Попробуйте найти в пустыне Кара-Кум горсть песчинок, рассыпанных сорок лет назад. Гоняет ветер сухие волны барханов, вольно гуляют они по бескрайним просторам, черные смерчи поднимают огромные массы песка и уносят их далеко. За моря. За горы. За тридевять земель.

Попробуйте найти в великом коловращении народов, вызванном нашествием монголов, ту тысячу лучших хорезмийских мастеров с семьями, что по приказу Чингис-хана были обращены в рабство и проданы какому-то восточному царю. Насилия диких захватчиков гоняют по странам сотни тысяч людей. С места на место движутся целые народы. Попробуйте найти тысячу хорезмийских мастеров, угнанных сорок лет назад.

Но люди не песчинки.

И Махмуд решил: «Буду искать».

Он расспрашивал всех, кого встречал в пути, и люди удивлялись. «Зачем этому молодому парню знать то, что было сорок лет назад, зачем вообще вспоминать о таких бедах? Что было, то прошло»,— думали эти люди.

— Может, их убили по дороге за непослушание,— говорили одни.— Ведь хорезмийцы — бунтовщики.

— Может быть, они погибли в пустыне во время смерча. Это часто бывает,— высказывались другие.

— Это было давно,— отмахивались третьи.— Кто знает, куда завели их пути аллаха.

Махмуд проходил по тому основному пути, что вел из Хивы на юг. Он миновал Хозарасп, Тахирию, Джегирбент и пришел в город Дарган. На весь восток славился Дарган своими виноградниками. Круглый год ездили сюда купцы за сладким черным и золотым кишмишом.

Именно здесь, в Даргане, слава Махмуда вышла за пределы Хорезма. Именно тогда Махмуд-Пахлаван получил свое второе имя, имя-титул. Его стали звать Палван-ата — отец богатырей.

Махмуд и раньше славился как борец-любитель, но это была слава среди друзей, потому что на Востоке, кроме любителей, издавна существовали борцы-профессионалы. Это, как правило, были огромные, грузные люди, самоуверенные и равнодушные, продававшие свою силу за деньги. Среди них существовали свои обычаи и свои приемы. Их схватки часто были не настоящей борьбой, а вроде бы театральным представлением, когда борцам заранее известно, кто кого победит, кто какой применит прием и как будут разделены деньги, уплаченные зрителями. Но профессиональная борьба сделала их на три головы выше борцов-любителей. Они знали больше приемов, были более выносливы и ловки.

Пять таких странствующих борцов и заехали в Дарган, где давали представление на базарной площади.

Ныне известно много способов борьбы. В старину их было не меньше. В Узбекистане популярна борьба кураш, в Азербайджане — гюлеш, в Армении — кох, в Туркмении — гореш, грузины любят борьбу чидаоба.

По-разному разные народы называют свой любимый вид борьбы, по-разному борются борцы, разные существуют правила и приемы. И все-таки если сравнить старинную борьбу с современной, то окажется, что все эти способы очень похожи на тот вид интереснейших спортивных соревнований, который теперь называется вольной борьбой.

В тот далекий день, почти семьсот лет назад, когда Махмуд оказался в Даргане, странствующие пахлаваны боролись на утоптанной площади возле караван-сарая. Огромная толпа стояла вокруг. Ловко работая плечом, Махмуд пробился вперед. Стоящие сзади напирали, и круг зрителей заметно сужался. Борьба была очень интересной! Странствующие пахлаваны применяли самые разнообразные приемы. Они боролись в высокой стойке, атаковали неожиданно и красиво.

Зрители охали и ахали. Но Махмуд был знатоком и постепенно стал улавливать то, что было скрыто от глаз непосвященных. Ему нравились приемы, особенно тот, когда борцы, сойдясь грудь с грудью, плотно захватывают руку и туловище, а нога обвивает ногу противника изнутри.

«Если это хорошо получится,— думал Махмуд,— то противника можно легко поднять и бросить через себя».

Но борцы не торопились с бросками. Позволив удобно захватить себя, они пыхтели, крякали, ругались, возносили молитвы и... расходились с удрученным видом.

Так повторялось несколько раз, пока зрители не уставали удивляться, а в самый неожиданный момент борьба заканчивалась не очень хитрым, но красивым броском.

После схватки глашатай собирал деньги, и опять начиналась борьба. Вторая пара борцов работала на своих приемах. Махмуд узнавал в них знакомые ухватки виденных ранее заезжих пахлаванов, старинные бухарские подсечки и зацепы, но не переставал удивляться, что борцы слишком много трудятся, когда успех был бы, кажется, простым.

После второй пары сделали небольшой перерыв, и глашатай объявил:

— Теперь настала пора показать свою силу здешним борцам. Кто желает?

На круг никто не выходил.

— Кто хочет сразиться? — опять выкрикнул глашатай.— Пахлаваны дарят победителю халат.

Махмуд насторожился. Путь от Хивы до Даргана он прошел пешком. Ему хотелось выиграть хотя бы столько, чтобы заплатить за место в караване или купить себе ишака.

— А как выиграть ишака? — деловито спросил он.

В толпе засмеялись, а глашатай сказал:

— Чтобы выиграть ишака, нужно победить любого из приезжих пахлаванов.

Махмуд шагнул на середину круга. Если разобраться, то не только из-за ишака решил он бороться. Махмуду хотелось попробовать силу, а когда он решился, то подумал: «Терять мне нечего. Проиграть таким хорошим борцам не стыдно. Но уж рисковать так рисковать! Ишак хорош для ближних дорог. В пустыне нужнее верблюд».

— А что нужно, чтобы выиграть верблюда?

Тут усмехнулся и глашатай:

— Чтобы выиграть верблюда, нужно победить главного пахлавана.

Люди в толпе откровенно смеялись и подталкивали друг друга локтями.

Поражение не пугало Махмуда: он не столько думал о победе, сколько о приемах борьбы.

Его противник, наоборот, думал только о победе. Вернее, не думал, а был уверен. Это был рослый и красивый человек с умными, всегда прищуренными глазами. В короткой, ладно подстриженной бороде еле заметно пробивалась седина. Звали его Асам-пахлаван. Борцы сошлись. Противник применил тот самый понравившийся Махмуду захват с обвивом ноги и стал валить его навзничь.

«Как глупо,— подумал Махмуд.— Ему надо кинуть меня вверх, а он валит». Махмуд упал, но не лопатками, как ожидал противник, а боком. В одно мгновение Махмуд вновь оказался на ногах и захватил противника тем же самым приемом. Но Махмуд не стал его валить, а подкинул вверх, бросил через плечо назад и уложил на лопатки.

Когда утихли приветствия, поверженный богатырь ринулся на Махмуда:

— Давай еще раз!

— Нет,— сказал Махмуд.— Мне только верблюд был нужен.

— Не верю,— упрямо возразил пахлаван.— За верблюда так не борются. Ты решил опозорить меня. Ставлю четырех верблюдов, что ты не кинешь меня еще раз.

— Но у меня только один верблюд,— сказал Махмуд,— и я не хочу его проиграть. Ты очень искусен.

— Не надо мне твоего верблюда,— дрожа от обиды, сказал богатырь.— Я ставлю четырех, чтобы доказать свою силу.

Махмуд заколебался. Он не был азартным, как большинство борцов. Для него все это было лишь развлечением.

— Ладно,— согласился он.— Я покажу тебе один хивинский прием.

Они опять сошлись.

На этот раз схватка была еще короче. Махмуд захватил правую руку и правую ногу противника, рывком затянул его себе на плечи, продолжая тянуть за руку, протащил вниз и кинул спиной на землю.

* * *

В тот день из города вышло в разных направлениях три каравана, и всюду, где они проходили, где продавали сладкий кишмиш, становилось известно об удивительной борьбе в Даргане.

Но ни с одним из караванов не выехал Махмуд.

Он находился в домике, где остановились странствующие борцы. Асам-пахлаван привел его сюда, чтобы расплатиться за проигрыш.

Во дворе стояли широколапые тощие верблюды. Их было пять.

— Все твои,— сказал Асам-пахлаван и отвернулся.

Другие борцы тоже старались не смотреть на верблюдов и не хотели встречаться взглядами с Махмудом.

— Все твои,— повторил Асам-пахлаван не оборачиваясь, и Махмуд заметил, что коротко остриженный затылок сплошь серебрится.— Все твои. Забирай.

— Успеется,— почему-то сказал Махмуд.— Куда торопиться.

Вообще-то говоря, Махмуд не хотел задерживаться. Ему не терпелось ехать дальше. Но это было минуту назад, а теперь что-то изменилось.

— А у вас других верблюдов нет? — спросил он.

— Какие есть, таких даем,— резко ответил Асам-пахлаван.—Забирай и уходи.

— Нехорошо так,— возразил Махмуд.— Ведь мы даже не познакомились. Может, нам в одну сторону ехать, а вы меня гоните.

Махмуд огляделся. Там, на площади, заезжие борцы казались ему воплощением силы, ловкости и самоуверенности. Здесь он увидел другое. Это были бедные люди. Они сразу сняли свои красивые одежды и облачились в потрепанные халаты. В казане, под которым еще тлели угли, он увидел гороховый плов с редкими кусочками нежирной говядины.

— Я не возьму верблюдов,— неожиданно для себя и для окружающих сказал Махмуд.— Я не люблю возиться со скотом. Вот если вы едете в сторону Бухары или Самарканда, я попрошу вас взять меня с собой.

...Закат сначала был оранжевым, как абрикос, потом посветлел и стал нежно-золотой, словно ломоть дыни. Махмуд сидел на корточках перед скудным достарханом хозяев и рассказывал им свою историю.

Асам-пахлаван, как старший, за ужином изредка кивал и вставлял одни и те же слова:

— Мы понимаем тебя, Махмуд. Мы бедные люди, как и ты.

Потом борцы, начиная с младшего по возрасту, поведали каждый свою историю.

Все они были из разных мест. Все по разным причинам лишились родного крова и, случайно повстречавшись, сдружились и ездят вместе, показывают свое искусство людям и живут на то, что удается собрать во время представлений.

— Поедем с нами,— предложили они Махмуду.— Ты силен и ловок. Будешь бороться с нами. Мы научим тебя, ты научишь нас. До Бухары нам с тобой по пути, а дальше видно будет.

И Махмуд стал странствующим борцом.

Он шел по тому пути, которым когда-то прогнали хорезмийцев. Десятки самых крупных городов Средней Азии с интересом встречали знаменитого Махмуда-Пахлавана.

Борцы — его случайные товарищи — теперь только начинали схватки, разжигали страсти своей красивой, но несерьезной борьбой, а поединки с местными знаменитостями всегда проводил сам Махмуд.

Постоянные упражнения с товарищами сделали его еще более сильным и гибким. Он узнал все способы борьбы, освоил самые совершенные приемы. В его атаках была такая стремительность, такое бешеное чередование выпадов, подсечек, бросков, что зрители часто не понимали, почему тот или иной борец, считавшийся непобедимым, внезапно оказывался на лопатках.

Хорошо было ездить с Махмудом его товарищам.

После каждой победы прибавлялось запасов в переметных вьюках, звенели золотые в общем кожаном мешке.

Одного не понимали борцы: почему Махмуд тратит деньги на книги, почему так долго беседует с местными стариками?

А Махмуд записывал все, что слышал интересного о прошлом стран и государств, записывал сказки и легенды, способы лечения болезней, делал описания городов, рек, гор, через которые лежал его путь. Но больше всего Махмуда интересовала судьба его земляков.