Не знаю, писал ли мне кто-нибудь, но никакого сообщения от Вас я не получил. Жаль.

Константин.

* * *

Утром мне скучать не пришлось. Нас подняли в четыре, выдали одежду, от которой чесалось всё тело, и первое оружие: мне — топор, а Валету как старшему в нашем скромном отряде — длинный нож, почти мачете.

Наскоро перекусив, встретились с Коршуном, нам завязали глаза и вывели из «убежища». Повязки сняли, только когда мы оказались в таверне.

— Гриф, а почему повязки снимаете здесь? — искренне удивился я, — положим мы предатели, что нам стоит привести войска или еще кого-то к этому ходу?

Гриф не ответил, а Коршун усмехнулся недобро:

— Задавай поменьше вопросов, и жизнь твоя будет чуть длиннее. И уж тем более не задавай вопросов ему…

Я посмотрел на Грифа, тот движется вечно злой, даже с Коршуном не общается:

— Спасибо за ценный совет.

Коршун кивнул в ответ, голос упал почти до шепота, буркнул:

— Если посторонние найдут ход, его тут же зальют маслом и подожгут. Ворон не дурак, учел все варианты, кроме того это не основной тоннель.

— Наш главарь знает, как вести дела, — поддакнул я, а сам подумал, что все варианты учесть невозможно. Особенно если ты не стратегический менеджер!

На улице толпа едва не разделила нас, мы ж с Валетом цивилизованные, стараемся не толкаться особенно, Коршун вытащил почти за шиворот, а Гриф и останавливаться не стал, прет как таран, люди сами шарахаются в стороны. Шли через весь город, я не забывал держаться в тени и часто оглядываться, второй встречи с тем гадом в балахоне мне не пережить, это понимаю.

Остановились у одного здания на окраине, буквально в ста метрах от высокого частокола на границе города. Гриф окинул улицу взглядом и быстро вошел, мы скользнули следом. Внутри оказалось не протолкнуться, человек двадцать народу с ножами, дубинами и другими колюще-режущими резко повернулись к нам. В глазах испуг, что быстро растаял, переходя в тупую ухмылку.

Коршун остался с ними и заговорил так, чтобы слышали все, а Гриф кивнул нам, чтобы шли за ним в соседнюю комнату. В центре стол, на нем раскинулась небольшая карта, даже кусок, Гриф быстро подошел, кривой палец уперся в место, помеченное крестом:

— Отсюда выйдете из города, под частоколом тоже прорыт тоннель. На той стороне вас будут ждать еще несколько человек. Пойдете на северо-восток через лес и, если не собьетесь с дороги, окажетесь у королевского военного лагеря.

— Это наше первое задание? — поразился я, — напасть на военный лагерь с кучкой оборванцев?

— Королевский, — добавил Валет.

Я поддакнул еще более уверенно:

— Вот-вот…

— Лагерь поставили только на днях, — заметил Гриф ледяным тоном, — в основном строители, повара, охрана минимальная.

— Сколько у нас времени? — собрался Валет.

Гриф, мне показалось, довольно засопел, верные вопросы задает:

— Послезавтра туда подвезут оружие и провиант, а так же подойдет основная часть войск. Вы войдете ночью, убьете всех, кто там будет. Все трупы унесете в лес, но до этого снимете с них одежду и оружие. Это ясно?

— Как белый день, — огрызнулся я, — не ясно одно, какого дьявола вам необходимо захватить военный лагерь?

Гриф недобро посмотрел мне в глаза, но ответил, как мне показалось, скорее даже Валету:

— Войско, которое идет в лагерь прислано для давления на крестьян. С них требуют больший налог, мы же внедрим в ряды королевского воинства своих людей. То, что будет собрано с крестьян, наши люди возвратят обратно. Это мелочи, дело техники, к тому же дело не ваше.

— Значит, мы должны закрепиться там? — уточнил Валет, добавил с сомнением, — неужели думаете, будто эти люди походят на военных, хоть в доспехах, хоть без?

— Нет, — кивнул Гриф, — поэтому после захвата лагеря вы скажете всем, чтобы те не грабили и не воровали.

Я краем уха вслушивался в сильную и красивую речь Коршуна:

— Вы те, кто пришел вступить в наше братство, и это ваше задание! Кто пройдет, вступят в наши ряды, кто не пройдет — уйдут с позором. Но я не вижу среди вас трусов, поэтому верю, каждый сделает всё, для достижения цели!

Гриф толкнул:

— Ты слушаешь?

— Я? Да, конечно! Продолжай.

Он сердито зыркнул, отвернулся к Валету:

— Как я уже сказал, вы всем прикажете не грабить лагерь.

Я фыркнул в спину:

— Так они и послушали…

Гриф с непроницаемым лицом продолжил:

— Кто не подчинится — умрёт.

Валет задумчиво пригладил светло-русые волосы, спросил осторожно:

— Но, разве разумно посылать такой отряд? Они ведь просто не смогут отказать себе в наживе!

— Нам нужны новобранцы, — объяснил Гриф, — но мы не можем возиться с каждым как вот с вами. Ворон увидел в Вас что-то, особенно в Валете, и потому вы поведете этот отряд, а не находитесь в нём.

Он сделал многозначительную паузу, но мне вставить слово не дал, сразу продолжил:

— Иногда надо жертвовать немногим, для достижения большего. Если Равных раскроют — крестьяне пострадают больше, чем кто-либо. Братство — это не войско, это не воины, это те, кто может управлять такими как они.

— Тогда, чем вы отличаетесь от Графа? — усмехнулся я нагло, но пожалел об этом. Гриф молниеносно ударил в лицо рукоятью кинжала, мир перевернулся, боль растеклась по всему лицу, губы брызнули кровью, окрасив пол.

— Мы делаем все для блага народа, а не для личной наживы! — вспыхнул Гриф. — Валет, как ты связался с таким идиотом? Будь осторожен, он тебя и погубит!

Валет нахмурился недобро, помог мне подняться:

— И всё же это мой друг.

— Тебе же хуже, — бросил Гриф, а затем, будто ярости и не было, продолжил. — Если даже одна медная монета окажется у кого-то из них, смело убивайте. Это всего лишь бандиты, а братство борется за крестьян. Я с нужными людьми подойду после.

Когда краткий экскурс закончился, мы вошли в потайной ход, а следом за нами последовала толпа крестьян с самодельным оружием. Лаз длинный, но неудобно низкий, приходится идти на полусогнутых, только в отличии от предыдущего, ярко горят факелы.

Выход оказался в коре дерева, со стороны не увидеть, сообразительный малый этот Ворон. Прошли еще метров сто, увидели почти такую же толпу, как и ту, что вели сами. Чуть в стороне от них возвышаются трое всадников. Лошадки под ними рабочие, не боевые, видать семья богатая, свою лошадь имела, а дети, дурни, украли и пошли в этот притон в поисках легкой жизни. Двое молодых широкоплечих и мордатых парней с дубинами в компании с молодой девкой. Все трое посматривают на остальных свысока и держатся в сторонке, почитая себя элитой. Я рассмотрел кобылку под девчонкой, удивился, высокая и стройная лошадка, широкий круп, вся белая с коричневыми пятнами. Такая точно работы не знала, видать девка выкрала её у кого-то из знатных, или подобрала на поле боя, у какого-нибудь рыцаря…. Хотя, что это я, кобыла жеж, а не Рыцарский Конь!

Мы подошли не спеша, я решил сразу поставить точки над всеми буквами, сказал властно:

— Лошадей оставите тут!

— Но… — отозвался один из парней, я грубо перебил.

— Никаких но! Либо так, либо вы вольны уехать сразу, это ясно?

Сзади послышался одобрительный гул крестьян «попроще», я понял, что на этом можно сыграть, добавил возвышенно:

— Если хотите вступить в ряды Братства, для начала научитесь не задирать нос!

Теперь уже доносились довольные выкрики, головы повернулись в нашу сторону.

Девка первая поняла, что с толпой лучше не связываться, с дивной любовью привязала лошадку к одному из деревьев, затем громко спросила:

— Что если волки задерут, мы всё же в лесу?

Я увидел, как головы сразу повернулись ко мне, а я чертовски не люблю все эти пикировки, не стал вилять, почти:

— А это будет Вам первым уроком. Кто поймет, что за урок, у того больше шансов занять место в наших стройных и красивых рядах…. Так что думайте, думайте! Всё, пошли!

Пока продвигались лесом, заметил, что Валет почему-то всем импонирует, а я, такой замечательный как кость в горле. Меня хоть и слушают, но крайне неохотно, а вот с ним разговаривают и стараются держаться за ним как за предводителем. За мной же идет почему-то только пара человек, и что совсем странно еще та девка.

Шли по карте, Валет постоянно путался, пришлось отобрать, но оказалось, что мы почти на месте. Я велел остановиться и притихнуть, меня не услышали, но Валет сказал своё веское «тс-с-с» и все замолкли. Гады необразованные…

Спустился в овраг, на дне которого бежит ручей, вымок, но перебрался на другой берег и даже подтащил несколько коряг, побросал, сделав подобие моста, пошел дальше. Минут через десять взору открылась небольшая поляна, к которой из леса подходит дорога. Ну как дорога, тропка, совсем свежая. На поляне нужный нам лагерь.

Свежий частокол стоит ровно и красиво, высокие сосенки как зубья копий устремляются в небо, а массивные ворота лежат неподалеку, еще не успели повесить, вовремя мы. Внутри лагеря суета, благо мне с пригорка все видно, как на ладони. Кто выбрал такое глупое место для лагеря? Или даже не думают, что на них может хоть кто-то напасть акромя медведя?

Всё равно глупо рисковать, человек десять хорошо обученных воинов там наберется, а это сильный противовес. Дождемся ночи, а там что-то может и придумаем.

Я вернулся к своему «войску», велел властно, мне терять нечего, и так никто не любит:

— Костры не разжигать, не шуметь, как стемнеет — наступаем. Когда пойдем на штурм — ни звука. Первый, кто закричит — лишится головы, выиграем или проиграем, но первым лучше не быть, все согласны?

Мне не ответили, но по глазам видно, что слова достигли ушей, а там глядишь, и до мозга доберутся.

Хотя авторитета моего не осталось совсем, а Валет своим как-то не очень пользуется, как я совестью. Отвел его в сторону:

— Надо поговорить.

— Говори, — буркнул он.

— Скажи, — прямо спросил я, — ты правда веришь этому «братству»?

— А почему я должен не верить? — удивился он.

— Да это же просто сброд! Такой как люди у нас за спиной, только еще более жадный! — негодовал я. — Любые идеалы для них чужды. Ты же был там, у них всё завалено ненужными украшениями и дорогими вещами. Раз такие борцы за добро и справедливость, почему не раздали беднякам?

Валет отмахнулся, разворачиваясь чтобы уйти, но я со злостью дернул назад. Зашипел с такой злостью, что на нас стали оглядываться:

— Пользуя это отребье, они добьются новой наживы, а потом и их под нож. А с ними может и нас!

Валет нахмурился, спросил с вялым интересом:

— К чему ведешь?

— К тому, что не тем мы заняты! — рыкнул я, — а это задание прямое доказательство того, что братство просто притон разбойников.

Валет отрицательно покачал головой:

— Гриф верно сказал, нельзя выдавать каждому встречному место Братства и принимать всех подряд. Они ведь и о нас с тобой думают, Альнар….

Я попытался возразить, но он перебил:

— Гриф сказал, что этот народ не забудет наших лиц, и мы не в безопасности, теперь либо они союзники, либо враги. Потому — третьего не дано, я поступил бы так же, а ты тем более.

— Да какая разница, что он сказал или как бы я поступил, — сильнее закипело внутри, — а если и нас пустят под нож? Что тогда? Это не благородные рыцари, не графы, герцоги и прочие, это разбойники, деревенские холопы, их слова — пустой звук, а на месте чести у них пустое место!

Валет дернулся как от пощечины, а я поздно понял, что выбираю не те слова, но что сказано — то сказано.

— Я не считаю, что понятие чести присуще только богатым, — процедил сквозь зубы он.

— Валет, — поднял я руки, — я совсем не это имел в виду….

Не успел договорить, что рыцарями становятся, как правило, обычные воины, отличившиеся в сражениях, а самые великие из них никогда родословной-то не имели, все выходцы из малых сёл и деревень.

Валет оборвал меня и на одном дыхании выдал:

— Судя по тому, что ты и пальцем не шевельнул, чтобы спасти ту девочку, твоя честь тоже под большим вопросом!

Я сперва опешил, но затем ярость хлынула с ужасающей силой, он ведь знает, что я был далеко от девчонки! Уже хотел выплеснуть всё, что думаю про него, это братство и прочее, но он, бросив на меня презрительный взгляд, ретировался, а моя злость не найдя выхода пряталась куда-то в меня. Я это чувствовал и только сильнее злился, на себя, на ситуацию и на этого деревенского дурня.

А самое гадкое, что я и сам не уверен, стал бы спасать ту девчонку…

Дождавшись ночи, выступили к лагерю. Я быстро разбил людей на четыре группы, поставив самых смышленых во главу двух из них. Третью повел Валет, отобрав людей самостоятельно, а четвертую я, тех, кто вообще согласился пойти со мной. Таких, правда, нашлось всего четверо, один из которых хромой, да девка с теми мордоворотами. Я снова позвал Валета, тот нехотя подошел:

— Обойди лагерь со своими людьми, во-о-он там самые темные участки, помогите друг другу перебраться через частокол.

— Почему мы? — хмыкнул он, напрашиваясь на комплимент.

— Потому что с тобой ушли самые разумные, — не обращая внимания на его тон, ответил я.

— А ты?

— Когда окажетесь на той стороне, просто ждите сигнала. Есть одна мысля, попробую оттянуть на себя людей в лагере. Только не нападайте сразу, а то нас вырежут. Дождитесь, когда большинство воинов уйдут к воротам, и тогда займите более удачные позиции. Когда услышишь сигнал, не теряй времени, ты понял? Не раньше, чем я скажу что-то, что будет предельно ясно — нападай, я говорить буду много, не перепутай!

— Ладно, если уж умнее ты ничего не придумал…

Я снова проглотил вертящиеся на языке слова, выдавил:

— Увы, ничего… Я же городской…

Не люблю ночь, видимость плохая, весь мир будто картина абстракциониста, всё широкими мазками. Луна едва пробивается сквозь густоту деревьев, только лагерь освещается достаточно, что бы мы спокойно следили за передвижениями внутри. Валет увел за собой большую часть людей, и вскоре, я едва различил в темноте какое-то движение возле частокола. Для тех, кто стоит у факелов — там тьма тьмущая.

Оставшуюся группу под предводительством мордатых я отправил с двух сторон от единственного входа. Велел вжаться в стенку, даже не дышать. Только хромого отправил на другую сторону леса, объяснив, что кто-то должен наблюдать за диспозицией и отходными путями.

Вскоре остались только я и девка, та непонимающе поглядывала на меня и все чаще сжимала нож в изящной руке:

— Спокойно, мисс, не надо нервничать, тебе предстоит главная роль в этом спектакле, уж не подведи.

Мы спустились с горы и, метрах в двадцати от ворот, я снял топор, трава послушно спрятала его, нож у девчонки тоже пришлось отнять:

— Слушай внимательно, — начал я, специально не спрашивая имя. Убьют — не жалко, вроде как, даже не знаком… — Мы муж и жена, заблудились в лесу, идем напрямик в лагерь, ты больна. Очень больна. Сделай болезненное лицо, да не сонное!

Девушка старалась изо всех сил, но её простая красота никак не вяжется с болезненным видом. Я взял ком грязи и старательно размазал ей по лицу, налепил на волосы. Вот теперь у неё появился нездоровый вид, выглядит так, будто сейчас набросится, быстро успокоил:

— Тихо-тихо, я не издеваюсь, так надо.

— Я поняла, что так надо, — взбесилась она, выплевывая комочек земли, — но на обратном пути я тебя в этой грязи утоплю, сволочь!

Ой, а она еще и говорит, усмехнулся я в душе, но сказал строго:

— Ты больна, забыла? Идем в центр лагеря, я сделаю все сам, а ты просто держись за меня, не бойся, поняла? И не смотри так злобно, это взгляд здорового человека, а ты больна!

Мы пошли к лагерю и страх медленно нарастал в её глазах, а лицо белело от ужаса, не думала, что в правду придется идти. Поначалу неохотно держалась за моё плечо, а теперь от страха вцепилась как удав, вид затравленный, что придало мне уверенности почему-то. Грудь выпятил, иду, бравый такой, она шепнула ехидно:

— Сделай лицо попроще, мы же заблудились!

Краска стыда залила лицо, даже пятки, наверное, заалели. Ну дурак, девчонка и та умнее. Старательно напустил на себя угнетенный вид, сгорбился устало.

Подошли вплотную к воротам, я все искал глазами, где же охрана, часовые? Видать дурни тут непуганые, похлеще меня… Им же хуже.

Дошли уже до середины лагеря как сзади гавкнули так, что я едва не пустил лужу, а девка, наверно, пустила:

— Стой, кто идет?!

— Господин, — поклонился я как можно ниже, утаскивая за собой девчонку, — господин, мы заблудились, приютите на ночь. Жена больна, не можем идти…

Воин быстро подошел, взгляд скользнул по телу девчонки, грязно облизнулся:

— Ты пошел вон, а её приютим. Ванд, иди сюда. Ванд!

Серая штора палатки откинулась, вышел заспанный воин, морда опухла, красные щеки блестят жирно, лениво протер поросячьи глазки, пасть растянулась в зевке:

— Ну, что еще?

— Смотри, какой подарок, — ухмыльнулся первый, — ты сегодня весь день жужжал, как хочешь в город в свой курятник, а тут курочка сама прилетела.

Девчонка затряслась и еще сильнее вцепилась мне в руку. Я быстро перевел внимание на себя:

— Господин, — снова поклонился я, спина не переломится, — мы заблудились, можно мы передохнем в вашем лагере, кормить не надо, просто посидеть у костра.

Тот, которого назвали Вандом, расплылся в улыбке:

— Конечно, ты иди к костру, а твоей жене я даже постель погрею.

Из палаток стали выглядывать с интересом, я и так говорил громко, а тут стал почти кричать, что б уж точно все проснулись:

— Она больна, господин, осторожнее, меня не спасти, а вы лучше не прикасайтесь.

Девчонка сразу закашлялась, даже глаза покраснели, вся разом ссохлась, скрючилась как старуха. Подумать только, как быстро в ней проснулась актриса. Видать это умение в каждой женщине, особенно когда зажали в угол.

Ванд в шаге остановился, отдернул протянутую руку:

— Больна, говоришь, чем же?

— Никто не знает, господин, — честно соврал я, — нас потому и выгнали из деревни, люди помирают, как только к ней прикоснутся, а она всё никак не отмучается.

Воины, окружившие нас, отшатнулись, а простые строители вообще отбежали. Один крикнул:

— Да у нас в деревне тоже как-то люд помирать стал, так пока не сожгли одну-то, все так и мёрли, так и мёрли….

Ванд насторожился, глазки мечутся, как и душонка, между похотью и страхом. Я добавил задумчиво:

— А вообще, господин, вы правы, возьмите её к себе в постель, пусть хоть дух испустит в тепле… Только постель потом сожгите.

Я сделал такое скорбное лицо, чуть сам не заплакал.

Ванд же наоборот нахмурился расстроенный:

— Пошли вон, бродяги грязные, пока не зарубил вас ко всем демонам!

Я осторожно пятился, уводя за собой «жену», но глазами держал всех и каждого, говорил, обращаясь ко всей толпе, пусть принимают конкретно на свой счет:

— Чести у вас нет! И вы называете себя воинами?

Люди хватались за рукояти мечей, запугивая, а я, чем ближе к воротам подходил, тем наглее становился:

— Выгнать двух людей, попросивших крова, это ваше воинское достоинство? Я скажу вам, кто вы такие: жалкие, паршивые ублюдки.

Мы пересекли линию частокола, когда я увидел, как за спинами обращенных к нам людей передвигаются люди Валета. Ванд и еще двое воинов вытащили мечи и шли в нашу сторону со злыми ухмылками, остальные просто смотрят, как выпотрошат двух бедняков. Не без интереса, зрелище всегда приятно. Я перестал себя сдерживать, отпустил жену, она тут же упорхнула назад, а я еще держал всех взглядом:

— Последний шанс, и может я вас пощажу!

Я остановился под ногами лежит топор, а Ванд с двумя воинами как раз переступил черту предполагаемых ворот.

— Та-та-рин! — крикнул я первое, что пришло мне в голову.

На лицах воинов отразилось презрение к моему «заклинанию», но ровно на долю секунды, так как в следующее мгновение кровь хлынула из открывшихся на лицах ран — вилы крестьян били без промаха.

Воины, что еще оставались внутри лагеря ловко выхватили мечи, но двинуться в нашу сторону не успели, Валет и все кто шел за ним бесшумно напали сзади, и большая часть воинства была убита так ничего не поняв.

С оставшимися завязалась драка, девчонка порывалась побежать на помощь, но я и сам не пошел, и ей не дал, шепнул угрюмо:

— Мы свою часть выполнили, теперь пусть рискуют другие.

Другие рисковали, воины умело разделывали крестьян, но тех слишком много. Ни скорость, ни выучка не спасла опытных солдат, их просто задавило трупами. Из оставшихся в лагере рабочих кто-то пытался сопротивляться, кто-то сразу падал на колени, но вскоре все закончилось. Крестьяне не знали пощады, кололи всех и тут же кидались рыскать по карманам, я ожидал подобный финал, потому сидел довольный. Валет напротив, бросился останавливать всех и каждого:

— Не сметь! Никому не прикасаться, стоять!

Кто-то поднимал на него удивленный взгляд, мол, вот сам и стой, те, что шли за ним на мгновение замерли, но когда вокруг воруют все — сложно стоять в стороне.

Девчонка хитро посмотрела на меня, но я даже отвернулся:

— Я тебе ни слова не скажу, хочешь — грабь.

Мой тон остановил. Улыбка погасла как луна скрытая тучей, а глаза прищурились требовательно:

— Правда, нельзя? Зачем же шли?

— Сам не пойму, но эти уже мертвы. И от твоей руки, тоже.

Я пересчитал потери. При всей сопутствовавшей нам удаче мы все равно потеряли две трети людей. Осталось не многим больше пятнадцати человек, считая нас с девкой. Когда мародёры вдоволь набрали добычи, Валет всё же смог заставить раздевать воинов и тащить за пределы лагеря. Я напомнил ему про овраг.

Прежде, чем легли спать он еще раз попросил вернуть ему все награбленное, и даже указал палатку, куда надо все сложить, но спустя два часа палатка осталась пуста. Наивный. Многие грелись у разведенного костра, но, так как вина в лагере не оказалось, даже самые стойкие уходили спать. Остались три человека, и нас трое, видать судьба.

Валет не удержался, спросил имя девушки, дурак….

— Илис, — обрадовалась она.

Еще бы, куда умнее Валета. Теперь зарезать «знакомую» жалко. Я шепнул:

— Берите ножи, делаем все одновременно, начиная с тех, что у костра, и чтоб ни звука!