Из дверей трактира вывалился пьяный мужик в картузе и, не удержав равновесие, неловко упал на бок. Витька дернул приятеля за рукав:

– Не робей, Сема. Это место не самое худое в Москве. Иди за мной. Нас уже заждались.

И Семен Верховский, брезгливо обойдя захрапевшего во сне мужика, вошел следом за приятелем в дешевый трактир. Их обдало смесью запахов водки, кислых щей и селедки с луком. Витька уверенно направился в угол трактира и присел за столик к коренастому человеку, с тонкими усиками на широком скуластом лице. Тот недовольно поморщился:

– Ты, Дутый, опоздал почти на полчаса. Да еще явился с незнакомым мне фрайером. А я не люблю игру с неизвестным мне джокером. Времена ныне смутные. Давай излагай свое дело.

– Извини, Фома, но не я банкую. Мой прикуп с боку. Вот у моего дружка, Семена, нужда в фартовом человеке возникла. Я согласился свести его с тобой. Может быть, и присоветуешь человеку что-нибудь дельное.

– Прежде чем толковать о делах, представь мне паренька. Он, явно, не нашего поля ягода: на студента ученого смахивает. Где вы между собой снюхались?

– Да, жили по соседству, тут недалеко. Моя мамаша его бабке княгине белье стирала.

– Значит, Сема, ты из богатых будешь. Как же тебя, буржуя недорезанного, новая власть в живых оставила.

– Не меня одного. Вон и вы, вместо цугундера, без всякой опаски водку распиваете в центре Москвы.

– Надо же, какой ершистый парень попался! На первый взгляд и не скажешь. А не боишься меня обидеть? Ведь чай, не от смелости, а от неопытности свой норов проявляешь. Не научился еще беду печенкой чуять. А все-таки, растолкуй, как уцелеть сумел. А то не ровен час я подумаю, что ты по указке уголовного розыска ко мне подослан.

– Нет, я сам по себе. До революции гимназию окончил и первый курс университета. На юриста учился. После переворота взял меня к себе в контору дальний родственник папаши моего покойного. Я человек грамотный и книги учета у него веду. А уцелели мы с бабулей Глафирой Михайловной из-за её племянника, который у товарища Троцкого в гражданскую войну как военспец в штабе служил.

– Похоже на правду. Ну, и зачем ты своего приятеля, известного щипача – карманника, Витьку Дутого свести нас попросил?

– Дело у меня возникло срочное. Деньги позарез нужны. А без посторонней помощи мне их не добыть.

– Ну и как надеешься разбогатеть?

– Прежде дайте слово, что поделим все по-братски. Справедливо.

– Это как в старой блатной песне «весело было нам, все делили пополам»?

– Нет, я предлагаю вам четверть от стоимости бабкиных золотых украшений и бриллиантов.

– Не похоже на справедливый дележ! Ты только наколку на гоп-стоп дашь, а весь риск на нас возложишь.

– Да никакого риска нет. Мне и так все семейные украшения, как единственному наследнику, по закону достанутся. Только ведь ждать я не могу.

– А не боишься, что я тебя обману и всю добычу себе заберу?

– Так я сначала от вас честное слово вора хочу услышать. Дутый сказал, если поклялись, то обещание выполняете. Иначе свой авторитет потеряете.

– Это он верно сказал. Только ведь я вор, а не мокрушник, и старуху убивать не стану.

– Но у меня и в мыслях подобного намерения не было. Глафира Михайловна ко мне добро относилась. После смерти отца взяла меня подростка к себе в имение, и я в детстве часто у нее гостил. Старуха человек весьма забавный и трогательно смешной. Она любит вспоминать, как молодой девушкой в 1870 году на водах в Германии встречала Мартынова убившего на дуэли Лермонтова.

– Так сколько же ей сейчас лет, если она убийцу поэта живьем наблюдала?

– 73 года. Ей, в далёком 1870 году, исполнилось двадцать лет. Сдавать понемногу стала старушка: на сердце жалуется. Только со своей детской непосредственностью она еще лет десять протянуть может.

– Ты вместе с ней живешь?

– Нет, у меня своя комната на Самотеке имеется. Раньше вся ее квартира нашей семье принадлежала. Но потом власти уплотнили дворян, и соседние комнаты победивший пролетариат занял.

– А о золоте и камушках, откуда знаешь?

– Так сама старуха и сказала с год назад. Сообщила, что после ее смерти я в нужде прозябать не буду. Из прежнего богатства припрятала часть драгоценностей. Не все удалось большевикам отнять. Она мне даже эти цацки показала, раскрыв деревянную шкатулку с резной крышкой. Там есть чем поживиться.

– Поэтому поводу хороший анекдот расскажу. Мальчик спрашивает у отца: кто такой пролетариат? А тот объясняет, что это передовой класс, освободивший народ от цепей и поэтому у твоей тети нет больше на шее толстой золотой цепочки. Ладно, шутки в сторону. Знаешь, где старуха хранит богатство?

– В том то и дело, что нет.

– И что ты предлагаешь?

– Надо придти к ней под видом чекистов, предъявить фальшивый ордер на обыск, потребовать выдать согласно указу советской власти все имеющиеся ценности..

– Сам придумал такой фортель или услышал от кого? У нас, у фартовых такой ловкий фортель «разгоном» называют. Думаешь, сработает?

– Должно. Старуха панически напугана слухами о зверствах чекистов и верит, что перед расстрелом, ее, старуху, отдадут на растерзание толпе пьяных солдат. Так что предпочтет добровольно расстаться с ценностями и избежать мучительной смерти.

– Пожалуй, дело может выгореть. Вон, видишь, двое парней сидят за крайним столиком. Это мои люди. Переодену их в кожанки, пусть повесят маузеры на пояс. С их неприветливыми лицами вполне сойдут за суровых чекистов. Княгиня легко поверит, что смерть на пороге стоит. Только для страховки документ нам нужен. Ты в своей конторе напечатай на машинке официальный текст ордера и поставь любую круглую печать с бледным шрифтом. Старуха вряд ли разбирать буквы на штемпеле станет и сразу поверит в законность нашего визита. Вот, пожалуй, и все. Когда на дело пойдем?

– Завтра днем. Я сегодня все подготовлю.

– Здорово ты спешишь. Объясни причину.

– Девушка у меня есть. Полиной зовут. Я люблю ее безумно. Она колеблется. Не хочет за меня выходить замуж: считает бедной канцелярской крысой. Жалованье у меня, и вправду, небольшое. К тому же из-за дворянского происхождения я лишён прав, и надежд на будущее не имею.

– Значит, из-за бабы не брезгуешь ограбить родную бабулю? Почему, так заспешил?

– Соперник у меня появился Толька Хватов. Он по торговой части служит, и навар хороший имеет. Вот Полина ему предпочтение и оказывать стала. Я ей объявил о будущем богатом наследстве. А она ждать не желает Ей, видите ли, с Хватовым и так сытая жизнь обеспечена. Вот и хочу на свою сторону весы фортуны склонить. За бриллиантовые серьги она, наверняка ко мне переметнется.

– Но ты, парень, меня удивляешь! Раз она тебя не любит, и позволит лечь с собою в постель лишь за дорогую бирюльку, то толку от семейной жизни не жди. Предаст тебя при первом удобном случае.

– Да люблю я ее! Жизни без нее не мыслю! Неужели непонятно?

– Ну, дело твое! Тебе с ней жить. Давай, продумаем, как действовать завтра будем.

– Я вас доведу до двери бабули, а сам поднимусь этажом выше. Вы к ней зайдете. Я подожду, когда вы вынесете шкатулку с украшениями. Там же в подъезде я выделю вам долю, и разбежимся.

– Значит, все-таки опасаешься обмана?

– Нет, раз вы слово дали. Я же отлично знаю содержимое шкатулки. Так что рассчитаемся по честному.

– Ну и ладно. Значит, завтра на Сенной площади встретимся в полдень. Не забудь принести бумажку со штемпелем для устрашения бабуси. Не хочу, чтобы она при нашем визите шум на весь дом подняла.

Покинув трактир, Семен с Дутым пошли по Арбату в сторону Александровского сада. Дутый, шепелявя, выбитым в драке зубом, начал уверять приятеля в верности обещания авторитетного вора:

– Ты не сомневайся. Раз Фома в моем присутствии обещал честно поделить улов, то не подведет. Он старый сиделец. Попал в Сибирь, когда нас на белом свете не было.

– Его, действительно, Фомой зовут?

– Нет, это его кликуха, полученная за знатное владение ломиком при взломах дверей. Он роста небольшого, но сила в руках немереная. Грецкие орехи пальцами шелушит, как ты семечки. А к подлинному его имени интерес проявлять опасно.

– А откуда ты знаешь?

– В «предвариловке» вместе сидели с год назад. Там за решеткой и познакомились. Я бы к нему и близко не подошел, если бы не твоя просьба помочь. И сам не знаю, зачем по доброте душевной, в чужое опасное дело влез.

– Ладно, Дутый, не жалей. Я, как и обещал, через пару дней, после визита за обещанным наследством с тобой расплачусь за услугу. Обижен не будешь.

– А для продажи украшений у тебя барыга есть на примете?

– Знаю я одного мутного типа. Он, похоже, за кордон уйти намылился. Скупает за хорошую цену бриллианты и золото. Так что долго тебе ждать не придется. Получишь за услугу обещанный мной магарыч.

– Ну и ладно! Тогда и будем квиты. Может быть, завтра с тобою пойти?

– Незачем лишний раз мелькать в доме, где тебя все жильцы знают, как моего приятеля. Да и тех фальшивых чекистов вполне хватит.

– Ну, как знаешь, буду ждать от тебя вестей. А пока прощевай, мне тут кое-куда забежать надо.

Покинув приятеля, Дутый расчетливо прикинул:

«Завтра я спрячусь в подъезде напротив дома, где живет княгиня. Надо убедиться, что все прошло без сучка и задоринки. Если Фома со своими фартовыми парнями оставит после налёта Семёна в живых, то смело у него свою награду востребую. Но если Фома вместе со старушкой и внука пришьет, то уеду на время из Москвы к тетке в деревню. А то мое тело, как опасного свидетеля, из реки напротив Брянского вокзала выловят. Мне это не к чему. Надо подстраховаться».

Приняв, как ему казалось, хитроумное решение, Дутый направился к себе домой в подвал на Трубниковский переулок.

Накануне налета Семен почти не спал, беспокоясь о дележе сокровищ княгини: «Шкатулка доверху набита драгоценностями. Сверху лежит булавка для галстука с изображением золотого какаду с крупным бриллиантом вместо глаза. Эта цацка мне приглянулась, и я возьму её себе. То, что дорогие серьги предназначены Полине, я бандитов предупредил. Отдам им цепочку, браслет, перстень и часть золотых червонцев. Пусть подавятся количеством. Одни серьги для Полины перевесят по цене всё остальное. Лишь бы завтра всё прошло гладко».

Встретившись с бандитами в назначенное время, Семен повел их к знатной родственнице. Недалеко от дома жертвы Фома его остановил:

– Ты, Сема, здесь притормози. Нам засвечиваться перед жильцами вместе с тобою незачем. Ты войдешь в подъезд минут через десять позже нас. Поднимешься этажом выше квартиры бабули и будешь ждать, когда выйдем. А теперь давай свой ордер на обыск и изъятие ценностей в пользу пролетарской власти.

Взяв напечатанный на машинке текст, Фома пристально всмотрелся в оттиск печати и недовольно поморщился:

– Я же сказал, что штемпель должен быть бледным, с едва различимыми буквами, а ты шлепнул на бумажку свежий оттиск. Ну да ладно, авось, старушка не разберется.

Семен согласно кивнул, и остался стоять за углом, стараясь унять учащенное сердцебиение. Он и не подозревал, что за ним из подъезда соседнего дома наблюдает Витька Дутый, опасаясь за свою жизнь. После того, как Семён, выждав некоторое время, поспешно нырнул в подъезд, Дутый затаился в тревожном ожидании.

В начале налета все складывалось для бандитов удачно. Законопослушная старушка послушно открыла дверь «чекистам». При виде вооруженных людей в кожаных куртках, она начала просить о пощаде. Её сбивчивые ссылки о нищете и давней, еще до революции, смерти мужа дворянина грозно прервал невысокий чекист:

– Вы, старорежимная мамаша, на жалость не давите. Если послушно сдадите награбленные у простого народа ценности, то оставим вас на свободе.

– Так у меня ничего не осталось! Покойный муж все спустил на бегах и в карты. Азартный был человек. Оставил меня не с чем. Кроме столового серебра ничего нет. Я последние ложки с молочником собиралась продать, чтобы хлебушка купить. Если желаете, можете их забрать, а ничего другого в доме не осталось.

– Ты мамаша из благородных будешь, а врешь как наглая нэпманша во время визита фининспектора. Не хочешь миром, поступим с тобою жестко. Проведем обыск, и если найдем ценности, то пойдешь под расстрел как саботажница. У нас имеется ордер на обыск. Все как положено с подписью и печатью.

Фома помахал перед лицом хозяйки свёрнутой вдвое бумажкой. Но вопреки ожиданиям этот его жест произвел обратный эффект. Старухе привиделось медленное угасание от голода в холодной квартире, и она неожиданно ловко выдернула у него из пальцев угрожающий ее благополучию документ. Отчаяние замутило ей разум, и княгиня, не помня себя, разорвала предъявленный ей «ордер» и бросила обрывки под стол. На мгновение ей показалось, что она спасена:

«Сейчас они поедут за новым документом, и я успею вынести из дома драгоценности и перепрятать их у внука Семёна».

Но уже в следующий момент старуха осознала тщетность своих надежд. Предводитель чекистов схватил её за худые плечи и начал злобно трясти:

– Ты, старая ведьма, и, впрямь, наш злейший враг. Нам власть предоставила право к таким применять пытки. Давай ценности, а не то пожалеешь!

При этих словах поверившая в угрозу женщина резко пошатнулась и медленно начала оседать на пол. Фома попытался подхватить и поставить хозяйку на ноги, но старуха была мертва. Бандит повернулся к сообщникам:

– Не во время отдала черту душу барынька. Мы не знаем, где искать рыжье с камушками. Давай, Вялый, зови сюда любящего внука. Может быть, он подскажет, куда старуха шкатулку могла спрятать.

Сообщник Фомы приоткрыл дверь и окликнул Семена. Предчувствуя беду, молодой человек с опаской вошел в квартиру. Увидев неподвижно лежащее на полу тело княгини, испуганно взглянул на Фому. Тот осуждающе покачал головой:

– Зря ты так подумал. Бабуля сама загнулась от слабого сердца. Теперь помоги найти шкатулочку. Если с пустыми карманами отсюда уйдём, то напрасно на душу лишний грех возьмем.

– Год назад она драгоценности из нижнего ящика комода доставала. Шкатулка внутри маленькой диванной подушечки хранилась.

– Ну-ка, погляди сам. Может быть, мадам там ее и держала?

Трясущимися от волнения руками Семен выдвинул ящик комода, и торопливо выбросив стопку постельного белья, вытащил снизу небольшую подушку. Расстегнув наволочку, он из вороха перьев торжественно извлек резную шкатулку. Открыв крышку, еле сдержал вздох разочарования:

«Здесь нет и половины того, что показывала мне бабуся. Куда исчезло остальное богатство? Не могла же старушка за несколько месяцев столько продать. Значит, перепрятала часть куда-то в другое место. Но мне это только на руку. Откуплюсь от бандитов меньшей долей, а за остальным вернусь в квартиру позднее».

Фома грубо выхватил шкатулку из рук Семёна и высыпал содержимое на стол:

– Не густо, парень! Я рассчитывал на большую долю. Но не будем терять времени, разделимся и разбежимся. Говори, на что претендуешь?

– Вот этого попугая себе возьму, серьги мне понадобятся для Полины. На свадьбу и прочие расходы – часть золотых червонцев. Ну и на добрую память оставлю фамильный перстень с вензелем герба князей Верховских. А золотые цепочки, колечки, браслет и с пяток царских червонцев ваши.

Фома задумчиво посмотрел на наводчика:

«Он не верит в естественную смерть старухи. И опасаясь за собственную жизнь, предлагает справедливый дележ. Себе оставляет побрякушки красивые, но приметные при сбыте. Это нам на руку. Нас он не выдаст, став законным наследником. Так что оставим паренька в живых».

Прервав затянувшееся молчание, Фома сгреб свою часть драгоценностей в карман. Затем кивнул Семену.

– Пора уходить. Нечего тебе здесь задерживаться.

Убедившись, что на лестничной клетке никого нет, бандиты и Семен выскользнули из квартиры и спустились вниз. На улице поспешили разойтись в разные стороны. Удаляясь от дома старушки, Семен не заметил, как из дома с противоположной стороны улицы вышел Витька Дутый и незаметно проследил за ним до середины Арбата. Убедившись, что приятеля бандиты оставили в живых, прекратил наблюдение и направился к себе домой, решив:

«Пойду домой. Семка обещал расплатиться на следующий день. Подожду его дома. Интересно, сколько он мне отвалит с полученного богатства? Надеюсь, не обделит по дружески».

Дутый, не знал, что у нового обладателя сокровищ сразу все пойдет не по плану. Придя домой, Вихровский зашел в свою комнату, закрыл свою дверь и начал метаться в поисках тайника для приобретенных сокровищ. Отделив серьги для невесты, он засунул остальные драгоценности за подкладку мягкого кресла: «Тайник временный и ненадежный. Потом перепрячу. Завтра первым делом забегу к Полине, а потом к барыге нэпману».

Едва дождавшись утра, Семен аккуратно завернул в плотный лист бумаги бриллиантовые серьги. Отдельно положил в шелковый табачный кисет золотые червонцы для продажи. Перед выходом на улицу его охватил страх за свое богатство:

«Не ровен час обнесут меня мазурики или налетчики – прыгуны, отнимут сокровища. Надо хоть чем-нибудь вооружиться».

Семен оглянулся, и, заметив на столе узкое лезвие старинного ножа для разрезания бумаг с фамильным гербом князей Верховских, засунул оружие под пиджак за брючный ремень. Почувствовав себя увереннее, он покинул квартиру.

Теперь все его мысли занимала Полина. Подойдя к ее дому, нетерпеливо взбежал на второй этаж и постучал в дверь в предвкушении своего торжества. Но его подарок не произвел на Полину ожидаемого впечатления. Вопреки ожиданиям девушка не проявила большой радости.

– Подумаешь, сережки дорогие принес. Да при нынешних ценах, мы их проедим за полгода. А дальше что? Нет уж, неси их другой дуре! А мне нужен муж с должностью и пайком в придачу.

Семен понуро направился прочь:

«Не любит она меня! Зря только бабку Глафиру загубил. Я не смогу добиться достойного положения в жизни, и нечего мне пытаться добиться расположения Полины. Разве только продав нэпману золотые червонцы, попытаться осыпать девушку подарками».

Надежда была слабой, но немного утешила Семена, и он поспешил к скупщику драгоценностей. Тот встретил Семена неприветливо. Стараясь сбить цену, стал нудно объяснять, что при пересечении границы тяжелые царские монеты трудно прятать. А вот бриллианты легки и неприметны. В какой-то момент Семену захотелось достать и услужливо предложить сбытчику серьги, но надежда, что Полина примет их в подарок заставила воздержаться и согласиться на низкую цену принесенных им золотых монет. Выйдя от бессовестно надувшего его нэпмана, Семен в ярости ударил ногой по каменному столбу для привязки лошадей возле ворот дома. Почувствовал боль в ступне, зло выругался:

«Этот кровосос заплатил мне меньше половины суммы, на которую я рассчитывал. Все у меня неудачно складывается в этой жизни. Теперь еще надо заскочить к Дутому и расплатиться с ним. Но на многое пусть не рассчитывает».

Едва Семен позвонил в квартиру приятеля, как на пороге появился Дутый. Не желая, чтобы мать видела посетителя, сразу захлопнул за собою дверь и пригласил спуститься вниз в полуподвал дома.

Семен отсчитал несколько купюр и протянул приятелю. Тот недоуменно пожал плечами:

– И это все!?

– Произошла накладка, барыга резко цену сбил. Сказал, что золотыми червонцами запасся, и в моем товаре не нуждается. Пришлось еще его уговаривать. Тебе десятая часть обещана. После продажи всех цацек сполна своё получишь. Так что бери, что даю.

– Нет! Так дело не пойдет! Я не позволю мне подкидывать крохи с барского стола. Сейчас не старорежимное время. Так что, Сема, если нет денег, то гони сюда часть украшений. Я сам продам и с тобой честно рассчитаюсь. Есть у меня на примете один человек.

– У меня с собою их нет. Я их спрятал в тайнике. Так что придется тебе подождать чуток. А пока бери, что даю. А то вообще не с чем останешься.

– Вот как ты заговорил! А когда ко мне обратился за помощью, то златые горы обещал, если тебе помогу добраться до сокровищ. Я свел тебя с нужными людьми. А ты мутить воду начинаешь. Да и не верю я тебе: наверняка с собою кое-что в клюве принес и в кармане заныкал. Дай, я тебя обшмонаю. Все, что найду мое!

И Витька, как в детских дворовых играх, резко распахнул пиджак приятеля, ловко запустил руку в нагрудный карман, где лежали серьги. Нащупав сверточек с украшениями, радостно потянул его вверх. Страх мгновенно лишиться дорогого подарка вызвал у Семена приступ ярости. Он резко рванулся в сторону. Но попытка освободиться не получилась. Витька всегда был сильнее приятеля. Возможность лишиться драгоценностей казалась неминуемой. И придя в отчаяние, Семен, не помня себя, выхватил из-за пояса нож и резко ударил им в грудь Витьку. Глаза Дутого удивленно расширились и он начал медленно оседать на каменный пол. Семен сделал попытку вытащить нож из раны, но лезвие крепко застряло между ребер.

Наверху хлопнула дверь квартиры, и женские каблучки дробно застучали по ступеням, приближаясь к месту трагедии. Семен в испуге отшатнулся в сторону и выскочил на улицу. Пробежал по переулку, свернул за угол и, путая следы, несколько раз пересек Арбат. В районе Собачьей площадки остановился и перевел дух:

«Как все глупо получилось. Если Витька выживет, то меня точно не назовет: не по воровским понятиям дружков закладывать. А если помрет, то вообще опасаться нечего. Меня никто не видел во время с ним ссоры. К тому же, Дутый сам виноват, решив дорогие серьги себе присвоить. Теперь не надо ни с кем делиться деньгами. И в кресле спрятаны ценности, охраняемые недремлющим бриллиантовым оком золотого какаду».

Домой идти не хотелось, и Семен отправился в коммерческий ресторан, чтобы насладится едой, музыкой и отвлечься от кровавого происшествия с Витькой Дутым.

Начинало темнеть, когда Верховский возвращался домой. Открыв дверь, он не стал зажигать свет в коридоре, чтобы не гневить соседей, следящих за расходом электроэнергии, и зашел в свою комнату. И в этот момент, крепкие руки схватили его и прижали к стене. Невысокий, в длинном плаще, пожилой человек зажег настольную лампу и направил Семену в лицо:

– Вы Верховский? Отвечайте быстро!

И Семен обреченно догадался:

«Это сыскари из уголовного розыска. Быстро же они меня нашли. Но вот по какому поводу: из-за бабули или Витькиного пореза? Пока помолчу, пусть сами вопросы задают!»

Пожилой сыщик, обыскав Семена, обнаружил и положил на стол серьги и деньги. Затем приказал двум молодым парням отпустить хозяина:

– Пусть князь Верховский присядет для недолгой беседы. Раз предпочитается расположиться в кресле, то я не возражаю. Разрешите представиться: Жуковский Герман Андреевич. Служу по сыскной части уже четверть века. Поскольку политическими никогда не занимался, то приглашен новой властью в качестве советника обучать молодых сотрудников. Вас, конечно, интересует каким образом мы вас – убийцу и похитителя драгоценностей нашли? Всё очень просто. Из тела Витьки Дутого извлекли нож с гербом Верховских. Мы поехали к княгине домой, и обнаружили ее труп. На полу под столом обнаружили фальшивый ордер на обыск с печатью конторы, где вы, молодой человек, изволите трудиться. И вот мы здесь.

– Этих ваших умозаключений явно для суда не хватает. Я, между прочим, сам на юриста учился и знаю о презумпции невиновности.

– Если, думаете, что доказательств мало, то прибавим для весомости. Мать Дутого сказала, что он ждал своего приятеля Семена Верховского. В ране ее сына застрял нож с гербом вашей семьи. У вас в кармане нашли бриллиантовые серьги, принадлежавшие вашей бабке. Полагаю, здесь в комнате обнаружим и остальные ее ценности. Предположим, с Витькой Дутым вы похищенные украшения не поделили, и вы в ход острый нож пустили. Эти подробности мы еще уточним. А сейчас настоятельно рекомендую выдать остальные вынесенные из дома княгини ценности. Вы сами укажите тайник или нас обяжете искать?

– Это ваша работа, и тут я вам не помощник.

– И то верно, а ну-ка, будьте любезны, встаньте и позвольте нам в кресле покопаться. Давайте, не медлите! Нам еще протокол составлять, а время уже позднее.

Сыщик ловко ощупал сиденье и обивку кресла. Нащупав драгоценности, торжественно их извлек и положил на стол. Один из молодых сыщиков восхищенно присвистнул:

– Ну, вы, Герман Андреевич, словно фокусник в цирке из шляпы кролика достали. Как вы догадались?

– Это было нетрудно. Когда я пригласил Семена присесть, он старательно обошел два стоящих рядом стула и сел на дальнее кресло. Он сам невольно подсказал, где надо искать улики.

Поняв, что разоблачён, Семен с трудом воспринимал происходящее вокруг. Пока сыщики, в присутствии понятых, составляли протокол изъятия ценностей, он не мог оторваться от лежащей на краю стола заколки для галстука. Ему казалось, что золотой попугай, незаметно для других, ожил и своим бриллиантовым взглядом смотрит с жалостью на человека, напрасно загубившего свою молодость ради кучки бесполезных теперь для него украшений.

* * *

Эх, грехи мои тяжкие! Мои старые стены Семена больше никогда не видели. Историю его ареста часто рассказывала моим жильцам домработница Степанида, кум которой служил в милиции. По слухам, среди жильцов Семен Верховский сгинул где-то в Сибири: неприспособлен был к суровым условиям. А спрятанная старухой половина сокровищ долгие сорок лет хранилась в тайнике оборудованным ее мужем еще в начале века.

Лишь в 1963 году новый жилец, перебирая старый паркет, наткнулся на клад и присвоил себе. Не обладая талантом коммерсанта, сбыл драгоценности по бросовой цене барыгам возле комиссионного магазина. Но найденные деньги ему на пользу не пошли. Новоявленный богач быстро спился, потеряв семью и работу. Через семь лет он умер от цирроза печени. Так что сокровища княгини никому не принесли пользы. Я, старый дом, был рад избавлению от тайника, который словно осколок, застрявший в теле старого вояки, болезненно ныл, напоминая, о трагической судьбе княгини, Семена Верховского и его приятеля Витьки Дутого.

Прошло пятнадцать лет и в 1938 году с моими жильцами, с третьего этажа, произошла другая трагическая история. Но расскажу обо все по порядку.