После обеда в квартире Егоркиных раздался телефонный звонок. Продолжительные трели заставляли бедный аппарат аж подпрыгивать от нетерпения. Дражайшая половина Палыча целиком ушла в очередной роман в яркой обложке и упорно делала вид, что этот досадный раздражитель ее совершенно не касается. Поняв, что отрываться от телевизора придется именно ему, Александр Павлович вздохнул и прошлепал к столику. Шепотом выругавшись, он поднял трубку и, раздраженным тоном, гаркнул в нее:

– Да!

– Привет, Палыч-сан! – в ответ заорала трубка жизнерадостным голосом Сергея Коромыслина, старого приятеля Егоркина, ныне служившего механиком на одном из вспомогательных катеров где-то на подплаве: – Ты, брат, давай дуй быстрей ко мне на фазенду, там почтенная публика собралась, тебя ждем! Тебе – персональное приглашение со всем уважением от виновника. Бери себя в горсть и метись к нам – уже все есть, даже очень приличный повод имеется, закуска и выпивка тоже уже на «высоком»! Я уже туда лечу тоже!

Заслышав несущийся из трубки этот призывный клич, Светлана, жена Егоркина, стала подозрительно коситься на мужа со своего обширного и уютного дивана и из-под теплого пледа внимательно прислушивалась к разговору, и старательно делала искусственно-отсутствующий вид. Пока делала.

– Тише, ты, главный колокол громкого боя! – прошипел Палыч в трубку, плотнее прижимая ее к уху: – у меня мышка в норке!

– Что-что? – раздалось удивленное восклицание с другого конца линии.

– Киска у печки, говорю! – еще тише, еще многозначительней прошептал мичман.

– Палыч, ты это о чем, не пойму? – озадаченно прогудел в трубку Коромыслин.

– Кобра, говорю, в засаде, блин! – рявкнул в трубку потерявший всякое терпение Егоркин: – Что, уже совсем ничего сообразить не можешь? Тоже мне, подводник, племя, больно ушибленное люком!

В этот момент жена опустила книгу на грудь и вопросительно-пронзительно глянула на Александра.

– Давай, лети в гараж, сокол ты наш вспомогательный, там я тебе популярно все разъясню, а то и руками покажу, если меня сейчас из дома не выпустят! – завелся Палыч.

– А, так у тебя – конспирация? Светка дома?!

– Ну, дошло, наконец-то! – облегченно заключил Егоркин. Трубка снова заорала жизнерадостным голосом Коромыслина: – Не-е-е, у нас, если так и бывает, то люком бьет только исключительно самих отцов-командиров – ибо только они на лодке за собой верхние рубочные люки задраивают – вековая традиция! – беспечно ерничал приятель с той стороны линии, поэтому, люки никакого влияния на мыслительные способности подводников не влияют! Это я тебе как специалист говорю! – заверил он. Коромыслин когда-то действительно служил на лодках, но совсем недолго. Что, впрочем, не мешало ему считать себя экспертом в делах подплава. Но при бывшем командире атомохода Бардине Сергей благоразумно помалкивал.

– Значит, от недостатка кислорода и избытка всякой вони в прочном корпусе, извилины у остальных просто распрямляются! Знаем мы таких спецов – Егоркин оставил последнее слово за собой. Он положил трубку и стал потихоньку собирать свою сумку с инструментом. Не то, чтобы он имел что-то против подплава, но мелкий надводный шовинизм – дело святое, он обязывал…

– Кобра, значит? – ласково поинтересовалась жена. За ее словами Егоркину послышалось недвусмысленное, угрожающее шипение. Да так явственно, что ты! Ее волосы цвета неба южной ночи, еще совершенно не тронутые сединой, шевельнулись от легкого движения, а Палычу вдруг почудилось, что вокруг головы подруги жизни угрожающе расправляются кожистые складки аспидного цвета.

Бог мой, смотри-ка, родная жена уже распускает за спиной боевой капюшон. Ага, тот самый! Кобринский! Егоркин дважды тряхнул головой, отгоняя наваждение. Нет, точно почудилось, но надо же…!

«Так, теперь надо быстро искать уважительную причину и сматываться отсюда – подобру-поздорову, и снимать, немедленно снимать стресс. Чуть-чуть. Такое привиделось – явно не к добру!» – испуганно подумал впечатлительный Егоркин.

– Роднуля, – елейным голосом пролепетал Александр Павлович, – я срочно в гараж, готовимся к техосмотру, пора уже, отпуск не за горами, а там ребята, они мне помогут.

– Знаю я, эту самую вашу дружескую помощь! Опять домой за полночь притопаешь, в полубессознательном состоянии, ориентируясь по фонарям и звездам?

– Я!? Когда!? Чур, меня, чур! Смотри, Светка, опять накаркаешь! Не бойся, я не очень долго, и много пить сегодня тоже не буду – впрочем, последние слова уже договаривал за дверью. Громыхая «танковыми» подошвами зимних ботинок по лестнице, он резво сбежал вниз и скрылся за углом дома. «Кажется, обошлось! Светка не строила обиду и даже не возражала. Вот что значит – быстрота и натиск! Она даже не успела отфильтровать аргументацию, а тут – фьиють – и критиковать уже некого!

Противник ошеломлен и несколько деморализован!» – так подумал Егоркин и весело заспешил к гаражам, где его ожидали друзья-приятели.

– Так по какому поводу сбор? – поздоровавшись, поинтересовался Егоркин у праздношатающейся публики.

– У нашего Андрея сын родился, богатырь – четыре девятьсот! – гордо заявил капитан, одетый в «жабью шкурку». Причем, с таким видом, как будто имеет к этому делу какую-то причастность и заслуги. Он тут первичную импровизированную «поляну» сегодня накрывает! – Ух, ты, а ведь по его жене не скажешь, что смогла такого богатыря выносить!

– Да, – поддержал его доктор Рюмин, и сокрушенно добавил: – Женщины как-то уже разучиваются рожать нормальных детей нормальным способом.

– Ну уж и… возразил оптимистично настроенный с верой в человечество, Бардин. – А чего ждем? Надо эту новость обмыть – какой моряк русского флота будет!

– Это уж как захочет! – резонно возразил кто-то из офицеров, – Да вот, сейчас уже должен счастливый папаша подъехать.

Обычный круг участников «кают-компании» был несколько расширен за счет сослуживцев Андрея, которые, впрочем, здесь не были уж совсем чтобы новичками. Егоркин поздоровался с подходившим Бардиным, капитаном 1 ранга запаса, бывшим командиром известного на флоте ракетного «атомохода»:

– Привет, Константин Николаевич! – раскланялся он, и спросил: – как она, жизнь-то пенсионная?

– Да, понимаешь, пока одни разочарования! Я, вон было, думал, что, как выйду на пенсию, так буду три раза в неделю ездить на рыбалку, а оказалось, что три раза в день приходится мыть посуду! А в целом очень ничего! Вот знал бы, что оно так, так подался бы на пенсию сразу после училища!

Из гаража выглянул здоровенный седоватый майор из соседнего полка ПВО. Он хотел было поздороваться с новоприбывшими соседями, но жизнерадостный Сергей Коромыслин опередил его и затянул хриплым голосом на манер частушки:

– Ну, было, было! Грешен! Каюсь! – обреченно согласился майор. – Но это не от моей сухопутной серости, просто от волнения «заплетык языкнулся». А у этих «мариманов» – счастья полные штаны от этого! Вот уже второй год вспоминают этот случай – со смущенной улыбкой пояснил он Бардину и Егоркину.

– Хорошо, что ты не на Кубани, дорогой Серега – похвалил Палыч.

– А что? – подозревая какой-то подвох, поинтересовался приятель.

– Эх, удавили бы уже тебя за такое фальшивое пенье, да еще твоим козлетоном – посочувствовал Егоркин.

– Тоже мне – Кобзон выискался! – обиделся тот.

– Смотри-ка, одни благородные напитки! – сказал Коромыслин, засунув голову в открытую калитку и внимательно оглядев готовую к бою батарею бутылок, запотевших в тепле гаража.

– Да, доброе старое «шило» нынче не в цене! – констатировал Бардин, Его блестевшая полиролью «Волга» стояла перед гаражом с открытым капотом, как клиент с открытым ртом в кресле у стоматолога. Обтирая свои замасленные руки ветошью, он продолжал: – А вот раньше «шило» было признанным двигателем прогресса. Да-да! – оглядел он недоверчиво улыбающихся молодых офицеров. И продолжал: – Без него любой ремонт лодки в заводе был проблематичен! Да и столько разных служебных вопросов через это самое шило проще решалось! Всякие бюрократические заторы им размывались и в нём растворялись! – Константин Николаевич даже мечтательно прищурился, вспоминая что-то свое.

– Да! – довольно подхватил тему Егоркин, – Где-то в середине 80-х годов, аккурат в самый разгар кампании борьбы с алкоголизмом, мой брат работал главным механиком на спиртозаводе где-то под Краснодаром. А у этого района была своя подшефная подлодка – маленькая такая. Но задиристая.

Много тогда было у нас всяких мощных подлодок. Эта самая лодка встала в завод в одном северном городе. Понятное дело, спирт стал ужасным дефицитом, по причине беспощадной борьбы компартии с алкоголизмом зверскими, и как всегда, удивительно-непродуманными методами.

Каждую бочку командиры дивизий лично делили между кораблями покилограмно, а контроль за расходованием продукта тоже был соответствующе суровый. Старики еще помнят это!

А как выполнять задачу по восстановлению боеготовности, когда нет жидкой валюты и двигателя прогресса? В то время никто этого просто не представлял. Нет, конечно, кое-что можно было сделать, но – далеко-далеко не все!

И вот, командование этой лодки обратилось к своим шефам помочь со спиртом для разных необходимых технических мероприятий на лодке, для повышения сопротивления изоляции и проводимости контактов аппаратуры, например. А этот самый спирт был тогда был в остром дефиците…

По официальному запросу, этот продукт был просто необходим для промывки обмоток турбогенератора, и прочей электротехнической аппаратуры, у которой после тяжелого и длительного плавания упало сопротивление изоляции. Где-то так оно и было, почти…

Ну, казаки привыкли помогать своим друзьям, а уж армии и флоту – подавно. А особенно, если об этом хорошо, умно и уважительно попросить. Секретарь райкома партии вызвал к себе директора завода и сказал, чтобы тот постарался изыскать возможность оказать помощь славным северянам, тем более – подшефным морякам-подводникам. А что? Почесали они свои затылки, и сказали – да запросто. Изыскали некондиционное зерно для сырья. Вот когда у нас стоит дождливая погода, то на открытых токах у некоторых нерадивых хозяев такого подпорченного зерна полно. Зерно быстро прорастает и годится только на спирт и некоторые другие технические нужды и идет по дешевке. И вот выдали сверхплана целую цистерну высококачественного спирта.

Потому, что, рассчитывая на бочку, от силы – две, подводники и не подумали оговорить требуемые объемы. Ибо уже такой объем называется флотским числительным – «до хрена».

А казаки – народ вовсе не жадный, вопреки вредоносным слухам, и на заводе-то счет идет кубами да цистернами, и всем районом этого ни в жисть не выпить! Вот заводские партийцы и отправили любимому флоту требуемый продукт в приемлемых, с их точки зрения, скромных объемах. И в кратчайший срок!

И пошла эта беленькая, чистенькая эмалированная изнутри цистерна, наверное – предназначенная для молока или масла, по железной дороге прямо на Север.

На лодке, когда узнали, схватились за голову – куда все это девать? Цистерну-то в кратчайший срок вернуть надо железной дороге! Ведь ценное госимущество! Но подводники – народ ушлый, загнать их в тупиковое положение даже правительству едва удается! Нашли они и тару, и место для хранения. Благо, теперь было, чем за все это платить. После горбачевской борьбы с пьянством этот продукт стал свободнобутылируемой валютой и охотно принимался при всех неофициальных расчетах. Поэтому, эта цистерна стала как неучтенный расчетный счет. Даже лучше… Ну, и началось!

А заводское начальство, не зная этих событий, все удивлялось: почему это перед этим, самым обычным и невзрачным с виду заказом, все время столпотворение рабочих, все спешат, что – то несут туда, а на других заказах – обычная тишина? Почему бригадиры с различных цехов чуть не дрались за право работать на этой лодке?

Оказалось, что «бычки» внедрили в жизнь метод строгого, но щедрого материального стимулирования. Впрочем, командир им эту щедрость подрезал – при таких объемах вознаграждений справедливо опасались, что рабочие разбалуются, а «валюта» подвергнется естественной инфляции. Да и за спаивание «работяг», которое долго скрывать было невозможно, могли намылить холку в местном политотделе и парткоме завода, в свете выполнения решений партии.

Хотя, надо сказать, дисциплину у работяг подводники подняли на досягаемую высоту. Причем, очень просто – кого ловили с запахом – то вставляли мужика в черный список, а с корабля выставляли. Его потом на лодку больше не пускали, и на уговоры не поддавались.

Зато приходили трое других вместо него и «пахали» с усиленным рвением! Для потомка гордых поморов остаться без выпивки – что ты! Что твоя трагедь в трех актах! «И мальчики кровавые в глазах», вот! – блеснул Палыч эрудицией.

Короче, лодочка изнутри стала как новенькая, по срокам ремонта обогнали не только план, но и все социалистические обязательства. Даже отстроили столовую команды, обшив ее дорогим натуральным деревом и оснастив камбуз по последнему слову технических достижений пищевой промышленности. Говорили, что даже машину по производству мороженного в камбуз кое-как втиснули, вот. А уж техника – трубопроводы и прокладки только красномедные, все приборы – только герметичные и так далее, и тому подобное! Представители штаба флотилии, наезжавшие на завод в целях проверки, нарадоваться не могли. Даже в газетах про такой ударный труд писали! А как же! Феномен трудового подвига в свете перестройки! Только про истинные причины писать не стали, да и кто бы корреспонденту о них сказал?! Да самим мало!

Командира и механика разобрало, они сияли, как новенькие медали и цвели, как майские розы! Однако, в пылу сражения они забыли старое, как сам наш флот, правило – главное – это вовремя остановиться! И поэтому, взвесив все силы и средства, (спирт куда-то девать было надо, отдавать чужому дяде – жалко, а продавать – в те времена такая мысль флотскому офицеру просто в голову не могла придти, тем более – в личных целях) они решили… построить рядом с собой еще одну подводную лодку! – сказал Егоркин, выдержав эффектную паузу.

– Вот заливаешь, а я уже было начал верить – рассмеялся кто-то из тыловиков. «Старая гвардия», давно привыкшая к байкам Палыча, слушала с интересом.

– А вот слушать тебя никто не заставляет! – поддержал Бардин рассказчика, – не нравится – иди-ка в гараж, пивом или «красненьким» разминайся! Там всего достаточно! Только с закуской поаккуратней, знаю я вашу тыловскую братию! Вы при слове «халява» напрочь теряете управление своими инстинктами! – предостерег ветеран командным тоном, и закончил: – Александр Павлович, продолжай, пожалуйста!

– Там и начали они воплощать свои планы в жизнь, с таким служебным рвением и трудовым энтузиазмом, что только держись! – продолжал Егоркин, довольный поддержкой такого заслуженного и авторитетного ветерана, как Бардин.

– Туда-сюда, вот уже с другой стороны причала корпус появился, вот кран через съемные листы чего-то туда загружает, ограждение рубки присобачили. Прямо из воздуха новая лодка появляется! И вроде шума пока нет – кому надо, глаза замазали, а точнее – залили. Причем, все опять – в рекордные сроки даже для коммунистического труда. Так бы и исполнили они свою задумку, да вот космические шпионы подкузьмили.

– А это как? – спросил Рюмин.

– А так – вступили наши в какой-то очередной договор по контролю над вооружениями. Тут американцы в своем центре посчитали донесения от спутников, свели дебет с кредитом, бац – у русских одна АПЛ лишняя. Пересчитали опять, с надеждой думали ошибочка какая – нет, опять на одну больше! Они ноту в наш МИД, те – к министру обороны, объясни-ка нам, непутевым, мол. Тот – нашего главкома за грудки, мол, путаетесь, блин, в трех соснах, даже лодки посчитать не можете, не то что боеприпасы.

Ну, а тот лопнул свое терпение, быстро озверел, натянул кое-кому что нужно куда не нужно. Считают-пересчитывают и ничего не поймут. Однако, нашли, наконец, – в том самом заводе лишний корпус у причала. Разобрались – какой и откуда. Всех перенаказали, перед супостатом извинились. Шилом тем первоклассным еще год весь флот пользовался, ага!

На том дело и кончилось! А вот какой интересный эксперимент-то сорвали! Ведь лодка стоит миллиарды рублей, которые перекачивались из одного кармана государства – в другой. А оказывается, все эти миллиарды равнялись всего-то части цистерны с хорошим спиртом! Вот вам и валюта! А теперь это…

– Слышал я про этот случай! Но чуть-чуть не так это все было.

Лодку-то вторую они сами себе, действительно, строили, только это был такой макет, баржа, из легкой стали, кое-как замаскированная под лодку. Они туда собирались загрузить всякий дефицитный ЗИП на всю флотилию, и много еще чего полезного, чего на флоте не просто достать. Вывели бы баржу из завода себе в кильватер, под буксирами.

– Брехня! – безапелляционно заявил всезнающий Коромыслин.

– Еще одна байка от Егоркина – поддержал его доктор Рюмин.

– Да нет, что-то такое было… Через ворота-то ничего не вывезешь, особенно то что получено таким вот спиртовым «бартером» документов-то нет! Но их вот «вычислили» на уровне космических технологий. За цистерну спирта современную подводную лодку не построишь – авторитетно заключил старый подводник свое выступление.

– А за две? – поинтересовался кто-то из офицеров.

– А за две – еще никто не пробовал! Да и теперь – не выйдет даже за пять: во-первых, теперь все технические средства в недостатке так же, как раньше – в избытке, и за все платят рублем, а то и настоящей полновесной валютой, а во-вторых – теперь и водки, и «шила» – хоть топись, на любой вкус и любой карман. Поэтому, эта самая «свободно бутылируемая» валюта подверглась сильной инфляции, и даже – девальвации! Потому как в магазинах полно и той же водки, и того же спирта – были бы деньги! Золотой телец всем правит! А мы-то в свое время думали, что ее ценность будет вечной! – сокрушенно поцокал языком Егоркин.

– А спирт – он разный бывает, по маркам, по назначению – медицинский, технический, ректификат и…

– А ваш начальник тыла, в порыве откровенности мне как-то признался, что есть всего два вида спирта – для своих и для остальных! Ага! А вам что. товарищи труженики тыла, это – в новость? – смеялся Бардин.

В этот момент появился на своей машине Андрей, тыловской майор, который и был виновником торжества. Однако, у него на лице вместо ожидаемой радости была написана тревога.

– В чем дело? – первым спросил проницательный Рюмин, – что-то с малышом?

– Нет, с сыном – все нормально, а вот с матерью – дела плохи – ответил за Андрея капитан с медицинскими эмблемами и продолжил, обращаясь ко всем: – Открылось кровотечение, нужна кровь, много крови. Редкая группа, черт возьми – четвертая с отрицательным резусом! Да и еще понадобится – на плазму! Кое-какие запасы есть, но нужно больше!

– Это опасно? – спросил Егоркин у Рюмина.

– Конечно, ничего хорошего! Но я не этот, не орел, этот самый, как его —… п…ик, я – хирург!

– Дак ты же проходил эти конструкции…

– Ага, вот именно – проходил мимо, сто лет назад, прямо как ракетчик – навигацию. Вроде бы и знаешь, но к прокладке подпускать тебя лучше бы не надо!

– Так, у кого такая группа? – вернул Бардин публику к реалиям.

Все по старой памяти знали свою группу крови еще со службы. Нужная группа оказалась только у Коромыслина. Он сразу же выразил готовность, сел в машину к Андрею. Благо еще, что не успел ни выпить, не закусить. С ними увязался и Рюмин, втайне надеясь поддержать молодого отца и вообще – оказаться хоть чем-то полезным. Машина фыркнула газом, взревела и быстро уехала.

Остальные изъявили желание хоть чем-то помочь. Егоркин с Бардиным заспешили к телефону, решили, что ближе всего телефон находится у Палыч-сана в квартире. Народ столпился у подъезда. Дело в том, что по случаю субботы все немного «употребили», следовательно, выезд на своих машинах исключался. Вездесущий, по-командирски решительный Бардин обзвонил свои старые связи в поисках транспорта. Транспорт нашелся, но не было бензина. Тут за трубку взялся Егоркин, кого-то уговаривал, кого – ругал, угрожая земными и небесными карами. Но тут ветеран-подводник вновь взялся за «трубу» и позвонил начальнику гарнизона, своему однокашнику по академии. Тот внимательно выслушал, в чем дело. Бардин вещал: – Без тебя ничего не решается, ни транспорта, ни бензина без твоего личного добра не дают! А мы тут человеку, его молодой жене, новоиспеченной матери, так сказать помочь хотим! А на заправке сидит такая красотка, чистая Клеопадла, понимаешь, и насмерть стоит на защите бензина! Да вернем мы этот бензин, завтра купим и вернем! Мне-то ты веришь! А то тут тебя все называют жадным, перестраховщиком и…

– И еще – земляным червяком и желтой лягушкой – подхватил адмирал с того конца провода, и рассудительно отвечал на нападки Бардина:

– Ты сам пойми, и своим «пескоструйщикам» скажи, чтобы успокоились. Вы одни радеете за молодую мать, а вокруг – одни жестокосердные тираны! Спасибо, старый товарищ, друган, понимаешь! Ты ведь не знаешь, что мы уже час как всех тут на уши поставили, нашли доноров с этой редкой группы и отправили, куда надо. Катер с консервированной кровью тоже на подходе. А из вашей крови – только спирт гнать, да и ограничения у врачей какие-то есть по возрасту, точно не помню! Вот! Уймитесь и выпейте валерьянки или еще чего, товарищи пескоструйщики! На флоте своих не бросают! Докладывая тебе последние сведения от врачей – кризис миновал, теперь – дело времени. Слаба, она, конечно, но опасности уже нет. А за заботу спасибо! Так и передай! Честно, рад что вы снова с нами! И дай хоть чаю выпить – а то весь язык отбил, кое-до-кого только адмиральский мат до печенок и доходит!

– Обычно, приказы-то головой обдумывают! – «укусил» старого товарища Бардин.

– Так это те, у кого она есть, и кто мозгами пользуется – парировал адмирал, – а сейчас их, головы-то, по комплектации некоторым просто не устанавливают, вот. Газеты-то читаешь? Ну вот, а ты говоришь… Ну, все – отбой!

Трубка запищала короткими гудками. Бардин и Егоркин довели слова адмирала собравшимся.

– Пескоструйщики, значит? Сам такой! Сначала – на фиг наш опыт, потом знания… – заключил кто-то.

– А вот, мы уже даже на кровь не годны. Не нужна уже даже наша кровь!

Все как-то грустно замолчали и побрели к гаражам. Все вдруг почувствовали себя где-то на обочине дороги, по которой весело бегут куда-то машины… Надо было что-то делать, да и гаражи заперли наспех. Каждый занялся своим делом.

А через некоторое время явился повеселевший Андрей, за ним Коромыслин, сияющий, как надраенная рында, и явно чувствующий себя героем. Он как-то побледнел, а нос – так тот даже побелел. Рюмин сказал, что саму операцию по переливанию крови он выдержал героически, а вот как только увидел свою собственную кровь, колыхавшуюся в бутылочке – так сразу же «ушел в себя» и съехал по стенке. Две медсестры еле его успели подхватить, но не удержали – куда им против его ста килограмм, и улеглись прямо на него!

– Наверное, жалко стало своей кровушки! – поддел доктор и продолжал:

– Очень такие, знаете, симпатичные, все при них, что положено! – поддразнивал Рюмин: я бы тоже был бы не против если бы они меня своими… придавили слегка. Они, понимаешь, ему нашатырный спирт в морду, а он не поймет, только, нос воротит! Хорошо, доктор оказался с понятием – налил ему грамм сто «чистяка». Коромыслин ка-а-к врезал все это вовнутрь – так враз в чувство пришел! Вот только закусывать не мог…

Вот теперь публика вздохнула с облегчением, повеселела. Вот теперь – то и выпили – за здоровье, за сына, за флот, что своих не бросает… За всех, кто служит, за ветеранов, за настоящих людей. Все хотели лично чокнуться с Коромыслиным, и, в пылу сражения, он сам себе казался в роли молодого отца. Как было когда-то уже давным-давно. Повеселевший народ хором пел старые песни, и «Прощайте, скалистые горы!» – гремело над гаражами и оврагом.

Потом расходились домой, каждый что-то пытался рассказать другому, а с неба усмехалась здоровенная веснушчатая луна и во все глаза глядели любопытные звезды. Народ пошел дальше, а Егоркин свернул к своему подъезду. Все шло как надо – человек родился, с матерью все в порядке, никто из старых товарищей не оказался черствым обормотом, начальство опять дало понять что мы уже где-то… в запасе, мягко говоря. А вообще – жизнь интересная штука, даже если приходится смотреть с обочины. Да и по обочине можно далеко куда уйти – размышлял Палыч-сан, покуривая сигарету и разглядывая звездное небо, гаснущие то здесь, то там окна домов, темный омут ночного залива.

Егоркин заявился домой во втором часу ночи, с трудом вылез из обуви и одежды. Жена стояла у входа – руки в боки, прямо как китайская сахарница.

– Ну, что, докаркалась? Вот и смотри, как теперь бедный мужик с этими гадскими шнурками сражается! – беззлобно пошутил Александр Павлович.

– Иди-иди спать, пророк похмельный! – ворчала руководящая и направляющая женская сила.

Позже, получая свою головомойку от жены, он блаженно улыбался и кивал головой, соглашаясь со всеми ее доводами… Пой. ласточка, пой! Все шло своим чередом!

Жена в сердцах плюнула и ушла спать – пилить старое толстое бревно, право, вовсе не интересно!