Из всех новопридуманных шайтанских изобретений самыми приемлемыми были автомобили и самолеты. Хасан, застрявший в тридцатых — «психологически» застрявший, так это называл Заноза — в том десятилетии, когда получил афат, успел при жизни освоиться и с теми, и с другими. Так что он сносно водил машину, а самолеты признавал самым быстрым способом перемещения между двумя сильно удаленными пунктами. Не самым удобным — он предпочел бы поезд. Но когда однажды, уже здесь, в Алаатире, они заспорили о сравнительном комфорте самолетов и поездов, Заноза, выслушав аргументы, не пффыкнул, как это обычно бывало, и не заявил, что мертвым комфорт не нужен. Нет, он нехорошо задумался, нырнул куда-то в свое пространство, заполненное бесконечным видеорядом новостей и картинок, бегущими строками чисел и слов, и ломаными молниями графиков. А когда вынырнул, недовольно сообщил:

— Поезд купить можно, но это займет время.

— Не надо поезд, — сказал Хасан непререкаемым тоном, который иногда действовал, — к цыганам поезд. У нас самолет есть.

По сути, Заноза не оставил ему выбора, кроме как летать их самолетом. Покупка билета на поезд могла быть чревата покупкой поезда целиком. Мальчик очень умный, и очень сумасшедший, и ни то, ни другое не исправить. Когда-то Хасану было жаль, что такие мозги так исковерканы. Потом привык.

Сейчас можно было бы ехать железной дорогой. «Амтрак» предлагал маршрут от точки до точки. Но стоило представить себе долгие часы в компании Эшивы, как самолет начинал казаться и быстрым, и удобным. Поезда проигрывали ему во всех отношениях.

— Ты решил обследовать все транспортные узлы, или мы полетим на восток? — поинтересовалась Эшива, когда Хасан позвонил ей и велел приезжать на аэродром.

Он ей про восток ни слова не сказал. Сама догадалась. Думала о том же. Думать об одном и том же с Эшивой — это все равно, что разучиться думать вообще. Но вопреки здравому смыслу, Хасан счел добрым знаком то, что индийская ведьма верила в возможности парня, живущего на востоке.

Она знала его. Хасан был наслышан о нем от Занозы. Ph.D Алекс Шерман, гениальный изобретатель, почему-то не получивший ни одного патента. Заноза называл его Доком, много о нем рассказывал, и рассказы были один другого неправдоподобнее. Хасан не поверил бы, но… мальчик не врал. Может, преувеличивал, в этом он мастер, но не врал, точно.

Два года назад, зимой, Заноза забрал из гаража один из своих шайтан-мобилей самопальной сборки, и отправился в «отпуск», искать приключений на задницу. С подачи Эшивы, как без этого? Заноза приключений наугад не ищет, ему целеуказание нужно, а Эшива всегда готова подать какую-нибудь дурацкую идею.

Вернулся он через две недели. Полумертвый, и совершенно счастливый. Из кузова побитого автомобиля взирал на окрестности ствол скорострельной пушки, и Хасан уставился на оружие с недоумением, естественным для любого, кто пытается хоть как-то соблюдать законы. Заноза всегда возил при себе что-нибудь тяжелое и совершенно нелегальное, но никогда в открытую, а эта пушка, она просто-таки вопияла: «я смертоубийственная, преступная и такая чертовски огромная, что меня невозможно спрятать!!!» 

— У меня для тебя подарок! — сообщил Заноза, тем своим тоном, который предшествовал особо впечатляющим событиям.

— Ты убил и съел Эшиву? — Хасан решил сразу предположить самое лучшее. Заноза выглядел достаточно голодным и бешеным, чтоб убить и съесть кого угодно.

— Я привез тебе кровь фей! Канистру!

В этом был он весь. Просто хоть на щит ему эти слова пиши. Должен же у мальчика из хорошей семьи быть щит с девизом? Кровь фей измеряли в унциях, она стоила дороже любых денег, дороже золота, покупалась и продавалась лишь в обмен на услуги или на легендарные предметы. Настолько легендарные, что многие, без обиняков, называли их волшебными, и если б Хасан верил в магию, он согласился бы с этим определением.

Заноза привез пять галлонов этой крови. Бронированный кузов шайтан-мобиля был измят, а в нескольких местах прорван — металл выгибался, как будто подранный гигантскими когтями. В добавок, из кузова на всеобщее обозрение торчала эта проклятая пушка.

— Как ты доехал, с этой дурой? — спросил Хасан, потому что знал, что все остальное мальчик расскажет сам. В красках, помогая себе мимикой, жестами и ругательствами. Устроит целое представление. — Никакое обаяние не убедит копов в том, что она — антураж ролевой игры в «Безумного Макса».

— Я появи-ился, — Заноза, кажется, готов был сплясать один из своих победных, дикарских танцев, но был для этого слишком слаб. Слоги он, однако, растягивал: верный признак прекрасного настроения и полного довольства собой. — Я просто появился тут, на парко-овке. Док меня отправил. Телепортировал. Ха! Это круто, чувак, но это на один раз, процедура ни хрена не отработана, так что нам еще долго придется летать самолетом. Зато, Хаса-ан… — он радостно заулыбался, и даже очень голодный вид не сделал улыбку менее заразительной, — смотри, что у нас есть!

Заноза нырнул в кузов. Чем-то там загремел. Чем-то тяжелым. Точно не канистрой с кровью. А через полминуты ствол пушки задрался в небо и загрохотали выстрелы. Слишком громко для чуткого мертвецкого слуха. Цыгане б взяли этого мелкого засранца, предупреждать надо, если собираешься стрелять так близко. И так долго. Очень долго. Как-то ненормально долго.

Морщась от грохота, Хасан заглянул в кузов. Заноза был уже в кабине: пушка управлялась оттуда, и системы наведения в шайтан-мобиле были не хуже, чем в каком-нибудь танке. Или вертолете. А в самом кузове, кроме канистры, стояло что-то…

Что-то. И все. Определения Хасан не нашел ни на английском, ни даже на турецком. На ум просились нечистый и цыгане, но только как ругательства. Ни тот, ни другие к сооружению в кузове отношения не имели. Оно выглядело… если опустить детали, вроде паутины армированных проводов, торчащих во все стороны шипов, пробегающих по металлу электрических разрядов, оно выглядело как металлическая рама на четырех ножках, высотой немногим больше полуметра. Рама стояла над ящиком, полным снарядов для пушки. И… их становилось все меньше. На глазах становилось меньше. Пушка стреляла, голова раскалывалась от грохота, выстрелы раздирали небо на куски, а из ящика под рамой, сошедшей прямиком со страниц любимых Занозой комиксов про безумных ученых, исчезали снаряды.

Это работало. Чем бы оно ни было, оно работало.

Когда грохот смолк, Хасан не сразу начал слышать. Был бы живым, слух, наверное, отказал бы на неделю. Так что слова Занозы, высунувшегося из кабины в кузов, такого довольного, что рука не поднялась дать ему подзатыльник за стрельбу без предупреждения, Хасан услышал не все. 

— …подарил. Стояла у него в подвале...  яма для угля… закончились… Мать их, Хасан, они закончились, столько мне пришлось стрелять! 

Уж что-что, а стрелять — это он всегда любил. И, наверное, всегда умел. Но полная угольная яма — это же настреляться до умопомрачения. Хотя, что там помрачать? 

Доктор Шерман изобрел телепортацию, а Заноза воспользовался его изобретением, чтобы отправиться куда-то, где только бесчисленное количество снарядов и повышенная надежность модернизированной пушки спасли его, шайтан-мобиль и, увы, Эшиву, от гибели. Причем, поскольку телепортер находился в стадии отладки, и бесперебойно работал лишь с мелкими предметами, добираться до места мальчик предпочел на машине. А обратно так спешил, что убедил Шермана испытать устройство с полной отдачей. И вот он, на парковке, вместе с машиной, целый и невредимый. А голодный потому, что слишком долго пользовался дайнами. 

И в кузове у него — канистра крови фей…

Стоило бы вспомнить эту историю сразу, как он пропал. Хасан ее и не забывал — про волшебную кровь разве забудешь? Особенно когда уже выпил ее и взял все, что она могла дать? Он помнил. Он просто не сразу сложил вместе исчезновение Занозы и ту, двухлетней давности, ссору с феями. Ведь не люди же разодрали когтями броню машины, и не от людей Заноза отстреливался так, что едва хватило патронов, и не победой над людьми он так спешил похвастаться, что даже не поел, и не захотел рассказать по телефону, и рискнул испытать на себе телепортацию. А для мстительности фей два года вообще не срок.

Что ж, разговаривать с ними, договариваться или приказывать — это задача Блэкинга. Задача доктора Шермана настроить свой телепортер так, чтоб тот отправил Хасана в то место, где «луна живет среди людей». И лучше б за два года док нашел способ возвращать отправленных обратно, потому что Хасан собирался забрать Занозу и вернуться. Ну, а Эшива… без Эшивы Хасан доктора Шермана не нашел бы. Будучи человеком, тот не мог пользоваться дайнами, зато придумал какое-то устройство, скрывавшее его дом. И работало оно не хуже «тумана». Может, даже лучше. «Туман», в отличие от изобретения Шермана, не спасал от телефонных звонков, телевидения и электронной рекламной рассылки.

Аэродром пролегал по дну заросшего лесом каньона. Сверху не различишь, если не знать, где искать, и понизу не доедешь — заплутаешь в лабиринте лесных тропинок. Состоял он из одной полосы и диспетчерской вышки. Из двухкилометровой, бетонированной полосы, и диспетчерской вышки, оборудованной по последнему слову техники. По самому последнему. Возможно еще даже не сказанному. Не для гражданских аэродромов, во всяком случае. Готовый к вылету «Гольфстрим» ожидал на полосе, а в открытые двери ангара были видны еще три машины. Две — совсем небольшие, двухместные — следствие привычки Занозы покупать все, что понравилось. Он, правда, утверждал, что оба его мелких самолетика разные, и для разных целей.

Оставалось надеяться, что ни на одном из них он не летает в Мексику за грузом наркотиков или еще чем, противозаконным. У Занозы много разных привычек. И большинство — вредные.

Вертолет стоял в отдельном ангаре. Русский вертолет, легендарный, старый, но по-прежнему непревзойденный. Когда Занозе приспичило купить боевую машину, Хасан не возражал. Сам он ни за что не стал бы связываться с такой головной болью, как военный вертолет, но… с чисто теоретическим интересом, присматривался к машинам КБ Камова. А Заноза не желал знать ничего, кроме «Апачей». Спорить с ним было бесполезно. С ним, вообще, бесполезно спорить и, если что-то не нравится, нужно просто запрещать, но надо совсем не иметь сердца, чтобы запретить ребенку покупать игрушки. И Хасан, когда разговоры о вертолете из неопределенных «а почему бы нет?» перешли в стадию: «покупаем вот это», заметил, что русскую машину будет проще вооружить. Это было все равно, что сказать: «мы не пойдем в зоопарк, мы поедем в «Диснейленд». Сработало безотказно. Настолько легко, что Хасан задумался, это еще педагогика, или уже манипулирование? Но манипулирование подразумевало получение выгоды, а боевой вертолет, хоть русский, хоть американский, это, в основном хлопоты. Вооруженный вертолет — еще и большие расходы. Значит, все-таки, прием был педагогическим.

В последнее время Заноза задумался над покупкой сверхзвукового самолета. Появились такие, гражданские модели. Мальчик говорил, что на нем гораздо быстрее будет летать через океан. Быстрее — с этим не поспоришь. Но куда так спешить? Ни одна поездка в Европу не обходилась без неприятностей, и неприятности почти всегда включали в себя уничтожение вампиров, а значит, не заканчивались, а преумножались. Так, спрашивается, зачем снова туда летать, да еще и быстрее, чем раньше? Нет, не зря говорят, у кого есть дети, у того есть и беды. 

И Эшива еще… Хасан услышал шум подъезжающей машины. По крайней мере, она не опоздала. До рассвета не так много времени. Четырехчасовой перелет съест большую часть ночи, по прибытии нужно будет еще добраться до дневки, а на востоке светает раньше, чем здесь.

Он не стал ждать, пока Эшива подойдет. Поднялся в салон. Раздвижные двери, отделяющие спальный отсек, были открыты, и Хасан помянул и цыган, и нечистого, когда увидел, что Заноза не потрудился поменять интерьер. А ведь ему на чистом английском было сказано: «убери эти чертовы гробы и верни нормальные койки!»

Хорошо, что этот перелет не подразумевал дневки.

Хасан не был суеверным, и не мог отказать гробам в комфорте, во всяком случае этим гробам. А еще они были безопасны. Надежно закрывающиеся, водонепроницаемые ящики из композитных материалов, которые подарили Занозе его друзья, и из-за изготовления которых, возможно, был отложен старт какого-нибудь лунного зонда.  Но Хасан считал, что они нелепы.

Заноза был с ним полностью согласен. Но Занозу гробы как раз нелепостью и радовали. Пожалуй, по возвращении, нужно будет пересмотреть взгляды на воспитание. 

— Здравствуй, дорогой, — сказала Эшива из-за спины. — Их все еще три? Как мило! Почему ты не выкинул один?

— Оставил для Мисато.

Выражения лица Эшивы он не видел, однако затянувшаяся пауза сказала, что удар попал в цель. В нормальной ситуации женщин нельзя расстраивать без необходимости, их разум слабее, они не могут достойно ответить, они вообще никак ответить не могут. Но с Эшивой ничего не бывает нормально.

Хасан обошел ее и сел в свое кресло. Взял книгу.

— Она в Чикаго, — сказала Эшива и уселась напротив, — ты ее сам туда отослал. Я даже слышала, ты в нее стрелял.

— Не я. Заноза.

Еще не хватало, чтоб он стрелял в соплячку, которой и трех лет после смерти не исполнилось.

— Заноза бы ее убил.

Хасан поднял взгляд и пару секунд разглядывал Эшиву с некоторым даже интересом. Заноза, значит, убил бы, а он нет?

Эшива сжала стоящую на коленях сумочку, взгляд сквозь вуаль метнулся к лежащей на стойке сабле.

— Ты бы зарубил. Только Заноза умеет убивать вампиров пулями.

Хасан пожал плечами. Спорить он не собирался. Заноза стрелял в Мисато, так они и познакомились, но если Эшива не знает этой истории, значит, ей и незачем ее знать. И подавно ей незачем знать, что это Заноза отослал Мисато в Чикаго.

Двухсотлетняя Эшива соперничала с трехлетней Мисато за расположение мальчика, у которого в жизни не было ни одной женщины, а после смерти — две за сто лет.

Кто поймет этих баб?

Выкинув обеих из головы, Хасан вернулся к книге.

*  *  *

Аэродром, на который сел их «Гольфстрим», тоже был частным. Не так хорошо замаскированный, зато отлично охраняемый, он располагался в живописном месте — среди лесистых холмов, скрывающих вид на город, защищающих от городского шума. Электрическое зарево за холмами заливало половину неба, но за исключением этого казалось, что немногочисленные службы да несколько автомобилей — единственные признаки цивилизации этого дикого северного края.

Машины подали прямо к трапу. Два «Мерседеса»: седан для мертвых, минивэн для живых. Европейские машины — тоже традиция, и тоже с давних времен. Рональд Юнгблад, тийрмастер, заявлял, что выражает таким образом свое уважение к европейскому происхождению Занозы. Заноза шипел, что Юнгблад не только не поддерживает отечественный автопром, но даже демонстративно его игнорирует. Хасан был почти уверен, что мистера Юнгблада забавляет шипящий Заноза. И, в общем, все оставались в выигрыше, потому что хорошие европейские машины лучше хороших американских, а смотреть на Занозу, когда он злится, и впрямь забавно. 

Встречавший их вампир представился Беном Джерниганом, с подобающей вежливостью выразил радость, которую доставил тийрмастеру визит таких дорогих гостей, передал приглашение остановиться на дневку в резиденции и справился о предпочтениях относительно ужина.

Формальности. Приглашение было получено давным-давно, еще в двадцатые, и сейчас хозяин тийра лишь подтверждал его. Ну, а что до предпочтений, так они не менялись десятилетиями. Хасан всегда предпочитал брюнеток за тридцать, Эшива — блондинов от пятнадцати, а Заноза — шляться по помойкам и есть кого попало. То, что он называл помойки клубами ничего не меняло, потому что собирались там преимущественно отбросы. 

— Рональд по-прежнему душка, правда? Такой интеллигентный, такой воспитанный. Не представляю, как он столько лет удерживает тийр, — щебетала Эшива, усаживаясь в машину. Щебетала с такой искренней непосредственностью, что не поверил в нее только Хасан.

Джерниган заметно занервничал. «Душка» Рональд захватил эти земли большой кровью, и удерживал железной рукой, по слухам, не без помощи колдовства. Вряд ли он наказывал за нелестные отзывы в свой адрес, но в том, что он слышал их все, и все запоминал, Джерниган, кажется, не сомневался. И то, что слова Эшивы походили на комплимент, не имело значения.  

Эшива могла себе позволить говорить о Рональде все, что заблагорассудится, но Джерниган не знал об этом, значит, не знал, кто она, значит, о захвате тийра в двадцатые он только слышал, и только сказки… значит, с большой вероятностью верил в слухи о колдовстве. Тем лучше. Хасан в двадцатые, вообще, был еще жив, но начиная с девяностых немало поспособствовал Рональду в удержании тийра, и в создании репутации колдуна, так что ему совсем не улыбалось столкнуться с кем-нибудь хорошо осведомленным. С одной стороны, хорошо осведомленные хорошо понимают, что многословие опасно. С другой, осведомленность плохо уживается с молчанием. А Джерниган если что и расскажет, так единственно лишь, что хозяин принял у себя какого-то турка со старой кровью и идиотку с красивым бюстом. Ничего интересного — Рональд Юнгблад был известен гостеприимством. Действительно ведь, если забыть о слухах и репутации, он — воплощенное обаяние и воспитанность. Настоящий джентльмен, по словам Занозы.

Занозе ни слухи, ни репутация, ни кровища, которой они с Рональдом и Эшивой залили город в двадцатые, не мешают отдавать должное хорошему воспитанию. Не может он упустить такого повода повыделываться и поязвить. И, наверняка, порой только воспитание и мешало Рональду подвесить паршивца за яйца на каком-нибудь из многочисленных городских шпилей, чтоб поразмыслил до рассвета о своем поведении.

Настоящий джентльмен, этого не отнимешь.

Младше Эшивы, но старше Занозы и Хасана, Рональд получил афат во время гражданской войны. Южанин — фехтовальщик, стрелок, почти аристократ, он не досадовал на то, что мир постоянно и очень быстро меняется, однако сохранял верность старым пристрастиям и привычкам. Как все они. Как все мертвые. Даже Эшива, как бы ни старалась скрыть патриархальное воспитание и манеры настоящей леди, не может делать это долго. Soydur, çeker.  И особняк, в котором располагалась резиденция, отвечал всем представлениям о красивых домах, сложившимся в середине девятнадцатого века. О больших красивых домах.

Светло-серый камень, колоннада двумя крыльями обнявшая подъездную площадку, изысканная лепнина на фасаде, и огромные окна.

Эти окна с рассветом не закрывались стальными щитами — по резиденции тийрмастера никто, боящийся солнечного света, днем не бродил. По Февральской Луне сейчас — тоже. Но Франсуа все равно каждое утро обходил виллу, чтоб лично убедиться, что механизм сработал, щиты опущены и в дом не проникнет солнечный свет. Он был уверен, что Заноза вернется, и не собирался менять привычный распорядок.  

Рональд встретил гостей в холле, и, поскольку до рассвета оставался какой-нибудь час, ограничился лишь приветствием, да пожеланием чувствовать себя как дома. Зато сразу после заката женщина, пришедшая, чтобы стать для Хасана завтраком, передала, что через полчаса господин Юнгблад будет ждать в оружейной. Она готова была проводить, но провожатые не требовались — где оружейная Хасан помнил по предыдущим визитам.

Рональд коллекционировал холодное оружие, Хасан собирал ножи. Тоже… коллекцию. Общий интерес сближает. Рональд раздобыл для него и для Занозы превосходные сабли, лучше всего, что Хасан мог найти сам, и даже лучше всего, что мог бы найти Заноза, потому что с оружием такого качества, деньги уже не играли решающей роли. Хасан, в свою очередь, поделился с Рональдом парой кузнечных секретов, перешедших от ратуна. Секретов было больше, их передавали из поколения в поколение, и пользовались, когда возникала необходимость. Хасан отдал два, и заручился дружбой Рональда — хорошее дополнение к взаимовыгодному сотрудничеству в поддержании порядка в Юнгбладтире.

Нынче вечером Рональд ждал его, чтобы сказать то, что оба знали и так.

— Я буду рад оказать любую помощь. Деньги, информация, оружие, колдовство — все, что понадобится.

О том, что понадобится, вероятнее всего, именно колдовство, он уже знал. И, вопреки слухам, колдуном, все-таки, не был. Но Юнгбладтир — большой город, и под рукой Рональда обитали самые разные вампиры с самыми разными дайнами.

— Спасибо, — сказал Хасан. — Прямо сейчас нам нужен только транспорт.

— Гараж в вашем распоряжении. И еще, Хасан, с помощью Блэкинга и магистра Мадхава мы можем попытаться снестись с князем Деунарасом.

— Глобализм на марше, — это была присказка Занозы, и сейчас она пришлась как нельзя более к месту, — у мальчика друзья по всей планете.

— И враги тоже. А у Занозы есть несчастливая привычка ссориться именно с колдунами. Князь Деунарас, если мы найдем его, сможет посоветовать что-нибудь дельное.

Деунарас, по словам Занозы, который никогда не титуловал его, мог приказывать духам. Блэкинг умел с духами договариваться. Мадхаву служили призраки — тоже неплохое подспорье. Теперь можно выяснить где Заноза, где он в человеческой системе координат, а не в шизоидных фантазиях Эшивы. Для этого должно хватить Блэкинга с Мадхавом: один задаст вопросы, второй переведет ответы на понятный доктору Шерману язык.

— Я предпочел бы обойтись без князя, — Хасан не знал Деунараса лично, но то, что тот родился семьсот лет назад, сильно ограничивало возможности диалога, — старая кровь хороша лишь в молодых вампирах.

— Заноза рассказывал о нем только хорошее.

— Заноза, с его дайнами, способен демонов приручать, не то что славянских туземцев. Он-то найдет общий язык с кем угодно, но это особенности его мышления, а оно… — Хасан попытался найти корректное, но подходящее слово.

— Оно особенное, — кивнул Рональд. — Я понял, о чем вы. Хорошо, значит, будем надеяться, что помощь князя Деунараса нам не понадобится.

*  *  *

Каждый вечер Берана придумывала себе дела на утро, чтобы Мигель не оставил ее ночным барменом. Раньше ей нравилось работать по ночам, ночью тихо, безлюдно и делать почти ничего не надо. Повара и официанты уходят спать, остаешься одна за всех, но и посетителей нет. Часа в три ночи заглядывают сменившиеся с дежурства стражники, для них в печке с вечера томится жаркое или гуляш или какая-нибудь каша, надо только притащить на стол горшок и тарелки, а потом убрать. Еще во время экзаменов приходят по ночам студенты, но с ними, вообще, просто: им нужен кофе. И все. Кофе они всегда просили черный, но Берана всегда подавала с молоком, потому что так велел Мигель. Он говорил, что черным кофе в таких количествах ребята испортят себе желудки раньше, чем закончат учиться, а маг с больным желудком — это головная боль для всего острова. Еще студентам полагалось печенье за счет заведения. А стражникам — по кружке бесплатного пива. А больше никаких дел ночью не было, и Берана, переписав в гроссбух все дневные расходы с оставленных Мигелем и официантками бумажек, могла заниматься чем угодно.

Ночь была самым спокойным временем. Самым безопасным. Берана всегда считала, что ничего не боится, знала, что с кем-то можно справиться, от кого-то убежать, куда-то — просто не лезть. С последним было сложнее, ведь пока не залезешь, не узнаешь, опасно там или нет, но к своим восемнадцати она умела и драться, и убивать, и убегать. У нее был всего один шрам, и никем не занятое сердце. Так что Берана имела полное право полагать, будто все знает об опасностях и о жизни.

До недавнего времени. До той ночи, пока не появился… вампир. Господь Всемогущий и святая Тереза, ведь он же правда вампир. Мертвый. Ходячий мертвец. И он пьет кровь!

Мигель не знал, кого впустил под крышу, кому позволил поселиться в таверне. Берана хотела рассказать ему, но, услышав, что этот… это… существо, услышав, что оно — вампир, Мигель чуть не рассмеялся. Он не стал смеяться только потому, что видел: она в своих словах уверена.

— Дочка, не всякий, кто пьет кровь — вампир, — сказал он, и пригладил усы, чтобы скрыть улыбку. — Это же Тарвуд. Кровь есть в меню и в нашей таверне, и в любой из забегаловок Порта.

— Но он боится солнца!

— И это тоже не делает его вампиром. Разве сеньор Сплиттер похож на мертвого? Он выходит по ночам, но он не охотится на людей, и не пьет их кровь.

«Пьет! — метнулась отчаянная и страшная мысль, — он пьет кровь из людей!»

— Ты не знаешь, — сказала Берана вслух. — Никто не знает.

Ей хотелось не говорить, а кричать, хотелось удариться в слезы и топать ногами. Орать: «он укусил меня! Он пил мою кровь! Прямо здесь, на виду у всех, на виду у охраны, и никто меня не защитил! И я сама сняла крестик!» Это было правдой — ее никто не спас, все видели, и никто ничего не сделал. От этого становилось еще страшнее. Вампир мог сожрать ее, и даже Мигель не стал бы ее спасать, она бы так и умерла у всех на глазах.

Но хуже всего было то, что сказать: «он пил мою кровь» не получалось. Она даже не пробовала. Не сумела бы. При одной мысли о том, что она тогда чувствовала… Господи, прости и спаси ее грешную душу! При одной мысли о том, как это было, хотелось только одного: чтобы вампир сделал это снова. И рассказать Мигелю — нет, невозможно. Так стыдно, что язык отнимается. Так ужасно стыдно, что лучше умереть.

Берана не собиралась умирать. Девять лет из восемнадцати ее пытались убить, так или иначе, в разных обстоятельствах, разными способами. И она выжила не для того, чтобы мертвец высосал ее кровь своим мерзким холодным ртом.

Рот был не мерзкий. Прикосновение холодных губ бросило в жар. И этот жар Берана ощущала всякий раз, как вспоминала о вампире.

Мертвецкое колдовство. Все они колдуны. Кто еще может встать из могилы после смерти? Он заколдовал ее, зачаровал, подчинил себе. Они так и делают — все они. Во всех книгах об этом написано. За прошедшую с той ночи неделю Берана прочла о вампирах все, что знакомые студенты смогли вынести из библиотеки академии. Еще была библиотека ратуши, открытая для всех, но там нашлись только романы, а ее сейчас в дрожь бросало от того, что кто-то мог писать про вампиров для развлечения. И тошнило при мысли о том, что кто-то это читал.

Хотела бы она, чтобы ее тошнило при мысли о вампире, пившем ее кровь!

В книгах из академии о вампирах писали разное. По правде сказать, там писали столько разного, что Берана почти сразу запуталась. Сначала ей казалось, что книжки друг другу противоречат, потом она уже не была уверена, так ли это. Пробовала возвращаться и перечитывать, сравнивать, но ученые пишут так сложно, что не понять, опровергают они друг друга или подтверждают, просто другими словами. Берана все равно прочла книги. От первой до последней. Узнала о вампирах много, но получалось, что почти ничего, потому что очень мало могло бы пойти на пользу. Кроме одного — главного. Чтобы избавиться от чар вампира, его надо убить. Насовсем.

В этом авторы книг сходились, так же как и в том, что вампиров убивает огонь. Остальное пришлось додумывать самой.

Берана не колебалась ни секунды. Как только ясно стало, что спасение в убийстве, она начала искать возможность убить. Это было привычно. И правильно. Самый верный способ избавиться от опасности — уничтожить ее. На Тарвуде думали иначе, тут была Стража и законы, которые запрещали убивать. Но на Тарвуде все равно убивали. Так же, как везде. Просто в других местах, где довелось побывать Беране, меньше беспокоились о том, чтобы спрятать трупы.

В этом смысле с вампиром должно быть проще: он превратится в пыль. А пыль, кстати, стоит больших денег. Кое-кто в Порту платит золотом за всякие такие штуки. Берана приносила в эту лавку собранные на Драконьем плато чешуйки виверн. Каждая стоила серебряный, а собрать за один выход можно было штук двадцать. В таверне она за неделю зарабатывала меньше, чем за одну вылазку к вивернам. Один раз ей удалось добыть яйцо, и деньги, вырученные за него не кончились до сих пор. Правда, Мигель тогда узнал, что она бывает на Драконьем плато, и взял с нее обещание никогда больше туда не соваться. Но вампир-то не виверна. Его можно убить, на его смерти можно хорошо заработать… надо только правильно донести эту мысль до тех, кто сумеет с ним справиться.

Берана и сама могла бы справиться. Раньше. Но не сейчас. Сейчас при одном взгляде на вампира, когда он проходил через зал, здороваясь со знакомыми, улыбаясь незнакомцам, она чувствовала лишь желание снова ощутить… это. Чем бы оно ни было. Она хотела, чтоб он снова укусил ее.

Выстрелить в него? Ударить ножом? Пробить сердце осиновым колом? Господь Всемогущий и святая Тереза, да она бы рада, но не поднимется рука! Окажись она с ним лицом к лицу, и все, на что ее хватит, это снова подставить ему шею.

Нельзя смотреть ему в глаза. Нельзя разговаривать с ним. Нельзя подходить слишком близко. Нельзя позволить коснуться себя. Эти правила уже не для нее, она зачарована, проклята, она уже совершила все мыслимые ошибки. Он прикасался к ней, он был к ней ближе, чем любой другой мужчина, он с ней разговаривал, и она смотрела ему в глаза. Синие глаза, подведенные черной краской, как у какой-нибудь шлюхи в Порту. У него кожа гладкая, как у девчонки, накрашенные глаза и дурацкое имя. От него ничем не пахнет, он холодный, он мертвый. И он очень красивый. Фарфоровый мальчик.

Нужно убить его, пока мысли о нем не съели изнутри. Нужно убить, пока он не убил сам.

*  *  *

Из двух недель прошло десять дней. Десять дней, доверху заполненных делами, новыми знакомствами, поисками, исследованиями, подготовкой подступов к Виго. Тот уже знал, что Заноза хочет встретиться с ним. Они уже виделись на нейтральной территории, в Милане, у общих знакомых. Были представлены, расстались вполне довольные друг другом, и Заноза получил приглашение заходить в гости запросто, как водится между добрыми знакомыми.

Никаких дайнов, ни с той, ни с другой стороны. Только личное обаяние. Уж чего-чего, а этого предостаточно. Заноза рисковал, соглашаясь на личную встречу, знал, что рискует: Виго мог уже войти во вкус власти, мог привыкнуть брать то, что захочется, и мог попытаться использовать какой-нибудь из своих дайнов, чтобы повлиять на него. В этом случае, пришлось бы стрелять, и не факт, что тридцати шести пуль хватило бы, чтоб угомонить вожака стаи, связанной Сентальдолашем. Были, конечно, еще две запасные обоймы, но, как ни посмотри, а стрельба в гостях, да еще и очередями, всегда создает проблемы. Хасан говорил, что в общественных местах вообще нельзя стрелять, надо пользоваться ножом или, в крайнем случае, саблей.

В первый раз он это сказал после того, как Заноза забросал гранатами холл художественной галереи в Риме, и за тот случай до сих пор было стыдно. Полуотрубленная рука не оправдание отключившимся мозгам, так же как отключившиеся мозги — не оправдание двум уничтоженным статуям и одной старинной фреске. Но во второй раз Хасан сказал, что нельзя стрелять в общественных местах после стычки в вампирами в Опера Гарнье. И тут он был… нет, прав, конечно, просто никто же не ходит в оперу с саблей. Уже давно. Уже больше ста лет. Не принято это. И Хасан сам тогда тоже стрелял. Что еще делать с теми, кто пытается применить дайны власти, если под рукой только пистолеты?

Против Виго, кстати, от ножа пользы было бы меньше, чем от пуль, а сабля осталась дома. Да и, вообще, убить его не удалось бы, снова выйти с ним на контакт тоже бы не получилось, Гушо пришлось бы брать штурмом. А как это сделать Заноза до сих пор не представлял. Лэа говорила о магии, но магии не существует, а иллюзии, несомненно, эффективные и очень эффектные, бесполезны, если их не увидит сразу вся стая. Так что вариант со штурмом отпадал, не стрелять в тех, кто использует против него дайны власти, Заноза не мог, познакомиться с Виго, однако же, было необходимо. Без приглашения, он, вообще, не смог бы войти в Гушо.

Пришлось идти на риск. И риск себя оправдал.

Как обычно.

Дома на стене в северной гостиной висел перекрученный кусок ствольной коробки от М16. Как напоминание о том, что риск оправдывает себя не всегда. Хасан повесил и запретил снимать. Сказал, что это должно хоть чему-то научить. Заноза знал, что научить чему-то его может только битье головой о камень. О крепкий камень. И знал, что Хасан тоже это знает. Но… обломок иногда вспоминал. Правда, обычно после дела, после того, как в очередной раз убеждался, что риск себя, все-таки, оправдывает.

Нынче днем Лэа установила датчики вокруг Гушо, а один умудрилась закрепить на шпиле, венчающем остроугольную крышу особняка. На границе с «туманом». «Туман» закрывал шпиль целиком, но датчик оказался на самой верхушке, в каком-нибудь миллиметре от границы действия дайна. Лэа понравилось, когда Заноза спросил, как ей удалось это сделать. Но объяснять она ничего не стала. Сказала: «я еще и не так умею». И все.

Любопытство потихоньку грызло мозг изнутри. Любопытство всегда грызет изнутри и поэтому оно опаснее любых дайнов власти. Это то, что ты делаешь с собой сам, и это то, что нельзя остановить — ведь не будешь же стрелять себе в голову только для того, чтобы перестать о чем-то думать.

Он когда-то попробовал и теперь знал, что стрелять бесполезно. 

А самым сложным теперь было уйти из Гушо раньше, чем спохватившиеся упыри разорвут его на куски, из которых уже не собраться. У них все для этого есть: оружие, дайны, численность. И на них не действует «туман». Потеряв его из виду, они стряхнут чары, какое-то время будут осознавать, что произошло, и за это время нужно успеть свалить.

Сколько времени ему самому нужно, чтоб понять, что он оказался под дайном власти? Нисколько. Он начинает стрелять раньше, чем дайн подействует. Но это… свойство характера. Хасан говорит: «темперамент». Издевается, по-любому. Говорит, что Заноза сначала стреляет, а потом смотрит — в кого, и что до вопроса «зачем» никогда не доходит, потому что какая уже разница? Это неправда. Каждый раз, когда он без предупреждения и без видимых причин всаживает какому-нибудь упырю дюжину пуль в голову, у него есть повод стрелять. Дайны власти — это всегда повод. И не его вина, что больше никто не умеет определять, когда эти дайны используются.

Вообще-то, это даже хорошо, что больше никто не умеет. Потому что иначе его самого давно пристрелили бы, или зарубили, или сожгли.

Итак, сколько времени потребуется вампирам Виго, чтобы понять, что их зачаровали? Столько же, сколько любым другим? Две секунды… Не так уж мало. Особняк невелик, и где бы ни был зал собраний, где бы ни проводили Сентальдолаш, если только это место не расположено очень глубоко под землей, за две секунды можно успеть добраться до какого-нибудь окна, если уж не до входной двери.

Можно и не успеть.

На этот случай есть Лэа со своей аппаратурой, и, следуя ее указаниям, он выйдет к дверям или окнам, даже сквозь «туман». Какая-то его часть, по крайней мере. Сколько-то, возможно, останется разбрызганным по полу и стенам Гушо.

Плохо быть некрупным. Неудобно. Чем тебя меньше, тем меньше можешь себе позволить подставляться. Некрупным парням приходится стрелять первыми, иначе можно вообще не успеть выстрелить. И темперамент тут совершенно ни при чем.

Он ждал вечера, ждал, пока стемнеет, чтобы пойти в «СиД» а оттуда, порталом, в Монцу. Очень хотелось подраться. В последние дни все мысли были только о том, как и что может не получиться в Гушо, и насколько велика вероятность боя. Знакомый признак. Давно научившись следить и за словами, и за мыслями, Заноза знал, что если уж он задумывается о «вероятности» столкновения, а не об «опасности», значит пора занять себя чем-то… разрушительным. На Тарвуде возможности не было, даже несмотря на то, что уже пару вечеров кто-то сопровождал его по темным улицам по дороге в «СиД» и обратно, и во время исследовательских походов по городу. Двое живых, или трое. Больше одного. Они держались группой, и стук сердец сливался в неразборчивый гул.

Живые — не тема на подраться. Живые — это просто еда. А на Тарвуде их и есть не будешь, так что от сталкеров не было вообще никакой пользы. Вреда тоже. Обзавестись врагами Заноза не успел, о венаторах здесь слыхом не слыхивали, так что причин быть объектом слежки он не видел, а разобраться с тем, кто и почему заинтересовался им сверх меры, времени пока не было. Одно дело за один раз — вот правило, которому лучше следовать бессмертным. Иначе, с учетом вечности, дел может накопиться столько, что не успеешь вообще ничего.

Потом, после Гушо, можно будет поймать сталкеров, допросить и съесть. А, возможно, после Гушо уже ничего и не будет. Если только Хасан не найдет его вовремя.

Мартина он сегодня не ждал. В гости к вампирам приличествует ходить по ночам,  Мартин в этом вопросе был демоном, соблюдавшим приличия и являлся всегда после полуночи. Часть сегодняшней ночи будет занята проникновением в Гушо и возможной перестрелкой, относительно второй части Заноза планов не строил, поскольку не знал, что будет после перестрелки с ним самим. Словом, он собирался после темноты в «СиД», и когда  сразу после заката раздался стук в дверь, был удивлен. Приятно удивлен. Мартина он был рад видеть в любое время, лишь бы не при алом солнце.

— Все еще двигаешь комод? — поинтересовался демон, когда Заноза впустил его в комнату. — Это привычка, или ты ждешь, что тебя убивать придут?

Это была привычка ждать, что придут убивать. Слишком сложная мотивационная конструкция, так что Заноза только плечами пожал. Взял у Мартина пакет с бутылками — при всей своей нелюбви к традициям, манеру демона непременно приходить в гости с гостинцем он одобрял — и ушел в ванную. Ужинать. Или завтракать? Нормальные вампиры на закате только-только просыпаются, у них, стало быть, в это время завтрак. А у него?

А какая разница?

Мартин себя чувствовал как-то не так. Чего-то он смущался или... может, опасался. Что-то такое трудноопределимое. Как большинство эмоций. Чистые, вроде злости, радости или страха случаются редко. Насчет того, что Заноза прячется, чтобы поесть, он прошелся, но без обычного задора. Сесть отказался. Стоял, сунув руки в карманы, привалившись плечом к стене. И когда Заноза уже думал помочь ему каким-нибудь наводящим вопросом, вдруг спросил сам:

— Слушай, а если бы я тебе дал генератор порталов вместо активатора, ты бы сбежал?

— По-любому!

Тут и думать было не о чем. Мартин потому ему и выдал активатор, прибор без возможности настройки, просто пульт с двумя кнопками. Знал, что с любым другим Заноза свалит с Тарвуда и нипочем не вернется.

Мартин вздохнул и снова замолчал.

— Чувак, — Заноза вышел из ванной, поставил стул в центре комнаты и уселся верхом, — что тебя терзает? Облегчи душу!

— Твои чары перестают работать, когда тебя перестают видеть?

— Мои чары никогда не перестают работать. Они могут действовать или не действовать, в зависимости от того видят меня или не видят, — Хасан уже в первой половине предложения  посмотрел бы на него таким тяжелым взглядом, что язык бы перестал двигаться. Он не любил, когда Заноза уточняет то, что и так ясно. А Мартин ничего, терпел. Даже не просто терпел, а слушал. — В зависимости от приложенных усилий, действие либо возобновляется, когда меня видят снова, либо нет.

— Ты можешь подействовать на стаю Виго так сильно, чтоб они, когда увидят тебя снова — снова оказались зачарованы?

— Нет. Они будут слишком злы для этого.

Вот что его терзало. Те две секунды, которые понадобятся вампирам на осознание действия чар. То есть, то, что случится, когда они истекут. Мартин что, не верил в Лэа?

Заноза попытался поставить себя на его место, но на то, чтоб представить себя женатым, воображения не хватило. Он делил кров с Хасаном, и верил в него даже больше, чем в себя, но ясно же, что это совсем другое дело. Нужно было представить Эшиву вместо Лэа. Заноза представил. И вообразить себя на месте Мартина получилось как нефиг делать. Доверил бы он Эшиве обеспечивать чью-нибудь безопасность во время вылазки в резиденцию враждебной стаи? Запросто! Переживал бы при этом за ее собственную безопасность? Да ни разу! Уж о себе-то Эшива позаботилась бы в первую очередь.

А Лэа — нет. Это ведь тоже называется недоверие, да? Когда переживаешь о том, что близкий человек неверно оценит опасность, пойдет на неоправданный риск? Да, это недоверие. Сомнение в чужом здравомыслии.

— Заноза, — Мартин помялся, — а если у тебя будет генератор порталов… нет, я уже понял, что ты сбежишь, но если, например, я тебе дам его в обмен на обещание не сбегать?

— Под честное слово?

— Да.

Заноза подумал. Генератор выручил бы его в Гушо. Уйти порталом можно было бы прямо на глазах у стаи, дайнами удерживая упырей от попыток помешать ему. Можно было бы покрутить формулировку, например, пообещать не сбегать с помощью именно этого генератора, и оставить за собой право смыться как-нибудь еще. Пообещать-то разное можно было бы.

— Нет, — сказал он вслух, — я все равно сбегу. Если даже и не прямо с ним, это без разницы. Разберу, пойму, как работает, сделаю свой, и сбегу.

Мартин, наконец, улыбнулся. В первый раз за вечер.

— Ты только пообещай не сбегать с тем генератором, который я тебе дам. А свой можешь собирать, пожалуйста, это столько времени займет, что ты к Тарвуду привыкнешь. Значит, ты больше не ограничиваешь срок двумя неделями?

— Я знаю, что Турок меня ищет. Будет глупо умереть, не дождавшись, пока он меня вытащит. Но я еще и не на такие глупости способен. Наверное, стоит сказать тебе кое-что… — Заноза поразмыслил, действительно ли стоит, и решил, что все-таки да, — я знаю, как работает активатор порталов. Принцип мне объяснили еще дома, оказалось, что он подходит и к твоим устройствам. Мне не сделать такое — не хватит ни знаний, ни навыков, но я уже почти собрал пульт управления. О миниатюризации говорить пока не приходится, честно сказать, я на нее вообще забил, но весь хард можно купить на Земле, и даже почти весь можно купить легально. Я притащу прибор из Монцы сюда, и если Хасан не найдет меня вовремя, если окажется, что то место с белым небом слишком уж близко, я свалю. Сначала снова Монцу, а оттуда — куда попало.

Он сказал что-то не то. То есть, он ожидал другой реакции. Никак не думал, что сделает больно. В мыслях не было!

Правда, если б не умение читать прямо в сердцах, минуя такие неважные вещи, как выражение лица, небрежное пожатие плеч, равнодушный голос, он даже и не понял бы, что задел демона, и задел сильно. Но чем?

— Эй? — Заноза встал со стула. — Что не так?

— А что не так? — Мартин снова пожал плечами и улыбнулся, — ты еще круче, чем мы думали. Это хорошо. Просто прекрасно.

— Ага. Вообще зашибись. Я, может быть, даже еще круче, я же понятия не имею, насколько вы меня недооцениваете.

Протянув демону открытую пачку сигарет, Заноза, в свою очередь, закурил. Как раз хватило времени, чтоб подумать. Он на раз-два понимал устройство и принцип работы любого прибора… Scheiße, да он разобрался, как работает хреновина с ладонь размером, объединяющая две точки на разных планетах разных галактик! По сравнению с этим, понять, как работает человеческая голова проще, чем с бревна упасть. Демоны, конечно, не люди, но Мартин здорово похож на человека.

— Я не сбегаю, — сказал он. — Я помню про лорда Алакрана, про то, что он поручил тебе за мной присматривать, и не собираюсь тебя подставлять. Иначе, зачем бы я стал рассказывать про пульт, который собираю в Монце? Когда я пойму, что все, край, надо искать дом самому, или я опять окажусь под белым небом, я пойду искать. Но мой пульт создает портал прямо там, где стоит. На другой планете, куда бы меня не занесло, я всегда смогу включить его снова. Если только там не окажется бездонной пропасти или жерла вулкана, или, хрен знает… шестнадцатиколесного Катерпиллера, прущего по встречке. Короче, я буду знать, как вернуться в Монцу, и как оттуда прийти на Тарвуд.

— И зачем тебе возвращаться в Монцу, а тем более на Тарвуд? — поинтересовался Мартин таким тоном, как будто ему вообще пофиг. Заноза и сам умел так говорить, только давно уже выучил, что этот тон обманывает лишь тех, кому и правда пофиг. Есть другие способы притвориться, будто тебе не интересно. Демонам они незнакомы?

— Вы мне нравитесь, — сказал он честно. — Лэа и ты. Она красивая, с тобой интересно, к тому же, ты демон. Ни одному вампиру еще не удалось сбежать от демона, если демон не хотел, чтоб вампир убегал. Я и пробовать не стану.

— Так ты хочешь сбежать или нет?

Заноза не стал смеяться. Но если б кто-нибудь знал, каких трудов это стоило ему дали бы хренову медаль. Или даже две. Он не стал спрашивать, сколько же Мартину лет, на самом деле? Пятнадцать? Или, может, еще и тринадцати не исполнилось?

— Не хочу. Но на Тарвуде не останусь. Хасан вернет меня домой, или я сам пойду искать дом, один черт, так или иначе я свалю отсюда. Мне нужна возможность уходить. Тогда я буду возвращаться. Ты такой же. Все люди такие.

— Я тебе дам генератор, — сказал Мартин. И неясно было, понял он, о чем тут Заноза распинался, или пропустил все мимо ушей, или, что чаще всего и бывает, понял по-своему, — раз ты все равно собрался сбежать, лучше уж налегке. К тому же там будет мой номер телефона, и координаты особняка на Арбате, того, в котором тир. Попадешь, если что, в ту часть дома, которая для своих.

— В Гушо он мне не пригодится.

— Почему?

— Не хочу упустить возможность подраться. Я все сделаю, чтоб уйти тихо, обещаю, — Заноза прижал руку к сердцу для пущей убедительности, — но все, что в моих силах. И если придется пострелять, так тому и быть. К тому же, воспользуйся я порталом, и Лэа окажется не у дел, а тогда она снова захочет идти со мной в Гушо.