— Где?

— Войсковая часть 21344.

— Когда?

— Сегодня ночью.

— Кто распорядился?

— Мы думали, вы.

— Кто руководил операцией?

— Майор Сивашов.

— Майора Сивашова ко мне. Немедленно!

— Немедленно не получится.

— Почему?

— Он в санчасти.

— Ранен?

— Ранен.

— Тяжело?

— Не очень. В плечо и ногу. В настоящее время находится на перевязке.

— На... делать мне на его раны. Ко мне, и немедленно! — трахнул по столу кулаком Петр Семенович так, что стакан в подстаканнике подскочил.

— Есть!

Майора Сивашова сдернули с медицинской кушетки, где ему доворачивали на правую ногу последние метры бинта, подхватили под руки, бросили на инвалидную коляску и привезли пред светлые очи начальства.

— Все свободны! — отпустил хозяин кабинета сопровождающих раненого. Не участвующие в экзекуции служащие не мешкая покинули помещение.

— Ну?! — еле сдерживая себя, спросил Петр Семенович. — Что молчишь?

— Разрешите доложить, товарищ... Петр Семенович.

— Давай, давай. Докладывай уже...

— Согласно ранее полученному приказу, проводя проверку изъятого с места боя на улице Агрономической оружия, нами было установлено место Дислокации сил противника...

— Не «нами». Ты за чужие спины не прячься. Ты за себя отвечай, — сердито поправил Петр Семенович.

— Мной, — поправился майор, — было установлено место дислокации сил противника и в непосредственной близости от его позиций оборудовано несколько долговременных наблюдательных пунктов. Проведенное скрытое наблюдение подтвердило наличие на территории войсковой части личного состава, участвовавшего в бое на Агрономической.

— Узнали, значит?

— Так точно. Узнали. В общей сложности было идентифицировано до отделения личного состава противника, после чего было принято решение о проведении боевой операции на территории войсковой части с целью уничтожения оказавшего с противление врага и взятия «языков»...

— Кем принято?

— Что?

— Решение кем принято?

— Мной.

— Так, ясно, продолжай.

— Операция планировалась, исходя из учета рельефа окружающей местности, внутреннего расположения строений войсковой части, времени суток и режима несения караульной службы, и была предварена вылазкой передовой разведки, которая нейтрализовала действующие караулы.

— Совсем... нейтрализовала?

— Никак нет. На время.

— Что дальше?

— Дальше... Дальше был нанесен удар по месту дислокации основных сил противника при поддержке двух выделенных в прикрытие пятерок.

— Ну? Ну и что?

— Противнику был нанесен значительный урон в живой силе...

— И технике?

— Нет, техники не было.

— А ваши потери?

— Незначительные.

— Незначительные — это какие?

— Четыре человека убиты, трое тяжело и четверо легко ранены.

— Ну да, для полномасштабных военных действий, к которым ты уже, похоже, привык, это действительно пустяк. Подумаешь, отделение туда, отделение сюда...

— Но для подобного рода боя это действительно...

— Может быть, если иметь в своем распоряжении полнокровную дивизию, мобилизационные пункты в тылу и объявленную войну, чтобы не отчитываться за каждого мертвеца как за допущенное ЧП.

— Но я...

— Знаю, что ты! «Языки» где?

— "Языков" взять не удалось. Мы выносили своих раненых.

— А на хрена ты туда ходил, если «языков» не взял? Какой прок с твоих покойников? Что с тех, что с этих?

— Виноват...

— Ты же мне четвертое происшествие на шею повесил. Которое никакого проку не принесло. Четвертое! Как мне потери списывать? Опять машины переворачивать и гранаты взрывать? Не часто ли?

Майор молчал, потупив взор.

— И кто тебе вообще дал право туда ходить? Без соответствующего приказа. Почему ты мне не доложил?

— Вас не было на месте.

— А где я был?

— Не могу знать.

— А не на месте ты меня не мог поискать?

— Я опасался, что противник может изменить место своей дислокации, и тогда найти его будет невозможно. Нужно было спешить.

— Поспешил?

— Так точно. Поспешил.

— Ну вот и насмешил! Всех, кого только можно. Положил треть личного состава, а дело не сделал. Вообще ничего путного не сделал!

— Никак нет. Я отомстил...

— Кому?

— Врагу. За наших ребят, которых они на Агрономической...

— И в довесок к ним еще четверых положил?

Даже не имея гарантии, что отомстил тем, кому следовало отомстить.

— Я тем отомстил, кому надо было отомстить!

— А как же этот, как его, гражданин Иванов? Который в первом бое трех твоих парней в башку...

— Ничего, и до него доберусь!

— Если найдешь...

— Уже нашел.

— Как так нашел?!

— Так и нашел. Сказал найду — и нашел!

— Когда?!

— Накануне боя.

— Каким образом?

— Почти случайно. Через знакомых, которые его охраняют.

— Где охраняют?

— Везде охраняют. Где он только появляется. Даже в сортире охраняют.

— Говори яснее.

— Проводя розыски, я обратился ко всем своим бывшим сослуживцам, которые работают в милиции, безопасности и охранных предприятиях. Чтобы они по своим ведомствам справки навели.

— Ты что же это делаешь?! Кроме того, что устраиваешь бои местного значения, еще и на каждом углу о наших делах треплешься?

— Никак нет. Я никому ничего не говорил. Я показывал милицейскую ориентировку. И говорил, что изображенный на ней человек одного из моих бойцов убил. В связи с чем я оказываю содействие следствию.

— И ты думаешь, что им трудно сопоставить человека на ориентировке, происшествие, в связи с которым он разыскивается, тебя и через тебя нас? Ты думаешь, они такие идиоты, чтобы не распутать всю ниточку, когда им в руки сунули ее кончик?

— Никак нет. Они порядочные люди. Я их знаю много лет и готов отвечать за них головой.

— Своей? Или опять личного состава?

— Никак нет, своей.

— Что они тебе сказали?

— Разыскиваемый гражданин обратился в охранное агентство, где работает хороший знакомый одного моего бывшего однополчанина по Забайкальскому военному округу, к которому он обратился за помощью в розыске. Тот узнал его. И сказал, что он нанял пятерых телохранителей.

— Зачем?

— Наверное, охранять себя.

— Что, действительно пятерых?

— Так точно.

— Крутой он. А ты еще сомневался, что он профессионал. А он не просто, он умный профессионал. Который предпочитает перестраховаться и кроме одного своего, без промаха бьющего ствола, еще пятью стволами и еще пятью телами прикрыться.

— Или трусливый.

— Дурак ты. Настоящий профессионал в одиночку не действует. Потому что даже самый непобедимый боец спать должен. А во сне что профессионал, что дитя малое — все едино. Подходи и дави голыми руками.

Умный он. И оттого самый для нас опасный. И самый нам нужный. Потому что то, что мы ищем, уверен, у него в надежном месте схоронено. Иначе давно бы всплыло.

— Прикажете его...

— Ничего не прикажу. Тебе — уже ничего. Ты, со своими общевойсковыми привычками, меня утомил. И наследил везде, где только возможно. Того и гляди по тем следам ко мне в гости безопасность или ГРУ заявится. Все. Хватит мне полномасштабных боевых действий. И трупов хватит. Считай, твоя работа кончилась.

— И что же мне делать?

— Ничего. Повышать боевую и политическую подготовку. И отписываться от допущенных потерь личного состава. В общем, бери своих оставшихся в живых орлов и дуй на полигон. Месяца на три. Чтобы глаза мои... Если понадобишься — вызову.

— Кому передать дела?

— Кому? Заместителю своему передай. Пока мы подходящую кандидатуру подыщем.

— Когда сдавать дела?

— Завтра сдавать. С утречка. И вот что, позови-ка ты ко мне своего «замка». Прямо сейчас и позови.

— Есть!

Все-таки хороший мужик майор. Хоть и дурак. А может, потому и хороший, что дурак. Умный бы никогда в ту часть не сунулся, стороной бы обошел, несмотря ни на какие моральные обязательства. А этот на пули полез, чтобы отомстить за своих бойцов. Через то и пострадал.

Впрочем, свое дело он в конечном итоге сделал. Иванова нашел. И противника вычислил. Которого теперь уже можно не опасаться. В принципе все, что требовалось, сделал. Правда, в развернутом строю, прямолинейно, нахрапом, как нормальный пехотный, не искушенный в интригах разведки майор.

Как смог сделал.

Хорошо для дела сделал.

Плохо для себя сделал...

Ну да это война. Где майоры решают задачи майоров. А генералы — генералов. И где генералы всегда правее майоров. И имеют право распоряжаться их судьбой...

Время майоров кончилось. По вине майоров. Пришло время капитанов...

«Замок» явился через полчаса.

— Товарищ генерал, капитан Борец по вашему приказанию...

— Товарищ Петр Семенович.

— Так точно. Товарищ Петр Семенович...

— Здорово, капитан. Зачем вызвал, знаешь?

— Никак нет.

— Должность принимать вызвал. Твоего бывшего командира. Чем занимался он, знаешь?

—  — Тем же, чем мы.

— А как командир?

— В общих чертах...

— Ну вот теперь узнаешь в конкретных. И все, что узнаешь, хранить будешь крепче, чем военную тайну. А если не будешь... То сам понимаешь.

— Так точно, понимаю.

— Соответственно получишь повышение в звании, улучшение жилищных условий, высокооплачиваемую работу для жены, прибавку к основному окладу до сорока процентов от ранее бывшего. Ну и к побочному, за, так сказать, периодическую внеурочную работу, процентов сто пятьдесят.

Сто пятьдесят — это было много. Это было гораздо больше, чем даже улучшение жилищного вопроса.

— С чего службу начнешь, знаешь?

— Я так понимаю, с представления личному составу?

— Неправильно понимаешь. С соответствующим образом оформленного твоего согласия.

— Я согласен.

— Я же сказал — с соответствующим образом... Я, может быть, тоже насчет твоей кандидатуры согласен. Только этого мало. Ты что думаешь, я тебе такие деньжищи буду каждый месяц отваливать за просто «согласен»? Мне просто «согласен» мало. Ты сегодня согласен, завтра несогласен. Мне гарантии нужны.

— Слово офицера!

— Кого-кого?

— Офицера!

— Ах офицера. Российской армии? А когда ты в отставку уйдешь? Слово пенсионера? Нет, так не пойдет. Я словам не верю. Я делам верю. Кумекаешь?

— Я готов...

— Ну раз готов, значит, сделаешь. Если, конечно, должность, звание и прибавки получить хочешь. Хочешь?

— Так точно. Хочу.

— Ну, тогда слушай. Командир твой бывший тут таких дел наворочал, что я расхлебывать устал. Ну да ты про них лучше меня знаешь. Четыре ЧП подряд! Тут, как ни замазывай, того и гляди комиссии нагрянут, военная прокуратура и прочая следовательская сволочь. И начнут копать. Начнут допросы чинить. Показания сравнивать. А нам это дело ни к чему... Понял?

— Так точно.

— Что понял?

— Что комиссии нагрянут.

— Правильно понял. И в первую очередь вцепятся в командира. Который за все в ответе. И того и гляди из него что-нибудь вытрясут. Они в этом деле мастаки. Обязательно вытрясут. Если, конечно, он сможет давать показания. А если нет?..

— В каком смысле нет?

— В прямом, капитан. В самом прямом. К примеру, если он скончается от полученных ран. Или на него кирпич с козырька крыши свалится... С кого тогда спрашивать?

— Но это же...

— "Это", вполне возможно, избавление его от уголовной ответственности и от многолетней отсидки в местах лишения свободы не самого легкого режима. Потому что в последние недели твой командир благодаря имевшему место служебному разгильдяйству допустил массовую гибель личного состава. О ко торой ты лучше, чем кто-либо другой, осведомлен. Осведомлен?

— Так точно.

— Отвечать за эти трупы кто-то должен?

— Наверное...

— Ну вот он и ответит. По всей строгости. Kомандир. А ты ему в том поможешь... Или ты думаешь, что по законам военного времени, если бы он полвзвода напрасно положил и боевой приказ не выполнил, ему меньше чем расстрел дали?

— По законам военного... наверное...

— Ну, значит, все в соответствии с законом, уставом и понятиями об офицерской чести. Значит, все нормально. И полезно. Для всех. Для него — чтобы лишний позор не принимать. Для тебя — чтобы перестать ходить в мальчиках на побегушках и в капитанах. И для всех остальных, которые из-за его разгильдяйства того и гляди могут угодить под трибунал.

— А разве то, что мы делали...

— Было противозаконно. Не все, но было. А вы как думали? Вы думали, вам за просто так такие! деньги платят? И народ мочить позволяют? Да все ты понимаешь, капитан. Не мальчик. И то, что тебе сделать предстоит, тоже понимаешь. Потому что таковы правила игры. Потому, что одних твоих офицерских слов мне мало будет.

— А если я откажусь?

— Можешь. Но тогда в лучшем случае на всю жизнь капитаном останешься. На Земле Франца-Иосифа. В худшем — пойдешь под трибунал за совершенные совместно и под руководством майора Сивашова преступления. А в наиболее вероятном — попадешь под тот же кирпич, что твой командир. Под кирпич, который ненароком уронит ваш преемник. Который, уверен, на такой оклад и на такие перспективы отыщется. Ну что? Согласен?

— Подумать можно?

— Валяй. Одну минуту. Потому что времени на то, чтобы с тобой разговоры говорить, у меня нет. И не надо строить из себя девственницу. То, что я тебе сказал, ты, капитан, знал. По крайней мере об этом догадывался. Особенно когда деньги мимо кассы получал. Только догадки эти ты от себя гнал. Как не отвечающий ни за что, формально подчиняющийся приказу исполнитель. А теперь, как командиру, не удастся. Так что ты взвесь все многочисленные «за» и незначительные «против» и пойми, что перед выбором этим ты не сейчас поставлен, а гораздо раньше, когда в заведомо незаконных операциях участие принимал. И никому про это ни пол словечка не сказал. А знаешь, почему не сказал? Потому что боялся. И понимал, что по головке за это не погладят. А раз понимал, но делал — значит, «да» сказал. А сейчас только повторишь. Ну так да? Или все-таки нет!

— Да!

— Правильно решил... майор. Потому как иного выхода у тебя нет. У всех у нас нет. Как у воздуха в автомобильной камере. Первое свое задание ты уже знаешь. Должен твой командир бывший позора избежать и дачи для всех опасных показаний. Каким образом — сам подумай. И свои соображения не позднее сегодняшнего вечера доложи. А я погляжу, как ты умеешь мыслить.

Далее. Все случившиеся в последнее время потери спишешь на командира. Если что, ты сам и весь личный состав вверенного тебе подразделения должны в голос твердить, что ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете, потому что были на учениях. И за проступки командира и оставшихся с ним бойцов отвечать не можете. А отчего и по какому поводу они погибли, вы знать не знаете, ведать не ведаете. Хотя предполагаете, что участвовали в каких-нибудь криминальных разборках. Тяжелораненых мы проведем по другим статьям. Легкие сами выздоровеют.

Таким образом, все, кто был виновен в происшествиях, будут наказаны. Ими же самими. Дело будет закрыто раньше, чем начнется.

— А если?..

— За «если» голова будет болеть у меня. В крайнем случае скомпрометировавшее себя подразделение расформируем, личный состав разбросаем по частям, а потом соберем вновь, в другом месте, под другим названием. Но с прежним командиром. Все ясно?

— Так точно!..

«Еще бы не ясно, когда все равно деваться некуда, — подумал про себя уже почти майор. — Все равно замазан с ног до головы. Тем самым... Не отмыться. А так хоть...»

Петр Семенович тоже подумал. И тоже про себя.

Дурак капитан. Не лучше того майора, который на каждом углу словно звонок трезвонил. Вот и дотрезвонился...

Или не дурак, но понимает, что деваться ему все равно некуда. Или в землю, или в тюрьму, или, как альтернатива, — погулять еще чуток на свободе и, может быть, даже, если представится такая возможность, куда-нибудь тихо слинять. Всех тех трупов, даже если он с повинной придет, ему все равно не простят.

Нечего ему делать, как только в заведомые байки верить. Хоть даже насчет того прервавшегося по каким-то туманным причинам следствия. Нет, так просто следователи от такого многообещающего дела не отступятся. И версией с погибшим на криминальных халтурках командиром и его ближайшими нукерами не удовлетворятся. Копать будут. Пока не выкопают.

Но копать будут долго. Гораздо дольше, чем хватит ему, Петру Семеновичу, времени на то, чтобы покончить со своим делом. С самым главным делом. От которого зависит... От которого все зависит.

Ему бы только время выиграть...

— Разрешите идти? — испросил разрешения капитан.

— Погоди. У меня к тебе еще одна просьба. Куда более важная, чем первая. Капитан напрягся.

— Есть человечек... — Петр Семенович выложил на стол милицейскую ориентировку на гражданина Иванова. — Этот человечек меня интересует. Интересует очень сильно. Больше всех. Подробности о нем и о его местонахождении есть у... твоего предшественника. Найди его. И доставь. Как можно быстрее доставь. Хоть живым, хоть... Впрочем, нет — только живым! Мертвецов с меня довольно. Мертвецы мне надоели.