Грозовая линия на горизонте, казавшаяся крошечной и неопасной, на второй день обернулась беспросветным штормом, стегавшим по большим стеклам междугороднего автобуса тяжелыми оплеухами ливня. Мимо проносились темные силуэты построек, смазанные из-за наплывов воды, еле видимые в желтом свете придорожных фонарей. Изредка небо озарялось вспышкой далекой молнии, давая рассмотреть очередной безымянный поселок по левую сторону от дороги. На секунду все вокруг становилось невероятно четким, хоть и черно-белым - удавалось различить здания сельских церквушек, угловатые паруса мельниц и глади озер в провалах холмов, пока темнота не забирала мир обратно. Приходил гром, заставляя старое стекло дрожать от страха. И так - целую ночь.

Еще одна ночь без сна на очередном маршруте, везущим меня в город, который мне не нужен. Как, впрочем, и то местечко, из которого я выехал. Вторые сутки я петлял из стороны в сторону, пытаясь убежать непонятно от чего. Не от друзей же? Но и врагов у меня вроде как больше не было - для них я мертв. Тем не менее, что-то внутри требовало менять города, покупать билеты почти не глядя, лишь бы они проходили через пару-тройку поселений с собственными автостанциями. Иногда я менял маршрут, пользуюсь попутными машинами, выкидывал купленные билеты и шел пешком до следующей остановки. Несколько раз менял одежду, и даже как в хорошем детективе, прикупил темные очки - от которых, к сожалению, пришлось избавиться из-за непогоды.

Этот рейс должен был стать последним на пути к железнодорожной ветке и бетонной площадке возле рельс, у которых литерный поезд, проезжающий мимо раз в сутки, стоит ровно пять минут - так написано в интернете. Но он же оказался самым выматывающим - автобус оказался очень стар, бил по спине жестким сидением и кружил голову духотой и влажностью - из резиновой подкладки просачивалась вода, скапливаясь крупными каплями и стекая возле сидения.

В салоне гуляли блики крохотного цветного телевизора, еле слышным бормотанием разбавлявшим шум дождя, мерное дыхание спящих пассажиров и бодрствующего двигателя. Из людей не спали только трое: водитель, я и специалист, рекомендованный дядей Колей - он сидел рядом с обманчиво-сонным видом, прикрыв глаза. Я как-то проверял, попытавшись коснуться его носа - точно не спит, а еще больно кусается.

Специалиста звали Валентином, был он на два десятка лет старше меня, и с первого же момента не возлюбил обращение 'дядя Валя', попросив называть его Волком - и я даже знаю почему. Я нанял его, чтобы он берег мой сон, но скорее я сторожил его тревожную дремоту несколько раз в сутки. Зато Валентин покупал билеты, вежливо уточняя в маленькие окошки касс: 'для меня и сына', ходил со мной по магазинам и договаривался с таксистами. А еще - он не задавал ни единого вопроса, был молчалив и скоро воспринимался, как очень нужный, незаменимый механизм. Я даже перестал говорить 'мы', планируя следующий ход, заменяя простым 'я'. Мой охранник стал частью путешествия, а не компаньоном.

Где-то полтора десятилетия назад, когда меня еще не было на свете, дядя Валя служил под началом дяди Коли и был единственным, кто приехал к бывшему командиру проведать, когда с дядькой случилась большая беда. Добросердечность и верность, впрочем, не помешали ему взять за три дня такую сумму, которую мой цех зарабатывал за три месяца, обменяв несколько пачек денег на листок гербовой бумаги - с его и моей подписью. Договор обещал, что о совместном путешествии никто не узнает, а моя жизнь останется при мне, как и содержимое моих карманов.

- Кто обеспечит выполнение договора? - Спрашивал я два дня назад, на парковке возле вокзала, в нагретом солнцем салоне Волги.

Мы разместились на заднем сидении - я и дядя Коля. Семен вежливо оставил нас наедине, сообщив, что собирается посмотреть двигатель, и для надежности отгородился широким капотом. Валентин скучал рядом с ним, что-то подсказывая уверенным, тихим голосом.

- Никто, - честно ответил Николай, отгибая уголок плотного прямоугольника бумаги. - Если он захочет от тебя избавится, никто не найдет и следа.

- Тогда какой в этом смысл? - Указал я на договор в его руке.

- Заплатить налоги, - пожал он плечом, затем поднял голову и посмотрел мне в глаза. - Иногда надо просто верить в людей, позволить им показать, что они достойны уважения.

Я слышал в его словах укор, напоминание о наполовину сгоревшем здании за спиной, и отвел взгляд.

- Вы верили в меня?

- Я продолжаю в тебя верить, - коснулась моего плеча рука. - Даже сейчас. И ты, пожалуйста, верь в своих друзей. Не пугай их, как Толика, не отгоняй плохим словом.

- Он начал приворовывать, имея достаточно средств.

- Он чуть не сбежал из города, - осторожно добавил бывший сторож.

- Мог бы просто извиниться, - пожал я плечами.

- После всего, что я слышал о тебе и интернате, мне понятен его страх.

- Что вы слышали? - Без особого интереса спросил, рассматривая суету возле перрона.

- Ты заставлял платить за право жить, - с укором произнес Николай.

- Неправда. Я предлагал интересный и веселый день за небольшую плату.

- А те, кто не платил?

- Жили, как и раньше. Только вскоре они считали свою обычную жизнь наказанием, - я развернулся к дядьке, излагая спокойно и без единого намека на чувство вины.

- Тем не менее, тебя боятся даже друзья.

- Я этого не хотел.

- Неужели тебе не интересно, почему так вышло?

- Нет.

После короткого ответа лицо дядьки стало очень тревожным, он отчего-то потрогал мой лоб и даже слегка потряс за плечо.

- Максим, тебе действительно все равно?

Я посмотрел на свою руку, повернул вверх запястьем и, как и полтора года назад, не обнаружил возле кожи ни единой звездочки. Исчезли, пропали, а вместе с ними - словно выгорело все внутри. Или выгорело раньше? Уже неважно.

- У него есть работа, вы станете отцом, а я извинюсь за чужую ошибку. Все будет хорошо.

- Забудь временно о Толике, - беспокойно пробормотал дядька. - Скажи, твое любопытство - куда оно ушло?

- Оно осталось при мне, - с удивлением посмотрел я на него.

- Так, подожди. Вон, видишь, стоит Валентин. У него татуировка на груди, вершина которой краешком выходит на шею.

И действительно, если присмотреться, можно заметить небольшой флажок на мачте, видимо, корабля, слегка показывающийся из отворота футболки.

- Что это должно значить?

- Почему ты не бежишь к нему, смотреть, какая татуировка целиком?! - Словно от боли простонал дядя Коля, запустив руку в собственные волосы.

- Наверное, корабль, - пожал я плечами, равнодушно глянув на футболку, скрывающую узор.

- Очень плохо, - тихо добавил он. - Но, надеюсь, пока не поздно. Попробуй сходить в зоопарк или цирк.

- Вот уж нет, - прикрыл я глаза.

- В театр? На детское представление! Там весело и очень интересно.

- Дядя Коля, я организовывал приезд театров несколько раз, - терпеливо отозвался, не открывая глаз.

- Бывают разные театры, и если тебе не понравился...

- Первый из них собрался уехать сразу же, как узнал, что не будет телевидения. Я выгреб почти все свои деньги, чтобы они остались хотя бы на десять минут. Всем очень понравилось. Вторая команда приехала пьяной и затребовала место для ночлега, третья...

- Тогда кино, а?

- Зачем? - Глянул в его строну, чуть приподняв веки.

- Чтобы вернуть тебе тебя. - С неприкрытой заботой смотрел на меня добрый прищур серых глаз. - Ты должен научиться быть любопытным снова! Хотя бы пробуй мороженое в других городах!

- Состав один, наше все равно самое вкусное.

- А вдруг где-то есть вкуснее? - Подначил он, подмигнув. - Ведь в другом месте и вода - другая. А сахар, а? Вдруг кто-то использует индийский тростниковый сахар? Ты ведь такое точно не пробовал! Пойми, одаренному нельзя идти против собственной сути, это гибель души. Ты должен быть любопытным! Ты даже не видишь, как изменился. Я думал, ты просто устал...

- Я очень устал, - согласно качнул головой, вновь закрыв глаза. - Но я высплюсь, и все снова станет хорошо...

С тех пор я не спал вторые сутки. Это давалось легко - стоило пропустить через тело силу, и усталость уступала, прячась возле затылка ноющей болью, терпимой и привычной. Не в первый раз, в самом деле - многие дела не хотели двигаться вперед, пока я спал, а некоторые планы так и вовсе норовили рухнуть, стоило дать себе пару часов отдыха. За всем нужен присмотр, особенно в эти странные дни, когда дурное прошлое уже ушло, а хорошее будущее еще не наступило.

Утро порадовало лучами солнца, все таки пробившимися сквозь серую пелену неба, а ближе к полудню налетел сильный ветер, утащивший грозовые облака на восток. Так что с автобуса мы сошли снова в лето, а не раннюю весну. Только расплывающаяся под каждым шагом земля напоминала о непогоде, но тут вмешался дядя Валя, своей силой проторив нам удобный путь - в метр шириной, без единой травинки и капли воды.

- Это сложно? - Ковырнул я твердый грунт кончиком острого ботинка. Поверхность приятно пружинила под ногами.

- Кому как, - пожал он плечами, с видимым удовольствием вступая на ровную поверхность.

- И что надо делать? - Не успокоился я и лег прямо на землю, пробуя поцарапать чуть шершавую землю и даже одолеть ее питьевой водой из бутылки.

- Долго учиться, - решил он ускользнуть от ответа.

- А если самую суть? - Земля на вкус оказалась точь в точь, как нос кота.

- Надо пропустить силу, направив клином и поддерживать... М-мать! - Спрыгнул он прямо в кусты.

- Где? - Завертел я головой и никого не заметил. - А там что? - Обратился я к поломанному кусту шиповника.

- Сейчас выберусь, расскажу, - рассерженно запыхтело в ответ.

Резко захотелось кушать. Тревожный признак.

- У нас договор! - Деловым тоном напомнил я, переползая на всякий случай в кусты на противоположной стороны.

- Пункт шесть-двенадцать, нападение нанимателя на защитника, - из кустов показались ноги, а затем и весь дядька целиком.

- Я его вычеркнул, он мне сразу не понравился.

- Нельзя вычеркивать предложения с бланка! - Валентин оглянулся, явно пытаясь меня отыскать. - Ладно, проехали. Вылезай.

- Не хочу.

- Почему это еще? - Нахмурился он.

- Тут крыжовник.

- Тогда двигайся, я к тебе. - Закряхтел дядька по-старчески, отряхнул брюки и полез на мой голос. - Ты, кстати, не думал о военной службе?

- Думал, конечно, - протянул я ему горсть ягод в знак примирения и помог разместиться на расстеленном на земле пиджаке - все-равно уже выкидывать, брюки-то уцелели, а верх весь намок и испачкался.

- У нас здорово и ребята интересные.

- Буду делать свою военную службу - найму, - согласился я, лопая кисло-сладкие желтоватые плоды.

- А? - Захлопал дядька глазами, не донеся ягоду до рта.

- Будешь мне служить?

- Я имел ввиду, ты к нам...

- Не интересно, - хлопнул я колену и принялся подниматься.

Все-таки, много такой ягоды не съесть.

- У нас и платят хорошо, - чуть тише протянул дядька, словно не услышав мои слова.

- Пока что я плачу тебе, - напомнил ему и первым пошел по заколдованной дорожке.

К бетонной площадке мы успели вовремя, оставив себе даже два десятка минут, чтобы привести одежду в порядок, а то, что выглядело плохо - свернуть в рулон.