На высоком белом камне сидел ангел. Его черные крылья обнимали худые плечи плащом, кончики перьев касались прохладной поверхности старого мрамора. Ангел сидел, одной ногой упираясь в землю, облокотившись на колено другой. Он не был погружен в думы о заботах людских, печалях мира или бренности бытия, пусть последнее и соответствовало месту. Он наслаждался уютной тишиной, из тех, что нисходят на погосты. Как раз тишина и покой были стезей чернокрылого создания, которое данный порядок вещей всей душой привечало.

Иногда к нему приходила кошка. Дымчатая, с густой длиной шерстью. Устроившись у каменного основания, она неторопливо умывалась, а после слегка прикрывала ярко-зеленые глаза и смотрела вдаль, на ряды тронутых временем и природой надгробий.

В этот раз она пришла с вестью. Прыгнула на колено ангела, покрутилась, внимательно посмотрела по сторонам, изрекла:

— Сегодня ночью было совершено убийство.

Ангел удивился. Не тому, что кошка заговорила, в этом-то ничего странного нет. Однако сколько он помнил здешний погост, тот всегда был спокоен и чист. Не ошивались темные люди, не сводили счеты с жизнью, не проклинали соперниц, любимых, врагов. Привидения не покидали мир единственно из желания немного задержаться, ведя себя при этом крайне пристойно.

— Какое убийство? — спросил ангел. — Где?

— У фамильного склепа с вороном на коньке, — ответила кошка. — Появился новый холмик, а в нем — свежий покойник.

— А что же следы? — крылатый отчего-то вспомнил недавно прочитанный детектив, где расследовалось чрезвычайно сложное преступление с полным отсутствием улик. Только благодаря случайной подозрительной детали дело удалось распутать.

— Полно следов, человечьих, — кошка повела ушами. — Одного человека. Пойдем, покажу, — пушистая спрыгнула наземь, обернулась. Ангел встал с камня, расправил затекшие крылья.

Они пришли к фамильному захоронению, о котором говорила кошка. Ворон крутился под порывами осеннего ветра, который со скуки не знал, чем себя занять. Заметив гостей, ветер бросился к дымчатому зверьку, вздыбил шерстку, взметнулся по длинным перьям крылатого и, взъерошив темные волосы, забрался под одежду, где свернулся на груди прохладным комком. Ангел поплотнее запахнул ворот черной рубашки, неприятно поежившись.

Свежий холмик выделялся посреди аккуратного ровного газона. С одной стороны к нему вели три пары следов сошедшего с тропы человека. Ангел присел возле них, коснулся пальцами грунта.

— Не видно, чтобы сюда кого-то тащили. Или несли, а положили после.

— Выглядит так, словно некто подошел вплотную к яме, и тело там уже лежало, — вторила кошка. — Нет никаких объяснений, как оно попало туда.

Они исходили все кладбище вдоль и поперек, больше ничего примечательного не обнаружили.

Убийство повторилось на следующую ночь, на другую, на третью. Пропадали люди, полиция ничем помочь не могла. Смотритель по три раза в день обходил вверенную территорию. Безрезультатно: новые могилы никто не видел. Они не бросались в глаза, мимо них шли, будто их не существовало.

Когда подошла к концу неделя, ангел сказал кошке, которая навещала его теперь каждый вечер:

— Как думаешь, рассказать о могилах смотрителю? Я смогу ненадолго принять видимый облик.

— Он человек, а люди не видят свежих могил, — качнула усатой головой мохнатая. — Боюсь, нам с тобой и выяснять, кто тут замешан. Ты видишь, люди не справились.

— Тогда разделимся и будем осматривать территорию сами, — согласился чернокрылый. — Заметишь что странное — позови.

На том и решили.

Полиция наконец связала исчезновения с кладбищем. Днем прежде умиротворенное место кишело криминалистами. Уже и сам ангел желал раскрыть это дело как можно скорее: тяжело приходится хранителю покоя там, где покоя не осталось в помине. Разве что ночью тишина возвращалась. Люди сторонились погоста, в страхе гадая, что за напасть свалилась на тихое мирное место, так что скоро не осталось никого, кроме несгибаемого смотрителя, посменных полицейских, ангела, кошки да привидений.

К концу второй недели им повезло чуть больше. Крылатый заканчивал обход, когда услышал крик. Почти сразу по тропинке примчалась кошка, тараща зеленые глаза, от волнения бьющая себя хвостом по бокам:

— Там, возле старого дуба!

Они ринулись в глубь кладбища так быстро, как могли, но все равно опоздали. Только успели увидеть, как тонкие женские руки, торча из свежего холмика, собирают вокруг себя последние комья земли и затем исчезают, а в двух шагах с каменной скамьи наблюдает сгусток непроглядного нечто, который, почуяв стражей покоя, поднялся и исчез.

— Вот и напасть, что людей со свету сживает, — мрачно заметила кошка. Бросилась к холмику, стала быстро-быстро раскидывать свеженасыпанную мягкую, податливую землю. В яме обнаружилась девушка, увы, уже мертвее мертвого. Она была бледна, как лед, и так же холодна.

Ангел уложил поудобнее хрупкое тело, оставил на девичьей груди перо из крыла и бережно засыпал обратно.

— Она угасла изнутри, будто сама по себе. Сама вырыла могилу. Но отчего?

— Ей помогли… — пробурчала мохнатая, обнюхивая скамью, с которой поднялась кромешная тьма.

Больше ничего в ту ночь не случилось, а наутро проспавшие полицейские объясняли криминалистам, почему не задержали или хотя бы не рассмотрели преступника.

Полиция пыталась выяснить, есть ли общее между жертвами. Разное социальное положение, круг общения, у кого-то и вероисповедание. Объединяло одно: все нашли место последнего покоя на кладбище. По всему выходило, что убийца выбирает жертв бессистемно, лишь потому, что те оказываются в нужном месте в ненужное время.

Слухи вокруг погоста разрастались, как снежный ком. Город содрогался от ужаса, люди обходили кладбище десятой дорогой. Но нет-нет да какой приезжий или случайный прохожий пройдет мимо высокой ограды, а поутру крылатый и кошка найдут свежий холмик.

На исходе третьей недели они караулили один из боковых входов, когда заметили молодого человека, идущего мимо. Он свернул в ворота и пошел вдоль надгробий и статуй, избегая направления, в котором притаились доблестные стражи порядка.

Он остановился возле могилы, над которой со скорбно сложенными ладонями застыло изваяние каменного ангела. Над головой изваяния разрослось черное облако, упало на человека и стало душить. Первую минуту тот боролся, но опустил руки. Им овладела апатия, полное равнодушие ко всему. Облако перетекло к нему на плечо. Юноша присел, кивнул, будто отвечая кому-то на заданный неслышно вопрос и начал быстро-быстро разрывать землю. Его руки при этом оставались сухими, комья не пачкали их.

Опомнившись от увиденного, ангел ринулся к человеку и закрыл крыльями, падая вместе с ним в сторону. Дымчатая спутница полоснула когтями по плечу, однако задела лишь кожу, до сгустка не добравшись.

Стоило крыльям сомкнуться, как тьма переползла по черным перьям и бросилась душить их обладателя. Тот отпустил человека, кинувшегося прочь с вытаращенными от страха глазами. Юноша решил, что на него напал бешеный зверь, ведь люди не видят ни посланников свыше, ни облаков мрака.

Крылатый неподвижно застыл, так и не поднявшись. Непроглядное нечто, поняв, что тот бороться не станет, отцепилось, но с плеча не ушло. Безнадежность и горечь черными волнами расходились вокруг, застилая глаза тусклой пеленой, являвшей мир в безрадостном свете.

«Зачем тебе жить? — шептало у самого уха. — К чему земная юдоль страстей и страданий? Ты дитя тишины, хранитель вечного сна… Там, глубоко, обретешь покой, он превыше того, что ты жаждешь. Ныне представь: сон без забот, ласка тищи, сладостный мрак и тепло от земли. Безмятежности — целая вечность. Прекрасно, волшебно, желанно… И так бесконечность».

Хранитель не мог не внимать шепоту мрака. Глубинным помыслам, сокровенным желаниям отвечали увещевания существа, как видно, знавшего его душу. Больше всего на свете мечтал ангел о подобном покое. Так, может, иные хотели того же, а тьма им давала? Быть может, не злодейская темная сила — но мудрая сущность помогала исполнить мечту?

Кошка не слышала нашептываний кромешного мрака. Но когда ее спутник сделал шаг, взмахнул крылами и у ног его разверзлась могильная бездна, вскочила на узкую полоску земли, что еще оставалось между ним и ямой, выгнула спину со встопорщенной шерстью, яростно шипя:

— Ни шагу вперед! Сбрось эту тварь, она же толкает в могилу тебя, ты не видишь!

Ангел печально улыбнулся и покачал головой:

— Там, внизу, темнота и уют. Нет суеты, нет тревог и невзгод.

— Но как же погост? Спящие тут, призрачные души, ветер и камни?

Он плечами пожал, на губах замерла улыбка:

— Коли нужно, найдется кому присмотреть. Я и сам-то пришел потому, что место хорошее, не потому, что прислали.

— Да что же теперь, — расстроилась кошка. — Ты совсем надумал уйти?

— Только представь… — мечтательно молвило дитя тишины, обратив взор себе под ноги, в могильную бездну. — Там, отдыхая, ты чувствуешь, что есть нечто больше, чем все во вселенной. Ты чувствуешь, как растешь и занимаешь полмира. Растворяешься в абсолютном покое, ты исчезаешь, став частью значимого…

— Ты слушаешь кляксу у себя на плече, — фыркнула мохнатая стражница душ.

— Это создание лишь вторит мыслям.

— Что ж ты раньше-то сам не закопался! — в отчаянии выкрикнула кошка.

Ангел не без удивления обдумал ее слова и промолвил:

— Видимо, причина нашлась.

— Какая? — усатая подалась вперед, с надеждой ожидая ответ.

Возникло молчание. Чернокрылый смотрел на мохнатую, та — на него, и долгое время никто не говорил ни слова. Время от времени он порывался что-то сказать, но передумывал, и кто бы мог знать, не оттого ли, что не знал, как ответить. Минуты текли, осыпаясь временем в песочных часах бесконечности. Кто скажет, что будет, когда настанет пора перевернуть их верх дном…

Наконец крылатый делает шаг. Дымчатая стражница глазам своим не верит. Ангел подставляет ладонь к плечу, и облако садится на нее, исходя недовольством, причиной которому то, что шаг был сделан назад.

Опустив сгусток на землю, хранитель выпрямляется и спокойно произносит:

— Весь этот мир. Его радость и смех, горе и слезы, счастье и боль. Эмоции и чувства, запертые ли под маской равнодушия или льющиеся через край беспокойной души. Все это жизнь, имеющая в себе все, включая смерть и покой. Она — и есть то значимое, чего во вселенной больше всего…

Кошка прыгает к нему на грудь, трется мордочкой вне себя от облегчения. Ярко-зеленые глаза немигающе сверлят тьму, когда поворачивается к той. Ангел приседает рядом и протягивает руку. Раздается испуганное шипение, но крылатый всего лишь зовет:

— Мир кругом удивителен. Идем с нами, мы покажем тебе.

Непроглядное нечто, кажется, внемлет ему. Волны притворного очарования иссякли давно, сейчас оно принимает решение.

Скользнув на ладонь, напасть сворачивается клубком, очертаниями напоминая зверька.

Ангел выпрямляется, возвращает зверька себе на плечо и уходит. Кошка пригрелась на груди, тихонько мурлычет.

Больше не будет убийств… Позади, повинуясь взмаху черных крыльев, сходится разверзшимися краями земля.