Говорят, супруги способны видеть одинаковые сны. Говорят, их ритмы пульса способны синхронизироваться. Многое говорят, что неплохо было бы проверить, если бы удалось заснуть.
— Мы забыли Сережу! — Вскинулась в моих объятиях Ника, не проспав и пары минут.
О моем сне, понятное дело, речи не шло — даже задремать не успел.
— Какого еще Сережу мы забыли в нашей постели? — Чуть раздраженно произнес я, позволяя ей присесть.
— В самолете забыли! Охранника, которого нам Федор оставил! — Заполошно дернулась невеста, разыскивая в окружающей темноте, слегка подсвеченной уличными фонарями, то ли телефон, то ли обувь.
Через раздражение пробилось воспоминание, что лысого свитского моего брата Ника тоже кое-как уговорила притвориться в самолете спящим — рядом ходила болезная Аймара, которой внимательный взгляд молчаливого и никогда не спящего свидетеля мог весьма не понравиться. А падать вместе с самолетом, если что, пришлось бы всем. Так что охранник проникся моментом. Видимо, процесс ему понравился — из самолета он так и не вышел, что осталось совершенно незамеченным нашей компанией.
'Да и демон с ним!' — рассудительно сказал бы я. — 'Взрослый человек, разберется!'. — И был бы абсолютно прав.
Но у лысого не было документов, чувства юмора и осознания ценности чужой жизни. А в аэропорту работало огромное количество ни в чем не повинных людей.
— Из меня выйдет отвратительная мать, — хлюпала расстроенно Ника, сидевшая рядом на пассажирском сидении автомобиля.
Два черных автомобиля с экстренно разбуженными водителями и охраной вновь мчали обратно через снег просыпающегося города.
— Не правда, — для порядка попытался я ее успокоить.
— Правда! Я забыла человека в самолете! А если я оставлю там нашу дочку?!
— Сына, — поправил я. — Ну конечно не оставишь.
— Но я же уже оставила… — Совсем расстроилась невеста.
— Забыли мы все, — по-честному разделил я ответственность, искренне досадуя вместе с ней.
Как я-то мог забыть? Ведь можно было легко сделать так, чтобы самолет с лысым сразу улетел в Румынию. Нет, вы посмотрите — уже и имя ему придумала!
— Тем более, это не ребенок. — Добавил я убедительности в голос. — Это вообще сложно назвать человеком! Скорее, оружие массового поражения.
— О боже, я забыла в самолете оружие массового поражения… — Словно прочувствовав новую грань вины, с головой рухнула в нее Ника, закрыв лицо ладонями и принявшись мерно раскачиваться.
— Ты на нем замужем! — Рявкнул я на нее. — Все будет хорошо! — В приказном порядке выдал я целеуказание и тут же сменил тон на сухой и деловитый. — Смотри, за окном есть пожары? Город не горит?
— Н-нет, кажется, — чуть испуганно доложила Ника.
— Значит, все с ним нормально. По себе знаю. — Успокоил я ее.
— А нет, там кажется что-то дымит, — приникла девушка к окошку.
— Это ТЭЦ.
— Н-ну, если так… — Засомневалась Ника.
Понятное дело, телефонные звонки в аэропорт и лично владельцу самолета — княжичу Мстиславскому, были произведены. Но и механизм, предписывающий взаимоотношения с неустановленным человеком без документов, оставшемся в самолете, оказался давно запущен. К счастью, без свойственных исполнителям перегибов — пусть аэродром был военным, но и борт был личной собственностью княжича, оттого абы кого там быть не могло.
Всего час по дорогам, отнятым в очередной раз ото сна, и десяток минут телефонных разговоров по прибытию, и Нику увели в глубь отдельно стоящего здания на въезде в огороженную часть терминала — подтверждать личность и забирать оставленного пассажира. Права аристократки позволяли обходиться без нотариусов и прочих документов — иногда было достаточно честного слова… А еще Нику не объявили в розыск, оттого пропустили через турникеты без тревожной кнопки или что предусмотрено для таких моментов, если бы зайти внутрь попытался бы я… Выезжали мы на машинах, единым конвоем, и никому не было дела до личности в салоне…
Правда, не обошлось без короткого и удивленного 'Это вы?' от охранника на проходной, явно распознавшего в девушке героиню новостей центрального канала. Но обрадованное и столь же лаконичное 'нашлась!' вполне устроило вопрошавшего.
Со мной бы так просто не прошло — вон и портрет мой, как оказалось, распечатан в черно-белом виде и подвешен на стойке информации… Да и глазастый постовой возле рамки детектора нет-нет, да поглядывал в мою сторону, словно в сомнениях касаясь рации в нагрудном кармане. Своим наблюдениям он наверняка верил, но так же помнил, какие люди предупреждали о нашем прибытии. Долг и осторожность явно вступили в конфликт, выражаясь в движениях и взглядах, нервной походке и переглядываниях с коллегой — тот тоже отметил мою персону, но не хотел брать на себя ответственность.
Иногда сложно определить, где негодяй, а где — образец благочестия, что их разыскивает. Особенно, если они передвигаются на машинах одной и той же марки и жмут руки одним и тем же людям. Премия и награда за бдительность — вещи приятные, но кто гарантирует, что политика не перевернет все с ног на голову уже через пару часов? В Анадыре тоже есть военные аэродромы, и там тоже нужны охранники — особенно с наградами и внеочередным званием…
В любом случае, сомнения вредны.
— Извините, вы не одолжите ручку? — Обратился я к одному из постовых, указав взглядом на искомое возле раскрытого журнала посещений.
Тот недоуменно повернулся к столу, но просимое передал — не лично в руки, но положив на борт, отделявший тамбур от охраняемой территории.
— Что-то он у вас на фотографии какой-то грустный, — вернулся я вновь к своему портрету и критически посмотрел на изображение. — Как будто его попытались задержать, и в аэропорту все умерли.
После чего аккуратно дорисовал лицу улыбку.
— Так лучше, — оценил я свою работу, вернулся на пост, улыбнулся и положил ручку обратно. — Не правда ли?
Постовой перевел взгляд от розыскного листа на меня, медленно кивнул и убрал руку от рации.
Возвращение Ники с новоявленным Сережей произошло через десяток минут, абсолютно спокойно и без эксцессов — хотя Ника пыталась наводить суматоху, виновато кружа вокруг подаренного ей и забытого ею же охранника.
Сам же лысый производил довольно странное впечатление — казалось, этот эпизод прошедшего его совершенно не волновал. Будто в самом деле ребенок, забытый в торговом центре — но еще слишком маленький, чтобы даже предположить, что родители способны просто так его оставить, оттого недоумевающий по поводу окружающих его эмоций.
— Его надо покормить, — категорично заявила Ника.
— А меня? — Нахмурил я брови.
— Вместе поедим, — примирительно улыбнулась невеста. — Я тоже проголодалась, — обратила она внимание на входящий в силу световой день за окном.
По отзывам постовых, ни одного приличного кафетерия и ресторана в Монино не было, и лучше бы нам ехать сразу в Москву.
Во всяком случае, отправляться туда действительно стоило до больших пробок, а нужное заведение искать в направлении больницы Шуйских — раз уж выспаться не получилось, то следовало исполнять данные этой ночью обещания и проведать болезных. Тем более, что Артему всерьез досталось, а проблему Аймара Инки требовалось как-нибудь решать. Скорее даже — проблему ее родственников, разыскивающих ее по всей столице…
Но до того — Ника не нашла ничего более правильного, чем высыпать перед новоявленным Сережей горсть сладостей на стол круглосуточного кафетерия, словно в самом деле выкупая долг перед потерянным ребенком. Нам уже готовили горячее, пообещав десятка два минут ожидания, однако пачка сока и визуально треть ассортимента здешнего буфета, по мнению невесты, вполне подойдет для перекуса. Сказано это было тем самым бодрым и звонким голосом, которому никогда не хочется верить.
Во всяком случае, на столе нашлось мороженое, что позволило примириться с действительностью.
Вызволенный охранник, понукаемый настойчивыми предложениями Ники 'что-нибудь съесть' тут же взял со стола такое же. Раз кушают соседи, значит — съедобное…
— Вечером ему билеты в Румынию купим. — Поделился я с невестой планами. — Разумеется, не просто так отправим. В бизнес-класс. Если хочешь, рядом будет сопровождающий.
— Ты просто ревнуешь, что его поставили охранять меня, а не тебя. — Из ворчливости выдала Ника нежизнеспособную версию. — Ты кушай, кушай, — попросила она застывшего с мороженым в руках охранника.
Тот энтузиазма не проявлял, но под настойчивыми требованиями, словно из вежливости, попробовал кусочек. Затем, будто прислушавшись к своим чувствам — еще один… Чуть повернул голову, прикрыл глаза и вновь прикоснулся к ощущениям, которые наверняка не чувствовал за все время своего странного существования — и которые определенно касались тех эмоций, что были запрятаны далеко за неподъемным весом навязанной ему службы; что ворохнулись только один раз до того, когда Ника позволила ему на мгновение вспомнить себя-прежнего.
— Ладно, в конце недели отправим.
Ника с чувством превосходства глянула на меня. Мол, пронял меня довод.
— Ты, кстати, знаешь, — обратился я к стражу, чуть пододвинувшись к столу и наклонив вперед плечи. — Что все производство мороженого в этой стране принадлежит мне?
Мне ответил равнодушный взгляд, в котором если и было что-то — так это легкое недоумение.
— И если я умру, мороженого просто не станет. Никакого. Даю слово. — Завершил я свое обращение.
Недоумение во взгляде напротив сменилось обеспокоенностью. А затем и серьезной тревогой.
Тут же чувства тронул всплеск энергии, и столик с нами в центре оказался под прозрачной пленкой щита.
Ника с ревностью покосилась на охранника и легонько стукнула его локотком.
— Сергей, это общественное заведение. Не привлекайте к нам внимания, Максим в розыске.
Щит тут же пропал, как и еще одна пачка пломбира со стола. Равно как исчезли виноватые метания Ники — что самое ценное.
— Билеты я ему сама куплю, — заверила меня девушка. — Иначе его кто-нибудь еще перекупит за пачку конфет.
С навязанной охраной всегда так. Равно как и с чужими артефактами.
Я посмотрел за окно, где терпеливо дожидались наши машины сопровождения. По счастью, все еще было кое-что свое в этом дне — благодаря которому оставался шанс дожить до следующего.