Мишель-Герхард фон Штольц стоял дурак-дураком.
Над трупом. Академика Анохина-Зентовича.
Ничего не понимая...
Как же так?
Он озабоченно потер лоб рукой, почувствовав, что тот вдруг стал мокрым и липким. Машинально глянул на руку, которая вся была испачкана кровью.
Черт!.. Когда же он успел?..
Машинально обтер ладонь об одежду...
И что теперь делать?.. Адвокатов вызывать?
— Адвокатов?! Каких таких эдаких адвокатов?
В Мишеле-Герхарде фон Штольце вновь ожил и подал голос Мишка Шутов. Который соображал быстрее!
— Не адвокатов вызывать надо — а ноги отсюда делать, покуда время есть!
— Но бежать, значит, косвенно признаться в своей вине! — робко возразил Мишель-Герхард фон Штольц, воспитанный в священном уважении к закону.
— А если не бежать, то тем более признаться, да не косвенно, а прямо!
— Как признаться? — опешил Мишель-Герхард фон Штольц.
— Чистосердечно! Чем подписать себе приговор! Потому что чистосердечное признание — есть королева доказательств.
— Но мне не в чем признаваться! — возмутился Мишель-Герхард фон Штольц.
— Это тебе только кажется, что не в чем, — усмехнулся в нем Мишка Шутов, — а как тебе разъяснят твои конституционные права и обязанности, ты тут же раскаешься и дашь признательные показания, что это именно ты зарезал почетного академика, а до того убил пару банкиров и дюжину старушек, которых прежде изнасиловал в извращенной форме! И еще замок развалил.
— Какой замок? — не понял Мишель-Герхард фон Штольц.
— Четырнадцатого века. Там узнаешь... Так что лучше побежали поскорей!
Пожалуй, верно! — подумал Мишель-Герхард фон Штольц. — Не всегда бегство есть свидетельство трусости, иногда — признак благоразумия.
И уж побежал было, да не побежал, вспомнив вдруг про свои пальчики. Которые имеют узоры. Неповторимые. По которым полиция имеет обыкновение находить беглых преступников.
— Но отпечатки пальцев! — напомнил он.
— Да, верно! Их бы, от греха подальше, лучше стереть. За что мы тут брались-то?
Брались за все подряд — за ручки входной и межкомнатных дверей, за краны на кухне и в ванной комнате, за стол, спинки стульев, холодильник, шкафы, рюмки, тарелки, бутылку... За что только не брались!
Надо бы теперь все это найти и тщательно протереть.
Обязательно протереть!
И Мишель-Герхард фон Штольц, забыв о законопослушании, сломя голову бросился на кухню за полотенцем.
Полотенце он нашел. И заодно моющее средство, что хорошо смывает жировые пятна... Оставленные пальцами на стекле, металле и полированых частях мебели.
Все это он нашел и уж брызнул средством на полотенце, да только использовать по назначению не успел...
Потому что замер, будто громом пораженный!
Внизу, за окном, вдруг протяжно завыли сирены!
Что там такое?..
Мишель-Герхард фон Штольц, осторожно отодвинув пальцем ткань, выглянул из-за занавески. Выглянул — и отпрянул!.. Во дворе, напротив подъезда, остановились две милицейские машины с включенными мигалками!
Ах ты черт, как не вовремя.
Или напротив — вовремя?!
Неужели блюстителей вызвали бдительные соседи?..
Или не соседи?..
Милиционеры, вооруженные автоматами, входили в подъезд.
Теперь нужно было что-то срочно решать.
Мишель-Герхард фон Штольц метнулся было к балкону.
— Но пятый этаж! Все это в высшей степени безрассудно и столь же бессмысленно... — осадил себя Мишель-Герхард фон Штольц. — Не стоит терять своего лица!..
Но живущий в нем Мишка Шутов его не слушал, лихорадочно ища выход из безвыходного положения. Не желал он идти в тюрьму!
Он вел себя точно так, как в далеком детдомовском детстве, когда «смывался» из чужих садов и огородов, перемахивая через какой-нибудь забор и давая стрекача. И тогда, в детстве, эта тактика почти всегда оправдывала себя! Он почти всегда убегал!
— Давай, давай шевелись! — торопился Мишка Шутов, уж перекидывая ногу через перила. — Перемахнем на соседний балкон, а оттуда в подъезд — хрена лысого нас менты догонят!
Но Мишель-Герхард фон Штольц вдруг замер. И снял ногу с перил балкона.
— Ну ты чего как неживой?! — бушевал в нем Мишка Шутов, желая немедля бежать, карабкаться, прыгать, прятаться, драться... В общем, делать хоть что-нибудь для своего спасения. — Ну давай же — прыгай!
— Никуда я не буду прыгать! Я не заяц, чтобы прыгать!
— Такты что — не побежишь?..
— Не побегу! Поздно уж бежать! — принял решение Мишель-Герхард фон Штольц. — Беду, коли ее не миновать, нужно встречать с достоинством.
И, опустившись в ближайшее кресло, откинулся на спинку, забросил ногу на ногу и вытащил из кармана, из футляра и из целлофановой оболочки, сигару.
Вполне вероятно, что последнюю в своей жизни.
И будь что будет!..
— Ну и дурак! — тяжко вздохнул, покоряясь, Мишка Шутов. — Здесь тебе не Монте-Карло...
И милиция, а не полиция...
И...
И когда в квартиру ворвутся милиционеры с автоматами, в бронежилетах и с овчарками, они увидят непривычную для них картину — увидят труп потерпевшего и сидящего подле него господина в ослепительно белом костюме и таких же штиблетах, который с самым невозмутимым видом будет раскуривать гаванскую сигару.
И заметив их, он не спеша загасит свою сигару, ткнув ею в пепельницу, и, улыбнувшись, спокойно протянет навстречу им руки...
И так и должно было все случиться! С минуты на минуту, так как слышен был уж топот милиционеров на лестнице...
Но тут вдруг Мишель-Герхард фон Штольц вспомнил про Светлану!.. Про Светлану Анатольевну! Про внучку убиенного не им академика...
А как же быть с ней?.. Ведь ей скажут, что это он убил ее деда. И она поверит, ибо ей представят улики!.. И он ничего не сможет ей объяснить, отчего она станет считать его убийцей! Что — невозможно!
Он готов сесть в тюрьму и даже на электрический стул, но он не желает выглядеть убийцей в ее глазах! Он прежде должен объясниться с ней!.. И лишь потом, не раньше, он отдаст себя в руки правосудия!
А коли так — надо бежать!..
И боле Мишель-Герхард фон Штольц уж голос не подавал, всецело доверясь своему второму я — Мишке Шутову, которому дал полную свободу действий!
И Мишка, не медля дале, ринулся кокну, перемахнул через перила балкона на другой балкон и, войдя в чужую квартиру, крадучись, на цыпочках, прошел к входной двери, открыл ее и выскочил на лестницу...
Ну давай же, Мишка, тикай, Мишка, как в детстве из чужих огородов. Рви!.. Мотай!.. Гони!.. Улепетывай, что сил есть! Сверкай пятками!..
Давай же, Мишка — давай!!