Мигель с самого утра нагрузил Берану делами. Переложил на нее свои обязанности, между прочим. Принять груз устриц и рыбы с побережья, орехи и фрукты оттуда же, зелень и овощи из Боголюбовки, две подводы с мукой — недельный запас. И всякую мелочь из Порта: кофе и чай, пряности, сахар. Эта ерунда отнимала больше всего времени, потому что всего по чуть-чуть, зато разного, и все нужно проверить, внести в журнал, проследить, чтобы ничего не перепуталось и оказалось на своих местах, в подписанных ящиках и банках. Куча дел! Берана провозилась долго — Мигель быстрее управлялся, ну, так, он привык. А она в первый раз без присмотра этим занималась.

Спросят, если что, с кого? Мигель порядок любит почти как Заноза.

Но Беране бы в голову не пришло, что отец доверил ей свои обязанности для того, чтобы удержать в таверне, если бы приказчик, сопровождавший груз из Порта не обронил, просто для поддержания разговора:

— У вас тоже что-то затевается? У нас ребята Медвежатника всю ночь каких-то чужих на старых складах охраняют. Тех, пустых, знаешь? Койки им там поставили, водопровод подключили, еду из всех кабаков везут, и полевую кухню еще развернули. Говорят, человек пятьсот там. А у вас вместо Стражи солдаты на улицах. Неспроста это. Или Замок на Порт войной собрался?

— Или Порт на город? — фыркнула Берана.

Хоть пятьсот человек чужих, хоть тысяча, а понятно, что если Замок и Порт воевать затеют, Порт закончится. У Замка маги.

А в Порту сеньора Шиаюн…

Но она воевать не станет. Она, хоть и могущественней всех магов, но ее саму защищать надо, какая там война?   

Но Берана быстро сообразила, что к чему. Лесопилка на мельнице, новые дома во всех поселках и в Боголюбовке, пятьсот чужаков в Порту. Все очень просто оказалось. Вот, в чем Заноза прав, так это в том, что если хорошо подумать — если даже просто подумать — то все непонятное становится понятным.

— Это новые жители, — объяснила она, — в Порту у вас. А Замок их ждет давно, дома для них еще в июле строить начали. Слышал, наверное?

— И видел. Мимо-то не проедешь, дорога одна. В Северном и на Перекрестке новые дома построили.

— В Боголюбовке и в Шахтах еще. И леди Калимма в отъезде. Она их, наверняка, и насобирала где-то. Мигрантов, — выдала Берана красивое слово. И добавила, подумав: — возможно, гастарбайтеров.

Понимания она не встретила, ни то, ни другое слово приказчику ни о чем не говорили. И вообще, Порт вечно полон чужаков, там все или гастарбайтеры, или мигранты. Или она опять неправильно поняла, что это значит. Ну, и ладно! Все равно хорошо, что любые слова, которые слышишь от Занозы, можно говорить где угодно, не опасаясь, что это окажется какое-нибудь заковыристое ругательство.

Почему стражников заменили солдатами тоже было ясно. Мало ли, чего от новеньких ждать? А Гарнизон воевать умеет лучше, чем Стража. Стража, положа руку на сердце, ни на что не годна, даже карманника поймать не умеют. Убийцу Ольги Сцибовой не нашли до сих пор. И не найдут.

А вот с чего бы вдруг Мигель решил, что лучше Беране сегодня из таверны не выходить, оставалось непонятным. Осторожничает, что ли? Так беспорядки если и начнутся, то не в городе — здесь-то новых домов никто не строил. И не сегодня. Сегодня, вон, новички только-только на острове появились, их на складах в Порту поселили, и когда они переезжать будут, неизвестно.

Рассудив, таким образом, что ничего ей в городе не грозит, Берана, покончив с делами, не пошла отчитываться перед Мигелем. Он ведь еще работу найдет. Вместо этого она переоделась в свои кожаные доспехи, выбралась из комнаты через окно и отправилась гулять. Имеет право! Все утро трудилась, когда-то и отдыхать надо. 

А на рынке ее ожидали новости, которые никак не укладывались в объяснения насчет новичков, домов и патрулей из Гарнизона. По рынку тихо, осторожно, как-то без особой уверенности бродили слухи о том, что Стражи больше нет. Всех стражников сегодня ночью арестовали солдаты. Увезли в тюрьму в замке, или даже сразу в Копи. На каторгу. Без суда, без приговоров, просто по приказу леди Калиммы. Слухи были очень осторожными, но почему-то никого не огорчали, хотя нельзя же так делать! Нельзя хватать людей по ночам и увозить в адамантитовые копи, вообще никуда, даже по приказу княгини. То есть, по приказу можно, княгиня на острове делает, что хочет, но приказы такие отдавать нельзя.

Берана, собравшись с духом, пошла по гостям. По знакомым, то есть. Она многих стражников знала — почти всех, кто на рынке, в Ларенхейде и в слободах — Средней и Западной, служил. Они же поесть всегда в таверну приходили, и под конец дежурства, пива выпить, тоже туда. А иногда и не под конец. И не только пива. Чего там, если б не форма и дубинки, порой, не отличить было стражников от пьянчужек, из которых они дурь выбивали, прежде чем домой отправить или в холодную запереть, пока жена забрать не придет. Ну, и что? За это в Копи не отправляют.

В общем, Берана много кого знала, хоть и не дружила — кто со стражниками дружит? — но поздороваться, парой слов перекинуться, это всегда. Ей не трудно, а им приятно. Потому что никто с ними не дружит.

Только сами ребята из Стражи — это одно, а их жены — другое. Не очень-то они Берану любили. Сеньора Лэа всех женщин курицами называла, без разбору, так вот насчет этих теток Берана с ней была согласна. Хотя их-то сеньора Лэа, наверное, вообще в упор бы не увидела. Они же не из Замкового квартала, а из Слобод. Хоть и не слободские. В общем, не те люди, которых сеньора Лэа заметит, даже если наступит на них ненароком.

Да ну, при чем тут сеньора Лэа, вообще?  

Первым Берана навестила Шманюка. Тот жил с родителями и сестрой, по осени собравшейся замуж. Шманюка дома не оказалось, а Берану сначала впустили, даже в комнату провели, но как только она спросила про аресты, тут же и выставили. Ничего, мол, не знаем. Гус в казармах, когда вернется не сказал, и нечего тут.

В казармах — это не в Копях. Это же совсем другое дело, если Стража в казармах сидит. Это значит, особое положение или как там оно называется? Случится что-нибудь, тут-то всех из казарм выведут Гарнизону на помощь.

Берана обдумала это, решила наведаться в казармы попозже, и дальше по знакомым пошла. Гостьей незваной.

Вот тут-то и оказалось, что все правда. Беране даже двери открывать не хотели, она и не настаивала. Хватило того, что соседи рассказывали. Ко всем пришли, всех забрали. Ночью. Когда часы на Ратуше три пробили — тогда и началось. Солдаты из Гарнизона по всем слободским улицам прошли, в двери колотили, в чужие дома как к себе входили. Где-то, говорят, кто-то отбиться пробовал, да куда стражникам против вояк?

Как же так? Что такое на Тарвуде началось? И куда теперь семьям податься, которые без мужей, без отцов остались?

Берана прошла по Средней слободе, в Западную и соваться не стала, ясно, что везде одно и то же. Неясно, как быть. Что делать? Как людей спасать? И, главное, от чего? От княгини, что ли? Она совсем с ума сошла, если Гарнизон со Стражей стравила?

Да какое там «стравила»? Гарнизон Стражу сразу и заборол. Конечно, когда к тебе ночью врываются с настоящим оружием, не с дубинками, из постели вытаскивают и в кандалы сразу — что ты сделаешь? Но почему? Может быть, леди Калимму, пока она путешествовала, кто-нибудь… что? Подменили? Да! Ее подменили, подменыш вернулся, привел с собой армию в пятьсот человек, и решил Тарвуд захватить?

Может такое быть? Да запросто! Можно об этом полковнику Мейцарку рассказать? Он ведь Гарнизоном командует. Поверит он Беране? Да ни за что! К тому же, подменыш мог и полковника… ну, нет, не подменить, но… что-нибудь пообещать мог. Если полковник все знает, то Беране лучше ему на глаза не попадаться, потому что она теперь тоже все знает.

А если нет? Если полковника обманули?

Господь всемогущий и святая Тереза, как же быть-то? Что делать? К Мигелю бежать? Мигель дома запрет, скажет не лезть никуда. А сам… сам может влезть. Он такой. Любит, чтобы тихо было, но если решит за кого заступиться, если Смеркалось возьмет, то неизвестно, что будет. Нет, нельзя к Мигелю. Ему, может, и весь Гарнизон нипочем, кто знает, но ведь Беране-то он из таверны выходить запретит. А это никак нельзя. Без нее все пропадут.

«Заноза! — решила она, уже на полпути к таверне, — он всегда знает, где что делается. И знает почему». Если совсем честно говорить, то Заноза не просто знал, что на Тарвуде делается, он почти все сам и затевал. Но не аресты же стражников, не солдаты из Гарнизона на улицах… И пятьсот человек из другого мира Заноза вряд ли привел бы. И уж тем более леди Калимму он бы не подменил.

А если вместе с сеньором Мартином? Сеньор Мартин демон, он мог душу леди Калиммы забрать, кого-нибудь вместо нее подсунуть, и всё. И войско мог привести. Сеньора Лэа как-то говорила, что сеньор Мартин — принц. В других землях, в своих, там, откуда он родом. Уж принц-то найдет армию, если захочет. А принц-демон запросто может у обычной княгини душу отнять. Да вообще все может. Кто же их демонов знает? Они хитрые, умные, от них спасения нет, кроме как Богу молиться, а леди Калимма — это-то всем известно — даже в тарвудских языческих богов не верит, не то, что в настоящего. Пока Заноза не появился, сеньор Мартин ничего такого не хотел, а Занозе всегда мало, вечно надо что-то, не живется спокойно. Зачаровал он сеньора Мартина, кровью своей напоил или еще что, подчинил себе, и… ох, да ну как такое может быть?

И все же Берана понимала, что может. Еще как. Не зря сеньоре Шиаюн Заноза не нравился. То есть, нет, зря он ей не нравился, потому что Заноза всегда хочет как лучше, а главное — всегда делает как лучше. Ничего он еще не сотворил на Тарвуде такого, что плохо бы закончилось. Ну, убил двенадцать человек, было дело, так они на него сами напали. Но так все равно нельзя. Княгиню подменять нельзя, войска приводить, людей арестовывать ни за что, ни про что. Семьи без кормильцев оставлять.

Сейчас день. Когда стемнеет, Заноза на мельницу придет, тогда Берана его и отыщет, и спросит обо всем. Пусть рассказывает, что затеял. И людей выпустит. Всех, кого арестовали. И армию свою — или сеньора Мартина? — без разницы, армию пусть убирает, куда хочет. И чтобы леди Калимму обратно вернул! Не откажет же он ей. Раз кровь свою дает, значит, и в этом не откажет.

Нет. Заноза упрямый. Если что-то вбил себе в голову, будет делать. Потому что знает, гад, что всегда делает как лучше. С этим не поспоришь. Берана просто не знала, как ему объяснить, что с людьми так нельзя, хоть со стражниками, хоть с кем. Да никак не объяснить. Стражников мало. Если надо, чтобы им было плохо, чтоб остальным стало хорошо, Заноза ни за что их не отпустит. И леди Калимму не вернет. И армию…

Может, все-таки, это не армия, а?

Да день же сейчас! День! Самое начало! Заноза в своем мире, там, где ночь, и до вечера его на Тарвуде не будет. Значит, надо к сеньоре Шиаюн идти. Рассказать ей все. Вот кто обязательно придумает, что делать. Все, что сеньора Шиаюн советует — всегда хорошо. Так же, как все, что Заноза делает.

Как-то странно выходит, если и то хорошо, и это, а одно хорошо должно сделать так, чтобы другого не было, то как такое может быть? «Парадокс» это называется, вот что. Заноза их любит. Ну, и придурок он, все-таки. Как можно любить такое, от чего ум за разум заходит?

Берана предпочла бы ехать в Порт на Эбеносе, но днем того не получилось бы забрать из конюшни тайком от Мигеля. Пришлось идти на почту и брать лошадь там, заручившись обещанием конюха, ничего в таверне не рассказывать. Берана в обмен на обещание обязалась принести конюху графинчик водки, поэтому в соблюдении клятвы была уверена.

В том, что они вместе с сеньорой Шиаюн придумают, что делать, она тоже не сомневалась.

Тарвуд надо было спасать.  

На первом этаже Адмиралтейства царила обычная суета. Куча народу, всем что-то надо, как всегда не протолкнуться. Зато никто не обращает внимания.

Берана прошла мимо охранников к лестнице, быстро поднялась на второй этаж. Тут уже никого не было — лестницу перегораживали стальные двери, и их никто не охранял. Правильно, наверху только старый хлам, если его кто украсть надумает, так вору еще и спасибо скажут, что мусор вынес. Эти двери даже не запирались никогда. Зачем их, вообще, поставили — непонятно.

Притом, все ведь думали, что они заперты. Все думали, что по верхним этажам бродит Голем. Берана слышала о нем — в городе еще были люди, помнившие, как Голем служил прежнему лорду — и понимала, что даже самые надежные двери из самой прочной стали не удержали бы его, пожелай он выйти. Да, Голем пропал, и, говорят, в последний раз его видели в Порту. Но это было, когда лорд Хартвин уже умер, а Голем превратился в груду железа. Кто-то, может, и отволок его в Башню, бросил где-нибудь тут, но запирать двери, чтобы он не вышел так же глупо, как запирать их, чтобы не убежали сваленные в залах и коридорах обломки старых механизмов, стеллажи с пыльными книгами и сломанная мебель.

Берана бодро, через ступеньку, поскакала по лестнице вверх. С площадки пятого этажа краем глаза глянула в коридор — показалось, что там кто-то ходит — увидела в стене широкий, темный проем, вместо тех самых стеллажей и побежала дальше наверх. Только на площадке пятого этажа задумалась. Кто тут может ходить, кроме сеньоры Шиаюн? Да еще по потайным ходам, проложенным в воздуховоде между стенами. Кто о них знает, об этих ходах, кроме опять-таки сеньоры Шиаюн?

Стоит ли подниматься аж на тринадцатый этаж, если сеньора Шиаюн — на четвертом?

— Эй! — Берана перегнулась через каменные перила лестницы и крикнула вниз, — сеньора Шиаюн, здравствуйте! Это я! У нас тут случилось кое-что.

Ответа она не получила, да и не ожидала его. Лихо съехала по гладким перилам, подняв тучу пыли. Вытерла испачканные ладони об штаны. И заторопилась к сдвинутым в сторону стеллажам. Надо успевать спуститься в тайный ход, пока он не закрылся. А то неизвестно же, где механизм. Сдвинется стена обратно, и внутрь уже не попадешь.

О том, что делать, если стена сдвинется, когда она будет внутри хода, Берана не заботилась. Сеньора Шиаюн про эти ходы все знает. Да и вообще, про все Адмиралтейство все знает.

Света тут хватало — в залах, мимо которых вел тайный ход, были здоровущие окна, выходившие прямо в Хаос, где темно никогда не бывает. А стены были прорезными. Воздуховод же. Вентиляция. Фонарь бы, конечно, не помешал, но когда глаза привыкают, и без фонаря неплохо видно.

Коридор изгибался, повторяя окружность башни, плавно спускался вниз. Изредка под ноги подворачивались ступеньки. Здесь Берана уже не шумела — на втором и первом этажах люди работают, незачем внимание привлекать. Она иногда останавливалась, чтобы через прорези узоров тайком заглянуть в жизнь адмиралтейских клерков, но ничего интересного не видела. Бумажки, какие-то скучные разговоры, еще бумажки, кто-то кофе пьет, а тут шкаф открыт, дверцы красивые, резные, но внутри одни гроссбухи и опять бумажки. Тоска! 

…Что-то гибкое, длинное, метнулось из темноты, обвилось вокруг нее, прижав руки к бокам, и прежде чем Берана успела вскрикнуть, острая сталь уколола горло.

— Тихо! — прошипел неживой, нечеловеческий голос, прозвучавший, казалось, сразу со всех сторон.

Ее потащило вперед и вниз, ноги оторвались от земли, но Берана не упала. Ее будто держала и несла огромная длинная рука. И принадлежала эта рука… о, Господи — огромному, железному чудовищу. Нет, никакая не рука — бич из стального троса с острым лезвием на конце. Лезвие упиралось ей под подбородок, а бич уходил в тело чудовища.

Металлическая пластина вместо лица — ни глаз, ни рта, ни ушей. Голова растет прямо из широченных плеч. Железное тело ощетинено шипами, к которым Берану притянуло слишком близко. Попробуй дернуться, и сразу окажешься насаженной на стальные острия. «Железную деву» вывернули наизнанку? Что это такое, что за тварь? 

— Как ты вошла? — теперь она слышала, что шипящий голос исходит откуда-то из груди существа.

Берана секунду думала, насколько громко ей ответить. Может, кто-нибудь услышит? Что там за стеной? Это первый этаж, там всегда полно людей.

За эту секунду железное чудовище само нашло ответ.

— Демоненок, — кольца бича сжались еще крепче. — Твоя кровь открывает двери. Открой! Опусти этот рычаг.

Теперь она разглядела и рычаг — грубо вырезанная деревянная рукоятка, вставленная в серебряное основание, — и кабинет за прорезями в толстой стене. Приемную Койота. То есть, сейчас уже Медвежатника. Там раньше сидел Альфи Стаббс, а потом его убили вместе с Койотом. Медвежатник себе, конечно, нового секретаря нашел, но сейчас приемная пустовала. Кричи, не кричи…

— А ты сам? — спросила Берана шепотом, — у тебя же руки есть.

— Госпожа Шиаюн, уходя, заперла все двери, — прошелестело чудовище. — Ты можешь их открыть. Я не могу ни открыть, ни сломать. Давай, открывай, — стальные петли соскользнули вниз, теперь они охватывали ноги Бераны, освободив ей руки. — Вампир убил госпожу.

Это было неожиданней и страшней, чем вылетевший из темноты стальной бич, чем лезвие у горла, чем сама железная тварь с шипящим голосом. Госпожа Шиаюн? Сеньора Шиаюн? Убита?

— Не может быть, — Берана забыла, что нужно бояться, — не может быть! Ее нельзя убить, ты что, дурак? Она бессмертная!

— Вампир убил ее, — повторило существо. — Она хотела, чтобы я был с ней, защищал ее. Передумала и ушла одна. У нее была моя душа, теперь душа у меня. Госпожи Шиаюн больше нет.

Он отдал душу сеньоре Шиаюн? О. Теперь Берана поняла, в чем дело. Он не был врагом, и не был чудовищем. Он был кабальеро, он любил и защищал сеньору. Когда любишь — отдаешь душу, это так и бывает, а когда по-другому, то это не любовь.

Она уже подняла руку, чтобы потянуть рычаг. И замерла.

Вампир?

Так это что, Заноза, получается, убил сеньору Шиаюн? А Стальной Кабальеро любил ее и хочет отомстить? Хочет убить Занозу? Он сможет. У него получится. Он же… с ним ничего не сделать, ни пулями, ни мечом, ни вампирскими чарами. Беране было жаль сеньору Шиаюн. Ужасно жаль. Очень-очень. Так было больно и страшно, и плохо, что сердце почти не билось. Но она не верила, не могла поверить до конца. Потому что не бывает так, невозможно такое, никто и ничто на свете не могло причинить зло сеньоре Шиаюн.

Она бессмертная. По-настоящему. И такая красивая, такая нежная, добрая. Заноза бы никогда… Заноза никогда не причинил бы вреда женщине.

Но он подменил леди Калимму. Привел армию на Тарвуд. За одну ночь арестовал всю Стражу. Подчинил солдат Гарнизона. Зачаровал даже сеньора Мартина.

Кто знает, что еще он может сделать?

Нет. Сеньора Шиаюн жива, она точно жива. Бессмертные не умирают, и убить их нельзя, и… нельзя и все. А Занозу можно.

Господь всемогущий и святая Тереза, как же быть-то?! Открыть двери рыцарю, и Заноза умрет. Не открыть, и рыцарь в гневе раздавит ее стальными руками. Хотя… сейчас ведь день. Днем Заноза уходит с Тарвуда. Днем он в безопасности. Надо бежать на мельницу, к сеньору Мартину. Спросить о сеньоре Шиаюн. И рассказать о Стальном Кабальеро. Сеньор Мартин — демон, у него есть армия, он защитит Занозу. Все будет… все как-нибудь будет.

А если нет? А если Заноза и правда убил?..

Нет, нет, нет, невозможно. Берана зажмурилась, замотала головой, и охнула, когда Стальной Кабальеро, яростно зашипев, ударил ее о стену.

Он что, он решил, что она не откроет дверь?

— Кровь! — стальная змея снова обвилась вокруг всего тела. Рук не поднять, даже не вздохнуть, так сильно сдавило ребра. — Мне нужна только кровь, ты, демоническая сука!

Берана хотела крикнуть, но лезвие раскроило ей щеку, и от боли она беззвучно выдохнула из легких остаток воздуха. Забилась, вырываясь. Стальной Кабальеро вновь ударил ее о стену. Теперь лицом. Рукоять рычага целиком залило кровью, и когда металлические пальцы сомкнулись на выщербленном дереве, рычаг пошел вниз без сопротивления. Через секунду рыцарь вытащил извивающуюся Берану в приемную. Стальной бич сдавливал тело все сильнее. Нечем было дышать, в ушах звенело. Кровь текла и текла, брызгала на пол, на мозаичный паркет.

Стальной Кабальеро вышиб дверь в кабинет Медвежатника. Пустой. На счастье Медвежатника, на счастье Верны, которая тоже часто тут бывала… на беду Бераны. Если бы тут был хоть кто-нибудь, хоть кто-то… кто мог бы позвать на помощь!

Страшно шипя и хрипя, Кабальеро принялся крушить мебель. Он будто забыл про Берану, размахивал ею, несколько раз приложил о шкафы, о стену. Осколками стекол изрезало плотную кожу одежды, и Берана не знала, сколько из них, пробив одежду, вонзились в тело.

— Убили ее! — шипел Стальной Кабальеро. — Убили ее! Они все! Хотели убить ее! Они все умрут! И ты — первая, — он перевернул Берану вверх ногами, поднял к потолку, так, что ее лицо оказалось на одном уровне с его безликой головой, — это был твой вампир, сука! Ты заманила ее, обманула. Убила! Ты — первая.

Взмах бича, мгновения выворачивающего душу полета через разгромленный кабинет — прямо к большому, во всю стену, окну. Берана зажмурилась, чтобы хоть глаза уберечь от осколков. И даже не успела подумать, не успела понять, что за окном — Хаос.

Стекло зазвенело, и в облаке собственной крови она вылетела в смерть. 

*  *  *

Ангел явился Алексу Гарфильду наяву и на трезвую голову. То есть, это Алекс не спал. И не был навеселе. А ангел бодрствовал, разумеется, но насчет трезвости сказать трудно. Ангелы, они всегда… одухотворены. К тому же, этот ангел с порога торжественным и непререкаемым тоном понес такую околесицу, что при всем уважении к нему, как посланцу Божьему, Алекс все-таки решил, что тот выпил на дорожку чего-нибудь крепкого. Из лучших сортов ячменя.

— Отправляйся на остров и спаси чернокожую принцессу, — сказал ангел. — Не медли!

А ответить на вопросы отказался. Только повторил несколько раз, отправляйся, мол, на остров, лучше прямо сейчас, и спаси принцессу. Чернокожую. Африканку, стало быть. После чего исчез. Так же неожиданно, как появился.

Ангел был настоящий, тут никаких сомнений. Если человек не спит и не пьян, не настоящий ангел ему не явится. Значит, нужно было спасать принцессу. Занятие во всех смыслах достойное, поэтому Алекс не стал раздумывать над тем, что Земля большая, островов много, и принцессой может оказаться любая дочка любого из туземных вождей, и что дочек этих чуть не каждую вторую если не скармливают крокодилам в языческих ритуалах, то съедают сами или насильно выдают замуж. Да и работорговля по-прежнему процветала, несмотря на то, что была приравнена к морскому разбою.

В конце концов, раз их так много, этих принцесс, которых надо спасать, значит, будет из кого выбрать.

Алекс продал дом. Купил корабль — белопарусную красавицу-шхуну, которую назвал «Граниэль». За набором команды дело не стало, во-первых, спасение принцессы счел благим делом не только он, но и кое-кто из его друзей, во-вторых, им всем пошло бы на пользу на некоторое время покинуть родные берега. Англичане никак не хотели успокоиться после недавнего восстания фениев, и не переставали искать тех, кто остался на свободе. А предателей хватало. Увы. И угроза ареста становилась все более серьезной.

Так что, ангел явился как нельзя более кстати. И уже месяц спустя «Граниэль» вышла из Дублина, отправившись в долгий-долгий поход. В рыцарский квест по спасению прекрасной девы.

Признаться, в том, что дева будет прекрасной, Алекс сомневался. Он был ирландцем, он был романтиком, он верил в Бога и ангелов — а как в них не верить? — но представить красивую негритянку не мог, как ни старался. С другой стороны, от него ведь не требовалось жениться на принцессе. Только спасти. На это он был готов — они все, весь экипаж «Граниэли» готовы были спасать любое количество любых девушек, при условии, что никто после этого не будет настаивать на свадьбе.

«Граниэль» покинула дублинский порт в июне тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года. А к лету семидесятого она успела побывать на десятках островов по обе стороны Экватора, и в Атлантическом океане, и в Тихом, и в Индийском. Любой ирландец рождается с морской душой, и море было хорошим другом и «Граниэли», и ее команде. Хорошим, хоть и непостоянным, хоть и со скверным характером. От друзей, в конце концов, никто не ждет, что они будут идеальны. У всякого свои недостатки.

Спасать дочек туземных вождей от ритуальных крокодилов и несчастливых замужеств Алексу не пришлось, зато довелось взять на абордаж не один десяток работорговцев в Персидском заливе и в Индийском океане. Выяснилось, что девушки бывают красивыми, независимо от цвета кожи. Выяснилось, что захват пиратских судов — дело хлопотное, но прибыльное. Выяснилось даже, что действовать в союзе с англичанами не так уж противно ирландской натуре, по крайней мере в тех ситуациях, в которых «Граниэль» не справилась бы в одиночку. Вот только принцессы все не попадалось.

А однажды рисунок звезд на небе изменился. Стал незнакомым. И вместе с небом изменился весь мир.

Для «Граниэль» и ее команды началась другая история.

На Тарвуде Алекс бывал нечасто. Место, конечно, известное — один из немногих Причалов, откуда одинаковое расстояние до любого мира, но тарвудский порт не мог принять много хаосшипов, а долгие дни на рейде в ожидании пока освободится место у пристани, утомляли гораздо больше, чем самые сложные и долгие походы. Да и не так уж часто «Граниэль» бывала в мирах. Ее стихией был Хаос, а миры, порты, Причалы оставались лишь временными пристанищами. Отремонтироваться, взять или отдать груз, продать захваченного пирата, если подвернулся под руку какой-нибудь мерзавец. Иногда — почти всегда — случалось возить контрабанду. Но, в основном, «Граниэль» по-прежнему охотилась на работорговцев. В Хаосе, в бесконечном, непостижимом и нереальном океане, которые многие называли Безликим, их было даже больше, чем на Земле. И как на Земле приходилось иногда воевать вместе с англичанами, так же и в Хаосе «Граниэль» порой вступала в союз с правительственными флотами разных миров. И как на Земле, так же и в Хаосе ее команда не признавала над собой никакой власти.

Чем хорош был Тарвуд — полным отсутствием этой самой власти в Порту. Где-то на острове был город, в городе был замок, в замке княгиня, и она вроде бы правила Тарвудом. Но Порт жил сам по себе — привози, что хочешь, продавай кому хочешь, и что хочешь покупай — а «Граниэль» шла с грузом стослойного шелка из Карианы. Редкий, дорогой, волшебный товар, который к вывозу за пределы Карианского Кольца был строго-настрого запрещен. Тут уж мимо Тарвуда не пройти. На других Причалах с таким шелком светиться — это никогда больше в Кольцо не попасть. Карианская таможня зло помнит долго.

Получив добро на швартовку, «Граниэль» начала маневр, проходя почти вплотную  к высящейся на скале сияющей башне Адмиралтейства. Алекс гордился тем, что «Граниэль» узнают по этому развороту, по проходу к причалу впритирку к башне, по швартовке с точностью до линии, но эта точность требовала большого внимания. Очень большого. И он всегда сам стоял у штурвала, когда «Граниэль» швартовалась на Тарвуде.

Услышав звон разбившегося стекла Алекс решил, что, все же, не рассчитал маневр, и «Граниэль» как-то умудрилась зацепить одно из окон башни. Крика «человек за бортом» не ожидал никто, ни он сам, ни впередсмотрящий, ни остальные матросы, от изумления едва не забывшие о необходимости оставаться на местах. Все, кто был свободен, кинулись к правому борту.

Зачем? Куда? Это Хаос, а не море, в Хаосе утопленников не бывает. Свалился с корабля, или шагнул с края острова, считай, перестал быть. Рассыплешься в пыль раньше, чем успеешь испугаться.

Однако девчонка, вылетевшая в окно, беспорядочно размахивающая руками и ногами, в пыль не рассыпалась. Ее окружило алое облако, какая-то жидкость, собравшаяся в шар, как в невесомости. Жидкость стремительно рассеивалась, становилась все прозрачней, но, кажется, именно она хранила живую плоть от уничтожения.

Счет шел на секунды, на доли секунд. Принимать решения так быстро Алекс не умел, поэтому, когда время убегало, предпочитал действовать, а не думать. Рискуя шхуной, рискуя всем экипажем, он чуть доработал штурвалом, «Граниэль» чиркнула бортом по блестящей стене Адмиралтейства, поднялась чуть выше, и девчонка оказалась на баке.

Оттуда ее, ошеломленную и по-прежнему отчаянно брыкающуюся, утащили вниз, в жилую часть трюма. Алексу некогда было отвлекаться на приказы сейчас, когда «Граниэль» подходила к пристани. Да и в команде дураков не водилось. Все знали, что спасенным место в трюме, приспособленном для сравнительно комфортного существования. А то, что раньше никого из Хаоса спасать не приходилось, только с хаосшипов, так какая разница? Не в капитанскую же каюту эту сумасшедшую тащить. И не в кают-компанию.

— Алекс, — чиф вбежал к нему на ют даже раньше, чем с «Граниэли» бросили на пристань швартовочные канаты, — ты не поверишь, кэп, но она чернокожая. Эта девочка. Мулатка, не негритянка, но… если этот кофе и с молоком, то молока там совсем немного.

*  *  *

У нее было лицо ангела. Не в том смысле, что красивое или доброе, или особенное какое-то, а в том, что чернокожая деваха как две капли воды походила на ангела, явившегося Алексу десять лет назад. Потемнее была, разве что. И без крыльев. И волосы сбиты в дреды. Ну, и исцарапана вся, да в синяках, которые скоро должны были изменить ее личико до неузнаваемости.

Тот ангел тоже белой кожей похвастать не мог. Оно и понятно — у них не работа, а сплошная пахота, у ангелов-то. И все под открытым небом. Во дворцах бездельничать, да с арфами гулять — это не к ним. Хотя, и такие, наверное, тоже есть. Арфисты, то есть. Но и у тех забот хватает. Алекс многих музыкантов знал, и знал, что их труд — не сахар.

В общем, ангел был смуглым и крылатым, а девчонка — темнокожей и в синяках, и походили они друг на друга, как брат с сестрой. Чего быть, конечно, не могло, потому что ангелы ни от кого не родятся, и с людьми кровь не смешивают. Не демоны все-таки.

— Ты принцесса? — прямо спросил Алекс. Ну, а чего вокруг да около ходить?

— А что, не видно? — девчонка зыркнула на него синим глазом поверх приложенного к лицу мешочка со льдом. Глаз стремительно заплывал, но сверкнул весьма насмешливо.

— Я разных принцесс повидал, — Алексу ее насмешки были до… кхм… не при принцессах будет сказано, — по одежке не сужу. Ну, так что?

— А тебе какое дело?

Казалось бы, что трудного дать простой ответ на простой вопрос? «Принцесса?» «Да!» Или: «принцесса?» «Нет».

— Мне нужно было спасти принцессу, — объяснил Алекс. — Возможно, это ты.

— Ты б хоть назвался для начала, а? — она поморщилась, передвинула лед, тихо прошипела ругательство.

— А, ну да… я капитан Гарфильд. Алекс Гарфильд.

Забыл представиться. В тарвудском Порту его и так все знали, не первый год «Граниэль» сюда ходит. О том, что принцесса может оказаться горожанкой, Алекс как-то не подумал. Да и с чего бы горожанке выкидываться в окно башни Адмиралтейства?

А портовой девчонке с чего?

Хороший вопрос.

— А я Берана Лоче Сиобах. Только Мигель Лоче мне не родной. А родной папаша точно принц. Мама так сказала.

Фырканье и последовавшее за ним новое, сдавленное ругательство, говорили не столько о недовольстве ситуацией в семье, сколько о том, что обезболивающего Беране стоило бы дать побольше.

— Похоже на то, что твоя мама была права, — заметил Алекс с приличествующей обстоятельствам деликатностью.

— И что? — поверх мешочка со льдом на него воззрились теперь уже два глаза, правда почти превратившихся в щелки, — ты не похож на нотариуса, который введет меня в права наследства. Или может, ты знаешь, кто он такой, этот принц? Какого дьявола он нас с мамой в лодке посреди моря бросил, а?

— Понятия не имею. Мне просто нужно было найти…

— Да наплевать! — Берана вскочила на ноги. И до того резво вскочила, что чуть до двери не добежала сгоряча. Однако с вывихами, пусть даже вправленными, и серьезным растяжением связок не побегаешь. Во всяком случае — далеко не побегаешь. Два шага от койки еще ничего, а до дверей уже нет.

Упасть гостье Алекс не дал, поймал, усадил обратно на койку. Объяснил про вывихи и про растянутые связки, пообещал, что сейчас принесут еще обезболивающего.

— Рэрдон, это медик наш, сказал, чудо, что нет переломов, и что ты кровью не истекла. Тебя всю осколками изрезало. Насчет чуда не знаю, но бегать пока нельзя, а ходить — только с костылями и очень медленно. Лучше всего лежать. Или сидеть.

— На лошади! — рявкнула Берана, от злости позабывшая про боль. — Мне в Порт надо, и на мельницу. Мне только на лошадь сесть. Лошадь лучше всех костылей, — добавила она проникновенно. — И даже лучше кресла. Даже… почти как кровать.

Получилось совсем не убедительно. Ругаться эта девчушка умела явно лучше, чем просить или убеждать. Да и лошадям Алекс не доверял. Костыли, может, и не лучше, но костыли не имеют привычки орать дурниной или, ни с того ни с сего, пинаться подкованными копытами. К тому же, с костылей если и упадешь, то невысоко, не страшно, и на малой скорости.

О креслах и кроватях в сравнении с лошадьми даже говорить нечего.

Он был слишком удивлен, чтобы удивляться. Так себя, наверное, чувствует человек, на голову которому упал кошелек с золотом. Кошелек — дело хорошее, золото — еще лучше, но удар по темечку такой увесистой штукой убить ведь может. И вот бац оно тебе по черепу, глаза от боли на лоб выскакивают, на голове шишка с кулак, по ушам золотые монеты сыплются, и вроде радуешься, что вдруг разбогател, а вроде и не радостно как-то.

Алекс все не мог понять, а дальше-то что? Сначала он даже не мог понять, чего именно не может понять, но с этим, все-таки, разобрался. Он никак не ожидал встретить и спасти принцессу, никак не ожидал выполнить повеление ангела. Давно уже решил, что дело это безнадежное, поверил, будто так оно и есть. И вдруг все сразу: и спасение, и принцесса, и на ангела она похожа, как родная, и дураку ясно, что это что-то да значит, но… что?

И спросить-то не у кого. А главное, непонятно, о чем спрашивать.

Он мог бы даже решить, что выдумал Берану. От долгих переходов через Хаос чего только не случается. Там же демоны водятся. Не такие, как на Кариане, а настоящие, те, что восстали против Бога. Эти демоны рано или поздно добираются до любого, кто слишком мало бывает в мирах и слишком много — между ними. Кому-то начинает мерещиться всякое, а кому-то начинает мерещиться такое, что и все остальные видят.

И ладно, если только видят.

В пользу того, что Берана придумана, говорило ее сходство с ангелом. И то, что она выжила — тоже. У нее могли быть переломаны все кости, она могла истечь кровью. Рэрдон сказал, что, судя по ранам, били ее насмерть, били, чтобы убить, а она отделалась синяками и царапинами, которые, кстати, заживали слишком быстро для настоящего человека. Она уцелела в Хаосе без защиты. У нее были самые синие глаза во всей обитаемой вселенной. Да в конце концов, она выпала из окна именно в тот миг, когда «Граниэль» проходила вплотную к башне.

Но дреды! Если бы Алекс вообразил себе принцессу, она была бы с другой прической. Все остальное — пожалуйста, остальное можно списать на фантазии, но почему же не локоны или не вечно встрепанные негритянские кудри, да черт возьми, он мог бы поверить даже в то, что вообразил лысую девушку.

Нет ведь нет! У этой — дреды.

Войлок вместо волос, как доказательство истинности существования принцессы? Алекс давно уже убедился, что у Бога есть чувство юмора, и еще какое.

А Берана, когда поняла, что с «Граниэли» ее не выпустят, пока своими ногами не пойдет, тоже, кажется, начала думать сразу в две стороны. Получалось у нее так же плохо, как у Алекса. Ей позарез нужно было на какую-то мельницу, она даже согласилась на то, чтоб Алекс туда отправил кого-нибудь из матросов, раз уж самой нельзя. Но объяснить, с каким именно поручением посылать гонца, никак не могла. Начинала, умолкала, задумывалась, начинала заново. Правда, надо признать, что перед первым же приступом такой задумчивости со всей откровенностью сказала: «а вдруг ты тоже из этих, а я тебе все выдам». С одной стороны, это запутало дело еще больше, с другой, появилась какая-никакая ясность. Берана опасалась то ли врагов, то ли шпионов. И если б она рассказала, каких именно, все стало бы куда проще. Но она не желала даже сказать, кто выбросил ее в Хаос. На верную смерть.

— Мы тебя подобрали, — напомнил Алекс, — как мы можем быть заодно с теми, кто хотел тебя убить?

— Да нет же! — будучи здоровой Берана, наверное, имела привычку жестикулировать во время разговора, и сопровождать все слова живой мимикой. Сейчас она была сильно ограничена в возможностях: руки заняты мешочком со льдом, лицо болит, глаза почти закрылись. И все эмоции выплескивались в голос, в интонации. Каждое слово, чуть не каждый слог — с восклицательным знаком. — Не с ним заодно! Наоборот! С теми, кого он хочет убить!

— Ага… — Алекс решил, что с обезболивающим они опять промахнулись. На сей раз в большую сторону. — Он хочет убить кого-то, кого ты хочешь спасти. Он чуть не убил тебя. Мы заодно с теми, кого он хочет убить, и кого ты хочешь спасти, и поэтому ты ничего мне не расскажешь?

— Да! — Берана взглянула на него с искренней признательностью.

И тут же сникла:

— Что-то не то получается.

— А время идет.  

— Ладно! — она решительно брякнула мешочек в кювету с примочками и выпрямилась, — отправь кого-нибудь на мельницу! Там живет сеньор Мартин! Надо передать ему, что Стальной Кабальеро хочет убить Занозу! Сеньора Шиаюн заперла Стального Кабальеро в Адмиралтействе, а я освободила. Случайно! И теперь он ищет Занозу, чтобы убить! И еще, пусть спросит… — восклицательные знаки из голоса куда-то делись, Берана снова взяла лед, приложила к лицу, — это правда, что Заноза… убил сеньору Шиаюн? И еще… пусть Заноза скажет Мигелю, что я на «Граниэли». Или сам сеньор Мартин пусть скажет. Ему не трудно.