— Ты мне можешь объяснить, зачем тебе эти дела, Саша.

— Объяснить не могу. Могу только сказать, что надо. Кровь из носу как надо.

— Но ты же не первый год в нашей системе, ты же понимаешь, что уголовные дела попадают под категорию документов строгой отчетности. Их нельзя раздавать направо и налево.

— Я не «право» и не «лево».

— Я не хотел тебя обидеть.

— Меня нельзя обидеть. Я толстокожий.

— Значит, не скажешь?

— Я же сказал — не могу.

— Но я надеюсь, ты не собираешься их подчищать?

— Если бы я хотел их подчищать, я бы к тебе не обращался. И кроме того, насколько я осведомлен, что там настолько много мертвяков, что, даже если вырвать половину листов, это ровным счетом ничего не изменит.

— Ну вообще-то верно.

— Ну и что ты мне скажешь?

— Скажу, что пока не знаю. Дела находятся в ведении следователей.

— Но ты же их начальник.

— Но непосредственно отвечают за них они. Я не более чем администратор.

— Никогда не поверю, что ты не можешь с ними поладить. Я точно такой же администратор, как и ты, и знаю все твои потенциальные возможности. Потому что располагаю точно такими же.

— Хорошо. Я попробую тебе помочь их посмотреть. Но только если без выноса.

— Конечно, без выноса.

— Я возьму эти дела себе. Для ознакомления. На какую-нибудь из суббот.

— На ближайшую субботу. Мне они нужны на ближайшую субботу. На следующую будет поздно.

— Ладно, на ближайшую. Но с уговором, чтобы смотреть только в моем кабинете.

— Согласен. Только в твоем.

Александр Владимирович положил трубку и долго ежился в своем добротном подполковничьем мундире. Не привык он просить. Вернее, уже отвык. Потому что привык приказывать и отдавать распоряжения. И привык, что эти приказы и распоряжения мгновенно выполняются.

И вообще, за последние несколько дней ему много чего пришлось делать такого, от чего он отвык. Начиная с того собеседования, на которое его притащил дядя Федор. Тогда, в детстве, дядя. А теперь непонятно кто, потому что Александр Владимирович сам дядя. Притащил и даже нормально не объяснил для чего. Сказал только, что нужно деньги выручать.

Несколько раз подполковник деньги уже выручал. У должников выручал, которые их никак не хотели отдавать отчаявшимся кредиторам. Но отдавали, когда он, под каким-нибудь благовидным предлогом, например оскорбление работника правопорядка при исполнении им служебных обязанностей, запирал строптивых должников в следственный изолятор. По личному знакомству с начальником этого ведомства запирал. Через сутки пребывания там «по знакомству» самые строптивые должники готовы были вернуть долг вдвое.

Но то были не более чем отданные в долг или под проценты деньги его знакомых или знакомых их знакомых. И были небольшие деньги. А здесь... Здесь деньги были совсем иные. И именно поэтому Александр Владимирович согласился на предложение приятелей дяди Федора.

Правда, потом, когда вспомнил все перипетии разговора, — пожалел, что согласился.

Но потом, прикинув; о каких деньгах может идти речь, снова решил, что поступил правильно. В конце концов, такой шанс выпадает один раз в жизни. И обычно кому-нибудь другому. А тут ему!

Правильно, что согласился. Потому что неизвестно, что в этом терзаемом внутренними противоречиями государстве будет завтра. И еще менее известно, будут ли кому-нибудь нужны подполковники милиции.

Но, согласившись, подполковник почти тут же столкнулся с рядом сложностей. Например, с тем, что работать надо не подчиненном ему коллективе, к чему он привык, а одному Так сказать, быть единому во всех лицах. И запросы рассылать, и информацию добывать, и перепроверять...

День он пребывал в некоторой растерянности, но потом вспомнив уроки молодости, где он не один год проходил опером и следаком, взялся за дело.

Для начала запросил в адресном бюро координаты разыскиваемых милицией лиц — майора Сивашова и капитана Борца. Ну то есть в запросе, конечно, не было указано, что разыскиваемые лица майор и капитан. Просто граждане Сивашов и Борец. Плюс имена, отчества и примерный год рождения.

Проживающих в городе Сивашовых и Борцов было несколько. Злоупотребляя своим служебным положением, Александр Владимирович позвонил участковым инспекторам и попросил их навести справки по гражданам, проживающим по адресу... Кто они, где работают, какой образ жизни ведут. Образ жизни — для отвода глаз. Потому что участковых всегда спрашивают в первую очередь про образ жизни.

Большинство кандидатур, представленных адресным бюро, отпали сразу. Кто-то был инвалидом и по этой причине практически не выходил из квартиры, кто-то был горьким пьяницей, а большинство не имели никакого отношения к армии. Кроме двух адресатов. Эти двое — да, действительно служили в Вооруженных Силах, потому что, по свидетельству соседей, иногда ходили в форме.

При этом одного дома не видели уже много дней. А про второго сказали, что он умер...

— Умер?! Как так умер?!

— Так — умер, — повторил участковый по телефону.

Говорят, дотла сгорел в собственной даче.

— Отчего возник пожар? — спросил подполковник.

— Точно неизвестно, но вроде как взорвался баллон с пропаном. Эти баллоны вечно взрываются.

— Расследование пожара кем-нибудь проводилось?

— Наверное, проводилось. Наверное, пожарниками. Но точно я сказать не могу...

Итак, выходит, что майор Сивашов умер. Причем умер при весьма странных обстоятельствах. Потому что взрыв баллона на даче майора, который должен был ехать добывать деньги в Швейцарии, обстоятельство странное. Вернее сказать, архистранное.

«Навести справки в горпожарнадзоре по факту пожара на даче гражданина Сивашова», — написал Александр Владимирович памятку в свой служебный блокнот.

Но в любом случае майор Сивашов перестал быть конкурентом в деле борьбы за золото партии. Против фамилии майора Сивашова можно поставить жирный минус.

Теперь по пропавшему капитану Борцу...

Александр Владимирович набрал номер телефона еще одного участкового, на территории которого проживал Борец.

— Вы у кого спрашивали про гражданина Борца? — спросил он у участкового.

— У соседей.

— А у родственников?

— У гражданина Борца родственников нет. Только мать в деревне, где-то в Тверской области.

— Так, может, он у матери?

— Нет, у матери нет.

— Почему?

— Она соседям звонила и спрашивала, почему ей сын давно не звонит.

— Так, может, он после этого к ней приехал? Вот что, узнай-ка у соседей ее адрес, а лучше телефон. И адреса и телефоны всех прочих, известных соседям родственников, приятелей и любовниц.

— Любовниц тоже?

— Любовниц в первую очередь!

— Ладно, спрошу.

— Впрочем, нет, не надо. Лучше попроси кого-нибудь из соседей, раз родственников нет, написать заявление о его розыске. Ну, мол, пропал человек, две недели дома не появляется, что общественность беспокоится, и все такое прочее. Пусть они заявление тебе передадут, а ты его в отделение унеси, а отделение пусть мне его перекинет. Ну вроде как для сверки по неопознанным трупам, которые проходили у меня. Только сделай все не как обычно, а очень быстро. Сделаешь?

— Сделаю. Чего не сделать. Сегодня же и сделаю. Раз надо.

— Тогда все. Надеюсь на тебя...

Сейчас участковый возьмет у соседей пропавшего гражданина Борца заявление о его пропаже, и подполковник милиции Громов получит возможность провести официальное расследование по поводу пропажи человека.

Конечно, когда такое заявление идет обычным порядком, оно идет неделями и никуда не приходит. Но этот случай особый. Здесь никаких проволочек не будет. Здесь машина розыска заработает на полную мощность.

Потому что так надо подполковнику Громову. Которому очень нужен тот пропавший гражданин. Нужен капитан Борец. И кроме капитана Борца, нужен еще один и тоже пропавший человек. Которого через адресный стол и участковых не разыскать по причине его чрезвычайно распространенной фамилии.

Но можно разыскать с помощью дружка-приятеля, имеющего доступ к уголовному делу, где он, как утверждали друзья дяди Федора, фигурирует в качестве одного из подозреваемых...

В субботу Александр Владимирович долго и усердно тряс руку своего давнего, по юридическому институту и первому кабинету, приятеля.

— Ну что, как жизнь? Как семья? Как работа? Дети. Дача. Мелкие домашние животные...

— Все хорошо, все живы-здоровы, ушли документы на присвоение очередного звания, дача строится...

А теперь, после соблюдения положенного при редких встречах этикета — к делу. Вернее, к многим томам дел.

— Как обещал — все, что ты просил, у меня в кабинете, Полдня сотрудники тома таскали. Чуть руки себе не пообрывали.

— Неужели так много?

— Не то слово!

Томов было действительно много. На двадцать полноценных бытовых уголовных дел хватило бы. Но эти тома вмещали не двадцать дел, а лишь три — массовое убийство на улице Агрономической, одно — на улице Северной и еще одно, тоже массовое, снова на Северной.

— Хорошо у тебя следователи работают, — кивнул на разложенные по столам, по стульям и по подоконникам тома.

— Стараются.

Александр Владимирович взял в руки первый том. Не в смысле самый первый, а в смысле, который под руку подвернулся.

Бывший однокашник с тоской посмотрел на десятки переплетов и заметно поскучнел.

— Ну ты давай здесь копайся, а я пока по делам побегаю. Дела у меня тут разные.

— А разве ты не будешь присутствовать? А то вдруг я какую-нибудь особо ценную страницу выдерну.

— Не выдернешь. Я тебе доверяю. А впрочем, даже если и выдернешь, здесь не убудет. Действительно хоть половину забирай, — махнул он рукой. — В общем, я буду забегать.

— Конечно, забегай, — согласился Александр Владимирович. — У меня от старых друзей секретов нет. — И как только захлопнулась дверь, углубился в тома дела.

Содержание томов было известно и привычно. Он таких страниц тысячи пересмотрел. И сотни понаписал. Раньше, когда занимался расследованием преступлений. И позже, когда контролировал их ход. Фотографии и описание места происшествия. Свидетельские показания с типичными, навязшими на языках следователей вопросами. Акты экспертиз.

Форма была та же самая. Содержание было несколько иным. Не таким, как раньше. Не таким, как в молодости, когда в деле была одна, максимум две фотографии трупа. И была фотография ножа, топора или, допустим, утюга, явившихся орудием преступления. В этих томах не было ножа, топора или утюга. И не было одного-двух потерпевших.

На панорамных и более детальных фотографиях было множество трупов. Панорамные фотографии напоминали документальные кадры времен второй мировой войны. На них было очень много мертвых, растерзанных пулями тел, много крови на окружающих предметах, множество пулевых пробоин в мебели и стенах.

Не меньшее удивление вызывало оружие, изъятое с места преступления. Разложенное рядом друг с другом на расстеленной на полу скатерти, оно тоже будило смутные воспоминания о Курской дуге, операции «Багратион» и сталинградском «котле». Этим оружием можно было вооружить полноценный стрелковый взвод того времени. Впрочем, нет, те, из сорок второго года, бойцы такой роскоши, как автоматические пистолеты и автоматы «АКС», не имели. И даже мечтать о них не могли. Суммарная огневая мощность найденных на месте преступлений стрелковых единиц перекрывала вооружение стрелкового взвода времен Отечественной войны по меньшей мере в несколько раз. А между прочим те бойцы с лучшей в мире немецкой армией воевали. А эти с кем?

Кто их противник? Кто поубивал их, несмотря на все их пистолеты и автоматы?

Это был центральный вопрос, на который желал и пытался ответить Александр Владимирович, зарываясь в тома уголовных дел. На который он отвечал. И от ответа на который входил во все большее замешательство.

Баллистические экспертизы показали, что по меньше! мере пять человек на Агрономической были застрелены и пистолетов, принадлежащих гражданину Иванову. Потому что на одном были обнаружены отпечатки его пальцев, причем не просто отпечатки, а кровавые отпечатки. А второй послужил орудием убийства еще четырех человек на улице Северной. И на нем тоже были отпечатки его пальцев. Соответственно между этими убийствами случилось еще одно, где гражданин Иванов не просто убил человека, а жестоко пытал его, спиливая до самых десен зубы напильником. Причем на рукояти этого напильника опять были найдены его «пальчики».

Конечно, если проявить особую, не свойственную работникам органов дознания сверхподозрительность, если отказаться от существующей системы представления в суд доказательств вины подозреваемого, то можно поставить под сомнения результаты экспертиз или предположить, что кто-то злонамеренно оставляет пальцы гражданина Иванова на месте преступлений и на оружии, с помощью которого совершаются убийства.

Но куда в этом случае деть показания свидетелей, собственными глазами видевших гражданина Иванова с этими пистолетами на месте преступления, в момент совершения преступления? Куда деть старушку, видевшую его на месте преступления дважды, в первый раз, когда он спилил зубы и перерезал глотку одному потерпевшему, и во второй, когда он подстрелил сразу четверых?

Куда деть старушку, которая искренне считает, что он охотится за ней одной только, что он непременно вернется, и на том основании забрасывает правоохранительные органы, вплоть до министерства, жалобами и просьбами о выделении ей персональной охраны.

Куда деть свидетельские показания?! И отпечатки пальцев и акты экспертиз, которые во взаимосвязи с этими показаниями превращаются в неоспоримую доказательную базу, которую, не поперхнувшись, проглотит любой, самый придирчивый суд.

Некуда девать! И значит, из всего этого следует, что гражданин Иванов Иван Иванович — крайне опасный и просто-таки патологический тип, для которого убить человека все равно что стакан колы выпить!

Теперь Александр Владимирович несколько иначе взглянул на страхи друзей дяди Федора, которые рассказывали про вездесущего маньяка, постоянно встававшего на их пути. Теперь он перестал подозревать в них психические отклонения, потому что видел перед собой фотографии, протоколы, акты экспертиз и свидетельские показания, которым привык доверять.

Судя по подшитым к уголовным делам документам, гражданин Иванов Иван Иванович, примерный семьянин и рядовой инженер какого-то мелкого полугосударственного предприятия, в течение нескольких недель перестрелял и перерезал десять потерпевших. Причем таких потерпевших, которые не были лишены возможности защищаться по причине того, что имели при себе огнестрельное оружие!

Кроме того, о чем не знают следователи, ведущие дела, потому что не знают о дискетах, есть еще подозрительная во всех отношениях смерть майора Сивашова, подорвавшегося на даче на баллоне с бытовым газом.

И есть самоубийство генерала Петра Семеновича. Вот такая кровавая цепочка выстраивается... Александр Владимирович вновь и вновь лихорадочно перебирал и перелистывал тома уголовных дел, надеясь найти какие-нибудь новые, проливающие свет на личность Иванова, сведения. Но ничего, кроме актов патологоанатомических вскрытий, баллистических и прочих экспертиз и показаний свидетелей, не находил...

Когда, уже почти к вечеру, в кабинет вернулся его хозяин, Александр Владимирович продолжал все так же лихорадочно и безнадежно перебирать раскрытые по всей площади пола, с десятками торчащих между страниц закладок, дела.

— Ну что? — спросил тот.

— Он какой-то серийный маньяк! — тихо сказал Александр Владимирович. — Он убил десять человек.

— К сожалению, больше, — грустно усмехнулся его старинный приятель.

— Что значит больше? — не совсем понял Александр Владимирович. — Есть доказательства на других, проходящих по делу покойников?

— Нет. Но он убил больше, чем десять человек.

— В каком смысле? — все никак не мог сообразить, о чем ему толкуют, Александр Владимирович.

— В прямом. Здесь не все дела, в которых замечено его участие. Было еще одно. Недавнее. В поселке Федоровка. Ты мог слышать...

— Федоровка? Да, да, что-то такое проходило по сводкам. Там, кажется, были какие-то мафиозные разборки и поубивали кучу народа?

— Не поубивали, а поубивал.

— Что?.. Кто?.. Ты хочешь сказать, что это...

— Конечно, следствие по данному делу находится в самом зачаточном состоянии, есть только общие наметки...

— Он?! Ну, говори!

— Я, конечно, не могу брать на себя такую ответственность... Но если судить по стилю совершения преступления, по найденным на месте преступления отпечаткам пальцев и найденному вблизи места преступления оружию...

— Он?!!

— Получается, что он.

— Сколько?.. Сколько человек он убил в Федоровке?

— Много убил.

— Сколько?! Два, три, пять?

— Больше. В поселке Федоровка в общей сложности ой убил еще... четырнадцать человек.

— Сколько?!!

— Четырнадцать.

— Четырнадцать... — шепотом повторил Александр Владимирович и сел где стоял. Сел на том, раскрытый на странице с панорамой полудюжины мертвых потерпевших.

— Десять и четырнадцать... Это же...