— Курсант!
— Я!
— К бою!
Иван Иванович принял боевую стоику. Одна рука, сжатая в кулак, прикрывает живот и бок, другая, согнутая в кулаке, — грудь и лицо.
— Ниже левую руку, — сделал замечание инструктор. — Еще ниже. Вот так! А теперь — атака!
Иван Иванович резко отпрыгнул в сторону, слегка пригнулся и, резко выбросив вперед правую руку, ударил в... стену. Сильно ударил.
— А-а! Ой-ей-ее! — заорал он.
— Ну что еще? — возмутился инструктор.
— Больно! — пожаловался Иванов, дыша на разбитый кулак.
— Сколько раз вам можно повторять, что ваша боль вторична! Что вашему противнику гораздо больнее. Стократ болънее. Вы отбиваете кулак, разбивая ему лицо. Ваши повреждения много меньше, чем причиненные ему. Еще раз.
— Что еще раз?
— Повторите упражнение! — Но...
— Тогда спарринг. Курсант Дубов, ко мне.
— Нет! Не надо! Не надо Дубова! Я лучше повторю упражнение.
Одна рука прикрывает живот и бок, другая грудь и лицо.
— Атака! Удар!
— О-ё-ё-й!
— В чем дело?
— Больно-о-о!
— Два шага назад, курсант.
Раз. Два.
— Знаете, почему вам больно?
— Почему? — Потому что вы бьете стену, а не противника. Потому что вы не верите, что это противник, а не стена. Смотрите и представляйте реального бойца, который, если вы не ударите его первый, ударит вас. После чего вам станет гораздо больнее, чем сейчас. Это не стена. Это ваш противник! Вот его лицо, туловище, руки. Видите?
На стене действительно был нарисован человек. С руками, ногами, туловищем и головой. На теле противника были густо налеплены черные, из толстого дерматина точки. В которые нужно было бить.
Ивану Ивановичу не надо было бить во все точки. Ивану Ивановичу довольно было попадать в три точки — в переносицу, горло и пах.
— Удар!
— Ой-е!
— Еще удар!
— Мамочки!
— Еще!
— Айя-яй!
— Два шага назад! Раз. Два.
— Показываю.
Инструктор принял боевую стойку, сделал выпад, коротко и резко ударил. Так, что стену тряхнуло.
— Ясно?
— Да-а.
— К бою.
Удар!
Удар!
Удар...
До синяков. До кровавых ссадин на костяшках пальцев. Синяки и ссадины пройдут. А привычка бить в полную силу, не заботясь о собственных болевых ощущениях, останется. И пригодится.
И еще, если бить часто и долго, рука привыкнет к боли, на костях нарастут специфические, снижающие чувствительность мозоли, и рука уже не будет приостанавливать удар, куда бы он ни был направлен.
Удар!
Удар!
— Отставить.
Иван Иванович стер с кулаков кровь.
— Спарринг с манекеном!
— Ладно...
— Что?!
— Есть!
Манекен был не простой. Манекен был с начинкой. В теле манекена были спрятаны динамометры, которые фиксировали силу удара.
— К бою!
Удар!
Удар!
— Сильнее! Удар...
— Я сказал — сильнее! Как можно сильнее.
— Но я и так...
Удар.
Удар.
— Ой, мамочки. Больно-о-о...
Продемонстрированная сила удара едва дотягивала до второго юношеского разряда по боксу.
— Сильнее можете?
— Нет. Мне больно.
— М-м-м, — застонал инструктор. — Достал ты меня, Иванов! Вконец достал! — и с досады что было сил врезал манекену в челюсть. Стрелка динамометра дернулась вправо до упора. До ограничивающего ее ход штырька.
— Свободен!
— Совсем свободен?
— На двадцать минут свободен.
— А что через двадцать минут?
— Спарринг через двадцать минут. С живым противником спарринг. Со мной спарринг...