В участке было пустынно — никто не ходил, дверями не хлопал, не жались по стенам просители, не носились стремглав туда-сюда со стопками исписанных бумаг нижние чины, не скользили тенями тайные агенты, жандармы не таскали упирающихся злодеев, погоняя их ударами шашек плашмя чуть пониже спины.

Жизнь в сыскном отделении после февральского переворота замерла. Из разбитых, наскоро зашитых досками окон первого этажа тянули сквозняки. Несколько разгромленных и разграбленных толпой кабинетов были заколочены.

Разор... Некогда хорошо налаженная «государева служба» рассыпалась почти в прах. Кого-то в первые дни волнений лишили жизни пьяные толпы бунтовщиков, кого-то призвали к ответу новые, временные правители России, рассовав, до времени, по кутузкам, кто-то, испугавшись, сам поспешил уйти и скрыться, кто-то выжидал, рапортов об отставке не подавая, но и на службе не появляясь.

Но были и такие, кто продолжал служить, поверив в заявление нового министра внутренних дел князя Львова, что в грядущих реформах не должны пострадать честные, не запятнавшие себя политическими преследованиями, полицейские уголовных сыскных отделений.

Впрочем, что будет дальше, доподлинно никто не знал.

Одно слово — Смутное время!..

В маленькой комнатке с оконцем, забранным кованой решеткой, за казенным, исшорканным столом находился бывший следователь бывшего сыскного отдела Мишель Фирфанцев. Против которого, понурив голову, безучастный ко всему, сидел Поставщик Двора Его Величества. И боле никого. И даже жандарма за дверью не было!

На столе стояла большая чугунная чернильница с крышкой и лежащими поперек перьями, рядом стоял стакан горячего чая в подстаканнике, о который следователь грел озябшие пальцы. В участке почти не топили — некому было.

— Будьте так любезны назвать ваше полное имя, — попросил Мишель, с видимым сожалением отрываясь от стакана, беря перо и макая его в чернильницу.

— Рейнгольд Осип Карлович, обер-камергер, действительный Поставщик Двора Его Величества, — торжественно, по привычке кивнув головой, сказал ювелир. Хотя не на приеме по случаю вручения ордена Святого Владимира представлялся, а в полицейском участке.

...Осип Карлович... — вывел Мишель на бумаге.

«Значит, отчество Анны — Осиповна, — автоматически и совершенно некстати, подумал он. — Анна Осиповна Рейнгольд. Если, конечно, Рейнгольд. Если она теперь не замужем...»

— В какой губернии, какого числа, года и месяца изволили родиться?..

Писал он очень быстро и аккуратно, каллиграфическим почерком, часто макая перо в чернила и выводя ровные буковки, украшенные кое-где завитушками. В день он, бывало, особенно нынче, когда писарей не хватало, исписывал до шести десятков страниц кряду! Так что привык.

Заполнив титульный лист, он перешел непосредственно к дознанию.

— Что вы имеете сообщить следствию по поводу найденных в сумке вашей дочери драгоценностей?

Ювелир занервничал и даже попытался вскочить на ноги.

— Послушайте вы!.. — крикнул он. — Аннушка не имеет к этому делу никакого касательства! Она решительно ни о чем не догадывалась! Это все я, я — один!.. Не смейте впутывать ее в это дело!

Он сжал кулаки и, казалось, хотел броситься на следователя. Но быстро взял себя в руки, сник, сел обратно на стул и уже совсем иным, просительным тоном сказал:

— Простите бога ради... Сегодня вы уже выполнили одну мою просьбу, за что я вам крайне признателен. Так выполните еще одну.

Мишель кивнул.

И повторил вопрос, сформулировав его иначе:

— Откуда эти драгоценности?

— Из царской коллекции...