Глава 12. Маскарад
В поезде было жарко, но Пастух не мог снять пиджак, так как боялся, что соседи по купе заметят стволы в его карманах. К тому же он не хотел привлекать внимание пассажиров к татуировкам, синевшим на его предплечьях. Денег было в обрез, надо бы уже здесь, в вагоне, чем-нибудь поживиться. Напротив него сидел молодой мужчина. Когда проводница пришла взять билеты и получить деньги за постельное белье, тот достал из кармана портмоне, где рядом с визитными карточками Пастух заметил толстую пачку крупных банкнот. Визитки, небрежный жест, которым этот пассажир вынул, расплачиваясь, крупную купюру и не передал её прямо проводнице, а бросил на столик, весь его облик и манера держаться говорили: Видите, я с деньгами, а вы?
Ну что же, очень хорошо. Его и раскрутим! Пастух по опыту знал, что такие заносчивые людишки на самом деле слабаки, легко ломаются при первом на них нажиме. Он таких в зоне видел много.
Заметив, как этот лох плотоядно ласкал глазами стройную фигуру молодой проводницы, Пастух уже знал, как будет действовать. Выждав, пока проводница соберет билеты и раздаст белье, он прошел в вагон-ресторан и, истратив почти все свои деньги на шампанское и конфеты, прямиком отправился в купе проводницы.
Пастух мог сыграть, когда это было нужно, рубаху-парня.
— Ну что, девочки, потрудились на славу, а теперь почему бы нам не отметить мой день рождения. — Заметив отчуждение и недоверие к так внезапно нагрянувшему непрошеному гостю, легко сменил залихватский тон на жалостливый. — Девчонки, у меня действительно день рождения, а тут командировка. Всегда дома с мамой эту дату отмечаем. Мама расстроилась и, провожая меня, дала с собой шампанское и коробку конфет. Отметь, говорит, с какими-нибудь красивыми девушками. А то все со мной старой сидишь. Все ругается, что не женюсь.
Болтая, Пастух следил за реакцией проводниц, намеренно ввернув в разговор то, что не женат, да и мифическую родительницу называл не грубым словом мать, а уважительно — мама. Это должно было сыграть свою роль. И, заметив помягчевший взгляд молодой проводницы, он, уже не обращая внимания на отчужденность сорокалетней её напарницы, начал открывать шампанское, словно дело уже было решено. Этим он отрезал им путь к отступлению: ведь раз гость открыл шампанское, то не нести же его назад, надо хотя бы для уважения выпить.
Через полчаса в купе проводниц царило веселье. Пастух был в ударе. Он сыпал шутками и анекдотами, одновременно успевая по отдельным словам и репликам составить представление о своих спутницах. Лучше всего для его плана подходила молодая: кокетлива, легко идет на контакт, стремится к развлечениям, а опыта житейского маловато. Одна её фраза чего стоила: Я и с мужем развелась, чтобы, пока молодая, людей посмотреть и себя показать. Да и мир увидеть надо, пока есть возможность.
Ну что же, будут и у тебя приключения. По крайней мере, сегодня, — подумал Пастух и приступил к выполнению своего плана.
— Да что мы, девчонки, так сидим? Там у меня в купе дружок едет. Он глаз на одну из вас явно положил. Пойду-ка я за ним схожу, веселей будет. — И, не дожидаясь согласия, вышел.
С лохом из купе он повел себя напористо и решительно, не давая опомниться.
— Слушай, мужик, я тут девок-проводниц разогрел, а молодая, оказывается, на тебя внимание обратила. Позови, говорит, твоего соседа по купе, он, говорит, красивый мужчина и солидный человек. Ну что ж, я не гордый, уступлю её тебе, а сам займусь той, что постарше. Тебя, кстати, как зовут? Сеня! Вот что, Семен, как насчет выпить, а то мое они уже все вылакали?
Пастух не ошибся. Такие самовлюбленные типы легко верят, что могут заинтересовать женщину с первого взгляда до такой степени, что она сама к нему направит посыльного с приглашением. У Семена оказалась с собой бутылка коньяка, и пир разгорелся. Молодуха и в самом деле клюнула на солидного пассажира — между ними начался отчаянный флирт.
На огонек в купе заглянул подвыпивший пассажир из последнего купе и, выставив бутылку водки, стал полноправным участником застолья. Это было на руку Пастуху. Если лох раньше времени хватится пропавших денег, то пусть будет побольше подозреваемых. Уже было за полночь, когда пассажир из дальнего купе наконец ушел. Молодуха вышла следом, пригласив пошептаться свою подругу. Пастух, прислушавшись, уловил, что Семену должно подфартить, так как та уговаривает напарницу переночевать в соседнем вагоне. Та неохотно, но согласилась.
Молодуха одна вернулась в купе. Момент назрел, надо было действовать решительно и быстро. Семен в предчувствии быстрой победы выпил больше, чем ему следовало. Речь его была замедленна, жесты неуверенны. Пиджак лоха лежал рядом на сиденье, и Пастух заметил, как время от времени Семен проводил рукой по оттопыренному карману, убеждаясь, что портмоне на месте.
Пастух спланировал сложную комбинацию, но все получилось гораздо проще. Семену приспичило идти в туалет, и он какое-то мгновение колебался, брать ли с собой пиджак. Но потом, справедливо рассудив, что этот жест недоверия может обидеть его новых друзей, оставил его в купе. Да и чего бояться: их же здесь двое.
Как только он вышел из купе, Пастух грубо начал тискать молодуху, уговаривая бросить этого женоподобного мужичонку ради его сильного мужского тела. Вырвавшись, она выскочила из купе. Этого ему только и надо было. Его натренированные карточной игрой и карманными кражами пальцы быстро извлекли бумажник. Наугад он вытянул большую часть из пачки стотысячных банкнот и вернул портмоне на место. Все это заняло считанные секунды.
В купе вошли Семен и молодуха. На Пастуха она не смотрела. Он отметил, как Семен первым делом незаметно проверил, на месте ли бумажник, и успокоился, нащупав его.
Ничего, ему там на первое время хватит, а потом друзья выручат, — подумал Пастух. Он никогда не воровал все деньги сразу, справедливо полагая, что человек предпочтет не тащиться с заявлением в милицию, если у него есть на что доехать до гостиницы и дать телеграмму родным.
Допив водку, Пастух с видимой досадой хлопнул Семена по плечу.
— Везет тебе, земляк. Такую деваху отхватил. Ну ладно, я не в обиде: по Сеньке и шапка.
Пастух вышел из купе, и замок за ним захлопнулся. Семену сейчас будет не до проверки бумажника, до города же, куда направлялся Пастух, оставалось чуть более четырех часов. Поезд прибывал рано, в пять утра. Он ещё успеет пару часиков поспать. Интересно, как его встретит Надька? А может быть, Балабон уже вернулся, и он застанет его дома. Хотя сроку вроде у него ещё два года. Но если даже Балабон вернулся, он примет его как гостя на пару деньков. Ведь не рассказала же ему Надька, что его кореш по зоне переспал с ней в первый же вечер. Впрочем, какой Балабон ему кореш? Так, шестерка на побегушках. Когда Пастух освобождался, Балабон сам сказал, что если тот будет в том приволжском городке, то может остановиться в его доме. Почему тогда Пастух не поехал сразу в Москву, а сошел с поезда в этом городе, он и сам толком не знал. Видимо, предчувствовал приключение после стольких лет воздержания. Надька оказалась ладной симпатичной бабенкой без всяких выкрутасов. Ничуть не удивившись приезду приятеля Балабона по зоне, она накормила гостя, поднесла пару стопок водки и отправила в душ, выйдя из которого он увидел, что постель постелена на двоих. Утром после ночных утех с изголодавшимся в местах лишения свободы мужиком наконец-то спросила про мужа:
— Как там мой дурак?
— А почему дурак?
— Да потому, что сам ко мне ненасытных самцов посылает. За последний год ты четвертый гость будешь.
Вот оно что! А я-то думал! — Пастух прикинул и понял, кто мог побывать здесь до него. — Говорил же этому Балабону: не умеешь передергивать, не садись играть в карты. Проиграл, видимо, жену в очко. Ну, а мне Надьку подставил в знак благодарности за то, что защищал его в зоне от беспредела. Хотя все, может быть, ещё проще: дурак — он везде дурак. С его глупостью и доверчивостью Балабон мог давать адрес жены просто так, лишь бы заслужить к себе хорошее отношение товарищей по несчастью. Как бы то ни было, но Пастух тогда взревновал. Уж не влюбился ли он с голодухи? И не остаться ли ему здесь навсегда?
Но через три дня он все же уехал в Москву. Весь год он, удивляясь себе, помнил о жене Балабона. Ивот сейчас, когда надо было идти в бега, он выбрал именно этот город на Волге: надо же, как эта баба запала ему в душу!
Поезд подошел к перрону. Пастух прошествовал к выходу. Заспанная и помятая молодуха вышла из купе, где храпел её избранник, чтобы открыть дверь для выходящих на этой крупной станции. Проходя мимо, Пастух ей подмигнул, но она хмуро отвела глаза. Подкачал, видно, Сеня! Небось уснул с перепоя быстро или ещё того хуже: не смог себя по-мужски проявить. Вот баба и недовольна осталась. Жалеет, наверное, что не меня с собой оставила. Ну ничего, я свое уже сегодня наверстаю.
С этой приятной мыслью он соскочил с подножки и пошел к выходу в город, опасливо оглядываясь, нет ли поблизости сотрудников милиции, которые могут опознать его по ориентировке. А то, что его уже ищут, онне сомневался, особенно не надеясь на воровскую солидарность своих сообщников. Наверняка их уже взяли, и они раскололись.
Пастух не знал, что трое из них как раз в этот момент были окружены в старом купеческом доме и что скоро некому будет давать против него показания. На вокзальной площади он сел в такси. Благодаря украденным у лоха почти трем лимонам, он мог позволить себе немного пошиковать.
Интересно, конечно, было бы посмотреть скандал, когда этот Сеня, обнаружив пропажу, предъявит претензии проводнице, а может быть, и её напарнице. А что ещё смешнее, наедет на того дядьку из крайнего купе, любителя выпить в случайной компании. Но смешнее всего, что молодуха и удовольствия не получила, а её в краже денег обвинят. Мысль о женщине, отдавшей предпочтение другому, показалась Пастуху настолько забавной, что он злорадно хохотнул, но, заметив пристальный взгляд водителя, сделал вид, что поперхнулся и закашлялся.
Проявив на всякий случай осторожность, доехал не до Надькиного дома, а остановил машину в самом начале улицы. Расплатившись с шофером, сделал вид, что идет в противоположную от нужного ему дома сторону, и лишь когда такси исчезло за поворотом, направился по нужному адресу. Он хотел застать женщину до ухода на работу.
И это хорошо, что он поспешил, так как столкнулся с Надькой прямо возле подъезда дома. Он обрадованно схватил её за локоть.
— Ты куда так рано? Твой ткацкий станок не убежит, а я вот могу и исчезнуть.
Но женщина не приняла его шутливого тона, хотя сразу узнала.
— А, старый знакомый пожаловал. Ну что же, пойдем, проводи меня до автобуса. Тут недалеко.
— А в чем, собственно, дело? Ты что, не можешь позвонить на работу и отпроситься?
— Да, не могу и не хочу. Очень прошу, давай отойдем отсюда, а то муж сейчас может выйти. Еще увидит меня с тобой. Скандала не оберешься. Он у меня строгий, баловаться не дает.
— Балабон, что ли, вернулся?
— Да нет больше Степана. Сообщили вскоре после твоего отъезда, что повесился он там в зоне. Обидели его сильно, вот и повесился. — Женщина горестно вздохнула.
Значит, без меня его защитить было некому. Небось опять, дурак, сел за карты, удачу дразнить. Ну и доигрался, — подумал Пастух. Он уже без внимания слушал рассказ женщины, что, узнав о смерти мужа, она решила связать свою судьбу с мастером цеха, где когда-то работал Степан. Тот часто захаживал к ней после осуждения своего сменщика за хулиганство. А три месяца назад овдовел, вот они и расписались.
Подошел автобус, и Надежда, на какое-то мгновение вспомнив дни и ночи безудержной страсти, испытанной с этим человеком, заговорщицки ему улыбнулась и дотронулась до руки, как бы говоря: Не обижайся. Этот прощальный жест несколько утешил Пастуха, напомнив ему, что тогда, год назад, он был на высоте и женщина не забыла его мужских подвигов. Но все же он остался у разбитого корыта, ему даже негде было ночевать сегодня, не то что скрыться и переждать несколько дней. Конечно, можно было бы у вокзала или гостиницы найти проститутку, заплатить ей за ночь и по крайней мере на несколько часов иметь крышу над головой. Но беда в том, что все эти шлюхи с их притонами состоят на учете в милиции, и того гляди менты нагрянут с проверкой и заметут его по собственной же глупости.
Нет, лучше всего ближе к вечеру завалиться в ресторан, там среди публики подобрать себе телку из порядочных, попавших туда на какой-нибудь юбилей или день рождения. На приезжего командированного, да ещё разведенного хорошо клюют незанятые женщины. И ночлег на несколько дней обеспечен, и такая крыша будет достаточно надежна. Можно прокантоваться так с недельку, а там видно будет.
Беспокоила только мысль, что двух с половиной миллионов надолго не хватит и придется идти на новое дело. Но это потом, а сейчас задача номер один — найти надежное укрытие. Из всех вариантов он выбрал ресторанное знакомство и, чтобы убить время до вечера, направился в ближайший видеосалон, где в темноте зала можно было и всласть выспаться.
Все четверо сообщников Пастуха в это время были уже мертвы. Ему же фартило все последние дни. Повезло и на этот раз. Войдя в ресторан, Пастух начал осматриваться по сторонам в поисках свободного места и тут… Как говорится, на ловца и зверь бежит. От столика в углу ему приветственно махал сразу обеими руками Илюшка Дудин, с которым когда-то вместе они в зоне парились. Так, шантрапа мелкая, за наезд со смертельным исходом в колонию попал. Но старался себя бывалым показать, к лидерам ближе держался, больше, чем другие, блатными повадками и словечками сорил. Все намекал, что хотя и сидит за наезд, но и за ним кое-какие дела водятся. Все, конечно, понимали, что завирает, и всерьез его не воспринимали. Так Илья Дудин на побегушках весь срок и отбыл.
И вот на тебе, в первый же вечер в этом городе Пастух так удачно на него наткнулся. Дудин был с приятелем. У того дочь родилась, и он пригласил своего сменщика, чтобы угостить. Как-никак, а тот за него три дня подряд отпахал, пока он в родильном доме дежурил. Сидели скромно. А тут как раз Пастух и зашел. Дудин прямо-таки зашелся от радости. Кинулся к нему с почтением, подвел к столику, усадил, заказал ещё бутылку водки и закуску для нового гостя. И гордо поглядывал в зал, дескать, все видят, с кем он, Дудин, дружбу водит. Словно в этом зале все знали, что Осипов — знаменитый уголовник и в авторитетах ходит.
Возбужденный встречей, Дудин лебезил перед Пастухом и испуганно осекся, когда чуть сдуру не ляпнул, что вместе в зоне баланду хлебали. Осипов вовремя сумел разговор повернуть и как бы невзначай дал понять, что с Дудиным в отпуске время проводили. Боясь ошибиться, не сказал, на юге или в местном доме отдыха. Кто знает, может, этот Дудин дальше своей области не выезжал.
Но Дудин, демонстрируя понятливость, сразу подхватил мысль и начал расписывать, как вместе с Толиком был на юге и как весело с девочками Люсей и Таней время проводили. Когда Дудин его Толиком назвал, Пастух слегка поморщился, но опять сменил тему разговора. Кто знает, куда заведет Дудина его воображение. А Дудин, не замечая пренебрежения Осипова, продолжал пускать пыль в глаза, хотел даже ещё заказ сделать, благо не за его счет гуляли. Но Осипов остановил его, сказав, что приехал в командировку и ему ещё надо устроиться в гостинице. Как он и рассчитывал, Дудин сам и вылез с предложением остановиться у него, благо жена и дочь летом живут в пригороде у тещи. Осипов как бы нехотя согласился. Так удачно был решен вопрос с жильем.
Дудин жил на окраине города, и они приехали к нему на такси. Дом был покосившийся и облезлый, под стать хозяину.
Перед сном Дудин, безмерно радуясь почетному гостю, вынул из заначки четвертинку, выпил её почти всю сам и пьяно стал хвастаться, что чтит уголовные традиции и готовит опасное дело. Он бы его давно провернул, да в городе нет настоящего напарника. А вот теперь они с Пастухом это дело сделают наверняка. Но когда Осипов спросил, что за дело, Дудин осекся. Ни о каком деле он и отродясь не думал. Нравилось ему себя за бывалого уголовника выдавать. Может быть, потому, что, затюканный женой, не уважаемый за пустобрехство на работе своими же шоферами, он стремился хоть в воображении убедить если не окружающих, то себя, что на самом деле живет двойной опасной жизнью и в той, второй жизни, удачлив исмел. Но никто об этом просто пока не знает.
Но вопрос Пастуха был задан, и надо было отвечать. И тут Дудин вспомнил, что недалеко от тещиного дома есть магазин, куда поздно приезжают инкассаторы. Он сам это видел, когда забежал в бакалейный отдел за солью перед самым закрытием. Вот и бухнул, не зная, куда это его выведет, что за инкассаторской сумкой давно охотится.
Наутро Осипов вспомнил вечерний разговор и потребовал рассказать о преступном плане в деталях. По своему обыкновению Дудин увлекся. Он рисовал заманчивую картину. Приезжающие в этот магазин инкассаторы — пожилой толстяк и молодой парень — им не помеха. Увидев оружие, они сами все отдадут с испугу. Жаль вот только, оружия нет. Обещал один дружок, да накрылся — самого взяли на грабеже.
Дудин привык врать себе и людям. Сочинял он вдохновенно и сам начинал верить в то, что говорил. В какое-то мгновение его потрясла мысль, что его фантазия может привести к убийству сразу двух человек. Но тут он оправдал себя: Какое мне дело до этих незнакомых людей. К тому же вряд ли Пастух решится совершить нападение на двух вооруженных людей.
Но Пастух неожиданно для себя самого решил, что попробовать можно. Конечно, он Дудину не верил ни на грош. Но то, что на окраине города есть уединенный магазин, в который поздно вечером заезжают инкассаторы, заслуживало внимания. А оружие у него есть.
В последующие два дня он лично убедился, что за деньгами действительно приезжают пожилой мирного вида мужик и совсем ещё молодой парень, и, используя внезапность нападения, убрать их не составит труда. Он начал в деталях изучать их маршрут, порядок передачи денег. Провала быть не должно. Быстро скрыться с места происшествия ему поможет Дудин: попросит на вечер свой служебный пикап, якобы пособить теще, подождет на соседней улице и увезет Пастуха в безопасное место.
Ну а потом Дудина он ликвидирует, обставив дело как несчастный случай, и концы в воду. В этом городе его не знают. Есть, правда, единственный свидетель, видевший его вместе с Дудиным в ресторане. Но вряд ли гибель сменщика в состоянии алкогольного опьянения в дорожно-транспортном происшествии вызовет у него подозрения. Так что гуляй на все четыре стороны. Дудина было не жаль, так же, как и всех других ставших бесполезными ему людей.
Но столь детально разработанный план таил в себе ряд опасных ошибок. Во-первых, Дудин бессовестно врал, что сумка инкассаторов всегда полна. На самом деле магазин этот был одной из первых точек, куда они заезжали, так как удобнее было начинать с окраины и постепенно приближаться к центру города, где был банк. Так что в итоге, даже если бы все прошло успешно, большую сумму Пастух бы не сорвал. Знай это, он не пошел бы на такой риск.
Вторая его ошибка была в том, что он рассчитывал на легкую победу над пожилым, с одышкой, инкассатором и почти юношей: они вряд ли могли оказать серьезное сопротивление. Но он не учел, да и не мог учесть того, что неопытность молодого инкассатора может обернуться другой стороной. Все дело в том, что опытные инкассаторы, с которыми долгое время не случается никаких происшествий, рано или поздно теряют бдительность. Сама обыденность их работы, повторение изо дня в день одних и тех же действий притупляют чувство опасности. Иное дело Гриша Винников. Он получил отсрочку от призыва в армию на год, и мать упросила, чтобы его взяли временно на работу. Знакомый кадровик посодействовал, тем более что сразу двое постоянных инкассаторов, предпочитая в летнее время трудиться на садовых участках, уволились.
Нехватка кадров и желание помочь вдове товарища сыграли свою роль, и Гриша, которому только что исполнилось девятнадцать лет, пошел работать инкассатором. Помимо прочего, работа эта казалась ему романтичной. Гриша втайне даже мечтал, чтобы на них напали. Ихотя пожилой Васильич посмеивался, Гриша четко соблюдал инструкцию и, выходя из магазина, зорко оглядывался и был готов, как в ковбойском фильме, при первом сигнале обопасности выхватить наган и открыть стрельбу.
По иронии судьбы Пастух имел аналогичное оружие, похищенное им у пьяного охранника, которого специально накачали спиртом сообщники Осипова, чтобы он мог проникнуть в контору завода. Там он похитил остаток зарплаты, которую выдавали накануне.
И вот теперь старое испытанное оружие должно было противостоять другому такому же оружию. А из браунинга он решил убить в упор пожилого инкассатора. Пастух не знал о романтичных мечтах Гриши Винникова и считал, что первым выстрелом, убив из браунинга старика, повергнет салагу в растерянность и успешно завершит налет.
Надо отметить, что Гриша со своей повышенной бдительностью уже три дня замечал мужика в кепке, маячившего вечерами на другой стороне у киоска Пиво. В тот вечер, когда они заехали за выручкой в магазин, Васильич, когда Гриша сообщил ему о своих подозрениях, только посмеялся. Но посмеялся необидно. Он вообще по-доброму завидовал юноше, ещё только стоящему на пороге взрослой жизни, его мальчишеской серьезности и наивности, тому, что молодость его ещё впереди. Ик тоске по безвозвратно ушедшему прошлому примешивалась горькая мысль о том, что у него самого впереди уже ничего не будет, кроме одиночества и ухода в небытие.
Но Федор Васильевич Козин не мог даже предположить, что это мгновение наступит так быстро. Он первым вышел из магазина и сел в автомашину, Гриша немного задержался. Васильич нетерпеливо дал два гудка, и тут же пуля из браунинга Пастуха, стрелявшего в упор, вошла ему в голову. Умер он сразу. Пастух, держа в одной руке браунинг с оставшимся единственным патроном, а в другой — наган, двинулся навстречу молодому инкассатору.
За несколько мгновений до рокового выстрела вышедший с выручкой Григорий привычно оглянулся по сторонам и увидел, как мужчина в серой кепке покинул привычное место и быстрым шагом пересекает узкую проезжую часть улицы. На какие-то секундыон, подойдя вплотную с противоположной стороны их машины, оказался вне поля его зрения. Но Григорий уже расстегнул кобуру ипотянул наган за шершавую рукоятку: в случае чего он не даст застигнуть себя врасплох.
Резкий звук выстрела вспугнул и поднял в воздух с помойного контейнера стаю ворон. Когда Пастух резко выскочил из-за капота машины, его встретил не испуганный пацан, а отважный ковбой, как в зарубежных фильмах, обеими руками направивший ему прямо в грудь дуло пистолета. Они выстрелили почти одновременно. И оба промахнулись, хотя расстояние между ними было не больше пяти шагов.
Гриша Винников промахнулся, так как стрелял из нагана второй раз в жизни и слишком резко нажал на курок. А Пастух — потому, что, несмотря на свою авантюрную жизнь и уголовные подвиги, был не таким уж смелым человеком. Да, его характера хватало на то, чтобы рисковать и совершать преступления. Но это только потому, что он очень любил деньги и не умел их добывать никаким иным способом, кроме воровства.
Да, в колонии он пользовался авторитетом и внушал страх, но главным образом потому, что сколачивал вокруг себя дружков, которые по его указке издевались над непокорными. Ссильными и авторитетными в преступном мире людьми Осипов предпочитал не связываться. И сам спешил к ним со своими услугами, делая вид, что оказывает их по доброй воле, а не из-за страха.
И в этой опасной ситуации он предпочел отступить и, не дожидаясь повторного выстрела, рванулся в сторону, укрывшись за машиной. Пока Григорий, осторожничая, медленно продвигался вдоль машины со своей стороны, Пастух успел добежать до палатки. Он уже заворачивал за неё в спасительную темноту узкого проулка, когда вслед ему раздался новый выстрел. Пуля визгливо прошила воздух где-то над головой бандита: пацан явно не умел стрелять. Миновав приземистые домики, Осипов выбежал на улицу, метров через двести свернул в проходной двор и выскочил прямо к пикапу, за рулем которого сидел бледный от страха Дудин.
Пастух рухнул на сиденье рядом с ним. Через несколько минут их машина смешалась с потоком транспорта в центре города. Осипов сидел с закрытыми глазами, сердце его бешено колотилось. Ну вот и все. Если поймают, ему конец: за убийство инкассатора и участие в вооруженном ограблении обменного пункта вышка обеспечена. Страх за собственную жизнь лишал его рассудка. Спасти его могла только умелая ликвидация этого дурака — Дудина.
И опять Осипов не все учел в своих расчетах. Он даже не предполагал, что панически его боявшийся Дудин может взбунтоваться и выйти из беспрекословного подчинения.
Видя, что Пастух прибежал без инкассаторской сумки, Дудин вначале подумал, что напарник хочет его надуть, что деньги он спрятал или передал кому-то третьему. Но вскоре понял, что все сорвалось. И тут его обуял панический страх. Не перед законом, нет: в конце концов за соучастие много не дадут, и то его ещё доказать надо. Он опасался за свою жизнь. Он смертельно боялся Толика. Ведь Дудин опасный свидетель и единственный соучастник — в живых он его не оставит. Вот почему он наотрез отказался вести машину за город, где Осипов, по его словам, намеревался пересидеть первые тревожные дни у хорошей знакомой. Так ему Дудин и поверил! Мотивировал он свой отказ сбивчиво: обещал, мол, начальнику вернуть машину ещё сегодня, и если её не будет на месте, подозрение в первую очередь падет на него, Дудина, поскольку всем известно его преступное прошлое. На все уговоры Пастуха ехать дальше Дудин упрямо твердил, что машину надо вернуть. Препирательство шло в машине, которую Дудин намеренно остановил на многолюдном перекрестке недалеко от поста ГАИ, и Пастух не мог применить силу. Угрозы не действовали. И Осипов сделал ещё одну попытку, пойдя на хитрость.
— Хорошо, поставим машину и поедем к тебе. Переночую последнюю ночь у тебя, а завтра исчезну из вашего вонючего города.
Но Дудин продолжал твердить:
— Машину надо мне ставить одному. Нечего на базе тебе своей личностью светить и в поле зрения новых свидетелей попадать. — Затем он вынул из кармана ключ от дома и передал Осипову. Вынужденный уступить, тот выскочил из пикапа, посмотрел вдогонку отъезжающей машине и отбросил ключ в сторону. Он знал, что Дудин домой не придет.
Ничего не поделаешь, Осипов потерпел очередное поражение, и даже слабак Дудин бросил его. Теперь надо было думать, как убраться из этого города. По опыту он знал, что теперь милиция поднимется по тревоге и установит наблюдение за всеми выездами из города. Надо действовать нестандартным путем.
Пастух остановил частника и попросил его отвезти за город. Там, пользуясь теплой погодой, переночевал под каким-то кустом небольшого лесочка рядом с дачным поселком. Утром, как только начало рассветать, встал, потрогал щетину на щеках, надел весь измятый пиджак, который клал под голову, и, заметив зеленые полосы от травы на брюках, понял, что далеко в таком виде не уйдешь. Вгород, по крайней мере, ему соваться было уже нельзя.
Недалеко от дачного поселка он увидел аккуратно одетую старушку с большим бидоном молока. Преодолевая её подозрительность, объяснил, что попал сюда по пьяному делу с дружками на машине, а теперь даже не помнит, на какой даче гуляли, и хочет уехать. Смягчившись, старушка, которая сама мучилась с сыном-пьяницей, подробно объяснила, где они находятся и какими путями отсюда можно выбраться. Особенно его заинтересовала информация о расположенной в тридцати километрах большой пристани, где останавливаются даже большие теплоходы. Это, пожалуй, был наиболее безопасный вариант. И он зашагал в указанном старушкой направлении к шоссе, чтобы поймать попутку.
Часам к девяти Пастух уже был на пристани. Солнце светило вовсю. Хорошо бы снять пиджак, но оба ствола ещё были при нем, да и светить свои наколки на предплечьях ему не хотелось. Чем незаметнее, тем лучше. Хорошо еще, что пристань действительно большая и народу много, есть где затеряться. Вот только в кассе прокол он все-таки допустил. От усталости и нервного напряжения расслабился. Поинтересовавшись билетом на ближайший теплоход, на вопрос кассирши, молодой, накрашенной женщины, до какого пункта, не подумав, бухнул: А все равно куда! Но потом сказал, что до Астрахани. Ведь не возвращаться же ему туда, где инкассатора замочил.
Через семь часов теплоход Москва — Астрахань должен будет причалить и около семнадцати часов отплыть. Хотя и была у него недавно стоянка вверх по реке в большом городе, но здесь теплоход останавливается, чтобы пассажиры могли искупаться, купить овощи и фрукты, а у браконьеров из-под полы — икры.
Хотя был разгар сезона, несколько свободных мест все же было. Купив связку воблы, кулек с помидорами и две бутылки пива в буфете на пристани, Пастух отправился дожидаться теплохода в небольшой перелесок.
Когда он скрылся из виду, кассирша, продавшая билет странному пассажиру, набрала номер телефона местной милиции. Трубку снял дежурный Силантьев, дружок её мужа.
— А где Леонтьев? — спросила она.
— А где же твоему благоверному быть? На участке он, преступников ловит. А может, и по бабам пошел, пока ты в своей будке на жаре изнываешь. — Силантьев дурашливо хохотнул, показывая, что шутит. Кассирша давно уже поняла, что дружок мужа на неё виды имеет, и, хотя тот был очень даже ничего, твердо решила не поддаваться, тем более что здесь, в поселке, все быстро становилось известно. — А что звонишь? Случилось что-нибудь?
Немного поколебавшись, женщина сказала:
— Да нет, ничего. Если выйдет на связь, пусть ко мне сюда подскочит. Просто я по нему соскучилась. Тебе с твоей женой этого не понять. — И, взяв реванш, дала отбой.
Ничего, если даже не подъедет, расскажу ему о том типе вечером. Никуда он с теплохода не денется: следующая стоянка только завтра утром. Так что время ещё есть.
Пастух, сев на теплоход задолго до отплытия, стоял на палубе и наблюдал за берегом, нет ли опасности. Он едва дождался момента, когда, дав прощальный гудок, теплоход наконец-то отчалил от пристани. И тут Осипов увидел, как на мотоцикле к кассе лихо подкатил капитан милиции в синей форменной рубашке с мокрыми от пота подмышками. Кнему выскочила женщина-кассир. И хотя отсюда, с кормы теплохода, не было слышно их разговора, Пастух готов был поклясться, что она рассказывает о нем, тыча наманикюренным пальчиком в его сторону. Он отшатнулся от поручней и укрылся за спинами пассажиров.
Но Леонтьев уже успел заметить и его самого, и попытку спрятаться. Сводку-ориентировку о нападении на инкассаторов он прочитал ещё с утра и приметы разыскиваемого Осипова — Пастуха знал наизусть. Дудин ещё накануне вечером поставил машину в гараж, направился, поразмыслив, в местный отдел милиции и попросил оформить его заявление как явку с повинной. Там он изложил все, что знал о своем соучастнике. И теперь Осипова искали по всей области.
Да, это, безусловно, он, — утвердился в догадке участковый инспектор. — Но не брать же его, вооруженного, одному, да ещё в толпе пассажиров, и теплоход вернуть уже нельзя. Леонтьев позвонил Силантьеву, тот передал сообщение в отдел внутренних дел, на территории которого произошло разбойное нападение, — это их заботы.
Пастух в бессильном отчаянии метался по теплоходу. Узнал его или нет этот мент на пристани? Следующая стоянка будет только утром, но о том, чтобы поспать, он и не думал, беспокоясь за свою судьбу. Живым я им не дамся, — подбадривал он себя, нащупывая в кармане оружие. — В браунинге один патрон, в нагане — четыре. Поборемся. — Но тут же холодел от страха, представив, что завтра его убьют. Все эти разнаряженные пассажиры будут продолжать вкусно есть, сладко пить и веселиться, а его, Осипова, уже не будет. Дикая зависть и злоба к пассажирам белоснежного теплохода охватила его. — Ну нет! Погибать — так с музыкой. Захвачу кое-кого с собой.
Жить ему оставалось ещё несколько часов. Он это предчувствовал, но все ещё надеялся на чудо.
Капитан Леонтьев, глядя на оживленную, радующуюся его успеху жену, думал: Конечно, было бы неплохо за это сообщение премию отхватить, да вряд ли дождешься. Эти ребята из Управления внутренних дел все заслуги себе припишут.
Леонтьев вздохнул: так было всегда. Он был прав. Хотел, ох как хотел майор Кисин, получивший сообщение о нахождении опасного преступника на теплоходе, направляющемся в Астрахань, отличиться. А потому, получив сообщение от своего друга Проценко, начальника уголовного розыска райотдела, решил, не докладывая начальству, самолично захватить бандита. С собою взял только одного сыщика из отдела уголовного розыска Управления внутренних дел и, естественно, Проценко. На милицейской Волге они помчались за четыреста километров в соседний областной центр, чтобы утром произвести захват. Машину гнали всю ночь, торопя молодого водителя-милиционера Головко, который и так, стараясь угодить начальству, выжимал из машины все, что можно.
Давай, браток, давай! — мысленно молил Кисин. — От этого зависит мое повышение по службе. И они успели. Машина остановилась у причала, и уже минут через десять вдали из-за поворота появился красавец теплоход.
Вячеслав Анатольевич Петухов, двадцати семи лет от роду, инженер по образованию, стоял у борта на верхней палубе и смотрел на сходящих по трапу пассажиров. Нина терпеливо ждала, когда мужу наскучит это занятие, они вернутся в каюту, и она продолжит вязание, скрашивающее бездельное времяпрепровождение.
На Нине Петухов был женат уже почти пять лет, а любил её не меньше, а даже больше, чем в те студенческие годы, когда повстречал её. Хотя вряд ли можно любить ещё больше, чем тогда. Они были молоды и счастливы. Между другими студентами, естественно, тоже возникали романы. Но к этой паре все относились по-особенному, чувствуя, что здесь все серьезно. Он влюбился сразу и бесповоротно. А вот почему она, красавица, одна из первых студенток, для которой, казалось бы, не существовало ничего, кроме учебы, ответила на его чувство, для всех, в том числе и для самого Петухова, было загадкой. Ни внешностью, ни чем-нибудь ещё он не блистал. И в школе, и в институте был крепким середнячком. На фоне такой девушки, как Нина, он и вовсе терялся.
Поженились они на третьем курсе, когда Нина убедилась, что их брак не отразится на учебе. Он с самого начала во всем ей подчинялся, считая, что Нине это приятно. Да и самому легче, когда за тебя решают все: когда идти в загс, когда заводить ребенка, куда ехать на каникулы, что делать после окончания учебы. Петухов подчинялся Нине с удовольствием, искренне считая, что она умнее и лучше его. Первые два года Нине нравилась покорность мужа, но после рождения ребенка его безропотность почему-то стала раздражать. А с другой стороны, так, может быть, и лучше. Вон у подруг в семье сплошные сражения — кто кого. А у них не то что скандалов, а ссор серьезных не бывало. Но все же хорошо, когда мужчина многое решает сам и не только за себя, но и за жену, когда берет ответственность на себя. Но надо принимать мужа таким, какой он есть, тем более он её очень любит. Ей с ним неплохо. Нина по-своему любила Вячеслава. Мудро поступая, она не злоупотребляла своей властью над ним и даже, наоборот, старалась в мелочах во всем с ним соглашаться, создавая видимость его главенства в семье.
После окончания института Нина осталась в аспирантуре, а Вячеслав пошел работать в научно-исследовательский институт. Не жирно, конечно, но по нынешним временам бывает и хуже. И они были довольны жизнью, растили, правда, не без помощи родителей, своего малыша. Несколько дней назад Петуховы, оставив сына Димку на родителей, решили провести отпуск, путешествуя по Волге. Впервые они отдыхали с комфортом, без всяких забот. Нина, и тем более Петухов не любили шумного веселья и старались как можно больше времени проводить в каюте. Петухов читал приключенческие книги, а Нина увлекалась вязанием.
Петухов часто докучал ей, подробно рассказывая прочитанное или комментируя какие-то житейские события, встречи. Даже обыденные факты, когда им нагрубил продавец или обсчитала кассирша, он рассматривал обобщенно и выводил чуть ли не теорию, почему в нашей жизни такое существует. В конце концов получалось, что продавца задергали привередливые покупатели, а кассирша вынуждена это делать, так как скорее всего она — мать-одиночка и ей надо растить ребенка.
Такая редкая незлобивость и стремление оправдать всех и все поначалу раздражали Нину, но потом она привыкла и уже не пыталась раскрыть глаза мужу на то, что продавец просто хам, пользующийся зависимостью от него покупателей, а кассирша самая обыкновенная воровка. Спокойная и рассудительная, она понимала, что муж стремится всех оправдать не столько из-за своей доброты, сколько оттого, что это позволяет ему жить без скандалов, не трепать понапрасну нервы. Собственно говоря, и саму Нину, обладающую здравым смыслом, такая позиция мужа устраивала. Сначала её это, конечно, немного разочаровало, но потом она свыклась: муж — не герой! Ну что ж, у многих не герои, однако живут, и ничего.
В это путешествие она поехала с удовольствием. Ей надоела роль полновластной хозяйки и хотелось расслабиться, тем более что работа над диссертацией здорово её измотала.
Они плыли на теплоходе уже почти десять дней. В основном они сидели в каюте, иногда ходили в кино. Во время стоянок они предпочитали оставаться на теплоходе. Возвращающиеся с экскурсий и беготни по улицам незнакомых городов пассажиры делились впечатлениями, и было ясно, что Петуховы упускают, кто знает, может быть, единственную возможность увидеть что-то новое, интересное, что, может быть, они бы вспоминали потом всю жизнь. Но так уж устроен Вячеслав: настоящим отдыхом был для него полный покой. А новые впечатления? Они ещё молоды и успеют побывать всюду.
Теплоход причалил к пристани крупного города. Вячеслав с Ниной сверху наблюдали за пестрой толпой, направляющейся к выходу в город. Ничего интересного: то же они видели и на предыдущих стоянках. Единственно, что привлекло внимание, — стоящая возле самого причала милицейская машина и застывшие возле неё люди в форме и гражданской одежде. Провожают или встречают кого-то из своих, — подумал Петухов. Постояв ещё немного, они пошли к себе в каюту.
В отличие от них Анатолий Осипов по кличке Пастух, увидев на причале милицейскую машину, понял все правильно: это была западня. Сейчас начнут проверять пассажиров и теплоход. Стоянка была долгой, а если понадобится, теплоход и задержат, пока его не поймают. Один из сотрудников милиции поднялся наверх и в рупор громогласно объявил: Пассажир Осипов, просим зайти в каюту капитана. И ещё раз повторив объявление, безразличный голос отключился звонким металлическим щелчком. Кисин не верил в то, что рецидивист явится сам, но на всякий случай использовал эту возможность.
У Осипова теперь оставалась одна надежда: незаметно исчезнуть с теплохода. Плавать он не умел, да и теплоход был весь на виду. Оставался один путь: прорваться по трапу мимо работников милиции и, достигнув первых домов, отстоявших от причала метров на пятьдесят, затеряться на улицах города. Вся надежда была на то, что сотрудники милиции его не узнают. А такой шанс, хоть и небольшой, но существовал. Все дело в том, что милиция вряд ли успела достать его фотографию. А если и достала — то почти десятилетней давности, ещё до последней судимости. Умилиции скорее всего имелось только описание его примет.
Значит, надо изменить свою внешность и переодеться: скрыть бросающиеся в глаза наколки на оголенных руках. И Осипов заметался по теплоходу в надежде украсть где-нибудь подходящие ему по размеру вещи. Он пошел по коридору, на всякий случай дергая ручки всех кают подряд. Если дверь открывалась и там были люди, он извинялся, будто ошибся, и проходил дальше. Дверь с номером 125 открылась, Осипов уже хотел было извиниться, но в каюте никого не было. Воровато оглянувшись, Осипов юркнул внутрь и, торопливо раскрыв чемодан, начал в нем рыться. Чемодан был большой, и в нем лежали главным образом женские вещи. Из мужских были лишь брюки, явно короткие для Пастуха, и пара рубашек.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появились растерянные хозяева каюты: небольшого роста мужчина терялся за спиной красивой женщины в очках. Ну все, влип, — подумал Осипов. Но, на его счастье, женщина не закричала, а сделав шаг вперед, спросила низким голосом:
— Что вы тут делаете с нашими вещами? — И, оглядев разбросанные по каюте вещи, с упреком добавила: — Вы все помяли, а здесь так трудно гладить, за утюгом вечно очередь.
Ну вот, — мелькнуло в голове у Пастуха, — это ещё не конец. Вшивая интеллигенция подвернулась, а с ними я слажу.
И он как можно спокойнее сказал:
— Не волнуйтесь, я из милиции. Мы ищем опасного преступника на теплоходе. У нас были данные, что он едет в каюте № 125. Но теперь я вижу, это ошибка.
Говоря, Осипов смотрел только на женщину, словно мужчина его не интересовал, но краем глаза наблюдал за тем, что тот будет делать. Главное — заставить его зайти внутрь и закрыть дверь.
И Осипов продолжал говорить, не давая им опомниться.
— Теперь даже не знаю, как нам быть, что делать дальше. Придется спрашивать всех пассажиров об этом человеке. Вы вот не видели мужчину высокого роста… — Тут Осипов как бы спохватился: — Да что это я, у меня же есть фото разыскиваемого преступника.
Он сделал шаг к иллюминатору, где было посветлее, и полез во внутренний карман пиджака. Главное было заманить мужчину в каюту. Осипов достал свой собственный паспорт и повернулся к нему.
— Взгляните, пожалуйста, не заметили вы его среди пассажиров?
Петухов подошел к иллюминатору и, взяв в руки паспорт, стал рассматривать фотографию. Этого было достаточно для того, чтобы Осипов, грубо отстранив женщину, быстро закрыл дверь изнутри. Мужчина растерянно оглянулся.
— Но ведь это ваш паспорт.
— А ты как думал, — недобро усмехнулся Осипов, — именно меня и ищут легавые. — И, не давая этому интеллигенту опомниться, с силой толкнул его на койку. — И ты садись, — указал он женщине на место рядом с мужем, а сам расположился напротив. Для верности достал наган и повертел перед носом у супругов. — Орать и звать на помощь не советую. Мне терять нечего. По пути на небо обоих могу с собой захватить, чтобы не скучно было.
На столике стояла пустая бутылка из-под Боржоми. Осипов заметил взгляд мужчины и, понимающе улыбнувшись, передвинул бутылку поближе к себе.
Баба-то характером покрепче мужика. Тот совсем скуксился, аж подбородок прыгает, — отметил Осипов. Он уже внутренне собрался и знал, что надо делать. План готов, но времени мало. Милиция на теплоход не идет, ждет, видимо, подкрепления.
— Ну вот что, дамы и господа. Времени у меня нет. Мне нужны пиджак, брюки и рубашка с длинными рукавами — все 54-го размера, 4-й рост, а ещё шляпа и галстук. Ты, мужик, пойдешь сейчас в город в ближайший магазин и все это купишь. — Заметив протестующий жест, Осипов добавил: — Насчет денег, фраер, не волнуйся: свои кровные, заработанные тяжелым трудом отпускные, тратить не будешь. Вот тебе деньги. И, кстати, сдачу можешь не отдавать. Баба останется со мной в качестве заложницы.
Петухов решительно замотал головой. В последние дни Осипов часто получал отпор, но тут он чувствовал, что сломит противника, к тому же отступать было некуда. Он только решил переменить тактику.
— Как тебя зовут? — почти ласково спросил он.
— Вячеслав. А какое это имеет значение?
— Ты не хорохорься, Славик. Все будет в порядке. Ты парень неглупый, сам понимаешь, нельзя мне вас обоих отпустить, вмиг продадите легавым. А так у меня гарантия, что ты не заложишь и все принесешь в срок. Яже даю тебе слово, что с бабы твоей и волос с головы не упадет. Ты самое большее через полчаса вернись, и так, конечно, чтобы менты тебя не заприметили. Хозяйственная сумка есть? Отлично. А я тут же переоденусь и исчезаю. Ни я тебя, ни ты меня не знаешь. — Осипов говорил вроде спокойно и дружелюбно.
Решивший вначале категорически отказаться, Петухов призадумался: вариант спасения и выхода из кошмарного положения в этом предложении все-таки был. Смущало одно: как оставить Нину наедине с готовым на все вооруженным преступником?
Осипов небрежно положил на столик крупные купюры.
Петухов как завороженный смотрел на деньги. Что делать? И Нина молчит как назло.
Его колебания Осипов истолковал по-своему и впервые взглянул на женщину с особым интересом. Но тут же отвел взгляд в сторону и щелкнул курком нагана. Этот аргумент должен был стать решающим.
— Вот что, Славик, с каждой минутой шансы выйти отсюда у меня уменьшаются. Если меня обнаружат здесь, я буду отстреливаться, а тогда и у вас шансов уцелеть тоже не будет. Так что беги в город, быстрей возвращайся и получишь свою жену целой и невредимой. Даю тебе честное слово, а мое слово — верное.
Петухов бросил обреченный взгляд на оружие, взял деньги и нерешительно поднялся. Взял большую хозяйственную сумку и повернулся к жене.
— Нинок, у нас нет иного выхода. Он тебя не тронет. Ему бы только уйти отсюда. И он дал слово. А я быстро сбегаю.
Сходя с трапа, он заставил себя идти медленно, чтобы не вызвать подозрений у милиции. А может быть, рассказать им обо всем? Они люди опытные — найдут выход. Нет, я не имею права рисковать жизнью Нины.
И, отогнав опасную мысль, он прошел мимо милиционеров и поспешно скрылся из поля их видимости.
Петухов, вопреки ожиданиям, затратил сравнительно немного времени: всего двадцать пять минут.
С бьющимся сердцем он подходил к дверям своей каюты. Постучал.
— Кто там? — спросила Нина не своим, каким-то сдавленным голосом. Ему открыли. Сзади Нины, прикрываясь ею на всякий случай, стоял с оружием наготове бандит.
У Нины было заплаканное лицо. Очки почему-то лежали на столике. Он бросился к ней.
— Что с тобой, Нина, он обидел тебя?
— Успокойся, фраер, просто она испугалась, что ты не вернешься, а с моими деньгами с девочками загуляешь, — нервно хохотнул Осипов. — Ну, теперь все в порядке. Я сейчас переоденусь, и прощайте, голуби.
Не стесняясь женщины, он стал быстро переодеваться, не спуская, впрочем, настороженных глаз с её мужа. Черт его знает, что он может выкинуть.
Петухова обожгла ревность: что здесь могло произойти за эти полчаса? Но Нина молчала, а Осипову было теперь не до этих интеллигентов. Он сорвал этикетки, надел брюки, рубашку с длинными рукавами, скрывшими татуировки, и завязал галстук. Светлый пиджак перекинул через руку, дескать, так, на всякий случай, если погода испортится. Серая летняя шляпа дополняла его внешне вполне респектабельный вид. По крайней мере, по одежде его не опознают.
Ну вот, пожалуй, и можно выходить. Но Осипов не торопился. Чего-то все-таки не хватает. В распоряжении нет ни бутафорской бороды, ни усов. Черные очки от солнца могут привлечь внимание, а вот обычные очки, он это знал, здорово изменяют внешность.
Осипов взял со столика очки Нины и примерил: все расплылось, словно смотришь сквозь лобовое стекло автомобиля, омываемое потоками дождя. Но ничего, несколько минут он выдержит, пока не минует опасность. Зато в этих стеклах с тонкой желтой оправой его трудно будет узнать.
Он медлил, стараясь оттянуть момент смертельного риска. Но делать нечего, и Осипов взялся за ручку двери. В последний миг он оглянулся и не удержался покрасоваться перед самим собой.
— Прощай, Славик, не сердись. В жизни и не такое бывает. Я тебе очень не советую делать глупости и поднимать шум. Ты теперь мой сообщник и тоже заинтересован, чтобы я отсюда выбрался. Асдачи возьми, не стесняйся. И ты и твоя жена их заслужили. — И, недобро усмехнувшись, вышел из каюты.
На палубе перед тем как направиться к трапу, он после некоторого колебания незаметно бросил за тяжелую бухту каната браунинг. Единственный патрон в стволе его не спасет. А если не удастся прорваться, то наличие у него этого оружия послужит неопровержимым доказательством, что именно он убил инкассатора. А это уж точно — вышка! Утрапа он переложил в карман пиджака наган, а пиджак перевесил через руку так, чтобы оружие легко было достать в любой момент.
А в это время Петухов места себе не находил, представляя, как сейчас этого бандита схватят и он все расскажет. Тогда, возможно, Петухова тоже посадят на скамью подсудимых. Взгляд его упал на деньги, лежащие на столике. Это же улика! Петухов дрожащими пальцами стал чиркать спичкой.
В пепельнице разгорелся небольшой костерок, а по каюте пополз запах жженой бумаги. Этикетки с купленных вещей тоже отправились в огонь.
С момента ухода преступника прошло всего десять минут. Но эти минуты, проведенные в тягостном молчании и в ожидании развязки, казались бесконечными. Петухов не мог выйти и посмотреть, удалось ли их незваному гостю сойти на берег. Он боялся, что бандит, не поверив ему, стоит за дверью и застрелит его, если он вздумает выйти наружу. Он страстно желал, чтобы вся эта история благополучно завершилась.
Возле милицейской машины стоял начальник уголовного розыска райотдела, на территории которого было совершено нападение на инкассаторов, Проценко, два старших оперативных уполномоченных уголовного розыска областного Управления внутренних дел — Кисин и Трофимов и водитель Головко.
Кроме Головко, все были в штатском. Они блокировали выход и с минуты на минуту ждали подкрепление из местного городского управления, чтобы прочесать теплоход и найти Осипова, если он, конечно, не спрыгнул в воду где-то раньше.
Они внимательно присматривались к сходящим по трапу. Прошло более часа с момента прибытия теплохода, поток пассажиров схлынул, и оперативные работники невольно расслабились, уже не так тщательно изучали проходивших мимо людей. Лишь только Кисин не терял надежды, что Осипов рискнет идти напролом.
Три года назад Кисин был переведен из районного отдела в Управление внутренних дел области. Честолюбивый и энергичный работник, он хорошо зарекомендовал себя и был в резерве на выдвижение.
Начальник отделения по борьбе с имущественными преступлениями уходил на пенсию, и Кисин рассчитывал, что именно он займет его место. Но у Кисина было два конкурента. Один был довольно опытный сотрудник и работал в областном аппарате дольше, чем Кисин. Второго толкал наверх родственник, занимающий в области довольно высокий пост. Кисин волновался. Если сейчас упустить возможность, следующая вакансия может появиться не скоро. Ему будет уже около сорока, и ещё неизвестно, как на это посмотрят кадровики. Нет, надо занять эту должность именно сейчас, и для этого крайне необходимо отличиться. Дело об убийстве инкассатора подоспело как раз вовремя.
И вот сейчас, стоя возле трапа теплохода, он страстно желал, чтобы преступник вышел именно сейчас. Когда прибудет подкрепление и начнут прочесывать теплоход, может, кому-то другому улыбнется удача.
Конечно, Кисин понимал, что Осипов вооружен и наверняка откроет стрельбу, но почему-то был уверен, что лично с ним ничего не случится, а если пуля преступника кого и заденет, то это даже к лучшему: больше славы тому, кто его возьмет.
И словно вняв его мольбам, Осипов наконец решился. Момент был подходящим: двое парней и три девушки уже навеселе направлялись в город, чтобы пополнить запасы спиртного. Осипов прикинул: девушек на одну больше, чем парней, и его незаметное присоединение к компании уравнивало число ухажеров. Он вовремя поддержал споткнувшуюся девушку, ввернул в разговор удачную шутку и, громко рассуждая о том, что на теплоходе мало внимания уделяется танцам и крутят старые фильмы (об этом постоянно велись разговоры среди пассажиров), начал спускаться с ними как полноправный член компании. На середине трапа он надел очки и, что-то говоря одной из девушек, как бы случайно взял её за руку.
Компания не вызвала особых подозрений, и лишь Кисин, не теряющий бдительности, обратил внимание на этого неуверенно идущего мужчину: стекла очков не позволяли Осипову четко видеть ступени трапа. К тому же, ступив на причал, девушка освободила свою руку, считая, что незнакомый мужчина лишь по-джентльменски помог ей спуститься. И это сгубило Пастуха: сам он без чьей-либо поддержки в очках абсолютно не мог ориентироваться. Сделав несколько неуверенных шагов, что, в общем-то, было естественно для подвыпившего человека, Осипов был вынужден снять очки, когда компания ещё не миновала группу сотрудников милиции.
Одного мгновения было достаточно Кисину, чтобы почувствовать тревогу и неуверенность молодого мужчины. Но мало ли почему человек боится милиции? Может быть, выпил лишнее. Нет, не похоже… Очки не его! — догадался Кисин. — Без них он чувствует себя гораздо увереннее. Значит, надел для маскировки… Осипов?! Можно, конечно, спросить документы, но если это и есть Пастух, он откроет стрельбу. Опасно.
Однако не проверить возникшее подозрение нельзя, и Кисин нашел для себя выход. Он обратился к водителю Головко:
— Послушай, Вася. Вон того мужика верни-ка, вопрос к нему есть. — Так, безразлично вроде сказал, а сам напрягся, пистолет из кобуры на всякий случай в карман переложил.
Осипов в этот момент уже удалился от них шагов на десять и считал, что миновал самый опасный участок. Но тут его догнал милиционер и сказал, мягко так сказал, вежливо:
— Товарищ, задержитесь на минуточку, с вами поговорить хотят.
До этого момента Осипов и сам ещё не знал, будет ли стрелять, если его обнаружат. То думал, что выстрелит обязательно, если его обнаружат, а временами сомневался, не лучше ли сдаться добровольно, что будет учтено при разборе дела. Но сейчас, когда его остановили на полпути к свободе, лютая злоба охватила Пастуха на весь этот мир, включающий в себя и светлый летний день, и гуляющих по набережной людей, и белоснежный теплоход, символизирующий для него красивую беззаботную жизнь, и остановившего его молодого рыжеватого парня с веснушками на носу. И ненависть ко всему, чего он должен сейчас лишиться, Пастух вложил в этот выстрел в упор…
Он бросился бежать, но через несколько секунд пуля из пистолета Кисина настигла его. Когда Кисин подошел к Осипову, тот ещё жил, но в его глазах уже было непередаваемое выражение безысходности и безразличия ко всему происходящему вокруг. Кровавая пена пузырилась на губах, по телу пробежала предсмертная судорога. Рядом лежали наган и очки в тонкой металлической оправе…
К мертвому Головко Кисин не мог заставить себя подойти, а вернулся к машине и, сев на заднее сиденье, безучастно смотрел, как подъехали коллеги из местной милиции ибесполезная теперь скорая помощь. Его охватила тоска. Это потому, — поставил он сам себе диагноз, — что я сегодня впервые в жизни убил человека. Хотя что тут такого, — попробовал он уговорить себя. — Это же отпетый рецидивист. Ну а что касается Головко, то кто же мог с уверенностью знать, что это и есть Осипов? Он и сам понимал слабость такого самооправдания, но именно так объяснял свое поведение коллегам в автомашине, когда ехали оформлять материалы в РОВД. Все промолчали.
Тщательное служебное расследование выявило грубые ошибки в действиях группы задержания, начиная от появления у трапа теплохода у всех на виду машины с опознавательными знаками милиции и кончая беспечностью, проявленной непосредственно при задержании вооруженного преступника. Кисина, помимо прочего, обвинили в карьеризме — всем было ясно, почему он не хотел подключить других сотрудников к розыску, а все взял на себя.
За низкий профессиональный уровень, приведший к неоправданной гибели работника милиции, всех членов группы наказали. ИКисина, естественно, на вожделенную должность не назначили. Он остался работать на прежнем месте и особого рвения в службе теперь не проявлял. О случае с Головко он, разумеется, предпочитал не вспоминать, хотя в глазах молодых недавно пришедших в милицию сотрудников выглядел героем, ликвидировавшим опасного рецидивиста.
Постепенно Кисин и сам уверовал, что действовал правильно. Но каждый раз, проходя по вестибюлю Управления внутренних дел мимо мемориальной доски из красного мрамора, он отводил глаза от списка погибших на боевом посту сотрудников.
Все эти далекие от Москвы события уже мало волновали Кондратова и Звягинцева. Гибель Пастуха они восприняли равнодушно, понимая, что о Тузе от этого боевика они вряд ли узнали бы что-то новое. Теперь их усилия концентрировались в трех направлениях: установление личной причастности Туза к убийству карточного шулера, разоблачение экономических махинаций Копченого и изъятие находящегося в орбите деятельности группировки Туза браунинга.
Кроме того, Кондратов считал перспективным сообщение источника о скором прибытии в Москву курьера с каким-то ценным грузом от друзей с юга. Это мог быть как контейнер или целый состав с дорогостоящим товаром, так и маленькая шкатулка с бриллиантовым колье: информация поступила очень уж неопределенная.
