Приехавший из деревни родственник был диковатым, нелюдимым, злобным и молчаливым, под стать самому Анисиму, — глядел исподлобья и от дядьки своего шагу не отходил.
— Чего в деревне-то? — спрашивали у него.
Он молчал, только глаза пялил.
— Голодно, поди, раз в Белокаменную подался?
— Ну...
— Чего ну-то? Тебя, дурака, спрашивают — в деревне как?
— Известно как — голодуха! — односложно отвечал он.
И от него отставали.
Жили они с дядькой на Хитровке, в какой-то конуре, среди таких же, как они, оборванцев, коим дела до них не было. Называлось их жилье нумера-с, хотя вместо пола была в нем голая, утрамбованная земля, а двери заменяла какая-то грязная рогожа. Днем они отсыпались: Митяй — вполглаза и вполуха, сжимая в руках гранату и вздрагивая и открывая глаза на каждый шорох. Ночами, как темнело, выбирались из своего убежища, отправляясь бродить по Хитровке, искать дружков-приятелей Анисима.
— Федька-то где? — спрашивал он, выцепив в очередной клоаке знакомца.
— А чего-сь надоть?
— Так дело у меня к нему.
Дружки подозрительно косились на родственника.
— Не боись, свой это! — нехотя отвечал Анисим, памятуя, что родственник грозился, ежели он хоть раз только невпопад пикнет, тут же взорвать его. И вращая глазищами, здоровущую бомбу показывал.
Анисим его боялся пуще черта, не забывая, как он его чуток не задушил, и веря, что тот верно рванет свою бомбищу, ни себя, ни его не пожалев.
— Ну так чего-сь — где Федька-то?
— Да был вроде. Панкрат Кривой сказывал, что намедни его видал.
— А Панкрат иде?
— Так туточки, рядом...
Но Панкрат, от всего открещиваясь, уверял, что, где теперь находится Федька, не знает и ведать не ведает, но грозился при случае передать тому, что его Анисим ищет.
Как известно, земля слухами полнится. А Хитровка — не земля, она поменьше будет...
Федор объявился через два дня. Но не сам. Прислал заместо себя какого-то бойкого, лет тринадцати пацаненка.
— Ты, что ль, Федьку-то ищешь? — спросил тот беспокойно зыркая по сторонам вострыми, как булавки, глазками.
— Ага, — кивнул Анисим. — А ты кто такой будешь-то?
— Не твоего ума дело! Говори, чего от Федьки надоть?
— Об том я токма Федьке скажу, а тебя я знать не знаю!
— Как хошь, а тока Федька все одно с тобой говорить не станет, — осклабился пацаненок.
— Чего ж так-то? — удивлялся Анисим, косясь на молчаливого, будто тот немой, родственника. — Чай, ране вместе были!
— Так, гутарят, будто ты чека продался! — ответил пацаненок, смачно сплюнув себе под ноги и лениво глядя на Анисима и его родственника.
— Хто гутарит? — не на шутку испугался Анисим.
— Ага, так я тебе прям и сказал! — ухмыльнулся Федькин посланец. — Ну говори, чего надоть, не то я счас пойду!
Шибко он хотел выглядеть старше, чем был.
Анисим растерянно взглянул на родственника.
Тот еле заметно кивнул.
— Дело у меня к нему. Купец у меня имеется.
— Чего за купец?
— Дюже богатый, — ответил Анисим заученной фразой, закатывая глаза. — Деньжищ у него видимо-невидимо.
— Ну а Федька-то тута при чем?
— При том, что он товар ишшет, который у Федьки имеется.
У пацаненка жадно заблестели глазки.
— Ну ладно, давай тогда евойный адрес! — сказал он, стараясь быть безразличным, пытаясь не выказать свой интерес.
— Не-а! — мотнул головой Анисим. — Тока Федьке одному скажу! Мне свово барыша терять неохота! Передай, что купец все, что у него есть, купит и хошь мильен заплатит.
— Ну уж! — усомнился пацаненок.
— А можа, цельных два! У него денег куры не клюют!
— Передашь?
— А чего не передать-то? Скажу, коли увижу.
— Где тебя искать, ежели чего?
— Так туточки я, у Емельяна в нумерах-с.
И шустрый пацаненок, вильнув бочком, скрылся.
Митяй дух перевел.
Теперь нужно было ждать. Сколько — кто знает?...
Два дня он теребил свою гранату, пугая Анисима, который мог запросто зарезать его во сне. А и зарезал бы, кабы не опасался, что его «родственник», помирая, выпустит из рук свою бомбу, которая разорвет их в клочки. А по-тихому убечь он не мог, потому как Митяй ложился поперек порога так, что никак его не переступить. Да и спал, чертяка, вполглаза, так что на любой шум вскидывался. До ветру и то вместе ходили да, стащив порты, бочком к бочку садились! Рази от такого сбечь?
Когда на третий день к ним в каморку сунулась голова, они так и спали — Анисим у стеночки на подстилке, а родственник прям на полу, подле порога, занавеску под себя подоткнув и руку в шаровары спротамши.
Первым проснулся родственник, когда только еще занавеска колыхнулась!
— Ей! — крикнула голова. — Слышь-ка, Анисим ты здесь аль нету?
— Здесь, — откликнулся Анисим, продирая глаза. — Кто это?
— От Федьки я.
Ага, значит, нашелся-таки!
— Ну и чего он сказал?
— Федька велел передать, что согласный он. Ежели хочешь с ним повидаться — айда теперь со мной.
Анисим вопросительно взглянул на Митяя.
Тот красноречиво пошевелил в портах гранатой.
— Счас, — сказал Анисим. — Погодь маленько, соберемся мы.
Голова уставилась на родственника, который стал натягивать на ноги башмаки.
— А этот чего? — указал он пальцем на Митяя. — Про этого уговора не было! Федька одного тебя велел кликать.
Митяй насторожился. Но Анисим сыграл все как надо, как учили.
— Без него я не пойду! Это он купца сыскал-то. Да ты не бойсь, свой он — племяш мой из деревни!
Пацан тут же куда-то скрылся, появился через десять минут.
— Ладно, — сказал он, — могете вдвоем иттить, Федька не против.
Выбрались из конуры, побрели гуськом по закоулкам «нумеров», мимо опущенных занавесок, за которыми возились, говорили, ссорились, кричали, любили друг дружку постояльцы Хитровки. В одном месте парень отдернул ткань, открыл дверцу стоящего подле стены шкафа, влез внутрь и, сдвинув в сторону заднюю стенку, стал спускаться куда-то вниз, по крутым, выбитым в земле ступенькам. Им даже на улицу выйти не пришлось! Вся Хитровка была изрыта подземными ходами и туннелями, которые соединяли подземелья подобно паутине, нередко уходя на сотни метров под город.
Пройдя по узкому сырому лазу, где, как в могиле, тяжко пахло сырой землей, а под ногами хлюпала грязь, выбрались в такие же «нумера», где, судя по пьяным крикам, звону бутылок и визгу марух, шла гульба.
— Сюда пожалте...
Сунулись за какую-то дверь. Там была махонькая, в три шага, комнатка, но с комодом и кроватью, на которой, поджав под себя по-портновски ноги, сидел какой-то невзрачный, хлипковатый на вид мужичишка. Глядя на него, ни в жизнь не подумаешь, что это злодей и убивец, ни одну человечью жизнь загубивший.
«Он! — узнал Митяй. — Он пырнул Сашка ножом под сердце!»
Оттого, видно, и Сашок не уберегся, что не принял его всерьез, когда за шкирку схватил.
— Привет, Анисим! — дружелюбно сказал Федька. — Чего искал-то?
Анисим побелел — ей-богу, упал бы без чувств, кабы Митяй его незаметно в бок кулаком не ткнул.
Тут-то его Федька и заприметил. И руку его в портах.
— А-ну, руку-то из кармана вынь! — забеспокоился он, быстро сунув ладонь под подушку, где у него, видно, оружие припрятано было. — Эй, глянь-ка чего у него там! — приказал он своему подручному.
Пацан подскочил было к Митяю.
Счас руки ему в порты запустит, а там меж ног граната засунута! Снаружи-то ее не ущупать, а видно сразу!
— Не бойсь, — прикидывась простачком, беспечно сказал Митяй. — Чесотка у меня там — мочи нет!
И стал отчаянно скрестись ногтями, Анисима локтем толкая.
— Верно говорит, — подтвердил, кивнув, Анисим. — Весь язвами пошел, будто лихоманка у него! Видать, болячку какую подхватил!
Пацаненок-то руку отдернул. Кому охота в чужих портах заразу ловить...
— Да ну?! — удивился Федор. — Тады ладно, пущай себе скребется.
А Митяй и скребся, одного боясь — гранату уронить!
— Ну давай говори, чего у тебя за купец? — милостиво разрешил Федька.
— Так ить не у меня — у него, — кивнул Анисим на родственника. — Его купец-то.
— А ты тады зачем здесь? — подивился Федька.
— А я его привел!
Все-то хотят свое урвать!...
— Верно, есть купец, — сказал Митяй. — Шибко богатый.
— А ты откель знаешь?
— Мой приятель Яшка у него кучером служил, так ить говорит, он мог за вечер десять «катенек» в ресторации пропить-прокутить. А ныне в город Париж собрался и желает себе каменья драгоценные приобресть, те, что подороже.
— А платить чем хочет?
— Известно чем — деньгами. Можно царскими, можно советскими, а можно иностранными — у него любые имеются! А ежели нет, то хоть даже золотом.
— А рази ему самому золото не надобно? — прищурился Федька.
— Видать, нет. И то — зачем оно ему? Ему тяжести через границу ташшить несподручно.
— Верно — золото оно неподъемное, что чугун, — много не унесешь. А камешки, почитай, ничего не весят — их на большущие тыщи набрать можно!
— А ты откель взял, что у меня каменья-то есть? — спросил Федька.
— Так Анисим сказал, — ответил родственник. — А то рази бы я к тебе пришел? Мне ноги попусту бить-колотить ни к чему...
— Ну ладно, раз так, скажи своему купчику — пусть сюда приходит с деньгами, — чуток подумав, сказал Федька.
— Не-а, — он сюда не пойдет, — покачал головой Митяй, — тута вы его пырнете ножичком под ребрышки да все заберете. Они сказали, что сперва желают с вами встретиться.
— Где ж нам встречаться, у него, что ль? — навострил уши Федька.
— Зачем у него? Можно на улице али еще где — где скажешь.
Боязно было Федьке, но уж шибко жирен куш был — можно и денег большущие тыщи по-легкому загрести, и все-то камешки при себе сохранить, опосля купца того ножичком подколов. Как такое упустить?
— Ладно, скажешь ему: пусть завтра на Сухаревку приходит да под башней меня ждет. Придет?
— Отчего ж не прийти — придет.
— А как его узнать-то?
— Узнаешь — он из себя шибко видный...
Купчик точно был знатный, поперек себя необъятный, в собольей до пят шубе, с золотой моноклею в глазу, в руках трость с серебряным набалдашником — по всем статьям, видать, не из бедных.
Минут пяток Федька на него с переулка глазел да еще пять подле крутился, приглядываясь да принюхиваясь. Потом лишь подошел.
Купчик-то его сразу и не приметил!
— Кому тут камешки понадобились? — спросил сквозь зубы Федька, сам по сторонам зыркая.
— А у тебя что есть? — удивился купец, недоверчиво взирая на Федьку, в котором росту было метр с кепкой.
— Не то! — заверил Федька.
— Врешь, поди?... А ну, покажь чего у тебя есть? Али нету ничего?
— А это видал?!
Федька вынул из кармана перстень с бриллиантом, показал, покрутил перед носом купчика, не выпуская из своих рук.
Хорош перстень, ничего сказать! Пожалуй, что тысяч тридцать за него можно выручить, хошь фунтов, хошь долларов американских.
С великим сожалением оторвал купчик взгляд от перстня.
Знать бы, что он при Федьке не один, что другие тоже есть, — теперь же его и можно было сцапать. Но только вряд ли — всего он с собой не принесет, поостережется. Все он принесет лишь в обмен на деньги.
— Ладно, ежели у тебя еще чего имеется — так я все разом и куплю! — сказал купчик. — С превеликим нашим удовольствием! Мне за одним перстеньком ходить не с руки! Мне или все, или уж ничего ненадобно!
Поторговавшись, уговорились встретиться через день в условленном месте — купчик обещал принести деньги, а Федька — камешки...
Там-то Федьку и решили брать!...