Странная особенность Дневника не только в том, что писать его можно одной лишь силой мысли. Сказать по правде, пишешь его не столько ты, сколько он делает это сам. Ты всего лишь источник знания или воспоминания, как вам будет угодно, а Дневник вполне самостоятелен. Я понял это не сразу, но как вы уже догадались, времени у меня оказалось предостаточно.

Искренне Ваш, Константин.

Сперва я заметил, что мои писательские замашки, да-да, пусть я журналист, но авторское самолюбие свойственно мне ничуть не меньше. Так вот они, замашки то есть, не воспринимаются Дневником, если я хоть немного отступаю от истины. Например, когда я рассказывал Дневнику душещипательную историю о том, как в пятом классе дал хорошенькую взбучку одному негодяю-старшекласснику, тот просто отказался записывать. Едва я признал, что старшеклассник, увы, оказался сильнее, и взбучка досталась мне, строка вновь ожила.

Позже я снова столкнулся с этим явлением, но в меньшей форме. Я очень красочно описывал свой полет, пусть недолгий, но от того не менее живописный, когда споткнулся на апельсиновой корке. Дневник, однако, каким-то чудом узнал, что коркой там и не пахло, а вступил я в коровью лепешку, куда и приземлился потом щекой под дружный хохот соседских ребят.

Если так пойдет и дальше, скоро Дневник перестанет нуждаться в рассказчике, а история всей моей жизни так или иначе отразится на его страницах. Странно, правда?

* * *

Недружелюбный портал изрыгнул нас крайне неаккуратно, в результате чего мотоцикл претерпел некоторые изменения не в лучшую сторону. А вот местность существенно не изменилась: деревья такие же зеленые, облака белые, земля под ногами, а небо над головой, что даже огорчило в определенной степени, но основной проблемой стало не это…

Сафир исчез, вот что пугало. Мы искали до вечера, предполагая самые невозможные варианты, но ни следов или даже намека на них. Сломанный Урал пришлось спрятать в лесу, закидали его пышными еловыми ветками. Решили заночевать на месте, а утром обсудить дальнейшие действия.

Ночью промерзли до костей, пальцы побелели, зубы стучат как кнопки клавиатуры в руках опытной секретарши, а одежда вымокла и висит мешком. Выйдя из леса, грелись под чуть теплыми, но яркими лучами утреннего солнца. Из Урала Валет прихватил самое необходимое — монтировку, куда ж без неё. Гордан Фримен недоделанный.

Вышли на грунтовую дорогу, которую и дорогой назвать трудно. Две узкие колеи, извивающиеся словно змеи, изрядно заросшие травой, уползают вдоль леса. Валет остановился:

— Что теперь?

— У нас всего два варианта, — констатировал я, — пойти по дороге направо или налево, логично? А там будем действовать по обстановке.

Валет нахмурился и протестующе замахал руками:

— Стой, стой, стой. Я не ослышался, пойти? Ты, вероятно, хотел сказать — поехать! Точнее покатить…

— Боюсь, Урал придется оставить тут, — сокрушенно признал я, но видя его растущее негодование, поспешил добавить, — мы понятия не имеем в кого упремся. Выползем на этом зеленом чудовище, а нас первые же встречные вилами затычут до смерти… Но мы вернемся за ним, как поймем — куда попали. Слово скаута.

Валет скривился, будто уксуса хлебнул:

— Скаута… А Сафир?

— А что Сафир? Самое разумное — выйти в город, он поступит так же, я думаю.

Я выбрал направление и, по возможности, уверенно отчалил. Главное морду кирпичом держать, пусть хоть один из нас думает, будто второй знает, что делает.

Пока шли, я судорожно соображал, на каком языке тут общаются люди. Что если не сможем их понять. Футболка с изображением рогатого рокера так и осталась на Саньке. И было бы замечательно, если б не моя татуировка дракона во всю спину. Напорюсь на инквизицию, они и за меньшее на кострах сжигали, мало не покажется. Пришлось отнять у Валета куртку и, на всякий случай, застегнуть на все пуговицы. Пусть некрасиво, зато безопасно.

Валет толкнул в плечо, сказал потрясенно:

— Видал?

— Чего? — спросил я, выныривая из собственных мыслей.

— Вон тот цветок, видишь?

Я посмотрел на место, куда он указывает дрожащим пальцем, поёжился от неожиданности:

— П-подумаешь… Цветок… Ползёт…

У Валета брови вскарабкались на лоб, хихикнул робко:

— Он еще и ходит? Я-то увидел, как он жука сожрал!

Цветок полевой, размером с ромашку, не то что бы испугал, но мы сперва держались на расстоянии, а чуть погодя подобрались ближе, хоть я и был против. Лепестки красные, а середка медовая, так и манит глупых насекомых. Валет мизинцем потрогал бархатный лепесток, стараясь не сломать, а тот так же аккуратно покачал им в ответ, заманивая новую добычу присесть поближе к липкой сердцевинке.

— Сейчас брызнет кислотой в глаз, не обрадуешься… — предостерег я боязливо.

Валет отмахнулся, продолжая играть с забавным растением, но тому, похоже, наскучило манить упертое насекомое. Маленькие корни, похожие на волосатые лапки, медленно вылезали из сырой земли и так же неспешно зарывались чуть в стороне. Цветок двигался вяло, но целенаправленно, напомнивший Валету маленького осьминога, а мне противного паука.

Я потянул за шиворот друга:

— Поторопимся, не время цветочками любоваться.

— Да, — согласился он, — но стоит быть осторожнее. Мир полон сюрпризов.

Когда показалась деревушка, поспешили туда в надежде найти Сафира. Всего десяток ветхих домов вдоль дороги, оградки если и есть, то совсем старые. Даже навозом не пахнет, что значит — здешние скот не держат, чем живут — непонятно…

Старик на завалинке стал первым, кого мы повстречали. Я сразу шепнул:

— Ты помалкивай, я попробую объясниться с ним. Там уж как пойдет…

Валет фыркнул, мол, ну-ну, давай, пробуй, умник.

— Здравствуй, старче!

Дед выстругивает что-то из деревянного черенка, не сразу обратил на нас внимание, но потом вымолвил, не поднимая глаз:

— Чё надь?

Мы с Валетом быстро переглянулись, у обоих на лице отразилось реальное облегчение:

— Здравствуй старец, подскажи нам, что за село это?

— Ну, положим, не село, а так, пара домов вдоль дороги. Раньше тут много купцов ездило, хорошее было место, прибыльное, вот и отстроились. А вы откель будете?

Я помялся с ноги на ногу, подыскивая правильные слова:

— Эх, дедушка, из далека, ох из далека. На нас с путниками по дороге напали, всё добро забрали, и человека мы одного потеряли, не заходил ли кто на днях?

— За енту неделю вы первые будете… Напали говоришь? То Нэйстаэль орудует, купцов обираить, вы ж купцы?

— Да, — замотал я головой. Спросил заинтересованно: — А кто такой этот Нэйстаэль?

Старик удивленно покосился, но на вопрос толком не ответил, сказал другое:

— Ну ничё, говаривают, король прослышал. Теперь-то точно не убегёт, как в прошлый-то раз.

Дед поджал губы, погладил всё еще жесткую, но уже белую как снег бороду. Я насторожился, что-то в нем не так, вон, делает вид, что уже и забыл про нас, или и в правду забыл? Я на всякий случай покашлял — дед удивленно воздел очи, будто первый раз видит, но глаза приобрели ясность:

— Меня Везарх кличут, слыхали? — прищурился он, но сам ответил на свой вопрос, — откель вам… Вас-то как звать, робяты? Куда путь держите?

— Да мы сами купцы из дальних стран, — ответил я, всматриваясь в странного дедка, — решили мир повидать, себя показать. Зовут нас…

Я повернулся к Валету, в надежде на помощь, тот помог:

— Меня Валет.

Я поморщился, ну что за человек. Надо же красиво соврать, ну как то так:

— А я… Константин.

Старик в удивлении воззрился почему-то на меня.

— Конь… кость… чаво? Дивное имя…

Валет вяло отреагировал, издеваясь:

— Это сокращенно от Кистениан…

Пока я судорожно вспоминал, что Кистениан кажется тот же Константин с Валийского… или как-то так, Дед успокоенный таким «разумным» объяснением спросил:

— Вам, небось, ночлег нужон? Сходите-ка у нас на постоялый двор, он маленькай, да вам сойдёть. Денег гляжу нема? Чичас…

Сгорбленный быстро ушел в дом, сильно шаркая ногами, а через минуту вернулся и сунул двадцать медяков:

— Я тут скопил малость. На первое время хватить, а уж дальше ищите своё добро. Ежели повезет — не забудьте старика отблагодарить.

Я кивнул:

— Спасибо, дедушка, не забудем.

Валет уже развернулся, вскинув руку в прощальном жесте, но я придержал:

— Отец, ты так добр к нам, не откажи еще в одном добром деле. Мы, эм-м, повозку везли железную, можем ли схоронить в твоём сарае?

Старик снова взялся за черенок, не поднимая глаз пробурчал:

— Повозка сена не просит, овса не ест. Пущай стоит.

— Век не забудем, добрый человек!

Побрели в сторону здешней таверны, решив вернуться за мотоциклом с утра, но я все оглядывался, что-то в старике настораживает, понять бы что.

— Не заметил ничего необычного?

— Где? — удивился Валет.

— В старике, — пояснил я такую очевидность.

— Обычный старик, — отмахнулся тот, — разве что плечи широченные, как у культуриста на пенсии.

— И это не кажется странным?

Валет нахмурился, но хлопнув меня по плечу, заверил:

— Расслабься, он точно не твоя Смерть. Просто крепкий старик.

— Надеюсь, что так.

Пока ходили по деревне в нелепой попытке найти потерянного бойца, стемнело. Едва жара отступила под напором вечерней прохлады, из высокой травы поднялся рой мелкой кусачей мошкары и огромные комары в поисках теплой и вкусной крови. Полумесяц медленно поднялся из-за виднокрая тусклый и печальный, как замерзший в холодную русскую зиму африканец, раздающий рекламки у входа в метро.

Желудок как голодный котенок мяучит и скребется едва отросшими коготками, но так, что на позвоночнике остаются кровавые полоски. Поспешили успокоить это прожорливое животное.

Постоялый двор вмещал всего два стола. Видать гости здесь бывают не часто. Как переступили порог, в нос ударил запах пищи, желудок вновь болезненно напомнил о себе.

Хозяин трактира, завидев нас, поспешно указал на скамью и, протерев стол старой тряпкой, участливо спросил:

— Чего изволите? Свежая вода, мясо, хлеб и даже немного вина, всё к вашим услугам.

Я несмело промямлил:

— Мы, знаешь ли, не местные, не знакомы с тутошними ценами…

Хозяин быстро сообразил, что с прибывших гостей много не взять, голос с услужливо-угодливого стал раздраженным.

— Хлеб, вода — три монеты, мясо — пять, вино — десять.

Валет развязал мешочек, и, выудив десять монет, протянул хозяину:

— Этого хватит на кусок мяса, хлеб и кувшин с водой. Так же нам необходим ночлег.

— Десять монет, — бросил трактирщик.

Мы, столкнувшись лбами, уставились в мешок еще раз, поняв, что наши скромные сбережения на исходе, с болью в сердце отдали остатки:

— И на утро приготовь сушеного мяса в дорогу.

Еда оказалась на удивление… мерзкой. Нет, я ожидал нечто пресное и вонючее, соли и перца не знают. Но такое! Мясо жилистое, будто из старого и больного быка, обильно подгорело, а хлеб, покрытый толстой коркой плесени, тверже камня. Съели, и молча пошли спать.

Валет спал плохо, всю ночь вертелся и по-татарски кого-то материл. Думаю меня…. Я в свою очередь даже не пытался уснуть. Мысли как стая хищных мошек, что так и норовят влететь не в рот, так в глаз. Почему я всё еще жив? Где моя смерть? Куда делся Сафир? Куда идти, и есть ли смысл идти куда-то?

Рано утром вышел на улицу, земля чуть влажная, ночью шел дождь, пришлось ступать аккуратно, стараясь не поскользнуться. В поисках хоть какого-то добра заглянул под каждый куст, но оружия или тем более денег найти не удалось. Врут сволочные игры, даже ржавые мечи на дорогах не валяются, и если убить какую-нибудь лягуху, из неё колчан стрел не выпадет. Я пробовал…

Забежал к старику, но он, вероятно, еще спал, дверь закрыта изнутри.

Вернувшись в таверну, разбудил Валета:

— Пойдем, пока на улице не так жарко.

— Куда пойдем? — зевнул он.

— Сперва за Уралом, спрячем в сарае. Затем двинем в город. Я спросил трактирщика, тут всего одна дорога, и город не так уж далеко, кое-где можно срезать.

— А зачем нам в город? — зевнул он, — может, стоит найти Сафира?

— Стоит, — согласился я, — но чтобы его найти — надо хоть что-то предпринимать. Думаешь, если засядем в этой глуши, он свалится нам на голову?

Валет взъерошил волосы на голове, собираясь с мыслями и прогоняя остатки сна.

— А что с Уралом? Я не брошу свой мотоцикл!

— Сказал же, сперва за ним, — гаркнул я, — просыпайся!

Трава, окутавшись росой, переливается всеми цветами радуги, и не под настроение радостно блестит и искрится. Измученные дневным солнцем и ночным холодом, даже на разговоры сил не осталось, упрямо шли вперед. Стена деревьев сбоку почти не меняется, лишь когда проскальзывает орешник, кидаемся нарвать еды. За сутки смогли пройти около шестидесяти километров, с остановками на еду и сон, разумеется. А на второй день мышцы разнылись так, что если пройдем тридцать, уже здорово.

— Костаниэль, вот как буду представляться, — заключил я спустя час непрерывных раздумий.

Валет, не поворачиваясь, хмуро буркнул:

— Да, хоть горшком назовись…

Я огрызнулся:

— Нет, а чего ты на меня злишься? Я что виноват, что в этой деревне Сафира не оказалось? Или ты тупо жрать хочешь? Так тут тоже засада!

Он промолчал, как и десяток раз до этого. Я выдохнул, гася остатки праведного гнева:

— Валет, послушай, сделаем так. Сейчас доберемся до города и попробуем найти место для ночлега, да и какую-нибудь работу. Нам надо хотя бы на время научиться тут существовать, я не могу обещать, что вернемся назад. Мне жаль.

— Да я понимаю, Альнар. — вздохнул он. — Просто пытаюсь смириться с тем, что всё идет не по плану.

— Да у нас его и нет… — признался я нехотя. — Всё, стой, давай перекусим.

Мы сели на небольшом пригорке у леса. Я выудил несколько кусков сухого мяса, полил его водой и протянул Валету. Безвкусные, пресные и жесткие куски говядины, словно битое стекло крошились на зубах. Затем царапая горло, падали, как два булыжника на дно колодца. В результате злые и голодные решили идти дальше.

Валет вскочил первым:

— Посиди тут, я в лес. Видел пару орешников, прямой найду, хоть лук сделаю какой-никакой. А то мы так с голоду помрем раньше, чем до города доберемся.

— Мы их столько прошли уже, — промямлил я.

— Прямого не было, — огрызнулся он.

Я спорить не стал. Валет быстро скрылся в лесу, а я остался сидеть в траве.

Слепни мешают спокойно думать, приходилось часто лупить рукой по лицу. Когда число поверженных врагов перевалило за второй десяток, краем глаза заметил движение.

Сердце сжалось, как маленький испуганный воробей, нет, даже хомяк. Едва дыша, оглянулся, а затем вскочил как ужаленный в то самое место. На поляну выполз огромный, ощетинившийся острыми, как жала гигантских шершней иглами… ёжик. Я выдохнул и как тряпичная кукла рухнул обратно.

— Ну, это уже совсем не нормально…

Валет вернулся быстро, но не для моей испуганной душонки, которая уже вечность ждала неприятностей. В одной руке несет длинную палку, прямую и толстую, а в другой тушку ни то зайца, ни то кролика. Я не стал допытываться как именно ему это удалось, не царское это дело, порыскал в карманах в поисках чего-нибудь острого и неожиданно для себя наткнулся на перочинный ножик. Удивительно, раньше я им только пиво открывал. Кто бы мог подумать, что буду рад видеть этот не нужный в моем мире предмет.

Пока я неумело разделывал тушку несчастного животного, благо мертвого, Валет сбегал за охапкой сухих веток. Костер тоже развел он, я молча удивился, как ему это удалось без спичек. Мяса получилось с гулькин нос, но вкуснее, казалось, мы не ели ничего.

Трапезничать долго не пришлось, ибо нечем, поэтому вскоре мы двинулись дальше. Оба слегка повеселевшие, как же, первый раз в этом мире у нас что-то получилось. Может и выживем.

— Ничего, Валет, мы еще посидим за королевским столом, главное до города добраться, а уж там разберемся, — заверил я.

— И чем же город так тебе поможет? — удивился он.

— Как чем? Там народ грамотный. Есть с кем договориться. А в сёлах навоз да мухи.

Валет не ответил, но тень скользнула по лицу. Блин, опять я ляпнул что-то не то. Он ведь и сам из деревни.

Виду не подавал, но всегда, сколько его помню, нотка зависти ко мне или Сафиру в нем сидела. Может зависть и не то слово, но уж после того как Сафир и на работу его устроил, тот вообще ушел в себя. Гордость из ушей прёт. Надо бы вывести из него подобных тараканов… и неподобных тоже.

Вышли на развилку. Одна дорога тянется прямо, а вторая уползает в сторону леса. Я было начал рассуждать о том, какой путь предпочтительней, но татарин грубо оборвал. Молча сунул мне в руки палку. Я взял, и только потом обратил внимание на маленькую черную точку на горизонте, в которую он так пристально всматривался. Та медленно увеличивалась в размерах, а потом я различил облачко пыли вокруг.

Валет тихо выругался:

— Как назло — лес закончился. Даже укрыться негде.

— А вон те деревья? — спросил я озадаченно.

— Слишком редкие, к тому же нас заметили.

Теперь и я углядел не просто точку, а нескольких рыцарей, ну или просто воинов, шут их знает. Четыре всадника на легких длинноногих конях одеты в красивые, но плохо подходящие для сражений доспехи. На шлемах узоры — красота, но в щели даже топор войдет не звякнув. Не прошло минуты, как они остановили взмыленных коней возле нас и, взяв в широкое кольцо, хмуро уставились. Как я ни старался — старшего различить не смог. Все идентичной наружности. Кони одинаково разгоряченные, но в них и то больше разницы. А веет жаром и пахнет потом, что от коней, что от всадников.

— Чернь, — крикнул один из воинов, не снимаясь с седла, — мой вам совет — бежать. Бежать как можно дальше с дороги. И не попасть под копыта коней славного Герцога Балареантского, который изволит прибыть в Графство Литтэн. К Вашему Графу…

Последнюю реплику он будто выплюнул, изобразив на лице полнейшее пренебрежение или даже призрение. Я покосился на Валета, тот от слова «чернь» не хорошо так покраснел, и до хруста костей сжал монтировку. Воины усмехаясь вскинули руки на рукояти мечей. Поняв, что дело пахнет керосином, а то и хуже, я поспешил ретироваться. Изобразив на лице улыбку полнейшего идиота и не забывая почаще кланяться, схватил за руку Валета и повел в сторону:

— Спасибо Вам благородные сэры, Герцог Балареантский мудрейший из правителей, ибо сразу видно, послал своих лучших воинов вперед себя. Рыцари не иначе.

Всадники заулыбались. Всего лишь гонцы, какие уж там рыцари, но будь я хоть последним в мире нищим, приятно слышать похвалу в свой адрес. А у меня её куры не клюют, хоть весь день поливать могу. Потому я пятился и расхваливал, кланялся и тащил за собой Валета. Один из всадников окликнул куда мягче:

— Лучше езжайте за нами, тут до города близко, в своё болото не успеете. Но если увидите позади Вас отряд — быстрее ройте землю. Герцог любит пострелять, а хоронить вас никто не собирается.

Едва всадники отъехали, виляя конскими задницами, Валет напал на меня, схватив за руку:

— Ты почему себя так вёл?

Я вяло отреагировал, высвобождая руку:

— Сам не догадаешься? Мне жизнь дорога, почему-то. Да и спина не переломится от пары поклонов. И на будущее, Валет, если будешь пылить по поводу и без, не долго нам топтать эту землю. И гробик никто не сколотит.

— И как, по-твоему, надо реагировать? — сочась ядом, спросил он.

Я пожал плечами:

— Вживайся в роль, мы — чернь, как слышал. Вот и веди себя как чернь. А то заподозрят в нас рыцарей, и прирежут на всякий случай. Будь проще, проще, ещё проще.

До города удалось добраться без происшествий. Хотя каждую минуту я только их и ожидал. Смерть где-то близко, я её почти чую своим чувствительным хребтом, но чего выжидает — не понятно. Нет, я не против, пусть ждёт, и чем дольше, тем лучше.

Город оказался большим. В центре крепость, что даже рвом обнесена, а от ворот крепости тянется главная улица. Сам же город обнесен частоколом и на удивление хорошо развит. Скажем прямо — не так я представлял себе средневековые поселения. Тут и разного рода магазины, и лавки с продуктами. А уж рынок, просто нет слов. Мы пол дня ходили, разинув рты, и лишь к вечеру, услышав громкий трубный зов, пришли в себя. Толпа зевак как горная река подхватила нас течением и понесла, понесла. Пришлось идти смотреть, кого там нелегкая…

Герцог Балареантский со свитой, о котором мы так быстро забыли. Важный и надменный как павлин в сверкающих золотом доспехах, но без шлема, ехал в окружении таких же прямых и гордых воинов. По мордам сразу видно — рыцари. На щитах гербы, разного рода звери, а то и мифические существа. Благо я историю знаю отлично, и почти каждое обозначение смог вспомнить. Увидел даже Дуб, напомнивший мне герб Айвенго, а уж львов, грифонов и драконов просто пруд пруди. Банальщина.

Валет потянул меня посмотреть поближе. Еле протиснулись вперед. Рыцарство пока на волне, даже на гребне. Люди смотрят затаив дыхание, рты открыты, глаза блестят, будто это они сверкают золотыми латами. Ничего, на сожжение ведьм, казни и прочие пакости толпа смотрит с такими же лицами. Им еще предстоит встретить время, когда от рыцарства только кружева да блеск останутся. Нескоро, правда, а пока здесь не всё так скверно. Надо бы запомнить, и по возможности — воспользоваться… До конца мысль оформить не успел, как произошло внезапное.

Под копыта гордым всадникам, с горящими от восторга глазами на пол лица, выскочила маленькая девочка. Толпа невольно ахнула, но никто не успел даже пошевелиться, а Валет уже был там. И, конечно, схватил за стремена лошадь самого Герцога. Конь фыркнул и дернул головой, даже попятился назад, готовый ударить копытом грязному дерзкому выскочке. Девочку сразу выхватили в толпу и спрятали за спинами, а вот для Валета места не нашлось.

Я подорвался к нему, отталкивая от коня и всё как полагается, поклоны, причитания, но видать удача на сегодня иссякла. Воины выхватывали мечи, и с холодным спокойствием повернули коней, готовые убрать нас как прилипшую к подошвам сапог грязь. Герцог тоже снизошёл, чтобы окинуть нас ясным взором, я быстро склонил голову, а мой баран-собрат, наоборот ответил прямым взглядом, после чего сразу получил в жбан рукоятью меча откуда-то извне.

— Я позабочусь о них, Ваша Светлость, — пробасил вырубивший Валета воин, голосом не предвещавшим ничего хорошего.

Герцог сразу отвернулся, уже забыв о таком незначительном происшествии как чьи-то жизни. Тем более, судя по словам воина, вопрос об этих жизнях можно считать решенным.

Герцог направил коня дальше к крепости, и вся делегация последовала за ним. Воин повернулся ко мне, лицо в мелких шрамах, типичный такой вояка. Я думал — сразу зарубит, но он решил сперва поговорить:

— Надо было дать вас зарубить, особенно этого дурака. Всё равно долго не проживете, раз такие недотепы. Но та девочка, это дочь одного хорошего человека, и потому вы еще живы. Это ясно?

— Яснее ясного, сэр. Могу я узнать Ваше имя, о благородный из благороднейших, — начал было я, но на этого не подействовало, скривился, скотина.

— Я командую отрядами городской стражи, моё имя Луд. Подчиняюсь лично начальнику крепостной стражи. Держи, отдашь безголовому другу. И проваливайте из города, увижу — выпотрошу.

Луд сунул мне в руку серебряную монету, и кивком указал, что разговор закончен. Я не стал терять времени, быстро уволок приходящего в себя Валета. Когда тот очухался, пришлось прояснить пару моментов. Тот, держась за ушибленное место, даже не порываясь отомстить, да и злости ни в одном глазу. Видать боль отрезвляет и способствует уменьшению гордыни. Стоит бить его почаще.

Постоялый двор нашли быстро, достаточно было идти навстречу бредущим пьянчугам. Думаю в этом городе она даже ни одна. Единогласно решили, что дальнейшие действия предпримем утром, наскоро перекусив, пошли спать. Правда корчму, или как уж тут она зовётся, выбрали не ахти. Постель оказалась чем-то вымазана, смрад отвратительный, пришлось лечь на полу.

Спустя пару минут раздался громкий сап, а потом еще и храп, почти медвежий. А вот ко мне упорно не шел сон. До сих пор кажется странным всё, что с нами происходит. Мы ж даже девочку спасли, по всем законам нас должны объявить героями, одеть, накормить и вообще. Я же книжки читал! Видать не те…

В окно тихо дует ветер, покачивая старую тряпку, а за ней, на черном как разлитая нефть небе, сияют звезды. Даже удивительно, мир другой, а млечный путь на месте. Ну, пусть его я могу спутать, мало ли таких путей, но медведица-то тоже здесь, ковш по-нашенски. Непонятно…

Сон не приходил, а пузырь тяжелел, я все ждал, кто ж возьмет верх, моя врожденная и отточенная годами лень или сиюминутная потребность. Вода выход искала не долго, тропки-то знает, победила, зараза. Вскочил и побёг, дверь глухо ударила меня в лоб, а половицы нервно затрещали, но такие мелочи нас не остановят. Может туалет уже придумали, город-то не маленький? Пометавшись из стороны в сторону на улице, плюнул, прыгнул в ближайшие кусты, а вышел довольный, и размеренной походкой пошел обратно в «номера».

Тихонько прикрыв за собой сволочную дверь, в полутьме стал щупать лежанку, ветер колыхнул шторку и комната озарилась лунным светом. Валета нет, как молния сверкнула мысля, а следом и гром — Валет пропал! Я быстро осмотрел комнату в поисках следов или чего-то подобного, но какие уж там следы. Монтировка лежит у кровати, а вон и ключи от мото, ох, не к добру.

Как и следовало ожидать, за громом и молнией полил дождь пугающих мыслей: куда ушел, что делать, может и он по нужде, а если нет, что тогда? Я забился в угол как загнанный мышь, покрепче сжал монтировку, а внутренний голос жалобно пропищал, мол, лучше бы не смыкать глаз, пока Валет не вернется.

Ну, я вроде и не смыкал.