- Это Маша, она будет жить с нами! - Уверенно заявил я с порога комнаты в спину распивающему чай дядьке:
- Ч-что? - закашлялся сосед, пролив полчашки на стол.
- Ну... Не на улице же ей жить, беременная она. - Привел я довод.
Чашка звонко упала на пол, дядька медленно повернулся на стуле.
- Максим, - рыкнул он, глядя на меня и Машу.
- Ч-что?
- Ремень подай.
- Не-не-не! Я все объясню! - закачал я головой и прижался спиной к некстати закрытой двери.
В руках жалобно мяукнула кошка.
- У тебя минута. - Закрыл он глаза и тяжело вздохнул.
- В Интернате держать кошку нельзя, а на улице они блохастые! - Затараторил я. - Вот я и подумал, если взять Машку с улицы и отмыть, то ее можно за плату давать поласкать!
- Та-а-ак, - сжав кулак, протянул дядька.
- Вот. Пять минут - один стакан молока. Да! Молоко быстро портится, но из молока можно сбивать сливки! А сливки обменивать в столовой на шоколад, - быстро завершил я, поглядывая на секундную стрелку на наручных дядькиных часах. - То есть, сдаем Машку, снимаем сливки и мы в шоколаде!
Дядька грузно поднялся с места, прихватил по пути ремень и через два шага нависал надо мной.
- У меня для тебя две новости, - странным, как эхо, голосом, произнес дядя Коля. - Во-первых, это кот. Жирный, откормленный кот.
- Вот блин, я уже котят успел пристроить... - замедлился я на последнем слове и икнул, уставившись на черные, как ночь, дядькины глаза.
- Во вторых, отпусти кота на улицу.
- Я столько котлет в него вложил!
- Живо! И по пути внимательно подумай над своим поведением.
Через две минуты я снова стоял перед дядькой - тот будто замер, ожидая меня в том же положении, с ремнем в руках.
- Ну? - строгим голосом спросил он.
- Я забыл про вашу долю? - вопросительным тоном произнес я.
- Неверно, Максим! - Указал он ремнем на кровать.
Неправильным ответом оказалось даже 'я больше не буду'.
- Пойми, в твоей жизни будет много силы, много власти. Но ты не имеешь никакого права распоряжаться чужими жизнями и чужой свободой! - Ярился дядька между полетами ремня. - А если когда-нибудь забудешь об этом, я явлюсь к тебе даже из преисподней и отхлестаю ремнем еще раз!
Мог бы и просто объяснить - я бы разобрался и без ремня. Раз нельзя, то нельзя. И, вроде как, он сам это понял - оттого выставил на стол сахарницу, заварку и удалился, ковыляя, обходить территорию.
В общем, ко времени, когда пришел Семен, я все-таки смог сидеть на стуле. Заходил он уже два месяца, почти каждый вечер после ужина, и этого хватило, чтобы растолковать значение Подковы, Палки, и Большой буквы Р с хвостиком. Очень интересно!
- Вот смотри. Напряжение равно сопротивлению умножить на силу тока. Что-то не понятно? - Семен терпеливо тыкал карандашом в формулу, показывая загогулины и рассказывая, что они обозначают.
- Ага. Что такое умножить?
Семен звонко шлепнул раскрытой ладонью по лицу. Он так часто делает, перед тем как ответить. Наверное, думать помогает.
- Умножить - это действие, - закатив глаза к потолку, пояснил он.
- Круто! А я могу делать это действие?
- Да. Ты умножаешь скорбь.
- На что? - Деловито уточнил я, записывая важную информацию в тетрадь.
- На тоску.
- И что получается?
- Безысходность, - тоскливо вздохнул мой учитель. - В общем, закрывай тетрадь и переворачивай. Видишь столбики?
- Ага, - я уставился на ровные строчки цифр с тем же знаком.
- Выучишь к следующему разу. Заодно поймешь, что такое умножение. - Засобирался Семен.
- Два умножить на семь равно четырнадцать. - Прочитал я строчку. - А это точная информация?
- Абсолютно. Все, что тут написано - полная правда.
- Хм, - я приписал в конец колонки 'Максим = Император'. Теперь этой таблице можно верить.
- Завтра зайду, - помахал рукой Семен.
Дядька вернулся ближе к ночи, явно вернулся из большого города - на это указывали запахи одежды, пыль на ботинках.
- Присядь, - указал на место за столом и разлил чай по кружкам.
Извиняться будет?
- Я продолжаю поиски твоих родных, - начал он, выуживая из кармана пачку настоящих вафель. - Пока удается плохо, - признался он, присаживаясь напротив.
- Совсем плохо? - Приуныл я, придвинул к себе пачку, и, не заметив запрещающего взгляда и жеста, великодушно забыл про утреннюю обиду.
- Через роддом ни одной зацепки. Через Силу Крови тоже мало успехов. Разве что у одного японского рода вроде что-то похожее, но ты, - оглядел он меня с головы до ног, - совсем не похож.
Я перестал растягивать уголки глаз в стороны и ссутулился.
- Как я уже сказал, поиски я продолжаю. Но делать это в стенах интерната очень сложно, долго пропадать в городе я не могу.
Дядька помялся некоторое время, даже поднес чашку к губам, но поставил ее назад.
- А еще находиться мне здесь опасно, - признался он. - Помнишь, я говорил тебе, что нельзя показывать виду, что мы что-то знаем?
- Да, - кивнул в ответ.
- У мужчин, взрослых я имею ввиду, мозгам иногда не получается обмануть тело. В общем, мне каждый раз сложнее вести себя так же, как раньше. - Дядя Коля отвернулся к окну.
- Вы уйдете? - С грустью произнес я, осознав к чему ведет сторож.
- Через несколько месяцев. - Подтвердил он мое предположение. - Я начал процедуру усыновления Семена. После конца учебного года мы уйдем оба.
- А я?! - Обиженно вздернул я подбородок.
- Тебя я не могу усыновить, - извиняясь, понурил он голову. - Я же говорил, тебя вроде как и не существует. Так бы - обязательно.
- А Семена почему? - Проглатывая обиду, шмыгнул я.
- После девятого класса интерната его никуда не возьмут. Интернатским стараются отказывать. Ему надо учиться в хорошей школе, не здесь. - Сухо отламывал фразы дядька. - Я переведу его в другую школу, у меня хватит для этого возможностей. Ты ведь желаешь Семену добра?
- Да.
- Тем более, что я тебе не сильно хороший помощник, - помахал он клюкой в воздухе. - С каждым годом ходить все сложнее. А Семен молодой и умный, ему легче. Он станет взрослым раньше тебя и сможет опекать, передавать посылки, сахар. Тайком.
- Получается, Семен мне не из-за книжки помогает? - уставил я в пол и ковырял носком кед крашенные доски.
- Да, это я с ним поговорил. - Признался сосед. - И он согласен и насчет школы, и дальше...
- Вот так вот поверил и согласился? - Недоверчиво приподнял я бровь. Если вспомнить все байки и сказки про людоеда-сторожа...
- Он взрослее, чем кажется. Есть такие скучные взрослые слова, как конкурс на поступление, блат, льготы. Ты не знаешь их значений, а Семен уже начал о первой из них задумываться. Без второй вещи Семен не сможет поступить в университет. С третьей сможет - но ее смогу дать ему только я, отец-одиночка инвалид.
- А? - не понимая, переспросил я.
- Он сможет учиться в хорошем университете, если я его усыновлю, - расшифровал дядя Коля. - Поэтому согласился.
- Понятно... А он знает про меня?
- Нет, - коротко качнул сторож головой. - И ты не говори. Меньше знаешь - крепче спишь.
- Это если я всю физику выучу - вообще спать не буду?!
- Это поговорка, - отмахнулся дядька. - Не знает - переживать не будет. И выдасть тебя не сможет.
- Он не станет, - убежденно произнес я.
- Я тоже так думаю, но давай не рисковать.
Сторож некоторое время молчал, разглядывая поверхность стола и размазывая капельки воды пальцем. Показалось - решал, говорить мне что-то или умолчать.
- А еще, когда придет время вытаскивать тебя отсюда, мне лучше быть давным-давно уволенным. - Все-таки сказал он. - Знаешь, что такое месть?
- Ага. Это то, что Машк сделал с вашими тапками, - согласно качнул я головой.
- Ну вот. Что-о?
Я бы пояснил, но в этот момент срочно доедал остатки вафель. Интуиция!
Три следующих месяцев прошли, как ванильная тянучка - и вроде не торопишься, прислушиваясь и наслаждаясь, но вот - и нет ее, кончилась вся.
Все это время дядька носился по городу и интернату, меняя красивые фигурные бутыли с коричневой водой на серые справки и довольные улыбки преподавателей, Семен почти ночевал у нас в комнате, устало вглядываясь в десяток книг с цифрой восемь на обложке. А я, лежа на постели, медленно нагревал свой браслет, доводя до алого цвета, и остужал вновь - если окружить руки даром, оказалось совсем даже не горячо.
Пока за этим делом меня не поймал дядька.
- Комнату спалишь, - почему-то совсем не зло сказал он, изучая раскаленный до темно-красного обод в моей руке.
- Не, - глянул я в его сторону и перевел взгляд обратно, убедившись, что запрещать пока ничего не будут.
- И что ты... чувствуешь? - С осторожностью в голосе спросил он, присаживаясь на край постели.
- Любопытно просто, - пожал я плечами, разглаживая металл пальцами.
- Любопытство - это хорошо, - одобрительно улыбнулся дядька. - Вот если бы скука - тогда совсем плохо. Даже хуже злости.
- Почему? - Надел я браслет на запястье, давая ему остыть на руке, и присел, развернувшись в его сторону.
- Дар управляется эмоциями. Нас учили через злость, для рядовых отлично подходит. Там думать не надо, вызвать в себе легко - знай, ненавидь противника или препятствие. Когда меня повысили, я злился на начальство, на погоду, иногда камешек в ботинок подкладывал. А когда поумнел - злился на жизнь. - Пустился дядька в воспоминания.
Я хоть и не все понимал, но не переспрашивал - интересно ведь. А слова потом пойму.
- Злость мешает думать. На старших офицеров учат иначе, через гордость, верность, честь. Это очень сильные эмоции, большая сила ими удерживается и управляется. Такие спокойно могли держать частную армию даже в одиночку, сутками. Бывали, правда, осечки, когда вместо гордости дар офицера управлялся тщеславием. И ведь не сразу такое прознаешь - задачи-то офицер выполняет, а когда выясняется, что ради медальки он целый отряд отличных ребят в землю уложил, тогда уже поздно...
- А почему скука - это плохо? - Когда пауза затянулась, решил все таки я спросить.
- Представь такого монстра, - вкрадчиво начал он, - который сжигает человека, потому что ему скучно. Он рушит дома, потому что скучно. Страшно?
- Н-но человек ведь не обязательно будет... делать это все?
- Дар влияет на мозги. - Постучал сторож пальцем по виску. - Поэтому, кстати, слово аристократа нерушимо. Они воспитываются через честь рода, для них немыслимо переступить через слово, это часть их души. А если в душе человека - скука, то вся его жизнь превратится в постоянные поиски новых впечатлений. Самые доступные из них, при наличии силы и власти - война, страдания других людей. Он не сможет ничего создавать - потому что это долго и скучно... Поэтому я... испугался, когда тебя увидел сегодня, - завершил он.
- А любопытство и дар - они дружат? - Стало мне любопытно.
- Хм, - почесал он затылок, - Не знаю даже. Вроде ничего страшного вспомнить не могу. У Целителей - сострадание и любовь, - еле слышно начал перебирать он. - У Палачей - голод...
- А у ученых?
- У ученых, чтобы ты знал, гордыня чаще всего. - Почему-то подмигнул он. - Там ведь деньги выбивать надо, на исследования, а для этого характер надо - ого-го! На одном любопытстве далеко не уйдешь. Даже клановые ученые, вот у кого денег точно хватает, те тоже на Чести и Долге. Все ради Рода, все во славу Клана! Так что про любопытство сам узнавай... да ты и узнаешь - дар заставит.
Через две недели Семен завершил год со всеми пятерками. А еще через день, казалось, весь интернат провожал двух человек - большого, с клюкой, неуклюже ковыляющего к ограде по мощенной дорожке, и маленького, с портфелем в одной руке и рукой нового отца в другой. Та рука, как все знали, сторожа не слушалась, да и сам он был калекой - о чем зло шутили себе под нос старшеклассники, по пояс высовываясь из окон. И завидовали - как и все остальные. Потому что у них не было даже такого папки.
А меня перевели в старшую группу. Оказывается, не полагается ребенку жить одному, а я выгляжу достаточно взросло, чтобы занять койку в большом зале на третьем этаже.
Я только успел перенести одеяло на новую постель и расстелил простынь, как на матрас напротив бухнулся темноволосый крепыш с наглыми карими глазами. Мазнул по нему взглядом - вроде бы с Семеном в одном классе учился, и они даже дрались. Значит, мстить собрался. Между тем, парень положил ногу на ногу и принялся демонстративно меня разглядывать.
- Говорят, ты хороший парень? Калеке помогал? В сортире пальчиками придерживал, а? - Осклабился желтой улыбкой местный.
На потеху подошла вся комната, с интересом ожидая продолжения беседы.
- Я не слишком хорош, чтобы смешно ответить тебе прямо сейчас, - честно признался я.
- Ха-ха!
- Поэтому я просто сломаю тебе нос.
На следующий день меня вернули обратно.