Работа сапера не дает права на ошибку. Лишнее движение — и по ушам бьет отзвук близкого взрыва, сила ударной волны взметает в воздух обломки, комья земли и металлический хлам, оставшийся от дрона-сапера, и проносит их мимо бетонного укрытия. Остается только стянуть с головы массивный шлем, утереть пот и покачать головой. Никто не совершенен, и мастерство вместе с опытом не гарантируют превосходства над злым умыслом.

В отличие от условно безопасного разминирования правила русского языка оставляют человека с текстом один на один, в шерстяном костюме и шелковой сорочке, не способных ни от чего защитить. Рядом не будет напарника, не у кого получить совет или попросить помощи — за этим проследят внимательно, с садистским удовольствием пресекая все порывы человечности и попытки помочь другу. Зато вам позволят ошибаться — раз за разом, в каждом слове, в каждом знаке препинания, в каждой небрежной черточке, выведенной черным на листе цвета человеческой кожи.

А затем — стоп, ручки отложить, листы на край парты… «Самойлов, начнем с тебя» — и: «Ай-яй-яй, это же простейшее сложноподчиненное предложение с однородными подчинениями!» Но детонация накопленных ошибок не будет милосердной, не обернется мгновенной вспышкой и грохотом, за которыми последуют чуть испуганная тишина и ощущение, что так или иначе все позади.

Нет, нет, нет — под мягкий, сочувствующий голос взрывная волна станет медленно ломать пальцы пунктуацией, через наречия и союзные слова переходя от них к плечевым суставам и коленным чашечкам, обращая в месиво и фарш руки и ноги грамматическими ошибками, вскрывая живот и грудную клетку устойчивыми речевыми оборотами, показывая всю бедность и жалкость внутреннего мира. И бесформенным обрубком, уже жаждущим конца пытки, можно только простонать: «Людмила Семеновна, можно я перепишу?»

Я выдохнул и открыл глаза, глядя на экзаменационное задание перед собой. «Выделите предложения, где синонимическая замена придаточной части сложноподчиненного предложения причастным оборотом невозможна».

Пожалуй, близкий взрыв мины я переживу даже в костюме. Но вот это — вряд ли.

Ладно, отложим и перейдем к следующему. «Выделите прилагательные, которые выступают в роли части сказуемого».

Перевел взгляд чуть выше, а затем медленно обвел им класс, заполненный сосредоточенно пишущими свои варианты ребятами и девчонками. Как они могут быть так спокойны, когда тут происходит такое?!

— У вас какие-то вопросы? — поправила массивную оправу очков куратор сегодняшнего экзамена и по совместительству — цербер этой аудитории.

«Человек ли вы?»

— Нет-нет, все под контролем. — Я перехватил ручку поудобнее и попытался отразить на лице ту же уверенность, что у соседа справа.

«Из предложений выпишите подчинительные словосочетания со связью примыкание».

Ну вот, уже легче!

По лбу покатилась капелька пота. Ладно, сначала сочинение: «Проблема выбора жизненного пути». Да какая тут проблема — захотел стать императором, так создал свою империю и заставил с ней считаться. Это вам не сложноподчиненные предложения — тут все проще, если видеть цель и идти, пока дают идти. А если не дают — лететь, ехать на поезде, ползти, пока не переползешь тела мешающих, и можно будет вновь встать в полный рост.

Но текст я все же выполнил по всем канонам, с отсылками к классической литературе, пользуясь главным правилом: писать то, что хотят услышать.

Справился, считаю, хорошо. Заодно хватило времени вернуться к спорным заданиям и высказать свою точку зрения на их счет.

А самое приятное — никто мне не мешал. Ни криков в окно, ни попыток подорвать здание. Благостно.

Артема с его, похоже, постоянным сопровождением в виде Веры обнаружил уже вне здания, сидящими на мраморном бортике возле фонтана. Вид друг имел траурный, под стать своему черному костюму, а во взгляде чувствовалась вся боль и обида, которую только может причинить бездушная машина образования выбравшемуся из леса медведю. Он к ним с добром — а они его палкой, дефисом и тире по голове…

— Он сидит и молчит, — вместо «здравствуйте» тревожно сообщила девушка, продолжая придерживать кавалера за руку. — Уже долго, почти пять минут!

На меня Вера посмотрела только мельком, да и я в ее внимании не нуждался.

— Хм… — пощелкал я пальцами перед лицом Артема, не добившись никакого результата. — Понятно.

— Что понятно?!

— Недостаток энергии, — присел я с другой от Артема стороны, достал из внутреннего кармана шоколадку. — Организм большой, энергопотери при стрессовой работе мозга запредельные.

Девушка с недоверием проследила, как я снимаю этикетку и осторожно подвожу лакомство к лицу друга. Даже с возмущением — будто я над ним издеваться вздумал.

Стоило шоколадке достичь критической дистанции от носа, как немедленно открылся зубастый пищеприемник и попытался уцепиться за лакомство. Но я опытным жестом отвел руку в сторону и вложил шоколад Артему в ладонь.

Тот сработал так, как обычно, — по кратчайшей траектории вернул шоколад туда, где секундой раньше зазря клацнули зубы, и активно заработал челюстями.

— Ну вот, критический момент миновал, организм выходит на обычный режим, — подытожил я, передавая ему новую шоколадку.

Хотя в таком состоянии Артем с одинаковым успехом пережевывает шоколад, карамель в обертке и кедровые шишки.

— А можно я? — робко попросила Вера, протянув раскрытую ладошку.

Покосился на нее с сомнением, но все же постарался быть объективным. В конце концов, данные из лаборатории пока не пришли, и все с ней может быть действительно хорошо и прекрасно.

— Убери обертку и отдай ему, — вздохнув, согласился.

Та выполнила все ровно наполовину — с трогательной романтичностью вознамерившись покормить Артема с рук. А винить будут меня!

— Вера! — одернул я.

Та горделиво приподняла подбородок и продолжила путь в отделение травматологии, глупости и хирургии.

«Ладно: если девочка хочет покормить медведя — девочка покормит медведя…» — уже внутренне махнул я рукой.

Артем среагировал как положено хищнику — сразу ухватив шоколадку под две фаланги пальцев, ее державших. Но, к удивлению, зубы не сомкнул, задумчиво подержав и отпустив назад. Шоколад, естественно, не вернул (а когда такое вообще было?).

«Это что же, у него все серьезно?» — удивился я, сбрасывая с телефона набранный номер «скорой помощи».

Вера, порозовев, смущенно отвернулась, платочком с милой розовой вышивкой украдкой оттирая пальчики. Артем же сделал хватательное движение рукой, ожидая новой шоколадки.

— Хватит тебе, — постановил я, не собираясь переводить НЗ.

— Максим, ну еще немножко? — заступилась за него Вера.

— Я его норму знаю, — отмахнулся от посягательств на мой шоколад и громко щелкнул у Артема рядом с ухом.

Друг встрепенулся, с шумом вобрал воздух, еще содержащий в себе приятные ароматы, выдохнул и посмотрел уже осмысленно.

— Максим, у тебя гаубицы с Сортировочной еще не уехали? — спросил он чуть нервно, облизав пересохшие губы.

— Сразу видно разумного человека! — обрадовался я, вновь доставая телефон. — Сейчас свяжусь с боевым расчетом.

— Стойте! — спохватилась Вера, вставая перед нами и требовательно заглядывая нам в глаза. — Я не знаю, что вы задумали, но вы этого делать не будете!

— Не угадала, — отреагировал я, прислушиваясь к длинным гудкам.

— Артем, да подождите вы!

— Максим, подожди… — чуть поморщившись, попросил друг.

Со вздохом я нажал отбой и скептически взглянул на девушку.

— Средний проходной балл на «Мировую политику» в прошлом году был восемьдесят баллов! У вас за два экзамена — почти по сто! То есть если даже будет шестьдесят, то ничего страшного не произойдет!

— У меня девяносто девять по математике, — поморщился Артем.

— Но и русский ведь не на тройку? — логично заметила Вера.

— Нет, не все так плохо, конечно, — провел друг ладонями по лицу, — но там какая-то дикость. Вот что такое «синестезийная метафора», а? А «полипредикативные сложные предложения»?

— Понимание русского языка на таком уровне приходит примерно с восьмой-девятой кошкой, — важно отметил я и был проигнорирован.

— Н-не знаю… — чуть испуганно произнесла девушка, и вот ее он услышал.

— Вот! И я не знаю! А это же русский язык, я же на нем разговариваю! — возмутился товарищ. — Думаю на нем! Как такое вообще можно придумать, а? Зачем? За что?!

— Ты видел их зарплаты? — привел я довод. — Может, они хотят, чтобы другие тоже страдали.

— А может, вас валят? — пискнула Вера и замерла под нашими задумчивыми взглядами. — С-слишком высокие баллы? А мест — мало…

— Конверт был не вскрыт, — заметил Артем.

— Но это ничего не значит, — добавил я от себя.

Впрочем, к этой версии мы оба отнеслись скептически — не из-за того, что такого быть не может. Просто объяснять собственные сложности внешним заговором было настолько недостойно, что попросту не хотелось это обсуждать. Даже если злоумышляют — на то и голова на плечах, чтобы пройти испытание достойно. А если что-то пойдет не так — вовремя взорвать результаты.

— Значит, историю и английский надо сдавать идеально, — подытожил друг само собой разумеющееся.

С английским, в общем-то, точно проблем не ожидается — на нем Артем думать тоже способен. А вот история…

— Хотел предупредить — вчера читал местные учебники. Так вот, наше княжество в Стоянии на Угре не выигрывало.

— Чего? — выразительно поднял Артем бровь. — А тогда что мы там делали?

— Были за монголо-татар.

— Да ну… — протянул он.

— Вот-вот, — поддакнул я.

— А скальп тогда чей у нас до… в музее? — возмутился друг.

— А рядом чей скальп? — напомнил я.

— Эти сами грабить полезли, когда мы казну хана Ахмата взяли! — распалился Артем. — Да мне дед сам рассказывал!

Я взглядом показал на Веру, ошарашенно переводящую взгляд то на него, то на меня.

— Мы просто очень любим историю, — улыбнулся я ей вежливо и первым встал с бортика. — В общем, я предупредил.

— Возмутительно, — уже гораздо тише ворчал Артем, тоже подымаясь с места. — Я буду писать особое мнение! У меня источники!

— И скальпы. В музее.

— Да!

— Скальпы предков нынешних владык, — напомнил я. — Очень злопамятных.

— А нечего шкурами полы застилать… — чтобы не услышала Вера, совсем тихо шепнул Артем, не поднимая взгляда от дороги.

Потому что в том взгляде была такая ненависть, что даже мне стало немного не по себе.

— Вряд ли вам попадется такой вопрос, — тронула его Вера за руку, осторожно поглаживая сверху вниз.

И тот вроде оттаял, успокоившись и вернувшись к прежнему, веселому и обаятельному для своей более чем сотни килограмм мускулов состоянию.

Не знаю, как ему, но мне в итоге достался разбор периода европейской политики начала двенадцатого века — разумеется, уже после всех тестов на точное знание дат (иногда настолько странных, что невольно вспоминались слова Веры, и еще Винни Пуха — что это «ж-ж-ж» неспроста). Память, впрочем, не подвела ни на простых заданиях, ни на заключительном, требовавшем от абитуриента написать эссе. Да и полезно это — знать прошлое человечества, особенно в практическом плане. Потому что меняются времена, совершенствуются технологии и средства производства, а вот люди остаются прежними. Свита вертит корольками, фавориты опустошают казну, кланы ведут себя как бандиты, которым дали на разграбление территорию, а решением всех финансовых проблем становится грабеж соседа. За экономическим чудом — дешевый рабский труд, а жизнь человека легко обменивается на два ящика гвоздей.

Жалобно скрипнула ручка, сминаясь под нажатием пальцев. Я осторожно убрал ее в сторону, взял новую и вывел на первой строке аккуратным почерком: «Облеченный мудростью, император Византии Иоанн Второй Комнин, движимый заботой о благе подданных и величии государства, ратуя за равенство в торговле, постановил отменить золотую буллу о привилегиях венецианских купцов». Так началась история четырехлетней резни за деньги и сверхприбыли, в результате которой логично победили те, у кого было больше золота на привлечение высокоранговых наемников, — то есть купцы. А вот мое эссе завершится примирением, устранившим внутренние недопонимания. И никаких вырезанных под корень двух византийских городов и уничтоженных венецианцами конкурентов из Греции. Императоры не ошибаются (хотя бы в школьной программе). Но с тех пор определенно помнят, что титулы титулами, но с теми, у кого реальная сила, необходимо считаться. Забывчивым, как показывает история, напоминали, не стесняясь.

После экзамена вновь пересеклись у фонтанов, на сей раз будучи в бодром и боевом настроении.

— Ерунда, — отмахнулся Артем. — Англия, Шотландия, кому до них у нас какое дело? Все по учебнику.

— На выставку пойдем? — спросила, глядя на него снизу вверх, Вера.

Был пятый час вечера, плюс время на дорогу — о чем выразил сомнение Артем. К этому времени у нас в городе приличные музеи уже закрывались. Но в столице дело обстояло иначе, куда обильнее и разнообразнее, как по количеству мест, так и по времени их работы, о чем ему было немедленно сообщено.

— Да ладно, как будто у нас дома некуда вечером сходить, — с небольшой обидой за родной город произнес Артем, демонстративно разыскивая на сотовом места для культурного отдыха в вечернее время.

Заглянул ему за плечо — на семнадцать тридцать нашелся прием к терапевту. Но лично я считаю, что там уже все лавочки заняты. Субкультура шестидесятых — этим всегда есть о чем поговорить.

— Зато у нас тихо и спокойно. — Артем выключил экран и невозмутимо двинулся вперед по дороге.

Так как двигался он не к парковке, а поправлять его не было особого желания, до места добирались пешком — вдоль Университетского проспекта, потом свернув на северо-восток до Воробьевского пруда, а оттуда через широкий проспект, чуть поплутав по улочкам, до приземистого скобообразного здания из зеркального стекла.

— Достижения нашего факультета. — В голосе Веры добавилось уверенности, стоило нам шагнуть внутрь.

Надо сказать, товар был представлен лицом с самого порога. И был он не совсем таким, как мы с Артемом его представляли.

— Это точно робототехника? — усомнился он раньше, чем это сделал я. — Не выставка оружия, нет?

Пожалуй, выставка оружия была бы победнее. Здесь же присутствовало вообще все, что может стрелять, плеваться огнем, резать плазмой и иными способами уничтожать противника, но к этому разнообразию в обязательном порядке была приделана механизированная рука, нога или на крайний случай колеса на радиоуправлении.

— Робототехника, робототехника… — закивала она радостно, как тот мультяшный заяц.

— И мы все это будем делать?.. — волнительно ворохнулось в груди. — И оно будет стрелять?

— Если поступите к нам, — завлекательным голосом прошептала она, главным образом обращаясь к Артему. — У меня еще для вас есть… Конспекты… — шепнула она ему на ушко, и парень поплыл.

— Конспекты — это хорошо, — автоматически ответил он.

Я выдернул товарища за руку, спасая, и повел внутрь экспозиции. У него, между прочим, обет поступления, а тут смущают всякие. Позади сердито проворчала Вера, тут же догнав нас и завладев рукой Артема.

— Ты смотри, пушка — как у Федора на роботе прошлой версии, — остановился я возле невзрачного экспоната лучевого оружия, пусть и стоящего на отдельном постаменте, огороженном ленточкой по периметру площади размером в половину стандартной комнаты.

С виду — просто вытянутый конус полтора метра длиной в защитном окрасе с прикрытым колпаком выходом излучателя. Из полезной информации на табличке перед ним — только выходная мощность, скорострельность, дальность и точностные характеристики. И, разумеется, к нему была приделана механическая рука.

— Семь километров, шестьдесят киловатт, — хмыкнул Артем. — То-то она у вас постоянно перегревалась.

— Не постоянно, а первые дни, — поправил я. — Но да, на мобильной платформе вещь не самая практичная.

— Эта, как вы называете, пушка, — нарисовался вдруг сбоку господин в белом халате, с благородной сединой и золотой оправой очков, закрепленных столь же драгоценной цепочкой за ворот, — новейший боевой оптико-волоконный лазер, не имеющий аналогов в мире! И вряд ли он был установлен на каком-то роботе вашего уважаемого Федора, — завершил он уже с ощутимым ворчанием и явно уязвленным самолюбием.

Так-то кроме нас было всего несколько посетителей, а разговаривали мы обычным тоном — мог и издали услышать.

Посмотрел на бейджик: «Валентин Андреевич, ведущий инженер-технолог, заместитель проректора». В общем, спорить с ним вредно и не имеет практической ценности.

— А их сколько всего было создано? — задумчиво поинтересовался Артем.

— Не более пяти штук!

— Не более?.. — удивился тот.

— Четыре… — как-то скомканно ответил он.

— Это, бесспорно, другой лазер, — поспешил я увести товарища в другой зал.

Тут еще Вера подозрительно смотрит.

— Ну откуда у нас боевой лазер? — располагающе улыбнулся я.

Та стала смотреть еще подозрительнее.

— А вот это что? — переключил я внимание на новый экспонат — как и предыдущий, скрывающийся за слишком масштабным ограждением.

Да еще не одним — кроме ленты, натянутой меж стальных столбиков, было еще одно препятствие для излишне любопытных зрителей.

Внутри призмы из стекла, от пола до потолка, находился серебристый то ли скафандр, то ли пилотный костюм, закрывающий хозяина с головы до пят — от удобных с виду ботинок на очень толстой металлизированной подошве до глухого зеркального шлема, в котором полусферой отражался зал с нами в центре.

И вот тут в составе изделия виделись вполне логичные для выставки сервоприводы и средства мышечного усиления, добавлявшие хищной и стильной конструкции антуража и воинственности. Красиво, к слову. И мой размер.

— Наша перспективная разработка, — хмыкнул позади Валентин Андреевич. — Костюм полной защиты. Идеальная конструкция — можно хоть в кипящую лаву, хоть на дно Марианской впадины. Биооружие, боевая химия ему не страшны — хоть полной грудью дыши. И даже высокоранговые проявления Силы, вплоть до уровня «ветеран»! — В голосе слышалась как законная гордость, так и отчего-то легкая тоска.

— Если бы не один недостаток… — эхом с грустью отозвалась Вера.

— Энергопотребление, — вздохнул он ей в тон.

Я встрепенулся и внимательно посмотрел на шильдик с описанием.

— Мегаватт?.. — озвучил и мои наблюдения Артем, удивленно цокнув. — Это ж какой кабель должен быть?

— Но мы верим, что разработка перспективных систем аккумулирования энергии позволит преодолеть этот недостаток, — бодро, словно для рекламного ролика, отозвался Валентин Андреевич.

Ну, это понятно — это ж сколько денег они наверняка взяли на разработку данного чуда… а на выходе получили совершенно непрактичную конструкцию, которую только на выставке и показывать…

Хотя мегаватт…

— Он продается? — поинтересовался я, обойдя кругом костюм, которому хотелось дать название «доспех».

— Нет, разумеется, — поправил проректор оправу на носу.

— Но их хотя бы не более двух? — уточнил я с надеждой.

— Нет. Один. Очень дорого в изготовлении, — ответили с уже явным оттенком меланхолии. — Так бы можно было сделать версии попроще, но финансирование…

— А хотите, я оплачу? — Что-то мысль получить доспех в собственное владение становилась все завлекательнее и завлекательнее.

— Разработка — собственность императорской фамилии.

— А если…

— Нет.

— Ладно, — легко принял я отказ.

За что получил очень подозрительный взгляд — на этот раз от Артема.

На фоне доспеха остальные экспонаты немного терялись, но обход двух этажей выставочного зала все равно оказался весьма интересным и познавательным — о чем мы и сообщили в книге отзывов и предложений. Кое-что было знакомым — то мне, то Артему, семья которого профессионально занималась системами вооружения. Что-то действительно поражало полетом мысли и размахом желания уничтожения (с непременно приделанной механической рукой). В общем, два часа пролетели одним мигом.

— Всегда рады вас видеть. В том числе на нашем факультете, — добавил напоследок Валентин Андреевич, для которого уже не было загадкой, что мы нацелились на два факультета, один из которых был ему родным.

Мы же заверили, что весьма рады знакомству и были бы рады оказаться студентами его университета, не уточняя, впрочем, направление обучения.

— Юноша!.. Максим, верно? — попросил он меня задержаться уже у самого порога.

— Да, Валентин Андреевич? — проявил я вежливость, наблюдая, как ребята выходят за порог и нас отделяет входная дверь.

— Перегрев на пушке… мм, Федора, — замялся он, словно стесняясь продолжить. — Как вы сумели его преодолеть?

— Скорее всего, у нас иная пушка, — напомнил я.

— Да, но проблема может оказаться общей, — вымученно улыбнулся Валентин Андреевич.

— Артефакт на базе лазурита.

Проректор тут же изрядно погрустнел — явно не его бюджеты.

— Хотите, дам на время?

Все равно та версия не используется — мы сквозные дырки в домах неделю людям латали…

— Это было бы очень… Очень благородно с вашей стороны, — обозначил он легкий поклон.

— Пустяки. Если хотите, то я могу и вовсе поменять его на тот ваш не особо удачный доспех…

— Нет.

— Ведь прорыв в производстве лазеров позволит открыть новые линии финансирования, и, скажем, десять дополнительных камней, а значит десять лазеров…

Сестер запрягу — пусть делают.

— Нет.

— На чертежи?

— Нет.

— Принципиальные схемы? А записи разработки? Да просто дайте мне его на день! — возмутился я. — Нет?.. Ладно, через неделю пришлю камень.

— Поступайте к нам и сделайте лучше, — поманил он напоследок.

— Это само собой. — Будучи задумчивым, я вышел из здания и догнал ребят.

— Что он хотел? — лениво поинтересовался Артем.

— Мелочи. Вера, а это здание — собственность университета?

— Нет, — недоуменно качнула она плечами. — Выставка всего месяц идет, все в аренде.

— И за экспозицию отвечает владелец помещения. Славно, славно… — задумался я.

— Здание принадлежит семье императора.

— Скверно, скверно, — сменил я мнение и нахмурился. — Вера, а вот конструкторская документация — она у вас, наверное, под замком, да?

— Конечно.

— Но ты, как сотрудник деканата, там работаешь?

— Да, а что?

— Знаете, а вы такая красивая пара! — сделал я комплимент.

После чего был вежливо отведен Артемом в сторону.

— Даже не думай!

— О чем? — деловито уточнил я.

— Ты сам все понял! И вообще, мы с Верой сейчас на свидании.

— Отлично, я с вами.

— Максим, свидание — это когда двое! И в ресторане столик только на двоих!

— То есть тебе девушка, тебе ресторан, а если лучшему другу нужна небольшая папочка чертежей — то сразу пошел прочь? — возмутился я. — Не знал, что ты такой эгоист!

— Максим, не выноси мне мозг!

— Договоримся, что я просто попрошу у Веры немного содействия, — обозначил я пальцами совершенно крошечное расстояние. — Ну не на улице же об этом говорить! А наедине и завтра — ты же против будешь?

— Буду, — категорично кивнул Артем. — Седина в волосах ей не пойдет.

— Так что, договорились? — улыбнулся я. — В качестве благодарности я вам ресторан оплачу.

— Он и так для меня бесплатный, — буркнул друг, уже явно уступая.

— И ты собирался от меня это скрыть? — задохнулся я деланым возмущением. — То есть я его сегодня своим шоколадом откачивал, а он!..

— Все-все-все, я согласен. — поднял ладони Артем. — А я сегодня опять завис, да?

— После русского языка, — подтвердил я кивком.

— Следовало ожидать… — задумчиво пробормотал товарищ. — А ты точно только шоколадом кормил? — вдруг тронуло его беспокойство, а язык явно принялся отыскивать кедровые чешуйки между зубов.

— Вера подтвердит, — посмотрел я на него укоризненно.

— Вот! Несомненная польза от человека! — поднял он палец ввысь и, чуть сутулясь, поспешил к девушке объяснять, почему свидание начнется с легкой застольной просьбы.

До заведения мы добирались на машине (к которой пришлось вернуться на такси — все же почти четыре километра).

Ресторан находился на первом, довольно высоком этаже двухэтажного строения песочного цвета на Цветном бульваре, претендуя масштабной вывеской как бы не на все здание целиком. Хотя, конечно, по облику строения и его соседей приезжему было бы крайне сложно определить, что это место, в общем-то, внутри Садового кольца и практически центр города, а не сонные окраины — уж слишком неброско выглядели постройки, которые подновляли ровно настолько, чтобы видимый налет старины не обратился свалившимся на пешеходов карнизом. Потому что если чинить всерьез — можно увлечься и запросто оказаться в бездушном новострое с пластиковыми окнами.

В общем, это уже потом, когда карта местности совместится с совершенно нелогичной малоэтажной застройкой, последует многозначительное «ого!», содержащее в себе понимание, как дорого может тут стоить квадратный метр площади и насколько на это наплевать местным хозяевам, раз они не дают воткнуть рядом с собой высотку в разрешенные двенадцать этажей — просто потому, что она заслонит им небо и бросит тень на их окна.

В общем, заведение обещалось быть неплохим — явно не рядовым по крайней мере. А еще тут была бесплатная еда, и это хотели от меня скрыть. Возмутительно!

— У нас заказан столик, — обратился Артем к распорядителю зала на входе.

А тот обаятельно улыбнулся, будто встречая любимое начальство, и жестом обратил наше внимание на довольно интересный факт, который не сразу попался на глаза.

— Сегодня наше заведение работает исключительно для вас! Просим выбрать любой столик, расположение которого придется вам по душе. — И слова «вам и вас» звучали так, словно были написаны с заглавной буквы.

Зал же был абсолютно пуст — хотя играла живая музыка, укрывшаяся от взглядов посетителей за шторкой, горели всеми огнями хрустальные люстры, отражаясь теплыми искорками от разложенных на скатертях столовых приборов и бронзы настенных канделябров.

Довольно просторное помещение, всего на двадцать столиков — расстояние меж ними такое, что паре легко танцевать, а до соседей не долетит тихая беседа. Уютно, светло, без напускной роскоши. Под ногами наборный паркет серых тонов, резная мебель выполнена из темного дерева — в тон им стены, набранные из панелей темной вишни и украшенные нейтральными акварелями. Столы покрыты зелеными скатертями, на которых довольно симпатично смотрится белый фарфор посуду. В белых тонах исполнен и высокий потолок — тут, правда, мастер не смог удержаться от легкой позолоты, замахнувшись то ли на то, чтобы повторить потолки Эрмитажа, то ли на скромную роскошь Большого Гатчинского дворца. А за окнами, приподнятыми над дорогой, был виден парк — пока еще зеленый. Симпатично.

Что-то невнятно-восторженное пробормотала Вера, перемежая восторги тоскливыми взглядами на свое платье, которое то ли не соответствовало моменту, то ли было вполне приемлемым, так как никого все равно не было, а значит, никто не обратит внимание, но это ужасно, что никого нет, потому что она тут, на свидании, одна на весь зал. В общем, это точно не переодетый мужчина, подосланный к Артему склонять к недоброму с последующим разоблачением, семейным скандалом и пятном на репутации.

— Ты опять думаешь про Веру что-то плохое… — шепнул неодобрительно Артем, обескураживая неестественной догадливостью.

Неужели я стал настолько предсказуем?

— Наоборот, вычеркнул одно из подозрений в ее адрес… — поспешил я тоже шепотом реабилитироваться.

— Там еще много, в твоем списке?

— Если начать зачитывать, до утра не завершу, — и первым прошел к центральному столу, расположенному напротив сдвоенных окон, а значит, идеально освещенному.

— Меню, будьте любезны, — и тут же по правую руку лег весомый томик с бархатной обложкой и цветными иллюстрациями на матовой плотной бумаге.

— Вы присаживайтесь, — обратился я к Вере и Артему.

— Максим — только на первую перемену блюд, — отчего-то уговаривал Артем замершую у выхода Веру, взяв ее правую руку в свою.

— Мне неловко, неудобно… — прошептала она. — Может, лучше в кафе?

— Слушайте, ну какое кафе? — возмутился уже я, обращаясь к официанту. — Значит, нам первую страницу целиком… Так… Еще вторую и третью. И компот. У вас есть компот? — усомнился в уровне заведения.

— Есть из морошки, малины, плодов розовых цветов, земляники и брусники. Какой изволите?..

Вопрос повис в отзвуке закрывшейся двери и последующей тишине.

Вера и Артем ушли.

В душе поселилось маятное ощущение допущенной ошибки. Но с другой стороны, что за ерунда, в самом деле! Как будто заказывал только для себя, а не остальным, которым наверняка было бы интересно распробовать все по малому кусочку. Я ведь сказал им, что уйду после первого блюда, и никогда не давал повода сомневаться в своих словах.

Какая-то полоса разлада появляется всякий раз, когда этот представитель женского пола начинает действовать по-своему. Я положил лицо на ладони, чувствуя, что рассуждения бесполезны, свидание сорвано, а виноватым в этом оставят меня.

— Что-нибудь еще? — напомнил о себе официант.

— Достаточно, — отложил я меню в сторону, постаравшись насладиться одиночеством и видом осеннего парка перед собой.

Не бежать же за ними, уговаривая. От последствий ошибки тоже можно получать удовольствие.

— Желаете аперитив?

— Принесите лучше мороженое. Просто мороженое, — отослал я его жестом.

Расторопный персонал уложился в пару минут, поставив запрашиваемое рядом в аккуратной полукруглой чаше, сопроводив серебряной ложечкой.

— Это вам не кусочки с круглой наклейки, — пробормотал я отчего-то.

Попробовал — и понял, что кусочки с наклейки были вкуснее. Вернее, я не помню доподлинно, каковыми именно они были, но детство запоминает ощущение счастья, а не вкусовые оттенки.

Позади раздались звонкие шаги — словно что-то тяжелое несут или специально акцентируют внимание… Шаги, впрочем, замерли ровно за спиной. Первое, быть может, принесли — и требуется посторониться, чтобы поставить аппетитную, пропеченную молочную свинку?.. Тогда почему бы не обойти стол…

Я обернулся из любопытства. Стоит. Ника стоит. В черном вечернем платье с глухим воротом, с высокой прической, на высоких каблуках, которые и цокают так звучно, с наборными браслетами на левой руке, упертой в бок, и перстнями на правой, в которой зажата вилка.

Не свинка. Какая досада.

— О, тебя уже выпустили!.. — Я повернулся обратно к столу и принялся меланхолично доедать мороженое. Совершенно безвкусное, к слову.

Отличное завершение отвратительного вечера.

Справа проскрипел стульчик, подтащенный сильной рукой по паркету и установленный рядом. Ника уселась на него, поставив локоток на стол и приложив пальчики к щеке.

— Собирайся, — глубоко вздохнув, выдохнула она слово. — Убивать тебя буду.

— Да ты рецидивист, — покосился я на нее. — Только вышла — и снова в тюрьму.

— А я, благодаря тебе, комиссию мозгоправов не прошла. У меня теперь и справка есть, — улыбнулась она так красиво, что по спине невольно пробежали мурашки. — Я теперь аттестованный псих. Мне теперь даже в больнице работать будет нельзя. Из-за тебя!!!

— А ну цыц! Вилку погнешь! — голосом одернул я движение руки, пошедшей на замах. — Ты что тут делаешь вообще?

— Так это мой ресторан, — вновь улыбнулась Ника.

— Хм… — сопоставил я этот факт с обещанным бесплатным обслуживанием и сделал однозначный вывод. — Ты перед Шуйским так вину решила искупить? Серьезно?

— Да. И судя по тому, что его здесь нет, ты опять мне все испортил, — произнесла она с короткими паузами между словами, будто сдерживая рык. — Так что собирайся, хана тебе, мелочь.

— Я тебя всего на три года младше. И вообще, может быть, несовершеннолетний, — подцепил я ложечкой кусочек мороженого. — Тебе вообще не стыдно?

— Нет! О-о не-эт!

— Так, хватит улыбаться в мою сторону. Вон прохожих пугай.

— Вставай и прими свою смерть!

— Не могу. Я ем.

— Так немного же… — заглянула она нетерпеливо в мою чашку.

— Мне еще первое не принесли.

— Ладно, — подозрительно покладисто утихомирилась она. — Последний ужин — это святое.

— Я долго буду есть, — честно предупредил ее, памятуя о заказанном.

— Я подожду, — мягко вздохнула Ника. — Я столько ждала… И эти две ночи в холодном бетонном мешке, на рваном матраце, пахнущем сеном и болью…

— Ты мне аппетит портишь, — укоризненно взглянул в ее сторону.

— Официант! — крикнула она. — Мне то же самое, что и ему.

— Но, госпожа…

— Ты слышал, Филипп!

— Сию секунду, госпожа.

— Ты столько не съешь, мать, — неодобрительно отозвался я.

— Съем.

— С куриного бульончика бы тебе начать… — проявил я участие, отмечая худобу ее лица и рук.

— Не беси меня!

— Да я на что угодно спорю, что не съешь, — примирительно развел я руками. — Не переводи зря продукт.

— На что угодно?! — рыкнула Ника. — А выйти на задний двор и достойно принять свою смерть — входит в твое слово?!

— Конечно, — недоуменно качнул я плечом.

— Тогда я принимаю этот спор, — протянула она сероватую ладошку, сильным рукопожатием вцепившись в мою ладонь. — Честью и Силой клянусь!

— Но, госпожа!.. — встревоженным голосом ворвался в разговор официант.

— Филипп, разбей! — рявкнула Ника. — Или ты с ним заодно?!

— Слушаюсь, госпожа… — потерянной тенью самого себя, на полусогнутых подошел он к столу и слабым движением руки обозначил начало спора.

— Подождем, — вновь улыбнулась Ника, оглядывая меня довольным взглядом. — На самом деле, все складывается очень удачно. Не пришлось тебя искать по городу, и все скоро успешно закончится.

— Как скажешь, — отставил я пустую чашку в сторону и сцепил ладони на животе. — Тебе, кстати, психиатрическую комиссию когда еще раз можно пройти?

Девушка заскрипела зубами.

— Ну там чтобы снять с учета… справку эту твою. — Затем присмотрелся к бешеному взгляду и задумчиво добавил: — Хотя… могут и не снять.

— Шути, шути. Недолго осталось.

На самом деле осталось действительно недолго — ровно до того момента, как в зал начали торжественно вносить щуку на блюде, котелок жаркого и тарелку борща, буженину и утиную грудку, бесконечную вереницу салатов, расстегаи, кулебяки и моего долгожданного порося с яблоком во рту — и всё это в двух экземплярах. Филиппа среди официантов не было.

По мере того как угощение занимало стол, менялось выражение лица Ники — от недоуменного до ошарашенного, а затем до тихого ужаса осознания.

— Т-ты специально все подстроил… — прошептала она.

— Да неужели? — посмотрел я на нее с осуждением.

— Но т-ты ведь тоже все не съешь!..

— Так я же и не обещал все съесть, — заметил я логично. — А вас, госпожа здешних официантов, никто не заставлял. Извольте к столу. — Затем обернулся к персоналу: — Ребята, салфеточки такие широкие, чтобы под ворот подвязывать, будьте добры. Госпожа ваша жрать изволит, как не в себя.

— А ну прекрати! — взорвалась криком Ника.

— Ты тут покричи мне еще, — буркнул я. — Солидное заведение, утонченное. Ведете себя не как леди.

— Максим, подожди, — оперлась девушка рукой о стол, будто боясь упасть от потрясения. — Это все была глупая идея. Я просто немного не в себе.

— Всего лишь хотела меня убить; мелочи, — отмахнулся я. — Вы, голубушка, с салатов начать изволите? Или с чего потяжелее? Рекомендую, кстати, щуку, — принюхался я. — Аромат от нее идет, хочу я вам доложить, расчудеснейший.

— Максим, я не смогу это все съесть, — сжав губы до белого цвета, произнесла Ника после ощутимой паузы.

— Получается, я выиграл? — Я расстелил салфетку на коленях и приступил к дегустации столь завлекательного рыбного блюда.

Интересно, станет юлить? Хотя честь — она либо есть, либо ее нет. И никакой внутренней игры словами, сроками, когда есть ощущение определенности данного обещания, она не приемлет. Невозможно обмануть самого себя.

— Ты то зло, которое нельзя победить, — устало произнесла Ника. — Забирай ресторан.

— Зачем мне ресторан? — прожевав аппетитный кусочек, уточнил я.

— Тебе же он нравится, я же вижу. И ты выиграл.

— Я выиграл, — подтвердил ей. — Но это не будет тем самым «чем угодно», которое я хочу.

— Тогда что? — тускло сказали мне.

Я отложил столовые приборы, убрал салфетку с коленей и повернулся к Нике.

— Я хочу, чтобы ты меня простила, — сказал я со всей серьезностью, чтобы не было и намека на усмешку.

Девушка подняла удивленный взгляд, посмотрела мне в глаза, явно отыскивая тот самый подвох, но была вынуждена признать, что я не шучу.

— Нет, — отведя взгляд, мотнула она головой.

— Что «нет»? — ворохнулось во мне недовольство.

— Я не могу тебя простить. Я не могу обещать то, что мне не по силам. Я не могу простить тебя, как не могу достать луну с неба. Проси что-нибудь еще. Но проси сейчас, потому что если я останусь жива, я постараюсь тебя убить. — И была в том ответе простая и спокойная решимость.

— Бывает, — вернулся я к ужину.

— Так чего ты хочешь?

— Я еще не решил.

— Когда решишь?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Но ведь сегодня?

— Хватит мешать мне есть! — хлопнул я ладонью по столу. — Вон борщ бери.

— Это твое желание?

— Нет, но это поумерит твой голодный взгляд.

— Он не голодный, он злой.

— Смотри своим злым взглядом на свою щуку! А моя от твоего — киснет.

В общем, таки попробовал от всего по чуть-чуть. Хорошо кормят, но дорого — под конец визита оказалось, что я не Шуйский Артем, потому привилегий и льгот мне не положено.

— Если нет денег, можешь уступить мне желание, — похлопала Ника ресничками. — Или остаться мыть посуду на месяц-другой. Иначе я вызову полицию.

— Совсем одичала, — печально покачал я головой и расплатился хрустящими пятисотками, искренне надеясь, что наша с ней встреча на этом закончена.

Впрочем, на улице этот призрак в черном тоже решил сопровождать меня и ныть.

— Ты придумал? — семенила она на своих каблуках в ответ на мой широкий шаг.

— Нет.

— А сейчас?

— Нет.

— Девушка, красавица, что ты за ним бегаешь? — со смехом окрикнула нас веселая компания, шедшая по бульвару навстречу.

— Она предлагает мне что угодно, — буркнул я им. — А мне не надо.

— Да?.. И сколько просит? — заинтересовались они.

А потом вопрос сменился волной обжигающего воздуха, алым отсветом огня и криками боли в компании, разбегающейся в разные стороны.

Резко прозвучал свисток городового, спешащего на происшествие. Но ему достался только емкий ответ: «Оскорбление аристократки!» — и небольшой шар огня, продемонстрированный в ее ладони. Что, в общем-то, завершило все расследование — это вам не преступление с разрушением императорской собственности и не огульные речи в его адрес. Слишком велика пропасть между сословиями, чтобы считать избыточным наказание за слова огнем. Не убила, и ладно. А убила бы — штраф и высочайшее постановление не появляться в Москве пару лет. Странные порядки, иногда дикие — ладно хоть аристократов настолько мало, что шанс нарваться на чужую обиду столь же мал, как провалиться в открытый колодезный люк. Результат столь же печален.

— А говоришь, Силу потеряла. — попенял ей.

— Это не та Сила… — с заминкой, но все же ответила она. — Быть Целителем не смогу. Но тебя, уж поверь, прожарю медленно и с удовольствием.

— Вряд ли, — честно оценил я ее возможности. — Может, года так три назад…

— Я «ветеран»! — пригрозила она. — Почти «учитель»!

Солидный ранг, на уровне опытного армейского бойца, достигаемый им годам к тридцати. Но, к примеру, у Артема этот ранг был уже в четырнадцать. Правда, он по-хорошему уникум, как бы не один из сильнейших в своем поколении. Тут же результат просто очень хороший — для ее двадцати одного года.

— Как-нибудь познакомлю тебя с одной барышней. У нее отвага хомячка и совершенно близорукая интуиция. Так вот, даже она не была столь категорична.

— Кто она такая? Что еще за барышня?

— Есть тут одна… к Артему привязалась.

— Хочешь, я ее убью? — заступив мне дорогу, с готовностью и преданным взглядом посмотрела на меня Ника. — Тебе ведь важна его дружба? А она наверняка мешает, да? Время его отнимает? Плохая девочка!

— Как же тут основательно кровля протекает… — оглядел я ее сочувственным взглядом, обошел сбоку и направился к остановке.

Такси вызывать опасно — буйная. А свою машину — жалко. Может, хоть общественный транспорт пожалеет.

Присел на лавочку, Ника села рядом, с осанкой королевны ожидая автобус вместе со мной. Помолчали, пощелкали по экранам телефонов, прогулялись до расписания и убедились, что автобусы нужного направления ходят раз в двадцать минут, и, скорее всего, предыдущий уехал совсем недавно.

— Послушай, — произнесла Ника, — давай ты захочешь, чтобы я уехала далеко-далеко? А я не стану тебя потом искать.

— Нет, — сухо ответил я.

— Тогда почему просто не загадаешь, чтобы я тебя не убила?

— Потому что ты и так не сможешь этого сделать.

— Значит, я не смогу отомстить, — грустно шмыгнула она носом, на этот раз отчего-то поверив. — А завтра ты пропадешь, и данное, но не исполненное слово станет высасывать из меня Силу. И так талант потеряла — теперь Силы лишусь… А еще я сумасшедшая по документам… Кому я такая нужна?!

— Ну, слушай, не плачь, — толкнулась забота в сердце. — Ника, ты чего? Все у тебя будет хорошо.

— Не бу-удет! — полилась соленая вода по щекам.

— Как не будет, если будет! Ну, улыбнись! Молодец! Покажи зубки. Вот видишь — целые, все на месте! Не старая еще! Найдешь себе кого-нибудь!..

Никогда еще не был так близко от человека, готового пойти на клятвопреступление. Но Ника вроде удержалась.

— Хана тебе, Максим. — Тыльной стороной ладони она убрала слезы, вновь возвращаясь к облику холодной и чуть деспотичной леди. — Дотянусь я до тебя. Хоть как, но дотянусь.

— После того, как я придумаю желание, — отметил я очевидное.

Потому что иначе выйдет то самое клятвопреступление. То есть стыд и позор с потерей чести и Силы: даже если я сопротивляться не буду, завершить атаку она просто не сможет. Рассыплется техника прямо в руках. Оттого, в общем-то, подтрунивать над ней можно без опаски — стержень (он же стоп-кран) в ней все же есть, а легкая злость полезна для бодрости молодого организма.

— Я с тобой до твоего дома дойду, — уже спокойным тоном пригрозила Ника. — Спать не дам! Определяйся с выигрышем.

— На что вы вообще рассчитываете, когда принимаете такие пари? — произнес я в пространство риторический вопрос, отмечая нужный автобус в конце улицы.

— На вселенскую справедливость!

Я поднялся с места и подошел к дороге, чтобы автобус ненароком не проехал мимо — кроме нас ведь никого. Район такой, что люди либо на своих машинах, либо на метро — оно тут близко.

— Могу признать, что она работает. Послезавтра утром придешь. Будет тебе задание.

— Договорились, — успокоенно выдохнула девушка.

Двери сомкнулись за спиной, оставляя на остановке одинокую хрупкую фигурку девушки, которая даже не понимала, как же ей повезло проиграть.