Из всех поборов и расходов, сопровождающих жизнь в столице, есть один самый существенный, пусть и неявный. Его не указывают в соответствующих кодексах, не обсуждают в кулуарах высокопоставленных учреждений и палатах княжеских дворцов. Тем не менее, выплачивают его все — вне зависимости от звания и титула, положения в обществе и количества прожитых лет.

От одного до двух часов светового дня — такова мера жизни, что забирает себе Москва у каждого, кому надо добираться по ее дорогам из одной части города в другую. И тем вечером я платил эту дань в полном объеме.

Машины медленно толкались в пробке, силясь прорваться на магистраль за знаком «уступи дорогу». Там, впрочем, тоже еле шевелились и неохотно пропускали в свои ряды новых участников ежевечернего стояния.

За поднятым стеклом автомобиля было прежнее первое сентября, на этот раз прохладное, сумрачное и ветреное по вечернему времени — как напоминание, что уже осень, и лето поутру было насквозь фальшивым. Длинный день, из череды важных и длинных дней, после которых устанавливается затишье на недели и месяцы. Осталось довести его до конца, не позволив беспокоящим вопросам перейти в день завтрашний и растянуть его, как этот.

Добровольное заточение в машине сглаживалось возможностью поработать — водитель вел сегодняшний «бмв» аккуратно, из кресла впереди откидывался столик, на котором вполне комфортно размещался ноутбук. Кондиционер гонял воздух по кругу, не позволяя выхлопам проникнуть внутрь салона, а интернет из сим-карты выдавал достаточную скорость, чтобы глобальная сеть отзывалась на запросы оперативно и без зависаний.

Принтера нет, но некоторую информацию даже лучше записывать на бумаге, окружая небольшими зарисовками-ассоциациями, шифруя мысли и обдумывая вероятности. Заметок, между тем, накопилось немало.

Итак, стихия «электричества», она же стихия «молнии». Если исходить из открытых источников, стихия открыто практиковалась всего одним семейством, проживавшим в стране восходящего солнца. Собственно, герб семейства эту самую ветвистую молнию и изображал, не оставляя места тайне — традиционной в таких делах, хоть и бессмысленной по нынешним временам.

К слову, достаточно старое и богатое семейство: владельцы заводов, целого города на одном из мелких островов и огромного самомнения. Обладают титулом «кадзоку», что по-нашему вроде старой имперской аристократии. В заметках написано о четырех супругах главы клана и восьми детях, из которых половина, судя по возрасту, должна быть нужного ранга — в старых семьях считается нормальным достигать «учителя» к девятнадцати.

Вариант сомнительный с точки зрения языкового барьера — иностранный в Японии не особо-то учат, полагая весь остальной мир недостойными такого уважения варварами. Главные расисты на планете Земля, как результат многовековой самоизоляции. В Китае их полагают некогда сбежавшими с континента отщепенцами, и на всю эту высокую патетику имеют свою точку зрения — из-за которой, собственно, они и режут друг друга по сей день, отдавая предпочтение прибрежным набегам вместо большой войны.

В общем, если рассматривать в качестве «дорогих гостей», то в последнюю очередь. Тем более, видел я как-то мельком те комиксы у Федора в комнате — и как-то не особо горю желанием знакомиться с носителями культуры многощупальцевых монстров (Федор утверждал, что его подставили, а комиксы — подкинули).

Далее шли источники закрытые, тщательно просеянные аналитическим отделом (потому что у меня начались пары) и взвешенные с точки зрения достоверности.

Семья Ким из Кореи, вторая семья по старшинству в клане Ю. Держат в цепких кулачках своих матриархов производство электроэнергии на всем полуострове. Богатство присутствует, а вот власти и влияния — ровно для того, чтобы считаться вторыми в разветвленной системе клана. Никакой информации про состав семьи — интернет на полуострове закрыт от внешнего мира. То есть, надо будет подождать, пока пройдет платеж, и информация появится.

Тибет, клан Го, главная и одноименная семья. Владельцы храмов и культовых сооружений на территории всей Шамбалы. Судя по оговоркам и тому, что они ничего не производят и не продают официально — региональная мафия, деньги которой исключительно добровольно приносят в храмы. Заодно — третейские судьи, которые решают конфликты других уважаемых людей. Пишут, что с ними не принято спорить — может ударить молния с чистого неба, которую обычно трактуют, как гнев богов. Тоже так умею, но полагаю себя гораздо скромнее… Есть оговорки, что главная семья покровительствует контрабанде Россия — Тибет — Китай, обеспечивая глобальную непогоду на границе, не затрагивающую, впрочем, несколько удобных дорог, которых официально нет на карте. Количество членов семьи неизвестно, надо уточнять. Единственное — глава рода учился в Англии, как и его отец, так что дети тоже наверняка по заграницам. То есть, если что — английский знают, а русскому научим.

Анды. Даже не страна, просто горы. Дикость какая-то — относительно небольшой по численности клан расположился на территории сразу нескольких государств, но те предпочитают этого не замечать. Границы стран выходят к океану, портовые города стоят у воды, и на них чистокровный индейский клан Аймара не претендует, оттого сохраняется видимость добрососедских отношений. Когда-то клан устоял под натиском Испанских конкистадоров, обеспечив своей победой независимость и сопредельным территориям. Однако сердечная благодарность со временем забылась — судя по сводке, конфликты клана с местными «борцами за независимость» утроились за последний год. Клан сидит на природных богатствах всей горной гряды, а в мире есть огромное количество сил, готовых помочь исправить «несправедливое распределение ресурсов». Уже не первую сотню лет пытаются — как-то не выходит, но сейчас взялись плотно. Во всяком случае, в тексте прямо отмечено, что за год к «идеалистам» и «партизанам» присоединились два «мастера» из Северной Америки. Серьезные силы, только вот выхлоп визуально слабоват — какие-то порушенные деревеньки на периферии клановых владений, словно подниматься дальше в горы откровенно страшновато… Но, в целом, мало информации, много мистики, как про закрытые сообщества обычно и бывает. Одно ясно — несмотря на собственные города, обучение специалистов клана налажено за рубежом, под гарантии тамошних известных институтов и университетов. Можно найти, кого зазвать в гости — опять же, английским разговорным там владеют точно, да и индейцы — это всегда интересно.

Куба. Семейство Льео, которому в средние века дружно приписывали все пропавшие в штормах Бермудского треугольника корабли. Те обижались, и говорили, что хорошо бы, если действительно все… Сейчас солидные мореходы и торговцы. Правда, есть поверье, что контейнеровозы федераций Америки и соседних стран пропадают именно тогда, когда сами Льео выходят в море — и товары, которые были в тех контейнеровозах, потом возникают на рынке с большим дисконтом, пусть и подмоченные соленой водой… Но сейчас это у них, скорее, для души, потому как объемы перевозок позволяют семье выглядеть респектабельно, заниматься благотворительностью и слегка политикой. Другим бизнесом семейства является страхование морских перевозок. Тоже знакомая тема… Данных о семье нет, но с гарантией — вся она проживает на острове, посещая изредка только большие и дальние страны, потому что в мелких и ближних одни кровники.

Россия, Юсуповы. Много нефти, газа и сопутствующего бизнеса. Влиятельны, богаты, обладают рядом наследников в ранге «учитель» и выше, обучающихся в том числе в Москве. Но это вообще не вариант.

Поставил гневную закорючку рядом с обозначением фамилии и подытожил список росчерком. Может, где-то кто-то есть еще (например, как есть я), но пока это все, над чем можно работать.

— Господин, приехали.

Половинка листка с записями была аккуратно сложена вчетверо и отправлена в нагрудный карман. Информация в компьютере — стерта одним нажатием кнопки на физическом уровне, сим-карта, обеспечивающая доступ в интернет — сломана пополам и отправлена в пустой стаканчик из-под чая, с наказом водителю сделать круг по району и выкинуть по пути.

Сам же я выбрался из машины — возле третьего подъезда белого пятиэтажного здания, рядом с которым, если честно, все еще искренне жаждал застать суматоху переезда.

Неловко вышло с квартирой Ники. Недооценил желание хозяйки квартиры присвоить депозит, который она точно не вернула бы после сломанной входной двери. Опять же, цену аренды мне назвали точно выше, чем Ника платила до этого. Но был шанс все исправить — достаточно переговорить спокойно, без ее желания убежать и моего — догнать и продавить свое мнение. Переговорить как с той, что спасла мне жизнь, соглашаясь и винясь в нужных местах.

Тем не менее, возле подъезда никого не было. Расчет на то, что бригада грузчиков соблазнится легкими деньгами, пожелав затянуть процесс переезда — не оправдался. В последнее время многие планы перестали сбываться…

Я неспешно дошел до входной железной двери подъезда, присел на скамейку возле входа и набрал телефон хозяйки квартиры. Удалось договориться, что ключи привезут через десяток минут — арендатор, вот счастье, съехал совсем недавно, и она не успела отъехать далеко…

— Ох уж эти пробки, — вздохнув, поделился я с небом над головой, сетуя на упущенную возможность, и приготовился ждать.

Новый адрес Ники можно получить за день-два, но беседа нужна сегодня. Арендодателю адрес не известен, но наверняка его помнят грузчики. Так-то они адрес точно не скажут, но вот если иметь на руках аргумент — например, найти что-то забытое Никой при переезде и попытаться «вернуть» через них, то наверняка поспособствуют, чтобы самим не нарваться на обвинение в краже. Правда, забытую вещь легко придумать, вытащив, к примеру, собственную связку ключей из кармана. Но лучше бы вещь оказалась действительно найденной — чтобы можно было вернуть Нике, не выслушивая очередную порцию беспочвенных обвинений, что я ее преследую.

Арендованная квартира встретила пустотой, вымытыми полами и снятыми занавесками с окон, за которыми виделся вечерний двор.

Игнорируя речи хозяйки, принявшейся расхваливать достоинства квартиры, снял обувь и в одних носках прошел по прихожей вперед.

Две комнаты, маленькая кухня — стандарт для старого дома, главной ценностью которого было расположение на карте города. Да, есть ремонт — светлая краска на стенах, практичная и симпатичная на вид. Есть натяжные потолки, скрывающие нештукатуреный потолок. Есть линолеум под ногами, расцветкой под ореховый паркет. Даже кухонный гарнитур цвета морской волны, вместе с белым столом и двумя табуретами — и те современные, почти новые на вид. Но где-то за пять километров отсюда все это стоило бы раза в три дешевле.

— А еще дверь поставили новую, итальянские замки! — Раздалось позади.

Глядя на меня, хозяйка квартиры не решилась проходить вперед в обуви, но и снимать свои туфли не захотела, оставшись возле входа.

— Спасибо, мне все нравится. — Ограничился я фразой и повернулся к ней. — Ключи?

— Да, разумеется, — некрупная связка из трех железок была взята из ее ладони.

— На этом все?

— Если вы принимаете все, как есть…

— Принимаю. — Отвернулся я в сторону комнат.

— Акт приемки…

— Подпишет водитель у подъезда. Договор оформлен на него.

— Тогда хорошего вечера! — Щелкнул замок за спиной, дунуло холодом из коридора, и дверь вновь закрылась, оставляя в тишине.

Но если внимательно прислушаться — кто-то ходил у соседей; прозвучал громкий детский голос с улицы; еле слышно щелкала секундная стрелка часов с кухни.

Сделал шаг — и эхо его по-особенному отразилось от пола и пустых стен.

Зашел в первую комнату, отметил продавленные отпечатки на линолеуме от ножек стола и накатанную траекторию роликов кресла перед ними. В стене — следы от крепления картин. Кабинет, быть может?

В другой комнате остались следы полутораспальной кровати. Чуть более светлый, чем остальная стена, прямоугольник у входа, перед которым наверняка был шкаф. Место для трюмо, место журнального столика.

Ванная — след от большого зеркала. Кухня — светлые квадраты от холодильника и морозильной камеры.

Четкие отпечатки жизни человека на протяжении нескольких лет. Для которого потерять все это — весомый повод обидеться.

И ничего вокруг из того, что было бы оставлено и забыто. Даже застекленный балкон — и тот чист, даже без паутины в верхних углах рамы. Не возвращать же утепление, что так приятно пружинило под ногами…

Под балконом, по дорожке, степенно прохаживалась дама с мелкой собачкой на поводке, спешили с работы люди. А если поднять взгляд выше — дремало здание лицея, окруженное небольшим парком, сияющем золотой листвой. Возможно, ей нравилось тут стоять.

Поймав себя на несвойственной меланхолии, отправился на кухню — ополоснуть руки. Там-то и обнаружил оставленный кем-то в раковине стакан — быть может, выпили воды и оставили. Сполоснув его, поставил на кухонный стол. Сам же, пододвинув табурет, присел рядом, рассматривая стекляшку без особых эмоций. Такая себе находка. Вряд ли достаточная, чтобы возникнуть у Ники перед дверью в восьмом часу. Хотя когда это меня останавливало?

Вновь задумавшись над странной реакцией разума, с тоской оглядел кухню. И почти сразу же зацепился за пенал двустворчатого шкафа под потолком, расположенного прямо над выходом в прихожую.

У нас дома в похожем хранились (недолго) варенье и мед, но чаще пустые банки из-под варенья и меда. Иногда в него попадали и другие интересные вещи, которые было легко забыть и потерять, потом купить новое, при необходимости повторить (смотри раскрытое дело о шести одинаковых парах туфель).

Во всяком случае, если при переезде могли что-то забыть, то оно точно там.

Воодушевившись, переставил табурет под дверцы, распахнул их и, приподнявшись на цыпочках, заглянул внутрь. Паук в дальнем краю возмущенно перебрался от света подальше в тень. Пустота, и даже банок нет. На кончиках пальцев, которыми я придерживался за полку — небольшой слой пыли. Во всяком случае, здесь точно не убирали перед отъездом.

Для очистки совести, повел рукой чуть вперед, ощупывая дно ящика — рост и прибавка в высоте от табурета все равно не позволяли заглянуть на основание полки, так что либо ставить второй табурет, либо так — тактильно… А раз ничего не видно, то ставить второй табурет никакого смысла не было. Так что проверить, для очистки совести, пока разум придумывает новый правдоподобный предлог для встречи с девушкой.

Пальцы, между тем, наткнулись на что-то плотное и бумажное, упрятанное так далеко, что приходилось максимально вытянуть руку. Будто зашвырнули с силой внутрь.

— Так-так, — зажегся я азартом, пододвигая конверт чуть ближе и подцепляя его.

И когда тот был уже в ладони, осторожно спустился и отряхнул над раковиной. Пыли с той стороны, что была верхней, почти нет — основная, комковатая, налипла от ящика по краям. Интересно…

Обычный бумажный конверт, с логотипом производителя фотопленки и лейблом фотоателье — в таких передают отпечатанный заказ клиенту. Конверт открытый, пломба сорвана, клея нет. На одной стороне — дата недельной давности. Заказчик — Еремеева Н. Ее сотовый телефон.

Заметил, что с любопытством изучаю детали, но медлю, чтобы заглянуть внутрь. С одной стороны, предмет, чтобы вернуть Нике, уже есть. С другой стороны, там, на фото, вряд ли что-то достаточно личное — во всяком случае, не более того, что можно доверить глазу специалистов фотоателье и менеджеру, растасовывающему фото по пакетам. Ну а если есть, то уж лучше не нести все это девушке вовсе, чтобы не смущать и не наталкивать на глупые мысли про шантаж. В общем, глянул.

К счастью, табурет был рядом — искать не пришлось, и было куда сесть. Потому что сесть было нужно.

— Как же так.

Кровь прилила к ушам, а в мыслях поселилась растерянность.

На каждом фото — селфи Ники в чужих объятиях: счастливая и веселая, в различных платьях, перед накрытым столом и на улицах города. И на каждом же фото мое лицо и фигура на заднем плане: то стою за стеклом кафетерия, глядя куда-то в сторону; то в конце длинной парковой дорожки; то снова не вижу их, ожидая кого-то за углом здания.

Словно холодный ушат воды обрушился на голову.

Надо было что-то делать. Я не мог этого оставить просто так. Особенно, если это повторится. Недопустимо. Нельзя. Не позволю.

Но все нужно сделать чисто и технично. Решение принято, и не следует проявлять лишних эмоций. Сосредоточившись и успокоившись, набрал телефон друга.

— Артем? Привет.

— Привет. Слушай, я с Верой в театре, можно перезвоню? — Тихим шепотом донеслось из трубки.

— Мне нужен свидетель. — Несмотря на все желание быть спокойным, что-то звеняще-нервное и напряженное все же пробилось в голосе.

Таким выбитым из колеи я себя давно не чувствовал.

— Диктуй адрес, — подобрался Артем.

Я продиктовал, добавив, что это адрес Ники, теперь уже бывший.

— Никому не звони. Буду через пятнадцать минут, — нажал на отбой друг.

И потянулись секунды ожидания. Снимки легли на край стола, цветными отпечатками вниз — потому что сил на них смотреть не было. Только зубовный скрежет и желание что-нибудь разнести.

За окном громыхнула гроза — пришлось прикрыть глаза и задышать медленно и спокойно. Выключил свет и привалился спиной к стене кухни, безо всяких мыслей рассматривая участок неба над соседним домом через окно.

В дверь постучались минут через двадцать — легонько, не трогая дверной звонок. Затем осторожно провернулась ручка двери, проверяя, закрыт ли замок.

Было открыто, поэтому крупный силуэт Артема удивительно ловко и бесшумно проскользнул внутрь, прикрыв створку за собой.

— Где она? — Тихо произнес он, остановившись на пороге кухни.

В полумраке, шедшем со двора, можно было различить белую футболку, пущенную навыпуск брюк. Лицо прикрывала бейсболка, натянутая чуть ниже, чем было бы удобно. Верхняя часть костюма и рубашка, по всей видимости, остались в машине. Вряд ли в футболке пускают в театр…

— Ее тут нет. — Констатировал я очевидное.

— Это хорошо. — Шагнул ближе друг, оглядел пространство кухни и присел со мной рядом на второй табурет, опираясь локтями на стол, но не касаясь фотографий. — Ты, главное, не переживай. Все решим.

— Извини, что выдернул, — запоздало повинился я, отлипая от стены и выпрямляя спину. — Все слишком неожиданно. Можно сказать, я запаниковал.

Откровенность вышла легко и просто, как некогда Федору. Я, все-таки, человек, и хотя бизнес на определенном уровне предпочитает работать с людьми без слабостей и недостатков, иногда нужно на кого-то опереться.

— Ну, ничего-ничего, все будет в порядке. — Стянув бейсболку, провел он рукой по своим волосам, не поднимая взгляда от столешницы. — Признаюсь, я знал, что так получится. Всего два исхода событий: либо поубиваете друг друга, либо поженитесь. Я надеялся, что будет иначе. Не важно, — поднял он руку на мое невысказанное возражение. — Теперь все в прошлом.

— Это, — постучал я пальцем по фото. — Обязано остаться в прошлом. Остальное не имеет значения.

— Что там? — С заминкой, вызванной тактичностью, уточнил княжич. — Это не из-за глупого любопытства. Мне важно знать, понимаешь? Мне с этим работать, чтобы все прошло гладко.

В его словах был резон.

— Измена, — скупо произнес я, переворачивая первую попавшуюся фотографию.

Очередной снимок: она, его рука на ее талии, и я — на фоне, сижу к ним спиной на скамейке. Как же захлестывает ярость.

— Кто он? — Скупо произнес Артем, наклоняясь над снимком и вглядываясь в него в неосвещенном полумраке кухни. — Погоди… — Чуть тронуло удивление его голос. — Но это же манекен ее обнимает? Пластик, глаза нарисованные.

— Да ты на фоне посмотри! На скамейке! — Возмутился я, указав пальцем на участок кадра.

— Стоп, но на скамейке — тоже манекен. — Раздражаясь, произнес Артем. — Твой манекен, который она с лежака от универа уперла две недели назад. Даже одежда та же самая!

— Именно! — Перевернул я все снимки, горя возмущением. — Она с другим прямо у него за спиной!

— С чужим манекеном? Ты шибанутый? — Строго посмотрел на меня друг.

— Артем, это не шуточный вопрос!

— Ты убил девушку, потому что она изменяла твоему манекену с другим манекеном? — Поднял он раздраженный голос, приподнимаясь с табурета.

— Что значит убил, ты с ума сошел? — Сбился я. — У меня и в мыслях не было ее убивать.

— То есть, несчастный случай? Из-за манекена? — Встал он во весь рост и глядел вовсе недобро, с прямым осуждением.

— Хватит нести бред, — хлопнул я ладонью по столу. — Какой несчастный случай? Почему я вообще должен убивать Нику?

— А свидетель тебе зачем?

— Так, на свадьбу, — посмотрел я на него недоуменно. — Понимаешь, когда я увидел эти снимки, то понял, что не могу позволить, чтобы все вот это на фото произошло взаправду! Не могу допустить, чтобы она оказалась в чужих объятиях, — сбивчиво и искренне стал я излагать. — Чтобы когда-нибудь она фотографировалась с ним, а я шел где-то на фоне!

— А-а, — задумчиво протянул Артем, вновь усаживаясь на стул. — Ну, я же говорил: либо поубиваете друг друга, либо поженитесь.

Но голос его был ныне добродушным и удовлетворенным.

— А еще мне нужен способ как-то влиять на нее, — откашлялся я и постарался быть прежним логичным и целеустремленным. — Не слушается, не принимает мою помощь, трубку не берет. Возмутительно!

— Так а свадьба чем поможет?

— Это единственный способ управлять ею, не сильно нарушая закон. — Уверенно доложил я ему. — Невеста ведь в род мужа уходит, под полную власть супруга. А там и пытки, и высокая башня, и отварная морская капуста, если будет упорствовать.

Артем поморщился, явно припомнив неприятные вкусовые ощущения.

— Ее мнение насчет свадьбы, так понимаю, еще не спрашивал?

— Это детали. Свидетель важнее. — Отмахнулся я.

— С чего бы это еще? — Поднялся Артем, чтобы щелкнуть по выключателю света.

Так, пожалуй, действительно стало гораздо лучше — на улице окончательно стемнело.

— Ну, это ведь тот самый человек, который подтверждает, что невеста в здравом уме, добровольно и не под химией? — Неуверенно предположил я.

— Нет. Просто друг жениха. Говорит ему следующим утром, что тот все делал по своей воле и повторяет это следующие сорок лет, — оскалился улыбкой Артем.

— Какая нефункциональная должность. А свидетельница?

— Не дает невесте сбежать и пить для храбрости.

— То есть, никакой юридической подоплеки, — задумался я. — Значит, если просто позаимствовать паспорт и проставить штампы, то это будет уже не похищение, а медовый месяц…

— Отца невесты забыл.

— А что с ним? — Чуть напрягся я, предполагая недоброе.

— Без согласия отца невесты, никакой свадьбы быть не может, — смотрел Артем с непонятным удовлетворением во взгляде. — Даже в храм не пустят.

— Какой замшелый атавизм!

— Девушка переходит из рода отца в род мужа, — пожал друг плечами. — Эта сделка может быть только по согласию сторон. А папа, я так понимаю, тебя не сильно любит?

— Судя по некоторой информации, ненавидит, — помрачнел я.

История с изоляцией семейства Еремеевых непонятным мне образом вывела мою персону в главные злодеи перед Никой и ее отцом. С учетом моей непричастности к их тяготам и посильного участия в их судьбе, это было более чем несправедливо, но их благодарность мне была не нужна.

— Ну, переживать не стоит, — сложил он ладони с довольным видом на животе. — В любой сделке есть вопрос цены. Главное, взять такой ценник выкупа, чтобы папа точно не отказал.

— Там не ценник, там дисконт должен быть, — буркнул я возмущенно. — Неликвид сумасшедший!

— Максим, — стал сосредоточенным друг. — Я же не шучу. И ты, пожалуйста, отнесись со всей ответственностью. Какой у тебя на нее бюджет?

— Любой. — Сухо выдал я.

— Давай чуть серьезнее. — Отразил он легкое раздражение. — Любой — это я сейчас завалюсь в Кремль, закину ноги на праздничную скатерть и буду сватать тебе принцессу. Папаша ее точно сдаст за пару-тройку линкоров.

— Во дворце Ники нет.

— Да я не про это! Мне же еще в дом этого Еремеева входить, — с досадой произнес Артем. — Он, знаешь ли, вообще может на порог не пустить. Уж больно ты ему досадил, а тут сватаешься к старшей дочке. Откажет — ладно, вернуться можно. А если пустит, и в цене не сойдемся? Вернее, я скажу — добро, а денег нет. Я ведь тоже не сразу крупную сумму смогу одолжить. Выйдет позор на всю Москву!

— Княжича не пустит? — Изобразил я удивление, проигнорировав все остальное.

— Слово «гордость» знакомо?

— А то ж, я ее главный акционер. То есть, лучше тебя одного не пускать, — кивнул я своим мыслям. — Игоря если попросить с тобой пойти, плюс еще знакомых, должников…

— Максим, какой бюджет, — теряя терпение, повторил Артем.

— Я же сказал — любой.

— У тебя спросят потом, но давай сейчас порепетируем, — тяжело вздохнул товарищ. — Ты в здравом уме и твердой памяти? Вот увидел фотографии, зажегся, меня вытянул, и любые деньги, лишь бы она была с твоим манекеном?

— Я абсолютно уверен и полностью здоров. — Определив, что отшутиться не выйдет, сухо произнес я. — Фотографии тоже важны. Ты ведь знаешь, что Ника два раза спасла мне жизнь? Потому что была рядом, а не рядом с кем-то еще.

— Вертолет, который украли бандиты, принадлежал ее семье. — Произнес Шуйский нейтрально, не разделяя восторги. — Если бы они охраняли его тщательнее, ничего бы не было.

— Да, и артефакт, который позволил бы победить тогда в самолете без падения, она тоже потеряла, — эхом произнес я, упершись взглядом в столешницу. — Один бардак вокруг нее, ни один план не исполняется…

— Максим, целитель, пусть даже ранга учитель, не стоит любых денег. Посоветовать ученицу «мастера»? Будет рядом почти круглосуточно. Если, конечно, речь именно о здоровье. — В голосе проявились осторожные нотки любопытства.

Словно мудрый преподаватель, подцепивший на легкой неискренности.

— Во влюбленность ты не веришь? — Поднял я на него ироничный взгляд.

— Твоя проблема в излишней честности, — поднялся Артем, взял стакан и сполоснул под краном, налив себе на четверть воды. — Сказал бы: десять миллионов, и я бы ничего не заметил. Сотня — пусть так. На турнире каждому из нас досталось в несколько раз больше больше. Ты же все еще можешь себе это позволить?

— Так какая проблема в «любых» деньгах? — Проявил я любопытство, уже осознавая, что придется сказать больше первых двух причин. — Для многих, это гораздо меньше десяти миллионов.

— Но не для тебя, — отсалютовал он стаканом, пригубив. — Любые, значит любые. Итак, что же стоит любых денег?

— Ника.

— Максим, — раздраженно поморщился товарищ, не принимая ответ, и присел снова за стол.

Я же взял стакан из его рук, отпил и, отставив емкость в сторону, со всей серьезностью посмотрел ему в глаза, исключая любой намек на легкомыслие.

Потому что если промолчать — он просто встанет и уйдет.

— У меня в жизни все было распланировано так, что меня даже убить невозможно следующие семь лет. Чтобы убить, — проигнорировал я жест и желание вставить слово, — врагу нужно готовиться сейчас, и на восьмой год может что-то и получится. Может, выйдут сроки договоренностей о защите и взаимных интересах, а я не смогу их продлить. Но появилась Ника, и я умирал на седьмой день после этого.

— Случайности случаются.

— Это не случайность, — покачал я головой. — Это талант разрушения планов.

— Стандартная особенность любой девушки, — недоуменно пожал Артем плечом. — Вон, вчера Вера мою парадную рубашку постирала, а я уже ее цвет успел передать связному лицу в Москве.

А то бы он Артема, с его габаритами, иначе не узнал…

— Другое. — Отрицательно повел я подбородком. — Мы не смогли просто дойти до главного корпуса и сдать документы. Ты не смог снять квартиру. Я не мог нормально сдавать экзамены, и даже меры, которые против этого предпринимались — и тем словно ломало хребет. Это врожденный талант Силы.

— Такого не бывает.

— Не бывает медведя в сокровищнице князя Туровского.

— Не бывает, — закаменело его лицо. — И быть никогда не могло.

— Разумеется, — примирительно повел я ладонью. — Не умеют медведи проходить сквозь стены… Я думаю, врожденного таланта «Разрушителя планов», что передается по женской линии раз в шесть поколений, тоже не бывает. Сойдемся на этом и забудем.

— Договорились, — нахмурился Артем, но все-таки не выдержал. — Это что же, «Антипророк»?

— Это хуже, — задумчиво протянул я, посмотрев в темноту улицы за окном. — И это стоит любых денег. Представляешь — когда ничего не получается, хоть плачь, хоть смейся…

И отдать такое кому-то еще — никогда.

— Думаешь, сможешь поставить талант себе на службу?

— Я даже не знаю, можно ли его вообще контролировать. — Перевел я вновь взгляд на Артема. — Там, где я прочитал, про это ничего нет. Может, это пассивная способность. Может, ее придется обуздать и развивать.

И никогда бы не узнал об этом, если бы не увидел Силу Крови Ники вживую. Слабому и молодому роду Еремеевых такое даже близко не полагалось! А вот кое-кому, кто некогда проживал гораздо южнее и был с гарантией признан мертвым, отчего все его секреты стали просто занятным архивным фактом…

Во всяком случае, если мои планы — десяток раз перепроверенные и продублированные — перестанут разламываться и трещать по швам, это уже будет бесценно.

— Нике все это может не понравиться. — Скептически покачал головой Шуйский.

— Попрошу по-родственному, — вздохнул я.

— Ты ей не отец. Пошлет подальше.

— О-о, скоро у меня будет власть, которая и не снилась ее отцу. И ты мне в этом поможешь. Пожалуйста.

— Максим, ты ее хоть любишь? — Замялся Артем.

— Сам как думаешь? — Смотрел я на него со спокойной усталостью.

— Понятно, — неловко поднялся друг из-за стола, скрывая взгляд. — Вот, пока не забыл — перстни твои из дома закажи. Семейные, родовые, охранные — которые с гербами. Пусть видят, что не абы кому дочку отдают, а уважаемому человеку, а? — Хохотнул он неискренне. — А то твоя вечная белая рубашка и брюки. Стиля бы тебе немного, — цокнул он, собираясь на выход. — Ну, я пошел.

— Что не так с моим стилем? — Нахмурился я. — Между прочим, последняя коллекция, — покосился я на сорочку.

— Угу. Практичная и ноская, хоть сейчас контракт подписывай.

— Так это ведь хорошо?

— Контракты должны подписывать твои подчиненные! — Наставительно покачал Артем пальцем.

— Это тебе Вера сказала. — Четко определил я.

— Ну, да. — Замялся он. — В общем, со стилем тоже надо что-то делать.

С чем и юркнул за входную дверь.

«Две недели тут, и уже все лучше меня знает», — проворчал я про себя.

Поднялся вслед за ним, вышел в прихожую. Подумав, свернул к балконной двери и, облокотившись на перила, посмотрел в темноту улицы, подсвеченную желтым светом фонарей.

Внизу неспешно прошагал за угол соседнего дома Артем, и там почти сразу заработали три басовитых мотора. Мгновение — и кавалькада белого кортежа мелькнула в видимом уголке соседнего двора.

Памятуя о повестке дня, все же дозвонился до грузовой компании, сообщив правду про оставленные фотографии. Те обескуражили ответом — мебель они выгружали на каком-то пустыре, после чего перегрузили на другие газели без номеров, и куда те уехали — они без понятия. Учится, однако…

Люблю ли я такую девушку? Какая глупость — искать ответ, после которого станешь завидовать.

В этом весь Артем — задавать вопросы, после которых ему становится грустно. То «насколько умен твой кот», «насколько сильна твоя собака» и «весело ли жить в большой семье». То вот это.

Но верхний этаж моей высотки, конечно, надо все равно переделать в темницу. Хватит Нике шастать по съемных квартирам.