Независимо от режима в России – коммунистического или капиталистического – русофобия продолжает оставаться рапирой в руках Запада против России, а заодно идеологемой, сплачивающей отдельные народы против русских. Она потеряет свою актуальность только тогда, когда потеряет актуальность сама Россия. Оскверняющей Россию и СССР деятельностью не гнушаются и наши с вами соотечественники, активно пропагандирующие культ беспросветного советского произвола. Ими актуализируются дискуссии по поводу так называемой альтернативной истории, создатели которой представляют на суд публики различные версии исторических событий. Среди этих версий много откровенно русофобских. Так, в организации взрыва Успенского собора в 1941 г. вместо немцев обвиняют красных, что явно противоречит действительности.
Курс на десоветизацию в современной России проложен как некоторыми деятелями правительства, так и либеральной оппозицией. Конечно, советская история богата не только достижениями, но и ошибками. Однако этот курс предполагает в основном снижение значимости советских успехов – тех самых, которые обеспечили запас прочности для постсоветской России.
Те, кто стоит за процессами очернения советской истории и культуры, пытаются с помощью идеологического оружия под названием «русофобия» вызвать у русского народа комплекс вины, чувство исторической неполноценности и ненависть к собственной истории за якобы совершенные преступления: за насаждение «красной чумы», за лагеря ГУЛАГа и прочее. Эти деятели стремятся дегероизировать Россию. Они пытаются представить русскую историю в виде сплошной полосы внутреннего и внешнего насилия, где не было ни единого просвета человечности, что в итоге не только в других странах, но и в самой России среди русских людей вызывает соблазн пересмотреть ценность российской культурно-исторической идентичности. Нам навязывается вариант идентичности, основанный не на созидании, а на разрушении, на самоотрицании. Он предполагает не просто отрицание и неприятие, а ненависть к объекту отрицания, то есть к самим себе.
В России вместе с уходом фронтовиков рискует померкнуть сакральность Великой победы, вся ее глубина. Этому способствует либеральная риторика ряда медиаканалов и политических деятелей. Недостаточно помнить победу, нужно помнить еще и войну, чтобы осознавать ту сверхвысокую цену, которую страна заплатила за победу в ней, чтобы не воспринимать победу в качестве какого-то само собой разумеющегося явления. «Со временем подлинная сущность и смысл победы над фашизмом отступили на второй, а то и на третий план, а на их место приходит ура-патриотизм и пустое потребление символов победы. Праздник Победы постепенно теряет сакральность, приобретает игровой характер и ограничивается массовым повязыванием георгиевских ленточек, просмотром салюта и военных фильмов».
Сегодня День Победы многими, особенно молодыми людьми, представляется в качестве рядового праздника. Изменилась ценностная система, которая сейчас представляет сакральным иное – то, что лежит в совершенно другой плоскости, нежели победа. Величие победы затмевается величием повседневного, потребительского – того, что не заслуживает сакрализации.
В 2005 г. перед юбилеем Победы «по суворовским училищам и кадетским корпусам с помпой и почетом ездил капитан власовской армии П. Бутков, который рассказывал учащимся, как он вместе с гитлеровцами уничтожал “проклятых большевиков”». Кроме как поистине великим издевательством над Днем Победы, одним из самых святых праздников, это назвать нельзя. С. Г. Кара-Мурза цитирует Д. А. Левчика, который рассказывает, как в 1991 г. был профанирован и дегероизирован первомайский праздник. Так называемое «Общество дураков» возложило к памятнику Ленина венок с надписью «В. И. Ленину от дураков»; так сакральное событие превратили в хэппенинг.
Не так давно поиздевались еще над одним элементом коллективной памяти – над праздником 7 ноября, который переименовали, да еще и перенесли на 4 ноября. Таким образом, выхолостили содержание праздника, попросту вычеркнув его из жизни. Возникает впечатление, что российские элиты ненавидят Советский Союз и всячески стараются выхолостить память о нем, поскольку понимают, что он воплощает хорошее, доброе и справедливое, что нынешним «эффективным менеджерам» недоступно, а на фоне СССР выстроенная либеральными политиками современность просто бездарна и ничтожна.
Вытравливая из общественного сознания положительные черты советской власти, постсоветская элита использовала известный находящийся за гранью этики прием, согласно которому для повышения своего статуса нужно понизить статус оппонента. Власть утвердила День народного единства, только до сих пор непонятно, о каком единстве идет речь. Подобные праздники-подмены скорее являются средствами разрушения народной идентичности. В современных социокультурных реалиях, которым присуще серьезное имущественное расслоение, имеет смысл «праздновать» не народное единство, а социальную разобщенность и атомизацию. В этих условиях, конечно, хотелось бы отпраздновать народное единство, но возникает понимание, что нельзя отмечать то, чего не существует. Нет единства между простым рабочим и олигархом. Властям предержащим следует вместо конструирования симулякра народного единства заняться конструированием самого единства.
Последние двадцать пять лет власть воспринимала праздник 1 мая не как священные действа, а чуть ли не как экстремистские акции, как события, связанные с шествием злостной оппозиции, за которой необходим жесткий контроль. Выставлялись милицейские кордоны и ограждения, были случаи избиения мирных демонстрантов, вышедших отдать дань уважения армии и трудящимся. Горе-реформаторы предложили переименовать день 1 мая в день «весны и труда», хотя такое название совершенно не соответствует смыслу данного праздника. День солидарности трудящихся должен быть только Днем солидарности трудящихся.
Праздники и обряды выступают мощными элементами исторической памяти и культуры. В праздниках, обрядах, ритуалах и других формах культурной деятельности проглядывают своеобразие, неповторимость и самобытность народа. В праздниках актуализируются важные вехи национальной истории, и люди чувствуют объединяющую их силу – силу коллективной памяти, в которой кроются гордость и радость за себя и свою страну. С десакрализацией праздников насаждается идеал беспочвенности и отречения от части нашей общей культуры – и не просто части, а важного, наполненного гордостью, горечью и героизмом социокультурного элемента. Для укрепления и сохранения социальных связей необходимо поддержание элементов культуры, сакральных символов, которые эти связи обеспечивают. Обновлять и дополнять их можно только с особой осторожностью, без потери священности. Когда же происходит перекодирование системы праздников и внедрение в эту систему празднеств других общностей, осуществляется частичный отказ от своей культуры и принятие чужой. Наконец, стоит задуматься, почему в России сегодня модно праздновать Хэллоуин – абсолютно не русский праздник.
* * *
В 2015 г. российский журнал Maxim напечатал фото-подборку «Ничто не предвещало». Вначале следовал текст: «Перед тобой снимки, на которых вроде бы не происходит ничего противоестественного или жуткого. Если не хочешь, чтобы твое благодушное настроение было испорчено, не читай то, что мы написали об истории каждого кадра. Разглядывай и улыбайся». И далее для того, чтобы «разглядывать и улыбаться», представлены фото: двух парней, в которых ударила молния; клоуна из США, который насиловал, душил, расчленял геев; стены газовой камеры концлагеря, исцарапанной узниками в предсмертной агонии; смертельно опасного острова, заселенного змеями (под фото цинично написано «вход туда воспрещен всем, кроме ученых, их не жалко»); танцующих людей, на которых обрушился потолок, погибли 114 человек, были покалечены 216; годовалого Адольфа Гитлера, названного «милым, прелестным малышом»; заповедника на Камчатке, где на поверхность выходят потоки ядовитых газов, убивающих животных; американского физика Агню с бомбой, которую сбросят на Нагасаки; моста, с которого постоянно падали собаки и бросился человек, перед этим скинув с него своего ребенка; снайперш 1-го Белорусского фронта с комментарием, в котором они называются одними из самых отважных и эффективных убийц в Красной Армии, а их подвиги по количеству жертв сравниваются с убитыми Шварценеггером в фильме «Коммандо»; Джона Леннона, дающего автограф своему убийце Марку Чепмену.
Обратим особое внимание на фото советских снайперш. Действительно героические люди, патриоты мешаются с грязью, отождествляются с убийцами. Их боевые достижения сравниваются с деяниями персонажа голливудского боевика. Такое сравнение и отождествление явно кощунственны и дезавуируют их подвиг, а вместе с ним войну и победу. Осуществляется дегероизация героев и даже их расчеловечивание. Когда такие акции набирают оборот, они в своей совокупности приводят к разрыву ценностной преемственности, деконструкции сакральных смыслов, девальвации национальных ценностей и оскудению героического потенциала. Печально, что такой фоторепортаж опубликовал не какой-нибудь американский или украинский, проникнутый русофобией журнал, а российское гламурное издание.
Среди апологетов десоветизации слышны возгласы о высокой цене сталинской индустриализации, но не слышны разговоры о высокой цене индустриализации в других странах. Если бы в СССР не была проведена индустриализация, вряд ли он одолел бы военную мощь Германии, а если и одолел бы, то ценой еще бо́льших потерь.
Советский народ одержал победу над немцами не благодаря системе, а вопреки ей – это еще одно ревизионистское убеждение, требующее своего развенчания. Советский народ не мог одолеть немцев вопреки системе, так как, лишенный управления, он превратился бы в неорганизованную массу без дисциплины и грамотной стратегии. Любая армия, лишенная руководства, становится дезорганизованной массой. Либералы с удовольствием критикуют приказ Сталина «ни шагу назад», хотя этот приказ являлся военной необходимостью. Причем критики забывают о том, что подобный приказ Гитлер отдал германской армии раньше, чем Сталин – советской, и льют грязь именно на Сталина. Советская армия не могла отогнать немецкую в том числе потому, что последней был отдан соответствующий приказ. После такого же приказа, изданного Сталиным, советская армия начала гнать своих врагов. Да и в целом приказ «ни шагу назад» обеспечивал прорыв военной мощи СССР и приближение победы. Возможно, этот приказ было целесообразнее издавать раньше, чем он был издан, и уж тем более не отказываться от него, следуя либеральным заветам. Любой грамотный военачальник отдаст похожий приказ в случае, если его армия находится в серьезной опасности, когда отступать нельзя. Ведь отступление предполагает не только сдачу позиций, но и выброс тяжелого вооружения. Наконец, либералам, если уж они критикуют, стоит со своей стороны предложить альтернативный, более гуманный вариант, который в результате обеспечил бы Советскому Союзу победу. Но они его не предлагают. Вариант «сдаться», конечно, мы не воспринимаем как достойную альтернативу.
Среди русских либералов находится достаточное количество персон, проникнутых идиосинкразией ко всему советскому и русскому, которые солидаризируются с Резуном и ему подобными, а страну называют уничижительными словами «рашка», «россияния» или «эрэфия».
Выглядит крайне убогой, например, либеральная претензия к Сталину за то, что он первым не осуществил нападение на Гитлера и тем самым не предотвратил немецкую агрессию. Если бы он это сделал, против СССР встала бы вся Европа, и тогда война была бы в разы ожесточеннее, а дальнейшую «славу» агрессора Союз не смог бы никак нивелировать. Некоторые русофобствующие либералы идут еще дальше, отрицая напрочь явление, называемое Великой Отечественной войной; мол, имела место Вторая мировая, начавшаяся в 1939 г., но не Великая Отечественная, которая является патриотически-пропагандистским фантомом, искусственно разделяющим одну войну на две части.
Особенно циничным выглядит следующее убеждение: в случае триумфа Гитлера русское население жило бы лучше, чем при победе Сталина, потому что победа Советского Союза не отвечала интересам страны и ее народа, а советский режим необходимо было уничтожить, объединившись с национал-капиталистической Германией. Апологеты такой до ужаса циничной и предательской позиции вспоминают потери в войне и, зачастую их завышая, говорят о том, что СССР заплатил слишком большую цену, которой не стоила победа, и было целесообразно сдаться Гитлеру, чем можно было уберечь себя от этих потерь. Но война – это не продукт на полке, который поддается ценовому измерению. Интересно знать, на каких основаниях возник вывод о том, что при сдаче Германии советские люди зажили бы лучше. Наоборот, немцы бо́льшую часть населения СССР истребили бы, а меньшую – поработили. Эта позиция выглядит более обоснованной хотя бы в силу следующих аргументов. Во-первых, идеология нацистов рассматривала русских и многих других как недостойных жизни недочеловеков. Во-вторых, немцы успели не только на идеологическом, но и на практическом уровне показать миру свой «концентрационный гуманизм» с газовыми камерами, пытками и расстрелами, что делает рассуждения о хорошей жизни советских людей под немецким протекторатом отвлеченными не в меру от реальности в своем романтическом утопизме.
Судя по всему, идеологи, воспевающие необходимость сдачи Союза Германии, не понимают одной простой истины: защита родной страны необходима и прогрессивна, даже если социальная, экономическая и политическая системы врага более совершенны. Внешняя экспансия в любом случае не решит, а только усугубит проблемы страны и ее народа. Тезисы типа «сдались бы Гитлеру – оставили бы в живых 27 млн человек» не просто глупы и абсурдны, а до бесконечности циничны. Где критерий потерь? То есть следует сдаваться любому агрессору, дабы сохранить жизни?
Те, кто говорит о высокой цене победы или даже о проигрыше СССР в войне, забывают следующее. После войны Союз не распался, несмотря на многочисленные людские потери, а расширился. Он присоединил к себе Закарпатскую Украину, Молдавию, Бессарабию, немецкую Восточную Пруссию, базу в Порт-Артуре (Китай), базу морского флота на Адриатике в Албании, оказал содействие в победе коммуниста Мао Цзэдуна, создал конгломерат дружественных государств в Европе и Азии. Это разве не победы? А чем могут похвастаться либералы-реформаторы? Какими великими достижениями, кроме успешного разграбления страны и отдачи ее во внешнее управление? Намного проще вместо предъявления своего величия осмеять достижения своих предшественников.
В начале 2014 г. канал «Дождь» провел опрос, в котором предлагался на рассмотрение тезис о необходимости сдать немцам Ленинград. Этот опрос поверг многих людей в шок. Шок – вполне нормальная реакция на такой опрос, который сам по себе нормальностью не отличается. Тезисы о возможности сохранить людям жизнь путем сдачи Ленинграда не выдерживают никакой критики, так как гитлеровский проект предполагал истребление народа СССР. Кроме того, героическое мужество ленинградцев отвлекало часть немецкой армии от наступления на Москву. Теперь, оказывается, подвиг, который совершили ленинградцы, многие из которых умерли за свое Отечество, представляется не подвигом, а ошибкой. Тысячи тех, кто нашел свою смерть, спасли миллионы соотечественников. Но антипатриотически мыслящим либералам этого не объяснишь. Для них нет ничего святого, кроме личного счастья, которое, кстати, построено в том числе на основе Великой Победы. Если бы не Победа, неизвестно, как жили бы мы и они. Да и жили бы вообще?
Но этим опросом наглость и цинизм «Дождя» не ограничились. Заявив, что позицию канала поддержало большое количество зрителей, журналисты канала забыли сказать, что их зрители – это всего лишь специфический срез преимущественно либерально мыслящих людей. Это определенная аудитория, мнение которой, естественно, ни в коем случае не экстраполируется до мнения народа. И многочисленное количество тех, кто одобряет подобные опросы, – не показатель легитимности проводимых «Дождем» опросов, а показатель нездоровья общества, которое успешно «воспитывают» соответствующие каналы, транслирующие крайне антипатриотические (буквально власовские) настроения.
Вместо того чтобы извиниться и признать свою неправоту, руководители канала народный гнев в свой адрес расценили как политический заказ, что является откровенным издевательством над здравым смыслом. Получается, каналу позволительно вытворять что угодно и как угодно оскорблять чувства людей, а в случае людского возмущения всегда можно апеллировать к политическому заказу. Удобная позиция.
Свободомыслящий либерал скажет в защиту такого опроса о недопущении цензуры по отношению к социологическим исследованиям, так как они объективно показывают, что в реальности думают люди. Но есть ряд сакральных тем, которые не предполагают дискуссионности. Они святы, и их трогать нельзя. Подобные опросы закладывают основу для формирования и укрепления социально вредных форм мировоззрения. В следующий раз они могут поставить вопрос так: «Не лучше ли было сдать немцам всю страну?» Наконец, с таким же успехом ведь можно защищать опросы типа: «Не лучше ли легализовать педофилию, продажу наркотиков и т. д.?» Такие дискуссии являются шагом для открытия окна возможностей, пространства дальнейшей трансформации общественного сознания, перекодировки социальной нравственности и массовой дегуманизации.
В общем, тема блокадного Ленинграда, как и тема нацистских преступлений, исключает какие-либо диалоги и дискуссии как невозможные. Данная тема закрыта, и совершенно неприемлемо расшатывание сакральности великого подвига блокадников. Героизмом и гуманизмом отличились они, а не те, кто через 70 лет, защищая псевдогуманистические ценности, поставил такой вопрос. Вообще, многие темы, связанные с нашим прошлым – советским или российским, – должны быть закрыты. В них дискуссионность недопустима, нецелесообразен плюрализм, десакрализующий героизм наших предков. На них, как на двери, следует повесить мощные замки, чтобы никто из желающих не мог их открыть.
Известно, что во время Великой Отечественной войны потери СССР составили 27 млн человек, а потери Германии – 9 млн. Некоторые либералы, ссылаясь на разрыв в потерях, делают вывод о неэффективности советской армии и ее командования. Только они забывают, что из 27 млн значительное количество составляли мирные жители, которых немцы подвергли истреблению. Получается, согласно логике этих ревизионистов, советские солдаты должны были убить массу немецких мирных жителей, чтобы доказать эффективность своей армии. Тогда бы счет сравнялся. А вот англосаксы успели отличиться в «лучшую» сторону, применив в бомбардировке Дрездена напалм, буквально сровняв этот город с землей и уничтожив мирных жителей. Но к ним никаких претензий ни с чьей стороны нет. К тому же «аналитики» забывают, что со стороны нашего врага погибло очень много военных, которые не учтены Германией при подсчете, поскольку принадлежали к союзным вермахту странам. Так, Ю. Мухин убедительно доказал, что страшные потери Советского Союза, понесенные в начале войны, объясняются не бездарностью сталинского руководства, а трусостью и подлостью многих командующих, к которым, кстати, Сталин обычно применял достаточно мягкие формы наказания.
Также не оправдан миф, согласно которому многочисленные сдачи в плен со стороны наших солдат – доказательство их ненависти к советскому строю. Но ведь когда сдаются целые подразделения, разве кто-то интересуется мнением солдат о советском строе? Конечно, нет. Сдавались не из-за ненависти, а из-за плохого командования, трусости, страха и т. д. Некоторые сначала сдавались в плен, а потом уже становились антисоветчиками, поскольку такая идеология замечательно оправдывала предательство; мол, я никого не предал, а героически боролся против ненавистного коммунизма.
Еще один типично либеральный миф связан с тем, что СССР выиграл войну исключительно благодаря заградительным отрядам, что советский народ поголовно ненавидел Сталина и воевать не хотел. Во-первых, этому мифу противоречит реальная волна героизма и патриотизма, характерная для советского народа. Во-вторых, заградотряды применялись не только в СССР, но об этом умалчивают. Их функция заключалась в борьбе с дезертирством, с которым сражались не только в Красной, но и в любой армии. Либералы же описывают нам совершенно убогую в своей неправдоподобности картину, согласно которой буквально на каждого бойца приходился заградотрядчик. А почему бы не десять?
Дело дошло до того, что стали специально пробуждать симпатии к тем, кто во время Великой Отечественной войны воевал на стороне гитлеровцев против СССР. Так, предатель Власов в некоторых источниках фигурирует как смелый борец с большевизмом и сталинизмом. А. Тарасов отмечает появление новых школьных учебников, ориентированных не на достоверное изложение истории, а на «борьбу с коммунизмом», которые фактически реабилитировали фашизм, провозглашая Сталина главным виновником Второй мировой войны, а Гитлера – «невинной жертвой сталинской агрессии». Книги перебежчика Резуна, пропагандирующие эту точку зрения, издавались миллионными тиражами, а фильмы, пропагандирующие книги Резуна, транслировались в самое выгодное время (прайм-тайм) на ведущих телеканалах. Бригада кинодокументалистов во главе с Т. Донской, сделавшая правдивый фильм об обороне Москвы, была за это изгнана с телеканала ТВЦ. Когда фильм показали по ТВ-6, он подвергся форменной травле со стороны некоторых изданий, в частности газеты «Известия».
В результате былое единодушие в оценке значения Великой Отечественной войны сменилось каким-то нездоровым плюрализмом, который отодвинул в сторону статус войны и победы как одного из основных символов национального сознания. Значительная часть современной молодежи, к сожалению, почти ничего не знает ни о войне, ни о ее героях. Неудивительно, что люди стали стесняться своей Родины, Родины своих дедов, отцов и матерей. Как писал С. Кара-Мурза, когда русские утратят образ Великой Отечественной войны как важную часть «мира символов», их народная связность и устойчивость против манипуляции сознанием снизятся еще больше. Следует говорить, что образ Великой Отечественной войны, равно как и других событий из жизни Советского Союза, вытесняется посредством не случайно сложившихся обстоятельств, а благодаря хорошо финансируемому проекту по надлому исторической памяти целого народа.
Некоторые лоббисты дошли до такого уровня моральной несостоятельности, что стали призывать Россию покаяться за преступления советских солдат (изнасилования, убийства мирного населения и т. д.), якобы совершённые в отношении немцев во время Второй мировой войны. Но почему-то Англия и США за Дрезден и Хиросиму каяться не должны. Если мы назовем такой призыв чудовищным, мы не назовем его никак. Просто нет слова, позволяющего дать адекватную моральную оценку этому призыву.
* * *
Образ войны начал разрушаться еще до перестройки, а потом этот процесс только набрал обороты. Если бы перестроечная пропаганда в СССР началась значительно раньше, она, скорее всего, вместо доверия вызвала бы только гнев. В 50–60-е гг. люди отлично помнили ужасы войны, и им трудно было бы объяснить, что советские войска нелегитимно оккупировали Германию, что Гитлер воевал не с советским народом, а с большевизмом, что победа над Германией была не нужна. Люди послевоенного периода были сплочены в единую силу, у них наблюдался высокий дух патриотизма. Но поколение 80-х уже не было очевидцами ни войны, ни индустриализации. При отсутствии поколения, жившего в фальсифицируемый период, процесс фальсификации проходит легче. Молодежь не только не помнит о былых событиях, но и бывает, что не знает о них. Если ранее патриотизм воспитывался в семье, позже патриотичная закваска семейного воспитания стала медленно снижаться. Да и власть позднего СССР использовала совершенно несовременные для того периода, а потому малоэффективные методы пропаганды и борьбы с чуждой идеологической интервенцией.
Наглядным кинематографическим примером, разжигающим ненависть к СССР военного периода, выступает фильм «Сволочи», показавший то, чего на самом деле не было в истории Второй мировой войны и Советского Союза. Часть денег на создание фильма внесло Федеральное агентство по культуре и кинематографии. В этом фильме искажаются события – и явно не в угоду теплым чувствам к нашей родине. Данное искажение истории извращает высокое чувство патриотизма, закладывает идеологический фундамент для убежденности в полном мракобесии советской тактики ведения войны, в соответствии с которой на фронт якобы отправляли детей – и не просто отправляли, а использовали как пушечное мясо, как приманку. Причем немцы, когда об этом узнали, ужаснулись такой антигуманности. Однако в действительности именно немцы создали детскую диверсионную школу и использовали советских детей из детских домов на войне в качестве диверсантов. Слабых детей уничтожали, а сильных брали в разработку. Но об этом факте в фильме не говорится. Создатели «Сволочей», можно сказать, солгали дважды: 1) ничего не сказали об использовании детей гитлеровцами; 2) растиражировали антигуманный миф о советском руководстве, создающем детские диверсионные школы; этот миф есть всего лишь перенос реальной ответственности с рейха на СССР.
В сериалах «Дети Арбата» и «Штрафбат» не много прямой лжи о сталинской политике. Однако там присутствует слишком однобокий взгляд на политическую систему той эпохи, в гротескном виде представляющий образ политических репрессий и масштабы политических несвобод и абсолютно не учитывающий совершённых тогда прорывов и достижений. Потому эти фильмы, формирующие вполне определенное мнение, следует назвать не лживыми, в отличие от «Сволочей», но манипулятивными. Это все можно было бы отчасти оправдать, если бы фильмы, воспевающие антиценности и/или коверкающие историю России и подрывающие национальное сознание, снимались в частном порядке. Однако многие из них поддерживаются властью и финансируются из государственного бюджета. Видимо, это происходит из-за катастрофического переизбытка русофобского либерализма во власти, однако эта фраза не является действительным оправданием, поскольку сам профицит либерализма невозможно морально оправдать.
Кинематографические деятели просто зарабатывают деньги, снимая то, что априори будут смотреть широкие слои населения. Они подстраиваются к культурной конъюнктуре, согласно которой модными и современными являются такие ценности, как гламур, гедонизм, китч, вещизм, секс исключительно как развлечение и т. д. Подстраиваясь к витающим в воздухе ценностям, они тем самым тиражируют и укореняют их, ибо кинематограф также является рекламным полем, формирующим соответствующий (положительный или отрицательный) образ тех или иных явлений и поведенческих практик. Происходит процесс самовоспроизводства того, что губительно для культуры. Произошедшие со времен ликвидации СССР и характерной ему государственной идеологии мировоззренческие, экономические и т. д. изменения оказали сильное влияние как на общественную, так и на молодежную культуру, а заодно на кинематографический дискурс, который стал транслировать иные ценности.
Однако непонимание не освобождает от ответственности. Если кинематографисты и другие инженеры (без)духовной сферы, временно отказавшись от рыночной конъюнктуры, станут создавать действительно воспроизводящие духовную культуру произведения, на первых порах их ожидает недостаточная коммерческая успешность. Но впоследствии, когда совокупными усилиями удастся переломить потребительскую культуру и желание зрителей видеть на экранах секс и насилие, фильмы «нового поколения» станут вполне коммерчески выгодны. Отказаться от рыночных трендов «предприниматели от культуры и искусства» способны только при государственной поддержке. Однако проблема состоит в том, что медийный тренд на примитивизацию и вульгаризацию духовной жизни создан не только «невидимой рукой рынка», но и политической волей. Известно, что власть контролирует медийную сферу, дозируя проникновение в нее оппозиционного политического нарратива. И при этом телеэфир заполнен китчем. В общем, для одухотворения общества необходимы именно политические решения.
Фильмы и другие образцы художественного творчества, с помощью которых переписывается история и культура, – инструменты для создания трещины в монолите культурного базиса народа. Русская история – это поле сражений, на котором периодически героев перевоплощают в антигероев. А вместе с тем разрушается и культурно-историческая (национальная) память – основа национального самосознания. Там, где расшатывается общий нарратив истории, содержание культурной памяти тоже настигает процесс расшатывания, и общество становится мнительным, аморфным и пластилиноподобным. Оно теряет защиту перед враждебными влияниями, в том числе влияниями, атомизирующими социум.
* * *
Либералы (в том числе занимающие высокие правительственные посты) десоветизацией отводят внимание от своих преступлений, обвиняя в преступности советское руководство, которое было значительно более склонным к реализации социальной справедливости, и режим, который был более социально справедливым. Они не могут простить Советскому Союзу его реальные достижения в разных областях общественной жизни – те достижения, к которым либералы не стремятся и которые в принципе не способны реализовать.
Очевидно, что советский народ и советский режим не соответствуют тем ярлыкам, которые приклеили на них русофобствующие либералы. Жаль только, что этого не понимают брызгающие слюной в адрес всего советского российские компрадоры, ряд которых занимают очень высокие государственные должности. Видимо, их критическая позиция – проявление не только заблуждения и/или откровенного предательства, но и вытесненного комплекса неполноценности, связанного с осознанием недостатка сил, интеллекта и воли создать такой грандиозный проект, как Советский Союз с его инфраструктурой и культурой. Вместо воли к созиданию и нравственности у них наличествуют хватательные рефлексы. Переполняющие их неблагодарность к прошлым поколениям, зависть и невежество, отсутствие долга и обязанностей имеют непосредственную связь с их идеологической позицией.
Наконец, десоветизация, производимая под лозунгом отхода от тоталитаризма и тоталитарного сознания и прихода к демократии и демократическому сознанию, производится внутри авторитарной системы авторитарными методами, конституирующими пусть другое, но тоже тоталитарное сознание. Парадокс. С чем боролись, на то и напоролись. А боролись ли?
Десоветизация как стратегия забвения части народного культурного наследия, как насильственная трансформация общественного сознания, как молот социальных смыслов, как новый манипулятивный проект переходит в разрушение культуры и дерусификацию, вызывая к жизни глупое самооплевывание и неоправданное чувство вины. Недаром ей занимаются отчаянные русофобы. Ведь согласно ей советский проект следует считать одним большим преступлением, а последние сто лет следует представлять как период глубокого позора России, как черную дыру истории, достойную не гордости, а покаяния. А как же победа в войне, полет в космос, индустриализация и создание гигантского промышленного комплекса, бесплатные образование и медицина, социальные программы, великая наука и культура? Именно достижениями советского периода нужно гордиться, а не курсом на десоветизацию, предпринятую теми, кто, не совершив никаких принципиальных достижений, прожирает богатое советское наследие.
Ни при каких условиях нельзя допускать ревизию истории войны и культа Великой победы, так как исчезнут связи, объединяющие людей на основе общей судьбы, общего героического прошлого. Ревизия победы, ее десакрализация, отрицание ее ценности, выведение СССР из списка победителей над злом крайне губительны не для СССР, а для современной России. Как пишет Александр Проханов: «Но победу уничтожить не удалось, потому что она оказалась святым образом, созданным из бриллианта. И все грызуны ломали об нее зубы».
Для собирания народа в единое целое крайне значим характер общего мировоззрения, особое место в котором занимает отношение к себе и своей стране. Образ своей страны и всех ее признаков (родная земля, соотечественники, мир символов) оказывает серьезное воздействие на «дух народа», на его силу перед лицом внешних опасностей. Семье, школе и СМИ надлежит в достаточной мере знакомить детей с культурными ценностями своего народа, с принадлежащими разным эпохам существования страны героями и их свершениями, с произведениями национального творчества. Тогда у детей формируется как кругозор, так и чувство национальной идентичности, ответственности перед обществом, гордость за народ и страну, гражданственность и патриотизм. Сейчас очень важно помочь людям (особенно молодежи) сохранить причастность к своему народу, стране и национальному наследию. Это даст обществу высокий моральный дух, который выступает залогом сохранения социума и его воспроизведения. Но это невозможно делать в условиях проникнутого либерализмом политико-экономического режима.
* * *
На Сталина современные либералы навешали столько ярлыков, что живого места не осталось. Они обвиняют его во всем плохом. А все хорошее, что было в СССР, – индустриализацию, экономический рост, победу в войне, – они приписывают некоей фатальной событийности, которая произошла якобы не благодаря Сталину, а вопреки ему. Только если Сталин был таким жестоким диктатором, державшим в страхе всю страну, как же он смог допустить такую фатальную событийность, выраженную в этих позитивных изменениях и достижениях? Впрочем, большинству либералов эти сдвиги положительными не представляются. Не было ведь в СССР ни общества потребления, ни спасительного кредита и кредитомании, ни красивого гламура, ни отхода власти от регулирования экономикой, ни интеграции в «цивилизованный» мир. Следовательно, ничего хорошего не было. Современный режим по своим достижениям не идет ни в какое сравнение с советским, и многое из советской инфраструктуры, присвоенной либералами, было построено или спланировано в эпоху Сталина. Ругающие Сталина и весь Советский Союз либералы кроме проектов поддержки недружественных нам режимов в ущерб России и проектов воровства, названного либерализмом, не предложили ничего созидательного, а все созидательное, чем славилась прошлая эпоха, огульно очернили и осквернили.
Когда либералы обвиняют сталинское правительство в бюрократии, они замалчивают один факт: при Сталине была ликвидирована коррупция. Как же это удалось «погрязшей в бюрократизме власти»? Либералы питают ненависть к «усатому вождю» в том числе за некоррумпированность Сталина. Вождь жил не ради самообогащения, а ради развития страны, достижения общественного блага и социальной справедливости. Эти ценности либералам чужды, и они не принимают и не понимают всякого, кто старается их реализовать. Вообще, как антисоветская, так и антисталинская пропаганда обычно действует по следующему принципу. Выпячивается какой-то отдельный момент истории, далее он и его значение раздуваются сверх всякой меры и, соответственно, представляются вниманию реципиентов в сугубо пристрастной форме. Вместо сложности и целостности эпохи вниманию общества предлагается убогая, поверхностная, односторонняя, а потому ложная репрезентация, которая скрывает правду эпохи.
Сталин – фигура великая. Может, в чем-то зловещая, но великая. Даже его непримиримый оппонент У. Черчилль сказал, что Сталин принял страну с сохой, а оставил ее с атомной бомбой. Из расшатанной страны он создал огромную и сильную империю. Говорят, что политика – это искусство возможного. Сталин перешел грань политического потенциала, совершив невозможное. Многие промышленные и военные достижения, доставшиеся позднему Советскому Союзу и постсоветской России, – достижения именно сталинской эпохи. Как все это смогло осуществить «бюрократизированное антинародное правительство»?
Однако постсоветские властители приняли страну с атомной бомбой и довели чуть ли не до состояния сохи. Поэтому у них нет морального права кричать о монструозности Сталина. Так, может, настоящим патриотам следует уважать Сталина не только потому, что он великий государственный деятель, а еще и потому, что высказываемое по отношению к нему уважение наносит серьезный удар по либеральной идеологии?
С особенной силой пропагандистская демонизация коснулась сталинского СССР. Конечно, вряд ли стоит говорить о гуманности карающих органов, но дело в том, что факты преступности номенклатуры были максимально раздуты, преувеличены в массовом сознании. Для создания общесоциальной ненависти к «совку» специально завышали цифры репрессированных, расстрелянных, в том числе без суда и следствия. Кому-то понадобилось посчитать пострадавших таким образом, чтобы их количество в конечном счете стало в десятки раз выше реального. В период с 1924 по 1953 г. (а не только за печально известный 1937 г.) в СССР было приговорено к высшей мере наказания около 640 тыс. человек. Либералы же вопят о 5, 10 и даже 100 млн убитых. Они бы хоть договорились заранее о конкретном числе, чтобы не изображать игру «кто больше даст». В эти 640 тыс., конечно, входили невиновные люди. Но туда же входили желающие развалить партию изнутри внедрившиеся в нее заговорщики, дезертиры, партийные коррупционеры, вредители на производстве и простые уголовники, которых за тридцатилетний период насчитывалось достаточно. Это сейчас легко по-манихейски оценивать ситуацию, совершая деление на невиновных жертв и сталинских палачей. Но такое упрощение неуместно. Ведь старый, дореволюционный мир активно сопротивлялся, не желая становиться новым и перешагивать революционный рубеж.
Согласно С. Г. Кара-Мурзе, на январь 1940 г. во всех местах заключения в СССР находилось 1 850 258 заключенных. По оценкам Л. Мартенса, во времена Сталина в трудовых лагерях находилось примерно столько же заключенных по политическим статьям, сколько и во времена Хрущева. Это противоречит мнениям (именно мнениям, так как единого взгляда у них нет) либералов и русофобов о десятках миллионов политзаключенных при Сталине и о всеобщей амнистии при Хрущеве. Уничтожение пятой колонны – зло, но меньшее зло по сравнению с тем, которое могло проявить себя при пассивном отношении к заговорщикам и вредителям. Многие репрессии, как это ни прискорбно звучит, были необходимы для сохранения СССР. Они избавили страну от предателей, которые могли проявить себя во время войны и поддержкой которых, вероятно, заручились бы немцы. Кстати, в некоторых странах, оккупированных Германией, таких предателей, перешедших на сторону нацистов, было достаточно.
Антикоммунисты и космополиты, по которым ударили репрессии, в 80-е гг. возродились и одержали победу. Но они специально не говорят обо всех аспектах массовых репрессий, рассматривая данную проблему только с одной стороны. Но весьма странно демонизировать репрессии, не разобравшись в их сути. Этим процессом руководил Ежов, а не Сталин. Именно он допустил перегибы на местах, необоснованно расширив списки репрессированных. Некоторые творящие этот беспредел кадры были антикоммунистами, желавшими перегибами взрастить ненависть народа к партии. Другие были карьеристами, готовыми в прямом смысле слова идти по головам и проявлять чекистскую бдительность. В конечном счете за раскрученный маховик репрессий, который унес жизни невиновных, Ежова расстреляли. Конечно, доля ответственности за содеянное возлагается не только на Ежова, но и на Сталина как руководителя, допустившего назначение людей типа Ежова на высокие посты. Однако несправедливо смешивать Сталина с грязью, совершенно не принимая во внимание его деятельность, позволившую создать великую державу, осуществить технологический прогресс, выиграть войну, достичь суверенитета страны и улучшить благосостояние народа. После расстрела Ежова Берия и Сталин выпустили из тюрем значительное количество заключенных, которые ранее были незаслуженно осуждены, а Хрущев, уже после смерти Сталина, реабилитировал в том числе предателей и прочих заслуженно осужденных.
Вполне возможно, как это ни парадоксально звучит, что маховик репрессий был закручен не благодаря возведению тоталитарного, основанного на единоначалии режима, а напротив – благодаря достижению… народовластия. Представителям низов были даны возможности почти неограниченной социальной мобильности. Каждый при сильном желании мог сделать карьеру. Но когда желающих стало слишком много, возросла «карьерная» конкуренция. Отсюда многочисленные кляузы, жалобы, доносы и т. д. Зиновьев увидел здесь проявление диалектики в ее подлинном виде: взяв власть в свои руки, народ сам пострадал от нее и, ощутив на своей шкуре все ее ужасы, отрекся от власти так же добровольно, как и некогда ухватился за нее. Безграничная свобода привела к тирании. Зиновьев также высказал интересную мысль, что осуществленная Хрущевым полная ликвидация системы репрессий по отношению к работникам аппарата власти и руководителям учреждений привела к частичному ослаблению их ответственности за состояние руководимых ими объектов. Они стали почти неприкасаемыми. По мнению Зиновьева, не случись этого, перестройка бы не наступила. Согласно его замечанию, нельзя постоянно жить с репрессиями, но и нельзя долго жить без них, так как при пропаже страха репрессий его надо пробуждать вновь. Позиция Зиновьева является весьма дискуссионной… Да, страх репрессий (в смысле неизбежного и справедливого наказания) необходим, но в первую очередь его надо пробуждать у руководителей, на которых лежит значительно больше ответственности, чем у простого народа.
Те, кто считает Сталина патологическим властолюбцем, убивающим всех стоящих на его пути, забывают следующее: Сталин трижды подавал прошение об отставке с должности генерального секретаря – в 1924, 1926 и 1927 гг. Но прошение постоянно отвергалось.
К тому же Сталин неоднократно просил помиловать осужденных к расстрелу (например, во время шахтинского дела). К тому же любители выводить Сталина на чистую воду забывают о том, что в Великобритании и США также осуществлялись репрессии против тех, кто якобы мог во время войны с Гитлером стать прогерманской пятой колонной и кто просто подозревался в симпатиях к нацистам. В 1939 г. англичане арестовали 20 тыс. членов британской нацистской партии во главе с Освальдом Мосли и еще 74 тыс. человек, подозреваемых в связях с Германией, и посадили их в лагеря с тяжелейшими условиями содержания. Во Франции тогда же были репрессированы французские немцы. В 1914 г. во Франции были без суда и следствия расстреляны воры, мошенники и другие уголовники, так как во время войны их сочли недопустимо социально опасными. В США после нападения Японии в 1941 г. были посажены в концлагеря без суда и следствия 112 тыс. человек японского происхождения независимо от их убеждений. В 1991 г. в США приняли постановление, разрешающее во время уголовных процессов учитывать признание, полученное даже в нарушении конституционных прав привлеченного к суду лица. И они же, эти представители «цивилизованного» мира, а также смотрящие им в рот российские либералы обвиняют в репрессиях и судебном произволе исключительно Сталина.
Скрываясь за здравым и необходимым стремлением отдать дань жертвам сталинских репрессий, проводят не десталинизацию, а десоветизацию. Десталинизация и десоветизация – это разные проекты, и не стоит подменять одно другим, как это делают либералы и заокеанские лоббисты, пытаясь экстраполировать имя Сталина на весь советский период и таким образом признать его вне закона. Проявление уважения к невинно репрессированным в сталинские годы необходимо, но оно совершенно не требует принятия программы десоветизации. Сталин не олицетворяет собой весь СССР и всю хронологию его существования. Поэтому нельзя допускать подмены понятий, согласно которой, говоря о скорби по отношению к репрессированным в сталинское время, по сути, развенчивают культ всего советского. Скорее всего, и память о репрессированных, и сталинская тирания выступают всего лишь ширмой, отговоркой, служащей оправданием внедрения в сознание россиян крайне вредной программы. Сама же личность Сталина, как и судьбы подвергшихся незаслуженным репрессиям людей, мало волнуют современное либеральное пропагандистское лобби. Просто целясь в Сталина, они попадают в СССР, а целясь в СССР, попадают в Россию.
К Сталину нельзя относиться однобоко: как к человеку, проведшему индустриализацию, выигравшему Великую Отечественную войну, сохранившему и расширившему целостность Советского Союза, или же как к диктатору, совершившему преступления перед своим народом. Он – фигура диалектическая, соответственно, заслуживает именно диалектического, а не гиперотрицательного или до фанатизма положительного отношения.
Еще Н. С. Хрущев в 1956 г. на XX съезде КПСС развенчал «культ личности Сталина», тем самым положив первый кирпичик в обесценивание советского строя в глазах советского народа. Его доклад был пронизан ненавистью к Сталину и содержал не только объективные, истинные сведения. Так, Хрущев заявил о содержащихся на момент смерти Сталина в лагерях 10 млн заключенных. Однако, по замечанию С. Г. Кара-Мурзы, на 1 января 1953 г. в лагерях содержалось 1 727 970 человек, о чем Хрущеву было сообщено докладной запиской. Конечно, никто не проводил никакого научного анализа репрессий; они просто были огульно раскритикованы. «Верный сталинист» Хрущев и многие другие сталинисты-конъюнктурщики в одночасье предали вождя.
«Хрущев пытался доказать, что вся ответственность за поражение Красной армии в 1942 г. под Харьковом, когда были окружены и уничтожены крупные группировки численностью в сотни тысяч человек, лежит исключительно на Сталине. Однако факты и сохранившиеся архивы показывают, что ответственным за эту катастрофу были и сам Хрущев, и командующий Юго-Западным фронтом С. Тимошенко, и член Военного совета этого же фронта И. Баграмян. Вполне возможно, что Хрущев пытался снять таким образом с себя ответственность и за личное участие в репрессиях, в частности на Украине перед войной, где он с января 1938 г. руководил республиканской компартией, и за поражения Советской армии в первый период войны, к которым он был причастен».
Номенклатурщики во главе с Хрущевым, обвиняя Сталина в преступлениях, забыли обвинить самих себя, так как они были послушными соратниками вождя, выполняющими приказы. Достаточно широко распространено мнение, что Хрущев был причастен к массовым репрессиям. Возможно, боясь наказания, он решил заручиться поддержкой многих членов ЦК КПСС и гарантировал членам руководства партии неприкосновенность.
После этого съезда немало коммунистов в мире разочаровались в пришедшей к власти после смерти Сталина команде. Хрущев у них, в том числе у китайских коммунистов, не вызывал доверия, что сказалось на ухудшении геополитической ситуации для Советского Союза и падении его престижа в мире – в первую очередь среди коммунистов. Так, Мао Цзэдун осуждал Хрущева за критику Сталина. Мао заявил, что критика Сталина оправданна, но он не согласен с отсутствием четких пределов этой критики, так как только три из десяти пальцев Сталина были гнилыми.
Начиная с XX съезда тема репрессий стала краеугольной, буквально сакральной и иконической для очернения СССР. Само руководство СССР в лице прежде всего Хрущева, огульно раскритиковав репрессии, дало нашим геополитическим противникам идеальный метод ведения информационной войны против нас. Они начали кричать про сталинские репрессии и ссылаться при этом на Хрущева. Мол, не мы выдумали цифры и причины, а даже они (само руководство СССР) это подтверждают. После такого хрущевского выверта крайне трудно стало защитить страну от обвинительного приговора, построенного на теме репрессий.
Десоветизация достигла апогея во времена перестройки. Собственно, перестройка и есть десоветизация. Однако сегодня либералам потребовалась новая десоветизация, поскольку тогда окончательно и бесповоротно добить СССР не на бытийственном, а на идеологическом уровне не удалось. Не удалось ликвидировать сохранившиеся островки советских (нравственных, коллективистских) ценностей, мешающих интегрировать Россию в глобальную систему в интересах Запада.
Как отмечает Н. А. Колодий, ссылаясь на данные опроса «Левада-центра», сталинские репрессии как историческое событие в наше время не имеют статуса национальной травмы: менее 3 % молодых людей «самым страшным в истории нашей страны» считают время репрессий, среди старших возрастов таких чуть более 3 %, а среди людей 25–39 лет – менее 5 %. Весьма отрадно, что ментальное пространство российского населения не проел либеральный червь десоветизации. Ведь колокол, бьющий по Советам, автоматически бьет по нам. Получается, что либеральные антисоветчики противопоставили себя большинству, посчитали свою антинаучную концепцию единственным критерием для выбора и утверждения типа общественной культуры, легитимным судьей, вольным распределять социальные ценности по принципу «это вам подходит, а это – нет, даже если вам и кажется, что подходит».
Либералы изобличают Сталина за проводимую им депортацию некоторых народов, называя ее геноцидом. Однако во время Великой Отечественной войны в Чечне довольно большое количество чеченцев сформировало объединения, настроенные антисоветски и пронемецки. И что с ними необходимо было делать? Депортация являлась вынужденной мерой, вполне оправданной в условиях военного времени. Она послужила одним из важных факторов приближения Победы. Антисоветчики об этом знают, только не хотят признавать эту истину. Не хотят они признавать и следующий факт. За несколько дней до атаки на Перл-Харбор американцы жестоким образом депортировали 112 тыс. проживающих на территории США японцев и американцев японского происхождения. И при этом американцы обвиняют советское руководство в проводимых им депортациях. Примечательно то, что депортацию проводили до атаки на Перл-Харбор, а не после. Американских японцев обрекли на условия существования в концлагере.
* * *
Те цели, которые декларировались в перестроечное время, выполнены не были. Мы не достигли ни экономического роста, ни совершенствования качества производства, ни внедрения новых технологий. Четверть века попыток идти по пути построения капитализма показали несостоятельность этого пути, его ошибочность. Советский проект преобразовал аграрную страну в индустриальную и обеспечил победу в самой разрушительной войне. Современный проект привел к деградации почти всего, чем был богат СССР и что он нажил непосильным трудом. В упадок пришла не только материальная сфера, связанная с производством, но также духовная, поскольку статус добродетели получили негативные человеческие качества, а народ вследствие получившей распространение потребительской культуры утратил способность к позитивной, общественно-созидающей консолидации. Современный проамериканский проект расписался в собственной политической, экономической и культурной импотенции, что можно утверждать совершенно объективно, отбросив в сторону всякую идеологическую предвзятость. У его создателей и последователей нет морального права осуждать СССР.
Среди части либералов встречается позиция, согласно которой достижения нашей страны – это российские достижения, а недостатки (обычно количественно завышаемые и качественно гипертрофируемые) – это русские недостатки. То есть предпринимается попытка отделить российскость от русскости, представить принципиальное отличие одного понятия от другого – и даже не просто отличие, а противоположность. Конструирование такой противоположности, конечно, абсолютно нелегитимно.
Направив свое богатое воображение в сторону русофобии, можно уйти максимально далеко от здравого смысла, заявив, что полет Ю. А. Гагарина в космос – это не достижение СССР, а его позор, так как кровавый режим просто замуровал невинного человека и отправил туда, куда еще не решался никого отправить ни один тоталитарный строй, а вышедшую из-под контроля информацию о данном факте предпочел выставить в качестве достижения советского периода. Или, пользуясь богатым воображением, можно сказать, что Гагарин не летал в космос, будто его полет – мистификация. Однако бо́льшие сомнения вызывает полет американцев на Луну. Нисколько не удивлюсь, если вскоре маститые западные ученые и журналисты, а также подхватывающие их риторику российские либералы заговорят о том, что лагеря смерти построила не гитлеровская Германия, а сталинский СССР. Ведь их воображение не ограничено никаким историческим и моральным пределом.
Либералы и их идейные союзники стараются лишить значимости любые объекты гордости России. Так, известный либеральный экономист В. Иноземцев поглумился на могиле создателя знаменитого автомата М. Калашникова. На некролог Калашникова Иноземцев отозвался словами, что, мол, Калашников обязательно в загробной жизни встретится с жертвами своего изобретения. В либеральных кругах такое поведение обосновывалось большим количеством людей, которые были убиты созданным этим конструктором автоматом. Правда, либералы не вспоминают, сколько народу полегло или просто обеднело в годы их реформ. По их логике получается, необходимо сожалеть о том, что Калашников сконструировал свой автомат. Однако они не думают о том, что страна без военной техники и армии – не страна. Еще Наполеон говорил, что тот, кто не желает содержать свою армию, будет содержать чужую. Для того чтобы имелось масло, необходимы пушки. Этот тезис очевиден, несмотря на либеральные стремления противопоставить масло (благосостояние) пушкам (военный арсенал, защищающий благосостояние). Ведь автомат – не только средство нападения, но и средство защиты. Об этом особенно важно помнить, учитывая, что России свойственно вести оборонительные, а не наступательные войны.
Почему-то либералы не плюют на могилы создателей более страшных видов оружия. Почему-то они не проклинают иностранных создателей оружия. Осквернить память конструкторов-американцев для них будет зловредным деянием, а вот память российского конструктора осквернять можно и даже нужно. Видимо, для них именно Россия недостойна создания чего-либо, равно как недостойна гордости за собственных изобретателей – в первую очередь тех, чьи изобретения послужили защитой для родины и народа. Вот и пытаются либеральные деятели дискредитировать любой предмет гордости российского народа, чтобы дискредитировать сам народ, его самосознание, самоуважение, чувство достоинства. Если в этом заключается правило хорошего либерального тона, остается поставить вполне закономерный с точки зрения морали вопрос: «Является ли правилом хорошего тона терпеть либеральные выходки?» Власть, кстати, их терпит и особо не реагирует на бескультурные и бесчеловечные формы оплевывания России и СССР.
Добавим, что В. Иноземцев в качестве способа борьбы с «извращением правовых норм», осуществляемым чиновниками, высказывал предложение ограничить власть национальной бюрократии извне, вывести высшие судебные инстанции из-под контроля Кремля и подчинить Россию более крупной общности – Евросоюзу. «Соблюдение антимонопольного, трудового, гражданского и избирательного законодательства проверялось бы не марионеточной федеральной антимонопольной службой, а авторитетными и принципиальными брюссельскими регуляторами… Россия очевидным образом демонстрирует неспособность власти распорядиться имеющимися у нее полномочиями и возможностями в интересах своего народа, а независимый арбитр не может быть в нынешних условиях найден внутри самой нашей страны. И рано или поздно это будет признано». По сути, Иноземцев предлагает антипатриотический и сепаратистский проект отдачи суверенитета страны внешним инстанциям. Этот проект не выдерживает никакой критики – ни с точки зрения морали, ни с точки зрения геополитики. К тому же неясно, на каком основании автор считает, что «независимый арбитр» является независимым, а не действующим в фарватере интересов Вашингтона. Неясно, на каком основании автор полагает, что структуры Евросоюза смогут и будут реализовывать интересы российского народа. Что позволяет говорить об авторитетности и принципиальности брюссельских регуляторов, когда есть веские основания заявлять как раз о тотальной непринципиальности и лживости Запада, о его стремлении под флагом демократических ценностей использовать другие страны исключительно для своей выгоды, которая оборачивается разрушением экономики этих стран? Да, российские чиновники давно уже противопоставили себя народу. Однако предлагаемый Иноземцевым вариант аналогичен избавлению от тараканов методом сжигания дома.
По утверждению В. Иноземцева, чем менее самостоятельными окажутся национальные правительства, тем адекватнее будет их поведение по отношению к другим странам и собственным гражданам. Этот вывод он делает на том основании, что волюнтаризм национальных правительств иной раз превращается в абсолютное зло, о чем свидетельствует опыт гитлеровской Германии, сталинского СССР и других репрессивных режимов. Однако современные глобализационные процессы не открывают перед людьми новых степеней свободы и не заставляют национальные правительства «сдавать экзамен» на зрелость, как наивно полагает Иноземцев. Экзамен на зрелость успешно сдают в первую очередь те, чья деятельность идет вразрез с ценностями так называемого гражданского общества и международного права. Да, национальная власть часто проявляет себя не так, как хотелось бы, а в некоторых случаях становится в высшей мере диктаторской. Но это совсем не повод думать, что мировая власть будет другой. Апелляция к бесчеловечности некоторых режимов не служит доказательством человечности наступающего нового мирового порядка. Тем более его протагонисты уже принесли миру так много зла, что просто лишили любого знающего и мыслящего человека доверия к складывающейся системе. Верить в ее гуманизм можно, но эта вера будет объята ореолом мистики и неразумия. Она слепа.
Остатки прошлого до недавнего времени стирались с видной ретивостью. В начале 2011 г. участились разговоры о желании единороссов убрать тело Ленина из Мавзолея и переименовать улицы, носящие его имя. Объяснялось это тем, что якобы вождю мирового пролетариата не место на Красной площади, потому что он был основателем тоталитаризма в России. Объяснение не просто нелепое, но и откровенно циничное. Мавзолей – сооружение-символ, культурный ориентир, который не заслуживает уничтожения.
В СССР отсутствовал разрыв между бедными и богатыми, квалифицированные сотрудники получали больше неквалифицированных, не было паразитической, предельно огламуренной прослойки, которая сегодня называет себя прогрессивным и креативным классом, но занимается сомнительным шоу-бизнесом и торговыми спекуляциями. Вместо «эффективных менеджеров» в СССР страной руководили управленцы. В Советском Союзе представить себе не могли, что какая-нибудь бездарная звезда будет получать в десятки раз больше вузовского преподавателя. СССР родил множество великих ученых и деятелей искусства. В СССР у любого человека была возможность получить бесплатное качественное образование и бесплатную медицинскую помощь. Наконец, советский народ одержал величайшую победу в 1945 г. Но в 1991 г. достижения СССР удержать не удалось: это был уже другой народ, одурманенный американской мечтой.
Известно утверждение, согласно которому в СССР тоже наличествовала эксплуатация трудящихся, и она была даже более сильной, чем эксплуатация в капиталистических странах. Однако в СССР люди работали на благо страны, а не на какого-нибудь капиталиста, присваивающего себе прибавочную стоимость от их труда. Поэтому если существующие в СССР трудовые отношения можно назвать эксплуатацией, то она была иной, нежели в капиталистическом мире. Да и в условиях Великой Отечественной войны без эксплуатации труда обойтись было в принципе невозможно. Трудно было без нее обойтись и во времена холодной войны, когда объективные условия требовали наращивания обороноспособности и роста экономических показателей во всех отраслях. Через все время существования Союза красной нитью проходили войны и в различных формах противостояния с «другим» миром, которые просто не давали державе спокойно жить, и потому была необходима трудовая мобилизация.
* * *
Десоветизацию предлагают и поддерживают не те люди, которых советская система обидела, репрессировала, посадила в тюрьму. Среди ненавистников Советского Союза достаточно тех, кто в то время имел достаточно высокий социальный статус. Их беспокоят советские репрессии и советский идеократизм, но при этом они мало внимания уделяют проявившим себя в 90-ее гг. постсоветскому идеократизму и политическому монополизму. Своим благосостоянием они обязаны Советскому Союзу, но, видимо, в силу неких особенностей вроде отсутствия чувства элементарной благодарности не понимают этого. Причем они, взяв на вооружение десоветизацию, предлагают разрушать все, что построила советская система, а это значит, разрушать почти всю техносферу, которая существует сейчас. Можно понять, что американцы ненавидят СССР и Сталина за гонку вооружений, за первенство во многих областях жизни, наконец, за создание атомной бомбы. Именно вследствие наличия у нас оружия массового поражения Штаты и их сателлиты пока не решились на бомбежку России (в отличие от Ирака и Сирии). Однако сложно понять, как наши соотечественники могут с такой отчаянной злобой относиться к советскому режиму, злиться на него именно за то, что он для них сделал, за ту защиту, которую предоставил стране.
Особенно отличился антисоветской риторикой председатель президиума Общественного Совета по внешней и оборонной политике С. А. Караганов, предложивший в 2011 г. программу «десталинизации общества» на Совете при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. Согласно Караганову, «народу России после последних 100 лет почти не за что себя уважать»; советский период – одно большое преступление, а Советский Союз – преступное государство; «вся Россия – большая Катынь»; советское государство осознанно истребляло свой народ; СССР – такое же тоталитарное государство, как гитлеровская Германия; ответственность за Вторую мировую войну налагается как на гитлеровскую Германию, так и на СССР; необходимо переписать учебники истории, чтобы в них делегитимировался СССР; необходимо запретить быть госслужащими тем, кто сомневается в преступности Советского Союза; необходимо исключить или переименовать все связанные с историей СССР памятные даты. Как говорится, комментарии излишни.
Десоветизация и потребительская культура искореняют здоровый патриотизм, основанный на способности людей, преодолевающих духовный и социальный кризис (распад), стать народом, ценящим свое Отечество. Русофобия и либерализм – это не только инструменты идеологического влияния, это еще и тяжелые социальные болезни.
Как известно, историческое сознание является структурирующим элементом национальной культуры; общность, у которой отсутствует история, не имеет также национальной культуры. Прислушаемся к Ф. Ницше: «…только благодаря способности использовать прошедшее для жизни и бывшее вновь превращать в историю человек делается человеком». Как писал К. Ясперс: «Исторический процесс может прерваться, если мы забудем о том, чего достигли, или если достигнутое нами на протяжении истории исчезнет из нашей жизни». Нарушение памяти о прошлом, лишение народа его истории есть забвение национальных смыслов, которое ведет к денационализации, а в самом худшем варианте – к распаду, в том числе территориальному. Тезис о том, что история сама все расставит на свои места, неверен, как и типично либеральная надежда на самоорганизующуюся рыночную экономику. Без усилий человека история ничего не расставит. Просто некому будет расставлять.
История ныне приобрела характер не объективного изучения прошлого, а скорее тенденциозного его преломления через призму некоего идеологического стандарта. Роль нарратива в истории увеличилась, и трудно четко обозначить демаркационную линию между историей и идеологией. Под видом истории прошлого возникает и функционирует некое сказание о прошлом. Исторические факты и их интерпретации скорее изобретаются, а не обнаруживаются. Некоторые историки остаются исследователями, ориентированными на объективность. Другие же становятся конструкторами и производителями неких фактов и способов их объяснения. «…история постоянно переписывается, так как постоянно меняется настоящее». История стала идеологическим конструктом, постоянно меняющимся, трансформирующим отношение к историческим событиям и фактам в угоду политической конъюнктуре. Как пишет М. Делягин: «История – не столько наука, сколько способ формирования (или уничтожения) нации». История становится процессом рефлексии, осуществляемой в угоду некоему политическому дискурсу, функционирующему в настоящем, и ангажированным способом придачи прошлому определенного смысла. Недопустимо присваивать историю на неких идеологических основаниях, лишенных научно-рационального ракурса. Однако именно это и делают с российской историей «цивилизованный» мир и его идейные союзники в лице российских либералов.
У англосаксов есть чему поучиться. Например, их знаменитая фраза «Права или не права, но это моя страна» могла стать и у нас императивом в идеологическом и информационном противостоянии. Не мешало бы эту фразу принять к сведению в первую очередь оплевывающим собственную родину либералам, ведь они перенимают модные англосаксонские (по сути, антироссийские) тренды, а этот устойчивый тренд перенимать почему-то не хотят. А зря. Пусть будут последовательными. Если ТАМ все говорят и делают правильно, то и пусть берут пример ОТТУДА во всем, в том числе в отношении к своей стране. Данная англосаксонская фраза демонстрирует субъективность отношения к своей стране, избирательность по отношению к историческим событиям, крайнюю тенденциозность, сочетание памяти героических эпох развития страны с забвением черных сторон ее жизни, акцентирование внимания на одних событиях и игнорирование других. В контексте информационного геополитического противостояния данная форма мысли была бы оправданной ответной реакцией. Поучиться мы должны у англосаксов и кое-чему еще: улучшению работы разведслужб, обороне от информационных воздействий и т. д.
Недопустимо позволять нашим оппонентам спекулировать на трагических моментах русской истории в геополитических целях. Ведь родители любят детей, а дети – родителей не за что-то конкретное, а просто за родство. Человек любит свою страну не за ее величие и богатство. Для него достаточным основанием любви к Родине является только факт ее существования. Понятно, что недопустимо в крайних ура-патриотических традициях сотворять из родины кумира, идеализировать Россию, а нужно воспитывать в себе способность объективно критиковать себя, непредвзято анализировать ситуацию в своей стране.
«Мы превратились в людей, страстно влюбленных в свою ненависть. Оседлав пафос критической сенсационности к породившему нас общественно-политическому строю жизни, мы стали одержимы злобной критикой всего – больного и здорового в пространстве нашего исторического существования. А злая критика, касаясь даже больного места, не излечивает, а лишь усиливает боль. И в этом мы опираемся на глубоко укоренившиеся и порочные практики своего позиционирования в истории. <…> Все сущее живет исходя из своего прошлого, и общество, потерявшее свое прошлое, радикально выпадает из цепи совершенствования во времени. Оно становится чуждым самой идеи времени, совершенствования, а значит, и существования». Хотя в этих словах есть большое преувеличение, Н. Г. Козин вполне правомерно определяет современную Россию как страну с радикально хаотизированными смыслами существования, с хаотизированными идентификационными основами существования в истории. Правда, после «крымской весны» и «украинского падения» произошел некоторый перелом в общественном сознании, оно стало более патриотичным.
Как бездумное очернительство, так и псевдопатриотичное, не менее бездумное обеление крайне вредно с научной точки зрения. Совершенно не нужна антинаучная мифологизация истории, постановка мифического представления об исторической реальности на место самой реальности. Доходящее до абсурда псевдопатриотическое упрямство создает не научный, а предельно догматизированный и идеологизированный нарратив. История призвана отвечать на вопрос «Что и как происходило?» вместо поиска ответа на вопросы «Как бы мы хотели, чтобы было?» или «Как и что должно было происходить?». Занятие, сводящееся вместо исследования к прославлению, к панегирику, вовсе не задача истории. Тем более что в случае утраты научности общественное мнение от мифа абсолютной позитивности российской истории может повернуться к противоположному мифу, к другой крайности.
Объективность превыше всего… Не идеологизированные мифопоэтические конструкции, а объективные знания о прошлом призваны выполнять функции социокультурной консолидации. Научному историческому знанию непозволительно служить каким-то конъюнктурным нуждам и идеологическим заказам. Помимо патриотических мифов и захватывающих сказаний про героев обществу необходима историческая правда. России нужен не обвинительный или оправдательный исторический нарратив, а прежде всего сильная наука история, не варящаяся в собственном соку, а выпускаемая наружу, в сферу общественного сознания.
Конечно, пока существуют политика и геополитика, история будет подвергаться интерпретациям в угоду определенных политических сил. История идеологизируется в поддержку конъюнктуры, существующей в настоящем времени, в поддержку доминирующей системы ценностей. И она будет постоянно, в «каждый момент настоящего времени» идеологизироваться. Таким образом, история как наука и история как объект науки неизбежно трансформируются, вовлекаясь в разные формы ангажированности. Полная идеологическая нейтральность истории вряд ли возможна. Однако необходимо проявлять осторожность перед «втягиванием» общественного мнения в некую модель истории, которая является выгодной для антироссийски настроенных сил.
Чем сильнее будет проявлять себя процесс изгнания всего советского из национального культурного пространства, тем в большей степени появившийся вакуум завоюют либерально-потребительские идеологемы. Ослабление советских ценностей неминуемо ведет к упрочению потребительских антиценностей. Процесс приобретает основанный на взаимоисключении характер «или-или». Ностальгия по советскому и соответствующий тип прочтения советского – конкурирующий с потребительством дискурс, заполняющий пустоту, свойственную эпохе отсутствия смыслов.
Современная культура и так трансформируется под гнетом воздействующего на нее китча и потребительства – этической и эстетической грязи, формирующей соответствующий тип человека. К этому добавились перестроечная идеологическая муть и десоветизация нашего времени. Издевки над историей и культурой приводят к разрушению морали и дезориентации людей. На прежние социальные нормы осуществляется сильное давление со стороны новых идей и ценностей. Эти отрицательные идеологемы, идущие как извне, так и изнутри, противопоставляя себя прежней нормативности, стремятся ослабить ее и подтолкнуть общество к новому устройству. Их успех зависит от того, насколько под их вероломным натиском ослабнет нормальная культура и, не пройдя проверку на прочность, потеряет способность к сопротивлению. Тогда сегодняшняя ненормальность завтра станет легализованной нормой мысли и действия.
Видимо, создавая атмосферу «никуда не годного совка», манипуляторы надеются вызвать большую благосклонность к ошибкам (мягко сказано) проникнутого либерализмом правительства, узаконить их путем очернения прошлого – очернения не только его ошибок, но и достижений. Думаю, сейчас им не удастся этот проект. Ведь Россия на примере Украины получила прививку от либерализма.
В годы перестройки парадигму былого величия сменила парадигма социального уродства. И эта парадигма долго продолжала существовать, на что указывал тот же экран телевизора. Сегодня такая пропаганда в России хоть и продолжается, но теряет свой вес. Однако некоторые ее очаги остаются во вполне рабочем состоянии.
Со времен перестройки наблюдалась глубокая трансформация исторической памяти, осквернялись образы национальных героев, полководцев и писателей, порочились и осмеивались скрепляющие народное единство символы. Совсем недавно эта вакханалия еще происходила в России. Теперь в медийном пространстве наблюдается некоторый поворот в защиту подлинных ценностей. Зато борьба с советскими символами усилилась за рубежом.
Система символов крайне значима для общества и общественной культуры, она есть кладезь метафизических смыслов, с ее помощью организуется социальная жизнь, она придает смысл истории народа и индивидуальной жизни, связывает между собой прошлое, настоящее и будущее. Разрушение системы символов – все равно что разрушение системы смыслов, ликвидация почвы, ведущая к потере четких ориентиров, исторической памяти, связности с обществом, нравственных устоев. Российская власть, подстегивая дискредитацию символических ресурсов СССР, тем самым еще недавно вела борьбу также против России и социально полезного типа культуры. Так что помимо вопроса о том, что нас ждет в будущем, не менее актуален был вопрос: «Какое прошлое нас ждет в будущем?»
Десоветизация – это перевод общественного внимания не в область проектирования будущего, а в область реконструкции прошлого. Поэтому риторика о модернизации, ей сопутствующая, которая вроде бы направлена вперед, несовместима с требованием пересмотреть прошлое страны и поплакаться о грехах советского периода. Десоветизация не предлагает проекта будущего в противовес проекту прошлого, а фальсифицирует прошлое, признает его вне закона.
История благосклонна к тому, кто сам ее пишет. Национальная история и культура должны остаться в нестертой людской памяти, несожженных музеях и неуничтоженных архивах. Их существование зависит от нашей преданности им, а бессмертность нашего существования – от их сохранности.
Общее прошлое требует сохранения, а планы на будущее – разработки национальной идеи и даже нового футурологического проекта, определяющего вектор социального движения и развития и объединяющего людей в социум общим «стремлением вдаль». Когда у общества нет своего проекта, ресурсов и четкой стратегии его достижения, ему с удовольствием навяжут иной проект. Россия этот негативный опыт пережила.
Отношение к себе на сожалении за свое прошлое, на покаянии за него, на стыде, который нам навязывается извне, не может быть основой пути в будущее. Чем дальше заходит процесс ментального опустошения народа, тем труднее народу стать народом истинным, со своей системой идентификации, разогнуть плечи, встать на ноги и сбросить тяжелую ношу, тяжесть которой скрытна и потому неощутима. Человек, ненавидящий себя, свою страну и ее историю, все-таки имеет некоторые шансы на выживание. Но общество, которое ненавидит себя, свою историю и страну, неспособно к выживанию.
Для развития культуры необходим решительный отпор всему вредному, очистка от шлаков, выбраковывание лишнего, что должно делаться в первую очередь путем построения более качественной образовательной модели в России и введения цензуры на безнравственность и откровенную антироссийскую ложь в СМИ. Культура, естественно, должна обладать способностью усвоения позитивного нового, которое не укладывается в рамки либерально-русофобски-потребительской нормативности.
Сегодня в условиях массированной атаки на российскую историю наша история интересна как никогда. Она актуальна и современна. Уничтожение истории – все равно что нанесение сокрушительного вреда природе.
России настоятельно требуется поставить окончательную точку в том, что одни называют эпохой деидеологизации, а другие – временем расцвета либеральной идеологии, сокрытой под лозунгами деидеологизации. Нам необходимо от стратегии вялого самооправдания перейти к стратегии информационного контрнаступления. Для этого власти нужно изжить дух меркантилизма, потребительства, коррупции, заигрывания с геополитическими оппонентами, дезинформирования собственного народа и борьбы с ним. На место этих идолов, которыми обуян политический истеблишмент, пусть встанет неискоренимое желание сохранить свою страну и четкое следование концепции отстаивания национальной суверенности. Для успешного проведения внешней политики, выраженной в суверенизации страны, необходимо решить массу проблем, связанных с политикой внутренней, решения которых пока не предвидится. Ведь либерализм и другие пороки пока не изжиты власть имущими.
Обратим внимание на слова поэта Н. К. Доризо: