Ночь опустилась на город внезапно, будто кто‑то на небесах щелкнул выключателем. Сквозь низкие тяжелые тучи не пробивался свет луны и звезд, отчего тьма казалась особенно густой, почти тягучей. Над водами озера поднялся белесый туман: лениво перетекая, он клубился полупрозрачными барашками, словно под его полотном непрерывно шевелилось нечто неизвестное.

Лис зевнул и потер лицо. Открыл глаза как можно шире в наивной надежде, что сон испугается страшной гримасы и сбежит. Мда, отделал его охотник знатно. И хоть из непосредственных повреждений он отоварил Сашу лишь разбитым носом, парой синяков и разорванной губой, — гордость парня пострадала куда больше. Еще и прапорщик сверху добавил — сначала запряг перетаскивать топливо к катерам, а потом и вахту впаял самую тяжелую — перед рассветом. Когда спать хочется особенно сильно.

Тишина Питкяранты угнетала почти физически. Она давила на барабанные перепонки, будто заполняя уши ватой. Во дворах легкий ветер игрался с оставленным на веревках некогда чистым бельем.

Глаза Лиса вновь начали закрываться. За полуопущенными веками проплывали призраки сновидений, так и маня в ласковые объятия Морфея. Очнулся Саша, лишь стукнувшись бровью о прицел. Зашипев от боли, парень решил плюнуть на приличия и разбу — дить прапора. Пусть поставит в дозор кого‑нибудь другого, например, того же Михана. Ведь сладко сопящий наблюдатель — не самая лучшая защита от незваных гостей.

Лис собрался уже спускаться, когда периферическим зрением заметил странное движение у самой воды. Развернувшись, он приник к прицелу, пристально вглядываясь в полосу тумана. Минуты текли, как остывший кисель. Парень уже решил было, что ему показалось, как из белесой дымки всего на мгновение высунулся темный шланг и быстро втянулся обратно. Некоторое время ничего не происходило. А потом шланг появился вновь. Он вытянулся из тумана вверх и замер. Лис с такой силой прижался к прицелу, что ему уже грозило лишиться глаза. Из‑за тучи выглянул тусклый полумесяц.

Это живое существо, — а теперь уже не было сомнений, что шланг — не глюк разыгравшегося воображения Лиса, — чем‑то напоминало змею. Огромную склизкую змею. Вытянутая голова ее заканчивалась круглым ротовым отверстием, трепещущим на воздухе. Будто почуяв внимание к своей персоне, существо повернулось в сторону Саши. Из боковых прорезей жабр брызнули фонтанчики воды, словно животное издало неслышный человеческому уху клич. И события понеслись со скоростью испуганного зайца.

Вода Ладоги забурлила, и берег превратился в сплошное шевелящееся покрывало, неумолимо приближающееся к стенам Пит — кяранты. Лис рванулся вниз, чтобы предупредить остальных.

— Подъем, у нас гости! — прокричал парень, спрыгивая на первый этаж спортзала.

Вымуштрованные бойцы проснулись мгновенно, будто бы и не плескались всего минуту назад в ласковой заводи страны Морфея. Оставив Чугуна руководить сборами, Ермолов вышел вместе с Лисом оценить обстановку. Волна ползучих тварей уже почти добралась до бревенчатого частокола. И безобидными они не выглядели — попавшийся им на пути небольшой сарайчик буквально рассыпался под натиском животной ярости. Голодной ярости хищника, почуявшего добычу.

— Без вариантов, — прошептал Ермолов и обратился к высыпавшим на крыльцо бойцам: — Оборону мы не удержим. Будем прорываться к катерам!

1ЧЧ

Первые гады подобрались к перегораживающим дорогу деревянным «ежам». Натыкаясь на препятствие, они на мгновение замирали, а потом сворачивали гибкие тела в спирали и выстреливали ими в воздух, как разрядившимися пружинами. Прозвучали первые скупые выстрелы. К счастью, ползучие не были защищены хитиновыми доспехами, и пули навылет прошивали их, оставляя мертвые тушки конвульсивно трепетать полупрозрачными хвостовыми плавниками.

— Миноги… — пролепетал Николай, поддев носком «берца» один из трупиков. — Обычные миноги! Ермол, они безобидны! Питаются только рыбой да водорослями.

Одной из гадин все‑таки удалось уйти от обстрела. Ударившись о землю, она стрелой рванулась к ближайшему бойцу — Кириллу. Вцепившись в его руку, минога мгновенно присосалась, прокусывая ткань куртки. Закричав, Скальд с силой рванул тварь за хвост и, скинув ее в траву, припечатал тяжелым каблуком. Рукав куртки парня лишился внушительного лоскута, а на коже остались рваные порезы от острых зубов.

— Подумай еще раз, — прошипел капитан. — Скидывайте осколочные!

Через баррикады полетело сразу несколько снарядов, прозвучали взрывы. Ошметки склизких чешуйчатых тел и веера водянистой зловонной крови прыснули во все стороны.

— Кольцом! Плотнее строй! Экономьте патроны!

Отряд выдвинулся по еще шевелящемуся ковру из останков. Идти было трудно — ноги разъезжались, да и твари не думали сдаваться. Они нападали на ощетинившийся оружием отряд волнами, как вода набегает на скалистый берег. И подобно воде разбивались о шквальный огонь. Миноги умирали молча, не издав и звука. Им не было конца.

— Гусар! — прокричал Антон, стараясь перекрыть озлобленный лай «Печенега». — Лезть в воду — самоубийство! Они нас загрызут!

— Есть идеи получше? — спросил Ермолов, придавливая хромовым сапогом очередную шуструю тварь.

— Уйдем в лес!

— Они нас не отпустят!

Натиск ползучих гадов не ослабевал. Неумолимый голод гнал их на самоубийственные атаки. На тех, кого срезали пули, тут же накидывались сородичи, разрывая на куски. Ермолов в мыслях порадовался, что миноги настолько охочи до мяса, — отвлекаясь на трупы, они ненадолго переставали атаковать. Иначе отряд давно бы смели.

Берег приближался. Медленно, шаг за шагом. На воде лениво покачивались готовые к отправке катера. Твари будто не замечали их, обходили стороной.

— У меня заканчиваются патроны, — прошелестел рядом Медведь. — Хайк, у тебя что?

Фрунзик уже закинул опустошенную снайперку за спину и отстреливался из табельного «пээма».

— Полтора магазина.

— У меня запасной! Держи, Миха! — крикнул Кирилл, передавая Медведю боеприпасы за спиной Фрунзика.

На самом берегу в нос капитану ударил сильный запах бензина. Едкий, какой‑то чересчур химический, он едва не выжигал нежную слизистую дыхательных путей.

— Что за черт?

— Товарищ капитан! — отозвался Лис. — Это я случайно канистру опрокинул…

— Точно! Бензин.

Картинка окончательно сложилась в голове Ермолова: нетронутые катера, обходящие их стороной миноги и запах топлива. Тварям по каким‑то причинам не нравился бензин!

— Живее, в катера!

Бойцы один за другим попрыгали в покачивающиеся на воде лодки. Капитан схватился за оставленную на палубе полупустую канистру, открутил крышку и щедро плеснул топливо в воду.

— Чугун! — прокричал Ермолов прапору на втором катере. — Бензин!

Приказ оказался лишним. Антон уже скинул разгоряченный пулемет на настил и выливал химическую самопальную бурду за борт.

— Поджигай!

Взметнулись языки пламени. Миноги прыснули в стороны. А капитан уже возился с двигателем катера.

1ЧБ

— Нет, Гусар, — крикнул Николай, пытаясь остановить мужчину. — Вика нет!

— Будем ждать, все здесь останемся! — прорычал капитан, отталкивая вцепившегося в его руку Лесника.

Мотор недовольно заворчал и заглох. Мужчина вновь рванул шнур стартера. Внутри двигателя вжикнул раскручиваемый вал, катер мелко затрясло, и, вначале неровно, но все с большей уверенностью загудел винт, взбалтывая воду за бортом.

— Вик! — вдруг крикнул с соседней лодки Андрей.

Охотник стоял на далекой крыше спортивного зала. Мгновение он, казалось, раздумывал: стоит ли вообще пытаться прорваться к остальным.

— Чугун, заводи!

Вик наклонился, заводя обе руки за спину и сжимая рукояти клинков. Даже с разделяющего их расстояния Андрей заметил, как раскалился ночной воздух вокруг охотника. Секунда, и парень, одним прыжком перемахнув через забор, рванулся к пристани. Руки его будто превратились в змей, безостановочно мелькая, раскручивая темные лезвия мачете. Сверкающая восьмерка за спиной, полувзмах вбок и знак бесконечности перед собой. И снова, и снова. Бешеный танец разгоряченного железа, стон рассекаемого воздуха, тела миног, мановением руки превращающиеся в фарш…

Когда катера отчалили, поднимая веера воды, Вик достиг пристани. Не останавливая движения, в очередном па поднял оба клинка над головой. Лезвия, скрещиваясь, яростно звякнули в страстном поцелуе. Мгновение, и они расстались вновь, накрест рассекая взвившихся перед охотником тварей. Охотник, с силой оттолкнувшись, бросился в образовавшуюся брешь, в прыжке возвращая клинки в ножны. Быстротечный, как удар сердца, полет. Его ноги коснулись палубы; подчиняясь инерции, парень кувыркнулся вперед. Пролетев мимо обалдевшего Кирилла, Вик закончил движение, от души врезавшись поясницей в борт катера.

— Эй, ты как? — обеспокоенно спросил Скальд, поглядывая на скрючившегося и подрагивающего охотника.

— Жить… Буду… — прокашлял Вик.

Подпрыгивая на волнах, катера уносили отряд все дальше от кишащего миногами берега. Твари не стали преследовать ускользающую еду, ведь глубоководье Ладожского озера — уже не их вотчина. У центра Ладоги свой хозяин.

* * *

Туман. Все, что можно было сказать о первом судоходном опыте отряда, умещалось в одно короткое слово: туман. Эта взвесь держалась в воздухе весь остаток ночи, и под утро даже Ермолов не мог точно сказать, в какую сторону они плывут и сколько прошли. Скорость пришлось сбросить, и временами казалось, что катера вовсе застыли в этом бесконечном мутном молоке, ласкающем ровную, как зеркало, гладь воды.

— Сом? А, Сом? Спишь? — прошептал Кирилл, трогая напарника за плечо.

— Нет, — тихо отозвался Андрей, открывая глаза.

— И мне не спится, — жалобно протянул парень, посматривая на управляющего катером прапорщика.

Заметив, что бойцы зашевелились, Чугун успокаивающе улыбнулся, как бы говоря: «Все хорошо, ребята, отдыхайте». Сверившись с компасом, он совсем немного толкнул поворотную рукоять мотора.

— Вик вон тоже не спит, — проговорил Кирилл, кивнув на сидящего рядом с прапорщиком парня.

Охотник напряженно вглядывался в молоко тумана за бортом. Невесело хмыкнув, Скальд поправил повязку на руке.

— Чего смеешься, Балалайка? — спросил Андрей, усаживаясь поудобней.

Неугомонный болтун Кирилл всегда так молчаливо улыбался, когда хотел скрыть, о чем на самом деле думает. И хоть по нему не скажешь, но грустил Скальд довольно часто. Сом прекрасно изучил характер напарника: по — другому нельзя, если ты собрался доверить человеку свою жизнь.

— Знаешь, Самсонов, я вот только сейчас понял, что Вик очень похож на меня… — едва слышно проговорил Кирилл, разглядывая свои ладони.

— Это чем же?

— Он всегда улыбается. За маской мы этого не видим, но он всегда улыбается, что бы ни чувствовал.

— Не думаю.

— А я уверен. И не потому, что ему смешно. Хотя в его глазах мы — те еще клоуны. Просто с улыбкой проще… Проще скрывать, какой ты. Уж я‑то знаю…

Он всегда был лишним. С самого детства. Мать его бросила, оставив на воспитание войсковой части. Хотя винить ее парень не мог — не помнил даже ее голоса. И встреться она ему позже, не узнал бы. Со сверстниками тоже как‑то сразу не заладилось. Для них Кирилл всегда был заморышем, найденышем. Слишком высокий, слишком тощий, слишком нескладный. Вечно сальные длинные лохмы, которые он не стриг из‑за боязни ножниц, тоже не добавляли популярности. Он был изгоем: все дети, даже в этом новом, жестоком мире, имели родителей, а он… Он был один.

Все изменилось, когда Чугун, тогда еще обычный рядовой, привел Андрея в Полярные Зори. Мальчик был сильно напуган, шарахался ото всех, не разговаривал, и со временем остальные ребята начали сторониться его. Все, кроме Кирилла. Для него Андрей стал буквально спасательным кругом.

Время шло, дети росли. Андрей постепенно становился все более общительным; через него, как ток через проводник, и Кирилл начал тянуться к сверстникам. И хоть над ним продолжали смеяться, — когда рядом был друг, казалось, все на свете можно вынести. Все стерпеть.

В учебке стало особенно сложно. Кирилл все еще был слабым, но теперь его окружали не дети, а пышущие подростковыми гормонами парни. Даже Андрей не всегда мог подстраховать друга. Безобидные насмешки превращались в издевательства, когда по его вине наказывали всю группу. И когда Кирилл уже был готов сдаться, он неожиданно нашел способ бороться со всем сам. Он начал улыбаться. Что бы ни произошло, как бы ни было больно, — он улыбался. Всегда, при любых обстоятельствах. И постепенно парни перестали докучать заморышу: какой интерес задирать человека, если тот не реагирует на подколки. Да и… Люди любят идиотов.

Из воспоминаний Кирилла вернул тоскливый волчий вой. Парень вздрогнул и огляделся. Катер окутывал все тот же белесый туман. Только теперь в нем не было легкости, не было махровости. Его вату не прошивали даже лучи восходящего солнца. Эта молочная патока заливалась в глаза и уши. Ослепляла, душила. До сознания парня донесся не то зловещий шепот, не то тихий, полный страдания вздох.

Кирилл посмотрел на прапорщика. Тот, казалось, и не замечал метаморфоз тумана. Он все так же расслабленно сидел, разглядывая компас. Вик же продолжал буравить глазами невидимый горизонт. Вой раздался вновь, теперь совсем близко. Постепенно нарастающую какофонию дополнил шелест разбивающейся о борта воды, будто к их катеру приближалась лодка.

— Эй, Сом, — прошептал Кирилл и потряс напарника за плечо.

Тот не отреагировал, лишь завалился на бок. Глаза его были закрыты, дыхание глубокое, ровное, как у спящего. Кирилл попытался подняться, но ноги почему‑то его не слушались. Паники он не чувствовал. Только вот глаза начали слипаться…

В густом тумане появилась тень. Медленно приближаясь, она все больше напоминала очертаниями лодку. И в воздухе, там, где должен был находиться ее борт, огнем горели цифры «666». На носу возвышалась огромная человеческая фигура, а рядом с ней — нечто косматое, похожее на гигантского пса.

Когда сознание уже почти покинуло Кирилла, о катер что‑то ударилось. Парня рвануло вверх. Последнее, что он видел, — злые карие с золотом глаза и скрывающий лицо платок — арафатка. До ушей донесся далекий до боли знакомый крик. Почти одновременно с ним — короткий хруст, как будто сломалась хрупкая ветка, и плеск воды. Наступила тьма.