— Вы не знаете, кто этот высокий мужчина?

— Который?

— Вон тот, с бокалом шампанского.

Тот мужчина, что и говорить, был хорош — высок, статен, лицом прекрасен, одет с иголочки, причем явно не в ГУМе, и бокал держал, и пил из него как-то по-особому, не как прочие, присутствующие здесь джентльмены — не в один глоток залпом, с кряканьем и передергиванием лицом и плечами, с последующим занюхиванием выпитого рукавом фрака. Иначе... Пил — как пел, ну или танцевал!..

И откуда только он взялся? Здесь. И вообще...

— Может, это кто-то из дипломатического корпуса?

Впрочем, нет, ребятишки из дипкорпуса в сравнении с ним — деревенские увальни с завалинки, с гармошкой и семечками в карманах.

Этот совсем из другой оперы.

И до чего же хорош!

А как не быть хорошим, когда на это весь расчет?!

— Разрешите представиться?.. Мишель-Герхард-фон-Штольц. Проездом из Монте-Карло в Жмеринку.

И улыбка — не широкая, не во весь рот, а так, чтобы чуть приподнялись, поползли вверх уголки рта, чтобы дрогнули жесткие, волевые губы и стал виден безукоризненный прикус белоснежных, покрытых высокопрочной швейцарской эмалью, резцов.

Чи-и-из...

Ах, какая улыбка!.. С ума сойти!

И так не хочется, чтобы он прошел мимо, и не сообразить сразу, как его удержать подле себя, что бы такое умное спросить?

— Ну и как вам здесь после Монте-Карло?

— На самом деле — замечательно!

Здесь, в Москве, в европейской глуши?..

— У вас здесь тихо, хорошо... А в Монте-Карло теперь самый разгар сезона — со всего мира примчались нувориши, которым не терпится просадить свои, нажитые неправедным трудом, миллионы. В казино не протолкнуться, рестораны, из-за наплыва посетителей, перешли на комплексные обеды... А я в последнее время что-то стал склонен к уединению, к меланхолии...

Улыбка. На этот раз чуть с грустинкой.

И ожидаемый дежурный вопрос:

— Вы где-то уже остановились?

— Да... Хотел что-нибудь снять на полгода в вашем Президент-отеле, но мне отказали — единственный приличный люкс оказался забронирован для президента США. А я, знаете, не люблю менять номера, это совершенно против моих правил! Я привыкаю к любому временному жилью как к дому. Из-за чего приходится держать апартаменты в отелях годами. К сожалению — там, не у вас...

Ну, давайте же, спрашивайте, где — там?

— Простите, я не поняла — где «там»?

— Везде... В Нью-Йорке, Токио, Париже, Сиднее... Ведь никогда наперед не знаешь, где будешь нынче вечером. Атак очень удобно — где бы и в какое время я ни оказался, я оказываюсь дома.

Ну что — сообразили, прониклись?..

— Жаль, что здесь мне отказали. И поэтому пришлось срочно покупать квартиру. Вы знаете, у вас в Москве очень недорогие квартиры...

Ведь вот врет подлец и не краснеет! Ничего он не купил — а всего-то снял! Но точно — пол-этажа, в старинном особняке на берегу Москвы-реки с видом на Кремль. Снял — у административно-хозяйственного управления делами Президента, причем очень удачно, за копейки. Потому что при посредничестве своих начальников. Только — снял! Но мог всякому желающему в любой момент продемонстрировать оформленную по всем правилам купчую!

— Когда мне доставят из Лондона мебель, я вас приглашу на новоселье. Так, кажется, было принято в Советской России?

— А разве в Москве подходящей мебели нет?

Теперь слегка удивиться. Дремучести собеседника. И чуть-чуть смутиться... Тому, что поставил его в неудобное положение.

В Москве — мебель? Какая?.. В Москве есть только дрова. И нефть. Достойную мебель можно найти лишь в Европе в двух-трех местах на аукционах. Как этого можно не знать?..

Впрочем, что можно ожидать от новорожденной российской буржуазии? Они еще не научились тратить свои деньги, еще только учатся. Вкус появится потом, через два-три поколения, когда они утолят первый голод. А пока им довольно «шестисотых» «Мерседесов», парижских бутиков и турецких курортов.

Мадам...

Слегка наклониться, шаркнуть ножкой, взять ручку...

Господи... да не пугайтесь так — никто не собирается ее выкручивать и заламывать вам за спину! Это всего лишь такая форма приветствия. Ну помните, у Толстого...

Вспомнили, догадались? Ну вот...

Утопить пальчики в своей ладони, слегка, но так, чтобы дама почувствовала мужскую силу, обжать, потянуть вверх, припасть губами к пальчикам...

Кольцо золотое пятьсот восемьдесят шестой пробы, камень карата на три, огранка...

Придержать руку чуть дольше, чем требуется, просто для дежурного поцелуя, любуясь изгибом запястья...

Браслетик... На шесть камней, два бриллианта по три карата и четыре изумруда...

Не переусердствовать бы. Впрочем, откуда им знать, как долго может джентльмен, впервые познакомившийся с дамой на полтора десятка лет старше себя, удерживать ее руку в своей. Так что никто его ляпов здесь не заметит.

Теперь аккуратно отпустить ручку и прочувствованно сказать:

— Вы...

сегодня...

изумительно...

выглядите...

Заметить растерянный и даже немного испуганный взгляд, метнувшийся в сторону дующего коньяк из полулитрового фужера супруга... Не избалованы наши дамы комплиментами. Даже как-то жалко их...

— Нет, честное слово. Мне приходилось бывать на приемах в Букингемском дворце, но...

Придвинуться чуть ближе, изображая доверительность, наклониться, чтобы тихо прошептать на ушко:

— Вы знаете...

Конечно, не знает...

Сережки... Ажурного плетения, в форме широкого трилистника, два камня карата по четыре, оправа — платина.

Странная форма. Редкая. Ажур...

Так это же вензель! Буква "А", переплетенная с буквой "М".

Интересно, чьи это сережки носит мадам?

— Вы знаете, я потрясен...

И пауза. Чтобы дать возможность сообразить чем.

— Я потрясен вашим безупречным вкусом! Этот браслет и эти сережки... Мне представляется, что это старинные вещи. Вы знаете, возраст придает бриллиантам особенный, мягкий отсвет. Я не прав?

— Да, это фамильные драгоценности. Прабабушкины.

— Я так и думал!

А вашу прабабушку звали Анна?

— Нет, с чего вы взяли? Ее звали Марией.

Ну Марией ее, положим, стали звать только теперь, а там, в деревне, где она гусей с коровами пасла, кликали не иначе как Машкой. Но хоть Машкой, хоть Марией — первая буква все равно не сходится. На вензеле "А", а у ее прабабки — "М".

Да и другая буква на вензеле с фамилией не совпадает.

Выходит, никакого наследства не было! А что тогда было? Откуда она их взяла? Эти сережки, браслет и кольцо?

Конечно, если бы можно было провести экспертизу...

Но в том то и дело, что экспертизу провести не получится. С этих пальчиков эти колечки так просто не снять! Потому что эти колечки и серьги принадлежат дамам, которые, в свою очередь, принадлежат кавалерам, которым принадлежит Россия. И которые вряд ли будут в восторге от того, что кто-то решил стаскивать с их жен драгоценности.

В общем, как это верно сформулировал, благословляя его на ратный подвиг, его непосредственный начальник:

— Санкций на аресты и обыски я тебе дать не могу, следить за подозреваемыми запрещаю, очные ставки устраивать и допрашивать тоже, а во всем остальном препятствий не чиню...

Ей-богу, легче было бы на пузе, нелегалом, через пять границ с засадами и перестрелками и там с парой дивизий на кулачки схлестнуться и их самолет-невидимку из-под их же носа умыкнуть! А?..

Что?.. Легких путей ищешь?

Вообще-то — да, есть такой грех...

— Познакомься, Саша... Мишель-Герхард-фон-Штольц... Проездом из Монте-Карло.

Оч-чень приятно!

Это, надо понимать, супруг? Тот, который подарил бриллианты? Очень известный. Но ничем не примечательный. Кроме разве манжет... Сереньких, потому что, наверное, стирались «Тайдом». Хотя стираться не должны были. А должны покупаться на один раз, использоваться и выбрасываться. Хотя они и новые... Но дело не в них — в запонках. Бриллиантовых. Карата по два! Которые совершенно не подходят к этому фраку, но сами по себе, вне зависимости от того, что скрепляют, являются самодостаточным произведением искусства.

Ах, как жаль, что ему ручку поцеловать нельзя.

Но можно пожать, чуть развернув вверх.

Да, два карата... Огранка... Прозрачность... Одни камешки стоят тысяч пятнадцать — долларов, естественно...

— Вы в Москве по делам?

Чуть улыбнуться...

Ну, какие могут быть дела у Мишелей-Герхардов-фон-Штольцев? Кроме единственного и главного дела — развлечь себя, совершив легкий променад в экзотическую глушь.

— Да! Конечно! По делам! По поручению Попечительского совета. Королевского.

«Королевского» сказать так, между прочим, как о чем-то само собой разумеющемся. Потому что это для них монархи, князья, бароны, фрейлины — экзотическое прошлое. А для кого-то — обыденное настоящее.

Для него — обыденное настоящее.

Чем он от них и отличается.

— Их Величества выразили озабоченность положением сирот в России и хотели бы оказать им посильную помощь, прислав...

Ты смотри, как он сразу уши навострил!

Зря навострил...

— ...пять тысяч экземпляров иллюстрированной Библии для детей на французском языке.

Ах, какое разочарование... А вы думали Их Величества такие дурни, что пошлют в Россию живые деньги. Наличные. В чемодане, перевязанном ленточкой...

Впрочем, сильно их расстраивать нельзя, так как предполагается с ними задружиться. Небескорыстно.

— Должен заметить — это будет лишь началом обширной благотворительной программы, призванной облегчить страдания сирот в вашей стране.

И их попечителей, конечно же, тоже!

— К примеру, на предыдущую подобную благотворительную программу — создание ледяных городков в экваториальной Африке, где маленькие африканцы смогли узнать что такое снег, — было истрачено что-то около полумиллиарда долларов...

Ну так что — будем дружить?

Похоже — будем...

— Как интересно — снег в Африке! — восторженно всплеснули руками присутствующие дамы.

— Да, очень хороший снег, безупречно белый и экологически чистый, который доставлялся специальными судами-рефрижераторами прямо из Гренландии. Африканские детишки, получившие возможность лепить снеговиков и кататься с ледяных горок, были в восторге!

— А почему из Гренландии? Мы бы тоже могли поставлять в Африку снег, — обиделся господин в запонках.

— Да?.. Жаль, что мы об этом не знали. Но теперь поздно — эта программа была завершена в прошлом году.

— Но...

Что — но? Неужели господин хочет предложить для продажи в Африку прошлогодний российский снег?

— Но... Ведь, наверное, эта не последняя ваша благотворительная акция?..

— Вы хотели сказать — Попечительского совета, под патронажем Их Величеств и Президентов девяти европейских стран, почетным председателем которого я являюсь?

— Ну да... это я и хотел сказать.

— Безусловно — нет. По причине чего я здесь и нахожусь.

— И смею вас уверить — я приложу максимум усилий, чтобы убедить Их Величества не оставить без их высочайшего внимания ваших бедных сирот. Хотя бы потому, что Россия является моей исторической, до семнадцатого года, Родиной. Которую мои предки, не до своей воле, были вынуждены покинуть.

— Да-да, эти проклятые большевики — все беды от них!

— Не смею оспаривать, но вынужден заметить, что ваш Иосиф Виссарионыч был избран почетным попечителем нашего общества — таким же, как папа римский, — и принимал в нем самое деятельное участие.

— Да?.. Да... Сталин был великий человек!

— К сожалению, последующие ваши правители были менее склонны к меценатству, хотя есть надежда, что прерванная традиция продолжится, по поводу чего Их Величествами теперь ведутся переговоры на соответствующем их рангу уровне...

Ну — все!.. Теперь приглашения на великосветские рауты посыпятся как из рога изобилия, теперь все — куда ни сунься, двери гостеприимно распахнутся...

Уф-ф!..

Пусть не полдела, но четверть или даже, пожалуй, треть — сделана. Доступ к телам подследственных получен. Без всяких на то санкций и разрешений...