Список вышел длинный, почитай, в полтораста с хвостиком пунктов.

Мишель постарался учесть всех, кто хоть как-то, хоть единожды соприкасался с царскими сокровищами. Тут были кондуктора Николаевской железной дороги, офицеры, отвечавшие за погрузку ценного груза, солдаты, выгружавшие ящики из вагона и перетаскивавшие их в поданный автомобиль, комендант, принявший груз...

Он узнал довольно много — узнал, когда прибыл в Москву вагон, в каком тупике отстаивался, на каком пакгаузе разгружался. Он знал число и габариты ящиков и даже нанесенную на них маркировку. А вот дальше... Дальше след терялся. Он даже не мог с уверенностью сказать, был ли груз доставлен в Кремль или еще куда-нибудь.

Людей, причастных к транспортировке сокровищ дома Романовых, судьба разбросала во все стороны. Будто бомбой. А впрочем, так оно и есть, коли принять формулировку большевиков, которые называют совершенный ими бунт не иначе, как взрывом народного гнева. Рвануло — ох как рвануло, — в клочки разнося Россию-матушку, брызгами разметав людей по городам и весям, поди теперь сыщи хоть кого-нибудь!

Раньше он в два счета нашел бы в пределах империи всякого, будь он хоть самим чертом, разослав запросы в полицейские участки с пометкой «Весьма срочно!». И нашли бы — будьте уверены! А нынче даже телеграф не везде доходит!

Разор!...

Остается лишь надеяться на свои силы.

Мишель, выписав на листок немногие московские адреса, разослал по ним своих работников, строго-настрого наказав им выяснить, кто там теперь проживает.

Скоро в его кабинет стала стекаться информация. Безрадостная.

— Этого можно вычеркивать — его еще в семнадцатом шлепнули, — докладывали ему.

Жаль...

Галочка против фамилии.

— Того никто не видел. То ли жив, то ли нет — не знают. Соседи говорят, будто бы он в Париж насовсем уехавши. Сбежал, бандюга!...

А вот еще один — был!

— И где он?

— Так здеся!... Там, за дверями лежит! — простодушно ответил Митяй Хлыстов.

— Как лежит?!

— Так ить он упирался, контрик недобитый, идтить не хотел, кусался! Вот и пришлось его пристукнуть!

— Насмерть?!

— Зачем насмерть-то? Разве ж я не понимаю. Так, совсем чуток, чтобы не брыкался!

Вот дурачина, азиатчина!... Он же просил, приказывал лишь узнать, проживает ли кто-нибудь по указанным адресам!... А эти!... Как можно с такими хоть что-то расследовать? Решительно невозможно!

— Откуда вы взяли, что это контрик? — еле сдерживая гнев, спросил Мишель. — Разве вы провели следственные действия, собрали против него улики или, может быть, получили признательные показания? На каком основании вы, уважаемый, сделали столь скоропалительные выводы?

— Так чутье у меня, — ничуть не смутившись, ответил Митяй. — Самое что ни на есть пролетарское!

— Чутье — у собак! — вздохнул Мишель. — А мы должны оперировать доказательствами. Желательно неопровержимыми!

— Ну так да! — кивнул Митяй. — Я и говорю!... Я эту контру насквозь вижу! К тому ж он еще за револьверт хватался.

— За револьвер, — автоматически поправил Мишель.

— Ну да, за наган! Вот... — Митяй вытащил из кармана и положил на стол револьвер.

Мишель прокрутил барабан, убедившись, что в нем в каждом гнезде сидит по патрону. Понюхал ствол, из которого тянуло гарью.

— Ну хорошо, ведите его сюда.

Митяй приволок в кабинет какого-то мужчину, встряхнув за шиворот, поставил на ноги.

— У-у, контра! — угрожающе сказал он, замахиваясь.

— Прекратить! — гаркнул Мишель.

Митяй, зыркнув глазом, отошел.

— Откуда у вас револьвер? — спросил Мишель. — Вы что — не читали декрет? Не знаете, что за несдачу оружия вас могут привлечь к ответственности?

И тут же вспомнил, как обреченно тянулась за железную дверь очередь, в том числе, наверное, состоящая из тех, кто просто забыл сдать властям свое оружие!

— Когда вы в последний раз стреляли?

— На фронте, — нехотя ответил мужчина. «Врет!» — понял Мишель.

Впрочем, он не собирался чинить разбирательств относительно того, в кого тот стрелял — в ворон или хоть даже в «товарищей».

— Зимой четырнадцатого года вы принимали литерный груз, состоящий из восьми деревянных ящиков? — спросил он.

Арестант в первую секунду не понял, о чем его спрашивают. При чем здесь какие-то ящики?...

— Вы были тогда комендантом грузовой станции, — подсказал Мишель. — Вы не могли не знать о прибытии груза. Вы должны были организовать его прием и охрану. Не припоминаете?

— Да, что-то такое было, — кивнул мужчина. — Мне, помнится, приказали выделить солдат из комендантского взвода для разгрузки какого-то важного груза. Кажется, верно — ящиков. Восьми или десяти. Но я даже не знаю, что в них находилось!

— Куда далее поехал груз?

— Не знаю, — мотнул головой арестант.

— А фамилии тех, кто при том был?

Тот назвал несколько фамилий.

Кажется, не врет...

След вновь оборвался. В той же самой точке. На пакгаузе Николаевского вокзала.

С минуту Мишель размышлял, затем приказал:

— Уведите его.

— Ага!... — обрадовался Митяй, подскочив к арестанту. Схватил его за воротник, дернул, разворачивая к себе. — Ну все, дядя, молись! — возбужденно прошипел он.

— Оставьте его, — поморщился Мишель. — Сопроводите до крыльца и... отпустите. На все четыре стороны!

— Как? А разве не стрельнуть? — поразился Митяй, собиравшийся шлепнуть беляка прямо здесь же, в ближайшей комнате, в крайнем случае во дворе. — Это же явная контра! И револьверт у него! Его теперь непременно к стенке надоть!

— Вы слышали, что я приказал? — повысил голос Мишель.

Митяй сверкал глазищами, готовый схватиться за кобуру.

— Вы, как я погляжу, шибко добренький! — зло сказал он. — Али своих по старой памяти выгораживаете? А?!

— Можете думать все, что вам заблагорассудится! — спокойно ответил Мишель. — Но, пока я здесь командир, вы будете мне подчиняться!

Митяй тряхнул арестанта так, что у того клацнули зубы.

— Знал бы, еще там его шлепнул! — обиженно сказал он.

И пошел было к двери. Да та растворилась ему навстречу.

На пороге, отдуваясь и отряхиваясь от снега, возник Валериан Христофорович. Собственной персоной.

— Вот вы тут, господа... — мельком взглянул на Митяя и не без иронии прибавил: — и товарищи... разной ерундистикой занимаетесь, а ваши сокровища теперь на Сухаревке, на толкучке, за рупь штука распродаются!

— Как на Сухаревке?!

— Да-с. Именно так-с!... За рупь-с!...