Когда я вернулся домой, отец уже снял дверь и вместо нее повесил ватное одеяло, чтобы не задувал холод. Дверь лежала на двух табуретках, и отец приготовился натягивать дерматин.

Вышла мама, одетая в теплую куртку, в валенках и толстой шали на голове. Она собралась помочь отцу, хотя с утра у нее была температура.

— Мама, иди ложись, я помогу!

Отец повернул голову в мою сторону, но ничего не сказал. Это было хорошим признаком. Но мама не ушла. Она присела в сторонке посмотреть, как мы будем работать.

Отец взялся за один конец дерматина, я — за другой. Мы натянули его и уложили на дверь. Сверху крест-накрест положили тесемки. Через тесемки отец втыкал в мягкий дерматин сразу по несколько гвоздей с медной шляпкой и точными ударами молотка забивал их. Гвозди не отлетали в сторону, не гнулись, а мягко входили в дверь, подчиняясь ударам. Мне казалось, что папа не работает, а играет.

Мой папа может сделать любую работу, у него тысяча специальностей. Сразу после десятилетки его призвали в армию, и он служил на флоте. После службы он решил не расставаться с морем. Стал рыбаком, и в океанах рыбу ловил. Куда они только не заплывали, даже в Новую Зеландию!

Потом он ушел работать в геологический отряд в Сибири. Там он все делал: и землю копал, и грузы перетаскивал, а то уйдет в тайгу, настреляет рябчиков, нажарит и весь отряд угощает.

Мама после института приехала туда работать, и они там познакомились. Она расспрашивала его о приключениях во время плавания по океанам, о всяких случаях на охоте. Отец мой не больно разговорчив, но маме почему-то рассказывал.

Однажды отец из тайги медвежонка принес. Маленький медвежонок, чуть больше кошки, с черным носом. Мех мягкий, ходит вразвалку, а свернется клубком — на мячик похож. Так и назвали медвежонка — Клубок.

Он быстро привык к людям, а от отца не отходил, заберется за пазуху и засыпает. Отец его и кормил: обмакнет палец в молоко и к морде подносит, а Клубок сосет. Сделал для него отец между деревьев турник. Медвежонок заберется и качается.

Случилось раз так, что мама в лагере одна осталась. Геологи на работу ушли, а отец еще с охоты не вернулся. Наступил вечер, тихо кругом, только комары жужжат на разные голоса, как будто соревнуются, кто громче.

Наигралась мама с Клубком, покормила его молоком и сахаром и села работать. Взяла ящик с минералами… И тут открылась дверь, вбежал начальник их партии.

— Зина! — кричит. — За мной медведь гонится! Маму Зейнап зовут, но в отряде ее Зиной звали. Только успела мама засов на двери задвинуть, как увидела в окне огромного медведя. Он обнюхал все кругом, поцарапал лапами землю, где недавно играл Клубок, и стал ходить вокруг дома. Потом заревел так, что задрожали стекла в окнах и в шкафу зазвенела посуда.

— Это медведица! Она ищет своего детеныша, — догадался начальник отряда. — Надо выпустить Клубка!

Тут мама совсем растерялась, не знает, что делать. И медведицу жалко: потеряла детеныша, и расстаться с Клубком трудно. Медведица так навалилась на дверь, что казалось, дом закачался. Хорошо еще, что дверь наружу открывалась, а то бы не устоять ей. Люди замерли. А медведица со всего размаху ударила лапой в окно. Рама сломалась, а стекла разлетелись на мелкие кусочки. Просунулась медвежья голова с разинутой красной пастью и желтыми клыками. Рев стоял ужасный. Медведица полезла в дом! Мама от страха чуть сознание не потеряла.

В это время раздался выстрел. Зверь отскочил от окна, завыл и бросился в сторону выстрела. В комнату ворвался крик: «А-а-а!» Мама узнала голос отца. Она открыла дверь и выскочила на улицу.

Отец боролся с медведицей. Хоть он и очень сильный человек, но сладить со зверем не так-то легко. Медведица обхватила отца. Начальник отряда хотел выстрелить, но боялся, что может попасть в человека. В это время из дома выбежал Клубок и бросился к медведице.

Медведица почувствовала запах своего детеныша, склонилась к нему — это спасло отца. Он рванулся, выскользнул из медвежьих лап и побежал к дому. Сделав несколько шагов, он упал. Мама и начальник партии подхватили его, внесли в дом.

Медведица не преследовала их, она облизывала Клубка, радовалась, что он жив-здоров. Потом увела его в лес.

У отца было вывернуто плечо, сломано два ребра, в нескольких местах когтями содрана кожа. Его отвезли в больницу, семьдесят километров от базы геологов, мама часто приезжала к нему, привозила подарки от всего отряда.

Мама очень любит рассказывать эту историю. Я ее слышал раз двадцать и поэтому помню наизусть.

Сам отец никогда о себе не рассказывает. Я знаю о его жизни только из рассказов мамы. О том, что он рано потерял родителей, жил у старой тетки; что он совсем молодым пошел работать, а десятилетку заканчивал в вечерней школе; что у него было много трудного в жизни, пока он не поступил на наш завод и приобрел профессию. И поэтому, говорит мама, на него не надо обижаться…

Я и не обижаюсь. Разве можно обижаться на отца с матерью? Только одного я не понимаю. Вот у дяди Джамиля тоже была трудная жизнь, но он совсем другой. Он с Наилем и в кино, и в театр ходит, и каждое воскресенье в лес или на речку выезжают.

Раньше, до болезни, и со мной мама часто в кино ходила. А вот отца попросил один раз в цирк со мной сходить, когда дрессированные медведи приехали, а он не пошел. Сказал, что он их в тайге насмотрелся, на всю жизнь метки остались.

Теперь я никого не прошу, ни отца, ни мать. Есть в кармане двадцать — тридцать копеек — сам развлекаюсь. Но иногда, если честно сказать, я все-таки завидую Наилю. Наверное, это очень здорово поехать с отцом за город или послушать, как он рассказывает о своем детстве?..

Отец уже заканчивал обивать одну сторону двери. Получалось очень красиво, и мне тоже захотелось попробовать. Я подумал, что если у меня будет так же получаться, то отец увидит, что его сын тоже кое-что умеет.

— Папа, дай-ка я немного поработаю! — сказал я и, не дожидаясь его разрешения, схватил молоток.

Я замахнулся, как это делал отец, нацелился на блестящую шляпку гвоздя… Но попал по отцовскому пальцу!

Отец вскрикнул, схватился за окровавленный палец и ушел на кухню. Я слышал, как мама открыла шкафчик, как брала из него бинт и бутылочку с йодом, как ворчал отец, когда ему перевязывали палец… Но вот отец закурил. Мама никогда не позволяет курить дома, а тут не сказала ни слова. Я знал, что это означает: сейчас будут говорить обо мне. Мама прикрыла дверь кухни — значит, я прав.

О чем они будут говорить, я тоже знал. Мама ему скажет, что он отталкивает от себя ребенка, что посмотрел бы на своего друга Джамиля, что она меня совсем распустила, что я делаю что хочу, отстаю от Наиля в учебе. Мама рассмеется и скажет, что отец и сын очень похожи. Это она намекает на то, что сколько она ни упрашивала отца поступить в институт и учиться на инженера, он не поддался. Отец сделает вид, что сердится, и спросит: неужели мама стесняется жить с рабочим человеком, и что будет, если все станут учеными? Кто будет у станка работать? Или все заводы закроют?

Иногда они из-за меня и по-настоящему ссорятся. Это бывает вечерами, когда они думают, что я уже сплю. А я наслушаюсь их разговоров и долго не могу заснуть. Просто лежу с закрытыми глазами…

— Можно к вам? — услышал я чей-то голос.

— Пожалуйста, заходите! — вышла из кухни мама.

Отведя в сторону одеяло, вошли двое. Один был лейтенант милиции, а с ним человек в пальто с каракулевым воротником.

— О, бывшие соседи, здравствуйте! Я и не знал, что вы здесь живете, — сказал лейтенант.

Это был дядя Хамит. Он совсем не изменился за четыре года, только отпустил усы, черные-пречерные. Человека с каракулевым воротником я никогда не видел и решил, что это приятель дяди Хамита.

— Заходи, дорогой гость! Сколько времени не виделись… Говорят, ты теперь наш уполномоченный, это верно? — приветливо встретил гостей отец.

— Да. Это мой участок, — ответил дядя Хамит. — В свободное время обязательно зайду поговорить, старое вспомнить. А сейчас мы по делу.

Он взглянул на своего товарища. Человек с каракулевым воротником опустил руку во внутренний карман и достал фотографию. Я чуть не вскрикнул, но тут же взял себя в руки.

— Вы не знаете эту девочку? — обратился человек в пальто к моим родителям.

— Нет, — сказал отец.

— Никогда не видела, — покачала головой мама и повернулась ко мне. — А ты, Фаиль?

Я даже не заметил, как с моих губ сорвалось слово «нет». В ушах у меня звенело, сердце стучало так громко, что, наверное, всем было слышно. Я покраснел и, чтобы никто этого не заметил, отступил за буфет.

Это была карточка Савии, которую я отодрал с Доски почета! Как она попала к ним?

— С этой девочкой что-то случилось? — поинтересовалась мама.

— Это фото мы нашли на полу в квартире вашей соседки Новожиловой. Вчера ночью, когда она была на работе, там совершилась кража. Разве вы не слышали? — спросил человек с каракулевым воротником.

Я не слышал, что говорили отец с мамой. Мне вдруг показалось, что пол начинает падать, а я вместе с ним обрушиваюсь куда-то вниз. Я хотел выбежать вон, по ноги не двигались, будто их прибили к полу.

Пришел я в себя от громкого звонка. Это дядя Хамит и его товарищ звонили в квартиру Наиля. Голос Фариды сказал: «Войдите». Громко хлопнула дверь.

Всю ночь я ворочался с боку на бок. Засну и просыпаюсь, засну и просыпаюсь, и все думаю, думаю. Неужели тот мальчишка вовсе не племянник тети Клавы? Но самое обидное было, что я его совсем не запомнил. Помнил только вязаную шапочку, а повстречай я его на улице без шапочки — и не узнал бы… Я называл себя глупцом, растяпой, которого обманули, как маленького дурачка, и он открыл дверь в чужую квартиру!

Потом я опять вспоминал про фотографию, про то, как она могла очутиться в комнате тети Клавы. Вдруг мне казалось, что у человека с каракулевым воротником была вовсе не та фотография, что моя спокойно лежит себе на месте.

Ведь сколько раз мне казалось, что потерялась моя шапка. Я начинал ее искать по всем комнатам, в рукавах пальто, в ванной. Мама смеялась: «Наверное, раньше тебя в школу побежала», а потом находила ее под вешалкой.

Но немедленно начать поиски фотографии я не мог. Было очень рано, родители еще не ушли на работу. Я лежал и слышал, как они о чем-то шепчутся на кухне, как отец завтракает, как мама отсчитывает ему мелочь на трамвай и сигареты. Наконец отец сказал: «Я пошел», а мама ответила ему: «Счастливого пути».

Мама еще долго ходила по кухне, возилась у плиты, хлопала дверцей холодильника. Но вот на кухне погас свет, потом щелкнул выключатель в коридоре, дверь тихо открылась и закрылась. Щелкнул замок.

Я вскочил и бросился к своей одежде. Обшарил все карманы — нету! Тогда я принялся за учебники и тетради. Я перелистал их все подряд, потряс — фото не было.

Я опустился на диван и задумался.

Что же теперь будет? Наиль наверняка сказал, что это карточка Савии. Он ничего не боится, не то что я. Значит, теперь Савию вызовут в милицию и будут допрашивать?.. А может быть, Наиль промолчал? Не хотел ее впутывать в это темное дело? А Фарида? Эта уж ничего таить не будет, все разболтает! Надо сейчас же все узнать.

Я не стал терять времени, накинул на себя пальто, нырнул босыми ногами в мамины тапочки и позвонил в дверь Наиля. Как всегда, открыла Фарида. Она у них как на страже.

— Ты чего в такую рань? — спросила она.

— Позови Наиля! — ответил я, пытаясь пройти в квартиру.

— Он спит! — Она хотела закрыть дверь.

Я знал, что Фарида говорит неправду, сегодня с утра у Наиля математический кружок, а он никогда его не проспит. Я поставил ногу на порог, чтобы не дать ей закрыть дверь, и попросил:

— Позови. Важное дело есть!

— Подумаешь! В школе наговоритесь.

На мое счастье, появился Наиль. Фарида впустила меня, но уходить и не думала. Пришлось ей сказать:

— Не подслушивай! Это девчонкам неинтересно.

— Ох-ох-ох! Тайна двух океанов! — хмыкнула она и ушла.

Я зашептал Наилю:

— Вчера дядя Хамит фото показывал?

— Да. Фото Савии.

— А ты сказал ему, что это Савия?

— Конечно. А что?

— Ты меня предал! — с отчаянием произнес я.

Наиль ничего не понял, начал, как всегда, что-то объяснять. Он весь раскраснелся, держал меня за рукав, чтобы я не убежал.

— Ты разве не слышал?! Клавдию Петровну обокрали! А фото у нее на полу нашли. Значит, его потерял вор!

— При чем тут вор! — заорал я на всю квартиру. Влетела Фарида и набросилась на меня:

— Что ты орешь?! Не задерживай Наиля, он на кружок опаздывает!

Мне уже не о чем было говорить с Наилем, и я ушел. Теперь я думал только о Савии. Я решил ей позвонить. Набрал номер и сказал, что мне нужна Савия.

— Вначале надо поздороваться, — ответил мне женский голос.

— Доброе утро, — пробурчал я, а про себя подумал, что взрослые всегда найдут повод придраться даже когда ты торопишься и у тебя очень важное дело.

— Она еще спит. Но если очень нужно, я могу ее разбудить, — сказала женщина, наверное, мама Савии.

«Раз спит, значит, из милиции еще не приходили», — быстро сообразил я и сказал в трубку:

— Нет, не будите… Я позже позвоню.

Перед тем как уйти в школу, я звонил Савии еще два раза. Первый раз к телефону подошла она сама. Я для вида спросил, что на сегодня задано. Она ответила мне, но больше ни о чем не упомянула. Я тоже ничего ей не сказал. Раз молчит, значит, ни о чем не знает!

Когда я позвонил во второй раз, трубку уже никто не снял. Я сразу решил, что Савию увели в милицию. Наверное, сидит сейчас вся в слезах, а человек с каракулевым воротником ее допрашивает. А что она может сказать, когда она ничего не знает? Ей и в голову не придет, кто взял фотографию и почему она очутилась в квартире тети Клавы.

Распутать все мог только я один. Надо пойти и все рассказать дяде Хамиту. Но меня могут арестовать за то, что я залез в форточку и открыл жуликам дверь! Как им докажешь, что я даже не притрагивался ни к одной вещи?

А что будет с мамой? А на отца будет показывать пальцами вся улица: «Смотрите! У него сын — вор!»

Нет, лучше пусть милиция меня сама разыщет. На это может уйти и день и два, а я буду пока ночевать в своем доме.

«Почему мне так не везет? — думал я по дороге в школу. — Если бы Зоя Михайловна не оставила меня дежурить, я вернулся бы из школы раньше и не встретился бы с этой шпаной в вязаной шапочке. И все было бы хорошо!»

Но через несколько шагов вспомнил: «Он же меня называл по имени. Откуда он его узнал? Разве в нашем дворе мало ребят? Значит, он ждал только меня! Заранее решил со мной встретиться, знал, что я ему помогу?! Почему жулики выбрали именно меня?.. Почему?»

Я так и вошел в школу, не зная, что ответить на этот вопрос. Первой рванулась мне навстречу Зубаржат.

— Слышал? — выкрикнула она.

Я сделал вид, что ничего не знаю:

— Нет, не слышал.

— Савию вызывали в милицию!

На ее вопль откликнулась Савия:

— Не вызывали, а пришли домой.

Савия стояла у доски и что-то рассказывала ребятам. Ее глаза сверкали, щеки раскраснелись, будто она пересказывает какой-то страшный фильм. Я подошел к ним и услышал:

— Всего было четыре таких фотографии. Одну я отправила тете в Челябинск, другую — бабушке, третья дома, в альбоме. Я показала им альбом. «А четвертая?» — спросил лейтенант. «На Доске почета, в школе. Где же ей быть», — ответила я. Тогда дяденька с каракулевым воротником вынимает из кармана еще одну фотографию и показывает мне: «А это откуда?» Я ничего понять не могу! «Не знаю, — говорю, — честное пионерское — не знаю!..» Тогда лейтенант подходит к телефону и звонит в школу. Объясняет, кто он такой, и просит посмотреть, висит ли мое фото на Доске отличников. «Да, да, — отвечают ему, — висит, еще с первой четверти». Но лейтенант просит сейчас посмотреть. Кто-то пошел смотреть и ходил так долго, что я уже ждать устала. Наконец что-то сказали в трубке, и лейтенант улыбнулся. А потом говорит мне: «Вместо твоей рожицы, сестренка, висит фотография грузовика КамАЗ!»

Когда я услышал о машине КамАЗ, сам не знаю почему, рассмеялся. Но никто этого не заметил. Не слушая друг друга, ребята обсуждали новость:

— Интересно! Кто это мог сделать?

— Кто-кто! Конечно, жулики!

— А как они попали в школу?

— А как ты попадаешь? Вошли с улицы.

— А я думаю, что это кто-то из ребят взял фотографию.

— Фото же нашли в квартире, которую ограбили!

— Ну и что? Разве у нас нет таких акробатов, которые могут влезть в окно?

Все посмотрели на меня. И тут я вспомнил, что тот «племянник» тоже знал мое прозвище! Вот к чему привело дурачество на дне рождения Наиля. Теперь надо было не выдать себя.

— Будешь болтать, я с тобой поговорю! — пригрозил я Олегу, который ляпнул про «акробата».

Меня поддержала Света:

— Всегда ты, Олег, ни с того ни с сего как ляпнешь…

— А ты всегда за Фаиля заступаешься!

Но их перебила Зубаржат:

— А почему, интересно, вор выбрал именно карточку Савии?

И опять с дурацким смехом влез Олег:

— Он в нее, наверное, влюблен!

Ребята загоготали. Я отошел в сторону и сделал вид, что готовлюсь к уроку. Расстегнул портфель, достал тетрадь. А сам думал об одном: «Что же будет завтра, когда они узнают правду?»

Начались уроки. Первым была история. Не успела учительница войти в класс, как вскочила Зубаржат и затараторила:

— Знаете, с Доски отличников украли карточку Савии…

— Агзамова, начался урок, — сделала ей замечание Зоя Михайловна.

Но разве Зубаржат можно остановить, когда у нее такие сногсшибательные новости? Если она их не выплеснет — того и гляди, может лопнуть.

— Говорят, что карточку взял вор, который грабит квартиры!..

Класс зашумел. Ясно было, что не только Зубаржат, но и остальные ребята готовы обсуждать это до бесконечности.

А я сидел в страхе и был уверен, что учительница меня не спрашивает только потому, что давно махнула на меня рукой. «С ним бесполезно разговаривать, решила, наверное, Зоя Михайловна, думал я. — Пусть растет кем хочет: хулиганом, вором, это его дело». Ведь не захотела она со мной говорить в тот вечер, когда оставила меня. Начала почему-то меряться силой…

Учительница не дала разгореться страстям.

— Да, неприятная история, — спокойно сказала она. — Но пока следственные органы не разберутся, мы не должны этим увлекаться. Я не думаю, что в этой истории замешан кто-либо из нашей школы. А сейчас нам следует спокойно продолжать урок.

Значит, учителям тоже еще ничего не известно? Вот почему в школе так спокойно, нет никакой паники и, кроме нашего класса, нигде не обсуждают это событие. Но все равно рано или поздно все узнают, и тогда никому не докажешь, что ты не вор. Даже если будешь кричать об этом с утра до вечера.

— Шакиров, ты почему ничего не делаешь? Плохо себя чувствуешь? — услышал я голос Зои Михайловны и поднял голову.

Она стояла около меня и смотрела на мою чистую тетрадь. Я покачал головой.

— Работай, работай, — сказала она и погладила меня по голове.

Мне стало так жалко себя, что на глаза навернулись слезы. Как я ни старался удержать их, одна слеза все-таки плюхнулась на парту. Я увидел за очками широко раскрытые глаза Светы. Она схватила лист бумаги, что-то написала на нем и пододвинула ко мне.

Я прочел: «Тебе плохо?» Мне не хотелось разговаривать, и я опять покачал головой. Но Света не поверила и снова написала:

«Попроси разрешения и уходи домой. Я тебе потом все объясню. Домашнее задание сделаем вместе».

Недаром я отношусь к ней, как к сестренке. Мне вдруг захотелось все ей рассказать, свою тайну. Я был уверен, что она никому никогда не проговорится. Я написал на ее листке:

«Фотографию сорвал я. Помнишь, когда Зоя Михайловна выгнала меня с урока?»

Света прочла, посмотрела на меня и покраснела. Потом перевернула лист и начала писать. Быстро перечеркнула и написала снова. Я прочитал: «Ничего не понимаю». Взял лист и написал: «Я был в комнате тети Клавы и обронил там карточку».

Света почему-то улыбнулась и выжидающе смотрела на меня. Она думала, что я пошутил и сейчас буду над ней смеяться. Она уже приготовила кулак, чтобы поддать мне под ребро.

— Ты шутишь? — прошептала она.

— Нет. Это правда.

Учительница смотрела в нашу сторону. Мы склонились над тетрадями. Я не знал, что писать, потому что прослушал все объяснения и не понимал задания. Света подвинула свою тетрадь поближе ко мне.

— Переписывай, — шепнула она. — На перемене объясню.