Последние годы я жил во Франции. В 1925 году мне пришлось вследствие различных обстоятельств отправиться на продолжительное время в Сайгон. Я совершил этот переход на одном из пароходов компании Messageries Maritimes. Моими спутниками по первому классу были пассажиры различных национальностей. По пути я присматривался ко всем, и с некоторыми познакомился. Особое мое внимание обратил на себя один француз; это был еще сравнительно молодой человек лет тридцати пяти-тридцати семи, с болезненным лицом и почти совсем седой головой. Он ни с кем не вступал в разговор, много времени проводил у себя в каюте, а на палубе всегда сидел угрюмый, уставившись глазами куда-то на горизонт.

В Индийском океане стоял мертвый штиль, период смены муссонов. Поверхность воды словно застыла. Знойное солнце слепило глаза. Резвые летучие рыбки носились вокруг парохода. Весь день и всю ночь пассажиры проводили на палубе: было душно в каютах. Француз оказался моим соседом по креслам. Как-то я заговорил с ним; он нехотя отвечал, и беседа наша скоро прервалась. Позже мне приходилось перекинуться с ним отдельными словами. Мы раскланивались. Уже перед самым Коломбо мы представились друг другу. Вечером мы разговорились.

Оказалось, мой собеседник едет в Индию.

— Мой отъезд, — сказал он, — состоялся внезапно. Поэтому я не успел выполнить то, что задумал, и это меня угнетает.

На мой вопрос он сказал, что решил издать книгу и что уже подготовил ее для печати.

— Вы можете издать вашу книгу, когда вернетесь во Францию, — заметил я.

— В том-то и дело, что я не знаю, вернусь ли когда-либо во Францию и вообще в культурные страны.

— В таком случае вам надо было поручить кому-нибудь все заботы по этому изданию.

— Я не имел времени заняться этим делом, — отвечал он, — и рукопись осталась при мне, даже в двух экземплярах.

На следующее утро мы пришли в Коломбо. Мой новый знакомый явился ко мне в каюту с кипой листов, уложенных в большой конверт.

— Простите меня за назойливость, — начал он, — вот та рукопись, о которой я вам вчера говорил. Вы мне внушаете полное доверие, я обращаюсь к вам с просьбой. Если в течение двух лет я не выпущу в свет эту книгу на французском или на английском языке, вы можете выпустить ее сами, на том языке, на котором пожелаете. Авторские права переходят к вам; одно условие я ставлю вам: всё должно оставаться без всяких изменений.

Я согласился.

Два года прошло, и я должен выполнить свое обещание. Я нахожусь в России, и поэтому выпускаю книгу на русском языке.