Вход в здание предварял уличный пост охраны из двух сотрудников, проверивших наши паспорта и со здоровой подозрительностью отнесшихся к кульку с монетами в руках Веры.

– Личные сбережения, – обозначил я, оборвав смущенные лепетания девушки про сдачу и мороженое.

– Накопила, – понятливо закивали охранники, но тут же посочувствовали. – Вам бы, ребята, в другой день прийти. Облака низкие, ничего сегодня не увидите.

– Может, исправится еще погода. – Не стал Артем их разубеждать в цели нашего визита, поглядывая вверх: на темные тучи, принесенные южным ветром и словно забытые над нашими головами.

– Может быть, – вернулось к ним равнодушие.

Потому что позади нас подпирала целая толпа китайских туристов, подошедшая от экскурсионного автобуса. Этим точно не до выбора удачного дня – их вела судьба в лице двух экскурсоводов-переводчиков, у которых строгий график, маршрут и пачка документов на руках. И лучше бы нам быть у лифтов раньше, чем они пройдут охрану.

– Поторапливаемся. – Прибавил я шаг.

Позади Артем взял на буксир Веру и охотно заспешил – еще и потому, что часть туристов приняла его за главный экскурсионный экспонат и с характерным китайским «ого!» защелкала объективами в его сторону.

Вера не спорила – она напоминала синий бантик, зацепленный за грузовик.

Внутри башни на наши паспорта взглянули повторно, провели через рамки металлоискателя (Вера снова бибикнула). Она же с радостью расплатилась за наше часовое посещение, избавившись почти от всех монет.

– А у тебя нет пропуска сотрудника? – Не остался Артем равнодушен к избыточным тратам.

– Есть. Но нет гарантий, что Игорь не сбежит, – шепнул я ему и направился к туристическому лифту.

Были еще служебные и для персонала, а так же отдельный – на верхние уровни, которые оккупировали директораты федеральных каналов, предпочитая тесниться на высоте. Хотя рядом, в пешей доступности, огромные пространства телецентра, да и собственных съемочных павильонов у каждой студии в достатке.

Странная любовь к почетной, но такой гибельной высоте – ведь даже сильнейшим из одаренных не выжить при падении, если случится беда и пожар. Стихийные щиты и защитные техники в основе своей привязываются к уровню горизонта, компенсируя кинетику удара за счет жесткой связи с миром. А вот по вертикали это совершенно не работает – разве что ветром себя как-то удержать, но мастерство и сила для этого требуются нерядовые.

Тем не менее, аристократы стремятся вверх, и все остальные повторяют вслед за ними.

В кабине лифта мы оказались единственными пассажирами – видимо, большинство желающих все же вняло предупреждениям охраны и не стало тратить время на созерцание непогоды с высоты.

Артем с интересом присмотрелся к кнопкам, на которых отражались не этажи, а отметки высоты башни, да еще без стабильного интервала меж ними – отчего ряд уровней незаметно выпадал для постороннего взгляда, словно их и не существует. На них можно было добраться только со служебных лифтов – посторонних и случайных туристов там не ждали.

– Нам какой?

Я нажал на кнопку с цифрой «триста тридцать четыре».

– В ресторан, для начала, – озвучил свой выбор и пояснил на недоуменные взгляды. – С пустыми руками в гости ходить неправильно.

Артем к фразе отнесся нейтрально, дернув плечом. Разве что чуть нервно покосился на монитор, который был вмонтирован в стену кабины у потолка и показывал прямую трансляцию из шахты поднимающегося лифта – не иначе, чтобы было еще страшнее. В отличие от многих, к высоте он относился весьма плохо. Самолеты не любил, жить предпочитал поближе к земле, да и у меня в гостях попросил апартаменты этажом пониже. А тут еще гул и ощущение давления в ушах от подъема на высокой скорости, ограниченное пространство и искусственный свет плафонов – и так почти минуту времени.

Но откровенно ворчать Артем стеснялся – не с Верой же рядом. А та смотрела на тросы и мелькание стыков плит с профессиональным интересом, не отпуская его руку.

Ресторан никого не ждал – поселившаяся за окном непогода распугала всех возможных клиентов. Не было желающих приобрести недешевые блюда и употребить их, глядя на темно-серую хмарь за окном. Даже хитрый механизм, поворачивающий зал вокруг оси башни раз в сорок минут, не спасал – сумрак был за каждым окном, в любом направлении, и без малейшего просвета.

Разумеется, всегда нашлись бы романтики, верящие, что мгла вот-вот отступит – но для них были заведения уровнем ниже и изрядно дешевле. Здесь же царила апатия и мысли об упущенной выгоде – даже официант при виде клиентов только обозначил движение к нам, уже мысленно смирившись, что сейчас гости развернутся и уйдут.

Оттого, наверное, реакция на мою просьбу предоставить в аренду их кухню была недоуменной и без традиционного жесткого отказа, встречающего каждого, кто пожелает пройти в святая святых заведения, и, о ужас – возжелает там хозяйничать (без санкнижки, без инструктажа!). Вместо этого, официант вернулся в компании с администратором и дежурным шеф-поваром. Последний, обведя глазами пустой зал, все же осторожно поинтересовался, что такого могут приготовить уважаемые гости, с чем не справился бы он. Мол, может нам не стоит утруждать себя.

В дискуссию вступать я не стал и просто обозначил сумму аренды – тут уже администратор заведения сам мягонько подхватил повара за локоток, отводя в сторону, а сам широким жестом указал на вход в помещения кухни.

– Владейте и ни в чем себе не отказывайте!

– Благодарю, – скинув с себя пиджак, передал его на руки Артема.

Тут же получил чистый халат, чуть ли не бегом вынесенный официантом из кухни.

– Я помогу? – робко произнесла Вера, обозначив шаг в сторону двери во внутренние помещения.

Посмотрел на нее недоуменно и перевел осуждающий взгляд на ее кавалера.

– Ч-что не так? – Повернулась она к Артему.

– Вера, вот производство высокотехнологичных пластиков – секретная информация? – Тихонько вздохнув, Артем положил ладонь ей на спину и медленно повел в сторону ближайшего столика.

– Ну, да. Но это ведь… – Оглянулась она в мою сторону.

– А тут чистая биохимия: температурные режимы, давление, катализаторы и время.

Он, как и многие мужчины, знал, сколько мистики и магии может содержать фраза «варить до готовности».

– Да ну ерунда, – фыркнула девушка. – Как готовка может быть секретной?

– Все что угодно может быть секретным. Даже как правильно переходить дорогу. – Терпеливо пояснил Артем и обратился к персоналу, деликатно вернувшемуся к стойке. – Можно нам кофе и что-нибудь из десерта?

– Сию секунду!

– И погода за окном ужасная, – проворчала девушка, устраиваясь за столик.

– Если я что-то понимаю, совсем скоро будет ясно и солнечно, – бодро донесся голос Артема за мгновение до того, как я плотно прикрыл дверь.

Сверху равномерно горели плафоны, освещая белоснежный кафель стен и дверцы промышленных холодильников, отражаясь от практически безупречного зеркала стеллажей, раковин и посуды из нержавеющей стали.

– Приступим, – ревизовав содержимое шкафов, удовлетворенно вздохнул я и встряхнул ладонями.

Свет медленно просел, восстановившись так же плавно – словно великан на секунду прикрыл глаза. Затем замерцал стремительно, будто крылья бабочки, чтобы через мгновение погаснуть совсем, оставив помещение в полной темноте. В центре которой синими, искрящими от влитой Силы линиями расцвел объемный алхимический конструкт с гранью в полтора метра, выглядящий шестью кубами, вложенными друг в друга и соединенными через вершины.

– Автоматика тут, конечно, ни к черту, – прокряхтел я, налетев в потемках на угол стеллажа. – Интересно, а если так?..

Комнату тут же осветили десяток звездочек, своим мерцанием отгоняя темноту и разбавляя контрастно-синий оттенок, исходящий от конструкта.

– Вот, гораздо лучше! Как-там он готовился… Ага, давление в сорок атмосфер и отделить белки от желтков…

Кубы конструкта начали медленное вращение – каждый вокруг своей собственной оси…

Через сорок минут мы вместе сидели в светлой приемной цвета орехового дерева: я, Артем, Вера и кусочек свежего торта, запакованный в пластик, на ее коленях. Торт располагался в рекомом месте в знак великого доверия и в результате очередной попытки Артема меня с Верой примирить. Она, видите ли, испугалась, когда на этаже рубануло электричество, а скатерть стала искрить. Ладно хоть Артем удержал сумасшедшую – синтез шел полным ходом, так бы вместо торта запросто мог бы быть студень. Это ж сколько зря переведенных ингредиентов и моего времени!

Сошлись на том, что Вера несет торт и ни в коем случае не открывает упаковку. Да и, честно говоря, со свободными руками было удобнее – электрическая подстанция только-только перезагрузилась, система охраны приняла мой пропуск (где-то наверху подозрительно синхронно проревела сирена), и у нас было около трех минут, пока не запустятся лифты, и Игорь не сбежит.

Вроде как – успели, судя по тому, что симпатичная секретарша за столом приемной уже третий раз нервно перекладывала бумажки из стопки в стопку, а затем обратно. Они формировали то башню, то растекались тремя стопками, то обменивались вершинами, словно в головоломке Эдуарда Люка.

За ее спиной сиял светлый день во всем его теплом августовском великолепии – с синим небом и ярким солнцем, слегка прикрытым перистыми облаками. Хмурые тучи оставили Останкино в покое, к несказанной радости туристов и рестораторов (которые по такому поводу не сильно ворчали на сбой в сети, тем более, что прямо нас обвинить не получалось).

– Так говорите, не придет? – Переспросил я секретаря.

Нас уже успели заверить, что Игоря Александровича Долгорукого сегодня не предвидится.

– Нет! – Подтвердила она.

– Ну, мы подождем, – улыбнулся я.

– Так ведь не придет? – Робко уточнила девушка.

– А вдруг, – с обаятельной улыбкой развел я руками.

– Понимаете, у нас ремонт, – вдохновленно произнесла она, спрятав чуть подрагивающие руки под столом. – Полная замена мебели! Поэтому Игоря Александровича сегодня никак не может тут быть!

– Вот как, – погрустнел я.

– Да! – Отчего-то расцвела она улыбкой. – Вот, как раз грузчики пришли, старую мебель забирать, – приподнялась она из-за стола и стремительно вышагнула навстречу трем кряжистым ребятам в спецодежде, зашедшим в помещение. – Ребята, вам сюда!

– Так может, мы поможем? – Произнес Артем, поведя плечом.

– Нет-нет-нет! Что вы! Вы же гости! – Заверила нас секретарь и лично проводила грузчиков до двери, плотно прикрыв за ними створку. – Вот, ремонт в полном разгаре, – вздохнула она полной грудью. – Давайте я вас запишу на другой день?

– Мы подождем, – так же невозмутимо ответил я и откинулся на спинку кресла.

– Но…

– Вы ведь знаете, чей это кабинет?

– Да…

– Или кресло подо мной вы тоже решили поменять?

– Нет-нет! Ожидайте, конечно же! Просто я хотела, как лучше, – засеменила она обратно на свое место и с деловым видом взяла в руки бумаги.

– Вы их переверните лучше, – посоветовал я.

Девушка побледнела, затем порозовела, но продолжала читать текст вниз головой.

Тем временем вновь открылась дверь кабинета – первым вышел грузчик, удерживая в руках по два сложенных друг на друга стула. За ним, с изрядными сложностями и тихими матерками выглянули еще двое, вытаскивая из помещения массивный шкаф, зафиксированный по периметру скотчем – чтобы дверцы не повредить.

– Вы бы его разобрали для удобства, – с осуждением произнес я.

Грузчики замерли, словно вокруг ночь, а я участковый. Затем медленно и уверенно пошли дальше – уже беззвучно и с невозмутимым видом.

– Он же в лифт не пролезет. – С интересом оценил я габариты.

– А мы его по лестнице понесем, – просипел с надрывом идущий позади.

– Так сто этажей?

– А нам за пролет платят. – Поравнялись они с нами.

– Стоять, – негромко но выразительно произнес я. – Шкаф поставить.

– А… – Поставив шкаф, смущенно потоптались они на месте, оглядываясь на секретаря.

– За дверь, оба. – Встал я с кресла.

Грузчики молча вышли.

Я же подошел к шкафу и одним движением снял завязку из скотча с ручек. Затем мягко потянул дверцу на себя и заглянул внутрь.

– Игорь, да ты похудел! – Обрадованно посмотрел я на смущенное бледно-розовое лицо друга, поправлявшего длинную прическу и выбившийся из-под клетчатого жакета ворот рубашки.

Мимо с видом ледяного спокойствия проследовала на выход секретарь. Потому что нет ничего хуже для карьеры, чем видеть непосредственного босса в глупом виде.

– О, Максим! А я тут, знаешь ли… – Лихорадочно обвел Игорь взглядом невеликое пространство шкафа.

– Сидишь? – Подсказал я.

– Ага! – Кивнул он и робко улыбнулся.

– Так ты поудобнее присаживайся, – подавая пример, я потянул из-за спины свое кресло и пододвинул ближе.

Игорь аккуратно поставил ноги на пол и украдкой посмотрел в сторону двери.

– Сидеть! – положил я ему руку на плечо.

Рядом, проскрипев креслом, разместился Артем – на всякий случай перекрывая путь для побега.

– Добрый день, – вежливо поздоровался он.

Но Игорь отчего-то испуганно отшатнулся.

– Я знал, что этот день когда-нибудь настанет, – потерянно прошептал Долгорукий, переведя взгляд на меня.

– Виноват, давно надо было к тебе заехать, – улыбнулся я. – За пять лет не нашел время тебя увидеть лично. Ты уж извини, пожалуйста.

– И-извини? – Пробилось из-под маски его отчаяния удивление.

– Плохой из меня друг, – виновато отвел я взгляд. – Одни подарки и открытки на день рождения через третьи руки, а сам так и не выбрался к тебе ни разу. Хотел – честно хотел! Только тебя всякий раз не было на месте, когда я мимо проезжал. Но и пост у тебя немаленький, все в трудах, заботах.

– Ну, да, – пришел его черед отводить взгляд.

– Вот и у меня хлопот немало, – вздохнул я. – Тем не менее, моей вины это не отменяет.

– Да ладно, что ты, – горячо и сбивчиво начал было Игорь, но я его прервал.

– Но, пожалуй, я знаю, чем можно загладить вину! – С торжеством, в котором чувствовалось то приятное лукавство, когда точно знаешь, что подарок придется по вкусу, произнес я. – Вера, торт! Вера. Вера!.. Артем! – Возмутился уже я, поворачиваясь к другу.

Пусть объяснит ей, что не следует портить момент какой-то обидой! Только Артем тоже был временно недоступен для коммуникации – он ошарашенно смотрел назад.

Я тоже повернулся, и тоже замер на несколько секунд, пытаясь осмыслить увиденное.

Над раскрытой и пустой пластиковой коробкой из-под торта замерла с маской ужаса на лице Вера, глядя на собственные ладони, запятнанные шоколадными следами немыслимого преступления. Крошки были на ее подбородке, крошки лежали на синей ткани ее юбки, и ни один адвокат мира, даже самый гениальный, не взялся бы оправдать ее перед лицом неопровержимых улик.

– Вера, ты зачем съела торт? – Ошарашенно произнес Артем.

– Я…я… – Залопотала она, переводя взгляд то на него, то на свои ладони. – Я не знаю, как так получилось… – Перешел ее голос на едва слышный шепот.

На ее лице было такое отчаяние, такая буря эмоций, что сложно описать словами. Словно у матери, считавшей себя образцовой и идеальной, после первой порки сына. Будто у молодого и отчаянно верящего в свой коллектив директора после первого увольнения сотрудника. Как у резидента, с треском провалившегося на какой-то ерунде…

– Вера, ты трогала крышку? – Сильно зажмурившись, спросил Артем вновь.

– Я с-случайно, я хотела просто аромат…

– Ой, блин… – Как от зубной боли прошипел он, вцепившись ладонями в виски. – Максим, это ведь тот самый торт, да?

– Тот самый торт? – Эхом прошептал Игорь взволнованным голосом.

– Тот самый, – скорбным голосом подтвердил я.

– Прямо тот самый? – Спросил он, с тоской разглядывая крошки на платье девушки.

– Даже лучше. – Присел я рядом с ним в шкаф. – Он был свежий… Ему не было и часа…

– Расскажи, каким он был? – Схватил он меня за руку и с отчаянием посмотрел в глаза.

– Само совершенство. – Падали слова в абсолютной тишине. – В нем была свежесть послегрозовой весны и тепло южного ветра; энергия ветра, наполняющая паруса и спокойствие лепестка на тихой воде.

– Р-ребята…

– Тш-ш… – Прошипел на Веру Артем, глянув совсем недобро.

– Сотни миллионов вольт напряжения ради одного кусочка…

– Это один из самых печальных дней в моей жизни.

– Теперь представляешь, как было тяжело Нике Еремеевой, когда ты принес ей только часть торта? – Спросил я, не меняя тона.

– Да, но у нее была хотя бы часть…

– Она ее не съела. Выбросила.

– Выбросила?! Она что, сумасшедшая? – Возмутился Игорь.

– Как видишь, в этом поколении они все не очень умные. – Похлопал я его по плечу. – А если это массовое, стоит ли из-за этого переживать?

– Значит, ты на меня не сердишься? – Спросил он смущенно.

– Давно простил. – Хмыкнул я, одновременно примеряя рост Веры и габариты шкафа. – Можно я одолжу у тебя половину шкафа и одну створку?

– Бери хоть весь.

– Весь не надо. Вторая сейчас все-равно где-то в застенках…

– Максим, не надо, – встревоженно попросил Артем. – Она не знала, что делала. Вернее, знала! Но не осознавала последствия!

– Ладно, – призвал я все свое долготерпение.

Мы же, вроде как, пришли ей карьеру делать.

– Игорь, вот эту девушку надо…

– Закопать?

– Трудоустроить. – При всем желании согласиться, нашел я силы на иной ответ. – Нет, не на каторгу. Ведущим прогноза погоды. Прежнего в отпуск. Считай это наказанием за твое поведение с Еремеевой. Теперь ты каждый день будешь видеть человека, который съел твой торт. Как только простишь ее – уволишь.

– Пожизненный контракт, – пробормотал Игорь. – Нина! Так… Сейчас секретаря вызову, – и посмотрел по сторонам, словно в поисках телефона или кнопки.

А вокруг был только шкаф, и какие-то ткани, пледы в нем. Хм…

– За дверь выйди, она, наверное, там.

– Ах да, вы проходите в мой кабинет, пожалуйста! – Поднялся он с места и суетливо принялся выражать гостеприимство.

Вера продолжала сидеть в прострации – пришлось выводить ее из этого состояния традиционными методами.

– Ай! – Тронула она волосы, за пряди которых я дернул.

– Секретарь подойдет, составит бумаги. Подпишешь, пройдешь с ней в павильоны, отснимешь пилотный выпуск. Все понятно?

– Я с тобой пойду, – хмуро произнес ей Артем. – Дождись меня.

– Хорошо. Я правда… Извините! – Уперлась она взглядом в пол.

Оглядев парочку, осуждающе покачал головой и проследовал в кабинет Игоря. Тот, правда, по прежнему где-то искал секретаря по коридорам… Будем верить, она не решила спешно покинуть страну, и Игорь ее найдет.

– Сложно винить человека в том, перед чем он не может устоять, – выработал-таки Артем свою позицию, зайдя следом и прикрыв дверь.

– Всего дел – не открывать герметичную крышку, – пожал я плечами, оглядываясь вокруг.

В довольно просторном – для размеров башни – помещении устроился друг. Прямоугольник стен занимали три круглых стола, занятых папками с проектами. На дальней стене тихо бормотал эфир телеканала в широкой рамке плазменного телевизора. Панорамные окна, вид из которых должен тут быть просто роскошным, отчего-то полностью скрывали полупрозрачные шторы, позволяя дневному свету наполнять кабинет – но основным источником освещения были плафоны дневного света на низком потолке. И над всем этим рабочим благолепием плыл едкий и неприятный запах табака.

– Это любопытство! Тебе ли не знать.

– Это гордыня, – не согласился я. – Желание убедиться, что у нее получилось бы лучше.

– Уверен, ничего общего, – продолжал упорствовать Артем.

– В музей сегодня не идем?

– Вере нужна поддержка. Стресс, незнакомые люди. Ее могут обидеть.

– Она кусок торта съела за двадцать секунд. Да за минуту она кому хочешь руку отгрызет!

– Закрыли тему, – знакомо насупился Артем.

Оставалось только рукой махнуть – ничего он слушать не станет. Что сейчас, что тремя годами раньше, когда я его час убеждал, что делать мангал из газового баллона – плохая идея, а он не верил и ходил потом в вязаной шапочке на лысую голову.

– Так, договор уже оформляется, – зашел в кабинет Игорь и быстрым шагом направился к центральному столу, за которым мы сидели. – Прошу простить, запамятовал, я представлен вашему товарищу? – Присев на свое кресло и переждав легкую отдышку, произнес он.

– Это Артем Шуйский, ты его, наверное, помнишь.

– О, я вас не признал! – Честно постарался Игорь отыскать в нем знакомые черты. – В прошлый раз вы были…

Сложно вежливо охарактеризовать преображение скромного худенького мальчишки в то, что сидело на соседнем стуле. Но Игорь справился.

– Со скрипкой! – Выдохнул он и улыбнулся располагающе.

– Вы тоже изменились, – вежливо кивнул Артем. – В лучшую сторону, бесспорно.

Раньше Игорь был склонен к полноте, сейчас же куда больше походил на старших представителей его династии – высоких, стройных и поджарых. Только вот длинные волосы до плеч выходили из идеального образа, запечатленного на портретах и черно-белых фотографиях его династии. К слову, ни одного фото семьи в кабинете не было.

– Соблюдаю режим. Сладкое вообще не ем. – Категорично произнес Долгорукий. – Уже пять лет как, – и виновато посмотрел на меня. – С того самого дня. Ни кусочка не лезет.

– Курить тоже бросишь.

– Нервная работа, – повел он руками, указывая на горы бумаг на столах. – Стресс…

– Спортом займись.

– Да куда там, – еще раз с возмущением оглядел он пространство, намекая на отсутствие времени.

– Проблемы с мотивацией, – понимающе закивал я.

– Причем тут это?

– Через год вместе с Артемом побежите пять километров.

– Это все избыточно! Отвлекать уважаемого Артема…

– У тебя будет фора в три километра.

– Неравные условия, опять же…

– Если он тебя догонит, то съест.

Игорь тут же демонстративно вынул пачку сигарет из кармана брюк и сдвинул по столу к нам.

– Завязал, – емко произнес он, с опаской косясь на Шуйского.

Артем же медленно повернул ко мне голову, тяжело вздохнул и вновь посмотрел перед собой. Ничего-ничего, он мне за Веру еще десяток таких забегов должен.

Ишь чего, если Ника что делает – то на мне долг, а когда его недоразумение мне тут диверсию на ровном месте устраивает, то он еще хмурится!

Тем более, что Игорь через полгода точно будет на уровне третьего мужского разряда по бегу. Желание жить – мотивирует!

– С родителями у тебя как? – Не вовремя вспомненная Ника напомнила, что хорошо бы и сейчас сделать пару шагов для улучшения положения ее семьи.

– Да никак, – спокойно и со тщательно скрываемой гордостью произнес Игорь. – Зовут на приемы, я не хожу.

На секундочку, пять лет назад его отправили в изгнание. Фактически, чуть ли не отреклись, запретив появляться на пороге дома. Уж больно злы были родственники на бестолкового потомка, у которого кроме доброго сердца и не было выдающихся качеств. А такое не особо ценится в мире силы.

За два года управления телеканалом, который из рук Долгоруких перешел в мои, отношение к непутевому сыну и внуку изменилось кардинально. Кроме деловой хватки, им проявленной, теперь у родича оказался неслабый инструмент влияния и власти, который род хотел вернуть себе – пусть и не владея лично, но транслируя через него собственный взгляд на события.

Изгнание сняли, повинились, пригласили влиться обратно в дружную семью. Игорь послал их ко всем чертям и выполнять их «мелкие просьбы на телевидении» отказался, отчего его зауважали еще сильнее – злопамятность и сила воли как раз-таки ценится особо… Но кровь все равно дает знать – все же, не разругались окончательно и отношения поддерживают, пусть и натянутые, осторожные и ныне крайне уважительные друг к другу.

– Сходил бы? – Не настаивая, поинтересовался я.

– Да ну. Отец меня женить хочет, – пожаловался Игорь. – Там не приемы, а смотрины.

– Так женись.

– Чего? – Посмотрел он столь же подозрительно, как Машк, которому подсовывают в миску таблетку.

– А я тебе торт испеку на свадьбу. Тот самый.

– Максим, это подло, – пожаловался он, нервно барабаня пальцами по столешнице.

Как тот же Машк, только хвостом, когда таблетка перемещается в аппетитный кусочек мяса.

– Предложение действует только сегодня.

– Но за что?! – Воскликнул он со взглядом мученика.

– Кто-то же должен в этом кабинете принимать решения!

– Я принимаю!

– Так принимай, – развел я руками. – Я же не заставляю. Но либо сладко и по твоему выбору. Либо горько, через скандал с родней и ту, на которую они укажут.

– А торт большой? – Вновь затарабанил он пальцами.

– Большой, – вздохнул я, прибегая к уступке, работающей в том числе на котов.

– Ладно. – Вздохнул он.

Все это время я игнорировал ошарашенный взгляд Артема.

– Так, а теперь бери бумагу и ручку… Да не торт ты рисуй!

– А как же… – Захлопал он глазами, словно обманутый в лучших чувствах.

– Торт потом нарисуешь и пришлешь почтой. Сейчас другое записывай. Надо сделать ролик: у нас же есть оптимистичный блок в конце новостей про рекордные надои или что-то такое? Вот туда про Еремеевых что-нибудь надо отснять и вставить. Они что-то там за рубеж поставляют, двигатели или вроде того. Как обычно: отечественное, самое лучшее, поэтому берут даже тамошние. Справишься?

– Да легко. – Поморщился он, как от ерунды.

– Спасибо. А мы пойдем.

Нас проводили до дверей, предлагая заходить в любое время. Артем подхватил с кресла Веру, уже отошедшую от стресса и что-то восторженно вещающую про гонорар и первые съемки. На меня она старалась не смотреть, да и я не нуждался в ее внимании.

Дождавшись, когда они выйдут из кабинета, повернулся к секретарю и вежливо попросил у нее конверт. Заполнил его убористым почерком, выводя в получателях адрес лаборатории, а в отправителях – абонентский ящик, арендованный наряду с еще десятком в разных уголках Москвы. Выудил небольшой клок волос, принадлежащих Вере, и бережно поместил в конверт.

– Где исходящая почта?

– Вот тут, – указала она пластиковую конструкцию на краю стола. – Но я могла бы лично…

– Обычным порядком, вместе с остальными конвертами, – отрицательно повел я головой. – И я сегодня ничего не отправлял, вам понятно?

– Абсолютно. – Компенсируя провал в собственном поведении, секретарь излучала суровый профессионализм (то есть, отсутствие любопытства и готовность забывать все по команде).

Скоро узнаем, кто это такой у нас к медведю прицепился и не отстает.

– Случилось чего? – Артем стоял возле лифта в одиночестве. – Вера уже вниз спустилась.

– Мелочь одну чуть не позабыл, – отмахнулся я, прикрывая дверь за собой.

Но перед тем, как она закрылась, отсекая все звуки, до ушей еще успел долететь приглушенный отзвук мечтательной фразы Игоря:

– Ниночка, соедини меня с отцом…

Артем, разумеется, ее услышал тоже.

– Зачем ты его женить решил?

– Мне, может, интересно, каково это – семейная жизнь в близком приближении на примере друга. Скажи спасибо, что сегодня это Игорь.

– А если серьезно? – Не повелся Артем, подходя к лифту.

– У него в шкафу плед и постельное белье. Он спит на работе, это неправильно.

Все же, Игорь действительно мне друг.

– Максим, я серьезно!

Даже растерялся на мгновение – посмотрел, а Артем стоит, насупившись, и явно ждет другого ответа.

Подумал, что он хочет услышать, и произнес с весомой обстоятельностью:

– Примирение Игоря с семьей позволит непосредственно влиять на Долгоруких. Так же открывает варианты на воздействие через его будущую супругу. Абы кого ему не отдадут, он теперь в фаворе.

– Вот теперь – верю, – с довольным видом кивнул он. – А то вечно ты темнишь.

– Хм… – Выдал я неопределенный звук, не желая спорить.

Артем шагнул в кабину лифта, и я проследовал за ним.

– И вот что, Максим. Насчет социального статуса… – Произнес он, стоило створкам сомкнуться.

– Да?

– Про Веру ты все верно подсказал. Тут я не разбираюсь, не приходилось как-то. Но насчет Еремеевой могу подсказать.

– Слушаю.

– То, что ты для них сейчас делаешь. Эти ролики…

– Не только, – поспешил я уточнить. – Еще финансы на новые проекты. На бал и прием их пригласят, я почти договорился. Плюс попрошу кого-нибудь заключить с ними сделку на высшем уровне. Есть такие планы.

– Вот, – кивнул своим мыслям Артем. – Я примерно так и представлял. Так вот, это не сработает.

– Почему? – Удивился я.

– Потому что это твои связи, твои деньги и твои друзья. Не их, – качнул Артем головой. – Все они работают с тобой и делают одолжение тебе, а не Еремеевым. Я в этом разбираюсь.

– Но финансы и проекты…

– Тут все работает наоборот. Если у них были бы связи и знакомства, если бы их приглашали на приемы, как род, а не по твоей просьбе, с финансами тоже никаких проблем бы не возникло. Деньги же и сделки сами по себе не дают положения в обществе.

Циферблат лифта мерно отсчитывал метры до отметки первого этажа. А в душе была некая растерянность.

– Так что тогда делать? – Попросил я совета.

– Надо, чтобы с ними поделились статусом. Как это делается – сам понимаешь. – Вышел он из лифта, а затем, вместе со мной, и из здания.

Я посмотрел на спину Артема, спешащего к девушке в синем возле микроавтобуса телеканала. Сам же повернул к своей машине, дожидавшейся чуть дальше общей проходной, неспешно вышагивая и обдумывая предложенные Артемом варианты. Не высказанные прямо, но вполне понятные без лишних слов.

Статус такого уровня можно либо отнять, либо присоединиться к чужому. Третьего не дано.

Чтобы отложить эти мысли, решил-таки позвонить сестрам. Есть такой период у информации, находящейся у них на хранении, когда уже проходит предвкушение легкого садизма, с которым истина будет цедиться по каплям в обмен на мольбы и просьбы. Но до той грани, когда долгое ожидание пережигает желание говорить вообще, перерастая в глухую обиду – мол, они старались, а я совершенно равнодушен к их помощи.

Этот период славен тем, что информацию вываливают скопом, потоком слов прорывая плотину формальностей и стандартной структуры разговора. В общем, когда их распирает, и никто не может остановить, пока лавина данных не накроет абонента с головой.

Сев в машину, я набрал номер и предусмотрительно отвел трубку подальше от уха.

– Короче, она тебя любила! – Рявкнули в трубку через мгновение вместо гудка.

– Чего? За что?

– Сами не знаем! – Язвительно ответили мне.

– Нет, за что- понятно. Но мне ж тогда было тринадцать, а она вообще одиннадцатый класс!

– Любовь зла – полюбишь и…

– Неверная поговорка! – Осадил я их рявком.

– Любви все возрасты покорны?

– Сойдет. Так любила, теперь ненавидит. Что с того?

– А с того, что талант Целителя зависит от любви, – с придыханием ответили мне. – Как у аристократов – от Чести, а у тебя от любопытства.

– Так. – Почувствовал я неприятное ощущение в животе. – То есть, эта ее ненависть…

– Целители лечат любовью, – перебили меня. – Но каждого больного придурка любить не заставишь! Поэтому целитель обычно любит маму с папой, а их образ переносит на пациента, тем самым открывая возможность к их излечению. Но, как пишут на форумах, любовь к родителям не такая сильная, как… Ну, другая любовь. Однако есть проблема, когда любящий целитель приходит к дому возлюбленного и видит его с другой.

– Да я же знать не знал… – Растерялся я.

– А когда целитель вдобавок узнает, что ее любимый разрушил все счастье ее рода… – Сурово произносили сестры.

– Да подождите вы…

– Уничтожил все, чем целитель дорожил. Все, к чему он стремился…

– Тонь, Кать…

– Дар ломается. – Сухо ответили мне. – Целитель больше не может лечить. Ему некого любить.

– То есть, это конец для Ники? – Ответил я почему-то непослушными губами, пересохшим голосом.

– Нет, это ты – балбес! – Сердито заворчали мне. – Мог бы сам уточнить, первая страница поиска!

– У меня первая страница поиска в восьмой класс пошла, – проворчал я, чувствуя, как отпускает напряжение.

– Что бы ты без нас делал! В общем, это обратимо.

– Мне ее в себя опять влюбить что ли? – С подозрением уточнил я.

– Нет, просто показать ей, что ты обычный человек, – словно бы даже вздохнув от огорчения произнесла Тоня. – Надо убрать ненависть, всего лишь. Тогда она сможет целить любовью к родителям, а там, глядишь, снова себе кого-нибудь найдет, полюбит.

– Хорошо, – уже с облегчением выдохнул я. – Сделаем, не проблема.

– Не-не-не-не! – Затараторили они.

– Чего опять? – Посмотрел я на телефон.

– Мы тут подумали и решили, что тебе не надо делать вообще ничего! Совсем-совсем! Ненавидеть только на расстоянии легко, а тут примелькаешься рядом, само пройдет! Увидит, что у тебя две ноги, две руки и нет рогов с хвостом – и нормально!

– Ничего не делать? – С сомнением уточнил я.

– Точно! Ты же ничего ей не делал пока?

– Ну… В принципе, ничего…

– А ты нам точно все рассказал? – Вкрадчиво уточнили в трубку.

– Практически.

– И где сейчас Ника?

– В Москве, – бодро ответил я. – Не могу сказать, где точно, сами понимаете. Я за ней не слежу.

– Это правильно, – одобрили сестры. – С ней точно все в порядке?

– Уверен. Охрана шикарная, собеседники умные, понимающие, кормят три раза в день, – оборвал я себя, поняв, что заговариваюсь.

– … Ты ее посадил? – С каким-то удивленным негодованием спросила Катя.

– Но ее скоро отпустят, там никаких доказательств! Слушайте, у меня впереди еще четыре экзамена, а она ведет себя просто ужасно! Да, я понимаю, что пришло время добрых дел, но давайте оно наступит через три дня, а?

– Ты ее посадил… – Ошарашенно пробормотала Тоня.

– Но ничего ж не потеряно, да ведь? Вон, хвоста у меня не появилось, рогов тоже…

– Ты даже ничего не делать не умеешь нормально! – Возмутились они.

– Слушайте, но это же было до вашего мудрого руководства!

– Ну… Ладно, – неохотно приняли девчонки. – В общем, теперь ничего не делать не получится. Поздно! Вези ее к нам домой.

– Это еще зачем? – Нахмурился я.

– Пусть увидит, какие есть у тебя замечательные мы, папа, Брунгильда, Машк, – вздохнули в трубку. – Только очень тебя прошу, она сама должна прилететь. Не с мешком на голове, не под наркозом и осознавая, куда едет!

– Вам же понравилась та музыкальная группа, – проворчал я.

– Максим!

– Ладно, – согласился я. – Но все маневры только через три дня!

– Ну уж три дня она переживет, – махнули на меня рукой.

– Три дня – это полная ерунда, – согласился я, с удовлетворением нажимая на отбой.

Интересно, за это время можно успеть развязать и окончить войну? И будет ли достаточно обаяния кота с собакой, чтобы она меня за это простила?

Вновь прозвенел телефон.

– Алеу?

– Даже не думай! – Рявкнули сестры.

И вновь гудки.

Я с подозрением посмотрел на трубку, а затем перевел взгляд на центральное зеркало машины, встретившись взглядом с водителем.

– Я же сейчас вслух ничего не говорил?

– Нет, господин.

– Сестры, – буркнул я недовольно, откинув телефон на кресло в сторону. – Ни танк угнать, ни войну начать нормально. Скорей бы уже замуж выдать…