживают. Зачем ее понесло на Материк?

А Сим шустро обшаривал карманы мертвых орков, приговаривая между делом:

— Все лежат. Все упали. Почему упали? Зачем глаза закрывать? Денежки, денежки. Богатые орки. С чего бы, интересно, они такие богатые?

Я, грешным делом, подумал, что гоббер спятил, однако в последнем его вопросе определенно был смысл. Действительно, откуда деньги и новые доспехи у орочья? Очередная загадка в довесок ко всем остальным. Как будто мало того, что уже есть.

Нам следовало поторопиться. Помимо мертвых орков поблизости шлялись и живые. Довольно много. У меня были подозрения, что эти ребята расстроятся, увидев семь трупов своих сородичей.

— Элидор!

— Две тысячи серебром.

Эльф вывалился в зал, держа в руках объемистый мешочек.

— Этот идиот кабатчик хранил свои капиталы прямо здесь. Он думал, что его «секретный» сейф — секретный.

— Пошли, пошли!

Я оторвал Сима от трупов. Кину от себя… Элидор выбежал на улицу сам.

По коням!

Эльф успевает поцеловать менестрельку прежде, чем закинуть ее в седло. Уже на ходу он бросает мне Симов арбалет:

— Держи. Хорошо стреляешь. И я машинально ловлю оружие одной рукой. Стража на воротах, заподозрив неладное, пытается перекрыть нам дорогу. Приходится прикладом отвешивать удары особо ретивым. По упавшим телам проносятся наши кони.

Боевые, мать их так! Ненавижу! Солдатиков просто размазало по мостовой.

А через миг и ворота остались позади. Дробно прогрохотали копыта по доскам моста.

— Мы назовем это «улыбка шефанго!» — кричит мне на скаку Элидор. — Неплохой способ получать деньги, когда они очень нужны. И по возможности скорее!

Ничего не понимаю! Это — эльф?!

«Как это должно быть ужасно: потерять память». — Кина сидела, удобно устроившись на куче лапника, и наблюдала за Элидором, разводившим костер. Эльф настругал тонких лучинок, каким-то особым, непонятным Кине способом сложил заготовленные Эльриком дрова, а сейчас смотрел, как разгорается, неуверенно перепрыгивая по тонким веточкам, желтый огонек.

Девушка не могла отделаться от ощущения, что видит сейчас двух разных Элидоров. Один задумчиво смотрел на пламя. Второй же напряженно вслушивался и всматривался в окружающий прогалину лес. Был, правда, еще и третий Элидор. Но любая мысль о нем заставляла лицо пылать. А сердце начинало колотиться тревожно и радостно.

Настороженность, не совсем такая и все же очень похожая, была и в Эльрике. И даже в Симе, который, правда, предпочитал почему-то прикидываться простачком. Только Эльрик всем видом своим словно вызов бросал окружающему миру. А Элидор… Он с этим миром сливался.

«Как будто наблюдает изнутри…» Стыдно сказать, но той ночью — самой первой ее ночью в лесу, — когда вышла к их костру непонятная тварь, Кина ничуть не испугалась за своего «Ох, да почему же моего?…» эльфа. А потом, после того как они с Симом отволокли его, потерявшего сознание, от Ржавильщика и гоббер сам кинулся в драку, она «Такой сильный. И такой беспомощный…» почувствовала странную, ей самой необъяснимую радость от того, что может сделать для Элидора хоть что-то. И еще… Еще от того, что он был совсем рядом. Совсем близко. И… Он улыбнулся, когда открыл глаза и увидел ее. Да. Он улыбнулся, потому что увидел ее.

«Хоть бы он посмотрел на меня сейчас… — Кина обхватила колени руками, даже не подозревая о том, как засияли в лучах низкого солнца ее черные волосы. — Если он посмотрит…

«значит, все будет хорошо» — я не знаю… Но пусть он посмотрит, а?»

Элидор поднял голову и встретился с ней взглядом. Он улыбнулся. Улыбка почему-то очень шла его узкому, с резкими чертами лицу. Кина ответила. Одними глазами. И тут же опустила ресницы.

С той ночи, с той секунды, когда эльф пришел в себя от того, что девушка ласково гладила его по лицу (Кина смутилась тогда страшно, покраснела, поняла, что краснеет, и от этого засмущалась еще больше), что-то изменилось. И в ней. И, кажется, в Элидоре. Изменилось окончательно. Насовсем.

Они перешли на «ты». Не сговариваясь — просто как-то так вышло.

А еще… еще Элидор поцеловал ее. Там, в Лоске, после жуткого побоища, он поцеловал ее. И губы у него были горячими, жесткими…

«В Аквитон мы приедем завтра к вечеру. — Кина натянула на плечи Эльриков плащ, вторую ночь служивший ей и постелью и одеялом. — А потом?» Оттого что Элидор, воин таинственного ордена, служитель непонятного культа, окутанный ореолом мрачности и загадочности, становился другим, когда говорил с ней, даже когда просто… когда она просто была рядом, Кине было особенно тревожно и как-то радостно.

Радостная тревога?

Тревожная радость?

За свои долгие шестнадцать лет эльфийка ни разу не чувствовала ничего подобного. Да и не встречался ей на Айнодоре никто хотя бы отдаленно похожий на высокого, молчаливого, такого красивого и сильного Элидора.

Откуда такие на Айнодоре? Благословенная земля. Сказочный мир, пусть и тревожимый иногда орочьими набегами.

«Если бы Элидор был там тогда…» Хвала Владыке, черный ужас перед врывающейся в городок лавиной орочьих всадников, перед горящими, как свечи, прекрасными домами, перед кровью, брызнувшей из перерезанного горла бьющейся в когтистых лапах матери, этот ужас прошел.

Он исчез, когда поняла Кина, что Эльрик, Ледяная Звезда, Предатель, что этот страшный шефанго никому и никогда больше не позволит обидеть ее.

Было время, когда она мечтала о том, чтобы у нее был брат. Старший брат. Потом Кина представляла иногда, что Эльрик (ведь бывают на свете чудеса) оказался в их городке во время штурма.

Орки не вошли бы в город. Он убил бы их. Всех. Всех до одного…

А сейчас, глядя на Элидора, эльфийка думала уже не об убийстве. И не о мести, хотя когда-то самые кровожадные мечты доставляли ей наибольшую радость. Она думала о том, что Элидор спас бы ее. Ее. И… И ведь когда рыцарь спасает девушку…

— Тебе спать не пора, малыш? — Эльрик подошел, как всегда, неслышно. Присел рядом. — Завтра мы поднимемся рано.

— Мы снова загоним лошадей?

— Надеюсь, что нет. — Шефанго был здесь и не здесь, словно рассматривал придирчиво завтрашнюю дорогу. Каждый поворот. Каждый холм, который станет помехой в пути. — Эти скотинки получше картальских.

— Эльрик. — Она замолчала, пытаясь подобрать слова.

— Что?

— А… зачем нам в Эллию?

— Там эльфы. — Де Фокс рассеянно пропустил между пальцами пушистый кончик своей длинной косы.

— И что?

— Там будет безопаснее всего.

— Для тебя?

— Да для меня-то везде безопасно. Даже на Айнодоре.

— Значит, для меня?

— Ну… да. Незачем тебе, право же, попадать в свару между Востоком и Западом. Особенно если поднимут алое знамя. Эллия же воевать не будет. Это не ее война.

— А если нападут на Эллию?

— Некому на нее нападать… — Совершенно не ко времени память услужливо напомнила принцу о загадочных смертных, посмевших бросить вызов Айнодору. Неужто все же эллийцы? Бред! Кому-кому, а им с эльфами делить нечего. — А если и нападут, оттуда у тебя больше шансов выбраться. Особенно если учесть, что во всех прочих местах шансов нет совсем.

— Почему?

— Кина. — Эльрик терпеливо вздохнул. — Ты знаешь, что такое религиозные войны?

— Да. Мы с вами так воюем.

— Гм. Не совсем. Мы воюем, конечно, но заклятыми врагами считаем только друг друга. А здесь — наоборот. Опаленные могут проявить снисхождение к Озаренным. Озаренные… маловероятно, но могут пощадить кого-то из Опаленных. И только нелюдей и та и другая сторона будет убивать. Без разбору. Всех.

— За что?!

— За то, что нелюди, — глухо ответил принц. — Хвала Богам, в Эллии до такого еще не докатились. В Эллии да, может, в Десятиградье.

— А Элидор? И Сим?

— Что Элидор?

— Их с Симом тоже будут убивать?

— Естественно… — Эльрик подавился собственным ответом, только сейчас сообразив, что разговаривает с шестнадцатилетней девчонкой, эльфийской девчонкой, не успевшей к столь зрелому возрасту набраться необходимого в жизни цинизма.

— Но как же так?! — Кина испугалась и разозлилась одновременно. — Почему?! Они же… как ты говоришь… Опаленные!

— Ну, их, может, и не тронут, — неубедительно сказал шефанго. — В любом случае, этим двоим никуда не деться. Их война касается напрямую.

— А нас нет, так? — Кина окаменела под плащом, и от голоса ее ощутимо повеяло холодом.

— Тебя — нет, — жестко отрезал принц.

— А тебя?

— И меня тоже.

— Врешь ты все. — Эльфийка неожиданно развернулась, затопила темной синевой сердитых глаз. — Мне врешь. Я же вижу все, ты Элидора терпеть не мог, правда? А потом совсем по-другому стало. И сейчас ты мне врешь, Эльринг. И хреновая из тебя получается Ледяная Звезда, потому что врать ты не умеешь. Ты вот сидишь сейчас и думаешь, что это не твоя война. Ты это себе вколачиваешь просто. Вбиваешь. А сам… А сам…

— Кина, выражение «хреновая» не подходит для женщин вообще и для красивых в частности. Мы с тобой на эту тему уже беседовали, помнишь?

— Зубы заговариваешь? — Эльфийка начала уже остывать. — Я же тебя давно знаю, — пробормотала она с какой-то беспомощной настойчивостью. — Ты ведь хочешь с ними поехать, правда? Потому что… Я не знаю почему, но это стало, как ты говоришь, «твоей войной».

— Ты ложилась бы спать, в самом деле. Кина послушно улеглась. Эльрик заботливо закутал ее плащом. И тут тонкая рука схватила его ладонь.

— Только ты не вздумай отвозить меня в Эллию, слышишь? — очень серьезно сказала Кина. — Не хочу я никуда без вас. Я тогда оттуда сама уеду. Одна.

— Да с чего ты взяла, что я тебя где-то оставлю?

— С того, что оставишь. Убедишься, что я в безопасности, и оставишь. А сам… не знаю куда. Так вот я за тобой поеду. За вами. За всеми. Вот так.

— Спи ты, во имя Темного, — взмолился Эльрик, проклиная ту минуту, когда взялся отвечать на расспросы Кины.

— Сам во имя Темного, — шепотом буркнула эльфийка. И наконец-то замолчала.

Эльрик посидел рядом, слушая ее ровное дыхание. Убедился, что девушка действительно спит. И, на ходу доставая трубку, пошел к костру.

— Мне вот что интересно. — Элидор жевал травинку и скользил взглядом по теряющимся в опустившихся сумерках кустам. — Откуда здесь нечисть взялась? По идее, их выбили еще лет десять назад. Во всяком случае, «Бичи», помнится, хвастались, что кто-то там у них прибил последнего Ржавильщика.

— Откуда они берутся — понятно, — пожал плечами де Фокс. — Это ж не люди. У них процесс размножения совсем иначе происходит. Вот Невидимка — дело другое.

— Да, кстати, это что вообще за тварь?

— Именно что Тварь. — Эльрик затянулся. Выдохнул дым. — Так они и называются… Назывались. Очень старая Тварь. Старше меня, точно. Я видел таких, правда, не в здешних краях, а севернее, когда нынешними людьми на Материке еще и не пахло.

— А потом?

— А потом они повывелись. Не знаю почему, может, в результате катаклизмов, может, кто-то их всех сожрал… Тогда, по Материку пошлявшись, такой бестиарий собрать можно было… Хотя, знаешь, честно говоря, не припомню я ни одной Твари, которая могла бы Невидимке конкуренцию составить. Кого-то они сами ели. От кого-то убегали.

— Во всяком случае, с какого-то момента они исчезли и больше не появлялись? — подытожил Элидор.

— Ну да.

— Они исчезли все разом? Или постепенно?

— Ну ты спросил! Думаешь, у меня дел других не было, кроме как наблюдать Невидимок в естественных условиях?

— Кто тебя знает? — Эльф сорвал новую травинку.

— Если… — Эльрик оборвал себя на полуслове и замер, закусив мундштук острыми зубами… — Они исчезли практически одновременно, — выговорил он наконец, — Змеи. Невидимки. Лягушки. Ящерицы. Пожиратели, Древние… — все. Осталась мелкая нечисть и не особенно страшные тварюшки. Почти такие же, как сейчас. Знаешь что, монах, я осмелюсь нахально предположить, что Демиурги, поселив здесь людей, решили убрать тварей, способных истребить человеческое племя сразу и насовсем.

— Какие Демиурги?

— Обычные. Наши. Не о них речь. Уничтожение этих монстров они, по логике вещей, должны были возложить на Деструктора — я думаю, этот парень сам и вызвался, для чего он еще нужен?..

— Какой еще Деструктор?

— Но истреблять всю эту нечисть он не стал. — Эльрик посмотрел на облачное небо, словно надеялся кого-то там высмотреть и порасспросить хорошенько. — Он положил их всех в глубокую консервацию, понимаешь?

— Нет, — честно сказал Элидор. Принц озадаченно заткнулся.

— Давай попробуем сначала. — Монах сорвал третью травинку. Подумал. Выбросил. И достал кисет с трубкой и табаком. — Курение — грех, а некурение — смерть, — сообщил он Эльрику, набивая трубку. — Вопрос первый: ты на каком языке изъясняешься? Это не зароллаш.

— Это всеобщий. Извини, — Эльрик выбил трубку. Дернул досадливо плечом. — Я не всегда успеваю за языками. Они меняются слишком часто, понимаешь? Для многих понятий здесь еще вообще не придумали слов, а если и придумали… Мне проще сказать то, к чему с детства привык.

— С детства. — Элидор хмыкнул, — Ладно. Проехали. Кто такие Демиурги, я догадался примерно. Это Величайшие, они помогали Создателю. Но люди не их работа.

Принц смотрел на него, опираясь подбородком на руки. Задумчиво так смотрел. По лицу, закрытому маской, трудно было разобрать, о чем он думает. Но что-то такое странное эльф почувствовал.

— Хорошо, — медленно сказал де Фокс, отворачиваясь к лесу. — Скажем так, они помогали. И… как это у вас, в анласитстве… Да, когда Бог поселил Первородных в полном опасностей мире, самые страшные опасности по его приказу были уничтожены.

— Это я понял. Не маленький. Идем дальше — что такое Деструктор?

— Разрушитель… Да. Пожалуй, так вернее всего. Полная противоположность Создателям.

— Создателю.

— Как угодно. Тоже необходимая часть целого. Другая чаша весов, если хочешь.

— Только не говори мне, что это Рилдир. — Элидор поморщился, — Попахивает дешевкой, не находишь?

— Рилдир Смущающий… — сказал — почти прошептал де Фокс. — Учитель. Открывающий Тайное. Опаленные не устают меня удивлять. Озаренные, впрочем, тоже. Да и рилдираны ваши, если уж на то пошло. Нет. Деструктор не имеет с ним ничего общего. Считай его мелкой сошкой, о существовании которой… Стоп. Не так. Он тоже помогает вашему Создателю. Кто-то же и ломать должен.

— Ну-ну, — непонятно ухмыльнулся эльф. — Забавная трактовка. Ладно, о Разрушителе я, в общем-то, тоже знаю. Мне интересно было, как ты это изложишь.

— С точки зрения анласитства? — Эльрик покачал головой и улыбнулся, сверкнув страшными зубами. — Странные у тебя темы для шуток, монах.

— Забавно было смотреть, как ты плюхаешься. Мозги скрипели — отсюда слышно. Ладно, не напрягайся. — Он развернулся к шефанго. — Я действительно многого не знаю, а что-то мне известно лишь со слов учителей. Когда-нибудь ты расскажешь мне, что пишут в ваших непонятных книгах. Или они только для принцев?

Эльрик молча кивнул, пожелав про себя, чтобы Элидор отвлекся на какой-нибудь из лесных шумов и забыл о разговоре.

— И там закрытые архивы, — как-то грустно отметил монах. — А вот теперь, де Фокс, объясни мне совсем уж непонятное слово. Что такое «консервация»?

— Гм. — Принц щелкнул пальцами, пытаясь найти синоним, который передал бы не только значение слова, но и вложенную в него суть. — Хранение. — Он покатал слово на языке. — Ну… не совсем, но где-то близко. Понимаешь, Твари хранятся где-то как есть — целенькие, ничуть не изменившиеся. А их берут и используют по мере надобности.

— Но зачем было выпускать их на нас?

— Откуда я знаю? Может, вы с Симом кому-то из сильных мира сего на ногу наступили, — А почему они исчезли?

— Потому, что запас наверняка ограничен, а технология изготовления либо утеряна, либо в условиях этой реальности невозможна.

— Красиво загибаешь. — Элидор даже не скрывал издевки. — Но в общих чертах понятно. Стоп. А Змей, про которого Кина рассказывала?

— На Змея мы случайно наткнулись. — Эльрик зевнул. — К тому же их делать проще — аналогов масса. И вообще, монах, ты не забывай, что мы с тобой говорим сейчас где-то на уровне базарных кумушек, которые всерьез рассуждают о беременности императрицы Готской, основываясь на том, что вишню в этом году всю как есть галки поклевали.

— Галки не клюют вишню.

— Тем более. Ладно. Если что — кричи. — Принц вытянулся на одеяле, бросил последний задумчивый взгляд куда-то на небо. И заснул.

Герцогство Аквитон. Лоска — столица

Неприятности могли бы начаться на следующий же день с утра, потому что едва кавалькада из двенадцати лошадей выбралась из леса на дорогу, как отрядец аквитонской конницы устремился к ним на рысях, грозно опустив пики.

— Нелюди?! — зычно вопросил командир.

— А то ты сам не видишь? — язвительно заметил Сим, расправляя свой черно-белый плащ. От ночевок в условиях, к этому малопригодных, сей роскошный предмет монашеской экипировки приобрел вид помятый и жалкий. Но одного только намека на белый крест, пересекающий черное поле, хватило, чтобы пики поднялись.

Элидор величественно благословил склонивших головы солдат:

— Мир вам, дети мои.

Эльрик даже не улыбнулся.

Надо сказать, что это стоило шефанго больших усилий.

— Ни хрена не понимаю, — буркнул командир, глядя вслед проехавшей четверке.

— Белый крест, — весомо брякнул кто-то из рядовых.

— Да уж. — Конник расправил усы. И вдруг гаркнул:

— Разговорчики в строю! Мать вашу! Рысь-ю марш!

Это было разумное решение. Ибо сказано: «Если едет Белый Крест в одну сторону, все прочие направьте путь свой в другую. А то — кто его знает…» Маленький, но очень подозрительный отряд пытались остановить еще несколько раз. На Симе, теряющемся где-то на просторах своей лошади, плаща практически не было видно. В конце концов Элидор плюнул и надел свой, нелестно отозвавшись о погоде, солнце и непрекращающейся жаре.

Эльрик поискал взглядом солнце — безуспешно. Принцу, давно и прочно привыкшему к климату Эннэма, казалось, что могло бы быть и потеплее. А уж затянутое серенькими облачками небо раздражало его куда больше, чем Элидора придуманная самим монахом жара.

Как бы там ни было — широкий черно-белый Плащ забился за плечами эльфа. Блестящей волной поднял ветер его белые волосы. Восхищенно вздохнула Кина. И хотя дорога так и кишела герцогскими патрулями, все они явно старались уйти с дороги монахов, А если не получалось, делали вид, что отряда не существует.

— Правда ведь, в монашестве есть своя прелесть! — крикнул Эльрику Сим, руками и ногами вцепившийся в седло.

— Угу. — Принц смерил половинчика взглядом. — Особенно для любителей верховой езды.

Сим увял. И поддержать беседу не попытался.

Эльрик де Фокс

Мы въехали в столицу, не встретив помехи ни от Опаленных, ни от друидов, ни от какой-нибудь другой нечисти. Я даже насторожился: когда все хорошо — это обычно предвещает какую-нибудь гадость.

В гостинице, выходящей фасадом на центральную площадь и носившей по этому поводу оригинальное название «У ратуши», мы сняли четыре комнаты.

Точнее, свалившись с седла и предоставив нам объяснять конюху, что мы действительно приехали вчетвером на двенадцати лошадях, первым в зал вкатился Сим. Войдя вслед за ним, я услышал, как он требует с мужика за стойкой комнату на четверых, да подешевле. Представив себе конуру, которую гоббер получит после такого заявления, я подошел, как можно непринужденней наступил ему на ногу и, пока в груди у половинчика рождался возмущенный вопль, перехватил инициативу:

— Четыре комнаты. Поприличнее. И пожрать на четверых голодных путешественников.

Мужик зачем-то вскочил навытяжку, преданно глядя мне в глаза, и отрапортовал:

— Будет сделано, сэр!

Тогда я сошел с ноги Сима, после чего вопить уже не имело смысла, и успел перехватить в дверях Кину, которую Элидор вежливо пропустил вперед.

Так что до стола эльфиечку проводил я. А эльф шел сзади и угрожающе порыкивал мне в затылок. Непривычное, кстати, ощущение. Обычно рычат куда-нибудь в район лопаток.

— Элидор! — Сим удивленно смотрел, как его собрат по ремеслу усаживается за стол, куда уже начали таскать блюда. — Нам же надо…

— Пожрать нам надо, — поумерил эльф его пыл. Гоббер решил, что сделал все, что мог. И с чистой совестью вскарабкался на скамейку, подвигая к себе холодную свинину. Он уже почти не морщился, садясь. Растет половинчик.

Когда пришло монахам время ехать к начальству (точнее, когда эльф решил, что это самое время пришло), Элидор долго, с некоторым сомнением поглядывал то на меня, то на Кину, явно прикидывая, что лучше: взять эльфиечку с собой или ее оставить, а мне дать по башке, чтобы до их возвращения я был недееспособен. Додумать наш монах не успел — гоббер уволок его на конюшню.

— А я песню новую придумала, — похвалилась мне Кина, когда мы поднялись на второй этаж. — Хочешь, спою.

— Давай. — Я открыл перед ней дверь в комнату. Девочка мигом забралась на кровать. Взяла лютню. И запела на эльфийском. Я не особо вслушивался, догадываясь, о чем пойдет речь. И не ошибся, что характерно. Сквозь паутину симпатичных аллегорий проглядывал запоминающийся облик красноглазого эльфа. Ладно. В категорию личных врагов я его с некоторых пор не отношу. Значит, песню стоит похвалить…

«Мы дрались вместе». Иногда я думаю, что это не самый лучший способ составить о ком-то хорошее мнение.

Кина спела еще что-то. Балладно-тоскливое, но в целом оформленное неплохо. А потом в комнату постучали.

— Ну! — вежливо рявкнул я.

— Если благородные господа изволят выслушать… — В дверь просунулся дядька, в котором весу было едва ли не больше, чем во мне. А росту — вполовину меньше.

— Ну.

— Мое имя Фарген. Билл Фарген. Собственно, я хозяин гостиницы. — Он замолчал. — Ну. — Надеюсь, это прозвучало достаточно бодряще.

Мужик глянул на меня как-то странно. Откашлялся и продолжил:

— Госпожа восхитительно поет. Может быть… Только ради бога не сочтите за обиду, но, может быть, госпожа… дело в том, что сын его светлости со своими сиятельными друзьями удостоили меня чести своим посещением…

— Короче, — родил я. И порадовался собственному красноречию.

— Если госпожа соблаговолит выступить перед сиятельными господами, — речитативом заблажил Фарген, — их признательность, и моя тоже, не будет иметь границ…

— В пределах разумного, — фыркнула Кина. И соскочила с кровати раньше, чем я успел встать, чтобы вышвырнуть трактирщика за дверь.

Или в окно.

— Эльрик! Можно я пойду?

Ну что с ней сделаешь? Эти эльфы — они же ненормальные. Им в голову не приходит, что выступать с концертами благородной даме пристало примерно так же, как мне, скажем, работать свинопасом.

— Кина, ты еще не усвоила, что сиятельные сынки, равно как и сиятельные папаши, один другого стоят. И все они — дерьмо. Извини, конечно.

— Да, Ваше Высочество, — невинным тоном сказала эльфиечка.

У бедного Билли лицо вытянулось так, что челюсть опустилась на объемистое чрево.

— Иди! — разрешил я, понимая, что сказать все равно нечего.

Кина сверкнула улыбкой и исчезла, как ее и не было. Трактирщик, впрочем, исчез еще раньше. Бедняга. Он явно принял нас за парочку сумасшедших. На всякий случай я спустился в зал глянуть, что представляет из себя герцогский сыночек. Как ни странно, с виду парень был вполне приличным. Как и вся компания кстати. К служанкам не приставали. Похабно не ржали. Пальцы не растопыривали, чтобы камни в перстнях лучше играли. И при появлении Кины встали, все как один. Даже поклонились вежливо.

Паренек помоложе других, одетый в темно-коричневое, судя по всему, чей-то доверенный слуга, заметил меня и что-то зашептал остальным.

Надо отдать мальчикам должное, они, не успев еще сесть, тут же поднялись снова. И снова поклонились.

— Лорд Альберт Грейлон, барон Лонге, — представился невысокий темно-русый парнишка.

— Эльрик де Фокс, — буркнул я, даже не затруднившись придумать что-нибудь эльфийское. И так сойдет.

— Я понимаю, сэр, что наша просьба к благородной даме выглядит хамством. — Мальчик чувствовал себя неуютно (со мной все чувствуют себя неуютно, пока я стою), но держался. — Однако, поверьте, мы совсем не имели в виду как-то оскорбить леди. Просто, клянусь честью, ее дивное пение, которое мы услышали, сидя в этом зале, заворожило нас всех и заставило позабыть о приличиях.

Что ж, в этом я его прекрасно понимал. Равно как и в том, о чем он умолчал, но что ясно было по его лицу — сама Кина заворожила их всех куда больше, чем ее пение.

Дети. Что с них возьмешь?

— Благородная дама, насколько я понимаю, не возражает, — Я посмотрел на Кину. Нет, она не возражала. Девочке публика нужна была хоть какая-нибудь, а тут сам Грейлон, наследник герцогства.

Ну-ну.

Я развернулся и пошел наверх, спиной чувствуя озадаченные взгляды мальчишек. Их хамство моему в подметки не годилось. Его Высочество наследный принц Ям Собаки со свойственным ему высокомерием нарушает нормы поведения в обществе по шесть раз до завтрака. Я уж не говорю об обеде или ужине.

В комнате я стянул сапоги и завалился спать.

Надо же когда-то и чем-нибудь полезным заняться.

Магистру ордена Белого Креста.

Строго конфиденциально.

В бумагах покойного брата Бернара было найдено сообщение о том, что все палатины империи — тайные рилдираны. После соответствующей проверки я могу утверждать, что палатин де Шотэ не принадлежит к поклонникам Рилдира. Но это единственное исключение в палатинате.

9 декабря 1373 г. Готхельм.

Курия ордена была расположена в центре Аквитона. В десяти минутах ходьбы от гостиницы. В другое время это обстоятельство порадовало бы Элидора — и близко, и быстро. Но сейчас он предпочел бы добираться до начальства подольше.

Проваленное задание как-то не прибавляет бодрости. Да и тот факт, что новый выход обещал быть совсем уж непонятным, тоже настроения не улучшал.

Почему им, а точнее, ему — Сим вроде как ни при чем — не дали задание в Картале? Зачем понадобилось гнать его в Аквитон? И главное, неужели опять не будет перерыва? В принципе, Элидор был не против нового выхода. Так всегда бывало, если он проваливал операцию. То ли перед самим собой хотелось оправдаться, то ли всем другим доказать, что он лучший, несмотря ни на что. Ну так то «в принципе».

Слишком много необычного случилось за последние дни. И, откровенно говоря, Элидор предпочел бы поделиться новостями с Шарлем, выслушать мнение аналитика и уж потом соваться куда-то. Хотелось быть готовым. К чему? Да к чему угодно лучше быть готовым. Тем более сейчас, когда с ними Кина.

А в просторных коридорах резиденции было прохладно и сухо. Пустынно было.

Монахов встретили еще на входе. Сима попросили подождать в холле. А Элидора пригласили пройти.

Он пошел, куда пригласили. До высокой резной двери. Через большую приемную, где сидел, по уши в бумагах, полноватый, смуглый секретарь. А оттуда в кабинет. И первым, что бросилось в глаза, был изузоренный посох, скромно поставленный в угол, туда, где сходились краями два роскошных кашхарских ковра. Посох, от которого так и веяло мощью. И властью.

— Садись, сын мой, — услышал эльф.

С полминуты, еще не поняв сказанного, он, позабыв о приличиях, смотрел на пожилого человека, сидевшего в удобном высоком кресле. На магистра. На легендарного отца Артура. На того, кто был в Белом Кресте и правителем и Богом.

— Садись, садись. — Магистр улыбнулся. Элидор сел.

— Выслушай свое новое задание, а потом, если захочешь, можешь задавать вопросы.

Отец Артур помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем продолжил:

— Ты отправишься в Готскую империю. И доставишь оттуда в Аквитон палатина де Шотэ. Лучше живым. Если живьем не получится, ты должен привезти черную звездочку, которая находится в сердце палатина. Во время выполнения задания тебе запрещено пользоваться именем Белого Креста. Срок — четвертое июля. В средствах ты не ограничен. В способах работы — тоже. Вопросы?

Слушая магистра и настраиваясь привычно на то, чтобы услышать и слова, и то, что за словами, Элидор выкинул из головы все лишние мысли. Мозг вновь заработал четко. И, как всегда, короткими и отрывистыми стали его собственные фразы.

— Информация о верхах империи.

— Зайдешь в библиотеку. Брат-библиотекарь предупрежден. Ты узнаешь то, что тебе нужно. Еще что-нибудь?

Элидор молчал. Глупые вопросы в ордене не любили. А ответы, кроме тех, что он получит в библиотеке, ему были не нужны. Кина в Готскую империю не едет. Значит, можно будет разбираться на месте.

— Что ж. — Отец Артур поднял руку. — Благословляю тебя!

Благословение эльф почувствовал. Спокойная сила и уверенность. Надежность. Черный Беркут благословлял иначе. От его Знака в теле начинали звенеть тревожные и радостные струны. Душа рвалась в бой.

Из кабинета магистра Элидор вышел совсем не так, как выходил от отца Лукаса.

— Ничего не понимаю, — честно сказал он умирающему от любопытства Симу. — Сам магистр.

— Ну?! — Гоббер аж подпрыгнул. И тут же заскакал вокруг эльфа. — Это что ж! Это выходит — мы с тобой непосредственно ему теперь подчинены, да?

— Мы с тобой. — Элидор хмыкнул. — Может быть. Только вот с чего вдруг?

— «Элита», — шепотом просвистел Сим заветное слово.

— Нет. — Эльф отмахнулся. — Тут другое что-то.

— Да, — Гоббер вздохнул. — А жаль.

— Почему?

— Потому, что на «другое» магистр благословляет смертников. А еще тех, кто выполнить задание обязан. На задания, жизненно важные для ордена. Влипли мы с тобой, Элидорчик.

— Не называй меня так!

Сим призыв привычно проигнорировал.

Эльрик де Фокс

Сим, Элидор и Кина ворвались ко мне в комнату. Их сопровождали тащившие ужин шестеро мальчишек. Как пить дать эльф заказывал. У нас с ним схожие вкусы. Я еще валялся, подумывая: вставать — не вставать? — когда эта оглобля уселась за стол и принялась закусывать с таким рвением, что вопрос был снят. Если не встать, он и за меня поужинает.

— Ну? — спросил я, вежливо вынимая из рук Элидора тарелку с понравившимся мне куском жаркого.

— Готская империя. — Вынужденный прикидываться перед Киной воспитанным существом, эльф недолго сопротивлялся. — Нам — на север. Вам — на юг.

— Угу.

Кина бросила на меня отчаянный взгляд. Но промолчала. Много бы я дал за то, чтобы посмотреть на рожу Элидора, когда он застал эльфиечку в теплой компании из пяти молодых, воспитанных дворян. Ну да ладно..

Ужинали мы молча. Даже Сим, вопреки обыкновению, не пытался вести светскую беседу, рассуждая о гусях, притонах, монастырских подвалах и отцах-настоятелях. Та еще была атмосфера за столом. Не то чтобы натянутая, но… В общем, та еще.

Готская империя. До чего же отвратное государство! О чем, интересно, в Белом Кресте думали, когда эльфа с гоббером туда отправляли? Да, собственно, какое мне дело? Раз послали — значит, послали. Будь моя воля, я бы Элидора еще и не туда послал. Будь моя воля…

Кто, скажите на милость, может запретить мне поступать так, как я считаю нужным?!

Да никто. Разобраться бы только в том, что я считаю нужным.

«Есть понятия «хочу» и «надо». Но еще есть понятие «должно»…

— …Есть еще понятие «должно». — Ахмази сидел на подушках, поджав ноги, чистил персик и поглядывал на Эльрика хитрыми черными глазами. — Это когда твои представления о чести и твои желания перестают иметь значение. Ты делаешь то, что велит тебе разум. А потом остается совесть как проклятие, и по ночам демоны тревожат твои сны.

— Мои не тревожат. — Шефанго пожал плечами.

— Значит, ты счастлив, — улыбнулся Ахмази. — Тебе пришли вести.

— Откуда?

— С далекого Запада. Из государства, где живут люди, закованные в железо.

— Из Готской империи, что ли?

— Да. Ты называешь ее так. Мой человек отвозил туда твое письмо. И вернулся с ответом.

— Где он?

— Здесь. — Евнух щелкнул пальцами, и в дверь просочился низенький, тощий мужчина в запыленной одежде. Он не стоял на ногах от усталости, но, похоже, готов был по первому приказу снова сесть в седло.

— Говори, — кивнул Ахмази.

— Эльрик. — Гонец прикрыл глаза, и лицо его застыло безжизненной маской. — Похоже, у нас беда. — Муэлит говорил по-готски, не понимая языка, не зная, что он рассказывает, но запомнив услышанное в точности-до последнего слова.

Шефанго подобрался, вцепившись взглядом в гонца и не замечая нахмурившегося Ахмази.

— Ходят слухи, что «Бичи» собираются наведаться к нам целым отрядом. Я боюсь, они наконец-то поняли, кто мы такие. Прости, что беспокою тебя, но, кажется, нам сейчас очень нужна твоя помощь. Мне жаль, что так вышло. — Эльрик отчетливо различил в бесстрастном голосе посланца чуть смущенные интонации Алана. — Но, пожалуйста, постарайся приехать. Если успеешь. Алан Серый.

Гонец замолчал.

Ахмази махнул рукой, и он выскользнул за дверь.

— Два дня! — бросил ему вслед евнух.

— Велика твоя щедрость. Ахмази, — машинально съязвил де Фокс. — Он скакал без передышки больше месяца, а ты даешь ему целых два дня отдыха.

— Хороший гонец должен работать. Кто он, этот Алан из страны готов?

— Оборотень. — Эльрик потянул ленту, удерживающую волосы. Тряхнул рассыпавшейся по плечам гривой и начал заплетать косу.

— Кто такие «Бичи»?

— Люди, которые убивают оборотней.

— Зачем? Из перевертышей выходят отличные бойцы.

— Я не знаю зачем, Ахмази.

— Ты поедешь?

— Да.

— Ты нужен мне здесь.

— Да.

— И тем не менее…

— Да.

— Знаешь, Секира, иногда ты бываешь удивительно многословным. Я скажу магу, чтобы он построил «коридор».

— Спасибо.

— Не за что. Там, на Западе, не забудь, что твой дом в Эннэме.

Принц улыбнулся. Перетянул конец косы кожаным шнурком.

— Я постараюсь вернуться пораньше, Ахмази. Но ничего не обещаю.

— Лучше бы обещал. — Евнух поднялся на ноги. Посмотрел на сочащийся соком персик и сунул его в рот целиком.

— …Угу у ой оои! — промычал он в закрытую дверь, вытирая о роскошный халат липкие пальцы. За дверью поняли. Зашуршали удаляющиеся шаги.

— Я сказал: «мага в мои покои», — перевел Ахмази озадачившемуся Эльрику. — Скажи, когда соберешься. — Он покрутил пальцами над блюдом с фруктами. Выбрал очередной персик и, поклонившись, ушел.

«Значит, „Бичи“ пронюхали. — Эльрик натянул кольчугу. Застегнул наручи и наплечники. — Как, интересно? Наверняка донес кто-то. Говорил я Алану, уезжать из империи надо. Говорил… Да когда ж меня кто слушал?» Он вышел из «коридора» на опушке хмурого леса. Вывел упирающуюся лошадь. Оглянулся. Совсем близко был просторный двор его дома в Аль-Бараде. Напряженно вытянувшись, стоял у радужно мерцающего тоннеля пожилой маг в домашней одежде. Ему потребуется теперь не меньше недели, чтобы восстановить силы. Чуть поодаль маячил Ахмази. Смотрел выжидающе: может, вернешься?

Эльрик сел в седло и поехал к дороге, мелькавшей в просветах между деревьями. Больше он ни разу не обернулся.

Алан вышел из ворот, едва лишь шефанго проехал околицу убогой, маленькой деревушки. Пошел, почти побежал навстречу. Лошадь под Эльриком шарахнулась от неожиданности, раздувая ноздри. Принц успокоил ее. Спрыгнул на землю.

— Здравствуй. — Он разглядел желтые огоньки в глазах оборотня и нахмурился. — Что произошло?

— Берту убили, — тихо прорычал Алан. — Два дня назад. Я нашел ее в лесу. Она в людском обличье была, Эльрик, понимаешь?

— Понимаю. Пойдем в дом. — Принц огляделся, и торчащие над плетнями головы любопытных словно срезало его взглядом. — «Бичи» способны убить женщину?

— Они на все способны. — Алан открыл перед шефанго дверь в сени. Эльрик перешагнул порог и замер: в доме плакал ребенок.

— Дочка у нас. — Оборотень оскалил острые зубы. — Анни. Полгода ей… Я начинаю «меняться», Эльрик. И не могу остановиться… Два дня я думаю только о том, чтобы сохранить вид человека. Два дня. А Берту завтра хоронить… М-мать. Опять…

Он зарычал, отворачиваясь к стене. Вцепился пальцами в почерневшее дерево, и медленно удлиняющиеся когти с хрустом процарапали в древесине свежие борозды.

— Иди… — выдавил Алан совсем уж нечеловеческим голосом, — в дом…

Принц кивнул и открыл вторую дверь.

Берта лежала на столе посреди большой — и единственной — комнаты. Холст, которым ее накрыли, был сброшен на пол и изодран. Видно, приступ ярости и трансформация застали Серого прямо здесь. В подвешенной к потолку колыбели басовито и недовольно гудел ребенок. Не заходился плачем. Не визжал истерично. Именно гудел, сдержанно недоумевая, почему его до сих пор не услышали.

Эльрик смотрел на Берту.

Она никогда не была красавицей. К тому же в последний раз он видел ее лет сорок назад, а тогда в той девчонке было намешано человека и волчицы в равной пропорции. Алан жил в те времена совсем в другой деревне — оборотням часто приходилось переезжать, чтобы не вызывать подозрений слишком долгой жизнью и почти вечной молодостью, — и то, что они с Бертой встретились, иначе как счастливой случайностью назвать нельзя.

Да. Красавицей Берта не была. Но она была оборотнем. И это накладывало странную прелесть на то, как она двигалась, смотрела, говорила. На все, что делала она в человеческом облике. А человечность странно шла ей-волчице. Разум в горящих желтых глазах. Легкая кокетливость, которой и в помине не было в Берте-человеке. Сознание своей красоты…

Эльрик поднял с пола изодранный холст. Смял в руке и бросил обратно. Потом стянул с плеч свой просторный плащ и накрыл им лежащее на столе тело.

Он не знал эту Берту.

Он не знал этого лица, искаженного болью, ужасом и ненавистью. Лица, изуродованного начавшейся трансформацией. Врут те, кто говорит, что убитые оборотни становятся людьми. Врут, потому что правда отвратительна. Убитый оборотень останавливается на полпути между зверем и человеком. И как полуночный кошмар — удлинившиеся вперед челюсти, длинные клыки на тонком девичьем лице. Как бред — заросшие шерстью когтистые руки, переходящие в белоснежные плечи. В тонкую, стройную шею.

— Вот так. — Алан подошел сзади. — Я не знаю… Я нашел ее в лесу… Если кто-то видел ее такую или видел, как я ее уносил, они придут.

— Сколько их было?

— Убийц?

— Да.

— Двое. И они очень спешили.

— Собирайся, — бросил Эльрик, не отводя взгляда от накрытого плащом тела. — Нам нужно уезжать.

— Нельзя. — Оборотень покачал головой. — Ты же знаешь, что нельзя. Она оборотень, а три дня еще не прошло. Души не покинули тело. Не разделились.

— Алан, они поехали за подкреплением. Среди «Бичей» не много найдется желающих схлестнуться с оборотнем вдвоем против одного. Два дня назад… Они могут быть здесь с минуты на минуту.

— Я не могу оставить ее так.

— Можешь! — Эльрик зарычал не хуже самого оборотня и встряхнул Серого за плечи. — Можешь! Или ты еще тупее, чем я думал. Бери девчонку и едем. Ну! Оставь Берту Рилдиру, он позаботится о ней. Я буду драться за тебя, Варг, но здесь на нас ополчится вся деревня. Тебе ли не знать, как это бывает?

Алан молчал. Покорно болтался в руках шефанго.

— Дурак. — Принц отшвырнул его от себя.

— Дурак, — согласился Серый. — Я покормлю Анни. А ты, если не сложно, оседлай Шутника.

— Так-то лучше. — Эльрик угрюмо посмотрел на колыбель. Хмыкнул. — Хоть на настоящего ребенка близко гляну. — И вышел во двор, к своей нерасседланной кобыле.

Он так и не смог потом объяснить себе, почему не надел доспехи из лунного серебра. Были какие-то мысли о том, что не стоит привлекать лишнего внимания. Была надежда на то, что они успеют уехать до появления «Бичей». Было опасение, что завернутая в пеленки Анни на скаку может коснуться серебра своей нежной кожей. Девочка-оборотень. Этот ожог мог бы оказаться для нее смертельным.

Было.

Ни лук, ни арбалет не пробили бы кольчуги из лунного серебра.

Было…

Только оправдания не было. Не нашел он потом оправдания.

Когда вскинуло чувство опасности, Эльрик рыкнул:

— Алярм. — И, не дожидаясь Алана, дал кобыле шенкелей, устремляясь к просвету в смыкающемся вокруг них кольце. Рыцарей оказалось много. Больше, чем он рассчитывал.

Анни, удобно разместившаяся у него на руках, вздохнула, пуская пузыри. Она даже не проснулась.

Когда свистнули за спиной и сбоку арбалетные болты, принц машинально пригнулся, прикрывая ребенка. Сдвоенный удар выбил его из седла. Прошили кольчугу стальные острия. В короткой вспышке гаснущего сознания мелькнуло кровавым взрывом маленькое тельце…

Навстречу высыпавшим на дорогу рыцарям взметнулось серое, косматое тело. Волк был страшен в своем безнадежном бешенстве. Он метался от врага к врагу, рвал, кусал, молча принимал удары мечей с серебряной оковкой. Его хватило надолго. Но в конце концов «Бичи» добили оборотня. Завернули в плащ изуродованное тело получеловека-полузверя.

— Сэр Магнус. — Командир двадцатки брезгливо ткнул в сторону стоящей над разорванным трупом младенца испуганной золотистой кобылы. — Поймайте лошадь. И принесите сюда эту падаль.

— А шефанго? Нам эдакую громадину не утащить.

— Сам сгниет.

Рыцарь отправился выполнять распоряжение…

Последним, что он увидел, был тенью мотнувшийся с земли беловолосый демон.

Эльрик убил их всех. Все двадцать человек. Свой неподъемный топор он держал в левой руке. Но вырвавшийся на волю Зверь даже не чувствовал этой тяжести.

Принц не помнил того боя. И не помнил, как добрался потом до Уденталя. Зато он очень хорошо запомнил следующие пять лет. Пять лет крови, ненависти и убийств. Он не мстил — он вообще очень редко мстил за мертвых. Нет, шефанго просто поставил своей целью уничтожить орден. Люди, которые способны убивать женщин и детей, не должны жить.

Беда в том, что сам он убивать детей так и не научился. И когда «Бичи» бросили против него насмерть перепуганных мальчишек, принц ушел. Исчез. Также неожиданно и внезапно, как появился. Но он приобрел за эти пять лет одну дурную привычку. Ни один из рыцарей ордена, столкнувшихся с де Фоксом за пределами Готской империи, не переживал этой встречи.

Эльрик де Фокс

— Эльрик… Эльрик, ты что? Ты где? Голос у Кины был какой-то испуганный. Я помотал головой, возвращаясь к реальности.

— Здесь я. Чего шумишь?

— Не знаю. — Эльфиечка смутилась и уткнулась в свою тарелку.

Элидор неопределенно хмыкнул.

Да. Они с Симом едут в Готскую империю. Мы с Киной поворачиваем на юг. А ужин, оказывается, уже подходит к концу.

Ничего себе! Задумался, называется. У меня всегда так. Или вообще не думаю, или мыслю так мыслю. От всей души. Кстати, если верить Опаленным, у бессмертных души нет совсем. Мы вроде как животные. Только разумные. Интересно, что они по поводу Элидора думают?

— Сим, будь любезен, проводи Кину в ее комнату.

— А сама она что?.. — Половинчик заткнулся, соскочил со стула и предложил эльфиечке руку.

Кина пожала плечами, фыркнула и вышла, бросив на нас с эльфом насмешливый взгляд.

— Я слушаю, — мрачно сказал Элидор, таращась на стену. Стена была свежепобеленная, и на ней не наблюдалось ровным счетом ничего интересного.

— Мы едем с вами.

— Куда это?

— Дальше.

— Чего?!

— Того.

— А вы нам нужны? — В голосе монаха прорезалась наконец-то привычная ехидность.

— Нужны. Кина нужна. Я нужен. Я — особенно.

— Это почему?

— Великая Тьма, Элидор, не задавай дурацких вопросов и не будешь получать неприятных ответов. Мы едем с вами, потому что я так хочу. Это все.

— Ну-ну, — скептически буркнул эльф. — А я не хочу. Это тебе в голову не приходило?

— Нет. Ты знаешь прекрасно, что лишними мы с Киной не будем.

— С чего бы, интересно, я должен тебе верить? Может, ты шпион? Может, тебя заслали…

— Кто? — Мне стало интересно. Элидор несет ересь. Сам прекрасно знает, что несет ересь. Признаться в этом не хочет. Значит, будет что-то придумывать.

— Джэршэиты. Или… рилдираны. Ты же — шефанго! Посланник Мрака. Очень даже может быть.

— Не может. — Мне надоело сидеть просто так, и я достал трубку. — Не знаю, как там твоя амнезия, однако о том, кто такой Эльрик де Фокс, ты знаешь, это я помню.

— Ну и что?

— Мне начать тебя уговаривать, эльф? Дяденька, возьмите меня с собой! Не прикидывайся идиотом. Мне плевать и на Свет, и на Тьму. И уж тем более нет дела до Пламени и Мрака. А вот что будет с вами, куда еще вы влипнете, каких неприятностей себе огребете… это мне интересно. Все ясно?

Он молча пожал плечами.

Я курил.

Дым относило вверх, к потолку, а потом вытягивало в окно. Сим перестал сопеть под дверью, сообразив наконец, что он ни бельмеса не понимает по-эльфийски.

— Хорошо, — сказал эльф.

Можно подумать, мне нужно было его согласие.

Из архива ордена Белого Креста

Эльрик де Фокс (Эльрик-Предатель, Эльрис, Эльринг, Эльринг-эльф).

Наследный принц империи Ям Собаки. Возраст — около десяти тысяч лет. (По слухам. Точнее установить не удалось.) В молодости был изгнан из империи за отказ убивать пленных эльфов. От своей веры, вопреки слухам, не отказался. После изгнания много путешествовал. Имеет обширнейшие связи по всему Материку. Поддерживает дружественные отношения с великим визирем. Халифа Ахмази, бароном фон Уденталь, бароном фон Гиень, бургомистром Гемфри, Светлыми князьями Зараньским, Болеславльским, Согодским, Великим князем Менским. Очень плохие отношения с орденом Бича Божьего, графом де Карталь, бароном фон Роген. Отличается несдержанным, буйным характером и своеобразными понятиями о чести. Стандартное вооружение — топор (владеет виртуозно).

Рекомендации: убить, если есть абсолютная гарантия успеха; если такой гарантии нет — не проводить никаких насильственных операций. Разрешение на уничтожение необходимо получить у своего отца-настоятеля.

P.S. Запрещаю проводить какие бы то ни было операции с применением насилия.

Эльрик де Фокс

Утром Кина уныло скользнула в комнату, кивнула Симу, Элидору и тоскливо посмотрела на ожидающий ее завтрак.

— Не хочу я есть, Эльрик. Вообще ничего не хочу.

— А придется. Нам еще ехать и ехать. Сперва к готам. А потом обратно. Я даже не знаю, что сложнее.

— Ну и… К готам?! Нет, правда?! Мы едем дальше?! — Эльфиечка подлетела ко мне, обхватила за шею и расцеловала. Потом порывисто чмокнула Сима. Потом покраснела и чопорно села на стул.

Девчонка. Чему радуется? Нет, все эльфы ненормальные.

— Ладно, Элидор. — Я налил Кине вина, опередив монаха на полсекунды. — Теперь, может, расскажешь, в какую… гм… зачем вас с Симом туда отправили?

— Нам нужен Рихард де Шотэ. Один из…

— Палатинов императора. Знаю. И что?

— Звездочка, — изрек Элидор. И ухмыльнулся. М-да, Эльрик, впредь тебе наука — не перебивай ревнивых эльфов.

— Она в сердце, — воспользовался паузой Сим. — А сэр Рихард — правильный Опаленный. У нее шесть лучей. И магией он никогда не занимался.

Черная такая. А они говорят: нужен палатин. Лучше живой. Им звездочка нужна. Только если ее вытащить — он же мертвый будет. Вот мы и думаем: если он все равно мертвый — лучше звездочка. Она маленькая.

— Си-им! — Кулак сам ударил по столу, и посуда подпрыгнула, звеня, а Кина застыла, едва не подавившись.

— Заткнись, пожалуйста, — вполголоса попросил я. — Элидор. Будь любезен, объясни.

— Объясняю для особо умных шефанго. — Эльф, не взглянув на меня, продолжал разрезать для Кины жаркое. — Белому Кресту нужен палатин Рихард де Шотэ или черная звезда из его сердца. Палатин предпочтительнее.

— Ясно.

Ясно, что ничего не ясно. Звездочка? В сердце? А орден захотел вдруг живого палатина…

— Практически вся верхушка империи — тайные рилдираны, — меланхолично добил меня монах. И добавил пинка напоследок:

— И, если тебе интересно, нам нужно привезти де Шотэ в Аквитон до четвертого июля.

Сим взвился, как подброшенный:

— До как?! До когда?! Почему мне не сказали?!

— Не хочешь — оставайся, — пожал плечами эльф. — Только ты ведь не останешься.

— Я с вами помру, — сообщил половинчик. — И тогда вы будете плакать.

— Хоть сейчас, Сим, милый, — ласково сказала Кина.

— Чего — «сейчас»? — подозрительно прищурился гоббер. — Сейчас плакать или сейчас помирать?

Ему было весело. Кине, кажется, тоже. Элидор же, сдается мне, чувствовал то же, что и я.

А мне все это не нравилось. Ой не нравилось! Предчувствием опасности в чистом виде я бы свои ощущения не назвал. Это была скорее уверенность в том, что нам светят неприятности. Очень большие неприятности, масштаба которых я не мог даже представить. Ну почему, скажите на милость, я всегда вляпываюсь в какое-нибудь дерьмо? Причем по самые уши. И, что обиднее всего, вляпываюсь добровольно!

Как это говорил Ахмази… «Судьба, Эльрик, есть судьба. И никуда от нее не деться».

Герцогство Аквитон. Тальеза

— Мы нашли тех, кто нужен вам, Князь. Это монахи Белого Креста, как вы и предсказывали.

— А ты кого ожидал? Эльфов?

— Гм… Один из них действительно эльф.

— Это несущественно. — Бледный темноволосый человек, развалившийся в глубоком кресле, махнул тонкой рукой. — Главное, что они анласиты. Когда мы сможем встретиться?

— Они торопятся. Будут в Тальезе через два дня, видимо, тогда и…

— Прекрасно. Подготовь амулеты.

— Вы хотите подчинить монахов?

— Разумеется. А в чем дело?

— Видите ли… здесь могут возникнуть определенного рода сложности, с которыми, насколько я понимаю…

— Любезный Чедаш, когда ты начинаешь выражаться так изысканно, нападет зевота. В чем дело?!

— Что ж, Князь, вы вправе гневаться, но, боюсь, объяснить более внятно я вряд ли способен.

— Ты пока еще не объяснил никак.

— Их четверо, и двое действительно монахи. Эльф и гоббер. Их связывает между собой не только преданность одному делу. Я назвал бы их друзьями, Князь.

— Нелюди-анласиты? Это забавно, но не более. Кто оставшиеся?

— Эльфийка. И шефанго.

— Шефанго? Ты уверен, Чедаш? Шефанго, продавшийся Свету?

— В том-то и дело, что нет. Кроме того, и эльф-монах, и упомянутый шефанго оба влюблены в женщину, которая едет с ними.

— Ну-ну. Все интереснее и интереснее. Свет и Тьма в вечном поединке…

— И опять же нет. Князь.

— Та-ак. — Тот, кого называли Князем, нахмурился, отбросив легкость и игривость тона. — Это и есть твои «сложности»?

— Да. Но не все. Последний штрих, который, боюсь, только запутает дело, но он необходим.

— Я слушаю.

— Второй монах, тот самый гоббер, умудрился полюбить женскую ипостась шефанго.

— Шутишь?

— Если бы. Опаленность его и без того была сомнительна, а теперь, могу заверить вас. Князь, и его преданность Свету вообще находится под большим сомнением. И тем не менее он не станет служить Тьме.

— «Серенькие» никогда не представляют угрозы.

— Только не в этой компании. Свет и Тьма, Любовь и Вера, Верность и Предательство, Сила и Слабость… Даже, если хотите, красота и воплощенное уродство. Слишком опасная смесь, чтобы использовать ваши амулеты.

— Ты имел в виду — непредсказуемая смесь?

— Я имел в виду опасная. Князь.

— С тобой трудно спорить, Чедаш. Особенно если ты упираешься. Когда-нибудь я уложу тебя в гроб на пару столетий. И не поленюсь выбрать для твоего упокоения самое безлюдное место.

— Как скажете, Князь.

— С тобой трудно спорить, потому что ты редко ошибаешься. — Черноволосый человек откинулся на высокую спинку кресла и прикрыл глаза. Тонкие пальцы выбивали дробь по подлокотнику. — Хорошо. — Князь резко поднялся, и до этого темные глаза его полыхнули багрово-алым. — Доставь их ко мне.

— Всех?

— Ты шутишь, Чедаш? Все вместе они слишком крепкий коктейль.

— Здесь еще не вошло в употребление слово «коктейль», Князь.

— Значит, войдет. Доставь ко мне монахов. Или эльфийку. Или этого шефанго. Кого угодно, но без прочей компании. Мы попробуем договориться… Иди.

Чедаш молча поклонился и исчез.

— Это будет даже забавно, — пробормотал Князь, глядя в высокое узкое окно. — Мне еще ни разу ни с кем не приходилось договариваться.

Герцогство Аквитон. Столица — Тальеза

Аквитон по праву называют зеленым герцогством. Он утопает в лесах. Великолепных корабельных рощах, где чист прозрачный, пахнущий хвоей и нагретой смолой воздух. Где алеют на полянах ягоды земляники, а в подлеске, закрывая собой глянцевые листья, таращится в небо черно-сизая черника.

Эльрик помнил эти леса еще не тронутыми присутствием человека. Даже друидов, считающих себя родившимися вместе со здешними деревьями, не было здесь.

Там, где раскинул улицы-лучи громадный город, лежала когда-то просторная, солнечная поляна, и на ней, на самом краю, у леса, он построил себе дом. Крепкий бревенчатый дом, в котором прожил больше полусотни лет. Один. Ему часто приходилось оставаться одному.

Мир менялся на глазах, создавались и рушились государства, рождались и исчезали новые народы, появлялись друзья… И умирали через десятки лет, казавшиеся мгновениями.:

Когда от перемен начинала кружиться голова, а окружающая жизнь становилась похожей на бред, когда мир начинал казаться полубезумным сном, принц уходил. Уходил, чтобы забыть — он умел забывать, это умение необходимо любому бессмертному. Но для забвения требовалось одиночество. А потом можно было вернуться. И после возвращения жизнь на какое-то время словно застывала. Спокойствие и стабильность, размеренность войн, урожаев, эпидемий и религиозных всплесков. Почти не меняющиеся границы стран. Новые знакомства и, может быть, новые друзья. Такое затишье могло затянуться на несколько столетий. А потом еще несколько сотен лет разум был в состоянии выдерживать перемены. Пока не приходило время уйти.

И годы отшельничества, живой лесной тишины, запаха смолистых дров в очаге, свиста повадившихся прилетать на широкий подоконник птиц… Пожалуй, это были счастливые годы. Только счастье уединения приедается слишком быстро.

И вот кавалькада летит через израненный дорогами лес. Пыль, поднятая копытами лошадей, забивает запах хвои. Гулкая дробь подков эхом отскакивает от стены сосен, а для воспоминаний ни остается ни места, ни времени.

Может, оно и к лучшему?

Тальеза

Эльрик де Фокс

Город-порт. Речной, правда. Но река здесь из тех, у которых с одного берега другой не разглядишь. И народ здесь, как в любом портовом городе, собирается самый разный. Пока мы ехали до гостиницы, которую я помнил еще по прежним посещениям как весьма приличную — хотя называлась она глупо: «Пестрый кобчик», — нам повстречались и гобберы, и гномы, и люди всех национальностей…

Западных.

Ни одного человека с Востока я не увидел. Купцы чуют приближение войны даже раньше, чем ее планируют военачальники.

В гостинице меня, оказывается, еще помнили. Хозяин там, естественно, был уже другой, однако, видно, от прежнего дошли легенды об Эльринге-эльфе… Во всяком случае, когда Элидор вошел в зал, какой-то парень выскочил из-за стойки и помчался к нему, восклицая на ходу:

— Сэр Эльринг! Какая радость. Вам «Орочью», как всегда? Потом он увидел меня и остановился в глубокой задумчивости.

— Как всегда, — ответил я. Элидор хмыкнул. Однако промолчал.

Поужинав и отправив Кину спать, мы еще посидели у меня в комнате (похоже, это стало традицией), покуривая и потягивая вино. В смысле, эльф и Сим — вино, а я действительно «Орочью горилку» — здесь она на редкость высокого качества. Потом Сим пожаловался, что его клинок зазубрился в том памятном бою. Элидор лениво изрек, что противника всегда выгоднее пристрелить. Хлопот меньше. А я порадовался, что с некоторых пор мой топор не нуждается ни в заточке, ни в полировке. А вообще, оружию нужен уход. Как женщине. Даже больше. Женщина и сама о себе способна позаботиться.

Рассуждения о женщинах Элидору не понравились. И то сказать, про Кину действительно не скажешь, что она без опеки выжить может. Однако насчет оружия эльф согласился. И рано утром, сразу после разминки, я разбудил обоих монахов. Как раз начало светать, и должны были открыться местные оружейные мастерские.

Элидор вышел почти сразу. Он еще расчесывал свои роскошные волосы, мокрые после умывания, однако был бодр и свеж. Редкий тип монаха — монах, встающий рано и в хорошем настроении.

Сима пришлось выволакивать из постели силой. Он лениво отбивался от меня, не понимая, куда его несут. А несли его к колодцу. Пара ведер воды, и гоббер стал бодр, как Элидор. Вот только настроение у него… Ну не всем же с утра радоваться.

Мы быстро добрались до квартала оружейников. Пошли мимо домов, украшенных над входами коваными изображениями секир, мечей и булав, выбирая что-нибудь поприличнее, когда сзади раздалось басовитое:

— Провалиться мне сквозь гору! Эльрик! Это действительно ты?!

Обернулись мы трое одновременно. И. одновременно сняли ладони с оружия. Посреди улицы, засунув большие пальцы за широкий боевой пояс, стоял гном.

Кажется…

«Я знаю его?» когда-то мы были знакомы. Проклятая память бессмертных — прячет воспоминания в глубоких черных подвалах…

«Имя».

Брайр…

И вслед за именем рванулись воспоминания, обдирая бока, толкаясь и мешая друг другу…

Старый мой знакомый… Нет, не знакомый — друг. Нам доводилось рубиться вместе еще в Железном кряже. В те времена, когда гномы только заселяли эти горы…

А Брайр уже дотопал до нашей троицы. Облапил меня. Начало роскошной бороды пришлось как раз на пряжку моего ремня. Потом дружески дал кулаком.

Ох… Дружески-то дружески, но ручищи у гномов!

— Я давно тебя жду.

— Брайр, познакомься, это Сим…

— Брайр. — Гном поклонился церемонно. — Из рода Трори.

— А это Элидор.

— Брайр. — Снова поклон. — Из рода Трори.

— Очень приятно, — вежливо сообщил Элидор.

— Слушай, Эльрик, — стараясь говорить как можно тише, прошептал гном. Шепот его разнесся по улице гулом. — Давно ли ты связался с эльфами?

— Три недели как.

— На тебя не похоже. Ну ладно. — Брайр вновь повысил голос, — К нам-то чего забрели? Ведь не в гости же. В жизни не поверю, чтоб Эльрик Большой Топор без дела пришел?

— Большой Топор… — словно бы про себя заметил Элидор. — Гм. Подходит. Вот мерзавец!

— Нам бы клинок Симов подлечить. — Я покорно последовал за потянувшим меня вдоль по улице гномом.

— А твой топор?

— Целехонек.

— Топорик твой давно выбросить пора, — безапелляционно заявил Брайр.

— Сколь годков-то ему, а?

— Ну-у…

— То-то что ну-у-у, — язвительно протянул оружейник. — Покажь-ка лезвие.

Я вынул оружие из петли. Снял чехол. Брайр придирчиво осмотрел топор и самодовольно осклабился:

— Моя работа, верно? Помню, как ты убивался, когда старое лезвие в негодность пришло.

Уши Элидора вытянулись в нашу сторону и зашевелились от любопытства.

Брайр помнил. А я вспоминал…

Как выл тогда от боли, стоя на коленях над треснувшим по всей длине страшным, клювастым лезвием. В горячке боя я не заметил, что мое оружие смертельно ранено, и продолжал крушить горную нечисть, раскалывая черепа уже не сталью, а тяжелым обухом.

А потом…

Все-таки топор был памятью о доме. Ну, и сроднились мы с ним за долгие века.

Брайр тогда на месяц заперся в новой своей кузне. И отковал мне новое лезвие из обломков старого. Да наложил на него особые свои заклятия. Сколько уж тысяч лет прошло с тех пор, а топор продолжал служить мне верой и правдой.

— Твоя работа, — согласился я. — А выкидывать… Ты спятил никак на старости лет?

— Подожди ругаться-то. — Гном толкнул наконец изузоренную деревянным кружевом дверь мастерской. В переплетениях резьбы я узнал «вспомнил?» герб его рода — обвившийся вокруг бердыша боевой пояс.

— Подожди. Покажу я тебе кое-что.

Он провел нас троих на задний двор, где подмастерья из людей уже качали огромные мехи в крепко сложенной кузне.

Шагнул внутрь.

Постоял.

Даже гному и мне нужно дать глазам привыкнуть к огненному полумраку, после солнечной улицы.

А потом Брайр раскрыл стоящий у стены окованный сталью сундук.

Серым шелковым блеском плеснуло оттуда. И яркое пламя горна показалось тусклым по сравнению с этим сказочно-прекрасным сиянием.

— Великая Тьма…

— Мамочка моя, лунное серебро… — пискнул откуда-то сзади Сим.

— Если хочешь, я вплавлю в новое лезвие часть старого, — тихо сказал гном.

— Но…

— Ты держал их тогда. Один — шестерых, помнишь? Держал, пока меня не унесли. Тебя потом тоже пришлось нести. Отец ввел тебя в род. Или ты забыл это, Эльрик Большой Топор?

— Нет… д-да. Нет.

— То-то. Это ты твердил, что все позабудешь. А я не верил. Ну и кто из нас прав оказался?

— Ты представить себе не можешь, до чего же я рад, что ошибся.

— Я-то могу. Ладно, у друзей твоих что? — Брайр вновь перешел на деловитый гномийский говор. — Меч, говоришь, подлечить? И у вас, господин эльф?

Сим, все еще ошалевший, рассеянно потянул из ножен. свой клинок.

Элидор просто кивнул, не отрывая взгляда от мягко сияющего серебра:

— Вот что, Эльрик, — поглядев на них повнимательнее, заявил гном. — Я не первую тысячу лет на свете живу. Меняется мир. Да ты, наверное, заметил. И перемены эти ой как с вами повязаны! Так что, если у твоих друзей есть деньги…

— Есть! — вскинув на Брайра заблестевшие глаза, заявил Сим.

Эльф опять промолчал.

Гном протопал в угол мастерской. Долго звенел там железками, кряхтя и ругаясь, а потом вернулся, неся в руках завернутые в промасленную кожу длинные предметы.

В количестве трех.

— Вот. — Он развернул один. Серый шелк клинка. Изящная, как молодая змейка, рукоять. Меч был длиной побольше самого Брайра, но кузнец держал его легко, как перышко. Да клинок и казался легким. Такое уж оно, лунное серебро. Красивый меч, только руны по лезвию. Странные руны. Я никогда не видел таких.

— Работа не моя. — Проследил гном мой взгляд. — Так что не знаю, чего тут написано и как оно действует. Но магия эта сильна.

— Сколько?.. — Голос Элидора неожиданно охрип. Эльф откашлялся и повторил:

— Сколько вы хотите за этот меч?

Совсем спятил, парень! На такой клинок не наберется денег во всей аквитонской казне…

— Две трети того, что есть у вас, — невозмутимо ответил Брайр. — И оставшуюся треть за них.

Два меча. Небольших, легких и узких. Словно специально откованных для верткого, не отличающегося силой гоббера.

— Эльрик… Элидор… — Сим отчаянно посмотрел на нас, словно мы были способны отказаться от такого оружия.

— Возьмите.

Эльф протянул гному три небольших кошеля. С золотом. Все деньги, что были у нас.

Брайр пристально посмотрел на него. Взвесил кошели в своих широких ладонях. И… два отдал Симу.

— Эльф-то ты, конечно, эльф, — буркнул он в сторону Элидора. — Но нет в тебе жадности. Нету-нету, не спорь! — прикрикнул он, когда монах попробовал возмутиться, оскорбленный в лучших чувствах. — Так, видимость одна. Ишь чего! Да разве эльфийский скупердяй отдаст все деньги за оружие? Он по башке даст, клинок заберет и поминай как звали, верно, Эльрик? — Брайр расплылся в улыбке. — Этот знает. Он эльфов бивал. А клиночек тебе пригодится. Не раз. Сердцем я это чую. Ну ладно, ребятки, пора вам. А ты задержался бы, родич. У нас с тобой разговор долгий будет.

Монахи попятились к выходу. Вид у обоих был абсолютно ошеломленный. У меня, кажется, тоже.

— Мы ждем в «Розе Тальезы», — уже от выхода сообщил Элидор, пытаясь вернуть себе нормальное — скептическое — выражение лица. У него не получалось.

Сим спиной толкнул дверь. Споткнулся о порог. Едва не сел на задницу. И только потом сообразил, что не обязательно идти задом наперед.

Ни эльф, ни гоббер даже не вспомнили об обычном «спасибо». Не от хамства. От полной неспособности воспринять происходящее.

Так они и ушли.

Один из подмастерьев побежал проводить монахов, а гном, взяв мой топор, принялся сам раздувать мехи.

Сидя на ящике с заготовками, Эльрик смотрел, как Брайр готовится к работе. Принцу доводилось видеть оружейников в деле. Но в деле простом. Обыденном. Настолько, насколько вообще может быть обыденной тайна рождения оружия.

Сейчас же у него на глазах затевалось нечто особенное. И причина была не только в том, что гном собирался работать с лунным серебром. А в чем? Эльрик не знал. Но странная атмосфера затаившейся, словно притихшей кузни, освещенной сполохами огня; кузни, где по стенам метались — словно жили своей жизнью — в бесшумной пляске черные тени, эта атмосфера и еще дурманящий сознание поток воспоминаний придавали всему происходящему ощущение удивительно четкой ирреальности.

Или ускользающей, как морок, действительности.

Оружейник выставил из кузни оставшихся подмастерьев. Закрыл тяжелую дверь, сел напротив шефанго.

— Вот такие дела, родич, — сказал он, помолчав. — Стар я. Очень стар.

И Эльрику стало страшно.

Принц помнил ту холодную зиму в Великих горах. Сейчас, через долгую вереницу тысячелетий, он помнил ее отчетливо и ясно. Словно совсем недавно завывала метель, швыряя снегом в темное жерло пещеры, и горел огонь, и ползали где-то неподалеку непонятные твари — не люди, но и не нечисть — что-то среднее, вымершее чуть позже, а тогда намеревавшееся всерьез закусить наследником империи.

Не следовало, конечно, разводить огонь — Твари чуяли тепло, как Ржавильщик железо, но Эльрик продрог до костей, и зубы у него стучали так, что, кажется, слышно это было по всей округе. К тому же костер, весело и с треском пожирающий сухие ветки — когда-то над самой пещерой росла здоровенная сосна, рухнувшая потом внутрь, — жаркий, пляшущий костер отгонял вновь нахлынувшую тоску по дому.

Гиблое дело такая тоска, особенно посреди зимы, когда ты один, а вокруг ничего, кроме вьюги и голодных, почти безмозглых чудовищ.

К тому моменту, как первые из них заглянули на огонек — в буквальном смысле слова, — принц отогрелся уже настолько, что желание жить, а следовательно, желание драться вернулось к нему почти в полной мере. Но Тварей оказалось слишком много, чтобы прорубаться к выходу. И Эльрик, отмахиваясь топором и костеря противников — а заодно и все окружающее — на чем свет стоит, отступал в глубину пещеры. Зверь тогда в очередной раз сыграл с ним плохую шутку — он вырвался-таки, и, когда кровавая муть в глазах схлынула, а вокруг не осталось ровным счетом никого живого, де Фокс понял, что не знает, где выход. Еще он, помнится, обнаружил тогда горного медведя.

Мертвого.

Долго смотрел на срезанный наискось череп зверя и гадал, в силах ли человеческих сотворить такое. Гадал, пока на собственном топоре не обнаружил прилипшие клочки бурой жесткой шерсти.

Медвежатины хватило бы надолго. Но ждать чего-то, сидя у медленно гниющей туши, не было никакого смысла. Поэтому принц пошел вперед. Решив для себя, что вряд ли медведь выбежал из глубины подземелий, значит, где у зверя хвост, там и выход на волю.

О том, что медведь во время боя мог развернуться — и не раз, — Эльрик подумал лишь после нескольких дней пути в непроглядной стылой тьме.

Черные пещеры, где отказалось служить даже его кошачье зрение; где не было видно звезд, по которым так легко определить направление; где страшны были бездонные мертвые реки, а Твари, жившие в темной воде, смотрели на мир белесыми выпученными глазами — эти пещеры едва не доконали его. Принц понимал, что начинает понемногу сходить с ума от вечной тьмы и тишины. А потом и от голода. Он гнал от себя растущую уверенность в том, что весь мир — одно бесконечное подземелье, а солнечный свет, высокое небо, звезды, ветер — не более чем прекрасный, но прерванный сон.

Потом — провал.

Нашел его отряд гномьих рудознатцев. Обнаружив в гигантском зале труп (так подумали гномы поначалу) огромного существа, с лицом настолько чужеродным, что даже мертвое оно напугало их больше, чем живой демон, разведчики хотели сперва обойти зал стороной. А потом — так рассказывал Эльрику Брайр — один из них разглядел древко топора.

И если оставить без внимания труп чужака гномы еще могли, то не посмотреть топор… Это было выше их сил.

Они подошли поближе. Попробовали сдвинуть тело. Но — опять же по словам Брайра — мертвец тут же железной рукой вцепился в древко и послал всех непонятно, но явно далеко. А когда гномы разглядели лезвие топора и оценили его размеры…

В жилые помещения их несли очень осторожно, но с большой помпой.

Вдвоем на одних носилках, потому что вынуть оружие из рук шефанго не получилось.

Сам принц ничего подобного не помнил.

Были бесконечные пещеры, а потом, почти сразу — огонь в очаге, какое-то пахучее питье. Широченный бородатый гном, медленно гудевший на неведомом языке. И выглядывающий из-за его спины гномий подросток.

Топор — Эльрик сразу потянулся найти его — лежал рядом. И юный гном переводил изумленный взор с оружия на владельца и — обратно.

Это и был Брайр.

Принц оставался у гномов до середины лета. Он мог бы уйти раньше — уже через неделю суровый горный лекарь вынужден был согласиться с тем, что его невероятному пациенту можно встать с постели. Шефанго общался с лекарем на невообразимой смеси нескольких — еще тех времен — человеческих языков, зароллаша, орочьего и выразительной жестикуляции. Но свое последнее заявление о том, что он — давно! — здоров, принц произнес на уже почти чистом гномийском.

Судя по всему, именно это лекаря и убедило.

Он мог бы уйти. Но ему предложили остаться хотя бы до весны. Гномы очень гостеприимный народ, просто они не любят, когда гости начинают приходить часто и помногу. А один-единственный шефанго, да еще с диковинным топором — старейшины решили, что этот гость из тех, кого стоит привечать.

Брайр таскался за Эльриком как хвост. Стоило парнишке освободиться от работы, как он возникал на пороге отведенного принцу помещения, маячил там застенчиво, но стараясь попасться на глаза, а получив приглашение входить, радостно улыбался и тут же приставал с вопросами.

Собственно, вопросами одолевал не только Брайр. Привязанные к своим горам, домоседы по натуре, гномы, оказывается, страсть как любили послушать чужие рассказы о дальних землях, удивительных народах, разных обычаях.

Еще их очень интересовал топор принца. Здесь не было таких. Оружие это, привезенное в мир шефанго, использовалось лишь на Ямах Собаки, да и там, в империи, немногие бойцы способны были управиться с этакой махиной.

Эльрик, которому так и так нужно было тренироваться и восстанавливать форму, не скупился. Показывал, рассказывал, объяснял. И жутко удивился, когда узрел однажды средних лет гнома, вооруженного таким же топором.

Он перестал удивляться лишь после того, как к нему пришел делегацией десяток самых крепких воинов.

Тогда за тренировки пришлось взяться всерьез.

И все равно принц долго не понимал, зачем гномам, которые, похоже, действительно рождаются с топорами в руках, перенимать чужое умение, чужое искусство, чужое оружие. О том, что этим народом движет постоянная тяга к познанию, он узнал намного позже.

А тогда… Тогда, узнав, как переводится с зароллаша имя Фокс, его раз и навсегда окрестили Эльрик Большой Топор.

— Понимай как хочешь, — грустно жаловался принц верному Брайру, — то ли из-за оружия. То ли потому, что я… гм. Да.

Трори, отец Брайра, глава рода, заглядывал к своему гостю пореже, чем сын, но зато расспрашивал куда более обстоятельно. Особенно интересовали старейшину другие горные массивы Материка. Кряж, способный посоперничать с Великими горами, Эльрик видел лишь далеко на востоке. Он так и сказал.

— Значит, легенды не врут! — тяжело прогудел гном. — Железный кряж, Горы Смерти, действительно существует.

— Почему «смерти»? — спросил де Фокс.

— Там Зло, — ответил Трори. Ответил так, словно этими двумя словами было сказано все.

Эльрик де Фокc

Распрощался я со своими гостеприимными хозяевами только в конце июля.

Распрощался вроде как навсегда. Брайр меня провожал до самой границы владений рода. И потом долго еще вслед смотрел.

Я не видел.

Я взгляд чувствовал.

А на поясе у парня топор висел. Такой же, как у меня. Только поменьше, понятно. Гномы все ж таки, по себе оружие куют. А ростом они не вышли.

Да.

Брайра я долго еще потом вспоминал. Но никак не думал, что доведется нам снова встретиться.

Однако довелось.

Большой отряд гномов вышел к моему дому на берегах Внутреннего моря. Как раз туда, где сейчас Луциг, единственный удентальский порт. Место там больно красивое.

Нет, они, естественно, не ко мне в гости решили зайти. Тысяча бородатых дядек, в кольчугах и при оружии, как-то слабо тянут на гостей.

Они шли в Железный кряж.

В моих делах как раз тогда наступило очередное затишье. Заняться было ну абсолютно нечем, и я вызвался проводить разведчиков до гор.

Проводил.

Тогда и понял, почему их Горами Смерти называли. В подземельях этих обосновалось такое количество всякой мерзости, что каждый топор там был на вес лунного серебра. Во время войны за территорию я и оказался принятым в род.

Вот так все и было.

А теперь, в квартале оружейников человеческого города, передо мной сидел Брайр. Мой родич — гном. И он был стар. Очень стар. И очень далек от Железного кряжа.

— Была война, Эльрик. Ты знаешь?

— Я слышал об этом. Но когда она началась, я жил далеко на Западе.

— Война. — Брайр сцепил узловатые темные пальцы. — Нас было десять тысяч. А ушло чуть меньше трех.

— Ушло?

— Да. Железные горы снова пусты. Наш род… мы с тобой — последние.

— Как?

— Вот так. Все погибли. Отец. Братья. А теперь и я. Первым моим желанием было обругать его. Что за бред?!

Ему ли говорить о смерти?! Но… понял я, что Брайр прав.

Он действительно подходил к пределу.

— Ты знаешь, — тяжело продолжил кузнец, — что мы могли бы жить вечно. Но Мастерство требует многого. И в каждое изделие, выполненное с душой, вкладываем мы часть своей жизни. Я могу отковать еще лишь одну вещь.

И тут до меня наконец дошло. Брайр, единственный оставшийся в живых из древнего рода (единственный, потому что какой из меня, к акулам, сородич?!), хотел отдать остаток своей жизни на мой топор. Потому что я… Я все же не был чужаком.

И старый гном жил среди людей.

Сколько лет?

Жил и ждал. Ведь он мог существовать так до бесконечности. Ждал, зная, что рано или поздно наши пути вновь пересекутся. Он хотел умереть. И выбрал смерть сам.

Все инстинкты, появившиеся у меня за время жизни среди смертных, противились этому решению. Люди цепляются за свою короткую жизнь. Зубами. Руками. До крови обдирая ногти. А этот гном…

И все же он был прав.

А я не имел права отказываться от чудовищно-прекрасного последнего его дара.

— Знаю, что ты думаешь, — угрюмо сказал мне Брайр. — Жить. Любой ценой жить. Но ведь и вы, бессмертные — ты же сам рассказывал мне, — когда не остается выбора, предпочитаете умереть достойно. Для вас это — гибель в бою. С оружием в руках. А для меня — так. Ты иди сейчас. — Гном тяжело поднялся, и под взглядом зеленоватых его глаз распахнулась дверь кузни. — А завтра приходи. Топор будет готов. Дом и мастерская тебя признают. И пропустят. Только, Эльрик, ты должен успеть вынести оружие до восхода, чтобы лезвия коснулись первые лучи солнца.

Я промолчал. И пошел к выходу. Грустно было и темно. Совсем темно, как тогда, в пещерах Западных гор. Потому что жизнь Брайра, вложенная в оружие, не будет частью Мастера. Она будет частью Мастерства. Силы. Стихии.

А Брайр уйдет.

Совсем.

Странно. Как, оказывается, важно было для меня сознание того, что он есть. Странный мой родич, казавшийся забытым, но на деле просто прочно слившийся с моей собственной душой (если есть она у меня), а теперь уходящий.

Это больно, когда уходит часть души.

— Прощай, Эльрик Большой Топор, — на родном языке сказал Брайр.

— Прощай.

Я не выдержал — обернулся, уходя. Но старый гном быстро захлопнул узорную дверь.

Узкие улицы, задавленные высокими холодными домами. Мусор и грязь. Сапоги противно хлюпали в скользком месиве, покрывавшем мостовую. У аквитонских властей было достаточно денег, чтобы вымостить города, но у горожан оказалось недостаточно чистоплотности.

Эльрик брезгливо обошел кошачий трупик, на котором сидела унылая ворона.

Принц был мрачен, но еще не зол и очень хотел разозлиться. Он ненавидел это состояние безысходной тоски, от которой становилось холодно и какая-то мутная тяжесть ложилась на сердце. Злость была ближе и понятней. Злость давила, но она оставалась живой и горячей. Злость находила себе выход.

Тоска — никогда.

А грязь, вонь и обычная человеческая неопрятность Эльрика обычно раздражали. К тому же по таким вот проулкам можно было дойти до «Розы Тальезы», где поджидали принца монахи, намного быстрее.

Бледное лицо в сероватом вялом чепчике выглянуло из окна:

— Какой большой! Загляни в гости, красавчик… Широкая улыбка обнаружила отсутствие нескольких зубов.

Эльрику стало смешно. Омерзительность гостеприимной шлюшки была настолько очевидной, что девица действительно могла рассчитывать лишь на чудовищ вроде него.

Он щелчком забросил в окно монету в десять серебряных и прошел мимо, проигнорировав растерянное:

— Спасибо, добрый господин.

Кем-кем, а добрым громадный беловолосый шефанго был сейчас меньше всего.

До трактира оставалось немногим больше квартала, когда сквозь закипающую злость пробилось резко и оглушительно: Опасность… И Эльрик замер, словно уткнувшись в невидимую стену. Такого с ним еще не случалось. Он чувствовал опасность. Опасность смертельную, но… Она угрожала не ему.

«Какого Флайфета?» Принц глубоко вдохнул и медленно выдохнул, успокаиваясь, сосредотачиваясь. Бывало так, что он не мог сразу определить направление угрозы или понять, кто угрожает. Но вот затруднений с тем, кому грозит опасность, у него не было никогда. Кому же, как не ему, любимому?

А сейчас?

«Элидор!» — взорвалось сполохом. Забилось. Заметалось, разгоняя по жилам кровь. Тело само перешло в режим боя, и медленными, отчетливыми стали движения редких прохожих, коснулся дрогнувших ноздрей запах их страха, недоумения, растерянности.

Они боялись его, огромного нелюдя, замершего вдруг посреди узкого проулка.

А в следующий миг люди воробьиной стаей брызнули в стороны, когда беловолосая громада, закованная в булат, сорвалась с места, совершенно бесшумно скользнула вдоль серой стены и… кажется, исчезла.

Только белым бликом мелькнула на темном плаще длинная коса.

Он вошел в «Розу Тальезы» — вошел, а не ворвался, хотя очень хотелось смести и дверь перед собой, и парочку вышибал, стоящих за дверью, — и остановился, обводя взглядом притихший зал. Несмотря на ранний час, здесь было многолюдно.

Прислуга, сновавшая с подносами в руках, высокий дворянин, наклонившийся к своей даме, два моряка, оживленно обсуждавшие что-то за угловым столом, — все замерли, уставившись на шефанго.

Монахов не было.

Принц мягко скользнул вперед, к занавешенным кабинкам — именно из-за них «Роза Тальезы» пользовалась в городе бешеной популярностью, — и ничтоже сумняшеся отдернул бархатную портьеру.

Из уютного полумрака донесся визг. Но шефанго уже перешел к следующей занавеси. А потом к третьей. И к четвертой.

Ничего.

Не считая перепуганных дам и возмущенных кавалеров.

Но Элидор был где-то здесь. Где-то совсем близко, и в то же время казалось, что он очень далеко.

Неспособность разобраться в собственных ощущениях стала последней каплей. Клубящаяся злость превратилась: в грозовую тучу. Полыхнула молния.

Эльрик развернулся к подбежавшему сзади вышибале и приподнял его над полом. Низкий голос его раскатился по залу, как гром:

— Здесь были эльф и гоббер. Где они?

— Н-н-н… Б-б…

— Проблемы с дикцией?!

— Н-не б-было…

— Врешь!

— Здесь никого не было! — отчаянно вскрикнул второй. Он не посмел подойти, но и не вмешиваться не мог.

— Храбрый мальчик. — Слепые бельма глаз уставились на говорившего. Совсем уж нечеловеческим стал голос. — Далеко пойдешь, если не сдохнешь. Вы были в зале постоянно?

— Да.

— Они должны были войти сюда пару минут назад.

— Не было! Сэр, клянусь своей мамой!

— Не разбрасывайся клятвами. Что ты скажешь, если получишь вот это? — Поставив первого вышибалу на пол, Эльрик вынул из кошеля золотой.

— Это Эльринг-эльф! — просипел полузадушенный здоровяк, отходя подальше.

Глаза того, что посмелее, округлились. Он сглотнул и отступил на шаг, жалобно взглянув на монету:

— Сэр Эльринг… Я клянусь, ни эльфы, ни гобберы, никакие нелюди сегодня не заходили.

— Зеш!

Принц отправился к лестнице.

Вышибалы, переглянувшись, попытались перегородить ему дорогу.

Порадовавшись, что топор остался у Брайра, шефанго сдернул маску и оскалился. Потом перешагнул через лежащих и пошел дальше.

Даже двери лучших комнат вышибаются максимум с двух ударов плечом. Может быть, Эльрик слегка подпортил репутацию «Розе Тальезы». Возможно, что случайно он отравил радость любви нескольким парочкам. Ну, может быть, несколько дверей стали нуждаться в серьезном ремонте. Все это было не важно. Важно было другое: ни Элидора, ни Сима в гостинице не оказалось.

Когда принц шел обратно через зал, там было уже пусто. И все также тихо. Ошеломленные вышибалы сидели за столом и при виде де Фокса осторожно осенили себя Знаком.

Он вернулся в «Пестрый кобчик». Прошел в номер Кины. Машинально ударил в дверь ногой.

Эльфийка вскочила, прижимая к себе лютню. Полыхнули синевой огромные испуганные глаза.

— Боги… — Эльрик закрыл глаза и покачал головой. — Прости, малыш… Я не хотел.

— Что-то случилось. — Кина не спрашивала — она знала. — Что-то случилось с Элидором. Что, Эльрик?

Он помолчал, чувствуя, как ярость сменяется ощущением полной беспомощности. Это было лишним. Совсем лишним. Но в голову, как назло, не приходило ничего ободряющего или утешительного…

«Мессер от зеш! — безмолвно выругался принц. — Хорц аш готрр грат зеше?!» Кина смотрела внимательно — слишком внимательно — и словно читала его мысли.

— Я не знаю, где они, — выдохнул наконец де Фокс. — Но они живы.

— Пока, — тихо шевельнула губами эльфийка.

— Если сразу не убили, значит, не убьют еще долго.

— Откуда ты знаешь? Он пожал плечами:

— Пользы с них, с мертвых? Беда в том, что я понятия не имею, где их искать.

— Что же теперь делать?

— Ждать.

— Просто ждать?

— Тебе — да. А я подумаю, кому тут можно наступить на хвост, чтобы разворошить этот городишко.

— Только не уходи надолго, — беспомощно попросила Кина. — Не исчезай, ладно?

— Разумеется. Куда ж я от тебя денусь?

Монахи явились заполночь.

От вежливого стука в дверь Эльрик подскочил, обнаружив, что умудрился заснуть на полу возле Кининой кровати. Эльфиечка извелась, устав от переживаний и за монахов, и за Эльрика, который действительно за несколько часов успел превратить Тальезу в растревоженный улей.

Когда он вернулся, Кина расплакалась, а потом заснула, сжимая в руках ладонь принца. Вот и пришлось сидеть рядом — будить ее не хотелось совсем.

Сим посмотрел на Кину. Сказал Элидору:

— Тс-с-с! — так громко, что девушка заворочалась на кровати. И пальцем поманил Эльрика в коридор. — Пошли в твою комнату, — безапелляционным тоном заявил он. — Поговорить надо.

— Да уж, — без энтузиазма согласился де Фокс. — Поговорить есть о чем.

— Мы вошли в зал, — Элидор развалился на стуле, как обычно, вытянув ноги через полкомнаты, — и едва успели сделать пару шагов, как со всех сторон поднялись вооруженные арбалетами дядьки.

— В дверях тоже появились трое. И тоже с арбалетами, — вставил гоббер, начавший, вопреки обыкновению, говорить ясно.

— Пытаться что-то сделать в такой ситуации, сам понимаешь… — Эльф поморщился. — Попадал ты в такие, я думаю, и не раз.

Эльрик неопределенно пожал плечами.

— А с галереи — там над всем залом галерея тянулась — обращается к нам некий весьма самоуверенный тип. «Не нужно нервничать, — говорит, — давайте побеседуем как разумные люди».

— Стоп, — перебил его де Фокс. — Извини, конечно, но можно подробнее? Я так понимаю, вы вошли в «Розу Тальезы», а оказались где-то в другом месте?

— Ты правильно понимаешь, — оскалился эльф. — В «Розе» нет галереи.

— Раса? — уточнил шефанго.

— Этого парня? Да человек он. Чистокровнейший.

— Угу. Дальше. — Эльрик потянулся за трубкой.

— Можно, да? — Элидор встал, развернул стул и уселся на него верхом, облокотившись на спинку. — Ну, спасибо. Пригласил он нас в кабинет, а там в стенах дырок, как в сыре. И в каждой по арбалетчику. Их не видно, конечно, но слышно — сопят, стрелки малохольные.

— Эк ты их! — одобрительно влез Сим. — Понял, Эльрик. Боялись они нас. Во как!

— Не думаю, что это повод для радости, — ледяным голосом сказал эльф. — Но больше утешиться нечем. Действительно, нас побаивались. Однако недостаточно, чтобы держаться подальше… Ладно, об этом потом. А немочь бледная, которая в гости нас пригласила, говорит, что мы можем звать его Князем. Если я хоть что-то понимаю, князьями называют венедских военных вождей, так?

— Примерно.

— Он такой же венед, как я — шефанго, — буркнул Элидор. — Но дальше еще веселее. Едва представившись, этот самый Князь сообщил нам, что ему нужен палатин де Шотэ.

— А ты уверен, что он не из Белого Креста? — невинно поинтересовался принц.

— По крайней мере, Князь предложил нам плату, — продолжил монах, — пятнадцать тысяч серебром за живого де Шотэ и десять — за мертвого. В гномийских крадах. Неплохие деньги для таких бродяг, как мы, верно?

— Так вы согласились?

— Мы бы согласились, — подал голос гоббер, не замечая испепеляющего взгляда эльфа, — но сэр Рихард действительно нужен ордену. Элидор у нас один из лучших специалистов по таким вот делишкам. Его, может, поэтому в Мерад за перстнем и послали, хотя на самом-то деле…

— Си-им, — угрожающе протянул эльф.

— …он специалист по Десятиградью, — не споткнувшись, продолжил половинчик, — ну и вообще по северо-западным государствам. Если Элидору чего поручают, значит, дело это…

— Ты заткнешься, наконец?!

— …очень важное, — выдохнул гоббер. И улыбнулся обаятельно: — Уже молчу, Элидорчик. Уже заткнулся. Меня не слышно. Меня не видно. Меня, почитай, и нету здесь вовсе. Я ж ведь такой, мне только скажи заткнуться, я сразу…

— Заткнись! — рявкнул Эльрик.

Сим заткнулся.

— Так вы отказались? — Принц взглянул на Элидора.

— Мы бы отказались, — вновь заговорил Сим, — но нам объяснили, что в этом случае живыми мы не уйдем. То есть совсем. Как же тут отказаться?

— Не понимаю.

— Да что тут понимать?! — взорвался эльф. — Естественно, мы приняли предложение. И естественно эта Тварь нам не поверила. Завтра по дороге из города нас догонит человек. Князь назвал его Спутником.

— Один человек — это один человек, кем бы он ни был. — Эльрик покусал губу. — Меня другое беспокоит. Магия, о которой вы говорите… судя по описанию, это «телепорт-обыкновенный-до-зевоты».

— Чего?

— Перемещение в пространстве информационной матрицы объекта, если тебе так понятнее. — Шефанго побарабанил пальцами по столу. — Дело не в том. Просто я, честно говоря, не знаю в этом мире людей, способных проделать такой фокус. Слишком сложная штука.

— Он выглядел как человек, — уточнил Сим.

— Он нас боялся. — Элидор достал свою трубку. Начал ее набивать. — И если тебя, принц, волнует раса этого ублюдка, то меня куда больше интересует, с чего бы могущественному магу бояться двух безобидных монахов.

— Ключевое слово: «безобидных»? — уточнил Эльрик.

— Ключевое слово: «могущественному», — отрезал эльф.

— Кстати, а Тальеза ведь на ушах стоит, — радостно вспомнил Сим. — Эльрик, ты их всех перепугал. Пока мы шли… Элидорчик, мы ведь из «Розы» вышли, да?

— Перестань называть меня Элидорчиком.

— Так вот, пока мы шли, мы все разговоры о каком-то демоне слышали. Вроде как надо бы этого демона то ли изгнать, то ли прибить, то ли и то и другое… Ну а потом откуда-то слух разошелся, что в городе и не демон, а вовсе шефанго. — Сим почесал в затылке. — Откуда, интересно, слух такой? Ну Бог с ним, со слухом. Главное, что горожане как-то сразу увяли. «Демон — это еще туда-сюда, — говорят, — подумаешь, демон. Пнуть — и свалится. А вот шефанго… Тут поразмыслить надобно. Да».

— Короче, накрылась твоя легенда. — Элидор злорадно затянулся. — Был ты Эльрингом-эльфом, а стал Эльриком-шефанго. И скоро тебя бить начнут.

— Угу. Когда соберутся, мы уже в Шотэ будем, — отмахнулся де Фокс. — Не в первый раз такое. Самые храбрые с дрекольем из домов повылезут не раньше чем через сутки после нашего отъезда.

— Хорошо быть шефанго, — завистливо вздохнул Сим. — А гобберов вот никто не боится.

— Вас просто знают плохо, — объяснил Эльрик. — На самом-то деле страшнее гобберов народа нет.

— Думаешь? — обрадовался половинчик.

— Знаю.

Он выбил трубку. Сунул ее в кисет и задумчиво уставился на Элидора.

— К вопросу о странностях… Сегодня мое шестое чувство первый раз в жизни сработало не на меня.

— В смысле? — нахмурился эльф. — Ты про чувство опасности? Что значит не на тебя?

— Поди объясни. — Эльрик потер подбородок. — Чувство опасности… Оно дает знать, если кто-то хочет меня прикончить. Это общеизвестно. Я со времен изгнания отточил его настолько, что могу почти безошибочно сказать, кто этот «кто-то», где он находится, откуда нападет… Ну так, по мелочи. А сегодня… зеш… была уверенность, что убивать собираются тебя. Кто — неясно. Как — бес его знает. Где — это вообще песня отдельная. Мне самому непонятно, не то что объяснять.

— Такое впечатление, что ты вдруг стал видеть мир вверх ногами, — очень серьезно заметил Элидор.

— Что-то в этом роде. — Принц кивнул, — Я не мог знать, что тебе грозит опасность. Но я знал это.

— Слушай, Эльрик. — Сим забрался на стул с ногами и положил голову на колени. — А этот гном, Брайр, он ведь говорил что-то, когда мечи нам отдавал. Он ведь очень старый гном, да? Лунное серебро не отдают просто так, значит, Брайру что-то известно, может, его и спросить?

— В самом деле, — подобрался эльф. — Утром мы, понятно, одуревшие были. Не каждый день тебе задаром такие мечи вручают. Но ты же к нему пойдешь за топором, верно? Когда?

— Утром. — Шефанго встал и прошелся по комнате.

— Хочешь сказать, он может за ночь топор отковать?

— Он все может… Мог. Он умер. Спать вам пора. — Эльрик хмуро развернулся к монахам. — Завтра с рассветом в дорогу. Да Спутник этот еще…

— Извини, — очень осторожно пробормотал Сим, слезая со стула и направляясь к дверям.

Элидор хотел, кажется, что-то спросить. Но передумал. Молча кивнул, прощаясь, и вышел вслед за гоббером.

Эльрик де Фокс

Оставив монахов переживать случившееся и заодно охранять сон Кины, я спустился вниз и разбудил заснувшего у стойки слугу, посоветовав ему запереть за мной дверь. Бедный малый был очень недоволен тем, что сэра Эльринга несет куда-то нелегкая посреди ночи, а ему приходится из-за этого просыпаться… И ведь через какое-то время сэр Эльринг вернется, тогда он, Джон, вынужден будет снова вставать, на сей раз чтобы открыть двери…

Он так нудно ныл, что я сунул ему, не глянув, пять серебряных. Парень машинально спрятал монету. Потом достал. Посмотрел на нее. На меня. Вновь на монету. И молча пошел отодвигать засов. Он даже дверь передо мной распахнул предупредительно. Что деньги с людьми делают!

Проезжавший мимо гостиницы патруль посмотрел на меня подозрительно.

Естественно. Днем весь город, начиная с воров и заканчивая стражниками, обыскивал гостиницы и постоялые дворы. От чердаков до подвалов. А вечером до отдельных умников, надо полагать, дошло, что поганый нелюдь ими гнусно попользовался. И конечно, слухи о том, что Эльринг на самом-то деле никакой не Эльринг, а шефанго, которого все почему-то принимали за эльфа, по городу уже поползли.

Ну-ну.

Сегодня они еще опасаются.

Завтра начнут себя подогревать — шефанго! Зверь! Чудовище!

Послезавтра распалятся настолько, что придут и попытаются взять меня. Чтобы сжечь. А если не взять живым, то хотя бы прикончить. Чтоб опять же сжечь. Только тело. И так везде. Всегда. Ну никакого разнообразия!

Ладно. Уже сегодня меня в Тальезе не будет, и, полагаю, не будет еще долго. Достаточно долго для того, чтобы вымерли все, кто запомнит сегодняшнее мое перевоплощение. А то, глядишь, и вовсе домой вернусь.

Ночью, в новолуние, квартал оружейников выглядел слегка нереально и… потусторонне. Да. Другого определения просто не находилось. Невысокие дома здесь не закрывали крышами неба. И вместо обычных городских запахов — вонючей смеси духов, нечистот и человеческого пота — тут пахло окалиной, сталью, готовностью к бою. Атмосфера эта рождала то самое трудноописуемое чувство то ли нетерпения, то ли тревоги, а может, того и другого вместе, которое возникает всякий раз, когда после долгого отдыха затягиваешь боевой пояс и вдеваешь в петлю древко топора. И удивительно сильным было это ощущение здесь, на пустой улице, где покачивались, поскрипывая под порывами ветра с реки, кованые изображения оружия, висящие над дверьми.

Ночь. Пустота. Оружие. И запах. Я шел к мастерской Брайра.

Дверь дома распахнулась, едва я протянул руку к медному молоточку у косяка. Темный коридор был пуст. Ну да. Все верно — ученики ушли, и дом Брайра сам принимает меня. Что ж, спасибо.

Мягкие ковры на каменном полу глушили шаги. Тихо-то как… Пусто. Странной, не желающей укладываться в сознание пустотой только что покинутого жилья.

Резное дерево.

Брайр был великолепным резчиком, и когда-то в Западных горах изделия юного оружейника из рода Трори считались лучшими. Впрочем, сам он утверждал, что резьба по дереву — отдых, забава. А работа — это оружие. Может быть.

Может.

Коридор вывел меня к задней двери.

Широкий двор. Кузня. Оттуда падали на гладкие каменные плиты сполохи пламени. Значит, горн горит. И именно из-за того, что полыхал в покинутой мастерской жаркий, лижущий стены горна огонь, кузня показалась обитаемой. Живой.

Почти бегом я пересек двор и вошел туда.

Глупо было надеяться. И не надеяться было нельзя…

Пламя. Жар. Запах раскаленного металла, въевшийся даже в стены. На черной наковальне лежал, отражая лезвием алые блики, мой топор. Мой и не мой. Ничего вроде бы не изменилось. Те же размеры. Та же форма клювастого лезвия. Сталь… Ну да, не сталь теперь — лунное серебро. Но не материал давал ощущение чуждости оружия.

Я поднял топор.

Он стал ощутимо легче, и с непривычки показалось, что вместо того, чтобы весомо лечь в ладони, оружие потянуло вверх. Однако чувство мелькнуло и ушло.

Все в порядке вроде бы. Что же не так?

Я держал топор в руках, машинально оглаживая пальцами чуть изогнутое древко.

Что не так?..

Смерть!

Да. Вот оно! Несмотря на то, что изначально создано было мое оружие для убийства, для меня топор был скорее символом жизни. Пока он со мной, я — неуязвим. Почти неуязвим. Он помогает выжить, а не убивать.

Теперь же это чудовищное лезвие стало причиной смерти Мастера. Брайр хотел умереть. Но какое значение имело его желание, если смерть эта послужила появлению топора? Да никакого. И от оружия несло смертью. Несло так, что меня начало тошнить.

Обряд «последнего изделия»! Флайфет их забери!

Я вывалился из кузни во двор. Сейчас он показался узким каменным мешком. Даже ветер, кажется, не проникал сюда. И никогда не пробивалась сквозь плотно подогнанные плиты трава.

Мне нужен воздух!

Все так же неся топор в руках, я быстро шагал к порту, и попадавшаяся на глаза стража шарахалась в стороны, забывая о выполнении прямых обязанностей.

На берег я вышел за несколько секунд до восхода.

В Тальезу выдавался от пристани длинный каменный мол. Мелкие волны плескались о него, да отходили на утренний лов несколько рыбачьих лодок.

Снасти стоящих у причала кораблей напоминали старую паутину. Лодки — тараканов на чистой скатерти. А сама река, клубясь утренним туманом, походила на сточную канаву в морозный день.

Мерзость какая!

Но вспыхнул далеко, там, где полагалось быть другому берегу, розовый свет. И белесый туман подернулся нежной, живой поволокой. Вставало солнце.

Разгоняя заалевшие в смущении от собственной неприглядности клочья сырой мороси, алые лучи заплясали по бликующей воде, сплелись на сверкающих в снастях каплях, стали драгоценной сеткой на волосах богатой красавицы и жадно, радостно бросились к лезвию топора, тут же брызнув в стороны от сверкающего металла.

Однако…

Разумеется, это бред, но мне показалось, что оружие отразило не все лучи. Часть солнечного света осталась в нем, разлившись в шелковистом сиянии лунного серебра. И ощущение смерти ушло. Какая может быть смерть там, где живет утреннее солнце? Топор сверкал в ярком свете, посылая игривые блики переливающимся в снастях драгоценностям. Подмигивал сочувственно расползающемуся, окончательно потерявшему уверенность и спесь туману.

Он… смеялся.

Он не был смертью. Он был частью меня. А я, что бы там ни говорили, даже убивая, делаю это во имя жизни. Моей жизни. Для жизни себя, любимого. Бессмертного! И почти всемогущего!..

А не пора ли будить наших монахов? Дорога ждет! На том свете отоспятся.

Готская империя. Дорога к замку Шотэ

— Ну что, господа. Прикрываться именем Белого Креста нам строго-настрого запрещено. Придется стать наемниками — на большее мы не годимся. — Элидор обвел развалившуюся на травке компанию суровым взглядом.

— А вот как мы будем объяснять присутствие с нами дамы?

— Да чего там объяснять-то? — искренне удивился Сим. — Дама, она же завсегда. Она ведь на то и дама. Ну а мы… Мы при даме. Дама при нас. Дама с нами то есть и без нас никуда, а мы без нее, потому как…

— Сим.

— Понял. Молчу.

— Лучше подумайте, как мы будем объяснять присутствие шефанго, — хмуро посоветовал Эльрик. — Что же до дамы, то где примут нас, там примут и Кину.

— А где примут Кину, там примут и нас, — поддержал гоббер. — Правда ведь, принц, даму всегда принимают, ну и нас терпят, потому что, как я уже говорил…

— Логики не лишено, — неохотно признал Элидор. — Кине действительно везде будут рады…

— А вы за свиту сойдете, — весело подала голос эльфийка. — За охрану мою.

— Дослужились, называется, — пробурчал Эльрик. Негромко, но так, чтобы все слышали.

— Ничего, принц, — утешил его Сим. — Поработаешь на Белый Крест лет сто, глядишь, повышение дадут. Ну а пока, извини, свободно только место телохранителя.

— Мало я тебе вчера треснул.

— Много, — честно возразил гоббер. — У меня на затылке шишка больше головы. А вообще, нам главное на «Бичей» не напороться. Они же безумные. Элидор, ты слышал эту историю о том, как ихний Зигфрид двух наших, орденских, за ересь насмерть запытал? Говорил потом, что не знал, откуда они. Может, и правда не знал. Может, у них задание вроде как у нас было, чтоб ни при каких обстоятельствах и вообще Белый Крест с краю. Я не знаю. Но Зигфрид-то этот живой еще.

— Они — рилдираны, — холодно сообщил эльф.

— Ты же говорил, что в палатинате рилдираны!

— В ордене Бича тоже. Вся верхушка.

— А-а! — Гоббер подскочил на месте и радостно хлопнул себя по лбу, — Так вот почему магистр запретил Эльрика убивать. Потому что Эльрик у «Бичей» первый враг… Эй, принц, ты чего?

— Я — ничего. — Эльрик вытянул руку и полюбовался на свои страшные когти, — А что, Белый Крест меня прикончить собирался?

Сим тревожно посмотрел на Элидора.

Топор де Фокса лежал по обыкновению совсем рядом с хозяином. Только протянуть руку…

— Чего молчите? — Слепые алые глаза уставились на монахов. — М-мать… извини, Кина… Вам-то я что сделал?

— Ты опасен, — после паузы ответил эльф.

— Вы как, всех опасных истребить планируете? Не скучно будет? Потом-то?

— Не всех. — Элидор покосился на посерьезневшую Кину. — Да и тебя, если уж на то пошло… Это были просто далеко идущие планы. Понимаешь, очень трудно предсказать, когда тебя вскинет. И от чего. Поэтому убивать рекомендовано было наверняка, А такое маловероятно, сам знаешь.

— Вы в самом деле безумцы. — Эльрик покачал головой. — Где я и где Белый Крест? Это ж Восток и Запад! Разные концы Материка! Вам что, здесь дел не хватает?

— Что до «здесь», то всего пять лет назад ты, помнится, резвился в Готской империи, — сухо напомнил монах, — И Белый Крест не уверен в том, что ты не возьмешься за него.

— Но зачем?!

— А зачем ты убивал «Бичей»?

— Ясно. Ладно, меня помиловали, и хрен с вами. Едем дальше. Рыцари — рилдираны. Палатины — рилдираны. Королевский дом — тоже рилдираны?

— Да. И только де Шотэ — Опаленный.

— Хоть какое-то разнообразие. Есть еще что-нибудь интересное? Или можно ужинать?

— Есть. Сулаймана помнишь?

— Которого?

— Ну, хозяина своего.

— У меня нет хозяев.

Элидор вздохнул и сел рядом с костром, заглянув краем глаза в котелок:

— Сим, это уже готово?

— Еще минутку, — откликнулся гоббер. — А что Сулайман? Тоже рилдиранин? Как много рилдиран появилось! Здорово просто! Вот, помню, как-то в Картале украл я здоровенного черного петуха…

— Да! — рявкнул Элидор.

— Чего да? — Сим вытаращился на него круглыми глазами.

— Тоже рилдиранин, — ответил эльф.

— Может, он еще и гот, в довесок? — мрачно поинтересовался де Фокс.

— Думаешь, рилдираны только у готов есть? Он чистокровный исман. Но не джэршэит, а барбакит. Это ваш, восточный, аналог нашей ереси. Так вот, через твоего Сулаймана «Бичи» и палатинат общались с барбакитами, а заодно и друг с другом.

— Барбакитов я знаю. И что друг с другом общались — понятно. А с… Что?! Друг с другом-то почему через Сулаймана?

— Тонкости внутренней политики, любезный принц. Учись. Тебе пригодится.

— Чесать правое ухо левой ногой? Шутишь!

— Если бы.

— По-моему, на сегодня хватит, — вмешалась Кина, помогая Симу снять с огня котелок. — Давайте ужинать, а потом — спать.

— Князь, — индифферентно обронил гоббер, доставая из-за голенища ложку. Большую. Серебряную. Смотрел он не в свою глубокую миску, а куда-то за спину Эльрику с Элидором, смотрел так, словно нацеливался этой самой ложкой врезать кому-то там по лбу.

Элидор обернулся… И вскочил на ноги, уже с мечом в руках. Эльрик вырос рядом с ним почти одновременно. Только вместо меча у него был топор.

— Добрый вечер, господа, — мягко произнес невысокий черноволосый мужчина. — Простите, что беспокою вас столь неожиданно, но, как мне кажется, нам необходимо поговорить. Да, кстати, ваше высочество, мы не знакомы. Мое имя Дрегор. Князь Дрегор.

— Ну-ну, — невежливо буркнул Эльрик. — Мое высочество полагает, что оно достаточно известно, чтобы не представляться. Дальше что?

— Должен сказать сразу, господа, — Князь обаятельно улыбнулся и взъерошил копну черных волос. — Я сожалею о вчерашнем недоразумении. Возможно, мы с вами просто не поняли друг друга. Я сам, признаюсь, привык не доверять никому и не смог понять, что таких мужественных и честных воинов оскорбляет приставленный соглядатай… Что же до попыток избавиться от вас, господин Элидор. И от вас… ваше высочество… Теперь я знаю, что с такими, как вы, лучше сотрудничать, чем ссориться. Так что, надеюсь, вы вспомните про данное мне обещание и привезете палатина в Тальезу?

— Палатина или звездочку… — индифферентно пробурчал эльф.

— Да. Именно так. Я полагаю, вас все еще интересуют обещанные деньги?

Элидор пожал плечами:

— Мы подумаем.

— Подумайте. — Князь снова улыбнулся. Скользнул взглядом по пыльным плащам. — Подумайте. На одних подарках далеко не уедешь, да и Брайра больше нет, верно? А доброхотов в мире немного.

Монах поймал дернувшегося Эльрика за длинную косу:

— Остынь, принц. — И оскалился в ответ на улыбку Дрегора. — Обет бедности, уважаемый, приучает довольствоваться малым. Мы сейчас как раз занимаемся перевоспитанием его высочества с целью принятия в орден. Ваше предложение, впрочем, тоже ничего. Заманчивое. Дайте нам время.

— Времени пока хватает. — Князь легко взмахнул изящной, тонкой рукой.

— До четвертого июля еще больше двух недель. А Тальеза ближе к замку Шртэ, чем Аквитон.

— До свидания, — вежливо сказал Элидор.

— До свидания. — Князь вновь поклонился. Шагнул назад и исчез.

— Это не «коридор». — Эльрик дернул головой, выдирая косу из пальцев эльфа. — Это действительно телепорт. Зеш!

— Есть давай. — Элидор протянул де Фоксу ложку. — А насчет дерьма… тут я с тобой согласен. Мы между молотом и наковальней оказались. Здравые мысли имеются?

— Как-то, помню, собирал я малину в саду. — Сим увлеченно ел, но говорить ему это не мешало. — Отец-настоятель сказал: задания хорошо, но и по хозяйству работать надо — и послал в малинник. Ну я и собирал малину, а она вкусная, я ее собираю, собираю, потом чувствую — все, не могу больше собирать, ну не лезет просто, у нас, у гобберов, желудок-то маленький, это только глаза большие, а съесть мы сильно много не можем, вот я и думаю, еще вроде ведро есть, отец-настоятель, кажись, в ведро велел собирать, и тут нате вам! Дерьмо…

— Сим? — Тревога в голосе эльфа была неподдельной, — С тобой все в порядке? Ты о чем?

— Да о нем же, родимом. Ситуация в точности, как у нас сейчас. Много вкусного, а съесть — никак. Задание дадено, так уж сил на него нет. И дерьмо еще. Медвежье. Ну, натурально, не поверите, повадился в монастырский малинник медведь лазать, не столько жрет, скотина, сколько кусты ломает…

— Медведь! — Эльрик с досады дернул себя за многострадальную косу. Элидор шарахнулся от него, переводя изумленный взгляд с шефанго на гоббера и обратно, — Медведи летом на людей не кидаются! — прорычал принц. — Тем более толпой. В смысле, если людей много, то тем более, и не парой, чтобы к костру прорываться, они боятся огня… Тьфу! — Он замолчал, уставившись в костер. — Сим, я тебе это припомню, — выдавил наконец очень осторожно.

Словно сомневаясь в собственной способности изъясняться внятно. — Короче. Ситуация нетипичная во всех отношениях. Да еще парень этот ваш, Дрегор, обмолвился… Медведи — это его работа. А теперь скажите мне то, что я забыл. Кто из магов способен поднимать холлморков, управлять животными на расстоянии, с легкостью пользоваться самыми сложными заклинаниями и именовать себя Князем… А также Принцем, Королем, Властелином, Владыкой.

— Имен-то больше, чем у тебя. Но я только об одном Владыке слышал, — ухмыльнулся эльф.

— Я тоже, — подала голос Кина. — И скорее всего, о том же самом.

— Флайфет? — Эльрик вздохнул и принялся-таки за еду. — Нет. Он тут ни при чем. А я, наверное, не вспомню. Одно скажу, и то повторюсь — зеш!

— Но крут он безмерно, я правильно тебя понял? — Элидор рассматривал свою ложку, вертя ее в пальцах. — Может быть, В таком случае ты объяснишь нам, почему он так вежлив? Я бы даже сказал, что он боится. Нас.

— Он боится нас, пока мы вместе. — Кина обхватила руками колени. — Пока нас четверо.

— Ну-ну, — угрюмо пробурчал де Фокс. — Давайте еще Прорицание вспомним.

— Какое прорицание? — оживился Сим. — Страсть как люблю всякие прорицания. Они стр-рашные! А это страшное, Эльрик? Мы там страшные? Грозные, да?

— И правда, что за прорицание? — Эльфийка дотянулась до лютни. — Расскажи. Мы хоть отвлечемся.

— Да дурь это, — поморщился де Фокс. — Как и все пророчества.

— Не скажи. — Элидор покачал головой. — Анласитские пророчества обычно сбываются. И кстати, о Четверых я тоже слышал. Да и ты, Сим, если уж на то пошло.

— Это про Зверицу, что ли? — Гоббер хмыкнул. — Вот уж и вправду дурь. Эльрик, ты тоже об этом?

— Про Зверицу не знаю. — Шефанго пропустил между пальцами кончик косы. — А предсказание это древнее, еще до Крушения написанное. Тогда на юге Материка, не на том юге, который сейчас остался, а на том, что раньше был, жили… ну, люди, наверное. Скорее всего, люди. Народ, называвшийся хаоли. Они были более склонны к магии, чем нынешнее человечество, и к ним не пришел Нолрэ Анлас, чтобы покарать за гордыню. Власть светская и духовная совмещались там в одном человеке. В правителе. Верховном Жреце Храма Ста Смертей. Он носил титул Постигшего Тайное, имел право вести за Грань, именно он следил за обрядом ступенчатого умерщвления… В общем, это был странный народ. И когда-то один из правителей, его звали Райяз Харрул, написал «Прорицание».

— Откуда ты все это знаешь? — Кина перебирала пальцами струны, и глаза ее уже заволакивала отрешенность. Эльфийка видела — она умела это — то, что рассказывал Эльрик. Видела даже то, о чем он не говорил. — Ты уже был здесь тогда?

Принц нехорошо ухмыльнулся:

— Вот тогда я здесь еще не был. И то хорошо. Наши фчены все больше склоняются к версии о том, что Демиурги — последние представители той, исчезнувшей, расы.

— Ты ври да не завирайся, — холодно посоветовал Элидор.

— Каждый волен в своих заблуждениях. — Эльрик смотрел в огонь. — И фчены тоже. Как бы там ни было, Харрул написал пророчество. Написал на пергаментах, выделанных из кожи восемнадцати его учениц.

— Из чего? — Глаза Кины расширились, синева плеснула ужасом и недоверием.

— Из кожи, — Шефанго пожал плечами, — Я же говорю, странные они были. Девушки, все, кстати, девственницы, отдали кожу со своих правых рук, от кистей до локтя. Восемнадцать строф. По одной на страницу.

— Да, трудно быть девственницей, — со знанием дела заметил Сим.

Эльрик хмыкнул.

— Ну отдали, и что? — Эльф хмуро раскуривал трубку.

— И что? И ничего. — Де Фокс тоже потянулся к кисету. — Харрул сказал, что прочитавший «Прорицание» в подлиннике обретет невиданное могущество. Вроде бы в книгу эту он вложил Силу, свою и всех своих предшественников.

— А потом подлинник пропал, да? — Элидор выдохнул дым.

— Точно, — кивнул шефанго. — Остались только копии.

Довольно много, должен сказать. Странно, что вы не знаете этой истории.

— А Демиурги тут при чем, скажи на милость? — Эльф презрительно покривился. — Обычная глупая сказка. Много крови и трогательного самопожертвования.

— Демиурги прочитали подлинник. Демиурги и Деструктор.

— Ага. А потом спрятали его подальше. И на всякий случай уничтожили весь юг Материка, вместе с собственным народом. Устроили то, что ты называешь Крушением, точно?

— Ты слышал об этом?

— Я не слушаю дурацких легенд. Просто Белый Крест действует так же. Единственное рациональное зерно в этой бредовой истории.

— Откуда-то же Демиурги взялись? — Эльрик подхватил уголек из костра и раскурил трубку.

— Почитай священные тексты, — наставительно порекомендовал Элидор.

— А что в «Прорицании» — то?! — Сим забарабанил ложкой по котелку. — Про «Прорицание» забыли! Там про нас или нет?

— Про нас, про нас, — успокаивающе кивнул де Фокс. — Я тебе его процитировать могу, если хочешь.

— Подлинник читал? — поинтересовался эльф.

— Зачем? Я и так крут.

— Процитируй, — попросила Кина. — Элидор, пожалуйста, не ехидничай. Эта же просто сказка.

— Да ради бога. — Монах пожал плечами. — Давай. Рассказывай.

Эльрик прикрыл глаза, вспоминая древний текст. И черные буквы проступили на белых страницах. А поверх — дрожащим миражом — полузабытое лицо. Желтые глаза с вертикальными щелями зрачков. Дракон из Драконов. Глуховатый голос, задумчивый, с легкой, еле заметной насмешкой:

«— Теперь они говорят, что создали мир. И им верят, малыш. Но даже их Сила — это еще не всемогущество. И им не дано Творить. Демиурги. Ремесленники. Они умеют только красть у настоящих Творцов».

— Внемлите мне, ибо знаю я, что будет и как будет. — Шефанго говорил, не открывая глаз, повторяя слова вслед за давно исчезнувшим, высокомерно-насмешливым, непонятным и все же странно близким не то другом, не то наставником своим. — Внемлите мне, ибо поведаю вам то, что предначертано звездами. Внемлите мне, ибо то, что я расскажу, свершится…

Тонко, тревожно, еле слышно звенела лютня под пальцами Кины. Кривился насмешливо Элидор. Сим лежал, умостив подбородок на скрещенных руках. Звезды слушали «Прорицание» и то ли смеялись над тем, что по их путям кто-то осмеливался читать судьбы смертных, то ли вздрагивали, вспоминая чудовищную мощь, заключенную в страшных, навеки утерянных пергаментах.

— Будет Четверо, те, кого посчитают за фигуры и поставят на доску.

Будет Четверо, и фигуры станут игроками, и сойдутся Цветок и Сталь, Смех и Расчет, и доска станет ареной, а зрители — фигурами.

Будет Четверо, и мир на краю пропасти встанет на дыбы, и будет уже поздно что-то менять.

Будет война, и реки потекут кровью, а поля вместо хлебов родят мечи и копья.

Будет война, и Четверо пронесут ее по всему миру, и не будет преград для той войны.

Будет война, и мир рухнет в пропасть и будет лететь долго, и крик умирающего будет исторгаться из его глотки.

И все кончится.

— И все кончится, — тихо повторила Кина. — Но ведь это не про нас? Эльрик, Элидор, это ведь не про нас, правда?

Ухмыльнулся, исчезая из памяти, Дракон из Драконов. Была ночь. И лес вокруг. И шумно вздыхали кони, неловко переступая спутанными ногами.

— Это не про нас. — Эльрик потер подбородок. — Скорее всего, Харрул предсказал Крушение. Нельзя предвидеть судьбу людей, потому что Судьбы нет вообще. Но можно предсказать их действия. Верховный Жрец хорошо знал своих соплеменников и представлял, на что способны те из них, кто обретет неожиданное могущество.

— За каким же бесом он вложил такую Силу в свою книжку, скажи на милость? — Элидор выбил трубку.

— Странные они были, — повторил Эльрик. — Действительно странные.

— Ну-ну. Ответ вполне в духе пророчества.

— Слушай, эльф, я не заставляю тебя верить в это. — Шефанго непроизвольно оскалился. — Я не заставляю тебя верить в Демиургов, в «Прорицание», в Крушение, в Хар — рула, поцелуй его кальмар. Я просто знаю, как было написано пророчество. А ты знаешь то, что написано в ваших книгах. И пусть каждый останется при своем.

— Ну, раз ничего нового вы сказать уже не можете, — Кина деликатно зевнула, прикрыв рот ладошкой, — то я — спать. Вы не забыли, что с завтрашнего дня я — странствующий менестрель, а вы — моя охрана? Потренируйтесь за ночь, чтобы из роли не выходить. Приятных снов!

Эльфиечка поставила свою миску на траву. Натянула на себя Эльриков плащ и свернулась клубочком на своей душистой постели.

Принц и монахи переглянулись. Эльрик молча собрал миски, ложки и отправился к ручью.

Кто-то же и посуду мыть должен.

Строго секретно.

Магистру ордена Белого Креста.

Проведенное по вашему требованию расследование показало, что в Аквитоне, Нарранхилье, Ригондо и Моруане существует твердая уверенность, что в ближайшее время им придется воевать с готами. Об этом говорят во всех слоях населения, но не приводят ни одного факта, подтверждающего скорое начало войны. Расследование продолжается.

8 апреля 1375 г. Аквитон.

Эльрик де Фокс

И снова скачка. Уже совсем недалеко Шотэ, но кажется почему-то, что эта гонка будет бесконечной. Устал я, что ли? Да нет. Не может быть.

Под вечер, уже расседлав и отпустив искать более жалостливых хозяев две трети наших скакунов, мы увидели впереди громаднейший замок. То есть поменьше, конечно, чем замки конунгов на Ямах Собаки, однако, по человеческим меркам, здоровенный. Достаточно сказать, что сперва мы увидели башни замка, а уж потом разглядели прижимающиеся к нему, как цыплята к клушке, посады.

— Ни хрена себе! — изумился Сим, подскакивая в седле, как на пружине.

— Это Гопен, — счел я нужным информировать гоббера. — Хозяин, Клаус де Гопен, палатин императора.

— Что, еще один?

— Их пять в империи.

— А зачем?

Ясно, Сим решил, что пришла пора возвращаться к излюбленному образу. Ох-хо-хонюшки.

— Эти пять замков надежно защищают все подступы к столице. Мимо них не пройти с войском. Да и в одиночку сложно. Все они громадны, отлично вооружены и неприступны. Почти. Во всяком случае, Готскую империю ни разу не захватывали.

— Да? — Половинчик смотрел, как вырастает впереди тяжелая громада каменных стен. — Нас вот тоже. Ни разу. А у нас ни императора, ни палатинов нет.

Вот зараза! Не люблю готов, но еще чуть-чуть, и я бы за них обиделся.

Однако приблизился опущенный мост, а стоящая на нем стража проорала нам что-то за конским топотом не слышное, однако вполне понятное. Стоять, мол!

Мы уже перешли с галопа на скорую рысь. Теперь сменили ее на легкую трусцу, а к страже подъехали шагом.

Закованный в хорошей работы кирасу капрал вышел навстречу. Шлем у него был без забрала и не скрывал недовольной морды. Судя по всему, именно этому капралу были глубоко неприятны нелюди вообще и шефанго в частности.

Хотя кому шефанго приятны?

— Кто такие?! — рыкнул дядька, как обычно, руководствуясь в оценках нашими пыльными, потрепанными плащами и утомленными до полной потери товарного вида лошадьми.

И тут Кина, отбросив плащ, выехала вперед, бесстрашно потеснив моего коня. И гордо, но не высокомерно, звонким таким голосом, полным достоинства, заявила:

— Кина, прозванная во многих землях и королевствах Кина Серебряный Голос, просит гостеприимства у его милости палатина де Гопена для себя и своей охраны.

Пока я благодарил про себя ремешок собственного шлема, надежно удерживающий челюсть на месте, менестрелька уже ехала по мосту, а мы трое послушно следовали за ней.

Капрал, судя по его виду, чувствовал себя примерно так же, как я. Во всяком случае, он не пошевелился, пропуская нас, а честь не отдал, кажется, только по причине природной лености. Ну Кина! Врать горазда, ничего не скажешь. Стражникам теперь на целый вечер хватит обсуждения того, в каком же захолустье они служат, что не слышали никогда про госпожу Кину Серебряный Голос. И в голову не придет, что никогда в мире менестреля с таким именем не было. Хотя, может статься, в скором времени и появится.

Эльфиечка наша такого прозвища заслуживает.

Охрана, значит? Потренироваться, значит, чтобы из роли не выбиться? Ну-ну.

Охрану расположили в казармах. Гопен, так же, кстати, как и Шотэ, помимо собственного гарнизона, содержит еще и войска императора. В замке в общей сложности три тысячи бойцов. И от новых наемников здесь не отказываются. Мы проверили — нет, не отказываются. Даже от такой подозрительной компании, как наша. Спятить можно!

Да. И в Картале все напряжено, как взведенный арбалет. И Аквитон кишит войсками. И Сулайман, укуси его треска…

Очередная заварушка с Востоком, а, Эльрик?

Готская империя, вновь набирающая наемные войска. Удивительно лояльное отношение к чужакам-неопаленным, способным держать в руках оружие. Переговоры с исманами.

Рилдиранство.

Как тебе это?

А орки в Аквитоне?

По крайней мере, кусочки в головоломке начали складываться в картинку. Ту еще картинку, конечно, но ничего из ряда вон выходящего я не увидел. Было такое. И будет.

Война.

Конечно, для нового мира, который сформировался после пророчеств того парня, Нолрэ Анласа, этакие побоища в диковинку. Они, собственно, всегда в диковинку — потому как обычно становятся первыми и единственными, а потом все снова меняется. Другой вопрос, что мир-то еще совсем молоденький. Со времен уничтожения магов и Опаления прошло чуть больше тысячи лет. Не рано ли?

Видать, не рано.

Только при чем тут звездочка? И Князь? Необходимая доля мистики в качестве приправы?

Почему бы и нет?

Скорей бы домой, в самом деле!

* * *

После ужина мы трое выбрались во двор. Покурить и побеседовать. Кина в замке пользовалась гостеприимством палатина. Мысль об этом раздражала несказанно и меня, и Элидора, так что мы, чувствуя себя в какой-то степени единомышленниками, за весь вечер ни разу друг друга не обрычали.

Действительно, перед лицом общих неприятностей объединяются даже давние недруги.

«Готская империя и Эзис?»

— Нам стоит уже подумать о том, какой дорогой мы будем возвращаться, — задумчиво мурлыкнул эльф.

— Да уж. Ехать обратно прежним путем не с руки. Нагадили мы предостаточно.

— Ничо! Зато известность! — вмешался Сим, попыхивая трубочкой.

— Прекрати прикидываться идиотом! — зарычали мы с Элидором в один голос. Гоббер аж присел. И на всякий случай отошел подальше.

— Через Граас надо ехать, — сообщил он оттуда. Мне стало не по себе. Не знаю, как Элидору. Дорога через Граас подразумевала, что Князь может идти лесом. На север и в горы, как говорят во Фьортшилле. Потому что Тальеза в этом случае оставалась далеко в стороне. Ехать через Граас, значит… Значит, принимать решение. С каких это пор меня стала смущать необходимость решать?

Надо полагать, с тех самых, как я начал чувствовать ответственность не только за себя.

— Либо через Граас. Либо — объезжая города, по прежней дороге, — задумчиво произнес Элидор.

Эта неопределенность могла свести с ума кого угодно.

— Вот что, ребятки. — Я затянулся, обдумывая то, что собирался сказал. Да. Сказать стоило. — Давайте посмотрим сперва, что за человек этот де Шотэ. То, что он анласит, чести ему не делает, но это еще не преступление. Белый Крест, как я понимаю, вреда дядьке не причинит, чего нельзя сказать о нашем общем друге Дрегоре. Орден ваш, конечно, та еще лавочка, да только и Князь не лучше. А нагадить он нам успел больше, чем ваши боевые крысюки.

Эльф промолчал. Сим открыл было рот, покосился на нас и закрыл.

— Он прикончит нас, — сказал наконец Элидор.

— Нас?! — взвился половинчик — Этот урод?! Да ни в жизнь! Да мы!.. Да ты!.. Да Эльрик!..

— Си-им… — вкрадчиво протянул я. Гоббер заткнулся.

Впрочем, где-то, в чем-то он был прав. Князь не зря явился к нам с мирным предложением. Может, не так он опасен для нас, как хочет казаться?

«пока мы вместе…»

Значит, Граас.

— Граас, — сказал я как можно увереннее.

— Точно-точно, Граас, — присоединился Сим. Элидор помедлил. Посмотрел на окна замка. На нас с гоббером. И вздохнул:

— Хорошо. Граас так Граас.

Готская империя. Готхельм

— Ваше Величество, обстоятельства усложнились.

— Какие именно?

— Я говорю об отступившемся палатине. Ваше Величество.

— О Рихарде? А что с ним? Он вдруг умер?

— Лучше бы он умер. Нам, право же, не стоило ждать до крайнего срока. Звездочку нужно было вынуть раньше.

— Не мелите ерунды, сэр Клаус. Она бы не успела набрать и половины своей силы.

— А сейчас мы можем просто потерять ее. За Рихардом приехали другие.

— Ну и что? Их так много, что они справятся с поставленным нами гарнизоном?

— Я не знаю, чего ожидать от этих существ.

— Вы приехали, чтобы пугать нас, сэр Клаус?

— Я приехал, чтобы спросить совета. И помощи. Может быть, орден сможет сказать что-то более ясно.

— Вы полагаете, нам стоит вызвать сэра Зигфрида?

— Вы, как всегда, правы, Ваше Величество. Простите мою дерзость, но мне кажется, что пора уже сбросить маски и перейти к открытому сотрудничеству. Ведь у нас с орденом а общие цели.

— Ступайте, сэр Клаус. Мы подумаем.

Готская империя. Замок Шотэ

Эльрик де Фокс

Стоило лететь, безжалостно загоняя лошадей, не жалея ни себя, ни других, заботясь лишь о скорости, чтобы оказаться в унылом, стоячем болоте, носящем гордое имя — замок Шотэ? Наверное, все-таки стоило. Но прошло уже три дня, как мы сидим здесь, а дело не продвинулось вперед ни на шаг. И надо сказать, что резкий контраст между бешеной спешкой и унылой размеренностью здешней жизни выбивает из колеи даже неунывающего Сима.

Гоббер стал сумрачным, нахохлившимся и начал внятно изъясняться. Последнее обстоятельство пугает меня больше всего.

А так все в порядке. Мы живем. Никого не трогаем. И никто не трогает нас. То есть совсем. Но есть у меня нехорошее предчувствие, что трогать рано или поздно начнут. Уж лучше бы рано. А то сил никаких нет пребывать в бездействии.

В отличие от де Гопена сэр Рихард, хозяин Шотэ, оказался, как выяснилось, существом крайне нелюдимым и замкнутым. Настолько нелюдимым и замкнутым, что у меня к исходу этих трех суток появилось сомнение в том, жив ли вообще искомый палатин. Из разговоров с соседями по казарме я узнал, что никто из них де Шотэ в глаза не видел за весь срок службы в замке. То бишь за год.

Нас троих с Киной в качестве бесплатной нагрузки без особых проблем наняли в охрану стен и двора. Еще бы! С серебряным-то оружием! А вообще, сложилось впечатление, что здесь принимают всех! Лишь бы побольше народу оказалось во внешней охране. А вот внутри замка гарнизон свой. Где живет и чем питается, неизвестно. Никого лишнего туда не допускают. И считают лишним любого, кто пытается подойти к дверям ближе чем на десять шагов. Убивать не убивают, но взведенные арбалеты, направленные «лишнему» в пузо, выглядят достаточно убедительно. Настолько убедительно, что мы и подходить не стали. Просто поглядели, как Питер (капрал тутошний) на спор это сделать попробовал. Спорил он, кстати, не на то, что сможет подойти. А как раз на то, что не сможет. Спорил со мной. Я тут тоже в капралах хожу. Дослужился, что называется! Отсчитал я Питеру пять серебряных. И погрузились мы четверо в мрачные размышления.

Сим усиленно сопит, делая вид, что работа мысли вызывает во всем его существе крайнее напряжение. Я молча курю. Жду, что другие скажут. Элидор Кину за ушком щекочет. А Кина мурлычет себе, горя не зная. Эта парочка, как всегда, лучше всех устроилась. Вообще, скажу я вам, женщина в казарме вроде нашей хуже, чем женщина в мужском монастыре. Потому что монахов хотя бы правила строгие сдерживают. А солдатню местную — вообще ничего.

Кине, конечно, отвели нечто вроде отдельной комнатушки, да толку-то!

В первый же день, как мы здесь поселились, к менестрельке нашей какой-то десятник (везет нам с ней на десятников) подвалить попробовал. Он еще только начал руку тянуть, как я ему спокойно, по-благородному в челюсть двинул.

Я-то — в челюсть. И этим бы дело и закончилось. Так горячий айнодорский парень Элидор не нашел ничего лучше, чем врезать десятнику ногой в его самое любимое место… Причем врезал, зараза, так же споро, как я. Вломили мы одновременно, и бедняга наемник, получивший удары сразу в две точки (причем один из ударов побуждал его отпорхнуть шагов на пять, а второй — сложиться пополам, хватаясь за ушибленное), не в силах разрешить возникшее противоречие, просто умер.

Очень неудобно получилось.

И, как всегда, неудобно стало только мне. Элидор сапог брезгливо о тело вытер. Сим буркнул что-то вроде «сам дурак». А Кина не нашла ничего лучше, как обнять своего ненаглядного эльфа с дурацким вопросом:

— С тобой все в порядке?!

А что ему сделается, спрашивается? Не его же пнули, извиняюсь, туда, куда уважающий себя мужчина в жизни удара не нанесет. Но, надо отдать должное этому парню, работает он быстро. И качественно.

Только хрена ль толку нам здесь с этого. В замок надо пролезать. В замок! А как?

— Про Черного человека все слышали? — подал голос Сим.

— Я слышала, — мурлыкнула Кина. Мы с Элидором только молча кивнули.

Действительно, солдатня рассказывала что-то про жутковатого гостя, раз в неделю наведывающегося в Шотэ. Единственное существо, которое свободно входило и выходило к палатину и от палатина соответственно. По личному приказанию его милости.

Человек, одетый в черное, в черной маске и черном плаще с черным капюшоном. На черном… бр-р-р, уже заговариваюсь, как в детской страшилке, — на вороном коне. Человек этот — мужчина или женщина, непонятно-приезжает молча. Через двор проходит — молча. В башню входит — молча.

Интересно, с сэром Рихардом они тоже молча общаются?

Потом все повторяется в обратном порядке.

— Неприятный мужик, — высказался наш половинчик.

И закурил.

— Да уж. Это даже не романтично. — Кина забралась на скамью с ногами.

Элидор молча пересадил ее себе на колени. Контраст между ними… Воплощенная красота и олицетворение уродства. Но что-то в этом определенно есть. А лицо у нашего эльфа меняется, когда он вот так вот Кину к себе прижимает. Да, Элидор, маска бы тебе временами не помешала. Флайфет… что за ересь в голову лезет!

— Черный он, палатин этот, — услышал я свой голос. — Как пить дать, Черный. Ошиблись ваши отцы-настоятели.

Элидор брезгливо поморщился. Как же, про Белый Крест гадость сказали! Кстати, де Шотэ вполне может оказаться не Черным, а Темным. Что существенно меняет дело. Для меня, во всяком случае.

— Черный или темный, это сейчас не самое главное, — сказала Кина. — Хотя я, наверное, сложу когда-нибудь песню о противостоянии. Что вы делать-то думаете, мужчины?

— Сэра Рихарда брать, — ответил я. И подивился резонности собственного ответа.

— А как?

И мы наконец-то начали думать всерьез.

Замок Шотэ, не отличаясь оригинальностью, возведен на высоком холме и обнесен стенами, имеющими прямое сообщение с крышей. На юго-запад, северо-запад и северо-восток выходят ворота, охраняемые внешней стражей. И нами в том числе. Эта же самая стража несет службу на стенах и на крыше крепости. Глубокий ров, подъемные мосты — все по правилам. Только двери, ведущие непосредственно в башню, охраняются другими воинами.

Таинственными. И не вступающими с нами ни в какие отношения, кроме ненавязчивой демонстрации взведенных арбалетов.

Что это за люди? Откуда они? Неизвестно.

Просто явился однажды отряд незнакомых, замкнутых воинов. Хозяин приказал пропустить их. И с тех пор вход в башню всем, кроме Черного человека, заказан.

Вот такие дела.

Хуже всего то, что для выхода из Шотэ требуется особый пропуск, который выписывает капитан гарнизона. Только эльфиечку нашу, видимо, не считая ее достойной внимания угрозой, выпускают на волю без проволочек. Пользуясь этим, она каждый вечер выгоняет в ночное наших лошадей. Попастись.

Мне на следующий же день после приезда в замок страшно захотелось самому влезть в лошадиную шкуру и выбраться за стены. Ненавижу когда кто-то или что-то пытается ограничить мою свободу.

Но мы сидим тихо. Ведем себя лояльно. И хорошо делаем. Компания наша сама по себе привлекает внимание. Еще не хватало возникающие подозрения усиливать. Но, честное слово, три дня прошло, а мне уже кажется, что мозги у меня начали обрастать мхом и плесенью.

Сыро. Мрачно. Холодно.

Даже солнышко в этот каменный мешок не попадает!

— Завтра наше дежурство, — соизволил наконец подать голос Элидор. — Мы с Симом несем караул на крыше. Может, через нее в замок и пролезем? Эльрик, ты, если не ошибаюсь, свободен?

— Да уж. — Называть незанятый дежурством день в условиях Шотэ «свободой» казалось мне кощунством. — Я присоединюсь. Внутреннюю охрану нейтрализую. А если кто окажется настолько безмозглым, что будет сопротивляться…

— Разберемся, — заверил меня гоббер.

— Вы знаете, где покои сэра Рихарда? — поинтересовалась Кина.

— Приблизительно. Все замки строятся одинаково.

— А что потом?

— А потом дадим его милости по черепу, — внес предложение эльф.

— А потом мы усыпим его милость, — возразил я. — И стройными рядами, цивилизованно, не поднимая лишнего шума, ретируемся через крышу на стены.

— Как это — «усыпим»? — Элидор посмотрел на меня с подозрением.

— Белый Крест! — Сарказма в моем голосе хватило бы на десяток рилдиран. — Боевые крысы! Вы что, никогда про сонную пыльцу не слышали?

Монах приподнял тонкую бровь. Поджал задумчиво губы и изрек:

— Эльрик, когда я решу с тобой крупно поссориться, будь любезен, напомни мне, что ты способен на совершенно неожиданные гадости.

— А смысл? Ты же тогда подготовишься.

— В этом и смысл, придурок.

— В дне пути от замка, если ехать по тропинке, есть глухая поляна, — напомнил о себе Сим. — Кина может подождать нас там. С лошадьми.

— Зеш-ш! — Элидор раздраженно встряхнулся. — Мы не можем отпустить Кину…

— Ты предлагаешь взять ее с собой? — удивился Сим.

— Ничего со мной не случится. — Менестрелька улыбнулась так, что, будь я на месте монаха, я бы ее точно никуда не отпустил в течение ближайших пары-тройки часов. И позаботился бы о том, чтобы нам никто не помешал. Но, к сожалению, я не на месте Элидора. В смысле, хорошо, что я не монах. Но жаль, что Кина этого не ценит.

— Если все-таки мы не появимся до утра, скачи в Аквитон. Скачи так, как будто за тобой гонятся все орки Мессера, ясно? Остальных это тоже касается. Тех, кто выживет, — Аквитон, это правильно, — заметил, словно про себя, гоббер. — Правда, орки-то как раз там.

— Орки везде, — мрачно бросил Элидор. — А там хоть Белый Крест прикроет.

Я, конечно, сомневался в желании Белого Креста прикрывать кого-то не принесшего пользы. Но орден был лучше, чем ничего. Все-таки, как ни крути, а серьезнее его организации в мире не было. Раньше, по крайней мере, не было.

— Значит, завтра. — Сим выбил трубку и потопал в казарму, куда только что пронесли котлы с ужином.

— Я в лес, — Кина спрыгнула на землю. — Там ягоды. Вернусь часика через три.

Менеетрелька отправилась в конюшню за своей лошадью. А мы с Элидором, поглядев ей вслед, одновременно вздохнули, и почему-то я не почувствовал привычного раздражения по поводу того, что эльф имеет больше прав на оценивающие взгляды в сторону девочки. Может, предстоящие сложности как-то роднят? Может быть.

Готская империя. Готхельм

— Что скажете, сэр Зигфрид?

— Их нужно убить.

— Ответ хороший, но нам кажется, что он несколько скоропалительный.

— Ваше Величество, если бы вы могли видеть то, что вижу я, вы согласились бы с необходимостью убийства этих четверых. Они — слишком страшная сила, чтобы позволять им жить.

— Вы выражаетесь очень туманно, генерал.

— Я говорю то, что знаю. Совмещение несовместимого всегда ведет либо к разрушению, либо к мощи.

— И насколько же они сильны?

— Орден может справиться с ними. Пока.

— В таком случае поспешите. Кстати, сэр Клаус говорил, что один из этой четверки — огромный шефанго с длинной белой косой. Он никого не напоминает вам, генерал?

— Я понял. Ваше Величество. Благодарю.

— Не за что. Ступайте.

Совершенно секретно.

Всем настоятелям и тайным и явным представителям. С момента получения данного послания все бумаги, приходящие из центральной резиденции, считать недействительными. Приказы будут передаваться только через доверенных лиц, лично известных Магистру и получателю.

Вечер опускался на замок. Косые лучи солнца заглянули во двор, коснулись нерешительно холодной каменной кладки, пробежали по начищенным доспехам часовых, ласково тронули лицо огромного беловолосого шефанго.

Эльрик посмотрел на солнце и улыбнулся.

Уже скоро.

Тоскливое ожидание сменялось действием, и скручивалась пружина внутри, нагнетая яростно-веселое напряжение.

Уже скоро.

Оранжевый свет отразился последний раз от широкого лезвия топора и погас.

Принц развернулся и отправился в пустующую казарму.

— Эльрик. — Кина осторожно тронула за плечо. — Я тебе кое-что отдать должна.

— Садись. — Шефанго кивнул на жесткую койку. Сел сам. Достал любимую трубку, с почти насквозь прогрызенным мундштуком.

— Я хотела дождаться, пока все это кончится. — Кина попробовала улыбнуться, но улыбка вышла кислой. Оказавшись в замке, все четверо не блистали весельем. — Но раз уж приходится расставаться, лучше — сейчас.

— Мы расстаемся от силы на десять часов, малыш. Ты в ночном дольше бываешь.

— Это совсем другое дело, — Эльфийка покачала головой. Волосы ее рассыпались черным душистым облаком. — Нам нельзя расходиться. И не разойтись нельзя. Я боюсь, Эльрик. Не за себя, конечно, со мной все будет хорошо. Но вот как вы здесь одни против всех… Против неизвестно даже чего.

— Ерунда. За Элидором я присмотрю. Сим сам в состоянии о себе позаботиться. А ты — девочка умная. И бегаешь быстро.

— Ты веришь в то, что говоришь?

— Естественно.

— Хорошо тебе. Вот, возьми. — И эльфийка достала из кармана сложенный вчетверо пергаментный лист.

— Это что? — Эльрик с интересом развернул послание… И нераскуренная трубка со стуком упала на каменный пол. — Тарсграе… девочка, где ты его взяла?!

Алые глаза впились в Кину. Страшные. Обжигающие. Безумные.

Эльфийка качнулась назад:

— Я не знаю, Эльрик. Я… Мне это дали. Дал человек. Он… я была в лесу, а он… Он просто отдал мне это. Сказал, что стар уже для розысков адресата, а я… Ну, он сказал, что я его обязательно найду… Он сказал, что… что это весть для императора Ям Собаки, и я подумала… Эльрик? Что с тобой?

— Ничего, малыш. — Принц медленно выдохнул, считая про себя до двадцати пяти. И прикрыл глаза. Руки дрожали, но с этим он ничего не мог поделать. Ладно хоть не всего колотит. А могло бы… — Ничего.

— Я подумала… — Кина смотрела на его руки. Эльрик смял письмо. Сцепил тонкие пальцы. Помотал головой. — Там написано что-то плохое, да? — Эльфийка подняла встревоженные глаза. — Это ведь ваш язык, так? Что там, Эльрик?

— Зорр аш Торанго. Весть императору. Все так же, не открывая глаз, шефанго произнес про себя древнюю формулу.

Обряд. Заклятье. Рожденное в далеких, забытых его народом мирах.

И почувствовал, как теплой тяжестью лег на безымянный палец перстень.

На левую руку. Как велит обычай.

Перстень императора. Талисман и символ, сотканный из тысяч сложнейших заклинаний, знак власти, который нельзя ни потерять, ни продать, ни даже. подарить. Только передать по наследству.

Перстень…

Проклятая дрожь исчезла, стало вдруг спокойно, тихо так стало. А ничего не понимающая Кина смотрела на из ниоткуда возникшую драгоценность.

— Эльрик?..

— Все кончилось, малыш… — Голос шефанго был тихим. Совсем тихим. И очень низким. — Все кончилось, понимаешь? Все.

* * *

Да. Все кончилось. Перстень тускло светился, наплывал из изумрудной глубины черный дарк под белым парусом, вечно идущий вперед дарк — герб империи. И можно было возвращаться домой. И воспоминания о том, что так и не получилось забыть, закружили в болезненный, но сейчас мучительно-радостный водоворот.

Сумрачное небо в стрельчатых окнах огромного зала. И море. Кричащие черные точки вьющихся над скалами птиц.

* * *

Фокс. Родовые владения, где сам император не указ для взбунтовавшегося принца.

— Мы действительно пришли сюда, Эльрик. — Олле Старый грел в ладонях кубок с вином. — Только кто сейчас об этом помнит? Я вот, фчены да еще парочка ярлов. Отец твой, пусть Путь его будет прям, уже не верил в эти сказки о других мирах. И тебе лучше бы забыть.

— Ну уж нет!

Олле был одним из немногих, к кому относился наследник империи с уважением и некоторым трепетом. После гибели Оттона де Фокса, отца Эльрика, старый конунг рискнул взять на себя все тяготы воспитания совсем тогда еще сопливого, но уже упрямого и вспыльчивого принца. Точнее, принцессы-до первого своего похода ее высочество почти не принимала мужского обличья.

Да. Олле Старый занимался не обучением, а именно воспитанием. Это он вручил Эльрику топор, когда пришло время. Это он преподал мальчишке основы владения оружием. Это он еще тогда, в незапамятные времена, объяснил принцу неписаные законы боя и поединка. Законы Красоты. Законы чести, нарушить которые было немыслимо.

Именно Олле, разобравшись, что творится с дорвавшимся до войны наследником что-то неладное, разглядел в Эльрике Зверя. Разглядел. И научил де Фокса бороться с кровавым мраком в собственной душе.

Может быть, он заменил принцу давно погибшего отца. А может быть, стал кем-то большим. Ведь редко бывает так, что отец навсегда остается наставником и другом, идеалом и образцом для подражания.

Олле стал Учителем.

Отец сделал бы все, чтобы наставить мятежного принца на путь истинный.

Учитель не мог позволить себе такой роскоши. Истинный путь далеко не всегда путь чести.

— Смотри, сынок. — Олле сделал глоток и пожал плечами. — Забыть все было бы, конечно, безопаснее. Однако ты прав, помнить оно как-то честнее. И не только помнить. Здесь ведь как в бою. Как в поединке. Всегда есть шанс победить, ударив в спину. Но как жить после этого? Есть законы, нарушить которые нельзя.

— Значит, к акулам императора. — Эльрик улыбнулся, взъерошил густые волосы. — У нас с ним разные представления о благе империи.

И на Фоксе начались разброд и брожения, которые привели в конечном итоге к тому, что хиртазы принца перестали охотиться за эльфийскими головами. Да и вообще сменили постепенно стезю головорезов на мирную дорогу обычных пиратов. Грабеж ради грабежа, а не убийство ради убийства.

А обвинение, выдвинутое против его высочества, показалось поначалу нелепым. Безумным оно показалось. Из — мена Анго. Измена вере… Какая, к акулам, измена?! И ничего тогда не было, кроме злости и недоумения.

— Цель существования нашего народа — уничтожение тех, кто славит Свет и поклоняется Флайфету! — гремел в зале Совета голос хольтарра, главы Священного Хирта.

— Да вы рехнулись, что ли?! — По закону присутствовать на суде можно было только в мужском обличье. А в нем у принца не слишком хорошо получалось контролировать эмоции. — Ни один народ не живет только ради уничтожения.

— Вы видите сами, — сухо сказал хольтарр. — Нужны ли другие доказательства, кроме слов самого отступника?

Нет. Никакие доказательства были здесь не нужны. Все решили задолго до суда, если можно было назвать судом разыгранное в зале Совета представление. И хмуро молчали владетельные конунги. И жгли взгляды. Со всех сторон. Только полусотня хиртазов, его, Эльрика, хиртазов, разрушила повисшую под высоченными сводами тягостную тишину. На ходу выстраиваясь в ровный четырехугольник, воины окружили своего конунга. Заслонили от любопытных, изумленных, разгневанных, откровенно презрительных взглядов. Ярость угасала, зато вернулись исчезнувшие было упрямство и нахальная уверенность в собственной правоте.

А Торанго уже поднимался с резного трона:

— Именем императора, наследный конунг Анго, владетельный конунг Эльрик де Фокс да будет изгнан!

— Что, прямо так?

И не верилось еще, что все обернулось таким образом. Изгнание…

Шефанго не убивают шефанго, их слишком мало, чтобы позволить себе такую роскошь.

А осознать происходящее сразу не получилось. Стало страшно, конечно. Но это был, скорее, страх по привычке. Страх перед самым суровым наказанием. Именно перед наказанием, а не перед его сутью. Изгнание.

— Не ерничай! Возьмешь доспехи и оружие. Да на топор свой не зарься!

— А кто его тут еще поднимет?

— Именем…

— Хрен вам, Торанго! Это мой топор! Вот так оно все и получилось.

Да, потом долго еще судили и рядили и Владетельные конунги, и Священный Хирт. Очень не хотелось им выпускать за пределы империи оружие, которое разучились уже делать даже на Анго. Эльрика для них не существовало. Мертв он был для них. А вот за топор они цеплялись. Он стоил того.

Но для себя-то принц был вполне еще живой. И знал, что, пока он жив, его оружие будет с ним. В конце концов это осознали. Отступились. Совет закончился.

— Останься, принц, — холодно распорядился Торанго. — Да отпусти своих акул, от чего им теперь тебя защищать?

— Ирхэт. — Де Фокс выдержал насупленный взгляд своего кормчего. — Действительно, шли бы вы. Здесь уже ничего не сделаешь.

— Мы уйдем с тобой.

— Не дури! На тебе сейчас не только эта полусотня, на тебе все мои хиртазы остаются.

— Да пошел ты…

— Я и пойду. Мы в море, Ирхэт. — Он улыбнулся, когда кормчий напрягся, услышав почти магическую формулу. «Мы в море». И слова конунга стали законом. — А теперь уходите.

Казалось, что хиртазы страшно долго маршируют через огромный зал. Невообразимо огромный. Ни разу потом не встретил принц на Материке замков, сравнимых с императорским. А у просторных дверей полусотня остановилась.

— Гратт геррс, — прокатилось громом. Славной войны.

Прощание и пожелание одновременно. Хиртазы ушли.

— Дурак ты, Эльрик. — Император, нахохлившись, сидел на троне. — Не мог я иначе, понимаешь? Ради блага империи не мог.

— Я тоже.

— Но зачем?! Я так и не понял, зачем тебе это понадобилось? Народу нужен враг. Мы так устроены, что должны убивать, убивать много и… И уметь защищаться. А ты мог все испортить.

— Я пойду, Торанго?

— Хам. — Император спустился с трона. Стянул с плеч мантию. Роскошную, шелковую, струящуюся снежно-белым мехом. Плащ императора с гербом Ям Собаки. Еще одна из тех вещей, какие давно разучились делать здесь. — Держи. — Он бросил плащ, неожиданно легкий, на руки принцу. — И еще… Доспехи там лежат, из лунного серебра — на тебя делали. Тоже захвати. На память. А все-таки зря ты это… Зря. Ладно. Иди.

Эльрик поклонился и вышел.

* * *

Кина замерла в ожидании рядом с застывшим, отрешенным от всего мира шефанго.

Что-то случилось, но она не знала что. Что-то, наверное, нужно было сделать. Но она не представляла — как. Эльрик, такой сильный, надежный, близкий, уходил куда-то, а она не могла, не умела его удержать.

Странная, совсем незнакомая, пугающая улыбка кривила черные губы де Фокса. Он был далеко, где-то очень, очень далеко. От замка. От Материка. От… От Кины?

Да. От нее тоже.

Это было обидно и горько.

Кина поднялась и пошла к выходу, перешагивая через трещины в каменном полу. Где-то там, во дворе, был Элидор. Следовало рассказать ему «о чем?» про таинственное письмо и перстень с кораблем, неведомо как появившийся на руке принца. И еще… Еще о том, что что-то изменилось «сломалось?» и она, Кина, не знает, как теперь быть.

— Не сердись. — Слова пророкотали привычно откуда-то сверху. И жесткая ладонь легла на плечо, останавливая. — Пожалуйста, не сердись, малыш. Просто все получилось очень… неожиданно. Как помрачение нашло, честное слово.

— Да, я вижу. — Эльфийка развернулась, мгновенно оттаивая. Эльрик был ряд ом. Совсем живой. Настоящий. Родной. — Я не сержусь. Но ты мне так и не ответил. Что же я тебе принесла?

— Империю, — очень серьезно сказал де Фокс.

— Что?!

— Я все-таки законный наследник.

— Но… а как же… ты же…

— Уже нет.

— Так ты теперь император?! — Кина, задрав голову, восторженно смотрела на шефанго. — И можешь вернуться домой, да? Здорово же, Эльрик! Ведь, правда, здорово?!

— Боги, какая ты все-таки еще соплячка. — Прежде чем эльфийка успела обидеться, Эльрик поцеловал ее в лоб, развернул и, подхватив под локти, вынес из казармы. — Иди уже. Потом наговоримся.

— А ты меня с собой возьмешь? — спросила Кина уже из дверей. — Посмотреть!

— Куда ж я от тебя денусь?

— Смотри! Я ведь приеду. — Эльфийка крутнулась на пятке и вылетела из казармы.

А Эльрик остался сидеть на пороге, отрешенно разглядывая сереющее вечернее небо.

Чувство опасности забило во все колокола, заметалось заполошно, ища, где бы укрыться, разогнало сердце до ритма бешеной скачки, дернуло пальцы к топору.

Смерть приближалась к замку.

Медленно раскрылись ворота, пропуская Кину. Эльфийка карьером вынеслась со двора. Вытягивая на скаку длинные шеи, неслись за ее кобылой три неоседланные лошади.

Смерть.

Эльрик сидел в каком-то необъяснимом ступоре, наблюдая, как растет где-то на горизонте страшное черное облако.

Смерть.

Тьма клубилась вдали. Но никто, никто, кроме него, не видел ее.

Солдаты, готовящиеся заступить на караул, прошли в казарму. Вооружались. Облачались в доспехи. Под сводами крыши гулом висели голоса и взрывы хохота, словно специально создавая фон, мятущийся и угрожающий, в самый раз подходящий к стремительно приближающейся опасности.

— Эльрик! — Сим мчался через двор, начав вопить еще издалека.

Шефанго поднялся на ноги, но гоббер дернул его за руку, заставляя снова сесть.

— Наше дежурство не на крыше, — зашептал он лихорадочно, задыхаясь от бега. — На центральных воротах. На воротах, слышишь?!

— Он въедет в замок через них.

— Кто?

— Тот, кто хочет убить нас.

— Эльрик! Да Эльрик же!!! — Сим тряхнул де Фокса за шиворот, возвращая таким образом утраченную было ясность мышления. — Элидор чуть не попытался силой вломиться в башню. Я его успокоил. Но это ненадолго. Что будем делать?!

— Что делать? Как что?! То, что собирались! Не задавай дурацких вопросов!

Гоббер отшатнулся чуть испуганно. Вытянулся зачем-то во фрунт и, отчеканив:

— Есть не задавать дурацких вопросов! — помчался обратно.

— М-да-а, — протянул Эльрик, обращаясь к стене, — скажите мне, разве так живут?

Понимая, что ответа все равно не дождаться, он отправился за своим рюкзаком.

Лунное серебро.

Гул изумленных голосов вокруг. Вытаращенные глаза. Отвисшие челюсти.

Целое состояние, да не одно, в сумках бродяги-наемника.

Серебряная кольчуга прозвенела водопадом, обтекая тело.

Наручи, зерцало с выгнувшей спину кошкой, наплечники. Пальцы привычно и ловко затягивали ремни, сколько лет он не надевал эти доспехи? Свои доспехи. Сколько тысяч лет? Магия оружейников Анго сохранила их в целости.

Последним на свет божий появился шлем. Легкий и удобный. С забралом в виде оскаленной кошачьей морды. Сейчас он был не нужен, и Эльрик с легким сожалением положил шлем обратно в сумку.

— Э-э-э… господин… — Сотник в растерянности топтался шагах в пяти, не зная, как реагировать на происходящее. И главное, как же воспринимать теперь бывшего капрала и чего от него ожидать.

— Отвали!

На самом дне мешка шефанго нащупал небольшой — с кулак — шелковый сверток. Вытащил. Встряхнул. И черная, блестящая волна развернулась, соперничая блеском с сиянием лунного серебра. Зеленый щит на этом черном поле. Черный дарк под белым парусом, рассекающий изумрудные волны. Герб империи. Тот же, что и на перстне.

Черно-зеленый плащ, увезенный с Анго десять тысячелетий назад. И сохраненный той же недоступной людям магией.

Эльрик застегнул серебряную фибулу. Сунул в петлю на поясе топор. И, сметая с дороги всех, кто не успел отшатнуться, заглядевшись на невиданное чудо, понесся к выходу во двор.

Там уже расступались, не дожидаясь, пока собьет их с ног закованное в доспехи чудовище. Де Фокс увидел идущего от ворот Элидора и Сима, изо всех сил поспешающего за быстроногим эльфом.

Любоваться на них долго не позволяла роль. К счастью, оба монаха удивительно быстро оценили ситуацию. И подошедший Элидор — неслыханное дело! — склонил гордую голову в поклоне:

— Ваше Величество…

Сим, тот просто бухнулся на колено:

— Я счастлив служить Торанго. «Он-то откуда знает зароллаш?» Но думать об этом было сейчас не время. Эльрик кивнул новоявленным слугам и развернулся к башне.

А там уже раскрылись тяжелые ворота. Каким бы отшельником ни был де Шотэ, он не мог не понять, что в замке происходит нечто выходящее за рамки реальности. Голос Элидора колоколом разнесся по двору. Легендарная магия эльфов.

— Император Ям Собаки настаивает на том, чтобы дать аудиенцию палатину де Шотэ!

Даже Эльрику стало не по себе, и пробежали по спине колючие мураши. А уж смертные, толпящиеся во дворе, те просто поняли, что сейчас необходимо преклонить колени.

Император Ям Собаки…

Торанго.

И де Фокс мысленно прикоснулся к перстню, вплетаясь в узор диковинных заклинаний, заставляя драгоценность работать так, как должно. Заставляя древнюю магию лучше всяких бумаг и слов убеждать всех вокруг в том, что огромный воин в струящемся с плеч черно-зеленом плаще действительно повелитель империи.

Эльрик де Фокс

Мне было бы смешно, если бы не было так страшно. И было бы по-настоящему страшно, если бы не было смешно. Но двери открыты. И коленопреклоненная охрана ожидает приказов. Не моих, понятное дело. Палатинских.

А из глубины коридора навстречу нам троим спешит высокий старик. Крепкий, широкоплечий, явно всю жизнь таскавший латы и тяжелый меч. Но кажется, будто последнее время на него обрушились какие-то жуткие потрясения. Согнули стан. Выбелили волосы. Поселили в глазах, раньше не знающих страха, черный, мятущийся ужас…

— Для меня огромная честь принимать вас в своем доме, Ваше Императорское Величество, — ритуально произносит он. А я вижу — боится. И не ошибся Белый Крест. Ни в чем не ошибся. Такие люди, как палатин де Шотэ, не продают свою веру. Но мне страшно представить, что же нужно было сделать, чтобы напугать того человека, каким был он всего полгода-год назад.

— Простите, Ваше Величество, что я не могу принять вас со всеми подобающими почестями, но… — Мы отходим от стражи, направляясь к лестнице, застеленной дорогими коврами (в такой-то сырости. Жуть!). — Я уже не хозяин в своем доме.

Да, действительно. Беспомощность. Страх. И ненависть…

Ко мне?

Ах да! Естественно! Император Ям Собаки! Шефанго! Трудно найти расу чернее и народ омерзительнее, чем мы.

— Сэр Рихард. — И мой «эльфийский» голос заставляет старика остановиться. — Есть ли в этом доме место, где мы могли бы поговорить наедине?

Как ни странно, такое место действительно нашлось.

В библиотеке.

Люблю библиотеки! Сколько их было у меня? Сейчас уже и не вспомнить. Что-то подарил. Что-то пришлось бросить. Что-то так и пропало в Железном кряже, когда гномы ушли оттуда. Не думаю, что они потащили с собой книги.

Однако хватит воспоминаний.

— Ваше Величество…

— Оставьте условности, сэр Рихард, если вас это не затруднит. — Вколоченные с детства правила поведения всплывали в памяти и рассыпались под ударами моей невоспитанности. Впрочем, сесть я догадался. Иначе старикан так и остался бы стоять. — Дело к вам, собственно, не у меня, а у этих двух господ. — Я кивнул на почтительно застывших в отдалении монахов.

— Излагай, Элидор. Да сядь уже, что ли!

Показалось мне? Или де Шотэ слегка покривился. Опять я сделал что-то не так.

— Мы здесь по поручению ордена Белого Креста, — сообщил эльф, развалившись в кресле с максимальным удобством. Ну да. Когда мы последний раз в креслах сидели? Спешит насладиться ощущениями. — Уверен, вы слышали об этом ордене. Вас хотели бы видеть живым и здоровым в Аквитоне. Чем скорее, тем лучше.

Сэр Рихард задумчиво разлил по серебряным кубкам густое красное вино. Какие-то доли секунды смотрел на меня нерешительно (нечисть ведь, как известно, очень неадекватно реагирует на серебро), но, сообразив, видимо, что боящееся серебра существо не будет нагло носить такой, как у меня, доспех, предложил мне кубок.

Эльфа с гоббером он проигнорировал.

М-да. Трудно быть императором.

— Я прекрасно знаю об ордене Белого Креста, господин… Элидор. Но дело в том, что мое тяжкое положение, к счастью, ограничено твердыми сроками, по истечении которых мне обещали снятие охраны и избавление меня от причины всех моих бедствий. При этом мне тоже гарантировали, что я останусь жив и здоров, что в моем возрасте, может быть, и не важно, но тем не менее приятно.

— Что это за срок? — ледяным тоном интересуется монах. И получает ответ:

— Четвертое июля.

Как веслом по голове!

Что же за число такое важное, это самое четвертое июля? Все вроде укладывается, утрясается, простая и ясная выходит картиночка. Война и война. Ничего особенного. И только эта часть головоломки никуда не лезет.

В жизни столько не думал, сколько за последние дни.

А собственно, что тут думать-то? Действовать надо. Брать старика и уходить.

Я прислушался к оживленной дискуссии между властями светской и церковной. Монахи убеждали палатина бежать. Палатин категорически отказывался.

— Вы можете уйти, — сообщил он, когда даже Сим охрип, убедившись в бесполезности любых доводов. — Здесь, за книжной полкой, есть ход, который выведет вас в центр разрушенного монастыря. Но сам я уходить не намерен. Да, я понимаю, что орден даст мне свободу и куда более надежные гарантии благополучия, чем те силы, что захватили сейчас мой замок. Но вы ведь даже не представляете, какое наказание грозит мне за побег. Я не могу и не хочу рисковать.

— Ваше право.

Невежливо вмешиваться в чужую беседу. Но мне все это надоело. Император я или нет, в конце-то концов?

Бросив в лицо палатину щепотку дурмана, я подхватил сразу потерявшего сознание сэра Рихарда, взвалил его на плечи, и мы покинули библиотеку.

Разумеется, через упомянутый ход. И естественно, заложив предварительно тяжелые библиотечные двери на толстенный стальной засов.

Хорошие двери в Шотэ. Такие даже я не враз вышибу.

Они спускались все ниже и ниже. Сначала по узким каменным лестницам. Потом по уходящим под уклон коридорам. Своды были высокими, а стены даже покрывал слой штукатурки. Готы всегда славились своей аккуратностью.

Когда воздух ощутимо повлажнел, а пол под ногами перестал уходить вниз, Элидор пробурчал из-за спины Эльрика:

— Эй, Ваше Величество, может, сбавите темп? Ни хрена ж не видно!

— А на что тут смотреть? — спросил де Фокс, не оборачиваясь. — Иди себе. Пол ровный. Будут выбоины или ступеньки — я свистну.

— Только не свисти! — тут же встрял гоббер, судя по всему, поспешающий за своими длинноногими спутниками вприпрыжку. — Ты так свистишь! Деревья качаются. Здесь деревьев, конечно, нет, но слышал я, что ежели, скажем, в горах крикнуть громко, то камни повалятся. Аты свистишь громче, чем я, например, кричу. И камней тут вон сколько. Целый замок. И вообще, свисту деваться-то некуда, будет он по этим коридорам туда-сюда летать. Как привидение. Слушай, Эльрик, а ты в привидения веришь? Я вот помню…

— Отца-настоятеля? — ехидно поинтересовался де Фокс.

— Точно! А откуда ты знаешь? Ну не важно. Так вот, этот самый отец-настоятель…

— Си-им! — хором грянули эльф и шефанго. И, не выдержав, расхохотались. Хотя не время было и вроде не место. Но то ли выхлестнуло напряжение трех прошедших дней. То ли действительно очень уж забавно было, как слаженно уже привыкли они осаживать половинчика.

— Я что, я молчу, — провякал гоббер, забегая с другой стороны. — Слушай, а ты ведь правда император! Я как увидел, сперва не понял. А потом, когда Элидор заорал, я как-то… ух как! Гляжу — и вправду император. Настоящий. Эльрик, а это как? А почему ты раньше был принц? А…

— Сим, — внушительно сообщил Элидор, — императоры получаются исключительно из принцев. Ты что, не знал? Кстати, Фокс, прими запоздалые поздравления. Свершилось, надо полагать?

— Свершилось. — Эльрик почувствовал, как губы против воли растягивает совершенно идиотская улыбка. Блаженная такая. Счастливая.

— Теперь домой рванешь?

Он не успел ответить. Опасность хлестанула по нервам как плеть. Смерть.

— Они открыли дверь, — холодно сообщил шефанго, пытаясь отрешиться от навязчивого чувства неизбежности. — Он идет.

— Кто?

— Тот, кто хочет убить нас, — встрял Сим. — Эльрик, ты ведь так говорил, да?

— Черный, — прошипел де Фокс, прибавляя шаг. — Он Черный. Он — колдун.

— Ты меня пугаешь, принц. — Элидор споткнулся об гоббера. Выругался. Но тоже пошел быстрее. — Какой еще колдун?

— Я не знаю, — глухо буркнул Эльрик. — И я не принц. Догонит, тогда и посмотрим, что это за тварь.

— Ты ведь тоже черный, — недоумевающе протянул Сим. — Почему же…

— Он Тьме поклоняется, — объяснил эльф, легонько подталкивая половинчика. — В смысле, шефанго не поклоняются… Они предпочитают Тьму. А «Черные» в переводе с их эзотерики на нормальный человеческий язык — это те, кто поклоняется Мраку.

— Рилдираны?

— Ну да.

Несмотря на нарастающую тревогу, переходящую уже в паническое желание схватить топор и развернуться лицом к опасности, Эльрик счел нужным вмешаться:

— Ваши рилдираны дурнее медуз. То, во что они верят, Открывающего никаким боком не касается.

— Кого не касается? — Сим совсем уж неожиданно вывернулся впереди.

— Рилдира, — терпеливо вздохнул Элидор. — Сим, ты хоть немного помнишь теологию? Шефанго считают его учителем людей. Несущим Свет… или что-то в этом роде.

— Так это же Мрак! — Половинчик мельтешил под ногами, но каким-то чудом умудрялся не мешать. — А Свет-то тут при чем? Эльрик же… Ой!

Он повис, болтая ногами, схваченный за шиворот железными пальцами де Фокса.

— Император, ты чего? — Гоббер возмущенно попробовал глянуть вверх. Потом — вниз. И обвис покорный и тихий.

Под ногами у него открывалась бездна — черный провал в бесконечность. Видеть этого Сим, конечно, не мог. Но почуять ухмыльнувшуюся беззубо пустоту — для этого не требовалось кошачьего зрения.

Эльрик подержал его над пропастью несколько секунд. Потом аккуратно переставил себе за спину, где монах и остался стоять. На удивление молчаливый.

— Так ты мне больше нравишься, — совершенно серьезно сообщил де Фокс.

— Элидор, держи палатина. Я переберусь на ту сторону, а потом помогу вам.

Эльф нащупал в темноте застывшего Сима. Хмыкнул. Принял из рук Эльрика тяжелое тело сэра Рихарда и заявил в пространство:

— Император, потом научишь меня так же.

— Как? — не понял де Фокс.

— Не знаю как, но чтобы гобберы молчали. Договорились?

— Главное — создать условия, — ухмыльнулся Эльрик, снимая с пояса Сима моток прочной веревки.

— Интересно, — Элидор вслушивался в шорох и бряцание, доносившиеся со стороны провала, — де Шотэ мог предполагать, что его самого через этот ход потащат?

— Мит перз… — Что-то осыпалось в пустоту, лязгнул о камень металл. — Этак и упасть недолго. На самом деле он не хотел гнать нас на рифы. Здесь, судя по всему, просто обвал случился, о котором никто еще не знает. — Голос Эльрика доносился из темноты каким-то потусторонним гулом. Яма радостно выдохнула эхо. Сим поежился и отошел подальше.

— Сорвешься — кричи, — мрачно посоветовал эльф. — Мы хоть знать будем. Кстати, там глубоко?

— Нам хватит.

— А конкретней?

— Камушки до сих пор до дна не долетели.

— М-да. Это не совсем то, что мне хотелось бы услышать. — Элидор положил палатина на холодный пол. — Что ж тут темно-то так. Штезаль!

— Дураки, — неожиданно родил половинчик. И подземелье осветилось неярким голубоватым сиянием. — У нас мечи из лунного серебра. Эх, жалко, что доспехи не светятся, был бы ты сейчас, Эльрик, такой красивый-красивый, Элидор присвистнул, узрев воочию широкий провал в полу, из которого тянуло сыростью и холодным ветром. Ухоженный коридор обрывался вместе с полом. На той стороне расщелины уже валялись в беспорядке камни, не было на стенах и следа штукатурки, бугрились выступами своды потолка.

Эльрик, стоя на краю пропасти, совершал загадочные манипуляции с веревкой.

— Мечи из лунного серебра, Сим, не к добру светятся. Тебе ли этого не знать. Держите! — Шефанго перебросил веревку на их сторону. — Я там петлю сделал. Разберетесь, что и как затягивать.

— Угу. — Элидор озадаченно покрутил в руках то, что, по словам Эльрика, было петлей. — А это что?

— Это на себя надевать, — досадливо фыркнул Сим, отбирая веревку. — Вот так. И вот так. И… Хрен выпадешь, понятно? Чему тебя только учили?! Или ты, кроме теологии, ничего не слушал? В такой петле, ежели, скажем, сопрешь чего… или кого, ну когда стена высокая, да что тебе объяснять, я лучше расскажу. Это в Аль-Бараде было, ну, во дворце халифа, он переписку с сипангцами вел, нужны были доказательства, в смысле, письма, которые… Эх! — Гоббер махнул рукой, влезая в петлю и подгоняя ее под свой размер. — Встретить бы того мерзавца, который мне эту веревку перерезал, когда я на середине стены болтался…

— Не перерезал, а порвал, — меланхолично сообщил де Фокс с другой стороны провала. — Пьян я был. Кстати, письма не у халифа, а у меня хранились. Если тебе это все еще интересно.

Элидор скис от смеха и сел на сэра Рихарда.

Палатин не возражал.

Нельзя сказать, что они с легкостью перебрались через пропасть. Но в целом обошлось без особых сложностей, разве что Элидор, который вынужден был переправляться с сэром Рихардом наперевес, едва не врезался в стену головой. Не своей, разумеется — свою голову эльф берег. Эльрик с Симом выволокли монаха на заваленный камнями пол. Помогли выпутаться из веревки. А потом, поворочав бесчувственное тело палатина, де Фокс подытожил:

— Спит как сурок.

— Счастливчик, — мрачно пробормотал Элидор. — А нам его переть еще хрен знает сколько. Кстати, мы куда вообще идем?

— На северо-восток. Пока что строго на восток, но там дальше коридор поворачивает. — Эльрик взял гота под мышку и потащил за собой. — Однако далеко мы так не убежим… Вот что, колдун прибудет не прямо сейчас. Камней здесь много. Давайте-ка, пока время есть, укрепимся… болтов у нас сколько?

— Три сумки.

— Как раз. Постреляем, а как сэр Рихард проснется, дальше пойдем.

— Угу. Если он пойдет.

— Побежит, — пообещал шефанго самым добрым голосом, на какой был способен. Получилось очень убедительно.

— Кстати, Элидор, давно хотел тебя спросить, почему ты так странно ругаешься на зароллаше? — Эльрик вольготно расположился за сваленными в некое подобие бруствера камнями. Чувство опасности стало уже привычным, и из темноты вот-вот должны были появиться преследователи.

— Почему странно? — Элидор поудобнее устроился на собственной седельной сумке. — О! Бегут!

— Сим, прячь мечи! — Де Фокс подобрался. Замелькали далеко впереди огни факелов. Солдаты бежали рысью, их черные тени мелькали и суетились на ровном полу, и первые ряды преследователей ухнули в провал, даже не сбавляя хода. — Я же говорил, — прошептал в темноте голос императора, — никто про эту дырку не знает.

А потом щелкнула тетива арбалета. И еще раз. И снова. Монахи торопливо перезаряжали оружие. Эльрик стрелял. Сбившиеся в кучу преследователи были отличной мишенью. Даже когда они сообразили погасить факелы — что-что, а освещение не играло для шефанго никакой роли.

Первые пару минут все действо напоминало веселенькую бойню. Потом солдаты сообразили наконец залечь, прячась за трупами. И де Фоксу пришлось заняться прицельной стрельбой по высовывающимся время от времени головам. Кончилось тем, что преследователи перестали, кажется, даже дышать, и отличать живых от мертвых стало затруднительно.

— Я про «штезаль», — как ни в чем не бывало продолжил император. — С некоторых пор это ругательство на Анго стало одним из самых распространенных. В изначальном варианте оно звучит как «штез эльфе».

— Чего?!

— Ага. Перевод не нужен. Да ты не дергайся, у нас ведь язык богат интонациями. И на самом деле переводов существует множество — как скажешь, так и прозвучит. Но ты почему-то произносишь «штезаль» именно с теми интонациями… Ну, в общем, ты понял? Вот я и хотел узнать, почему?

— Эльфийская задница, да? — Элидор сверкнул глазами. — Очень смешно! Я не знал, что оно так звучит.

— Угу, — невозмутимо кивнул де Фокс. — Тогда понятно. — И снова выстрелил в непроглядную темноту. Там коротко вскрикнули.

— Чего они лежат-то? — Сим завозился, подполз поближе. — Чего лежат? Ждут чего? Если бы мне надо было нас взять, я бы людей отправил. Людей много — их не жалко. Да? Этих тоже много. А они лежат. Я бы назвал их поведение непонятным.

— Скорее, неадекватным данной ситуации, — мурлыкнул Эльрик, убивая очередного бедолагу. — Все просто, Сим. Они ждут своего колдуна. Так что расслабься и не нервничай.

— Да? Это как ты, что ли? — Гоббер фыркнул. — У тебя даже коса дрожит и уползти хочет.

— Вранье. Ты ее все равно не видишь. — Эльрик поднял голову, прислушиваясь. — Мы еще с полчаса можем дрейфовать. Слушай, Сим, попинай палатина. Пора бы ему и проснуться.

— Попинать — это я запросто. — Половинчик заозирался. — Мне бы его только разглядеть.

— Сюда ползи, — подал голос Элидор. С удовлетворением выслушал очередной щелчок тетивы и вскрик и объяснил. — Я на него локтем опираюсь. Правым.

— Добрый ты, — вздохнул гоббер. — Ну, давайте я его пну.

Эльрик не оборачивался. Но, услышав сдавленное ругательство, не сдержал ухмылки. Ушлый Сим, судя по всему, попал вовсе не в сэра Рихарда. «Не сэр Рихард» в долгу не остался. Впрочем, в результате стихийно возникшей потасовки палатину перепало с обеих сторон.

Только вот просыпаться де Шотэ и не подумал.

Потом что-то забулькало.

— Ты флягу-то поближе поднеси, — азартно зашептал Сим. — Вот так. А теперь лей. Странно. Там вода, что ли? Дай-ка я глотну.

Кашель и хрип. Невнятное сипение. Сдержанное богохульство.

— Эльрик. — Голос у гоббера стал каким-то насморочным. — Ты меня отравил! Что у тебя во фляге было?

— Коктейль… Было?! — Шефанго подскочил, развернулся к парочке монахов. — У меня во фляге?

Он потянулся к поясу. Крючок для фляжки был на месте, а она сама…

— Я подумал, ты же всегда с собой выпивку возишь, — невозмутимо ответствовал половинчик, протягивая Эльрику полупустую серебряную фляжку. — Роскошно живешь, скажу я тебе. У нас-то с Элидором все больше водичка. Нет, я честно хотел у тебя спросить. Но ты бы ведь не дал, правда? Я и взял. Да там еще осталось. Честно. Мы не все в сэра вылили. А я и вовсе махонький глоточек сделал. Ну и гадость же этот твой коктейль. Научишь?

— Я тебя научу… айссеш плерр. Я тебя научу… Собираемся. — Злой, как зимний медведь, Эльрик подхватил арбалет. — Бери палатина, Элидор. Уходим.

Потихоньку, без шума и топота, они убрались за поворот и зашагали дальше.

Шефанго шел в арьергарде, сдерживая желание как следует подпнуть Сима, который семенил за эльфом и делал вид, что помогает Элидору тащить сэра Рихарда. Гоббер держал палатина за ноги.

Ощущение опасности не проходило. Скорее, наоборот — усиливалось. И это было странно. По идее, троица удалялась от неведомого колдуна.

«Флайфет! Сколько же можно спать после такой дозы дурмана?!» Эльрик пошел быстрее. Наладился было дать Симу по загривку, но половинчик каким-то образом увернулся и тоже наддал. Элидор буркнул в их адрес что-то нелестное, прибавил ходу, и тут де Фокса скрутило основательно.

Рука метнулась к топору. Эльрик развернулся, всматриваясь в пустоту коридора.

— Ты чего? — Эльф с палатином на плечах был лишен маневренности и так же быстро развернуться не смог. — Пойдем!

— Поздно, — выдохнул император. Далекий уже поворот осветился вдруг ярко и радостно. Сияющий шар выплыл из полутьмы и понесся вперед, шипя и потрескивая.

Он был не меньше обхвата в диаметре. И там, где пролетал пламенный сгусток, трескались, мгновенно раскаляясь, каменные стены.

— Бежим! — резонно, но слишком громко завопил Сим. Словно услышав его, шар прибавил скорость.

— Беги, — кивнул Эльрик.

— Держи гота, — будничным голосом сказал Элидор. — И уходите оба.

— Что значит?..

— Все.

Эльф бросил сэра Рихарда на пол. Де Фокс успел поймать тяжелое тело. А монах уже шагнул вперед, подняв перед собой свой длинный клинок. Руны на серебряном лезвии налились синевой, которая густела, переходя от кобальта к темно-фиолетовым тонам. Меч светился. Все ярче и ярче. Он стал даже ярче приближающегося огненного шара…

— Убирайтесь! — рявкнул Элидор, не оборачиваясь. Эльрик развернулся, поудобнее устраивая палатина, и отправился вслед за Симом, который успел усвистать уже довольно далеко.

— Зеш! — бросил гоббер, когда де Фокс поравнялся с ним. И замолчал. Говорить, собственно, было не о чем.

Кто-то уходит. А кто-то остается, чтобы дать возможность уйти. Такое случалось и с Симом. И с Эльриком. Да что там говорить, император сам не так давно без зазрения совести отправил на смерть десяток исманов, чтобы выбраться из Картальского замка. Так было. И в то же время не так.

Полыхнуло позади белым, ослепительным…

Все?

Нужно было уходить. Но гоббер и шефанго, не сговариваясь, остановились и обернулись. Кто-то из них должен был стать следующим.

А из темноты наплывал новый сгусток огня. И черный высокий силуэт с сияющим мечом казался нереальным на его фоне. Призрачным он казался. Но он был.

— Живой… — выговорил Сим непослушными губами.

Скользнув вперед, изящно, по-эльфийски, Элидор взмахнул тонким клинком, рассекая шар пополам. Вновь белая вспышка. Сполохи умирающего пламени по стенам. Огонь словно испепелил сам себя, взорвавшись изнутри. И вместе с ним погасла руна на волшебном клинке.

И новый шар.

И еще один.

И…

Все.

Элидор ссутулился, опираясь на меч. Потом, как сломался, опустился на пол. Сим подлетел к нему раньше, чем Эльрик успел шевельнуться. Схватил за руку, потащил, заставляя подняться. Помогая. Помощи от него должно было быть чуть-чуть, но эльф каким-то образом умудрился встать на ноги. И монахи поплелись к де Фоксу, пытаясь разглядеть его в кромешной темноте.

Эльрик сам вышел им навстречу. Примостил палатина на одном плече. Другой рукой обхватил Элидора. Хмыкнул:

— Бойцы из нас сейчас — все мыши мрут со страху. Сим, топай вперед, посвети.

Гоббер послушно обогнал их, на ходу доставая из ножен свои клинки. По сравнению с огненными шарами и сиянием эльфийского меча свет казался тусклым и рассеянным. Но зато он был родным и уютным, как свеча в собственной спальне.

— Гаснет, — печально констатировал половинчик.

— Хвала Богам. — Эльрик улыбнулся, — Он решил, что убил нас, и уходит. Спасибо, Элидор.

Если честно, де Фокс ждал, что монах ответит ему так же хамски, как сам он в ту далекую ночь, когда убивали холлморка. Но эльф вяло кивнул:

— Пожалуйста.

А вообще все случившееся казалось невозможным. И не потому, что неведомая сила, заключенная в волшебном мече, уничтожила огненные шары. Магия есть магия. И на силу всегда найдется сила. Невозможным казалось то, что эльф поднял оружие в защиту шефанго. Конечно, это был не правильный эльф. И уж конечно, это был не правильный шефанго. Но разве это имело значение?

«Он дрался за меня. — Эльрик поддерживал вяло бредущего Элидора и улыбался про себя то ли грустно, то ли озадаченно. — Готрр х’геррс аш асе… И ничего уже с этим не сделаешь. И „несс х’геррсе арро“ можно забыть, ведь то, что мы дрались вместе, уже почти не имеет значения. Ну что, император, чувствуешь ты хоть малейшую признательность к этому парню? Он сделал тебя своим вечным должником…»

— Может, оно и к лучшему, — пробормотал шефанго вслух.

— Ты о чем? — без особого интереса, но ехидно поинтересовался Элидор.

— О тонкостях внутренней политики. — Де Фокс поморщился. — Прикидываю, как оно — чесать правое ухо левой ногой.

Эльрик де Фокс

Мы шли, шли и шли. Долго. Очень долго. Бесконечно долго. И когда стало казаться уже, что еще шаг и — все — свалишься и больше не поднимешься, так и будешь лежать в мрачной сырости, дожидаясь кого угодно, врагов, смерти, анласитского Нолрэ на белом коне, — впереди замаячил свет.

Еле-еле выбрались мы на поверхность среди старых развалин. Я уронил палатина, придержав его в последнюю секунду от удара головой о камень. Отпустил эльфа, который вяло сделал еще пару шагов. И упал. В смысле, я упал. Элидор, впрочем, тоже.

У Сима еще хватило силенок упереться в каменную глыбу у входа, но глыба не шевельнулась, а гоббер свалился без сил. Так мы и лежали, пялясь в синее небо, под сомнительной охраной анласитского алтаря.

Лучше всего чувствовал себя сэр Рихард — и так дрых всю дорогу, — а теперь, на свежем воздухе, начал даже похрапывать. Под этот храп я и заснул. Не в полглаза, как обычно, а, судя по всему, крепко. Так крепко, что проснулся, лишь когда де Шотэ уже открыл глаза. Укуси тебя треска, Эльрик! Этак любой паршивец без труда пристукнет тебя во сне. А сэр Рихард сел Помотал головой, осознавая случившееся. Посмотрел на меня:

— Шефанго.

— К вашим услугам.

Палатин поморщился, встал и подошел к разрушенному алтарю.

Мне лень было поворачивать голову и смотреть, чем он там занимается, так что я продолжил любоваться облаками, раздумывая отстранение над первым словом старика.

«Шефанго». Ну да. Реакция вполне объяснимая. Мол, что с вас еще ожидать, нелюди проклятые. В Готской империи, как я уже говорил, к нам относятся еще хуже, чем во всем остальном мире. И сэр Рихард, судя по всему, не исключение. Лояльность лояльностью, но то, что «Бичи» малость попритихли, еще не значит, что шефанго стали в империи в большой чести. Да акулы с ними, с готами. Выбираться отсюда надо…

На этом отрезке размышлений я осознал, что, невзирая на благие намерения, валяюсь себе спокойненько на засыпанном каменной крошкой полу разрушенного храма. Добытый с таким трудом палатин гремит чем-то возле алтаря, делать ноги, судя по всему, не собирается, и это хорошо, потому что сейчас его ловить — это будет чересчур даже для меня, крутого и могучего. А выбираться отсюда действительно надо, и чем скорее, тем лучше…

Так. Хватит.

Пока мысли не пошли по третьему кругу, я начал переводить себя в сидячее положение.

Что там господин де Шотэ? Ага! Вытащил какой-то камень и горестно смотрит на пустующее-углубление, где, судя по всему, должно было что-то лежать. Обернулся на меня. Нажал что-то в резных химерах, украшающих алтарь, и тайник закрылся. Не нашел, видать.

Сэр Рихард отправился куда-то за остатки стен. Далеко не уйдет, а задерживать его было бы не слишком вежливо, мало ли зачем старика туда понесло?

А вон и Элидор лежит. Спит? Нет. Проснулся. Проснулся, надо полагать, когда де Шотэ завозился, но глаза открывать ленится. В нас с Симом верит. А половинчик наш ненаглядный спать и не думал. Примостился поодаль, возле стены, спиной на нее навалился и курит. Дым в небо синее колечками красивыми поднимается А в небе высоко-высоко облака белые виднеются.

Благода-а-ать. Последняя мысль у меня одновременно с зевком родилась.

Нашел я поблизости камушек симпатичный. Локтем на него оперся. Трубочку достал и начал ее табаком набивать.

Воздух свежий. Птицы поют. Река шумит…

ЧТО?!!! КАКАЯ РЕКА?!!!

Поцелуй меня кальмар! Да ведь в Готской империи, в районе замка этого, будь он трижды неладен, только одна река и есть. Райс. И пути до нее от Шотэ — сутки. Конного пути, замечу. Конного! А мы ж его… без передышки… на своих двоих… да с палатином…

— Господа, мы непомерно круты, — родил я, когда поднял трубку и снова начал набивать ее.

— Угм-м? — невнятно, но вопросительно донеслось со стороны эльфа.

— Мы дошли до Райса.

— Угм-м. — Теперь интонации были откровенно недоверчивыми.

— Косу на отрезание даю!

Это подействовало — Элидор открыл глаза и тоже начал садиться. Вид у него при этом был брезгливый и настолько по-эльфийски жеманный, что сплюнуть захотелось. Выпендривается ведь зараза. Просто выпендривается.

Сим докурил. Подошел к нам, и мы вместе начали ждать сэра Рихарда.

Он появился через четверть часа, да не пустой — на плечах его милость тащил пару весел. Могучий дядька, ничего не скажешь. Я бы сейчас и одного не поднял. Весла эти в сочетании с висящей на боку барона тяжелой шпагой и роскошным бархатным костюмом (вполне подходящим для приема в своем доме коронованной особы) производили впечатление непередаваемое.

Старик бросил ношу на землю и сухо произнес:

— Мне не хотелось бы беспокоить вас… милорд. Но лодки прикованы, а ключей в тайнике не оказалось. Может быть, ваши слуги перерубят цепь на одной из лодок, чтобы мы как можно скорее могли покинуть эти места?

Я встал, опираясь на топор:

— Прежде всего, сэр Рихард, давайте расставим все на свои места. Сим и Элидор не слуги мне, хоть они и играли эту роль в замке Шотэ. Мы — друзья. — Как легко оказалось произнести это слово! Неужто и вправду? — И теперь, когда вы это знаете, я попросил бы вас обращаться с нами тремя как с равными по роду и положению. По кому равнять — это уж на ваше усмотрение. Договорились? Не дожидаясь ответа, я поднял топор.

— Ну-с, а теперь где там ваша лодка?

— Кина… — Все жеманство с Элидора как рукой сняло. Совершенно безумными глазами эльф уставился на полуденное солнышко. — Кина! Мы сказали ей, чтобы она ждала. до утра…

— Мит перз, от ханзер хисс… — Я заткнулся, не завершив ругательства, потому как заканчивалось оно совсем уж неприлично. Мы ушли на северо-восток. Кина должна была дожидаться нас гораздо южнее. И скорее всего, она не дождалась. Точнее, как раз дождалась. Но утром мы не явились, и девочка поступила так, как ей было сказано. Великая Тьма. Мы ведь не думали всерьез, что ей действительно придется выбираться из империи в одиночку.

— Я пошел. — Элидор поднялся на ноги и решительно поднял свой меч.

— Куда ты пошел? — Честно говоря, мне самому больше всего хотелось бросить все и мчаться сломя голову на юг. Догонять эльфийку. Но хоть у кого-то в нашей сумасшедшей компании должны быть мозги. Мы не успеем за девочкой пешком. Мы за ней и верхом-то уже не успеем. К тому же лошадей у нас нет. А под боком река и лодка.

— Сядь и не дергайся. — Сим тоже встал, застегивая перевязь с клинками. — Ничего с Киной не сделается. Она умненькая. — Он бросил на нас откровенно оценивающий взгляд и подытожил:

— Не то что вы.

Мне даже спорить с ним не захотелось.

Элидору тоже.

Может, и правда, выкрутится эльфиечка. Может… А нам главное поторопиться. Чем скорее мы явимся в Аквитон, тем раньше убедимся, что все с менестрелькой в порядке.

Или увидим, что ее там нет.

Темный… Я понимаю, что не до того тебе и вообще не до эльфов. Но, пожалуйста, присмотри за девочкой. Мне просто некого больше попросить…

Аквитон

Деревья карабкались на холм, спотыкаясь и клонясь. Ноги по щиколотку утопали в прелой листве. И пахло здесь так, словно стояла на земле сухая, солнечная осень, а не сумрачное лето, лениво дремлющее на облаках.

Эльрик настороженно огляделся. Раздул ноздри, вдыхая нелюбимый, щемяще-тоскливый запах опавших листьев.

Толстые стволы буков, подбадривая друг друга, тянулись к вершине холма. Корячили крепкие ветви. Ловили листьями скупые солнечные лучи.

И тихо было.

Металл брякнул неподалеку. Чистый звук глуховато просел в неподвижном воздухе, и шефанго развернулся к сребролистым кустам, из-за которых донеслось неуместное здесь позвякивание.

За кустами фыркнуло. Звякнуло снова.

Эльрик ухмыльнулся и направился к зарослям.

Объедающий серебряные листья конь мотнул головой, увидев незнакомца. Покосился недоверчиво темно-фиолетовым глазом. Человек игнорировал его. Человек шел мимо. Человек был не опасен.

Конь потянулся мордой к кусту.

Когда чужая рука мягко захватила повод, зверь попробовал дернуться. Рванул голову вверх, заплясал, пятясь, прижал уши, испуганный и злой. Он не привык к такому.

Человек должен быть медлителен. С человеком, если выкинуть его из седла или отвязаться от коновязи, можно играть, подпуская его и вновь отбегая. Переходя с шага на рысь. А то и на галоп. И только потом, вдоволь натешившись, оставив седока, безнадежно ругающегося, где-нибудь далеко-далеко, вернуться в конюшню.

Палкой?

Какой палкой?

Вы о чем вообще?

Ах палкой!

Нет, такие зверюги, как этот жеребец, никогда не пробовали ни хлыста, ни рукояти тяжелой плети, которую обрушивает хозяин в ярости между нагло торчащими ушами скакуна. Не знают такие и тяжелых кулаков конюха, потому что стоят куда дороже, чем этот самый конюх. Не…

Эльрик пнул коня в брюхо. Легонько, но болезненно дернул повод. Зарычал утробно, когда зверь попытался-таки вырваться.

После рыка жеребец присмирел. Взял предложенный сухарь. Задумчиво им похрустел и понял, что сейчас он не главный.

На том и сошлись.

В том, что конь ожидал именно его, Эльрик не усомнился ни на секунду. Откуда бы, в самом деле, взяться в нехоженом лесу заседланному и взнузданному скакуну? Да еще такому скакуну, на каком не стыдно ездить и императору.

— Хотя, парень, откровенно говоря, я предпочитаю кобыл, — сообщил де Фокс жеребцу, критически рассматривая роскошную сбрую.

Конь вздохнул.

То ли расстроился.

То ли тоже предпочитал кобыл.

— Понавесили-то! — Эльрик с досадой постучал когтем по костяным и серебряным накладкам. — Смотреть противно. Да, кстати, тебя же звать как-то надо… — Шефанго отступил на шаг, склонил голову, оглядывая жеребца с головы до ног. — А будешь ты у нас… Пепел.

«Эльрик, от него осталось что-нибудь?..»

— Пепел. — Император поморщился, словно вновь ударил в ноздри запах горящих людей. Горящих внутри собственных лат. И крики. — В общем, сим нарекаю…

Он не договорил. Присвистнул восхищенно, разглядев подвешенный к седлу роскошный, гномьей работы арбалет. Позабыв обо всем, Эльрик достал оружие. Взвесил в руках. Один-единственный болт выкатился из сумки и мягко упал в пожухлые листья.

— Ты это видел? — Машинально подобрав болт, император поднял глаза на скакуна. — Нет, скажи мне, ты видел где-нибудь такую работу? Не видел. Ибо не бывал ты, бедняга, в горах. А на поверхность мастера тамошние подобные вещи не выносят. Эдакую штуку, пожалуй, и мне голыми руками не взвести.

Конь ответить не мог. Хоть и слушал внимательно, вздыхал в надежде разжиться еще парой сухарей.

Эльрик намек понял. Сухарем угостил. Погладил Пепла по теплой морде и увидел, во влажной, блестящей глубине огромного глаза увидел…

Развернулся резко. Поднял машинально невзведенный арбалет. А в висках кольнуло, не болезненно кольнуло — привычно. Только забылась эта привычка. Истаяла под грудой навалившихся сверху лет.

«Ты меня в любом облике узнаешь. Вот как кольнет в висках — точно-точно, именно так и кольнет — да не кривись — не больно ведь! — значит, я это. Дракон из Драконов. Глядишь, свидимся еще. Отспорю перстенек-то…» Это не Эльрик вспомнил. Это подумал «вслух» человек-дракон, бесшумно возникший у него за спиной.

Зыбкое отражение в лиловых зрачках Пепла.

— А ты здорово привык полагаться на свое чувство опасности. — Дракон улыбнулся. — Оно тебя подвело сегодня два раза за какой-нибудь час.

— Откуда…

— Оттуда. Я все знаю. Я один остался. И знаю теперь за всех. Один. — Тускло-желтые глаза подернулись пленкой. Вновь прояснились.

— Дракон из Драконов. — Эльрик опустил бесполезный арбалет.

— Он самый. — Собеседник его шутовски раскланялся. — Правда, интересный сегодня день? Только короткий… Нет. — Он поднял руку, запрещая де Фоксу говорить. — Не спрашивай. Не порти все удовольствие. Ты рад, что отделался от спутников? Молчи! Девчонка — птица. Хочешь, но не смеешь. Смерть. Усталость. Вина. Нет оправданий. И снова смерть. Любопытство? Нет, скорее злость. Ярость. Плохо быть одному.

Император скользнул в сторону. Подальше от Пепла. Желтые глаза пригвоздили к месту. Губы дракона обиженно дернулись.

— Ты думаешь, я сошел с ума? Ты боишься? Да. — Он кивнул, сам себе отвечая. — Ну и что? Это не мы. Это они нас так. Хозяева.

Он вроде и не двигался с места, а оказался вдруг ближе. Вертикальные зрачки превратились в щели. И расширились:

— Они хозяева? Молчи! Они — никто. Создатели. Я голоден, слышишь, шефанго? Дракон голоден. Царь царей. Владыка владык. Ты думаешь, безумие — это страшно? Страшно одиночество. День короткий, и тебе повезло. Мне тоже.

Еще ближе.

Эльрик невольно отступил. Поднятый с земли арбалетный болт стал почему-то горячим. Жег ладонь.

— Давай. — Дракон кивнул. — Взводи свой арбалет. Помнишь? Ты не помнишь, ты все забыл, вы — бессмертные. Это смешно. Вы забываете. Забываете. Все. Больше ты не будешь забывать. Мы бессмертны. Есть лишь одно бессмертие. И лишь одно могущество. МОЕ! А еще, мой забывчивый шефанго, я говорил тебе когда-то… Впрочем, для тебя это уже не имеет значения. Правда? Молчи! Тебя нет здесь. А безумие — это не страшно. Знаешь ли ты, смертный друг мой, что оно прекрасно? Знаешь ли ты это чувство освобождения? Да. Ты знаешь. Демон, страсть, воля, стихия, горит душа, горит, сгорает, и не держит ничего, ничего, лишь свобода, кровь, сила. Стреляй же!

И завораживающий поток слов, бессмысленных звуков, гармоничных аккордов взорвался раскаленными осколками. Тяжелым звоном отозвалась стальная тетива, швыряя вперед раскаленную смерть. Пепел шарахнулся в сторону от брызнувшего кровью тяжелого тела.

— Нет бессмертия. — Эльрик подул на обожженную ладонь. Повесил арбалет на седло. — Я вспомнил, Пепел. Знаешь, что он говорил мне, когда мы виделись в последний раз? «Опасайся разговаривать с драконами». Пойдем наверх. Поищем вход в сокровищницу.

Аквитон — Эзис

Пепел шел ровной, убористой рысью, неторопливо отталкивая дорогу копытами. Дорога послушно убегала, но не кончалась и продолжала стелиться под ноги коню.

Эльрик дремал в седле.

Вопросы и ответы теснились, мешая друг другу, и лучше уж было вообще ни о чем не думать, чем пытаться рассортировать их и разложить по полочкам. Мысль — туда. Мысль — сюда. Эта мысль вообще лишняя. Ее долой.

И не мысль это вовсе, а эмоция. Совсем уж никуда не годно. От эмоций так просто не отделаешься.

Было муторно.

Император так и не понял: он ли убил дракона, или дракон сам заставил его выстрелить? Чем был на самом деле этот всемогущий безумец? И был ли он безумцем? Да — если Демиурги говорили правду. А если они лгали?

Но зачем им лгать? И, главное, если уж ложь такова, то какой же тогда может оказаться правда? Правда, скрываемая за кошмаром предполагаемой лжи.

Дракон не может сойти с ума.

«…Видишь ли, мой смертный друг, у нас, если можно так выразиться, очень тонкая, но в то же время очень гибкая душевная организация. Ты слышал что-нибудь о Законе? Нет? Великие Боги! А с виду такой образованный! Закон, иначе говоря — Равновесие…»

«…Видишь ли, Торанго, когда мы решили начать Игру, мы нарушили Закон. Сознательно. Ты слышал что-нибудь о Законе? Да? Странно. Словом, условия Игры подразумевали, что победитель получит все. А по Закону именно этого и не должно произойти ни в коем случае. Драконы попытались вмешаться. Помешать. И Разрушитель сделал нам маленькую уступку. С последующим возмещением, разумеется. Образно выражаясь, Весы качнулись. И качнулись весьма заметно. Гармония нарушилась. А с ней разрушились и драконы. То, что осталось сейчас, — оболочка, с остатками былого могущества…» Эльрик был тогда слишком измотан, чтобы сказать Величайшим все, что думает он по поводу их Игры. Точнее, он был достаточно уставшим, чтобы сперва думать, а потом действовать. И на тот момент у императора хватило ума понять, что его мнение интересует Демиургов в последнюю очередь.

Сейчас он готов был забыть о мимолетном своем смирении. Но на дороге не случилось, как назло, никого из Владык. Да и вообще пустовата была дорога. Урожай еще не собрали. Ярмарки не развернулись. Праздно шататься тоже времени нет — середина лета, самая работа. Редко-редко обгонял Пепел медленно ползущие короткие обозы.

Было тоскливо.

Беспомощная ярость поднималась мутной волной из самых темных глубин. Клокотала. Искала выхода.

И не находила.

Грызло неотступное, навязчивое и болезненное чувство вины. Кина. Прекрасный цветок, грубо надломленный безжалостной рукой.

Не защитил. Должен был, обязан был оказаться рядом. Спасти. И не сделал этого. А теперь поздно. Защищать поздно. А мстить — это просто глупо. Зло нужно встречать ударом, а не провожать бесполезной руганью. Встречать.

Но холодные доводы разума тонули в серой мути нерассуждающей ненависти.

Эмоции. Эмоции, чтоб им.

И снова с усилием Эльрик заставлял себя думать о Демиургах. О том, что рассказывали они. О том, что нужно сделать.

Имеет ли смысл делать что-то? Какая разница? Особо выбирать все равно не приходится.

«…Вообще-то Мы не вмешиваемся в дела мира. Лично не вмешиваемся. Но для тебя, так и быть, исключение сделаем. Однако помни… Торанго, друзья твои останутся жить лишь благодаря Нашей доброте. Ты умеешь быть благодарным?» Эльрик умел быть благодарным. Иногда. Если это не мешало его собственным планам. А вообще, де Фокс при всей своей безграничной доверчивости ну никак не мог поверить в то, что монахи Белого Креста, добившие «Бичей» и подобравшие Сима с Элидором, оказались на месте побоища по воле Величайших.

Чтоб Белый Крест да по чьей-то там воле?! Особенно если учесть смерть их Магистра и исчезновение магистерского атрибута.

«Что там у них, интересно? Как-то ведь Элидор опознал в этом Джероно начальство? Или, вернее, почему-то ведь он обознался…» Словом, Эльрик был уверен, что Белый Крест явился на кровавую прогалину, идя по следу искомого атрибута, а отнюдь не потому, что послали монахам просветление девятеро Величайших. Впрочем, ничуть не меньше он был уверен в том, что Демиурги действительно совершили чудо, позволив Симу с Элидором остаться в живых. А вообще, глядя через широкое окно в стене Зала, как быстро и умело расправляются с «Бичами» люди Белого Креста, император с грустью осознал, что, будь он все еще там, он, пожалуй, поубивал бы и их.

«Вот уж, воистину, прав Элидор. Очень трудно предсказать, когда меня вскинет. И от чего… Спятить можно, до чего трудно! Головой думать надо! Головой. Трудно им… Как будто никогда с ненормальными дела не имели».

«Знаешь ли ты это чувство освобождения?.. Демон… страсть, воля, стихия… горит душа, горит, сгорает, не держит ничего, ничего… свобода, кровь, сила… Стреляй же!» И снова последние слова ударили, как свинцовый шарик по гладкому боку глиняного кувшина. Только на сей раз не тягостное оцепенение разлетелось осколками, а лопнула душными ошметками клубящаяся злоба.

Драконы погибли.

В мире стало на одно чудо меньше.

— Чудо? Да, Эльрик, мы — чудо. Мы — неотъемлемая часть мира. Иногда мы — это мир. Вы, шефанго, пришельцы, и тебе не понять этой связи, связи, которая может возникнуть только между Всемогуществом и Бесконечностью. — Дракон улыбался, щуря желтые глаза, и смотрел на принца сквозь дрожащий огонек светильника. — Я вот все жду, когда же ты вскинешься, смертный мой друг. А ты слушаешь и делаешь вид, что веришь.

— Я верю. — Эльрик пожал плечами. — Почему нет? Дракон и шефанго познакомились вскоре после появления в мире людей. Величайшие похищали смертных из всех миров, до которых могли дотянуться, и, вырванные из привычной жизни, люди тихо вымирали на новых землях. Жить оставались лишь те, у кого было достаточно сил, чтобы выжить.

Встретились они не сказать, чтобы случайно — Дракон из Драконов давно присматривался к непонятному, но совершенно определенно разумному существу, появившемуся на Материке. Наблюдал. Забавлялся. Сочувствовал. Ему скучно было. Как раз тогда было скучно, потому что исчезли Древние, а те, кто пришел им на смену, еще не осознали себя народом. И некого было пугать. И некого было охранять. И незачем было поддерживать порядок.

— Промежуток эпох. — И зрачки в глазах становятся вертикальными, разом утрачивая всякий намек на человечность. — Это скучно, ты не находишь?

— Да уж. — Эльрик поежился, припоминая все, что довелось повидать ему за время «промежутка».

— Ты слаб и изнежен. — Дракон ухмыльнулся. — И многого боишься. Но ты все-таки старше этих… младенцев. Ты знаешь то, чего знать не можешь. И ты все еще жив. Это интересно. Я буду приходить к тебе. Иногда. И говорить… в смысле разговаривать… да, беседовать! Беседовать с драконами очень полезно для общего развития, запомни это, смертный. И очень опасно. Очень.

— Я бессмертный.

Это был первый и единственный раз, когда принц упомянул о своем бессмертии в разговоре с Драконом из Драконов. Первый, потому, что разговор, собственно, был первым. А единственный… Эльрик не очень любил, когда над ним смеются.

— Бессмертный! — Дракон восхищенно покачал головой, разглядывая шефанго, как неожиданно заговорившую лягушку. — Ты?! Малыш, да ты ведь даже не знаешь, что такое бессмертие. Можно называть себя бессмертным, пока ты жив. Но разве не любое существо в нашем мире имеет на это право? Ты не умрешь от старости? Поздравляю! Я видел очень много этих, новых… Людей, так они называются… словом, большая их часть тоже, увы, умирают не от старости. Так в чем же разница?

— А ты?

— А я бессмертен, малыш. Я Дракон из Драконов, и я бессмертен, как любой из нас.

— Почему Дракон из Драконов?

— А почему ты — принц? По праву рождения.

— Ты — император?

— А ты — пень, лишенный воображения. Вслушайся в разницу слов, смертный: император и Дракон из Драконов. Улавливаешь суть?

— Ну-у… может быть.

— Этого достаточно. Пока достаточно.

Аквитон. Монастырь Фелисьена — Освободителя

Магистр сидел, глядя прямо перед собой, в стену. Обед уже унесли. Сейчас доложат о неизбежном.

Нужно было заниматься делами. Нужно было готовить подходы к императору Готскому. Нужно было отправлять брата Квинта к султану — зажился что-то султан. Нужно было выбрать кандидатуру наблюдателя около Ахмази. Нужно было…

Магистр сидел, глядя прямо перед собой…

В дверь осторожно постучали.

Отец Лукас шевельнулся:

— Да.

В комнату вошел брат Давид:

— Отец Лукас, яд не действует.

Отец Лукас вопросительно посмотрел на «главного отравителя» ордена.

— Мы заложили в его обед пятикратную смертельную дозу. Он сжевал все и даже не поморщился.

— Вы в курсе, что у эльфов повышенная живучесть?

— Обижаете, отец Лукас. Доза была рассчитана как раз на эльфа. Это средство многократно проверено. В том числе и на нелюдях. Ошибки быть не может.

— Но он до сих пор жив? — мягко улыбнулся Магистр. Брата Давида передернуло от этой мягкости Черного Беркута:

— Да.

— И как вы это объясняете? — Улыбка отца Лукаса стала еще мягче.

— Отец Лукас, позвольте задать вам один вопрос? Магистр кивнул.

— Дело этого эльфа бесспорно и не позволяет никаких других трактовок?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Если дело не бесспорно, то я могу сделать только один вывод — это божий знак. И он свидетельствует о его невиновности.

— Идите, брат Давид. Я сам займусь этим делом. — Улыбка так и непокинула лицо отца Лукаса.

Элидор

Вскоре после обеда я заснул. И проснулся только на следующее утро.

Точнее, я проснулся не сам: меня разбудил Шарль, когда приперся ко мне и решил не будить меня, а тихо посидеть, покурить трубочку.

От запаха табака я и проснулся. И сразу вспомнил, как долго не курил. Я застонал. Шарль кинул трубку на стол и бросился ко мне:

— Что с тобой, Элидор?

— Трубку.

— Дым мешает? — Мать твою так! — рявкнул я. — Трубку дай, — Так бы сразу и сказал.

Шарль порылся в моих вещах. Достал с самого дна рюкзака все курительные принадлежности, набил мою трубку, раскурил и протянул мне.

Все прелести небес померкли в сравнении с первой затяжкой. Кто никогда не курил, тот не поймет.

Через пару минут я уже был вполне дееспособен:

— Рассказывай.

— О чем?

— Не валяй дурака, Шарль. Меня приговорили. Но я до сих пор жив. И тебя пустили ко мне.

— К чему приговорили? Я ничего не слышал. Ты точно в порядке?

Ничего не понимаю. Отца Джероно убрали, как только смогли добраться до него. Да и в других подобных случаях приговоренного казнили при первой же возможности. В соответствии с традициями я должен был помереть сразу после вчерашнего обеда. («А что вы хотите, после всего того, что он перенес, — сердце не выдержало».) Или ночью. Гаротту на шею — и подождать десяток минут.

Но я жив. Ничего не понимаю.

Если отбросить вчерашний бред насчет мести… Но другого объяснения нет. Я должен отомстить. И не могу умереть, пока живет Князь. Не имею права.

Дверь открылась без предварительного стука, и в комнату вошел отец Лукас. Шарль, с задумчивым видом выбивавший трубку, вскочил:

— Доброе утро, отец. Магистр кивнул:

— Оставь нас, сын мой. Шарль испарился.

— Ты, наверное, удивлен, что до сих пор жив, Элидор. — Черный Беркут присел на край моей постели. — К сожалению, удовлетворить твое любопытство я не в силах. Теперь слушай приказ. Как только посчитаешь себя достаточно здоровым, напиши отчет о поездке и зайди ко мне. В передвижениях по монастырю ты не ограничен. Обсуждать с кем-то подробности последнего дела тебе запрещается. Вопросы есть?

— Что с Киной?.. И с Симом?

— Брат Сим сейчас находится в соседней келье. Никаких обвинений ему не предъявлено. Кину мы отдали на попечение врачей. Они говорят, что поставят ее на ноги самое большее через пару месяцев. Разрешат ли тебе увидеться с ней — не знаю. Поговоришь с врачами сам. Еще вопросы будут?

Я отрицательно покачал головой.

— Поправляйся, Элидор, ты нужен ордену.

И, похлопав рукой по одеялу, отец Лукас вышел.

Я чуть не свихнулся, пытаясь понять ситуацию. Хорошо хоть Кине с Симом ничего не грозит. Но что собираются делать со мной?

А не все ли мне едино? Наверное, все-таки нет.

Вечером я уже был в состоянии вставать с кровати. Пятнадцать смертельных ран? Ну-ну.

Когда стемнело, я отправился навестить Сима. Он действительно находился в соседней келье. Мы столкнулись около ее двери нос к носу.

— Привет, Элидорчик! А я как раз собрался навестить тебя. Ну и веселье же мы устроили в последний раз! Надеюсь, тебе понравилось?

Я запихал его обратно в келью и усадил на кровать:

— Рассказывай.

Лицо гоббера украшал роскошный шрам от переносицы до мочки левого уха. Шрамом Сим, похоже, гордился.

— А что рассказывать? Днем Магистр заходил, сказал, что меня отправляют в Эннэм. Поближе к визирю. А про тебя он ничего не сказал. Сказал только, что ты жив и что он не может мне рассказать всего. Ну, сам понимаешь, кто ж такую информацию дает перед выходом? А ты сам-то, что, вообще ничего не знаешь?

— Приказал зайти, как только поправлюсь.

— Знаешь, Элидорчик, — Сим притронулся к шраму и поморщился. — Если бы тебя приговорили, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Так что не волнуйся. Только я понять не могу, почему тебя не казнили.

— Совсем понять не можешь?

— Серьезно, Элидор. Я и так прикидывал и этак. И по всякому выходило, что тебя должны хлопнуть. Смягчающих причин-то нет. Ладно бы мы палатина притащили или еще что геройское совершили. А то ведь пустые приехали. Единственная заслуга — звездочка рилдиранам не досталась. А Джероно даже и не наша заслуга. Его бы так и так догнали. А ты живой. И убивать тебя вроде не собираются. Может, последний шанс исправиться дали… — Гоббер поперхнулся дымом под моим участливым взглядом. — Ну чего только в голову не придет, когда ничего другого не приходит.

Направился к двери.

— Заходи, если что.

Следующим пунктом программы был госпиталь. Только туда меня не пустили. Брат, преградивший мне дорогу, отрицательно покачал головой:

— Физически она в порядке. Но вот душа… Впрочем, через пару недель ей, пожалуй, даже полезно будет увидеться с вами. Но не раньше, никак не раньше.

Эзис. Степь

Осталась за спиной граница. Та, что разделяла два мира — Восток и Запад. Война дышала теперь в лицо горячим огненным дыханием. Смрадным оно станет еще не скоро. Но Эльрик морщился от вони. Надвигающаяся война была не правильной. Не людской. Да и затеяли ее не люди.

Нелюди.

Белесое небо выгнулось над белесым песком. Степь сгорела. Ласки солнца иссушили ее плоть, изгнали жизнь. Теперь стелилась под копытами Пепла жухлая трава, да скользили, прижимаясь к земле, вараны, то ли испуганные всадником, то ли просто спешащие по своим делам.

«Разве Степь может быть унылой? — говорил Тэмир-хан, — Как это, Эль-Рих? Объясни».

Сейчас Эльрик мог бы объяснить. Тэмиру? Или самому себе?

Нет, Степь была не унылой. Она была…

«…Страшно одиночество. День короткий, и тебе повезло. Мне тоже…» Одинокой. Бесконечно, безнадежно одинокой.

На первой же пастушьей стоянке Эльрик поменял роскошные седло и уздечку, доставшиеся ему вместе с Пеплом, на потертую, старую и все-таки несравненно более привычную сбрую эзисцев.

Ночь была длинной. То ли тоскливой, то ли, наоборот, ностальгически ласковой.

Новый человек, пусть даже нелюдь, в радость затерянным под бесконечным небом кочевникам.

Новые слухи. Вести о войне. Хлебное вино Опаленных. И есть о чем говорить — на всю ночь хватит и сказок, и правды, и песен, и былей. Да и мясо молодого ягненка не в пример вкуснее жестких, как седельная кожа, провяленных кусков козлятины.

Тем более что гость оказался своим. Ну или почти своим. Не пастух, конечно. Воин. Бывший сотник Бешеного Мамеда. Мамед-Волк, так прозвали в Эзисе несравненного рубаку и славного полководца, командовавшего наемниками, что приходили на службу к султану. Сам Мамед предпочитал прозвище Бешеный. Ибо волков не любил, говорят, с детства.

Длинной была ночь.

Спать Эльрику не хотелось совершенно. Он вспоминал сумасшедшие истории, действительно случавшиеся со знаменитым Мамедом во время той, не столь уж давней войны. Что-то рассказывал. О чем-то, вспомнив, тут же спешил забыть. Если верить слухам, Бешеный был еще жив. Это радовало. Несмотря на то, что встреча с бывшим коман — диром, удачливым, как сам Икбер-сарр, совершенно не входила в его планы.

Хотя вряд ли, конечно, прознал Мамед о том, что лучший из его сотников служил верой и правдой отнюдь не султану и даже не самому Мамеду, а халифу Барадскому.

Точнее, не халифу, а его главному визирю, но вот это уж и вовсе никого не касалось.

Уехал Эльрик еще до восхода солнца.

Дремать в удобном седле под мирное трюханье боевого жеребца. Греться на солнце, радуясь его убийственному, беспощадному жару. Как не хватало солнца в унылых Западных землях! Курить иногда, глядя равнодушно на Степь, в которую превратился весь мир. И снова засыпать, становясь постепенно таким же, как земля вокруг. Как умершая трава. Как ослепшее небо. Как застывшие на невысоких постаментах каменные идолы.

Жаворонки звенели в небе. Рассыпали серебряные трели.

* * *

Вечным противоречием Звенят мои скорбные песни, Звуки эльфийской речи, Ветра восточного вести, Не знаю, когда забуду я Лиги дорог бессчетных, Но верят в меня, как и прежде, Дети людей беззаботных.

* * *

Одиночество становилось привычным.

А там, где еще оставалось место для эмоций, вяло вздыхало, умирая под грузом равнодушия, беспомощное удивление: как мог он, Эльрик де Фокс… Эль-Рих… находить удовольствие в чьем-то обществе? Как мог привязаться к кому-то? Да как вообще можно любить что-то, кроме этих сонных, изможденных солнцем равнин?

Есть только Степь и океан. Анго. Равнодушие, простор и сила.

А люди?

А зачем они?

Только Кина грезилась иногда в пляшущих языках костра. Эльрик смотрел на огонь, не опасаясь секундной слепоты, неизбежной, если отвернуться от пламени в темноту ночи.

Здесь, в Степи, некому было нападать на него.

А если бы и нашелся такой…

Эльрик стал Степью.

И Степь стала им.

Можно ли нападать на Бесконечность?

Можно ли причинить ей вред?

А имя Кины звучало, как далекий серебряный колокольчик. Дразнило, как лунные блики на темной воде. Спорило с равнодушием Вечности сиюминутностью своего бытия. Каждым мигом своей жизни ломало застывший в сонном спокойствии мир.

Эльрик ехал через Степь. И солнечное марево дрожало над нагретой землей. Грезы наяву, нереальность реального, глухой топот копыт да белые до прозрачности клубы дыма из короткой трубки.

«Надо бы присмотреть в Гульраме кобылку посимпатичнее», — отрешенно подумал шефанго, когда показались далеко впереди вычурные башни самого западного из городов Эзиса.

В седельных сумках шефанго почти не было ничего, кроме необходимых в дороге вещей и драгоценных камней.

Легенды насчет драконьих сокровищ не врали ни одним словом.

— А знаешь, откуда взялись легенды?. Я расскажу тебе. Процесс зарождения сказки интереснее самой сказки, ты ведь уже понял это, мой смертный друг. Так вот, в те времена, когда гномы еще только осваивали свои подземные владения, они уже успели оценить и понять красоту — заметь, именно красоту, а не стоимость — драгоценных камней. Гномы были мастерами с первого дня своего существования здесь. Не веришь? Ну как знаешь. Я говорю правду.

Они искали руды, обустраивали свои пещеры, делали драгоценные и прекрасные вещи, расширяли границы, ковали оружие, обрабатывали камни, и золото, и лунное серебро, и серебро простое, сражались с теми из Древних, кого ты называешь Тварями… У них было много дел.

А мы жили себе в своих дворцах. Это сейчас наши дома стали называть колдовскими холмами. А когда-то, когда в мире жили только мы да Древние, все знали: есть холмы, которые на самом-то деле жилища драконов. Больше, впрочем, не знали ничего. Да.

Наши дети, Эльрик, вылупляются такими же слабыми, как и дети смертных существ. И они не способны менять форму. Это маленькие, беспомощные, беззащитные драконы. А у драконов, скажу я тебе, совсем иной метаболизм, чем у людей. Нашим детям необходимо добавлять в пищу золото, серебро и драгоценные камни. Лунное серебро, кстати, тоже.

— Витамины.

— Зря смеешься. Я бы назвал это скорее… хм, дай мне слово, я не могу искать его в твоей голове!

— Минеральные добавки, да?

— Да. Если вслушиваться в суть, а не в звучание. В твоей памяти слишком много слов, которые никому не нужны. Даже суть которых никому пока не нужна.

— Дороговато обходятся вам детишки.

— Дети всегда дороги, принц. Но все россказни о том, что мы похищаем чужие сокровища и клады, — бред! Мы умеем создавать драгоценности, понимаешь?

— Понимаю.

— Да. Я вижу слово. Зачем оно тебе?

— Для такого вот разговора.

— Возможно. Итак, ты вспомнил слово «синтез», а я услышал его суть. Ну а гномы нашли наши кладовые. У нас ведь всегда лежит запас. Общий. Молодые матери обычно так неопытны.

— А что гномы?

— После того как мы выгнали их…

— Что?

— Ах, ну да! Ты же когда-то стал одним из них! Тем не менее, Эльрик, прими как данность: мы вышвырнули гномов из наших кладовых. А они то ли в отместку, то ли не разобравшись распустили о драконах гнусные слухи.

— Иногда я склонен верить сказкам.

— Разумеется. Особенно когда тебя, как сейчас, трясет от злости и от сознания того, что прав я. Прав всегда я. Но ты никогда не привыкнешь к этому.

— Может быть.

— Точно, мой смертный друг. Совершенно точно. Потому что мои самоуверенность и самодовольство всегда будут чуть-чуть больше, чем ты склонен терпеть. И чуть-чуть меньше, чем нужно, чтобы ты взбесился. Вы очень интересный народ. Чужой для этого мира. Чуждый любому из миров. Потерявший свою память. Знаешь, я побывал в вашей империи…

— Не надо.

— Хорошо. Не буду.

Аквитон. Монастырь Фелисьена-Освободителя

Элидор аккуратно постучал в дверь.

— Да.

Черный Беркут сидел за столом и читал бумаги. Все как обычно. Все как всегда. Отец Лукас показался вдруг вечным, и вечным показался орден. И снова мелькнула, ускользая, но не исчезая совсем, странная уверенность в том, что теперь-то все должно наладиться.

— А, Элидор. Проходи, проходи. Эльф прошел, сел в предложенное кресло и приготовился к неприятностям.

— Ты тут пишешь о неких Демиургах. — Отец Лукас, порывшись в груде бумаг, выудил отчет Элидора. — Кто они?

Монах вздохнул. Писать ему всегда было проще, чем говорить. И ведь вроде написал все, что нужно… Но даже этот вздох — привычный — и — привычное — недовольство тем, что приходится излагать еще и на словах, были знакомыми. Надежными.

— Предположительно, Демиурги — это Величайшие. По мнению Эльрика де Фокса, девять Демиургов и Деструктор — маги, получившие власть над миром и уничтожившие собственный народ. По его же мнению, ни Творец, ни лжебоги не имеют возможности вмешиваться прямо или косвенно в дела мира. Он контактировал с этими Демиургами. От них же он и получил магию.

Черный Беркут заглянул в отчет. Хмыкнул:

— Излагаешь как по писаному. Меня интересует твое мнение, сын мой.

— Я не видел их. — Элидор пожал плечами. — Но полагаю, что это некий союз очень мощных магов, которые выступают на стороне Светлых сил. Видимо, их невероятное могущество подразумевает некие ограничения на вмешательство в дела обычных людей. Им противостоит Деструктор с точно такими же ограничениями.

— Понятно, — Настоятель ненадолго задумался. — Ладно, проблемы веры северных язычников сейчас не так важны. Этим можно заняться и позже. Так же как и этими магами с очень громкими именами. Слушай приказ. Ты поедешь в Эрзам. Там ты должен найти некоего Шакора. Нужно убрать его и снять с него перстень. Точно такой же, какой ты должен был забрать у Самуда. Перстень важнее, чем смерть этого человека. Потом сразу назад. Вопросы есть?

— Отправляться вчера?

— Совершенно верно, — улыбнулся отец Лукас. — Действуй, сын мой. Благословляю тебя.

Эзис. Гульрам

Эльрик де Фокс

Узкие улицы. Белые дома с плоскими крышами. Толчея людей, непонятно как умудряющихся лавировать в щелях между стенами домов, не сталкиваясь друг с другом, не сшибая ни одного из множества расставленных вдоль стен лотков и лоточков с фруктами, лепешками, жареным мясом (косу даю на отрезание — собачьим!), да еще и вежливо обходя мою персону, нагло прущую верхом на здоровенном битюге по середине улицы.

Приличный караван-сарай, памятный мне по прошлым посещениям, еще стоял. Хозяин покосился недоверчиво (третий недоверчивый взгляд, стоило мне проехать в его ворота, первые два принадлежали пьяному толстяку и мальчишке-конюху). Я заговорил с ним на исманском, и лицо хозяина расплылось в масляной улыбке. Странно, но люди почему-то очень любят, когда чужеземцы говорят с ними на их родном языке.

Минут пять мы яростно торговались за лучшую комнату в этой дыре, после чего, проникнувшись ко мне окончательной любовью, Яшлах назвал окончательную цену.

Я тоже назвал.

На два медяка ниже.

Голос Яшлаха стал почти визгливым. Борода тряслась. Руки взволнованно летали по всем траекториям.

Каждый из нас уступил по медяку, и хозяин, лучась любезностью и довольством, сам провел меня по темному коридору.

— Вах, чужеземец! Как ты торгуешься! Как Икбер-сарр! Нет, прости меня Джэршэ, как сто Икбер-сарров! Совсем разорил старого Яшлаха!

Старому Яшлаху не было и сорока. Но в голосе сквозила горькая уверенность в том, что еще парочка таких постояльцев — и он до сорока не дотянет. С голоду загнется.

— Не откажись от приглашения, чужеземец. Заходи к старику. Посидим. Покурим кальян. Расскажешь, что творится в землях неверных.

— Зайду, — пообещал я, оглядывая комнату. И Яшлах ушел.

М-да. А туг стало, пожалуй, лучше, чем пять лет назад. Ах вот оно что! Снесли левую стену и из двух комнат сделали одну.

Хорошо. Ничего не скажешь.

Стоит дороже, но, опять же, и престижней. Так что, думаю, хозяин только выигрывает на желании местных постояльцев устроиться покомфортней. Здесь ведь не шваль какая-нибудь останавливается… Гм. Да.

Кто бы говорил!

Ладно. Вымыться. Пожрать. И в гости. Нехорошо от приглашения отказываться.

* * *

Догнало-таки. Налетело. Смяло драгоценное умение забывать. А ведь почти получилось забыть.

Война.

Война будет; К войне готовятся на Западе.

К войне готовятся здесь, на Востоке.

Война за веру.

Слова-то какие! Страшненькие. Я видел такие войны. Я дрался и с той, и с этой стороны. И я знаю, что это такое.

Сердце толкает в горячем стремительном ритме предчувствие драки. Хорошей драки двух миров. Дни степного спокойствия исчезли, словно их и не было. Пусть даже спокойствие это было чистой воды самовнушением, а все равно жалко.

Итак, Запад и Восток. Накатывающиеся друг на друга стремительной лавиной смерти. Звездочки и перстни, поисками которых занимаются не две, как замысливалось изначально, а три стороны. Третья — Князь. Повышенное внимание Величайших к моей скромной персоне. Рыцари-рилдираны. Предательство в Белом Кресте. Брайр и его странные слова о том, что лунное серебро нам пригодится.

А в центре всей этой мешанины трое бойцов и женщина. Эльфы, гоббер и шефанго. Сумасшедшая четверка. Чудовищная мешанина судеб, характеров и символов, стоящих за каждым из нас. В какое же дерьмо мы вляпались, господа?

И я не могу сказать, как привык: «Это было, и это будет». Потому что не было. Ни разу за бесконечные тысячелетия не было ничего подобного.

Я снова один. А друзья привычно кажутся мгновенно мелькнувшим сном. Но нет ощущения свободы. Зато есть неприятное чувство ответственности.

За что?

Да за нас же!

Что с Киной?

Симом?

Элидором?

Демиурги должны держать обещания, и все же, все же, все же…

Ладно, что думать-то! Рубить надо. Завтра с утра прогуляюсь в конные ряды, куплю вместо Пепла легкую кобылу. Рыжую. Это уж обязательно. Еще мне нужна новая сбруя. И, пожалуй, доспехи. Но с ними, увы, ничего не выйдет.

Тоже проблема.

Расхаживать в лунном серебре при большом скоплении народа — это наглость, которую могу себе позволить только я. И даже я стараюсь этого не делать.

Купить новые?

Заказать. Только так. Разве купишь готовые на эдакую-то громадину? А времени на выполнение заказа уйдет ой-ой сколько. Ладно, придется светиться.

Что еще?

Много чего, но уже не в Гульраме. Вот так вот и стареют раньше срока. От проблем многочисленных.

Может, следовало остаться в степи?

Базары Востока, скажу я вам, это совсем не то, что холодные, спокойные и расчетливые западные. Если вам кажется, что на базаре где-нибудь в Десятиградье царят сумятица и хаос, то появляться здесь, на Востоке, я вам не советую. Сравнивать Восток и Запад — все равно что сравнивать шарик ртути с глыбой тяжелого льда; курятник, в который забралась лисица, с издохшим петухом; Деструктора с Демиургами.

В глазах рябит от обилия красок. В ушах звенит от множества голосов. А нужно еще успевать отпугивать многочисленных карманников, расходиться с зазывалами, продираться сквозь густую толпу, не забывая о принятых здесь формах вежливых извинений.

И все же в этой сутолоке, в этой кажущейся неразберихе есть своя прелесть. А когда кошель полон золота и на язык сами приходят фразы на эннэмском, эзисском, сипангском и прочих, в зависимости от ситуации, языках, ты на базаре желанный гость.

Наложение миров, накатившее вчера, сегодня ушло без следа. Я чувствовал, что вернулся на свою землю. Как будто и не было двухлетней разлуки с этой солнечной, жаркой, пропахшей пряностями и благовониями страной. И привычно слетают с губ ритуальные пожелания благополучия. Привычно бросают пальцы подаяние в чашки многочисленных нищих. Не вызывает отвращения вонь, грязь и бродячие собаки, сплошь покрытые лишаями и коростой.

Восток!

Хорошо тут, честное слово.

* * *

Конные ряды встретили волной шума, перекрывшего базарный гомон. Здесь к человеческим голосам примешивалось истеричное ржание лошадей. Звон молотков в переносных кузнях. Треск ломаемого тяжелыми копытами дерева.

И запах.

Ни с чем не сравнимый запах конского пота.

Может быть, я ненормальный? То есть я совершенно точно ненормальный, но я имею в виду не образ жизни. Так вот, может быть, я ненормальный, но этот запах мне нравится. Так же, впрочем, как и запах раскаленной стали в оружейной мастерской. Как запах прогретого солнцем камня на старых трактах.

Это запахи дороги. Земной дороги. Не имеющей ничего общего с дорогами шефанго. Я ж говорю — ненормальный. А впереди уже показались легкие, открытые денники, где стояли скакуны, до которых далеко было самым лучшим лошадям Запада.

Рыжие, серые, соловые, вороные и игреневые. Чистокровки и выдаваемые за оных. Кто-то стоит, опустив голову в кормушку. Кто-то, нервничая, всхрапывает и прижимает уши, тараща выкаченные фиолетовые глаза. Кто-то игриво скребет зубами стену денника, напоминая симпатичной кобылке о своем присутствии.

Купцы, издалека узрев чужеземца, начинают нахваливать свой товар с удесятеренной силой, рассчитывая на неопытность покупателя.

И то верно. Любая лошадь, привезенная отсюда, стоит там, на Западе, в два-три раза больше. И сравнить ее там будет не с кем. Иные стати. Иной норов. Да, собственно, они и предназначены для иных целей.

Здесь боевыми лошадьми считают только кобыл. В скотине в первую очередь ценится скорость и выносливость. Яростная злость, свойственная жеребцам, одобряется только на Западе. Там — да. Там стычки лоб в лоб. И кони дерутся наравне с хозяевами. А здесь: налетели, постреляли, развернулись — ушли.

Благодать.

Тишина и спокойствие.

* * *

Гульрамские лошади, надо сказать, стали моей навязчивой идеей давно.

Ну то есть относительно давно.

Действительно давно, еще в бытность мою в Степи, когда от лошадей зависело все, и в первую очередь жизнь, я всерьез озадачился мыслью вывести в тамошних условиях породу, которая отвечала бы всем требованиям. Моим, понятное дело. Дальше мыслей, правда, тогда не пошло. Не до того было. Да и коней мы с Тэмиром брали — любо-дорого поглядеть. Так что насущной потребности как-то не возникло.

Потом, в долгой череде столетий, мне еще не раз и не два попадались отличные лошади. Но век их недолог. А потомство, увы, Далеко не всегда получалось таким, каким хотелось бы.

Коневодством всерьез и надолго я занялся, когда жил на севере Виссана. Сейчас там граница между Аквитоном и Румией. Увлекательное по-своему занятие, скажу я вам, особенно если делать больше нечего. Но потом («потом» всегда наступает, если ты бессмертный) в очередной раз была перекроена карта мира. Другие люди пришли и создали другое государство. А в процессе перекраивания и созидания разрушили то, что было до них.

Они были дикими, эти пришельцы. Пришельцы в большинстве случаев бывают дикими, не в пример тем, кого они завоевывают. Я-то ушел, едва понял, что цивилизация не выстоит под напором варварских орд. А выведенные лошади рано или поздно вымерли. Некому было грамотно продолжать развитие породы. Скрещивали с кем попало, наивно веря в то, что лучшие черты родителей продолжатся в потомстве.

Ну да акулы с ними со всеми! Речь-то не об этом. А речь о том, что в Эзисе кто-то достаточно умный поработал с тамошними породами, скрестил их с лошадьми Эннэма и Сипанго, получив в итоге нечто потрясающее. Гульрамских крылатых. Кони Владык, так еще называли этих скакунов. Я не могу говорить за всех, но те твари, что были у меня перед Грезой, без особого напряжения делали по сто — сто десять миль за переход. Горячи все были, правда, непомерно. Но это в какой-то степени можно считать достоинством.

Нечто подобное я собирался поискать и теперь. Вся беда в том, что кони Владык сразу стали действительно конями Владык. Редкими и дорогими. Купить их по случаю было практически невозможно. А увести из конюшен какого-нибудь эзисского вельможи… Первую свою крылатую кобылку я именно так и добыл, но чего мне это стоило!

* * *

Нет, естественно, мне не повезет сегодня.

Да и завтра, я думаю, тоже.

Но на дворе июль. Молодняк подрос, и его активно везут на продажу. Так что, с недельку пожив в Гульраме, я (чем Икбер-сарр не шутит!), может, и найду что-нибудь подходящее. А — нет, так, глядишь, узнаю, кто из местных покупал кобылу крылатой породы. Узнаю и уведу.

«Ой, Эльрик, смотри. Поймают — надерут задницу!» Хм. Внутренний голос вылез. С чего бы это? Но, во всяком случае, теперь ясно, что лошадь нужно уводить. Если, конечно, купить не получится. Но когда, спрашивается, у меня что законными методами получалось?!

А впереди нарастали шум и грохот, слишком уж громкие даже для этих не самых спокойных на базаре рядов. Какого Флайфета?

Несколько лысин под тюрбанами. Подбородки, плавно переходящие в животы.

— Посторонитесь-ка, почтеннейшие!

Расталкиваю толпу, ввинчиваюсь в нее, игнорируя злое шипение.

Кто это грохочет там подкованными копытами и кричит, как разъяренная кошка?

Что за блики на черном атласе?

И почему так широк круг любопытных, словно сделать шаг вперед и сузить его смертельно опасно?

Ведь он стоит, растянутый на коротких ремнях. Приседает, бьет задом, быстро и легко вскидывая украшенные блестящими подковами копыта.

Смертоносные копыта, не спорю, но ведь достать-то он никого не может. И бьется, чувствуя видимость свободы. Рвет из растяжек голову, сухую иузкую, как у змеи.

Длинная шея крылатого гульрамца. Высокая холка. А сухие ноги перевиты жилами, как веревками.

Грудь… Конской грудью, скажуявам, можно любоваться не меньше, чем женской. Такой, во всяком случае. Глубокой и в меру широкой.

Отливающий синим хвост чуть приподнят над крестцом. Вот он — признак эннэмских лошадей. Единственный в гульрамской крылатой породе. И в сочетании с длинной шеей он говорит сам за себя.

Боги…

Я поймал себя на том, что стою меньше, чем в шаге от дивного жеребца, таращась на него, как младенец на погремушку.

Копыта взбили землю, швырнув в меня тяжелые сухие комья.

Нет, это даже не крылатый. Это… Я не знаю, откуда взялось эти чудо.

Чудо захрапело, скаля снежно-белые зубы. Раздуло ноздри и глянуло на меня выкаченным зеленоватым глазом с явственно намеченным кругом белка.

«Сорочий глаз». Ну-ну. Не завидую я тому, кто купит эту злобную скотину…

То есть сам себе не завидую, а?

Видимо, моя откровенная заинтересованность как-то подстегнула заробевших было обладателей животов и подбородков. Один из них назвал цену.

Я услышал ее и засмеялся.

Про себя.

А торговец, исман в кошмарном ярко-красном колпаке, засмеялся вслух.

Другой покупатель назвал сумму побольше.

Третий, не дав второму договорить, тоже вклинился. Торг быстро становился стихийным аукционом.

Вообще, красная цена лошади — пятьдесят — семьдесят серебряных диров. Хорошая лошадь может стоить пару сотен серебром. Обученный боевой жеребец (здесь, на Востоке, кобыла) дотягивает до пятисот. Целое состояние. Столько стоит небольшой постоялый двор где-нибудь на окраинах.

Плюясь от возбуждения и размахивая руками, покупатели и продавец подбирались уже к семистам серебряных, когда мне это надоело:

— Тысяча.

Это услышали сразу, даром что гомон вокруг стоял — куда там нашим птичьим базарам. Заткнулись все одновременно, глядя на меня, как на сумасшедшего.

— Т-тысяча чего? — робко поинтересовался продавец, явно прикидывая, как бы ему половчее меня спровадить.

— Дохлых гадюк! Не оскверняйте золото мудрой речи ржавчиной глупых вопросов, почтеннейший. — Во сказал-то! А ведь два года в Эзисе не был!

Я шевельнул плечом (основательно надоевшее движение), и плащ распахнулся, открывая серый шелк доспехов из лунного серебра. Убедительное доказательство моей состоятельности, даже когда в кармане ни медяка. Медяка, кстати, и сейчас ни одного не было. Даже серебряной монетки ни одной не завалялось. Одно золото, так его разэтак!

— Тысяча? Я согласен. — Продавец от волнения даже забыл о необходимости поторговаться. И то сказать, какой торг в таких условиях? Ему только снижать цену остается, потому что завышать ее дальше некуда.

Толстяки в чалмах и халатах посопели в черные усы. Но, видимо, хозяева не давали им полномочий особо расшвыриваться деньгами. Так что они молча начали расходиться. Телохранители смотрели на меня блестящими глазами и разворачивались вслед за клиентами.

Вот и правильно, мальчики. Идите-идите. Нечего вам здесь делать.

— Но где же ваши люди, уважаемый? — огляделся продавец, когда убедился, что мешочек с золотыми монетами надежно припрятан приказчиком.

— Какие люди?

— Но ведь это дитя Икбера, то есть Джэршэ, нужно кому-то вести. С ним не сладить в одиночку! Если желаете, за отдельную плату…

— Как его зовут?

— Вам нужна кличка?

— Мне нужно имя. Есть у него имя?

— Кончар. Но он не приучен к нему.

— Логично. — Я снова посмотрел на жеребца. Глаз, обведенный белком, таращился на меня дико и зло. Зло. Дико, но… Захотелось тряхнуть головой, чтобы избавиться от наваждения. Однако испытанный метод не помог. За зеленым огнем зрачков, за пеленой яростного безумия тлел разум.

Все, император, свихнулся. На солнышке перегрелся. Я смотрел в зеленый огонь влажного конского глаза. Кончар. Конечно, он не приучен к этой кличке. Он — воплощенная гордость. Он — жгущее унижение оков. Он — смерть, страх и красота.

— Темный. Неназываемый Ужас. Тарсе. Тьма. Я стянул маску, краем глаза увидев, как оседает в пыль побелевший, как мои волосы, торговец. Все к акулам. Мир сконцентрировался в отливающем зеленью и страхом зрачке.

— Тихо. Тихо, малыш. Темный. Тарсаш… Я говорю. Я говорю, а жеребец слушает меня. Я говорю ему, что восхищаюсь его силой и красотой. Что я искал его десять тысяч дет по всем землям этого мира. Что мы созданы друг для друга, Воин, Конь и Оружие. Я говорю ему, что он — Черный Лебедь. Черная жемчужина. Он — боец, он — танец, он — смерть, он — победа.

И Тарсаш услышал меня. Не сразу, но начал поддаваться словам испуганный и озлобленный мозг. Бедный жеребец, выросший в приволье пустынных степей, он был страшно напуган сменой обстановки, громкоголосыми, сильнопахнущими людьми и тесными стенами каменных домов на невыносимо узких улицах.

Я поднял к вздрагивающим ноздрям раскрытую ладонь с соленым сухарем.

Хлеб не предлагают врагу. Хлеб не отвергнет тот, кто верит. Так заведено у людей. Но, честно говоря, лошади — настоящие лошади — для меня тоже входят в число тех, с кем заключают союз. Полноправный для обеих сторон. И мягкие губы осторожно взяли сухарь, чуть пощекотав ладонь.

Странно. Я почему-то думал, что мои мозоли уже не способны почувствовать такое мимолетное прикосновение.

Ладно. Можно и маску надеть:

— Уважаемый, вам плохо? Это все солнце. Такое жаркое солнце…

Продавец посмотрел на спокойно стоящего скакуна.

На меня.

Снова на коня.

Видимо, пришел к выводу, что я не собираюсь его жрать прямо сейчас, потому что сел, нахлобучил на голову свой ужасный колпак и слабо промолвил:

— Да, уважаемый. Вы совершенно правы. Это солнце…

— Седло и уздечка у вас найдутся?

Ошеломленный кивок.

— Прикажите… принести. Заседлаю я его сам. И, кстати, вы получили свои деньги, теперь вам лучше забыть о нашей сделке.

— Я буду нем! Клянусь Озаряющим! Мой язык под гнетом молчания!

«Как же! Знаем мы этот гнет! Весом аж в двадцать золотых».

— Молчание — золото, — глубокомысленно изрек я, только сейчас оценив двусмысленность этой поговорки.

Запыхавшийся парень принес легкую, красивую сбрую. Тисненая кожа и серебряные привеси… Вот ведь что за характер у меня паскудный. Седло, полученное вместе с Пеплом, я охаял как излишне изукрашенное. Эта, эзисская, сбруя изукрашена ничуть не меньше. Так ведь нет — красиво мне.

Исключительно вредность и ни намека на вкус. Вот так-то, Торанго!

А вообще, все это попахивает уже даже не безумием. У меня и слов, пожалуй, нет таких, чтобы правильно мое; состояние охарактеризовать. Начать с того, что я заседлал Тарсаша. Взнуздал его. Выехали мы с базара, наплевав на толпу и недовольные взгляды. И только на постоялом дворе Яшлаха я осознал, что, по идее, лебедь мой черный к седлу-то не приучен. И всадника на себе отродясь не носил.

Вот поди объясни самому себе, как ты на этакой твари хотя бы усидеть умудрился.

По-моему, Тарсаш понял, о чем я думаю, даже раньше, чем я начал думать. Во всяком случае, он отчетливо и насмешливо фыркнул.

Яшлах еще удивиться не успел тому, что я оставил Пепла ему в подарок, а мы с Тарсашем уже летели к городским воротам. Вещи собраны. Топор у седла. Что еще нужно? И путь наш лежит через теплые степи, на северо-восток, к берегам Внутреннего моря.

В Эрзам! Через золотой Мерад.

Мессер от зеш, тассел верех гратт зеше. Это так. И все-таки жизнь отличная штука.

* * *

Мы не торопимся. Нет, мы совсем не торопимся. Из Гульрама следовало уехать поскорее, потому как даже золотой «гнет молчания» не бывает вечным. Да и о покупателях, которым не достался чудесный конь, забывать не стоит. А я не хочу светиться здесь, вдали от Эрзама. Слух о моем появлении в Эзисе разойтись, конечно, должен. Но чем ближе к цели буду я в это время — тем лучше. Чтобы те, кто должен бояться, успокоиться не успели.

Но пока мы не торопимся.

А Тарсаш идет ровной, размашистой иноходью. Все время иноходью, ни разу не сбившись на галоп. И за ночь мы проходим даже не по сто десять — по сто пятьдесят миль. Мы идем от заката до рассвета и останавливаемся, лишь когда солнце становится обжигающе-опасным для скакуна. А он, накрытый белой шелковой попоной, уносится в пески и еще несколько часов проводит там, возвращаясь ко мне время от времени, глухо топая копытами и радостно фыркая.

Иногда с губ его капает вода.

Где он находит воду? Здесь, в пустыне, все колодцы учтены и других источников нет.

Тарсаш тыкается мордой в плечо и уносится снова.

Кажется, он вообще не устает.

Этот конь определенно не гульрамец. Да и конь ли он вообще?

Не знаю.

Почему-то меня это не волнует.

Совсем.

Мы слышим друг друга. Мы понимаем друг друга. А одиночество, не успев начаться, закончилось.

И я давно уже не надеваю узду на Тарсаша. Ни к чему она. Разве что, когда придем мы в обжитые места, нужно будет соблюсти видимость приличий. Не стоит привлекать к себе лишнее внимание.

Я часто спрыгиваю с коня, и мы бежим рядом. Бежим на восход. В багровое полукружье солнца, заливающего горизонт кровью из распоротого неба. И я не знаю, что лучше — мчаться, сидя в седле, вливаясь в стремительный бег-полет моего скакуна, или вот так вот бежать рядом с ним, слыша, как в такт с моим бьется его сердце.

Зная, что оно бьется в такт.

Солнце, жаркое, горячее солнце наконец-то отогрело меня. Изгнало угрюмый сумрак и вечную зябкость Западных земель.

Солнце.

Боги, как мне-не хватало его! Как мне всегда не хватает его, когда покидаю я этот раскаленный, выжженный беспощадным, смертельным теплом благословенный край.

И пришли воспоминания о недавнем. По сравнению с прожитыми тысячелетиями все последние приключения уложатся в секунды. Но зацепило и не отпускает.

Смешно. Ну что мне какие-то эльфы, а тем паче гоббер? Скорее всего, я никогда уже больше, не увижу никого из нашей четверки…

Из их тройки!

Никогда.

Слово пугает. Пора бы уже привыкнуть. И ведь думал, что привык. Так почему?

Да пошло все к акулам! Не в первый и не в последний раз жизнь сводит с кем-то, к кому успеваешь привязаться, и раскидывает потом.

Навсегда.

Мир велик, хоть и кажется маленьким.

Сумасшедшая встряска прошедшего месяца стала прошлым. Нужно только привыкнуть к этой мысли. Разобраться с делами в Эрзаме. Вернуться домой…

Найти Князя. Элидор обещал ему смерть.

Элидор…

Кина…

Сим.

И мысли, как по заколдованному кругу, снова и снова возвращаются к трем именам. К трем существам. К последнему бою, там, в лесу. И снова внушаешь сам себе, что все ушло. Что просто не привык еще, не втянулся в одиночество, которое теперь и не одиночество вовсе, потому что есть Тарсаш, Черный Лебедь, Ужас Неназываемый…

А все-таки, как ни крути, я рад был бы увидеть красноглазого эльфийского урода.

И Кина…

И Сим…

Ну да ладно. Это пройдет.

Все проходит. Жизнь — это ведь постоянная смена впечатлений, которые на самом деле являются лишь вариациями пяти затасканных сюжетов.

Эзис. Мерад

Мерад вырос на горизонте сперва неясным облачком, потом оформившимися очертаниями массивных стен, а потом, как во сне, взметнулись в горячее небо стройные башни, оживилась белокаменная дорога, закричали вокруг верблюды, заблеяли злобные козы, загомонили люди, и вот уже огромный всадник въезжал в исманский город-столицу, а стража в воротах с подозрением смотрела на тяжелый топор, на арбалет у седла, на поблескивающие из-под плаща доспехи.

Доспехи блестели странно… Словно сделаны были из серебра.

Эльрик ехал по узким улицам, направляя коня ногами. Осматривался, с удовлетворением замечая, что за время его недолгого отсутствия ничего в городе не изменилось. Во всяком случае, в этой части города.

Тарсаш фыркнул в лицо осанистого бородатого исмана. Чем уж не понравился тот скакуну — осталось неясным. Бородач наладился дать коню по нежным ноздрям. Эльрик вежливым пинком отодвинул человека с дороги. Улыбнулся, услышав поток разъяренных, милых сердцу ругательств на исманском. И поехал дальше.

Знал прекрасно, что дальше ругательств дело не пойдет. Они направлялись через центр города, к его северной окраине, в кварталы мастеровых. Туда, где в паутине пересекающихся улочек притулился то ли постоялый двор, то ли харчевня, где можно было заодно снять комнату. Унылое заведение, не пользующееся особенной популярностью среди горожан. Среди тех горожан, которые знать не знали, что уныло оно только снаружи. Эльрик к таким горожанам не относился.

Шефанго никогда не жалел времени и сил на отыскание в любом из городов, где приходилось ему бывать, самой лучшей гостиницы, трактира, караван-сарая, хана — название зависело от местоположения города. Император любил комфорт.

На эту же харчевню, которую знали в Мераде как «Участь грешника» настолько давно, что историческое ее название успело забыться, Эльрик натолкнулся совершенно случайно. Даже не то чтобы натолкнулся. Если честно, его привел туда в свое время Бешеный Мамед, сообщив приватно, что в «Участи» танцовщицы лучше, чем у самого султана. Де Фокс оценил тогда и танцовщиц, и заведение, взяв с тех пор за правило останавливаться там, и только там.

Кстати сказать, обычно «Участь грешника» использовалась не столько как гостиница, сколько как место для различных встреч и неприглядных делишек сильных города сего, на чем хозяин огребал неплохие деньги.

Это Эльрик тоже знал. И отнюдь не понаслышке.

Просто удивительно, чем только не приходится заниматься иногда сотнику-нелюдю на службе султана.

Харчевня была на месте. Да и что могло с ней случиться? Хорошее место, и охраняют хорошо.

Император спешился. Провел коня в перекосившиеся, но на деле очень крепкие ворота. У единственной коновязи понуро стояли три заседланных скакуна. Хрустели зерном. Друг на друга внимания не обращали.

Подоспевший конюх потянулся было принять у шефанго поводья. И признал. Поклонился. Сверкнул в улыбке кривоватыми зубами:

— Мир вам, сотник. Коня, как всегда?

— Как всегда. Здравствуй, Юсуф. — Эльрик сам подвел Тарсаша к коновязи. Снял уздечку. Конюх подоспел с мешком зерна. Засыпал в ясли, не скупясь, бросая на скакуна оценивающие взгляды:

— Сказка-конь. Но вы ведь, если память не изменяет недостойному, всегда предпочитали кобыл. Рыжих. Последняя, я помню, горяча была.

— Греза-то? — Эльрик протянул Юсуфу золотой и повесил уздечку на крюк рядом с яслями. — Разве ж она горяча?

— А у нас хозяин новый. Правда, слова условные те же, — пробормотал ошалевший конюх, разглядывая монету. Жадность боролась в нем с честностью, и в конце концов страх победил, — Вы, сотник, ошиблись, уж простите недостойного. Это золотой.

— Что, не нужен? — искренне удивился де Фокс.

— Понял. — Юсуф спрятал монету и поклонился. — Благодарю.

— Всегда пожалуйста. — Эльрик с подозрением оглядел пустынный, неширокий двор и отправился ко входу в харчевню. Три лошади, ожидающие хозяев, навели на мысли о том, что громко заявить о себе можно и в Мераде. Заявить так, чтобы переполох поднялся до самого Эрзама. «Участь грешника» помимо хорошей кухни и удобных комнат поневоле предоставляла постояльцам еще и эту возможность.

— Господин желает покушать? — Низенький толстячок, сверкая маслинами заплывших глаз, выкатился из прокоптившейся глубины зала, — О! Господин — чужеземец. — Он заговорил на всеобщем, чуть утрируя акцент:

— Что желаете? У нас богатый выбор. Танцовщицы? Плов? Может быть… вино? Есть даже хлебное.

— Комнату, — буркнул Эльрик на всеобщем же. Он привык к тому, что здесь его узнают, и начинать дрессировку нового хозяина было ужасно лень.

— Почтеннейший чужеземец ошибся, — Толстяк расплылся в улыбке. — Здесь не сдают комнат.

— Почтеннейший чужеземец никогда не ошибается, — зарычал шефанго на исманском едва ли не чище, чем сам хозяин. — Я могу поинтересоваться у тебя насчет прогорклого масла, но, веришь ли, мне проще натопить масла из тебя самого.

— Что вы, все самое свежее, — машинально пробормотал исман условный ответ. И только потом застонал обреченно:

— Комнату? Простите несчастного, великодушный господин, не признал, не видел, не вспомнил. А комнат нет.

Последнюю только что отдал. Что хотите делайте. Бейте Аслана. Убивайте Аслана. Но нету.

— С Асланом не знаком, — уже мягче сказал Эльрик. — Но комната мне нужна. А Аслан пусть живет. Что мне Аслан?

— Я Аслан, — печально сообщил хозяин. — Нет у меня комнат. Уже нет.

— Понял я, что нету. Вышвырни кого-нибудь.

— Кельи заняты очень важными господами. Не тревожьте их ради своего же благополучия.

— Посмотрим.

— Ох и нарветесь вы, — напророчил исман, заговорив вдруг на десятиградском. Шефанго хмыкнул, потер подбородок и подтолкнул хозяина в спину:

— Пошли нарываться, полиглот.

— Уж хоть бы не богохульствовали, — вздохнул толстяк. Но сопротивляться не посмел.

Знакомый узкий коридор с низким потолком, под которым Эльрик всегда чувствовал себя неуютно. Череда дверей вдоль стены. Аслан сунулся было к одной, но де Фокс перехватил его, придержал аккуратно за пухлое плечо:

— Нам туда. Вторая дверь.

— Не могу, — решительно сказал хозяин.

— А придется. Знаешь, уважаемый, уж если эта богадельня — лучшая гостиница в столице, то я имею право хотя бы выбрать лучшую келью.

— Не могу.

— Да кто там у тебя? Султан что-ли?

— Сераскир.

— Подумаешь, шишка какая!

— Не могу.

— Да, собственно, от тебя ничего уже и не требуется. Не хочешь попросить постояльца убираться, я сам попрошу.

— Вы с ума сошли! — окончательно перепугался Аслан. И решительно отправился к указанной двери. — Вы будете драться и все тут сломаете. А потом кого-нибудь из вас убьют — и куда, скажите, я буду девать труп чужеземца, да еще и нелюдя?

— В море, — хмыкнул де Фокс. — А он что, чужеземец и нелюдь, этот сераскир?

Аслан вздохнул и осторожно постучал. Из комнаты донеслось нечленораздельное рычание.

Хозяин откашлялся, помянул Джэршэ, откашлялся еще раз и наконец изрек:

— Господин…

Рычание стало более раздраженным.

— Вас хотят… э-э…

Надо сказать, что у Эльрика во время этой паузы появилось сразу несколько вариантов продолжения фразы. Он промолчал. Однако Аслан, похоже, сказал все, что считал нужным. И в его содержательную беседу с закрытой дверью пришлось вмешаться:

— Вы заняли мою комнату, почтеннейший. Может, соблаговолите появиться на пороге? Я хоть взгляну, кто тут такой…

Договорить ему не дали — распахнувшаяся дверь, свистнувшая сабля и широкий мужчина в усах и туфлях:

— Что за сын свиньи и шакала посмел потревожить меня?!

Эльрик де Фокс

Спросил, понятное дело, мужик, а не дверь и не сабля. Поэтому и рассердился я на мужика, но счел своим долгом как следует приложить дверью о стену, чтобы вырвать ее из косяка (не люблю двери, открывающиеся ко мне).

С саблей, к сожалению, быстро и безболезненно ничего не сделаешь, однако собеседнику моему хватило и двери, чтобы покраснеть. Покраснел он стремительно и как-то весь сразу. Может, осознал нежизнеспособность помеси, за которую меня принял.

Чтобы не держать дверь в руках, я прислонил ее к стене.

Дядька махнул саблей. Потом еще раз. Второй раз — исключительно для того, чтобы удержать равновесие. Ох и пьян он был! Я вообще-то не трогаю пьяных, может, и с этим бедолагой мы решили бы дело миром, но угораздило его заорать душераздирающе:

— Как ты посмел потревожить Шакора?..

— Шакор? — спросил холодный голос у меня из-за спины. Свист. Удар. Хрип. Многострадальная дверь приняла на себя тяжелое тело исмана вместе с арбалетным болтом, которым упомянутого исмана к двери пригвоздило.

Я-то этого уже не видел, потому что с топором в руках уходил с линии предполагаемого выстрела по направлению к стрелявшему, намереваясь сперва дать ему по черепу, а уж потом посмотреть, кто это был, но…

— Фокс?!

— Мит перз!

Кажется, мы целую вечность тупо пялились друг на друга. Мое императорское Величество и Элидор, живой и здоровый, с разряженным арбалетом в руках.

Чувство опасности.

Тяжелый удар, сбивающий с ног.

Свист стрел, проносящихся над нами.

Сорвана маска, и губы сами расползаются в улыбке.

Четверо. Их было всего четверо. Против нас двоих? Кретины!

Я вытирал лезвие топора, а Элидор, морщась, осматривал труп Шакора.

Он выругался. Перешагнул через тело. Вошел в комнату, откуда тотчас же раздался пронзительный женский вопль. Я ожидал услышать хотя бы извинения. Куда там?! Через полминуты эльф вышел, машинально поискав рукой дверь, чтоб прикрыть ее за собой. Бросил хозяину кошелек (явно чужой, свой у него на поясе висел):

— Лучше помалкивай обо всем, толстый. Усек? Аслан кивнул.

— Пойдем!

Это он мне? Ну-ну. Однако уйти отсюда действительно стоило. И мы пошли.

С грохотом пронеслись по коридору, переполошили Озаренных, кушающих в общем зале, пинком вышибли дверь (слава Богам, эта открывалась наружу!), и я снова почувствовал опасность. Да что же это такое начинается, а?! Стоило встретить ненормального эльфийского альбиноса — и плакала моя спокойная жизнь!

Я взлетел в седло Тарсаша и уже за воротами с удивлением отметил, что конец спокойной жизни почему-то не так уж меня и расстраивает.

Мы пронеслись через город карьером. Элидор на хорошем породистом скакуне, без седла и уздечки, как умеют только эльфы, и я — на Тарсаше, страшно обиженном тем, что он вынужден мчаться позади Элидоровой клячи.

Прохожие выскакивали из-под копыт наших коней, кошки взлетали на дувалы, в спину летели проклятия, а я только успевал молиться всем Богам, чтобы никто не попал под копыта. Кажется, Боги меня услышали.

Ворота. Растерянные лица стражников. Стены Мерада стремительно уходили назад, потом скрылись за горизонтом. Элидор скомандовал:

— Назад!

И мы развернули коней на север, к другим воротам. Отдохнул с дороги, что называется. Век бы не видеть всех этих приключений с погонями и выстрелами в спину!

В квартале менял было шумно, сутолочно и бестолково, как всегда бывает в таких местах. На появление двух чужеземцев никто и внимания особого не обратил, мало ли народу появляется здесь, на окраине Мерада со стороны моря? Для нас, неверных, тут была даже гостиница, устроенная по последней западной моде — замызганный до отвратительности кабак с дурно пахнущими женщинами и сомнительной публикой. Мы разогнали компанию, устроившуюся за приглянувшимся мне столом, сели, заказали выпивку и посмотрели друг на друга умными глазами:

— В какое дерьмо ты вляпался на этот раз?

Спросили мы одновременно.

И одновременно удивленно заткнулись.

В это время разносчица поставила на стол кувшин, пару кубков и свою пышную грудь, слегка прикрытую грязноватым платьем. Я сунул ей золотой, чтоб побыстрее исчезла.

Эльф проводил женщину взглядом. Поморщился. И отметил:

— Ты, видать, при деньгах. Откуда?

— Дракона убил.

— Ага.

Он разлил выпивку. Снова поморщился. С чего, спрашивается? Хорошее пойло, в меру крепкое, в меру пахучее. Мухи, во всяком случае, от нашего стола разлетелись, как по команде.

Разносчица поглядывала на нас из угла зала. И помалкивала.

В таких местах, как это, вообще много не говорят. Только отсидеться во время грозы. А гроза в Мераде, надо полагать, разразилась. И немалая. Что мне, собственно, и требовалось.

— Нагадили и смылись, — философски изрек я. Элидор улыбнулся:

— Обычная тактика. Согласись, она себя оправдывает. А сегодня с отливом мы отсюда свалим на первом попавшемся корабле. И тогда нас весь Эзис не разыщет.

— Дело твое. — Я покатал на языке обжигающий напиток. Как бишь они его называют? «Белая желчь». Надо будет запомнить. Раньше здесь такого не делали. Элидор посмотрел на меня с сожалением, залпом хватанул из своей кружки, перекосился и поспешно зажевал куском лепешки:

— Дерьмо!

— Зря ты так.

— Ты что, не собираешься валить?

— У меня здесь дела.

— Личные?

— Если бы.

— Я тебе помогу.

По правде говоря, в этом у меня и сомнений не было.

— Спасибо. А теперь расскажи-ка мне, что с вами произошло? Где Кина? Сим? Какого лешего ты делаешь в Мераде?

— Не все сразу. — Элидор посмотрел в пустую кружку и налил себе еще.

— Бр-р-р! Варварская страна. Здесь не пьют вино! Несчастные!

Я не стал уточнять, что как раз здесь — в этой убогой дыре — вино пьют. В конце концов эльфа надо приучать к нормальной выпивке, хватит уже цедить перебродившие компоты.

— Так вот: я не умер. — Монах смотрел в кружку с некоторой нерешительностью. — Сейчас-то уже я с этой мыслью свыкся, а когда в себя пришел, веришь ли, мне было приятно. Несмотря на общую слабость. Очухался я, кстати, в Аквитоне, в монастыре Фелисьена-Освободителя. Магистр наш новый мне сообщил, что хрен с ним, с палатином, сожгли и ладно. А еще о том, что для меня есть новое задание. Снова на Востоке. От меня хотели, чтобы я добыл… догадайся, что?

— Перстень.

— Вот. Даже ты догадался. Я должен был пристукнуть некоего Шакора, преемника, кстати, незабвенного Самуда. Ты еще помнишь Самуда?

— Вы его в конце мая пришили?

— Точно. Он командовал «Горными кошками» — это боевики барбакитов. Ну и, в общем-то, я даже не слишком удивляюсь, что и здесь не обошлось без тебя. Теперь бы только перстень до заказчика довезти.

— Ну-ну. Так вот запросто грохнуть второго сераскира подряд…

— А кто такой сераскир? — совершенно серьезно спросил Элидор.

Мне стало грустно.

— А Кина в Аквитоне. — Эльф понял, что объяснений от меня не дождется. — В монастыре.

— Как она?

— Лучше. — И неожиданно Элидор улыбнулся. Не ухмыльнулся, не оскалился, не поморщился — улыбнулся. — Мы с ней в одном монастыре.

— Кх… гм… да?

Иногда я становлюсь ужасно красноречивым.

От Белого Креста, оказывается, всего можно ждать.

* * *

— Теперь твоя очередь рассказывать. — Элидор с подозрением покосился на хлипкую дверь крохотной двухместной комнатушки. Дверь только что закрылась за спиной хозяина, которому Эльрик вежливо и брезгливо объяснил разницу между свежими тюфяками и теми, что считал свежими сам трактирщик. Пожелания шефанго были выполнены незамедлительно, а уж о том, что подумал проныра-исман про странную парочку нелюдей, можно было только догадываться. Эльрику, честно говоря, догадываться совсем не хотелось. Элидору, судя по всему, тоже.

— Что рассказывать-то? — поинтересовался шефанго, падая на низенький, удобный топчан.

Элидор неловко присел на свое ложе, попытался привычно вытянуть длинные ноги.

— Варварская страна. — Эльф недовольно глянул на де Фокса. — Что ты в ней находишь?

— Да хотя бы мебель. — Император протяжно зевнул. — Самая высокая — Симу по колено. Под стол не свалишься при всем желании. Передвигаться по комнате можно, не вставая на ноги. Ложиться — где остановился. И вообще, здесь-то убого, а вот в «Участи грешника»…

— Бр-р-р. — Монах передернул плечами. — Сколько я хорошего про Сима вспомнил, когда эту твою «роскошь» узрел.

— Что, он гостиницу порекомендовал?

— А кто бы еще? Ни одного нормального стула! Ковры, подушки, эти… как их… Оттоманки, вот! У меня ноги затекли через пять минут.

— Дикий ты, право. Давай спать.

— Я слушаю. — Элидор достал свой кисет. — Итак, мы с Симом мертвее мертвых. Вокруг тебя толпа «Бичей»… Дальше? Ты ведь не мог бросить все и сбежать оттуда, верно?

— Не мог. — Шефанго вздохнул и дотянулся до узкогорлого кувшинчика с эллинским вином. — Демиурги были так любезны, что вытащили меня сами.

— И что?

— И ничего.

— А здесь ты зачем?

— Смеяться будешь.

— Что, Величайшим тоже нужны перстни?

— И звездочки. Нет, не Величайшим — людям.

— Я не понимаю.

— Зато я понимаю. — Эльрик в высоком серебряном кубке смешал вино со своим «коктейлем», попробовал, одобрительно хмыкнул.

Монаха перекосило.

— Знаешь, — медленно проговорил шефанго, глядя, как уплывают к потолку клубы табачного дыма, — они затеяли Игру.

* * *

Кусочек неба, глядевший в узкое окно, посветлел и быстро, как всегда бывает на юге, налился прозрачной, чистой синевой. Ночь кончилась. И кончилось вино. И комната полна была дыма. Пора бы уже заканчиваться разговору, но снова и снова возвращался к нему Элидор. Уточнял детали. Без перехода пытался осмыслить глобальность. Сдавался, не выдержав, и вновь углублялся в мелочи:

— Значит, звездочек — десять?

— Угу, — Эльрик расчесывал свою невообразимую гриву и мычал из-за белых косм нечленораздельно, но, кажется, утвердительно.

— И перстней — тоже?

— Угу.

— Звездочки дают магическую силу?

— Угм… Нет. Увеличение способностей.

— А перстни — защиту.

— От магии.

— Главный перстень подчиняет себе остальные. Эльрик зевнул, лязгнул зубами, с наслаждением матюкнулся и выглянул на свет божий, остервенело выпутывая гребень из густых прядей:

— Элидор, я ж тебе на чистейшем зароллаше… зеш… на это… м-мать, короче, я ж тебе по-человечески объяснил: если владелец главного перстня, или старшего перстня, или еще его называют Паучьим Камнем, так вот, если владелец этого перстня получает еще три, только тогда он способен подчинить себе все другие камни. Понятно?

— И их владельцев?

— Боги! — воззвал шефанго к потолку. Потолок безмолвствовал. — А на хрена ж ему перстни без владельцев, скажи на милость?

— Ладно. Понял. «Созреть» все это должно было к четвертому июля, так?

— Так. Но заполучить себе цацки обе стороны пытались заранее.

— Это разумно.

— Это бред собачий. Вся в целом ситуация — бред.

— Артефакты закинул в мир Деструктор.

— Нет. Так нельзя. — Де Фокс наконец-то закончил расчесывать волосы и теперь принялся их заплетать. — Ты доходишь до этого места, спотыкаешься, и все начинается снова. Элидор. Повторяю. Специально. Для. Опаленного. Эльфа. Звездочки и перстни закинули в мир обе стороны. Обе. Понимаешь?! А Бога нет!

— Не понимаю, — честно сказал монах.

— Ты способен принимать что-то как данность, не ища доказательств?

— Не способен.

— Но в Бога же ты веришь?

— Верю.

— Вот и мне поверь.

От такой наглости эльф онемел и молчал все время, пока Эльрик заплетал свою длинную косищу, перевязывал ее кончик мягкой кожаной лентой, подгибал к затылку, складывая в два раза, чтобы волосы в дополнение к подшлемнику защищали шею.

Потом дар речи к Элидору вернулся:

— То есть ты хочешь сказать, что в мире есть только Демиурги?

— И Деструктор… Ну, Бог ваш, наверное, тоже есть. Только… Они здесь как бы в роли его наместников.

— Прибереги сусальные сказки для детишек, Торанго. Итак, они закинули в мир звездочки и перстни. Они устроили игру. Они двигали нас, как пешки.

— НАС они двигать не смогли. В том-то и дело. Вот и подсовывали Ржавильщиков, Невидимок и прочую сволочь. Да к тому же появилась третья сила. Князь этот ваш. Он не уступает по мощи Величайшим, но специализируется в другой области. Я пытался вспомнить, а сейчас удивляюсь, как мог забыть такое. Князь Дрегор. Властелин мертвых. Он чужд любому из миров, но власть его распространяется всюду, где есть мертвецы. Помнишь еще того гнома? Фард-топорщик. Несравненный был боец и оружейник… Князь сумел подчинить его. Еще он научился управлять Тварями. Ну а мертвяки — вообще его специализация. В общем, редкостная мразь. Да. Словом, Деструктор убедил Создателей уничтожить драконов. Убивая драконов, полегли Герои. Ну, это такая категория людей, которых используют Боги, когда оказываются в дерьме. В конечном итоге у Деструктора, который, прикрываясь необходимостью бороться с нашей четверкой, во всю использовал Древних и Тварей, остались почти нетронутыми людские ресурсы, он сумел загрести больше половины цацек, а Величайшие поняли, что мир для них потерян.

— «Бичи». Барбакиты. Орки. Тролли. Гобла. Сипанго. Люди, штурмовавшие Айнодор, — это все рабы Разрушителя?

— Не рабы. — Эльрик поморщился. — Они на себя работают в первую очередь. Себе силу ищут. А он стоит над, понимаешь? Политика тебе сейчас лучше известна. Кто у нас против кого дружит. Но вроде как они действительно объединились. И загребли себе больше плюшек, чем хотелось бы Величайшим. Вот Демиурги и наняли меня. А вы и так на них работаете.

— Скоты.

— Я разве спорю? — Император потер виски. — Но они платят честно.

— Ты должен добыть Паучий Камень?

— Да. Попытаться добыть. Я ничего им не обещал.

— И что ты собираешься делать?

— Размяться, побриться и умыться. Да! Еще позавтракать!

— Спятить можно, какой ты занятой!

АКВИТОН

Лошадь пала милях в пяти от монастыря. Шарль снял с мертвой кобылы полупустые чересседельные сумки и, постепенно прибавляя шаг, зашагал к обители.

Того эльфа он встретил в Руме. В средней руки кабаке. Шарль ждал там человека, который должен был передать послание для Магистра.

Человек так и не появился. Зато появился полупьяный эльф. Не спрашивая разрешения бессмертный упал на скамейку рядом с монахом и потребовал себе вина.

Шарль, не останавливаясь, благословил склонившуюся в поклоне крестьянку.

Эльф вылакал два кувшина «Румийского золотого» и начал петь. Пел он, может, и неплохо, но у Шарля не было музыкального слуха. Вообще.

Сначала был стандартный эльфийский набор: любовь-морковь, розы-мимозы. Монах привычно пропустил его мимо ушей.

Он прошел через распахнутую калитку. И, уже не сдерживаясь, побежал к келье Магистра.

А потом эльф запел о том, как двадцать лет назад пропал единственный наследник айнодорского престола.

— …Отец, все сходится! Когда я притащил его в номер, он рассказал все подробности. Пропал двадцать лет назад. Испанский корабль. И самое главное — принц был альбиносом. — Шарль медленно и глубоко вздохнул и продолжил уже спокойнее:

— Его настоящее имя — Элеман.

Магистр долго смотрел куда-то мимо Шарля. Потом перевел взгляд на него:

— Три дня назад Элидор выехал в Гульрам. Боевой выход. Его уже не догнать. Кого другого, может, и сумели бы перехватить. Но не Элидора. Мы будем ждать. Он всегда возвращается.

Монах кивнул и вышел.

Эзис. Мерад

Аль-Апсар застыл над шахматной доской, не касаясь искусно вырезанных фигур. Крючконосый и безбородый, он походил на ястреба. И парчовый, шитый золотом халат блестел под лучами, жаркого июльского солнца.

В саду солнце было робким. Зеленые листья деревьев разбивали ослепительный жар на безобидные веселые блики. Шумел фонтан, дышал прохладой, благостной и недостижимой для тех, кто был сейчас на узких раскаленных улочках Эрзама.

Аль-Апсар думал.

Самуд, лучший боевик «Горных кошек», беспощадный убийца и толковый командир, убит. Погиб он глупо и бездарно — от рук таких же убийц, каким был сам. Погиб, едва успев занять пост сераскира Мерада. Хороший пост. Высокий. Барбакитам стоило немалого труда добиться его для Самуда.

«Может быть, не стоило связываться с этими монахами?» Аль-Апсар протянул было руку к белому коню. Но передумал. Взял ферзя, белого ферзя, поставил его, нарушая все правила, в самом центре шахматной доски.

— Белый Крест. Хитрый враг. Страшный враг. «Нет, тот человек был действительно опасен». Орден никогда не мстил за убитых, это знали здесь, на Востоке, так же хорошо, как на Западе. И тем не менее убийство настоятеля в Весте откликнулось убийством сераскира в Мераде. Почему?

Неужели все-таки месть?

Ведь ничего не пропало из дома Самуда. Ни одна драгоценность. И перстень… Золотой перстень с рубином, перстень, стоивший подороже, чем сам Самуд, остался лежать в тайнике. Дожидаясь своего нового хозяина. Значит, все-таки месть. Аль-Апсару очень не хотелось думать, что Белый Крест уже тогда знал о Силе, заключенной в этих перстнях. Шакор, преемник Самуда, погиб несколько часов назад. Аслан был нем как рыба. Он согласился разговаривать лишь с Аль-Апсаром лично. И ему-то уж толстяк рассказал, что сераскира — опять сераскира! — убили двое огромных нелюдей. — А, может, это были дэвы, султан? — Аслан тряс объемистым животом. — Дэвы. Они были огромны. С красными, как кровь, глазами. И волосы белые. Только один в маске и с длинной косой. А второй без маски и без косы. Это не люди, султан. И, наверное, не нелюди. Уже ушел Аслан, перестав наконец дрожать от страха и сожалея о том, что запоздал позвать охрану Шакора, когда вломился в покои к сераскиру беловолосый нелюдь.

Позвал бы вовремя — получил бы деньги. А так — жизнь сохранил, рассказав все, как есть. Ничего не утаив. Ничего.

Ушел Аслан, бесшумно исчезли вышколенные рабы. Не видно и не слышно было вездесущей охраны.

Аль-Апсар сидел у фонтана, нависнув над шахматной доской.

Он смотрел на фигуры.

Огромный беловолосый эльф убил Самуда, сераскира Мерада. Убил и ушел живым. Огромный беловолосый эльф убил Шакора. Сераскира Мерада. И вновь ушел живым. Только на сей раз вместе с эльфом ушел и перстень.

Стража столицы потеряла преступников, едва они выехали из города.

Люди Аль-Апсара продолжали следить за нелюдями и в квартале менял, куда вернулись убийцы, в наглости своей не боясь, видно, ничего. И после — когда эти двое выехали из Мерада, направляясь на восток.

В Эрзам.

Аль-Апсар коснулся черного ферзя. И вновь убрал руку.

Его людям следить было проще.

* * *

Железный Зигфрид, генерал ордена Бича Божьего, — хороший друг Аль-Апсара. И Аль-Апсар верил генералу. Но верил меньше, чем льву, которого держал за решеткой в одном из тенистых углов своего сада. Льву Аль-Апсар отдавал тех, кто надоедал ему. Тех, кто начинал мешать или переставал правильно понимать приказы.

Лев всегда смотрел на Аль-Апсара спокойными желтыми глазами. И человек понимал, что зверь не делает разницы между ним, господином, и теми, кого убивает он, лев, по приказу господина.

Зигфрид и Аль-Апсар оба были такими львами. Друг для друга. А решетки между ними не было.

Последние вести от генерала были плохими. Совсем плохими. Зигфрид сказал, что потерял звездочку, одну из последних, одну из самых важных. Звездочку, которая решала, на чьей стороне окажется перевес.

Аль-Апсар вежливо сочувствовал рыцарю. Но не понимал, право же никак не понимал исман, много ли правды в рассказе генерала.

Готского воина, в сердце которого хранилась черная звезда, якобы увели из-под носа у самого Зигфрида четверо нелюдей. Один из которых был высоким беловолосым эльфом.

Генерал сам преследовал похитителей. Он пытался убить их магией — своей магией, полученной в дар от Разрушителя. Генерал считает Разрушителя Икбер-сарром и поклоняется ему, как Богу. Пусть. Каждый волен в своих заблуждениях. Да. Зигфрид сильный маг, и он был уверен, что уничтожил беглецов. Он ошибся.

Аль-Апсар взял белого коня. Повертел в пальцах, разглядывая тонко вырезанную фигурку, любуясь искусством мастера.

— Эльф. Игрок, — пробормотал исман. И поставил коня рядом с белым ферзем.

Звездочка могла попасть в руки Белого Креста. Брату Джероно пришлось поспешить, чтобы перехватить ее по пути. Он убил монаха Артура — главу ордена: Сам стал главой… И исчез.

Аль-Апсар одним движением сбросил с доски черного коня.

Зигфрид говорит, что вместе с Джероно исчезли три десятка его людей. Генерал и Аль-Апсар ждали торжества Белого Креста. Но монахи не получили звездочку.

Она просто пропала, затерялась где-то между Граасом и Тальезой.

Нет, Аль-Апсар не понимал, что происходит. И Аль-Апсар переставал верить Зигфриду. Чем дальше, тем больше переставал.

Вот только генерал был действительно растерян, когда рассказывал обо всех этих событиях.

— Один из них маг, — говорил он. — Сильный маг. Он сумел защититься от меня и защитить других.

— Эльф? — предположил исман. Генерал отмахнулся:

— Эльф — боец. Убийца. Один из лучших. Но не больше того. Монах не может быть магом, Аль-Апсар. Анлас учил, что маги — воплощенное зло.

— Глупо.

— Я не спорю. Маг — шефанго. Его давно нужно было убить.

— Давно? Ты давно знаешь его, генерал?

— Да.

— Почему же не убил?

Лицо Зигфрида перекосилось, как будто он откусил недозрелый персик:

— Я не смог, Аль-Апсар. Я тогда еще не был магом.

— А он?

— Видимо, был. Все это было очень странно.

Вездесущий эльф не давал Аль-Апсару покоя. Даже не будучи магом, этот монах умудрялся убивать его людей, едва удавалось тем занять высокий и важный пост сераскира.

Почему именно сераскиров?

Теперь еще и шефанго. Об этом народе исман знал только понаслышке. И ничего хорошего о шефанго не рассказывали. Никто и никогда.

Зигфрид боялся этого нелюдя, вместо того чтобы бояться эльфа. Больше того, Зигфрид боялся четверых. Генерал был убежден, что сила их — в их единении, что, совместив несовместимое, презрев обычаи и веру своих народов, эти четверо стали непобедимыми.

Неразумный и неоправданный страх. Они не могут быть сильнее, чем есть, сколько бы их ни было.

Куда делась звездочка?

Та, что была в сердце готского воина, решала дело. Она была девятой. Четыре — у Белого Креста. Четыре — у готов и исманов. Равновесие сил. Нарушить его в свою пользу не получилось.

По слухам, где-то оставалась еще одна звездочка. Но найти ее казалось нереальным, потому что исчез тот, кто носил ее в своем сердце. Видимо, все останется так, как есть. Четыре — там. Четыре — здесь…

Если только Зигфрид не врал.

Такой ли уж случайной была встреча эльфа, гоббера и шефанго в Картале? Эльф служит Белому Кресту, Создателям, своему Богу. А шефанго? Кто знает? Не отдали ли они звездочку кому-то… Третьему?

Третья сила?

Есть Пламень. Есть Мрак. Может ли быть что-то еще?

Почему нет?

Серый ферзь сформировался из воздуха в центре доски, чуть в стороне от двух других фигур.

А в западном городе Тальеза выжжена целая улица, словно прошел по ней поток жидкого огня, такого, какой выплевывают разбушевавшиеся горы. Выжжена улица. Погибли люди — много людей. Но уцелевшие клянутся, что не видели и не слышали ничего. Вообще ничего. Ни стража на воротах. Ни жители близлежащих кварталов. Ни вездесущие нищие…

Третья сила? Или — Сила. Кто-то, у кого хватило мощи и умения закрыть глаза и уши целому городу. С этим «кем-то», пожалуй, стоит считаться.

Может быть, эльф и шефанго работают теперь на него? Да, еще гоббер. Но гоббера право же не стоит даже брать во внимание.

А он, Аль-Апсар, на кого работает он сам? На себя. И если так, то почему бы не заручиться надежными союзниками и, возможно, надежным покровителем. Сильным покровителем. Оставаясь, впрочем, под рукой Разрушителя. Да, именно так.

У него есть перстни. И Паучий Камень.

А если генерал солгал Аль-Апсару?

Исман поставил против белого коня черного короля. Одинокий король, против двух фигур. И серый ферзь — в стороне.

Потер подбородок, скривил недовольно губы, глотнул вина из высокого кубка.

Творец. Рилдир. Джэршэ. Икбер-сарр. Дэвы и джинны. Все это сказки, глупые детские сказки. Есть Разрушитель и Творцы. А еще есть люди. Люди — вот истинная сила. Истинная власть.

Люди Белого Креста верны Анласу, но если этот эльф продался однажды серому визирю, значит, он может продаться снова. Очень ценным приобретением стал бы этот монах, очень ценным. Белому Кресту будет жаль лишиться такого бойца. А ему, Аль-Апсару, будет очень приятно купить его.

Если же он все-таки Опаленный… Исман вздохнул. Да, бывают люди, которых очень трудно купить. Что ж, Аль-Апсару хватит и одного нелюдя. Того, с топором. Уж его-то есть чем поманить и чем привязать, крепко-накрепко.

Итак, шефанго..

Аль-Апсар узнал о нем все, что можно было узнать. Аль-Апсару понравилось то, что ему рассказали, и то, что он прочитал в бумагах Зигфрида. Аль-Апсар прекрасно понимал Зигфрида-человека, стремящегося уничтожить этого нелюдя. Но Аль-Апсар совершенно не понимал Зигфри — да генерала, которому в голову не пришло попытаться переманить шефанго на свою сторону. Ведь оба служат Мраку!

— Ненависть затуманила тебе разум, — пробормотал исман, обращаясь к королю.

А потом решительно взял в руки черную ладью — тяжелую и мрачную башню. Резчик почему-то пожалел на ладьи перламутра и слоновой кости. Не изукрасил он их и серебром. Аль-Апсар не стал разглядывать фигуру. Просто поставил ее против черного же короля. Рядом с серым ферзем.

— Я ведь давно знаю тебя, шефанго, — проговорил он вполголоса. — Давно. Это ты — Секира Ахмази, верно? Мы поняли это слишком поздно. А Барадский Лис только и ждет, чтобы я отвернулся. Но я не отвернусь. И мы с ним не будем ссориться. Пока. Ты — черный, как этот король. И ты на стороне белого коня. И вместе вы служите серому визирю. Так нельзя, шефанго. Нет, нельзя. Я думаю, будет вот так.

Исман взял черного ферзя.

— Барбакиты. — Он покачал фигуру в пальцах, рассматривая ее так же придирчиво, как коня и короля. — Моя сила. Моя власть.

Окончательно перемешав все, что еще оставалось от соблюдения правил если не игры, так хотя бы расстановки сил, поставил фигуру возле черной ладьи.

Серый ферзь. Белый конь. Черные ферзь и ладья.

Король-Зигфрид казался маленьким и жалким.

Исман кивнул.

Потом одним движением смел с доски все фигуры. Встал. Повел крючковатым носом.

Что толку смотреть на мертвые шахматы? Это всего лишь разминка для ума, а скоро начнется настоящая игра. Двое нелюдей прибыли в Эрзам. И они искали Аль-Апсара. Искали, понятия не имея, кого разыскивают.

* * *

— Они здесь, господин, — выдохнул раб, появляясь перед Аль-Апсаром.

— Пусть войдут.

Когда нелюди, согнувшись под невысокой притолокой, вошли в просторную комнату, исман поднялся им навстречу. Поначалу Аль-Апсар вставать не хотел, но, увидев двух гигантов, просто не смог усидеть. Сам себе показался маленьким и ничтожным. От того, что он встал, это ощущение не пропало, но, по крайней мере, уменьшилось.

— Мир вам, чужеземцы.

— Мир вам, почтеннейший. — Пришелец в маске ответил на исманском. Второй промолчал. Только кивнул коротко. Небрежно.

— Садитесь, уважаемые. — Аль-Апсар был серьезен, но приветлив и дружелюбен. — Вы пришли по делу, но о делах не говорят, пока хотя бы не выпьют. Что вы предпочитаете? Вино? Или водку Опаленных? Господин не говорит на исманском? — «Султан» вопросительно взглянул на Элидора. Эльф поймал его взгляд. Покосился на спутника.

— Не говорит, — ответил шефанго.

— Ну что ж. В таком случае будем говорить на общем. К сожалению, я знаю его не так хорошо, как вы, уважаемый, знаете наш язык. — Он поклонился Эльрику.

Бесшумные, словно из воздуха возникшие рабы разливали вино. Расставляли блюда с фруктами и сладостями.

— Угощайтесь. — Аль-Апсар первым взял кубок. Он слышал, что бессмертных не берут яды. Шефанго не берут совсем. Эльфов — почти совсем.

Он не собирался проверять эти слухи. А эльф, Элидор, так его имя, чуть напрягся, когда увидел расставленное угощение. Как будто не знает, что его нельзя отравить.

— Я рад видеть вас своим гостем. — Аль-Апсар смотрел на де Фокса со странной смесью доброжелательности и любопытства. — Вы когда-то сильно мешали нам. Очень сильно. К счастью, я не застал те времена.

— Да уж. — Эльрик кивнул, доставая трубку. — Застали бы — здесь бы вас не было. Верхушку я убивал в первую очередь.

— А… зачем, позвольте узнать? — В голосе «султана» был искренний интерес.

— Вы мешали.

— Вам?

— Нет. Моему начальству.

— Ах, да. Бешеный Мамед. Мы смогли договориться.

— Я знаю. — Шефанго кивнул, игнорируя вопросительные взгляды Элидора. Ясно было, что эльф не понимает, зачем сидеть здесь и предаваться воспоминаниям, потягивая вино, если они пришли с конкретной целью и у них не так много времени.

Давать объяснения сейчас было бы неразумно.

— Вы искали меня. Я искал вас. — Аль-Апсар кивнул рабу, принесшему кальян. Затянулся.

Эльрик молчал. Элидор тоже. Оба спокойно ожидали продолжения. Император чуял людей вокруг. Стражу. Хорошо вышколенную стражу, которую ни увидеть, ни услышать было невозможно. Только почуять — тем самым шестым чувством, которое подвело его когда-то дважды за один-единственный час.

Аль-Апсар не мог видеть выражения лица шефанго. Маска. Это сильно мешало. А красные глаза оставались мертвыми, и даже понять, куда смотрит собеседник, было невозможно. Кажущаяся молодость обоих сбивала с толку. Постоянно приходилось напоминать самому себе, что даже эльф, который казался совсем мальчишкой, наверняка уже прожил на свете дольше, чем отпущено самому Аль-Апсару от рождения и до смерти. Что же до шефанго… Такое количество лет исман был не в силах даже вообразить.

— Вы нужны мне. — «Султан» в упор взглянул на де Фокса. И заговорил на исманском, словно забыв о присутствии Элидора, — Вы вмешались в нашу игру и даже сумели выиграть одну партию. Но вы выбрали не ту сторону. Драться на стороне Пламени не пристало шефанго. Или действительно есть третья Сила?

— Вы о чем, почтеннейший? — Эльрик продолжал говорить на всеобщем.

— О войне. — «Султан» смотрел в лицо императору. — Они проиграли. Монахи, на которых вы работаете, и все другие. Они проиграли, а мы — побеждаем.

— Меня наняли. — Шефанго пожал плечами. — И заплатили вперед.

— Кто? Тот, кто сжег Тальезу?

— Тальезу не сожгли. — Де Фокс улыбался… ухмылялся, и Аль-Апсар поймал себя на том, что бесстрастность нелюдя нравилась ему куда больше. — Тальеза цела… почти. А я служу Пламени, тут вы не ошиблись. И я служу честно.

— Да. Наемник и наниматель. — Аль-Апсар курил, кальян мелодично побулькивал. — Есть много людей и здесь, в Эзисе, и — еще больше — в Эннэме, которые помнят одного наемного воина. Он служил халифу. Служил десять лет. Он получил большой чин, — самый большой, какой может получить неверный. А потом он получил еще и прозвище — Секира Ахмази. Вы не знаете, почему воина халифа назвали оружием в руках визиря? И почему тот халиф, которому служил этот воин, так неожиданно и быстро перестал быть. Не только халифом, а вообще — быть.

Черные губы растянула улыбка:

— Ахмази понравился мне. Он хороший человек, Аль-Апсар. А почему я должен нарушать контракт на сей раз? У вас нет обаяния визиря.

— Зато у вас есть причины встать на мою сторону. Повторю еще раз, воин, если ты служишь Пламени, ты поставил не на того скакуна. Твои хозяева проиграли. А у нас с тобой появился общий враг.

— Это какой же?

— Орден Бича.

— Кае готтр олл? — вмешался Элидор, увидев, как губы Эльрика дрогнули, обнажив острые клыки. Шефанго покачал головой.

— Ас норр.

И обратился к Аль-Апсару, тоже заговорив на исманском:

— Давно ли союзники стали врагами?

— О! — «Султан» как будто даже обрадовался. — Ты и об этом знаешь. Но мы были врагами всегда. Восток и Запад не могут жить в дружбе. Ты принадлежишь Востоку, воин. И ты принадлежишь Мраку.

— Почему я должен верить тебе, «султан»? Ты с легкостью отказываешься от союзов и тут же предлагаешь другие.

— Так же как и ты, шефанго. Разве не зовут тебя Предателем?

Эльрик промолчал. Возразить было нечего. Отказываться от неожиданного предложения тоже пока не хотелось. Повоевать против ордена Бича — это было идеей заманчивой. Заодно раз и навсегда поставить точку в непонятных — и неприемлемых для шефанго, здесь Аль-Апсар был совершенно прав, — контактах с Белым Крестом и Демиургами. Если исман не врет и действительно готов нарушить союз с готами, выгодно это не только Эльрику де Фоксу, Секире Ахмази (надо же, и сюда докатилось прозвище!). Выгодно это будет и империи. Ямам Собаки. Где без звездочек и перстней хватает сильных магов. А сила действительно сейчас на стороне Востока. Шесть перстней из десяти осели здесь, в Эрзаме…

Перстни…

— Уж не ты ли собрал драгоценности, «султан»? Аль-Апсар даже не уточнил, о каких драгоценностях идет речь. Просто кивнул, затягиваясь. Улыбнулся:

— Ты согласен, воин?

— Почему ты говоришь за весь Эзис? Кто ты?

— А кто такой Ахмази? Просто визирь, А я — просто Аль-Апсар. Пусть там, на Западе, делят звездочки и перстни, пусть грызутся между собой. Сила — здесь. У меня. И ту, единственную, черную звезду, которая не найдена еще никем, отыщем мы.

— Даже Демиурги не знают, где она.

— Конечно. Таковы условия Игры. А ты о многом осведомлен, шефанго. Может быть, даже знаешь, где найти эльфа по имени Элеман?

— Элеман?

— Кае готтр олл? — Элидор вперил в Эльрика пронзительный взгляд. Резко развернулся к Аль-Апсару.

— Кае Элеман?

— Кае… гм… кто такой Элеман? — Де Фокс выбил трубку. — И зачем он тебе?

— Наследный принц Айнодора. Последняя звездочка в его сердце. Об этом известно. Неизвестно только, где он сам. Ладно, мы договорились, верно? Жаль, конечно, что монахи так недальновидны и не ценят своей выгоды. Но таков их выбор. Твой друг может уйти, только пусть оставит то, что ему не принадлежит.

— Слышишь, Элидор? — Эльрик неспеша убирал трубку в кисет, — Ты можешь уходить. Живым. Только оставь цацку хозяину.

— Не понял.

— Перстень оставь. И — свободен. Или, может, хочешь поработать на барбакитов?

— С каких это…

— Я был бы рад согласиться на твое предложение, «султан»… Элидор, не дергайся, тут кругом арбалетчики. Был бы рад. Но ты ведь не дашь моему другу уйти вместе с перстнем, так? Я и сам не должен был бы дать ему уйти. Так что извини.

— Я убью вас обоих, — спокойно пообещал Аль-Апсар. — Ты верно заметил, шефанго: тут кругом арбалетчики. Подумай как следует.

— Если ты не будешь скандалить, мы оставим тебе жизнь.

— Маг? — Исман улыбнулся. И застыл, закостенев улыбкой, когда Эльрик сдернул маску. Два ножа, сверкнув в воздухе серебряными рыбками, вонзились в глазницы «султана». Сгорели в наскоро выставленном поле арбалетные болты.

— Уходим! — Элидор рванул де Фокса к выходу.

— Перстень…

— Хрен с ним, сложат ведь! Сгинь, собака! — рявкнул эльф на первого из охранников, попытавшегося вломиться в комнату.

— Сейчас. — Сдернув с пальца «султана» единственный из имеющихся у него перстней, Эльрик лихорадочно обыскивал тело. Ему нужен был Паучий Камень. Старший перстень…

Есть.

Кожаный кармашек, пришитый изнутри к узорчатому поясу…

Снесенная с петель дверь упала, и внутрь ворвались вооруженные люди.

Элидор отшвырнул Эльрика в сторону. Остолбенела на мгновение охрана, узрев шефанго без маски. Только на миг. Но больше-то и не надо.

Они прошли сквозь охрану, сквозь стражников на воротах, сквозь поджидавшие их на улице засады. Они ушли, оставив за спиной трупы и раненых. Они ушли, и никто не пытался преследовать их. А они не трогали тех, у кого хватило ума уйти с их дороги. На подходах к центральным, охраняемым городской стражей улицам Эльрик надел маску. Элидор натянул поглубже капюшон своего дорожного плаща. А потом они отправились в порт, и ни одна живая душа не попыталась помешать им.

Эзис — Румия. Море

Когг покачивался и поскрипывал, и покряхтывал старчески, переползая пузом с волны на волну, тяжко вздыхая в такт усталому морю. В крохотной каюте было тесно и одному человеку, а уж Эльрику с Элвдором и вовсе немыслимым показалось разместиться в ней вдвоем. Однако разместились. Лучше все равно ничего не было. А когг этот с легкомысленным именем «Шалопут» оказался единственным судном, капитан которого согласился выйти в море, не боясь надвигающегося шторма. Правда, денег за свое мужество он запросил столько, что хватило бы купить новый корабль.

— Ты чего такой встрепанный? — поинтересовался император. — Ушли же. В первый раз, что ли?

— Элеман, — пробормотал эльф. то ли не услышав вопроса, то ли отвечая на него. — Я ничего не помню…

— Чего не помнишь?

— Ничего, сказано же тебе!

— Элеман — наследный принц Айнодора. Что тебя беспокоит? Я вот понять не могу, почему Аль-Апсар не знает, где его искать. Или он имел в виду…

— Ну ты и пень. — Элидор рывком сел на койке. — Нет на Айнодоре наследника, понимаешь?!

— Да? Гм… ну, бывает.

— Дура-ак! — простонал эльф. — Ой дура-ак! Эльрик! — Он закрыл глаза, откинувшись на переборку. — Море было. Было. Да. И шторм. Только каюта не такая. Совсем. Элеман. Но ведь не может этого быть, правда, де Фокс? Не может!

— Все может быть, — философски заметил шефанго. — К тебе что — память возвращается? И такое бывает. Головой не стукался?

— Стукался, — мрачно сообщил монах, выходя из своего транса. — Мне этот придурок в чалме по макушке треснул.

— Который? Их на тебя трое насело.

— А то я запомнил.

— М-да. А говорят, вы, в ордене, все мнемоники.

— Угу. С амнезией. Слышь, император, меня ведь действительно звали когда-то Элеманом.

— Врешь! — мгновенно и тупо среагировал Эльрик. Элидор покачал головой.

— Нет.

— Значит, Белый Крест недостающую звездочку получил. А «Бичам» — хрен… Что?! — Шефанго вскочил на ноги. Пригнулся, чертыхаясь. Грохнулся обратно на койку. — Ты?! Мит перз! Принц?! М-мит перз!

— Содержательно, — спокойно заметил эльф.

— Не-ет, ну так даже в сказках не бывает. — Де Фокс снова поднялся. И снова сел. В каюте было тесно. — Я еще могу понять — принц в изгнании. Но принц, который забыл, что он принц… Нет. Я не верю. То есть я верю, но… Нет.

— Ты чего? — Элидор поднял бровь. — Тебе-то чего переживать? Я понимаю, у меня вся жизнь рушится, а тебе не один ли хрен?

— Во дурак, а! — сообщил Эльрик светильнику. — И он меня дураком называет. Пойми ты, гратт турхе, что мне тебя по-хорошему пристукнуть следует. Вот прямо сейчас. Чтобы в дальнейшем осложнений не возникло.

— Каких осложнений?

— Каких? Одно дело, видишь ли, когда император Ям Собаки связывается с нищенствующим эльфом-анлаcитом, пригревает его и поддерживает дружеские отношения в силу сложившихся на Ямах Собаки добрых традиций.

— На Ямах Собаки в традиции…

— Не перебивай старших. И совсем другое дело, друг мой Элидор-Элеман, когда Торанго водит дружбу с Торайнодор, ясно тебе? Я совершенно не представляю, какой стороной мне преподнести это дома. И какую выгоду из этого можно извлечь. И… вообще. Где ты ножи взял?

— Какие ножи? — Элидор, судя по всему, запутался окончательно.

— Которыми Аль-Апсара пришил.

— Так… На этом же лежали. Как бишь его… На дастархане!

Эльрик вздохнул и покачал головой:

— Да-а. Даже мне в голову не пришло бы, что этим можно убивать.

— Меня в отряд «элита» переводят, — как-то мрачно сообщил монах. — То есть перевели бы, если б я с этого задания Элидором вернулся, а не Элеманом. Слушай, Эльрик, а может, ну его, этот Айнодор?

— С ума сошел, парень? — Император посмотрел на принца так строго, как только мог. — Империя — это все. А ты — правитель. Пусть даже будущий.

— Я — боец.

— Одно другому не мешает.

— Конечно, — скептически пробормотал эльф. — Вот лягу сейчас спать и снова все забуду.

— Ничего, — дружелюбно ухмыльнулся де Фокс. — Я напомню. Принцем ты мне куда полезнее, чем монахом.

Эльрик насладился ответным «сам дурак» и заснул. Когг шел на юго-запад. В Весту. В цивилизованные анласитские земли. Возвращаться туда императору не хотелось совершенно, тем более что он не выполнил задания Величайших, а такое случалось с ним не часто.

Но, как бы там ни было, домой иначе не попасть.

Домой.

Один шторм. Несколько дней пути до Остии. Сдать Элидора с рук на руки Белому Кресту… И все. Наконец-то все.

Да, нужно еще уничтожить Князя. Ведь он уцелел в том огненном аду. Однако сперва на Анго, на Ямы Собаки, домой. А там уже можно будет подумать о том, как империя, вся империя, а не только император, будет жить дальше.

Элидор — наследник престола. Нет, ну кто бы мог подумать!

Эльрик де Фокс «Кто бы мог подумать… Кто бы мог подумать…» — мысль засела в мозгах и свербила, пока когг швыряло на волнах высотой с пятиэтажный дом. Волны шли со всех сторон, так же как и порывы ветра. Мачту сломало, и она бесполезно болталась за бортом. Никто не мог выбрать времени и обрубить штаги.

Вот весело-то, а!

Я выбрался из каюты с третьей попытки.

Потоки воды хлестали в выбитый люк, сбивали с ног. Матросы все были уже наверху. Вцепились в фальшборт, крышки люков, друг в друга. Лица их белыми пятнами светились в темноте, под потоками хлещущего дождя. Когг ощутимо кренило на левый борт — упавшая мачта давала о себе знать, но никому, похоже, не было до этого дела.

Все лихорадочно думали, как спасти свою жизнь, и не прилагали к этому ни малейших усилий.

— Дерьмо!!! — Это Элидор выбрался вслед за мной и сейчас пытался уложить поприличнее свои взъерошенные волосы.

В борт ударила волна. Прокатилась по палубе, унеся с собой отчаянный крик.

Ага. Кто-то не удержался.

Когг начал заваливаться… Ф-флайфет! Какого кракена я стою здесь и размышляю?!

— Элидор! Избавься от мачты!

Очередная волна пронеслась по кораблику.

Уже спускаясь в трюм, я видел, как эльф пинками гнал к левому борту пятерых матросов, вооруженных топорами и тяжелыми палашами. Ну ладно. Этот свое дело знает. Тарсаш молча бился в растяжках, стоя по колено в воде.

Увидев меня, он перестал рваться и отчаянно закричал.

Пронзительно, испуганно, по-детски.

— Сейчас, малыш. Сейчас… — Корабль выпрямился было, но тут же его накренило вновь. На сей раз вправо.

Поцелуй их всех кальмар! Кто там развлекается?

Растяжки лопались со звоном. Мой скакун упал было на бок, но тут же вскочил, визжа от страха. В люк хлынуло соленое, горькое, сбивало с ног; море радостно грохотало, захлебываясь злорадством; между досками обшивки тонкими упругими струями начала бить вода, расширяя щель…

И я понял, что мне эта бодяга осточертела.

Когг, как лежал на борту, так и застыл, удерживаемый морем, превратившимся — по крайней мере вокруг нашего судна — в плотную, упругую поверхность. Вода, что попала в трюм, послушно собравшись в тугой кулак, ударила изнутри, проламывая доски обшивки.

В дыру посыпался мусор, послышался голос Элидора:

— Твоя работа?

Я не был расположен вести длинные, содержательные беседы, потому что резать и рубить крепления, удерживающие груз, и разговаривать одновременно не получается. Тюки с шелком, мешки, ящики, бочки — всю эту кучу барахла я стаскивал в одну более-менее устойчивую груду.

Элидор уселся, свесив ноги в проем. Он, судя по всему, не чувствовал ни малейшего дискомфорта:

— Барахлишко собираешь?

Вылезу — убью гада! Богами клянусь — убью! Сколько уже собираюсь.

Тарсаш вздрагивает всем своим огромным, блестящим от воды телом. Косится на меня. Однако осторожно ступает на сложенный из груза постамент.

— Прыгай, малыш!

Сдавленный вопль Элидора. Мгновенный просверк подков. Дробный гул по покатому борту.

Воистину у меня скакун с вертикальным взлетом.

— Ты что, рехнулся?! Герцог! Принц! Император, твою мать!

Ругательства по нарастающей. Видать, до эльфа моего доходит туго, и по мере осознания он подыскивает мне все более лестные эпитеты.

— Вытащи меня!

— И не подумаю!

— Убью!

— Ну давай. — Он наклоняется над провалом, несколько секунд задумчиво на меня таращится, прикидывая, сколько у меня шансов прикончить его в таком положении. А потом я протягиваю ему топор, и — силенок у мужика хватает, даром что эльф, — монах меня выдергивает на волю.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Когг лежит на море, как на столе. Метров на сто вокруг — тишина и покой. Матросы толпятся на баке, в смысле… Гм… Интересно, как назвать место, где они толпятся, если палуба наполовину под водой, под углом к этой самой воде градусов в восемьдесят? Ничего приличного в голову не приводит.

А Элидор, не долго думая, отдает мне свой седельный мешок, в котором уложены его доспехи, хлопает ободряюще по плечу, мол, ты у нас, Эльрик, здоровый, тебе и тащить. И, как на пляже на родном Айнодоре, топает к стеклянисто застывшим волнам.

Капитана не видно. Не успел выскочить из каюты, бедолага. Он там предавался возлияниям с купцом, примазавшимся к нам до Амфитиона, и навозлиялся.

Не знают люди заповеди: в походе не пить.

Матросы таращатся на нас, как бараны, подойти боятся и не подходить боятся.

— Плот делайте, — советую я, осторожно ведя Тарсаша к воде. — С часок времени у вас есть, а до берега недалеко. Кстати, часть груза цела, если вам интересно.

На когге начинается робкая суета. Выискивается помощник капитана, который берется командовать, а я ступаю на поверхность воды.

Тарсаш проваливается по грудь, обманутый кажущейся твердостью. Барахтается несколько секунд, потом соображает, что не тонет, и успокаивается. Я иду по воде, как по суше. А вот на Элидора меня уже не хватает. Боги свидетели — я не со зла. Меня действительно не хватило. Нет, я не буду говорить, что меня не порадовал вид Его Высочества, рассчитывающего ступить на твердую поверхность и провалившегося по самые уши, но сделал я это не специально.

Выплевывая воду, эльф вынырнул, схватился за гриву коня, и мы пошли — в смысле кто пошел, а кто и поплыл — к берегу. До него и в самом деле было недалеко.

Эзис. Мерад

Омар, развалившись на подушках, смотрел сквозь наложницу, исполняющую танец живота. Меньше всего Омара занимали сейчас прелести юной невольницы. Перед глазами стояла картина разгрома в доме Аль-Апсара. Трупы охранников. И сам «султан» с двумя ножичками для фруктов, торчащими из глазниц.

Омар сразу начал выяснять подробности.

Два нелюдя, ищущие выходы на «султана» Эрзама и нашедшие их.

А потом наследник «султана» узнал, кто эти нелюди.

Первым был шефанго, прозванный Секирой Ахмази. Непревзойденный боец. Во многом именно благодари помощи этого нелюдя Ахмази оказался сейчас на том месте, которое он занимал.

Вторым был монах Белого Креста. До этого он убил Самуда, только что назначенного сераскиром Мерада. Убил шумно — кроме Самуда в доме нашли еще десяток охранников, порубленных, как на плов. И не вернулись четверо гулямов из погони, брошенной за нелюдем. А сам он ушел. Утверждали также, что с ним был какой-то гоббер. Впрочем, гоббер — это несерьезно.

А неделю назад этот же монах убил Шакора. Тоже сераскира. Тоже только что назначенного. Убил из арбалета. И рядом положил четверых охранников сераскира. В этот раз вместе с ним действовал Секира Ахмази.

Потом — Аль-Апсар. Который был сама осторожность. И к тому же маг.

Да-а. Похоже, монаху было все равно, чем убивать. Омар хотел бы видеть такого бойца на своей стороне. Но эльф был врагом. А Омар никогда не увлекался несбыточными мечтами. Раз нельзя привлечь на свою сторону, значит, надо убить.

Да и стоило ли думать об этих двух неверных? Колдун пообещал устроить такой шторм, что хватит на сотню лоханей, подобных той, на которой сейчас плыли убийцы, Жалко, конечно, что пропадут перстни Джэршэ, защищающие от магии. Но это не так уж и важно. Омар решительно не понимал того внимания, которое уделял этим перстенькам покойный «султан».

В комнату, оттолкнув по дороге наложницу, вбежал колдун:

— На корабле этих нелюдей есть маг.

— И что?

— Я не могу справиться с ним, повелитель.

Гоббер!

Все встало на свои места. Гоббер был магом. Он не участвовал в драках. Он прикрывал своих спутников от магии. И прикрывал хорошо.

— Корабль тонет, но нелюди двигаются к берегу. Прямо по воде, как посуху.

Омар схватил колдуна за ворот халата и, скомкав его в кулаке, подтащил человека к себе:

— Бери отряд Фархада. Бери перстень Джэршэ. И гони туда, где они выйдут на берег. Их трое. Двумя беловолосыми гигантами пусть займутся люди Фархада. Твоя цель — гоббер. Он — маг, и у него тоже есть перстень. Ты должен его убить раньше, чем он что-нибудь сделает вам. Все ясно? Колдун закивал.

— Справишься?

Секундная задумчивость, и маг затряс головой еще резвее.

— Иди. И пускай Фархад зайдет ко мне.

Омар мрачно проследил, как выползает из комнаты колдун, потом дернул головой, и понятливая невольница исчезла.

Все менялось. Монах и маг в одной команде означало только одно: Белый Крест начал использовать магию. Все менялось к худшему. С этими крысами еще можно было мириться, пока они действовали металлом (сталью или золотом, все равно). Но если они вооружатся магией…

В комнату аккуратно протиснулся огромный воин.

— Звал, повелитель?

— Да. Слушай и запоминай. Ты сейчас возьмешь своих орлов и поедешь вместе с колдуном. Он приведет вас к троим нелюдям. Одного из них, гоббера, он возьмет на себя. Гоббер — маг. Так что к нему не суйтесь. Пускай между собой сами разбираются. Ваша цель — двое других. Один из них — Секира Ахмази. Слышал?

Фархад кивнул и улыбнулся:

— Давно хотел встретиться.

— Вот и встретишься. Опасайся второго. Он умеет убивать всем, что попадается под руку. И умеет хорошо. Постарайся убрать его первым. Если что-то изменится, действуй по своему усмотрению. Но эти трое должны умереть. И с них надо снять два перстня. Таких же, какой будет на колдуне. Вопросы есть?

— А может, живьем?

— Фархад, этот эльф положил десятерых охранников Самуда. И даже не чихнул. Да и не нужны они мне живыми. Так что просто выполни приказ. Три трупа, и как можно быстрее. Иди.

Воин кивнул и так же осторожно, ученым медведем, вылез из комнаты.

Эзис — Румия. Море

Эльрик де Фокс

Мой скакун заржал, и это я услышал, как сквозь вату. Глухо. Отдаленно. Сколько мы шли?

Не помню. Все мои силы уходили на то, чтобы удерживать заклинание да еще переставлять ноги. Одну за другой. Хорошо, что у меня их только две.

А тяжелые у Элидора доспехи! Тяжелые… Тяжелые.

Элидор

Мы вышли на берег под вечер. Эльрик оглядел все вокруг мутным взором и, даже не попытавшись выбрать место получше, рухнул на песок в трех шагах от воды.

Я оттащил тело Его Величества к ближайшей дюне и задумался о том, чего бы съесть на ужин. Если вспомнить, что де Фокс проснется очень голодным, проблема «чего бы сожрать» вставала во весь свой гигантский рост.

Я начал ладить удочку. Интересно, какая рыба здесь водится?

Но доделать снасть мне не дали. Вдали послышалось лошадиное ржание, а потом и топот множества копыт.

— Эльрик, у нас проблемы.

Никакой реакции.

Я повернулся к де Фоксу и присмотрелся повнимательнее.

Когда-то отец Лукас учил меня определять виды сна. Нынешнее состояние Эльрика называлось: «Сдохну, но не проснусь».

Топот приближался.

Я медленно потащил меч из-под сумок с припасами.

Из-за дюн показались всадники.

Меч взметнулся вверх.

Верховые заметили нас и, завизжав, пришпорили коней.

Шансов не было. Как тогда.

Исманы были в десяти шагах.

Я улыбнулся и шагнул навстречу врагам.

— За нас! А, Элидор!

Эльрик возник рядом. Свистнул топор. Вплетаясь в бой, как в танец, выдохнул император:

— Фокс!

А слева был Сим:

— Орден и Огонь!

И сзади вместе со скрипом арбалетного ворота донеслось:

— Я верю в вас, мальчики. И завертелась кровавая чехарда. Искаженные яростью лица исманов. Вспыхнувший ярким светом перстень Шакора. Дикое ржание лошадей.

Свист и скрежет клинков.

Стоны умирающих.

Холодная ярость бешеной атаки.

Потом все кончилось.

Изрубленные тела вокруг. Несколько лошадей, судорожно поводящих боками, невдалеке. И звенящая тишина.

Я тихо осел на песок.

А император спал. И топор его лежал рядом, на песке, без единого пятнышка на лезвии.

Мне надоело обдумывать все выверты моей судьбы.

Я собрал оружие и деньги нападавших и пошел доделывать удочку, по дороге рассматривая перстень, снятый с чьей-то руки, валявшейся шагах в пяти от места побоища.

Перстень был точь в точь такой же, как у меня на пальце.

Эльрик де Фокс

Как-то очень неожиданно — ведь только что вроде стояло пасмурное утро — я увидел звезды. Потом до меня дошло, что я открыл глаза. Значит, они были закрыты.

Гениально!

Рядом потрескивало. Тянуло теплом.

Костер?

Точно!

У костра сидел Элидор и жарил на прутике рыбу. Лицо самодовольное. Волосы собраны в безобразный хвост, и раскосые эльфийские глаза от этого кажутся еще раскосее. Век бы не видеть эту образину! Хорошо, что с ним все в порядке.

— Проснулся?

— Жрать хочу.

— Грубиян. — Он отодвинул рыбину от огня. Понюхал. Поджаристая корочка пузырилась жиром. — Вкусно будет, — сообщил монах. — Я одну уже съел.

Как ни лень мне было шевелиться, однако я сел. Звезды радостно сплясали что-то хороводное, успокоились, и запах рыбы заставил все мои желудки заголосить.

— Зря жарил, — сказал я, доедая последний кусок. — Сырая вкуснее.

Оставался еще хвостик, плавники и позвоночник. Они лежали сиротливо на крышке котелка, ожидая, пока их закопают в песок.

— Нет, сырая определенно вкуснее. — Я сгрыз остатки позвоночника.

Рыбьи кости вполне съедобны, ежели у кого зубы, как у меня. Плавники и хвост уже куда-то делись. Элидор что ли подъел?

Поозиравшись, в поисках чего бы еще сожрать, я узрел наконец склад оружия, которого у нас с эльфом сроду при себе не водилось. Двадцать сабель. Ножи. Луки в саадаках и без. Это не съедобно. Зачем только монах их приволок? Пользы никакой, тяжесть одна… Что?!

Двадцать сабель?!

Двадцать!!!

— Ты где это взял?!

— Эльрик, расслабься. — Его Высочество растянулись на песочке, положив под голову плащ. Мой, кстати, плащ. — Ты скажи, откуда у тебя такой скакун? Он же ненормальный. Бешеный.

— Бешеный — это Мамед. А Тарсаш из Гульрама.

— Я не о месте покупки, болван.

— Сам такой. Не знаю. Сперва я думал, что это чистокровный гульрамец. Потом понял, что в нем намешано больше кровей, чем можно себе представить. И сипангская, и эннэмская, и гульрамская, понятно. Не исключено, что с Запада что-то намешалось — сам видишь, росточком его Боги не обидели. Вообще сочетание получилось на редкость удачным… Флайфет! Элидор, не заговаривай мне зубы! Где ты взял сабли?

— Лекция отменяется, да? Ну ладно. Хорошо здесь, правда? Уютно. Знаешь, люблю, когда пламя вот так вот выхватывает пятачок света, а вокруг… Кажется, что ничего нет. Только этот костер, И никаких неприятностей. Темнота вокруг, она… Как стена, что ли.

— Это для тебя темнота. А для меня так сумерки… М-мать! Элидор!

— Ась?

— Что тут было?

Он улыбнулся невинно, повернулся на бок, начал рисовать что-то на песке.

— Ваше Высочество… — Точка, точка, два крючочка…

— Принц хренов, ты говорить будешь?!

— Какие вы, женщины, нервные.

От крышки он увернулся. От котелка — нет. Уселся обиженно. Потер лоб. Достал из седельной сумки кошелек и вынул оттуда три перстня с рубинами. Абсолютно одинаковых. Один из них я лично снял с Аль-Апсара. Второй Элидор взял у Шакора. А третий… А третий откуда?

— Сдается мне, ты снова кого-то зарезал.

— Ваша проницательность, Торанго, приводит меня в восхищение!

— Не хами.

— Не дождешься.

Я бросил в эльфа горсть песка. Он лениво отряхнулся и перевернулся на живот, глядя в темную даль:

— Сюда приезжали гулямы. И маг. Сколько на Востоке магов, я просто диву даюсь!

— Какой маг?

— Н-ну… — Он задумчиво покрутил пальцами, видимо, изображая мага. — Такой… Черный маг. Или темный — я в этих твоих тонкостях не разбираюсь. В общем, он приехал сюда с двадцатью вояками, дабы прикончить тех, кого здесь найдет.

— В смысле?

— Нас прикончить. Какой же ты все-таки идиот!

— Нет, я понял, что нас… Я не понял только, что мы ему…

— Ты у меня спрашиваешь? — изумленно поднял бровь монах. — Это вы с Симом расхваливали мне ваш безумный Восток, где за каждой дюной сидит по гуляму, а ты у меня спрашиваешь, что мы сделали какому-то там магу?

— Ладно. Заткнись. В смысле продолжай. Я так и не понял, перстень-то откуда?

Лицо Элидора приняло выражение вселенского терпения и готовности к любым трудностям.

— Зря ты так, — сказал я, — Обычно я быстро схватываю. В смысле обычно я сперва делаю, а потом смотрю, кого сделал. Получается очень быстро. А здесь — ты уже всех убил. Мне, значит, некого и… Стоп! — Рука монаха, потянувшаяся уже к мечу, замерла. — Ты? Убил? Их? Всех? Один?

И веселиться расхотелось. А Элидор посмотрел на меня… Странно так посмотрел.

— Я не знаю, один или нет, — рыкнул он. — Но теперь у нас есть неучтенный перстень. Держи. — Он бросил украшение через костер, и рубин на миг вспыхнул алой звездой, отразив пламя. — Это тебе.

— Спасибо.

— Не за что.

Вроде все прояснилось. Нет, не все. Вообще ничего не ясно.

— Как так — ты не знаешь, один убивал или нет?

— Никак не знаю, — хмуро ответил эльф, — Мне показалось, что мы снова деремся вместе. И Кина за спиной. С арбалетом. М-мать… Мне не показалось. Я точно знал, что мы вместе. Понимаешь?

— Понимаю.

— Да ну? — Но сарказма в голосе Элидора было как-то непривычно мало.

— Может, объяснишь?

Я бы объяснил. Если бы нашел слова. Да только не находились они. Поразбежались все, запутались, сколготились в безобразную кучу, отталкивая друг друга. Эх, выпить бы сейчас! После пары глотков «коктейля» все объяснения приходят сами.

— Мы действительно вместе, — неубедительно пробормотал я, пытаясь сформулировать то, что формулировке не поддавалось в принципе. — И будем вместе, пока… Ну… Пока будем вместе.

— Угу. — Скепсис возвращался к эльфу на глазах. — Объяснил.

— Боги, Элидор, да это же медузе ясно!

— Я не медуза, — сухо заметил монах.

Возразить было нечего.

Я повертел перстень Джэршэ, глядя, как играет светом ограненный рубин. Украшение было, как ни странно, впору. В аккурат на средний палец.

А Паучий Камень остался в Эрзаме. Нет уж, ну его к лешему, этот подарочек.

— Может, пригодится. — Элидор проследил, как я прячу перстень вкошелек. — Они ведь и вправду от магии защищают.

— Может.

И я улегся спать. А что еще делать ночью, если все враги уже перебиты?

Эзис. Степи

И была Степь. И солнце. И выжженная зноем земля. Холмы уходили далеко-далеко в бесконечность, сливаясь с белесым от жара небом. Дрожало над землей тонкое марево горячего воздуха. Свистела высоко неразличимая в ослепительной глубине раскаленного неба какая-то птица. И больше ни единого звука не рождалось в бескрайней, величественной, равнодушной Степи.

— Здесь нам бояться некого, — заверил Эльрик. — Места нехоженые, а о колодцах древних только я, наверное, и знаю.

И Элидор, помнивший прекрасно, как в конце мая уходили они с Симом из Мерада, уходили, выматывая погоню, изнуряя себя бешеной скачкой; помнивший, как каждый холм, каждый куст, каждый овражек таили в себе опасность, почему-то поверил.

Он вылез из раскаленных доспехов. Сменил сшитый по западной моде костюм на удобную эзисскую одежду. И сидел в седле, на одном из трофейных коней, нахохлившийся, злой, недовольный всем на свете, а в первую очередь жестоким, яростным, невыносимым зноем.

Особенно тяжело было в полдень. Но в эти часы они обычно устраивали привал.

Эльрик заботливо укрывая своего скакуна белой попоной с оголовьем, отпускал побродить, поискать остатки зеленой, не высохшей еще травы. Заплетал в косу длинную черную гриву жеребца, чтобы не жарко было тому, чтобы овевал шею теплый степной ветер.

И в первый же изнурительный полдень эльф с изумлением узрел, как император подхватил топор и подался из сомнительной тени, в которую забился Элидор, на солнышко. На самый солнцепек.

Даже смотреть на его разминку было тошно. А уж подумать о том, чтобы начать двигаться самому… Боги! Да Элидору растаять хотелось в этом пекле, растечься грязной лужицей и чтоб не трогал никто.

Но на следующий день, на привале, Эльрик подошел к монаху, держа в руках… двуручный меч.

— Вот. — Он пожал плечами и покривился как-то смущенно. — Поучишь?

— Что?! — Элидор вытаращился на Торанго, как на привидение родного дедушки. — Тебя поучить?

— Я с такими дела почти не имел. Саблей — запросто. Меч и щит — тоже сколько угодно. Топор вот. Ну, на ножах, понятно, могу. А длинный клинок как-то… упустил.

— Господи, да зачем тебе? И вообще, где ты его взял?

— Ну. — Эльрик уставился на траву под ногами. — Придумал. В смысле иллюзия это. А зачем?.. Так ведь все равно делать нечего, пока кони отдыхают.

Эльф застонал и вытянулся на земле, закрыв красные глаза:

— Кони отдыхают! — Он снова издал полузадушенный не то хрип, не то стон. — Кони! А я тебе что — хуже коня что ли?

— Ездить на тебе я бы не стал, — задумчиво ответил де Фокс. — Может, и хуже. Поучишь?

— Ночью, — тоскливо пообещал монах, понимая, что шефанго все равно не отвяжется.

— Договорились, — покладисто согласился Торанго.

Степь. Бесконечная, жаркая Степь.

Эльрик соскакивал с седла и подолгу бежал рядом с Тарсашем, держась рукой за стремя. Он радовался солнцу. Он тянулся к нему. Он словно черпал из него силы. Тот Эльрик, которого видел эльф на Западе, угрюмый, неразговорчивый, мрачно-настороженный шефанго, исчез. Как будто его и не было.

— Тебя как подменили, — угрюмо пробурчал Элидор на одной из ночевок после очередной тренировки. Звездное небо дышало прохладой, и это как-то мирило с жизнью. Даже нашлись силы сказать несколько слов.

Эльрик улыбнулся и покачал головой:

— Тепло.

— С ума сошел, — печально констатировал эльф. — Это ж пекло!

— Тепло. — Эльрик потянулся, глядя на звезды. Голос его был непривычно мягким… Спокойным. Без угрожающего шелеста. Без порыкивающей насмешки. — Я уезжал на два года. — Шефанго смотрел в огонь, кутаясь в свой плащ. — В Венедию. Нужно было навестить Ярослава, да и вообще проведать знакомых. Я всегда начинаю с Венедии, чтобы привыкнуть к холодам. Из Эннэма, через Великую Степь… Там хорошо, еще даже лучше, чем здесь.

А на Западе холодно, Элидор. Там нет солнца. Совсем. Я вернулся сюда, как будто приехал домой… Ахмази говорил: мой дом в Эннэме. Может быть, он прав? Я не знаю. Может быть. Эннэм. Эзис. Знаешь, я готов был с потрохами продаться Аль-Апсару. Вы с Симом живы, Дракон из Драконов убит, и ничто не держит меня на службе у Величайших. Ничто. Мы задавили бы Запад одной только магией. Да и война за веру — это не просто громкие слова. Это сила. И воля, И вера. Яростная и безумная вера в свою правоту.

Монах слушал, не перебивая. С легким недоумением. Что нашло на императора? Откуда эта неожиданная задумчивая доверчивость? И… зачем она? Что кроется за кажущейся откровенностью?

— Люди даже здесь не любят солнца, — как-то тоскливо сказал шефанго. — Прячутся от него… Вот как ты. Да, я знаю, у них нежная кожа, она сгорает. Им больно от тепла, им больно от света. Боги… Я не хочу на Запад. Там нельзя жить. Жить хорошо только здесь, под этим солнцем, небом… А еще на Анго.

— Вот уж где солнца-то завались. — хмыкнул Элидор. — У вас же там даже летом снег лежит.

— Летом не лежит. — Эльрик, не глядя, протянул сухарь вышедшему из темноты Тарсашу. Погладил коня по мягким ноздрям. — Летом он у нас с неба сыплется. Давай спать. Охранять тут не от кого.

Эльрик де Фокс

Когда стены и башни Весты показались на горизонте, у меня уже вполне сносно получалось управляться с двуручным мечом. Во всяком случае, если верить Элидору. А какой смысл, скажите, ему меня обманывать? То есть я понимаю — обругать, тут он не скупится. Но хвалить… Монах утверждает, что я умел когда-то работать с длинным оружием. Не помню. Может, и умел.

Однако какой вялый Элидор стал, под солнышком-то. Как услышал, что пора доспехи надеть, аж перекосился весь, будто его селедка хвостом по лицу мазнула. Обленился парень. Прямо как я в холода.

Лошади его, почуяв жилье, ободрились, прибавили шагу. Тарсаш, недовольно мотнув головой, поддал, и в Весту мы влетели хорошей рысью, так что стража на воротах, переполошившись, едва не начала стрельбу.

— Да с миром мы, с миром! — недовольно проскрипел эльф, разворачиваясь в седле и отсчитывая несколько медяков.

— Видали мы таких «мирных»! — Старший охраны деньги брать медлил и косился недоверчиво на пыльные плащи; на арбалеты, притороченные у седел; на меч Элидоров, что рукояткой нахально из-под плаща выглядывал. — Сизый! Лейтенанта кликни!

Солдат, цвет носа которого соответствовал прозвищу, кивнул и дунул по улице, только пятки засверкали. Элидор вздохнул, откинулся в седле и прикрыл глаза. Две заводные лошади, радуясь остановке, начали бешено кивать головами. Тарсаш сердито храпел на солдат, загородивших дорогу, и на людей, что толпились позади, поскольку, перекрыв дорогу нам, ее, естественно, перекрыли для всех въезжающих в город.

— Может, подождем в сторонке? — поинтересовался я у монаха.

— Слышишь, десятник! — Эльф небрежно повысил командира охраны в звании. — Может, людей-то пропустишь, а мы вашего лейтенанта в стороне подождем?

Старший задумался.

Под аркой ворот пыли не было, и я скинул капюшон. Стянул перчатки.

Ш-штез! Когти неухожены. Сколько уж я ими не занимался вплотную?

Маникюрный набор лежал в кошельке на поясе. Хороший такой наборчик, я его не так давно заказал в Великих Западных. Сделано простенько и со вкусом — тисненая кожа, накладки из изумрудной щетки с агатом. Люблю гномийскую работу!

— Дурак ты. Фокс, — мрачно и неожиданно сообщил Элидор. — Теперь от нас точно не отвяжутся.

— Чего так? — Я заканчивал полировать коготь на среднем пальце и не хотел отвлекаться.

Однако пришлось. Элидор зря не скажет. Солдаты стояли вокруг нас со взведенными арбалетами и напряженными лицами. Толпа в воротах резво рассеивалась. По улице рысью несся десяток тяжелой пехоты, и поспешал, трясясь на рослом жеребце, бородатый мужик с нашивками лейтенанта городской стражи.

— Господин лейтенант, шифанги в город ворвались!

— Сам ты шифанга! — проревели мы с Элидором в один голос и с изумлением воззрились друг на друга.

— Всем стоять! Сдать оружие! — завопил лейтенант, не вникая в суть происходящего и удовольствовавшись лишь лицезрением моей маски.

Я протянул ближайшему солдату пилочку.

Солдат шарахнулся.

Лошади Элидора испугались. Все сразу.

Демиурги вмешались, как всегда, не вовремя.

* * *

— Так, Величайшие. — Окошко в стене, где застыли под воротами солдаты и Элидор, что-то втолковывающий лейтенанту, притягивало взгляд и отвлекало внимание. — Насчет перстней и Паучьего Камня. Они сейчас у некоего Аль-Апсара, «султана» Эрзама. Мы его, правда, убили, но пока он был жив…

— Султана? — тот из Демиургов, кого я называл для себя Первым, проследил наконец направление моих взглядов, и окошечко подернулось мутной пеленой.

— Ну, главы местных ублюдков. — Номер Пятый, светлый-ликом, с глазами, полными вековечной мудрости, любезно взялся поработать переводчиком. Первый поморщился.

— Он хотел сказать — подонков, — поспешил я на помощь.

— Понятно. Понятно. — Первый неопределенно пошевелил пальцами. — А… про последнюю… про последнюю звездочку ты что-нибудь знаешь?

«Поторговаться с ними, что ли?» — мелькнула гадкая мысль. Я ее поспешно забыл и честно сказал:

— Это не ко мне. Это к Элидору.

— О, Боги, — вздохнул Первый, явно забыв, что Боги в нашем мире не при делах. И в Зале появился мой монах.

Элидор

Эльрик взял и исчез. Охрана выпучила глаза. И наступила оглушающая тишина. «Эльрик, как ты вовремя смылся».

— Где ваш спутник? — осторожно поинтересовался лейтенант.

Я пожал плечами:

— Я знаю не больше вашего.

— Вам придется пройти со мной. — Лейтенант стал еще более осторожным.

— И ответить на несколько вопросов.

— И куда мы пойдем?

— В тюрьму, — ласково улыбнулся офицер. «А там мы вас по-быстрому повесим. До выяснения», — закончил я его фразу про себя.

— Я монах ордена Белого Креста…

Продолжить мне не дал внезапно взметнувшийся вихрь.

Я обнаружил себя посреди колонного зала, знакомого мне по описаниям Эльрика. Сам Эльрик стоял перед девятью неопределенной расы красавцами и брезгливо показывал в мою сторону.

— Вечер добрый, милейшие. — Я слегка поклонился.

— Торанго сообщил нам, что ты знаешь эльфа по имени Элеман, — мило улыбнувшись, сказал мне один из Демиургов.

Его улыбка живо напомнила мне такой же ласковый оскал давешнего лейтенанта.

— Знаю.

— Мы будем очень благодарны тебе, если ты сообщишь нам, как его найти.

Вот как! Вы, конечно, Светлые и, стало быть, наши потенциальные союзники. Но де Фокс вот, например, божится, что вы уничтожили собственный народ. Кому верить-то?

— А для чего он вам нужен?

И улыбку, улыбку повежливее. «Элидор, учись быть вежливым не только с дамами» — доподлинные слова отца Лукаса. Улыбка Демиурга стала немного натянутой:

— За ним охотятся многие люди. И не все они беспокоятся о его неприкосновенности.

Я заметил бессмысленный взгляд Эльрика. То ли вырубили его, то ли послушать разговор не дали.

— А вы, значит, гарантируете его неприкосновенность?

— На момент изъятия артефакта — да.

— А потом?

— Мы не можем вмешиваться в дела мира напрямую.

— То есть выбросите его, как использованную тряпку. Демиург вообще перестал улыбаться:

— Повторяю. Мы не можем вмешиваться в дела мира напрямую.

— И не можете дать Элеману даже какую-нибудь защиту?

— Можем.

— А если ему, к примеру, потребуется оказаться в определенном месте?

— Мы дадим ему все, что он попросит, — не выдержав, зарычал другой красавец.

— В пределах разумного, конечно, — поспешно добавил первый.

— Элеман — это я, — сказал я скромно и начал ждать оваций и фанфар. Их не последовало.

— Чего ты хочешь? — с некоторым облегчением спросил первый.

— То, что перечислил. Но сначала отправьте нас в монастырь святого Фелисьена. Когда я буду готов, вы заберете меня оттуда. Сигналом будет кукиш, направленный в небо. А потом доставите меня на Айнодор.

— Айнодор нам не доступен. Я с подозрением посмотрел на них. Потом посмотрел с некоторой жалостью. Не подействовало.

— Тогда в Грэс. До свидания, милейшие.

Эльрик де Фокс

О чем там Величайшие разговаривали с Элидором, я не знаю. Не слушал. Не из высоких каких-то побуждений, естественно, не слушал. А потому, что услышать не получалось.

Вот так всегда и бывает. Служишь Свету, не щадя живота своего — в прямом смысле не щадя: сколько дней на сушеной козлятине и холодной воде! Жизнью, можно сказать, рискуешь. Задницу о седло сбиваешь… Угу. И не верят. Все равно не верят. Начальство называется! Плохо то начальство, которое подчиненным не доверяет.

Стоп! Это кто подчиненный?!

Это я подчиненный?!

Не знаю, до чего бы меня такие мысли довели, однако от Элидора неожиданно отвязались, милостиво нам обоим кивнули, и оказались мы вдруг на мощенном камнем дворе, куда выходило множество низеньких дверок, как в хороших караван-сараях. А с нами, фыркая и вздрагивая, стояла вся четверка наших коней, и целы были чересседельные сумки, и вообще ничего не пропало.

Это не я, это Элидор проверял, честное слово. Я-то Демиургам верю.

А потом вдруг нам обоим стало не до Величайших: галерея, проходящая над двором, огласилась пронзительным визгом, и по лестнице — не промчалась даже — пролетела, не касаясь ступеней, самая красивая, хоть и не самая воспитанная в мире эльфийка.

Разумеется, спешила она к Элидору, это я, хоть и дурак, сообразил. И очень удивился, надо сказать, когда Кина повисла у меня на шее, продолжая причитать о чем-то нечленораздельно, и понять в ее восторженном монологе можно было одно-единственное слово: «Эльрик!» Однако удивление пришло уже после того, как я осознал, что кружу девочку по широкому двору, и, честное слово, от каждого ее поцелуя у меня сил прибывало стократ.

Я сейчас готов был с любым из Демиургов на ножах…

С драконом в рукопашную…

Я…

Я поставил Кину на землю, стараясь, чтобы щенячья радость из меня не перла так откровенно, и тут ее перехватил Элидор.

Ну вот.

Что называется, справедливость восторжествовала.

Чтобы отвлечься, я сам решил проверить, неужто господа Величайшие ничего не позаимствовали из нашей с эльфом поклажи. И если оправдавшиеся сомнения можно считать удовлетворительным результатом, то я оказался вполне удовлетворен. Потому что не обнаружил перстня Аль-Ап-сара и своей любимой маникюрной пилочки.

Зачем Демиургам понадобилась пилочка, ума не приложу.

Элидор

Отец Лукас явился следом за Киной. Его появление бурной радости не вызвало. Эльрик так и вовсе напрягся. Я думал, он за топор свой схватится. Нет, хватило ума просто клыки оскалить. Вроде улыбается он так. Из вежливости.

Ну и отец Лукас тоже улыбнулся.

Из вежливости.

Кажется, Эльрик его малость зауважал.

— Пойдемте в трапезную, дети мои.

Де Фокс поморщился. Мне это понравилось.

— Обед уже ждет. И мы пошли в трапезную.

Я был дома. Я снова был дома. Где мне всегда рады. Где прежде всего кормят, а потом уже спрашивают об успехах.

На следующее утро я предстал перед очами Черного Беркута.

Келья магистра удивительно походила на кабинет отца Лукаса в Румии.

— Рассказывай, сын мой.

Ненавижу! Ведь все уже написал. Я вздохнул и начал рассказывать.

— Я убил Шакора и снял с него перстень. После этого, помогая Эльрику де Фоксу, я убил Аль-Апсара, «султана» барбакитов и ночного султана Эрзама. У него я нашел еще один перстень. После этого мы покинули Эрзам на первом же корабле. Вскоре разразилась буря. С помощью магии Его Величества мы выбрались на берег. Там на нас напали барбакиты. Я убил их.

«Элидор, не слишком ли много убил?» — явственно отразилось мне во взгляде отца Лукаса. Магистр не оставлял надежды научить меня изящно излагать свои мысли вслух. Захотелось мстительно ухмыльнуться.

— На одном из нападавших я обнаружил еще один перстень.

Черный Беркут не то хмыкнул, не то хрюкнул. Смешно ему! Конечно, сначала лучший боец ордена не в состоянии добыть даже один перстенек, а потом эти бирюльки сами в руки валятся. Мы с де Фоксом уже успели повеселиться по этому поводу, а настоятель оценил всю прелесть ситуации только сейчас.

— Перстень я отдал Эльрику де Фоксу. В Весте Эльрика забрали к себе Демиурги. Через пару минут они забрали и меня. По утверждению Аль-Апсара и Демиургов, последняя звездочка находится в моем сердце. В обмен на звездочку Демиурги пообещали мне магическую защиту и возможность попасть в любую точку Мессера.

— Корабль утонул?

— Скорее всего, да.

— Сколько было нападающих и каков был уровень их подготовки?

— Двадцать один. Профессионалы. Магистр задумчиво посмотрел на меня:

— Растешь, Элидор. Я покачал головой:

— Я должен был погибнуть, отец. Как я сумел выжить и убить всех напавших, я не понимаю до сих пор.

— Когда Демиурги хотят извлечь звездочку?

— Как только я подам сигнал.

— А если ты откажешься?

— Этот вопрос не оговаривался.

— Это все?

— Нет, отец. Аль-Апсар упомянул мое настоящее имя, и я вспомнил, кто я.

— И…

— Я — Элеман. Наследный принц Айнодора.

— Брат Шарль примчался в монастырь с этой новостью через три дня после твоего отъезда.

Я изумленно уставился на отца Лукаса.

— Он услышал песню заезжего эльфа-менестреля. Отслоил всю романтическую шелуху и сделал правильные выводы. — Черный Беркут сочувственно глянул на меня. — Если хочешь, кури.

Я достал трубку и занялся ею.

— Чтобы решить твою проблему, собирался капитул. После долгих споров я постановил следующее: ты по-прежнему состоишь в Белом Кресте и пользуешься всеми правами брата, но ты в любой момент можешь уйти из ордена без всяких последствий.

— Я не собираюсь уходить из ордена.

— Сначала обдумай все, Элидор. Но вернемся к звездочке. Что ты думаешь по поводу этих Демиургов?

— Я не знаю, кто они и откуда взялись. Это совершенно точно не Величайшие. И магия их не имеет ничего общего с Силой Анласа. Но я доверяю мнению Эльрика де Фокса о том, что они однозначно выступают на стороне Света. Может быть, отец, мои мысли покажутся вам еретическими, но мне кажется, что нам стоит задуматься о применении магии орденом.

— Маги убили Учителя.

— Я помню это, отец. Но тех магов давно нет в живых. А на примере последних событий я убедился, что магия может служить и Святому Огню.

— Я подумаю над твоим предложением. Значит, ты рекомендуешь отдать звездочку Демиургам?

— Да.

— Я подумаю и об этом. Зайди ко мне завтра.

Эльрик де Фокс

Элидор погряз в отчетах и докладах, а у меня была неделя полноценного отдыха. Никто никуда не спешил. Никто, что характерно, никуда не гнал. Никаких заданий от Белого Креста. Никаких Величайших. Тишь да гладь.

Вообще-то, не могу сказать, что мне нравилось эдакое затишье. И не только потому, что атмосфера мужских монастырей не располагает Торанго Эльрика Трессу де Фокса задерживаться в них надолго.

На самом-то деле я собирался уехать сразу, как только сдал Элидора Кине, но отец-настоятель, от ханзер хисс, вежливо — стараясь не смотреть на мое лицо — порекомендовал «Его Величеству» (это мне то есть) задержаться на неопределенный срок.

Я спросил: зачем?

Мне не ответили.

Однако вместо того, чтобы по-обыкновению забуянить и усвистать из слишком гостеприимных стен, я остался. И отдыхал. Если не душой, то уж, во всяком случае, телом. Действительно ОТДЫХАЛ. Не так, как изложил бы это Его Высочество, принц Айнодора, а как отдыхают простые смертные. То бишь ел, спал (один!) и разминался с топором аж трижды в день.

Топор радовался такому вниманию. Посвистывал, напевал свою извечную песню, а под нее очень хорошо думалось. О многом. О том, например, что ничего еще на самом деле не кончилось. И хотя освободили уже Элидора от обетов, хотя прояснили нам любезно всю запуганную ситуацию со звездочками и перстнями, хотя оказались мы в неожиданной милости у власть имущих мира сего, ничего это не решало, а лишь прибавляло неясностей. Причем во всем.

Демиурги опасались неприятностей с Востока.

Аль-Апсар?

Но нет у него сейчас ни полного набора звездочек, ни перстней, да и Аль-Апсара самого нет. Не в нем, конечно, дело, а свято место, как известно, редко пустует, однако Паучий Камень сейчас бессилен. Надолго или нет, неизвестно, и все же.

Ждали Величайшие врагов с Запада.

Орки в Аквитоне. Гоблины в баронствах. Подозрительно терпимые к ним анласиты и друиды. Но у Железного Зигфрида, с благословения Деструктора командовавшего всей этой нечистью, не было полного набора цацек, точно так же, как и у Аль-Апсара.

И был еще Князь. Властелин Мертвых. Незваный гость, заглянувший в наш мир и задержавшийся в нем слишком уж надолго.

Солнышко вставало над миром и пригревало холодные камни двора, по которым вытанцовывал я босиком, чувствуя послушную смертоносность топора в руках. И радоваться бы солнышку, да как-то нерадостно было. Я бы даже сказал, что мне было неуютно.

Элидор

— Слушай меня внимательно, Элидор. Ты отправишься домой. Только не надо возражать. Ты сам хочешь туда попасть. Можешь расценивать это как боевой выход по приказу разведывательного секрета ордена. Звездочку пусть забирают Демиурги. Она нам не так уж и важна. Что ты будешь делать на Айнодоре, решать не мне. Ты полностью свободен в своих действиях. Теперь о раскладе сил. Готы и исманы в ближайшем будущем начнут войну против Аквитона, Румии и иже с ними. Во главе Империи и Эзиса — рилдираны. После их победы планируется совместное нападение исманов и сипанщев на Эннэм. При условии, что все эти действия хорошо скоординированы, и при том, что у них есть несколько очень сильных магов, шансы на успех у рилдиран очень велики. Орден исчезнет. Официально. Нас можно будет найти в Ригондо или северных баронствах. Оттуда мы и будем действовать. Кроме этих сил, существует еще одна — Князь. Я непроизвольно дернулся.

— Эмоции зачастую сводят на нет все успехи, Элидор.

— Эмоции кончились, отец. Он — просто труп.

— Не просто. За ним стоит Готландия.

— Что это?

— Мы не знаем. Все что известно — это название и то, что там копятся очень крупные военные силы. На чьей стороне, по-твоему, он будет выступать?

— Понятия не имею. Эльрик утверждает, что он повелитель мертвых. И он не из нашего мира. По словам императора, кроме нашего существует еще бесконечное множество других миров. Но-в то же время Князь соперничал с рилдиранами. Если у него крупные силы, то он может просто подождать конца войны и попробовать добить победителей. Но это все предположения. Я очень смутно представляю его силы и возможности. Ясно только, что они очень велики.

Отец Лукас задумчиво покивал головой.

— Что ты собираешься делать на Айнодоре?

— Постараюсь убедить эльфов вмешаться в эту войну.

— Ты знаешь что-нибудь о планах Торанго? Я пожал плечами:

— Вернуться домой.

— Иди, сын мой. Загляни ко мне перед тем, как соберешься к Демиургам и на Айнодор.

* * *

Кина постучалась осторожно и вошла, услышав привычно недовольный рык:

— Ну!

— Доброе утро. — Эльфийка остановилась у порога, с восхищением глядя на Эльрика. Сидя на кровати по-исмански, шефанго причесывался, и длинные белые волосы его струились блестящей волной, сбегая на покрывало. — Ты тоже еще не ложился?

— Я уже проснулся. — Император отложил гребень, начал заплетать косу и только сейчас сообразил, что он без маски…

— Ой! — Кина приложила руки к щекам. — Эльрик, кой ты… страшный.

— Сам знаю. — Эльфийка, кажется, не собиралась хлопаться в обморок, и де Фокс сверкнул клыками. — Не красавец — У тебя лицо… как маска. Жуткая.

— У меня лицо, как у шефанго.

— Ты не обижайся. — Эльфийка подошла ближе. — Я тебя вовсе не боюсь. Мне Величайшие подарок такой сделали. Как Элидору с Симом. Подожди, косу не так надо заплетать.

— Чего? — Эльрик поднял голову, и жесткие, непослушные пряди волос выскользнули у него из пальцев. Коса мгновенно распалась. — Слушай, девочка! — Шефанго оглядел Кину с головы до ног. — Я носил косу, когда твоих дедушки с бабушкой ещё на свете не было. И не тебе бы меня учить.

— Но это не правильная коса. — Кина улыбнулась ему, как капризному ребенку, который сам не знает, что ему нужно. — Давай я тебе заплету.

Может, Эльрик и закатил глаза, разве же у шефанго поймешь? Но эльфийка уже взяла гребень и кожаную ленту которой Эльрик подхватывал обычно конец своей косищи — Кина…

Женщины питали какую-то неизъяснимую тягу к его волосам. Де Фокс знал это прекрасно, хоть и не мог понять. И ни одной из многочисленных пассий не позволял вносить изменения в свою устоявшуюся за тысячелетия прическу. Вообще относился к косе трепетно, раз и навсегда приняв обычай Великой Степи: коса — честь воина. Если суждено тебе умереть — пусть. Главное — умереть достойно. Но если! сохранили тебе жизнь, лишив при этом косы, — не человек ты больше. Не воин. Вообще никто.

Глупо. Наивно. Однако въелось в душу, срослось. Не вырвешь ведь по живому.

— Не рычи, — фыркнула эльфийка. — Не боюсь я тебя. Ну-ка! — Она заставила его нагнуть голову. Нахмурилась. — Нет. Высоко. Сядь лучше на пол.

— Еще куда сесть?

Словно наблюдая за собой со стороны, Эльрик с бес конечным удивлением осознал, что послушно усаживается на пушистый, узорчатый коврик на полу. Здравый смысл онемел от изумления. Потом отвернулся и наглухо запер, за собой дверь, прошипев оттуда: «Женским капризам потакать можно, но надо ведь и меру знать».

— Умница. — Кина явно развеселилась. Обеими руками загребла невообразимую копну ослепительно-белых волос Эльрика, а потом рассыпала их по его плечам. Блестящие пряди заструились по полу мягким ковром. — С ума сойти! — искренне восхитилась девушка. — Все. Сиди так. Голову опусти.

Полчаса Эльрик честно терпел. Нет, Кина очень бережно обращалась с его буйной, подчас ему самому ненавистной гривой. И руки у нее были осторожными. И гребнем она не выдирала волосы остервенело, как делал это сам де Фокс. И не затягивала она ленту со злобной руганью в адрес так и норовящей расплестись косы. И… в этом-то и была загвоздка.

— Отойди, — выдавил наконец шефанго.

— Что, больно? Я уже почти все. — Эльфийка наклонилась. Ее теплое дыхание коснулось шеи Эльрика. — Ой, ты зачем когтями коврик подрал?

— Отойди. — Император дернулся сам. Поднялся на ноги. Увидел себя в тускловатом серебряном зеркальце и замер:

— Эт-то что?

— Где? — Кина чуть заробела. Подошла сзади.

— Вот это. — Де Фокс ткнул пальцем в зеркало, из которого смотрел на него… Там, в зеркале, был не просто шефанго. В лице его не осталось вообще ничего человеческого. Высоко, на самом темени заплетенная коса подчеркнула и без того выпирающие скулы; еще резче выдвинулся вперед узкий, тонко очерченный подбородок; совсем уж огромными стали однотонные, миндалевидного разреза жуткие глаза. Даже горбинка на сломанном когда-то давно носу стала заметнее.

— Ой, а в профиль-то… — Кина вывернулась откуда-то из-под локтя. — Просто жуть!

— Спасибо. — Эльрик мрачно разглядывал себя, пытаясь понять, нравится ему или нет.

— Пожалуйста, — искренне ответила эльфийка.

— Так я вообще на человека не похож.

— А ты и не человек, — резонно заметила Кина. — Теперь ты такой страшный стал, что…

— Ну-ну, — с хмурым интересом подбодрил ее Эльрик.

— Что даже и не страшно. Просто помрешь раньше, чем испугаешься. — Она вскинула голову, заглядывая в лицо шефанго. — Так лучше. Правда. Страшнее, но лучше. Видно, что ты — другой. Совсем другой, чем мы или люди.

Де Фокс задумчиво потянул себя за косу. Расплести? Но что-то в новой прическе действительно было…

— Постригусь я, — буркнул Эльрик, отворачиваясь от зеркала. — А ты чего не спишь?

— Ну… Я же говорю, не ложилась еще.

— Угу. — Император взял трубку. — Понятно. Дело молодое.

Кина мучительно покраснела, но спросила с некоторым даже вызовом:

— И что?

— Да ничего, — Де Фокс улыбнулся. — Что скажешь хорошего? Помимо того, что ты еще не ложилась.

— Они пообещали, что доставят нас в Грэс сразу, как только вынут звездочку. — Кина забралась с ногами на узкую монастырскую койку. — Знаешь, кажется, они были очень недовольны тем, что Элидор все мне рассказал.

— Правильно сделал, что рассказал. А Демиурги, они всегда недовольны. Жизнь у них такая. Трудно им.

— Понимаю. — Она свернулась по-кошачьи, положила подбородок на руки.

— Я до сих пор поверить не могу. Это же надо! Принц. Его Высочество, принц Айнодора!

— Я тоже не верю, — охотно поддержал ее Торанго. — Манеры у него… Таким принцам только свиней пасти. И то не всяких, а особо невоспитанных.

— Фу, Эльрик! — Черные брови сдвинулись над синими глазами.

«Боги! — взвыл про себя шефанго, — ну может ли женщина быть так красива?!»

— Перестань. Ты вовсе так не думаешь?

— Как не думаю? — Де Фокс заставил себя отвести от нее глаза. — Да. Так не думаю. Я вообще никак не думаю.

— Да ну тебя! — Кина подтянула к себе лютню, и тонкие пальцы побежали по струнам. — Вот он придет сейчас, вот ему попробуй сказать, что ему свиней надо пасти.

— Да я говорил. Не верит.

— Госпожа Кина. — В дверь тихонько и вежливо постучали. — Вас просил зайти брат-эконом.

— Бегу! — Эльфийка соскочила на пол. — Уже бегу!

— Эконому-то ты зачем? — совсем уж потерянно спросил Эльрик.

— А! — Девушка махнула рукой. — Они тут, оказывается, из малины вино делать не умеют. Правильное — не умеют. Так я обещала научить. А еще мы с ним Хранительское вино дегустируем.

— Что?

— Ладно. Я побежала.

Она выскользнула за дверь. И только слабо тренькнула, зацепившись за что-то, лютня.

— Ничего не понимаю. — Эльрик присел на кровать с нераскуренной трубкой в руках. Огляделся в поисках огнива. Дверь распахнулась. Ввалился Элидор, злой и веселый, и вместо «здравствуй» выпалил:

— Ты был прав.

— Здравствуй, — сказал Эльрик, бросив искать огниво и прикуривая от магического огонька. — Я знаю. А в чем прав-то?

— Ну-ка, ну-ка. — Голос Элидора резко изменился. Стал каким-то совсем уж гадким, склизким таким, паскудненьким. — Ты что с собой сделал?

— Это не я. — Де Фокс хмуро затянулся. — Ты сказать что-то хотел.

— Знаешь, — эльф наклонил голову, разглядывая Эльрика, — в этом что-то есть. Нет, я серьезно.

— Д’шагах!

— В кои-то веки говоришь шефанго, что он хорошо выглядит, и что взамен? — обиженно пробурчал Элидор. — Посылают. Сам Д’шагах!

— Следи за интонацией, придурок. Я-то тебя послал. А ты мне пожелал хорошей дороги. Ты новости принес или обижаться пришел? Если да, то говори.

— Если да. Ты кури-кури. А то трубка погаснет. Ты был прав, угроза идет не только с Востока и Запада. Помнишь орков в Аквитоне?

— Ну.

— Большие военные силы собраны в государстве, называемом Готландия.

— Это где?

— Не знаю. Готландцы заключили союз с орками, живущими на севере Айнодора. Собственно, это они оттянули на себя гарнизон в тот день, когда был сожжен город Кины. К барбакитам, рилдиранам или «Бичам» это отношения не имеет. Во всяком случае, аквитонские орки точно не служат ни Зигфриду, ни императору готскому. Они вообще новоопаленные. Изгнанники.

— Ну и ладно. — Де Фоксу было лень думать о войне, а уж тем паче действовать. — Светлых прижмут с трех сторон, но на то они и Светлые, чтобы их прижимали.

— Ты все еще не понял? — Элидор воззрился на него с изумленной жалостью. — Да ведь ты-то тоже Светлый. Уже почти месяц.

— Я домой хочу, Элидор! Домой, понимаешь? — император впился зубами в мундштук, и тот сломался с треском. — От ханзер хисс эльфе! Зеш гратге геррс! — Эльрик отшвырнул горящую трубку и прошелся по келье из угла в угол. — То, что вы с Симом умудрились втянуть меня во всю эту кашу, еще не означает, что я собираюсь расхлебывать ее дальше.

Он остановился, уставившись на улыбающегося эльфа, как на врага. Трубка тлела в углу, и Эльрик машинально забрал «силу» у чахлого огонька.

— Тебе, кстати, тоже не мешало бы на Айнодор наведаться, принц новоиспеченный, — проговорил он уже спокойнее. — Здесь все кончилось. Для того Мессера, который мы знаем, все кончилось. Пусть смертные грызутся между собой…

— Да, а мы отсидимся на Айнодоре и на Ямах Собаки. Так? Туда никто не сунется. Вы, как всем известно, — самые что ни на есть черные-расчерные чернушники…

— Мы не Черные! — Эльрик вновь начал сердиться. Элидор все сказал верно. Но тон его не понравился де Фоксу. Совсем не понравился. Можно было подумать, что эльф подозревает шефанго в трусости.

— А в чем разница-то?

— Черные — воплощенная подлость. Это крысы, понятно? А Тьма подлости не приемлет. Трусости не приемлет. Тьма — это… это Тьма.

— Ну-ну. — Эльф бесцеремонно развалился на койке. — Тебе виднее. Демиурги нас с Киной обещали забросить в Грэс. Оттуда до Айнодора рукой подать. Подниму там войска и — назад.

— Ты серьезно?

— Князь. — Элидор смотрел на Эльрика и улыбался.

— Чтоб вам всем провалиться! — тусклым голосом пробормотал император.

— Непременно! — Эльф уже просто скалился во все зубы. — Прямо сегодня. Буквально скоро. Вот только Кина соберется.

— Как?.. Вы… уже?

— Ага. Сколько же можно здесь торчать? Всем домой хочется. Да, кстати, у меня тут завалялось ненужное. Я по — думал, может, тебе пригодится. Дерьма, сам знаешь, не жалко.

Он кинул Эльрику серебряный футляр, в каких хранят дорогие свитки.

Эльрик без особого интереса достал свеженький, мягкий пергамент. Развернул его. И снова выругался. Но уже восхищенно:

— Ханзер хисс!

Это была карта. Подробная карта Материка. Переливаясь всеми цветами радуги, империи, баронства, королевства глянули на шефанго, ослепив и восхитив количеством. Как их все-таки много! И как трудно будет им объединиться, если Ямы Собаки начнут-таки завоевания!

— Спасибо.

— Да не за что. Я ж говорю — завалялась. У вас, я слышал, подробных карт Материка маловато.

— У нас их вообще нет. Новых.

— Ну вот и развивайтесь. Дикари. — Элидор соскочил с кровати, прошелся по тесной келье, повторяя недавний маршрут де Фокса.

— Ладно. Пора нам. Может, еще увидимся.

— Как получится. — Эльрик вытряхнул из сумки, с самого дна, шелковый сверток. Встряхнул, разворачивая блестящий, струящийся, сияющий тьмой и зеленью плащ императора. Горностаевый мех лился светящейся рекой. — Держи. У вас там, в замках, я слышал, сыровато.

Эльрик де Фокс

Ветер несся по двору, собираясь в маленькие смерчи, прихватывая края плащей и играя лошадиными гривами.

Кина плакала. И улыбалась сквозь слезы. И пришлось поцеловать ее в нос и соврать, что мы еще увидимся. А она поверила. Но все равно плакала.

В большом смерче уже неслись облака. Ветер крутился, подвывая.

Элидор поднял руку, прощаясь. Я кивнул. Вскочил в седло, и Тарсаш сам пошел к воротам. А Кина и Элидор исчезли в воющем вихре.

Вот и все.

Теперь-то уж точно — все.

Ну и наплевать!

А я поеду домой. Ненадолго. Надо же, в конце концов, и дома побывать.