- Ты еще маленький все же, - сказал дядя Юсуп. - В Бухаре есть возможности. Мы можем разбогатеть и тогда вернемся домой в Ташкент.

Мысль о богатстве, о деньгах, о независимости все больше овладевала Юсупом-неудачником. Раньше, когда он работал трамвайным кондуктором или даже когда он начинал торговать синькой и нитками в лавке возле Шейхантаура, он не говорил о богатстве. Странное дело, мысли о богатстве, желание разбогатеть стали чаще появляться у дяди Юсупа после того, как его обокрали, после того, как неизвестный злоумышленник в одну ночь превратил мелкого торговца в нищего, отягощенного долгами. Лежа в лачуге водоноса, дядя Юсуп упорно вел какие-то расчеты, что-то писал на листочках, складывал, умножал, делил. Раньше в мечети он молился только о здоровье и благополучии. Теперь же все чаще просил у аллаха вещей более конкретных. Например, повышения цен на бумажные товары в Бухаре, понижения цен в Ташкенте и Самарканде, где покупал эти товары оптом.

- Ты не понимаешь, - говорил он в то ясное безоблачное утро, - богатство - это все. Все, что хочешь. Ты видел, как живут Зиядулла и Ширинбай. С золота едят. Серебром черпают. Но погоди, настанут еще бирюзовые дни нашей жизни.

- Нет, - возражал Талиб. - Я не хочу быть торговцем или миллионером. Я хочу быть машинистом или мотоциклистом. Уедем отсюда. Мне непонятна жизнь, когда всего нужно бояться.

Чем больше Талиб жил в Бухаре, тем сильнее тосковал по Ташкенту. Когда-то, помогая отцу, он хотел стать кузнецом, властелином раскаленного железа, плющить его тяжелым молотом, тянуть его на звонкой наковальне, делать топоры и мотыги и мечтал выковать такую же гибкую, отливающую золотом саблю, какую ковал его отец. Катаясь с Федором Пшеницыным на сверкающем мотоцикле, Талиб не думал о тех мастерах, что сделали эту чудо-машину, точно так же как, слушая рассказ лысого машиниста об устройстве паровоза, не думал о людях, умеющих им управлять. Зато здесь, в Бухаре, ему часто снилось, как он мчится на паровозе, у которого есть такой же руль, как у мотоцикла, он мчится то по городу, то по базару, и люди смотрят на него с восхищением.

Паровоз-мотоцикл его сновидений мог ездить по рельсам и по полю, а иногда даже летать. Он трещал, как мотоцикл, и пускал пар из-под колес.

- Ты не понимаешь законов шариата, - говорил дядя Юсуп. - У тебя каша в голове. Мы правоверные мусульмане, и царь ислама эмир Бухарский всегда защитит нас. Кроме того, он такой же узбек, как мы.

Так разговаривали дядя с племянником в то безоблачное утро. Они пили чай, ели вкусные мясные пирожки и не торопились никуда идти. Правда, Талиб уже дня два-три собирался сходить на вокзал, узнать подробнее, как можно уехать в Ташкент, когда ходят поезда и сколько стоят билеты, а дядя Юсуп все еще не посетил Зарифходжу, обещавшего взять его в приказчики.

- Весна наступает, пахнет весной, - сказал дядя Юсуп. - Скоро прилетят ласточки и аисты вернутся на свои минареты. Здесь будет хорошо. Летом здесь жарко, а весной хорошо.

Талиб ничего не сказал. Он был сердит, озабочен, не хотел больше спорить и потому обрадовался приходу водоноса.

Хозяин нерешительно вошел в свой дом, остановился у двери и пристально посмотрел на дядю Юсупа.

- Ты хочешь что-то сообщить нам? - беззаботно спросил дядя Юсуп.

- Да, - сказал Анвар-водонос и замолчал.

- Говори же, - сказал дядя Юсуп. - Я слушаю.

- Вы должны уйти. - Водонос был краток. Вообще застенчивый и от застенчивости обычно многословный со своими квартирантами, он был сейчас слишком уж краток.

- В чем дело? Что ты говоришь, куда мы должны уйти? - недоумевал дядя Юсуп.

- Куда хотите, - так же кратко сказал водонос.

- Уйти из твоего дома? - переспросил дядя.

- Да, уйти из моего дома. Я был в мечети, и мне сказали, что я должен выгнать вас, если хочу сохранить свою жизнь.

- Но почему? Почему? - Дядя Юсуп ничего не понимал.

Водонос Анвар всегда с уважением и даже подобострастием относился к своим квартирантам, считал честью жить с ними под одной крышей. Кроме того - и это имело большое значение для его семьи, - деньги, которые жильцы платили за комнату и еду, помогали ему сводить концы с концами.

- Мне сказали, что вы враги ислама и нашего добродетельного эмира, вы русские шпионы. - Глаза несчастного водоноса смотрели на дядю с племянником тупо и зло.

- Какие же мы русские шпионы? - взмолился дядя Юсуп. - Мы такие же мусульмане, как ты. Мой Талиб такой же мальчик, как твой Ибрагим.

- Может быть, вы не русские шпионы, а турецкие. Я не знаю. Мне сказали, что вы шпионы. Уходите!

Талиб молча наблюдал за взрослыми. Он почему-то не удивлялся этому разговору. Нелепость всего происходящего была очевидна, но Талиб не любил Бухару, и многое в Бухаре казалось ему нелепым. Перемена, происшедшая со смирным водоносом, была неожиданной, но отнюдь не удивительной.

- Мы так долго жили вместе, я относился к тебе, как к брату… - попытался образумить водоноса дядя Юсуп.

- Вы, образованные грамотеи, нам, простым людям, не братья. Вы читаете книжки и газеты, откуда я знаю, что вы думаете? Ваши мысли мне непонятны. От грамотных все беды, - с возрастающей злобой говорил водонос. - Мне наш мулла объяснил. Мулла не будет врать, он святой человек.

Спорить с водоносом было бесполезно.

- Хорошо, - сказал дядя Юсуп. - Мы уйдем. Соберем вещи, найдем ишака или тележку и переедем. Собирай вещи, Талибджан.

Сначала лихорадочно, как попало, потом, немного успокоившись, по порядку они стали скатывать одеяла, увязывать книжки и тетрадки, складывать в мешок мелкие вещи.

Водонос смотрел на сборы молча. Однако чем спокойнее становились те, кого он прогонял, тем сильнее ощущал Анвар-водонос какое-то смутное беспокойство.

- Если вы не шпионы, - вдруг сказал он, - то почему у вас на рубашке есть пуговицы? Мусульмане не должны носить пуговицы на рубашке. Почему у вас у обоих рубашки с пуговицами? А?

- Ты темный человек, - не оборачиваясь, бросил ему дядя Юсуп. - В коране не сказано, какие должны быть рубашки.

- А почему у вас пиджак из черной материи?

- И про пиджак ничего не сказано в коране, - ответил дядя Юсуп.

- Я неграмотный, - не очень уверенно возразил водонос. - Но если мулла сказал, он знает, что говорит.

Потом, немного помолчав, он добавил:

- Можно не очень торопиться. Только к вечерней молитве вас здесь быть не должно. - Водонос, видимо, потерял часть своей убежденности. Из комнаты он вышел, вежливо прикрыв за собой скрипучую дверь.

Дядя Юсуп был полон энергии. Водонос сильно разозлил его.

- Мы пойдем сейчас к Зарифходже, я стану у него приказчиком, и мы еще покажем этому водоносу, кто из нас настоящий мусульманин, - сказал он.

- Я не пойду к Зарифходже, - удивляясь собственной твердости, заявил Талиб. - Я пойду на станцию и узнаю, как уехать в Ташкент. Говорят, здесь можно купить билет сразу и до Кагана и до Ташкента. Не сердитесь на меня, но, если вы не поедете, я уеду один.

- Как хочешь, - обиделся дядя Юсуп. - Ты слишком много болтаешь. Уезжай. Без тебя мне лучше будет.

* * *

Улицы Бухары в этот день утратили свой обычный вид. Они не то чтобы опустели, нет, народу было немногим меньше, чем прежде, только люди были какие-то другие. Одни старались скорее пройти и скрыться во дворе своего дома, плотно притворив за собой калитку, другие, напротив, слонялись без дела и слушали проповедников, которых в этот день было хоть пруд пруди.

На углах улиц, где прежде собирались маленькие базарчики, теперь было пустынно: лепешечники, торговцы сушеной дыней, сыром и прочей провизией куда-то исчезли, большинство лавок закрылось. Совершенно не было видно детей и подростков. Их, видимо, не выпускали на улицу. Талиб остановился послушать муллу, проповедующего на ступенях большой мечети.

- Мусульмане! - воскликнул мулла. - Настал великий час очищения от скверны. Мы предостерегали вас от тех, кто нарушает наши обычаи, кто под видом распространения грамотности служит нашим врагам, мы говорили вам о русских шпионах. Мы говорили? «Остерегайтесь!» Теперь мы говорим: «Очищайтесь!» Только кровь отступников может смыть ваши грехи!

Сначала Талиб думал, что это обычная проповедь, каких он слышал много в последнее время. Такую же проповедь читал и тот дервиш, когда они с Ибрагимом возвращались из школы. Но в словах, которые он услышал, было и кое-что новое. Здесь впервые звучали слова не только об отступниках от веры, но и о крови отступников.

Впрочем, мулла не ограничился намеком.

- Вступайте в отряд «Непобедимые львы», только в этом отряде вы сможете заслужить прощение грехов и вечное блаженство! Вооружайтесь! Не дадим в обиду святую веру и родину, смерть русским и турецким шпионам!

Находились люди, которым слова муллы приходились по душе, они одобрительно кивали ему, вместе с ним кричали: «Смерть! Смерть! Смерть!»

- Все, кто хочет найти поддержку, получить оружие и еще кое-что, идите на склады караван-беги Абдуррауфа.

«Ого! - сказал себе Талиб. - Значит, дело куда серьезнее, чем думали мы с дядей».

Он не стал больше слушать и направился к вокзальчику, откуда несколько раз в день уходил поезд в Каган.

На вокзале тоже парила тревога. Здесь было мало узбеков и таджиков, большинство составляли русские - служащие различных контор, татары и армяне.

Поезд стоял у платформы, но паровоз еще не прицепили.

Талиб подбежал к кассе. Она была закрыта. По платформе озабоченно ходил человек в форменной фуражке, и Талиб обратился к нему.

- Мы хотим уехать в Каган, - сказал мальчик по-узбекски.

Не выслушав его до конца, железнодорожник сказал:

- Садись в поезд, сегодня без билетов. Кассир уже уехал.

- Я с дядей, - сказал Талиб.

- Садись со своим дядей, - ответил железнодорожник и двинулся прочь.

Талиб тронул его за рукав.

- Я должен сбегать за дядей. Он в городе. Мы успеем?

- Не знаю, - сказал железнодорожник. - Боюсь, что нет.

Талиб остановился на платформе и с тоской поглядел на состав. Сели бы они вдвоем с дядей, скоро были бы в Кагане. Всего ведь тринадцать верст. А там в другой поезд, и в Ташкент. Он представил себе, что сидит в вагоне, что поезд все время дергает, летят мешки и чемоданы, и едут они домой. Ему вдруг показалось, что дома - отец, он стоит у наковальни и колотит молотом по остывающему топору и некому раздувать меха, чтобы огонь в горне горел жарче.

Талиб встал сначала на подножку, потом вошел в вагон. Там было довольно много народу, но пустые места еще оставались. Он опять вышел к двери и остановился.

- Ну, пришел твой дядя? - спросил железнодорожник.

Этот вопрос и вернул Талиба к реальности. Ничего не ответив, он бросился бежать навстречу людям, спешившим на поезд.

- Торопись! - крикнул ему вслед человек в фуражке. - Боюсь, что это последний поезд.

Талиб бежал изо всех сил.

Бухара показалась ему еще более угрюмой и настороженной, чем полчаса назад. От вокзала до квартала, где жил Зарифходжа, было довольно далеко, и Талиб совершенно выбился из сил, когда наконец увидел дом помощника караван-беги. Десятки людей толпились возле ворот. Многие из них были вооружены винтовками, ружьями, саблями и кинжалами. Несколько верзил стояли кружком и разливали по пиалам вино из бутылки. Талиб даже не успел удивиться тому, что люди пьют вино на улице, ни от кого не скрываясь и никого не стесняясь.

Талиб протиснулся к воротам и вошел во двор. Зарифходжа стоял в дверях амбара и выдавал оружие каким-то людям.

- Подходите, борцы за веру. Подходите! - выкрикивал Зарифходжа, как базарный торговец.

Сначала Талиб подумал, что Зарифходжа продает эти сабли и кинжалы, но потом понял, что оружие тот раздает совершенно бесплатно.

Улучив момент, Талиб протиснулся к Зарифходже и спросил о своем дяде.

- Иди, иди, - грубо сказал Зарифходжа, будто вовсе не был знаком с Талибом. - Нет здесь никакого дяди.

Кто-то взял Талиба за шиворот и потащил. Рука была крепкая, и Талиб с трудом повернулся, чтобы увидеть того, кто его схватил. Это был… Рахманкул, бывший ташкентский полицейский.

- А, щенок, - прошипел Рахманкул. - Попался все-таки. Здесь тебе не поможет кожаный человек!

Рахманкул подтащил Талиба к какой-то широкой двери, распахнул ее и дал мальчику такой пинок, что тот полетел в дальний темный угол сарая. Талиб уткнулся головой в ворох соломы и тут же вскочил.

Рахманкул стоял, широко расставив ноги в таджикских козловых сапогах.

- Отступники, шпионы… - шипел Рахманкул, прибавляя к каждому слову грязные ругательства. - Жалко, дядю я упустил, но ничего, найду и его, отравителя мусульман!

Широкая дверь захлопнулась, звякнула щеколда, и в сарае стало полутемно. Свет сюда проникал только через похожее на окно отверстие над дверью и щели между досками.

Талиб огляделся. Сарай был довольно просторен и чист. Судя по невыветрившемуся запаху навоза и конского пота, здесь, видимо, была когда-то конюшня с сеновалом наверху, но потом помещение вычистили и немного перестроили. Солома, в которую упал Талиб, свидетельствовала о том, что здесь почивал кто-то из работников Зарифходжи. Мотыги без черенков, метлы и какие-то пустые ящики лежали в одном углу, в другом были сложены дрова, вернее, сухие ветки для топки, тут же валялся топор.

Естественно, что первой мыслью было схватить топор и выломать дверь, но Талиб сразу же понял, что из этого ничего не выйдет: двор полон людей, на шум сбегутся, может быть, и Рахманкул где-то поблизости. Можно было попробовать вылезти через отверстие над дверью, но и этот план был отвергнут мальчиком. Это тоже сразу заметят со двора, кроме того, в отверстие над дверью надо лезть головой вперед, а прыгать головой вниз невозможно.

Талиб взял топор, походил с ним из угла в угол и сел на солому. Нет, недаром Рахманкул запер его здесь. Бежать отсюда трудно. Невозможно!

Где-то на станции еще стоял состав, готовый к отправлению, или, может быть, паровоз уже тащил его мимо пригорода, мимо голых кустарников и телеграфных столбов. Где-то в городе в поисках племянника ходил дядя Юсуп и, возможно, ругал себя, что дважды не послушался Талиба: когда он просил его повернуть с полдороги назад и в последние дни, когда мальчик так часто твердил об отъезде.

Во дворе не смолкали голоса людей, которым раздавали оружие.

- Борцы за веру! - глухо, но ясно среди других голосов слышался голос Зарифходжи. - Берите оружие, защитим нашего эмира, защитим Бухару.

«Нет, дядя Юсуп не придет сюда. Мы ведь не договаривались, где встретиться. Это хорошо, что он не придет. Он, наверно, вернулся к водоносу и ждет меня там, - успокаивался Талиб и тут же начинал тревожиться: - А вдруг он не дождется и все же придет сюда?» Правда, на какой-то миг ему захотелось, чтобы дядя все-таки пришел. Талиб даже испугался, что мог так подумать.

«Наверное, дядя Юсуп решил, что я уехал в Каган, - утешал себя мальчик. - Он же сказал: «Уезжай. Мне без тебя лучше будет».